В мире есть края, в которых ветер властвует намного сильнее, чем в моём родном, но, не смотря на это, для меня он всегда был чем-то особенным, и всю мою жизнь можно было бы сравнить с пылинкой, что путешествует, убаюканная воздушными потоками.
Ветер моей жизни начинает свой путь зимней ночью. Что значит ветер зимой в моём краю? О, это всегда метель – безжалостная, дикая. Зимний ветер кружит по улицам, каким-то совершенно волшебным образом проникая во все переулки и закоулки моего городка. Он звенит, завывает и вздымает в воздух снежные хлопья. Да-да, это именно он поднимает полы пальто и меховых шуб, он похищает шапки с голов незадачливых прохожих, и именно он, а никто другой, рисует на небе белые узоры, которые пытливый ум может превратить в крылья диковинных птиц или тела взмыленных от безумного бега лошадей.
О, как бы мне хотелось отправиться в путь на этих бешеных снежных конях! Зимний ветер пробуждает в душе что-то дикое и необузданное. Кажется, ещё пара мгновений, и твои глаза вспыхнут, как на картинках, изображающих шабаш ведьм, и ты бросишься плясать по небу, позволяя ветру играть юбками платья. Но всё это – мираж, иллюзия, порождаемая сознанием, которое несомненно будет затуманено температурой и лекарствами. В моём родном краю мудрено остаться здоровым в зимнюю пору. У тебя будет першить в горле, тебя будет тревожить головная боль, всё усиливающаяся от песен зимних флейт, на которых с особым умением играет всё тот же ветер. Ветер зимой очень искусен. Он не только безрассудно и беспощадно обрывает черные нити проводов, но и рисует на стёклах узоры, подпевая себе то звонким голосом, напоминающим серебряные колокольцы, то глухим басом, шумящим в самой глубине наших домов. И вот к этой его песне, звучащей низко и всеобъемлюще, хорошо подходит треск дров в печке и отсвет огня, проникающий на деревянный пол сквозь щели в заслонке. Кто-то может начать спорить, твердя, что в наш век дрова и печи не столь актуальны, но в душе каждого из нас ещё живёт память о небольших деревянных домах, в чреве которых приветливо и тепло горит огонь. И зимними вечерами, которыми безраздельно властвует ветер, согреть могут только такие очаги, потому что человек, вышедший из дому в такую пору, несомненно будет казаться самому себе маленьким ребёнком, ищущим путь среди огромных сугробов бесконечной темной ночью.
Но вот ясным зимним днем ветер стихает, раздвигаются серые, тяжелые купола облаков, и весь мир озаряется ослепительным светом. Лучи тусклого зимнего солнца отражаются от толстой корочки наста и, многократно усиливаясь, бьют в твои глаза, с расширенными после посещения окулиста зрачками. И ты слепнешь от этого света, зажигающего морозом на твоих щеках колкий румянец. И в это безветренное время, когда мир, сам мир, не учитывая человеческого в него вмешательства, предельно тих, кажется, что все окружающие тебя предметы приобретают несвойственную им до этого остроту. Кажется, что порезаться можно даже просто упав в сугроб или коснувшись комочка белоснежной ваты. И сам ты превращаешься в угловатую сосульку, шуршащую замерзшей тканью куртки. Да что там говорить – даже голос твой, если б тебе вздумалось открыть рот в такое время, не достиг бы, как раньше, ушей собеседника, а опал бы льдинками на землю, обязательно издав при этом предсмертный скрип, рассыпаясь под чьим-то ботинком.
Мир застывает снежными безветренными днями под ослепительными лучами солнца, и даже движения становятся настолько резкими и обрывочными, что ты замечаешь только первоначальное и конечное положение ног, рук, людей и даже машин. И, кажется уже, что окружает тебя не жизнь, а безмолвный сад, полный ледяных статуй. Но солнце начинает светить всё ярче и ярче…
И вот снова дует ветер.
Весна в моих родных краях наступает поздно. Зима крепко держит позиции, глубоко вмерзая в землю, корнями врастая в почву и даже асфальт дорог. Но ветру подвластно всё. В один прекрасный момент он меняется, становясь с каждым своим дуновением всё мягче. И вот он уже начинает играть каплями слёзно тающих сосулек. О нотах этой летящей вниз воды и без меня сказано немало. Она превращает снег, который преграждает ей путь, в лед, но потом и он уже не может соперничать с озорным движением, и так капли достигают чёрной земли, ещё спящей, но уже готовящейся взорваться тысячами маленьких зелёных ростков.
Но до этого пока что ещё далеко. Ветер в весеннюю пору, как и положено любому молодому и неразумному созданию, бросается с головой во всё, что только может привлечь его внимание. Утром он безуспешно пытается выхватить из посеревших сугробов отдельные снежинки, потом, видимо разочаровавшись в этом занятии, он развлекается тем, что подхватывает сумки и пакеты осторожно ступающих по льду людей. Вдоволь нарезвившись к полудню, ветер немного стихает, но всё же не отказывает себе в удовольствии подхватывать под руки какого-нибудь ребёнка, что пытается перепрыгнуть подтопленную солнцем лужицу. Вечером же ветер занят тем, что обдувает уже начинающие оголяться женские ножки, твердя – «ещё рано, девочка, ещё так рано». Но слушает ли кто этого мудрого советчика?
Но ленивая в моих краях весна всё же начинает со временем заканчивать свой вечерний туалет, готовясь выйти в свет во всем своём великолепии. И вот к прыгающим через лужи детям присоединяются и взрослые, потому что – к чему кривить душой? – в моём родном городке весной трудно перебраться из одного его уголка в другой, не намочив ног. И, хоть большинство хмурится и ругается, старается построить из кирпичей и досок переправы через лужи, всё же находятся те, с лиц которых ветер срывает искренние улыбки, освещённые молодым солнцем. И вот уже во власти ветра оказываются первые, ещё робкие, смешки, которые он с огромным удовольствием рассыпает по всей округе, отчего снег, ещё держащийся за землю своими грязными серыми лапами, начинает таять всё быстрее.
И начинают свой бег десятки, сотни, тысячи маленьких ручейков, так упрямо стекающихся в мутную воду рек, лениво освобождающуюся от оков льда. И вот к солнцу уже устремляется первая зелень. И в этих первых ростках так много юной силы и энергии, что, если аккуратно сорвать их ещё молодые листья и заварить из них чай или добавить в суп или салат, то самому можно запросто заразиться особенной весенней нежностью и жаждой жизни.
Вообще, если не отвлекаться на несущественные мелочи, то весна в моих краях – это время особенной мягкости и нежности. Мягко светит солнце, зажигая на юных лицах румянец. И это не та холодная зимняя краска, разукрашивающая ледяные статуи, а что-то особенное, твердящее о торжестве молодости и жизни. Мягок ветер, он вихрится в парусах бегущих по ручьям корабликов, подталкивает друг к другу стесняющихся влюбленных, а, когда весна, наконец, полностью показывает свой лик миру, он срывает с деревьев белоснежные лепестки, и они вместе со сладким ароматом летят куда-то вдаль, чтоб запутаться в волосах и одежде какой-нибудь застенчивой юной девушки. И он обязательно похитит чей-нибудь розовый легкий шарф, чтоб кокетливо забыть его на какой-нибудь ветке, начинающей покрываться листьями…
Но, как бы не прелестна была весна в моих краях, ветер всё дует. Он разбрызгивает по деревьям зелёную краску, и весна, боясь запачкать своё чудесное платье, уступает место лукаво улыбающейся сестре, потому что в воздушные потоки уже начали проникать радужные одеяния бабочек.
Лето – это то время, когда ветер в моих краях особенно желанен. Нет, оно не бывает у нас особенно жарким, но, всё же, бывают такие моменты, когда начинаешь молиться небесам о своём старом шаловливом друге. И летом ветру особенное раздолье – он подхватывает звонкие, радостные голоса, перепутывая их звуки с легкими, пахнущими полевыми цветами волосами, с крыльями бабочек и блеском счастливых глаз.
Лето – это время самого разгара человеческой активности в моих краях. Никогда больше вы не увидите на улице столько лиц. Они потеют, утирают пот, заслоняют рукой глаза от слепящего солнца, покупают мороженое и газировку. И летний ветер в городе подобен хулигану: он может задрать подол у девушки, может разбить её тщательно подготовленную прическу; он бросает песком и мелким гравием в глаза и на мороженое; он срывает с голов кепки и шляпки, сует волосы в глаза и рот; и, что уж совсем бессовестно, он ворует у маленьких детей воздушные шарики, которые тотчас же весело и радостно устремляются ввысь.
Но всё же он желанен, принося с собой освежающую прохладу, а иногда и легкий летний дождь, приятно скользящий по коже. Но городским людям подавай лишь солнце, когда они могут щеголять в своих модных очках, без опасности намочить одежду и волосы. Но ничто не может остановить летний ветер. Он играет белым пухом тополей и одуванчиков, ни во что не ставя человеческое мнение о себе. И надо ли говорить с каким удовольствием он принимает в себя бумажные самолетики, с какой самоотверженностью, наполняет собой крылья всевозможных воздушных змеев, и нет для него никого дороже тех людей, которые бегут, пытаясь удержать веревки с привязанными к ним разноцветными телами.
Но, всё же, если говорить о летнем ветре, то лучше будет сказать о том, какое для него раздолье за городом, где он предстает перед любителями природы во всей своей красе. Он играет с огнем костров, поднимая вверх светящиеся искры, он срывает со струн гитар самые проникновенные звуки. Он шумит кронами деревьев и колышет степные травы, нежась и купаясь в благоухании невзрачных цветов. Он шаловливо сбегает по холмам, касаясь ладонями тонких стеблей, и поднимает в воздух птичьи стаи, бестактно вмешиваясь в их беспечные игры.
Но вот ветер снова возвращается в города, приводя с собой с полей и рек на тонком поводке облака. И, сидя на скамейке или перилах, задрав голову вверх, ты можешь увидеть, как над тобой проносятся их белоснежные пухлые тела. И ты смеешься, и ты переполняешься совершенно невинным детским счастьем, которое бродит в тебе до вечера, перевоплощаясь к заходу солнца во что-то более зрелое.
О, что же может быть лучше тёплой летней ночи! В моих краях летние ночи обычно бывают темны, но ты всё равно находишь уголок желтого фонарного света. И нет ничего приятнее прогулки в такую ночь, когда тишину нарушает лишь легкое шуршание вездесущего ветра, заплутавшего в зеленых кронах деревьев, да твои собственные аккуратные шаги. Но, даже если ты не один, и идешь, нарушая тишину разговорами и звонким смехом, то это тоже хорошо. Всё лето, весь его смысл заключен в этих прогулках, и оно всегда бывает потерянным зря, если ты не провел подобным образом хоть одну ночь.
Утро же летом всегда зовет в дорогу. Порой оно бывает сковано туманом, но ветер и тут врывается в мир, разрывая его в клочья, бросая его обрывки в стекла. И человек, отправившийся в путь в этот час, всегда достигает своей цели, и ветер, вездесущий ветер самолично подталкивает его в спину, не давая остановиться на избранном пути.
Но ночь следует за ночью, утро следует за утром, уносимые в далекие края, они следуют мимо, и наступает тот день, когда ты замечаешь пролетающий мимо лист…
Осенний же ветер в моих краях крайне романтичен. В его танце чувствуется тоска по уходящим шаловливым играм, которым он так любил предаваться ещё недавно. Он грустно колышет разноцветные флажки, каким-то чудом забытые с какого-то летнего праздника, и, если прислушаться, то можно расслышать тонкую печальную песнь.
Осенью, когда кроны деревьев в родном моём городке, как девицы, все сплошь перенимают новую моду на желтые цвета, ветер нагоняет тоску на весь окружающий мир. Ярко-голубое небо, ещё недавно бывшее пастбищем для небольших белоснежных овечек-облаков, становится серым и неприглядным, напоминая мокрый бумажный лист. И осенью, даже когда не идет дождь, всё кажется мокрым: улицы, деревья, дома, лица прохожих. И спастись от этой вездесущей влажности можно только в парках, где серость окружающего разбивается яркими красками листьев. И ветер с огромным удовольствием зарывается в охапки этих драгоценных монеток, разбрасывая их кругом, то и дело сводя на нет однообразную работу дворников.
Осень – самое одинокое время года в моих краях, и никогда ещё одиночество не бывает так красиво, притягательно, как именно в эту пору. Зимой люди жмутся друг к другу, замерзшие и испуганные, весной ими завладевает уже другое чувство, рожденное бурлящей кровью и румяными щёчками, про лето и говорить нечего, когда сама сущность человеческая сбивает их в «компании», ищущие развлечений и выплеска накопленной энергии. Осенью же, да, именно осенью, нужно быть одиноким. Ибо что может быть прекраснее заброшенной тропинки в парке, усыпанной золотистыми листьями, по которой, вместе с тобой бродит только ветер. И именно в такие моменты ты замечаешь, насколько чист воздух, насколько тих и прекрасен мир. Таких дней в моём городе бывает немного, потому что осень – это пора дождей, когда само небо пытается стереть с тебя легкомысленное летнее выражение лица.
Осенний дождь порой может казаться нескончаемым. Он льёт день за днём, снова заставляя прохожих прыгать по улицам и выискивать самый чистый и сухой путь. И дождь, будто сговорившись с ветром, упрямо и настойчиво начинает стирать различия между людьми. И в один тусклый, мокрый день, ты находишь себя в окружении серой однообразной массы людей. И это ещё одна причина, по которой осенью хорошо одиночество, чтоб ты не стал чувствовать себя лишь крохотной каплей в море.
И ты будешь сидеть у окна, наблюдая за тем, как дождевые капли превращают наружный мир в серое полотно. И ты будешь слушать, как ветер стучит в стёкла, выгоняя из города последних запоздавших черных птиц. И ты будешь с тоской и болью в сердце думать о том, как перестают сопротивляться даже листья, срываемые с деревьев и теряющие свои яркие цвета. Они, как и весь мир, опадают на землю, становятся грязно-коричневыми, а потом и вовсе серыми. И лишь ветер, срывающий вывески и размахивающий сереющими полотнами, ещё напоминает о том, что мир ещё не погиб. И вот, когда ты уже готов будешь потерять самого себя в сером тусклом мире, он вносит новый цвет.
Первые белые снежинки, мчащиеся мимо твоего лица, говорят о том, что всё в этой жизни циклично, и радостные, звенящие времена вернутся вместе с ветром, безраздельно владеющим этим миром.