- ...просто маленький кусочек кости откололся, его специальным инструментом рассверлили на частицы и через трубку высосали, как пылесосом.
- Гадость какая! - Моника порывисто обняла Бернарда за шею. - Зачем они предлагают на это смотреть? Но хоть не больно?
Бернард вздохнул и прижал к себе поближе благодарную слушательницу. Маленькая свинка оказалась единственной, кого он сейчас был в состоянии видеть. Он поймал себя на малодушном желании пожаловаться ей на свое состояние и окончательно устыдился. После глупости с Анжелой ниже опускаться было некуда, казалось ему. Но видимо у ямы, куда он проваливался, не было дна.
- Нет. Не больно, - он коснулся губами теплого виска с пушистыми завитками волос. От Моники пахло кондитерской.
Она прижалась щекой к его щеке.
- Ты колючий. И замученный. И грустный.
"Дожился, - мрачно подумал Бернард. - Мне пора на свалку".
- Неправда, - пробормотал он. - То есть... это заметно?
- Мне - да, - задышала Мона ему в ухо. - Другим, наверное, нет.
Бернард легонько погладил ее кудрявые волосы. Мягкие, как у ребенка. Как он раньше этого не замечал?
- Ты мне поможешь? - шепотом сказал он.
Моника встрепенулась так энергично, что свалилась бы с кровати, не держи ее Бернард за талию крепкой рукой. Влажные от избытка чувств глаза вспыхнули готовностью свернуть горы, и Бернард слегка смутился. На сей раз речь шла не о конспирации вроде прятанья документов в коллекции чепухи.
- До туалета дойти, - сказал он. - Не хочу никого звать.
- А тебе разрешили вставать? - взволновалась Мона. - Может, пусть лучше принесут... как эта штука называется?
- Тут у них много штук, - буркнул Бернард. - Утки, банки, катетеры во все дырки. Нет уж, спасибо. Для катетеров есть куда более приятное применение.
- Какое? - оживилась Моника.
- Сколько пробелов в твоем образовании, - усмехнулся Бернард. - Ну ничего, это поправимо.
Он сел на постели, отдернул ширму и тут же встретился взглядом с любопытными глазами соседа. Бернард понимал, что тот подслушивает попросту от скуки. Большой и свободный мир сжался для них обоих до маленькой комнаты, напоминая о себе унылым клочком серого неба в проеме окна, затерянными в тумане силуэтами деревьев и далеким звоном колоколов. За все время к Ларсу никто не приходил.
- Дать костыли, Бандерас? - деловито спросил сосед. - Ну, в туалет.
Бернард вдруг представил свою тушу, повисшую на глупых ходулях, и мысленно ужаснулся.
- Спасибо, обойдусь.
Он опустил на пол здоровую ногу и медленно встал, перенося на нее вес и держась за тумбочку. Перед глазами мгновенно поплыло. В ту же секунду его обхватили руки Моны - с несвойственной девушкам силой.
- Я тебя держу, - радостно сказала она. - Идем?
На ее румяном счастливом личике была нарисована готовность нести его на руках на Эверест. Бернард почувствовал себя последним негодяем.
- Хочешь, чтобы я тебя убил? - пробормотал он, сообразив, что без опоры навалится на бедную свинку всем своим весом. - Дай сюда чертов костыль.
После нелепой возни и провальных попыток не выглядеть цирковым медведем с палкой, Бернард не без помощи Моны дохромал до двери туалета.
- Если у тебя ни черта не получится, не удивляйся, Бандерас, - насмешливо сказал Ларс. - Думаешь, зачем катетер ставят?
- Всё у нас получится! - гневно сказала Мона и громко захлопнула дверь.
Бернард случайно бросил взгляд в висящее на стене зеркало, о чем тут же пожалел. Лучше бы он не видел это чудовище. "Замученный" было мягко сказано. Чудовище было серым, угрюмым и небритым. А ведь предлагали побриться, какого дьявола он прогнал эту сестру? Бернард вдруг сообразил, что на все, что ему здесь предлагают, отвечает отрицательно. Жалкая попытка контролировать ситуацию. Желание сказать "нет" и больнице, и окружающим, и себе самому... Глупость, детский сад, сказала бы Анже... Черт, он не будет о ней думать. Не сейчас.
- Давай я тебе помогу, - прошептала Мона.
Обняв его одной рукой, другой она принялась с энтузиазмом пробираться под белье. Шустрая пухлая ручка добралась до члена и нежно стиснула его в теплой ладошке. Неожиданно Мона придушенно всхлипнула, сползла на пол и уткнулась лицом между ног Бернарда. Ее плечи задрожали.
- Я не буду, я не плачу, нет-нет-нет, - быстро и бессвязно заговорила она. - А не буду, не буду... Ы-ы!..
Бернард тяжело вздохнул.
- Не надо, милая, - он запустил пальцы в ее растрепанные волосы, толком не зная, что хочет - то ли прижать ее голову поближе, то ли оттащить от греха подальше.
- Милая! - всхрюкнула Мона. - Ты назвал меня "милая"! Боже мой.
На него снизу вверх уставились наводненные слезами серебристые глаза. Счастливые и растроганные.
"А что, раньше не называл?" - напряг память Бернард.
- Хочешь сказать, тебе так мало надо? - с досадой сказал он. - Одно слово, и ты уже раскисла. Не показывай такие вещи. Никому. Никогда. Даже если это слово тебе душу вывернет.
Свободной рукой он сгреб в кулак ее мягкие глупые кудряшки. Мона даже не пискнула, хотя он знал, что причиняет боль.
- Ты не просто милая. Ты красивая, потрясающая, роскошная женщина, Женщина с большой буквы. Поверь, я знаю, что говорю. Ты клад, ты цены себе не знаешь, Моника Мюллер! Какого дьявола ты позволяешь мне вытирать об cебя ноги? - Бернард дернул ее за волосы, и кудрявая голова покорно мотнулась. - Не разрешай унижать себя никому, слышишь? Слышишь меня? - прошептал он, уже не способный сердиться и не понимая, зачем это говорит.
- Ты меня не унижал, - всхлипнула Мона. - Это было не всерьез. Я знаю.
Ее детское доверие и трогало, и раздражало.
- Тебя унижает твоя мнимая беспомощность, - Бернард ослабил хватку и бездумно гладил кудряшки, которые только что безжалостно терзал. - Ты не могла удержать отца, который вас бросил, не в силах была продлить жизнь матери. Не остановила мужа, и он ушел, не спасла ребенка, и он умер. Ты ничего не могла сделать, да никто на твоем месте не мог бы! С тех пор ты решила, что не способна ни на что влиять, не можешь ничего изменить в своей жизни? Это чушь! Бред! Встань, черт бы тебя взял! - рявкнул он.
Цепляясь за него руками больше, чем поддерживая, Мона поднялась с колен, неотрывно глядя на него большими мокрыми глазами. Бернард прижал ее к себе - скорей грубо, чем ласково.
- Я пять лет с тобой, несносный поросенок, - пробормотал он. - Ты пять лет держишь меня за сердце, это что, по-твоему? Такое никому не удавалось. Значит, кое-что ты можешь?
Она силилась что-то сказать, но только беспомощно шевелила губами. Слезы одна за другой катились по ее пылающим щекам.
"Ты заслужила лучшей участи, чем годами таскаться за мной, - безрадостно подумал Бернард. - С кем бы тебя познакомить?"
Он уже размышлял об этом, но так и не нашел подходящего кандидата. Как не нашел никого, достойного Аники.
- П-поцелуй меня, - всхлипнула Моника.
Целоваться не хотелось. В пересохшем рту будто нагадили коты и ощущался привкус лекарства. Бернард наклонился, коснулся губами ее соленых мокрых губ и отстранился.
- Отойди от унитаза, - развеял остатки романтики он. - Хоть крышку подними. Помощница. Я не аист, часами на одной ноге стоять.
- Ой, прости! - Мона дернула крышку с такой силой, что та слетела с креплений и осталась у нее в руке.
- Я же говорил, ты сильная женщина, - одобрительно сказал Бернард.
Она отшвырнула крышку и засмеялась сквозь слезы. Ему нравился этот ее смех. Глупый и искренний.
- Можно, я буду на тебя смотреть? - с надеждой спросила Моника.
- Что спрашиваешь, если уже смотришь? - фыркнул он.
Через пару минут выяснилось, что Ларс не пошутил. Как последний дурак, Бернард стоял над унитазом и искренне недоумевал, что мешает ему сделать то, что хочется. Притом давно хочется.
- Черт! Не могу, - пробормотал он, прислушиваясь к себе и не чувствуя ничего, кроме нарастающей боли в прооперированной ноге.
- Это из-за меня? - испугалась Мона. - Я не смотрю, не смотрю!
Она зашла к нему за спину, обняла руками за поясницу и ткнулась носом куда-то между лопаток.
- Ты не при чем. Это похоже на какой-то спазм, - озадаченно сказал Бернард.
- А ты расслабься. Куда тебе спешить? - Мона погладила его по спине и поцеловала через майку. - Слушай, не сердись, но я почитала ту гадость, что ты мне дал... Нет, всё не осилила, противно стало. Я и не знала, что у тебя такие клиенты бывают! Он же псих ненормальный.! Не просто ненормальный, а маньяк настоящий, тюрьма по нему плачет!
- Тише ты! - шикнул Бернард, оглянувшись на дверь.
- Скажи, что его посадили, - умоляюще прошептала Мона. - Скажи, что его наказали за этих бедных девочек. Скотина, с каким удовольствием он это рассказывает, я когда прочитала, как он девочке сосок откусил, чуть не порвала все твои бумажки! Скажи, что он в тюрьме, в психиатрической клинике!
"А если я сообщу, что он на воле, еще и в депутаты Бундестага баллотируется?"
- Могу сказать тебе только то, что с ним все в порядке, - пробурчал Бернард. - Он не насилует девочек и никому ничего не отгрызает. Это его фантазии. Он женат, имеет ребенка, а свои фантазии доверил мне вовсе не для того, чтобы ты их читала на ночь вместо страшилок.
- Фантазии? - растерянно переспросила Мона. - О боже. Я думала, он и вправду это делал.
- Будешь болтать - я тебе тоже что-нибудь откушу, - пообещал Бернард. - Скорее всего голову.
Моника щекотно фыркнула ему в спину.
- Ты же знаешь, что не буду. Фрида эта любопытная, все приставала, приставала, зачем ты с конфетами приходил. Ничего у нее не вышло!
- Однако про нас ты ей рассказала, - хмуро сказал Бернард. - Вот какого черта?
- Откуда ты знаешь? - удивилась Мона.
- Да понял, - с досадой сказал он. - Она тоже здесь?
- Нет. Пошла на лекцию к Киршу. Притворяется, что ей есть дело до предмета.
.
Моника сердито фыркнула.
- Вот как, - пробормотал Бернард, мысленно отправив новость в папку "ФХ". - И Криста пошла к Киршу?
- И Криста.
- Это уже интересно, - удивился он. - Криста пошла к Киршу...О, да-а! - с облегчением застонал он. - Долго ты думал, друг!
Последнее относилось к собственному члену, до которого наконец дошло, что от него хочет хозяин.
- Кирш-ш-ш! - подбодрил его Бернард.
Мона захихикала, сунула палец в горячую струю и демонстративно облизала, лукаво улыбаясь.
- Ох и вкусно, - насмешливо сказал Бернард, щедро поливая унитаз и удивляясь, откуда такие запасы жидкости в организме. Наверняка от проклятых капельниц.
- Вкусно, потому что ты для меня весь любимый и вкусный, - доверительным шепотом сказала Мона. - Только лекарство какое-то чувствуется.
Он вдруг подумал, что разрушил ее барьеры сильнее, чем того хотел. Когда-то эта девушка брезгливо морщила нос от слова "минет". Сейчас она съела бы и дерьмо, не поморщившись. Еще и добавки попросила бы.
Фонтан начал иссякать. Бернарда охватила слабость.
- Мне колют чертовы антибиотики, - пробормотал он. - Дьявол! Держи меня, я сейчас упаду.
Это было близко к истине - от облегчения его начало шатать, и если бы не костыль, он наверняка свалился бы снова. Мона прижала его к себе так крепко, что Бернард охнул.
- Тебе плохо? - тут же взволновалась она.
- Хорошо, даже слишком, - фыркнул он. - И правда, как мало нужно человеку для счастья... Без тебя бы не получилось.
Бернард был уверен, что не заговори ему свинка зубы, он бы так и стоял над унитазом до второго Пришествия. Какого-нибудь местного Христа с животворящим катетером.
Мона счастливо просияла.
- Скажи, я правда такая классная, как ты сказал? - шепотом спросила она. - Ты не пошутил?
Приподнявшись на цыпочки, она поцеловала его в плечо. То самое, заштопанное филиппинским хирургом.
"Что ее к этой дряни как магнитом тянет? - подумал Бернард. - Будто догадывается, что к чему".
- Нет, не пошутил, - он вдруг замер, прислушиваясь к подозрительному шуму за дверью. - Там кто-то пришел. Слышишь?
- Слышу, - прошептала Мона и вздохнула. Она озабоченно поправила его шорты, одернула майку и принялась расчесывать пальцами спутанные волосы - с такой нежностью, что вернувшееся было хорошее настроение Бернарда испарилось как дым.
"Зачем я поощряю ее чувства, вместо того, чтобы отпустить? - мрачно подумал он. - Какого дьявола сказал про эти пять лет? Будто это какой-то позитив! Идиот. Что со мной творится в последнее время?"
Ответа не было. Мона молчала, глядя на него так, будто фотографирует глазами. С минуту Бернард хмуро смотрел на ее губы. Потом сдался, наклонился и медленно поцеловал их, не думая ни о кошачьем дерьме, ни о лекарстве, ни о чем вообще. Даже о том, кто ждет его за дверью.
***
- О, мой друг. Как же ты так!..
Фред сжал его руку своими тонкими, но сильными пальцами, обнял за плечо и дружески похлопал, почти погладил.
- А вот так, - улыбнулся Бернард. - Бум, и всё. Это быстро делается. Привет.
Бернард не знал, рад он другу или предпочел бы сейчас его не видеть. Двойственное отношение к Фредди было чем-то настолько привычным, что Бернард искренне удивился бы, если в один прекрасный день ощутил бы прилив любви или ненависти. И то, и другое осталось в прошлом - далеком, забытом и эфемерном.
Как-то маленькая Аника задала вопрос, который поставил Бернарда в тупик. Он был куда проще, чем детские вопросы в духе "Зачем на небе звезды?" или "Кто родил Бога?". Аника спросила: "Ты любишь дядю Фреда?"
Простой вопрос застал Бернарда врасплох. Он перевел стрелки, принявшись объяснять, что между ним и Фредом нет родства, и никаким дядей тот по определению быть не может. Однако Бернард осознавал, что связь между ними существует - даже более крепкая и глубокая, чем родственная и братская. Их судьбы сплелись намертво, как истертые полоски кожи в старом плетеном ремешке. Бернард и Манфред влияли друг на друга всю жизнь, создавая и разрушая, и чего было больше в их дружбе - хорошего или дурного - Бернард не анализировал, считая и то, и другое понятиями относительными. Что казалось странным - на воображаемом экране BARNY не было папки "Фред". Папки не было, но Фред был. Бернард подозревал, что за многие годы Фредди стал частью его самого - вошел в систему, как одна из вирусных структур, и удалить ее было выше его волевых возможностей.
Бернард учился в университете на заре компьютерной эры, и именно в те годы придумал BARNY - не в том виде, в котором визуализировал ее сейчас, но весьма похожем. Но и у той, старой системы, была предшественница. Думать о ней Бернард не любил - слишком многое было с ней связано, о чем вспоминать было вредно и деструктивно, но забыть ее напрочь он так и не смог. Предтечей BARNY с ее мощным суперпроцессором и красивым экраном была обычная школьная доска. Не такая, как висела в его классе, зеленая, веселая, с цветными мелками и губкой на борту. Другая. Ненавистная. Старая. Черная.
Черная доска стояла у Майеров дома и принадлежала матери Бернарда. К доске прилагалась указка, мел и тряпка. С помощью последних на исцарапанной эбеновой поверхности появлялись и исчезали буквы и цифры, слова и картинки, уравнения и формулы. Доска имела боковые створки, как триптих, на них мать писала по пунктам, что должен сделать Бернард. С просмотра указаний на доске начинался и заканчивался его день. Сделанное следовало вычеркнуть, а если это удовлетворяло мать - стереть, чтобы освободить место для новой надписи.
Ему было десять лет, когда он закрыл скрипучие черные створки, аккуратно вытер тряпкой перечень дел под заголовком "Что нужно сделать" и написал большими буквами, кроша мел и ломая ногти: "Убить Эгона Ратценбергера".
Эгона назвали в честь деда - которого Бернард так и не убил. Старый негодяй по-прежнему жил и здравствовал в баварских владениях Ратценбергеров - играл в гольф, охотился, рыбачил и с энтузиазмом ходил под парусом в свои семьдесят.
Память о том, что последовало за обнаружением матерью надписи, была похоронена BARNY, но день этот стал отправной точкой ее собственного виртуального существования. С тех пор Бернард писал свои намерения на доске воображаемой, а поддавшись тенденциям века, сменил ее на компьютер. Мысленный кинематограф Бернарда в апгрейде не нуждался - качество фильмов с его участием в главной роли с годами не ухудшилось, только репертуар претерпел изменения: юношеских мелодрам не было и духу, а разноплановое порно только изредка разбавляли боевики.
В своих детских фильмах Бернард то спасал, то убивал Фреда, делал друга то сюзереном, то вассалом, то властелином, то рабом (в зависимости от настроения), и так было по сей день: их неравенство осталось константой. В глубине души Бернард знал, что в привычной многим системе координат, где из одной точки разнонаправлено уходят в бесконечность оси Любви и Ненависти, его чувства к другу ближе к той, что обозначена малоосмысленным словом "Любовь". Движутся неведомо куда вдоль чертовой оси, видоизменяясь во времени и пространстве то с позитивным и созидающим, то с негативным и разрушительным коэффициентом.
Хелен заблуждалась, считая, что он ходит к ним в дом ради нее одной и проводит время с Фредом прикрытия ради. Такая чушь могла прийти в голову только эгоцентричной женщине, думал Бернард, слушая ее откровения. Разуверять ее он не стал. Их мужская дружба с Фредом была для него более значимой, чем его к чувства к Хелен. Во всяком случае, он так считал. Да и сравнивать было бессмысленно. Хелен была частью Фреда, и разделить их Бернард уже не мог. Она как-то спросила, почему он за нее не боролся, почему уехал, даже не попытавшись добиться ее любви. Он не ответил. Не на все вопросы нужно отвечать.
- Какого черта ты мне не позвонил? - сердито сказал Фред, оглянувшись по сторонам. - Куда ты попал, мой друг? Это же проходной двор! Спасибо, молодого человека выставили. Хам и болван, вроде тех, что под моими окнами орут и плакатами машут. Не хочешь от него избавиться?
Бернард мгновенно вынырнул из мутного потока мыслей.
- Ты про моего милого соседа? - он бросил взгляд на опустевшую кровать Ларса. - Да брось. Мальчик как мальчик. Я завтра отправлюсь домой. Не суетись.
Фред нервным жестом взъерошил шевелюру. Бернард мельком подумал, что Фредди даже поседеть ухитрился красиво. Его волосы приобрели отблеск металла, черты лица стали резче, но оно все еще казалось молодым. Глаза друга не были прежними - в них таилась тревога, скрытое напряжение грозы в штормовых облаках. Тревога не уходила, даже если Фред улыбался. Вряд ли кто-то замечал это, кроме Бернарда, хотя и ему порой казалось, что он заблуждается, и у Фреда взгляд привычно озабоченного человека, несущего слишком много ответственности и вынужденного быть постоянно начеку. Впрочем, так оно и было. Манфред Ратценбергер выбрал путь, не сулящий покоя ни душе, ни телу.
- Ты уже начал писать книгу? - Фред придвинулся поближе вместе с креслом.
"Когда я говорил тебе про книгу?" - недоуменно подумал Бернард.
- Хелли сказала, ты решил удариться в литературу, - Фред нервно улыбнулся.
Улыбка Бернарду не понравилась.
- Да, есть такие коварные планы... Как там Хелли? - спросил он. - Я давно у вас не был.
Фред быстро наклонился, подобрал с полу апельсин и подбросил в руке.
- Милая у нас клиника... Продукты на полу, - брезгливо сказал он. - Как Хелли? Да как всегда. Собирались вместе тебя навестить, но у нее подвернулось срочное дело в благотворительном фонде. Тебе привет и пожелание скорее встать на ноги.
"Ах вот как? Дело у нее! - Бернард вдруг разозлился. - Даже сообщения не прислала!"