Нехно Виктор Михайлович : другие произведения.

Самодетонация

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками
 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Это - сингл: несколько глав из большого незаконченного романа, скомпанованных в отдельный рассказ. Частная фабула: в эпоху "лихих девяностых" к бывшему уголовнику Пашке, проживающему в полузаброшенном дачном посёлке, приезжают гости - двое профессиональных грабителей и убийц. Пашка "заказывает" им своего соседа; но...
  Виктор Нехно
  Самодетонация
  
  Таковы пути всякого, кто алчет чужого добра:
  оно отнимает жизнь у завладевшего им.
   Соломон.
  Земля не иначе очищается от пролитой на ней крови,
   как кровью пролившего её.
  В. Завет, Числа.
  
  Нежданные встречи.
  
  1
  - Эй, сосед! Выйди на минутку, поговорить надо!
  У калитки, ухватившись за неё обеими руками, стоял Пашка.
  Юрий догадывался, о каких проблемах хочет поговорить с ним безработный активно пьющий сосед, и ради их обсуждения выходить из тени деревьев под лучи всё ещё по-летнему жаркого крымского солнца ему не хотелось. Но при жизни в малонаселённом дачном посёлке нужно поддерживать со всеми тёплые уважительные отношения... И он направился к калитке.
  На аллее, чуть в стороне от Пашки, чётким строем вслед один другому стояли ещё двое молодых мужчин. Ведущим миниколонны являлся невысокий, не более полутора метров, но крепкий и стройный мужчина лет тридцати, одетый в серую хлопчатобумажную рубашку и вчера-позавчера глаженные чёрные брюки. Лицо мужчины имело характерные северокавказские черты, но было не загорело-смуглым, как то обычно для горцев, а светлокожим, даже бледным. Он стоял в вольготной, но недвижной и чуткой, как у сеттера, позе; а по властному выражению его лица, прежде всего - по высокомерному поджатию нервных губ, чувствовалось, что право на команду "Пиль!" он готов предоставить лишь самому себе.
  В метре за спиной элегантного мужчины устало переминался на толстых кривых ногах громадный парень лет двадцати - двадцати пяти. Из-под расстёгнутой на все пуговицы буро-зелёной рубахи выглядывали заросли густых курчавых волос, сплошь покрывавших мощную бочкообразную грудь и мускулистый живот парня. Бёдра в просторных чёрных штанах были заметно шире плеч, что лишь придавало его огромному телу устойчивости и силы. Таким строением, недружелюбным взглядом исподлобья и с виду неуклюжими манерами парень весьма напоминал собою медведя; не совсем уж дикого, но и не затворника, а могучего, обученного кое-каким трюкам зверя наподобие тех, что ранее водили за собою цыгане ради потехи и устрашения простодушных селян. Левое плечо парня оттягивал двумя матерчатыми ручками большой чёрный саквояж, с правого плеча свисала на длинном кожаном ремешке с металлическими застёжками небольшая элегантная сумка в виде коробки, обтянутой серой крупноячеистой тканью.
  - Видишь? Братан ко мне в гости приехал, - с гордостью показал Пашка пальцем на невысокого мужчину. Мужчина, хотя и смотрел бесстрастным взглядом не на Пашку, а на столь же наскучившую ему даль, вульгарный жест Пашки заметил; и высокомерно нахмурился.
  - Наверное, двоюродный? - с вежливым, но довольно ироничным пониманием усмехнулся мужчине Юрий. Мужчина промолчал.
  - Почему - двоюродный? Он мне - роднее, чем родной! Мы с ним три года вместе на нарах чалились! - пьяно закричал Пашка. - А теперь он приехал меня навестить. На денёк; а всё равно - не забыл меня! Понял? А у меня, как назло, голяк. Даже бутылку купить не за что. Выручишь, Юрок? Будь другом, займи полсотни. А? Хотя бы сорок. Я, как разбогатею, сразу тебе отдам! Ну... может, не сразу... по частям. Или что-нибудь принесу... из подарков от родителей. А? Выручай!
  - Извини, не могу.
  - Да ты что, не понимаешь? - возмущённо вскричал Пашка. - Ко мне братан приехал! А ты знаешь, кто он? Да он любого...
  - Ты что, не понял? Не хочет он тебя выручать, - негромким голосом, но очень властным и недовольным тоном оборвал Пашкин выкрик невысокий кавказец; и, повернув голову, пробуравил Юрия холодным запоминающим взглядом серо-стальных глаз.
  - Ты что, не веришь, что я отдам? - не унимался Пашка.
  Юрий и в самом деле не верил, что Пашка отдаст ему долг; в этом отношении Пашка был убежденным антиматериалистом. Но ссориться с соседом не хотелось.
  - Просто не могу. Я сегодня уезжаю, а денег - под обрез. Хоть бы на дорогу хватило.
  - Пойдём, - сказал в окружающее пространство невысокий мужчина.
  - Дай хотя бы двадцатку! - возмущённо выкрикнул Пашка.
  - Я сказал: пойдём, - нервно прошипел кавказец и, не оглядываясь, тронулся в путь. Пашка, метнувшись к нему, принялся в чём-то перед ним оправдываться и что-то ему объяснять. Человекообразный медведь косолапо топал следом за ними.
  2
  Без десяти десять вечера тихонько протренькал старенький механический будильник. Юрий вскочил и в потёмках оделся: дачный электрик на днях отключил подачу электроэнергии на эту аллею из-за подозрений в пользовании электричеством помимо счётчиков.
  Через полчаса ходьбы Юрий вошёл в помещение кассы для электричек. Очередь двигалась медленно, люди подолгу ругались с кассиром по поводу внезапного и резкого удорожания цен на билеты. От скуки Юрий взглянул на плакат расписания Симферопольского железнодорожного вокзала... И - оторопел: в строке "Симферополь - Кисловодск", в графе с текстом "С 1. 10. - по неч. числам", число 10 было переправлено на 09.
  Но ведь вчера, тридцать первого августа, такого изменения в расписании не было! Теперь же получалось, что ехать на симферопольский вокзал сегодня не имеет смысла. С нуля часов наступит завтра, 2.09.1992; а два - число чётное.
  И Юрий пошагал обратно.
  В домике царила темнота, заняться было нечем, а спать Юрию уже не хотелось. И он прилёг на кровати, не раздеваясь, в рассуждении: придёт сон - разденусь и лягу. Не придёт - прогуляюсь по свежему воздуху; глядишь, и найду бродягу.
  Прошло не менее получаса, когда Юрий наконец-то почувствовал, что проваливается в затягивающую дрёму... И даже почудилось, что раскаявшийся бродяга уже бродит по двору...
  Юрий прислушался: тихонько поскрипывает щебёнка недавно насыпанной им дорожки; кто-то крадётся вдоль стены. Звуки шагов исчезли у входной двери. Послышался лёгкий металлический скрип: кто-то, всунув ключ в замок, пытался открыть дверь.
  Юрий тихо встал с кровати и беззвучными шагами подошёл к боковому окну спальни. Косо взглянув вдоль стены влево, в сторону входной двери, он увидел худощавую юношескую фигуру в обтягивавшем тело тёмном спортивном костюме и в глубоко насаженной вязаной шапочке.
  Минуты через две бесплодных усилий незваный гость всунул в скважину другой ключ; с тем же результатом. Вор вновь заменил ключ... Тем временем Юрий прокрался ко входной двери. Он, в отличие от ночного посетителя, знал, что открыть этот замок не смог бы ни один из имевшихся в мире ключей. Феномен состоял в том, что Юрий после первой же попытки ночного ограбления просверлил засов замка, и перед сном всовывал в отверстие гвоздь.
  "Видимо, этот парень - тот самый неуловимый негодяй, обворовавший половину дачных домов. Пора ему обрести давно заслуженную известность", - подумал Юрий; и осторожно вытащил железного сторожа из его засадной ямки. Но ночной посетитель что-то услышал либо почувствовал - и сразу же отскочил на пару шагов от двери.
  Вор и хозяин несколько минут безмолвно стояли по разные стороны двери. Затем Юрий услышал, как скрипнула щебёнка насыпной дорожки: вор тихонько перемещался в сторону окна веранды. Юрий быстро переместился вглубь веранды и присел под стол, стоявший рядом с окном. Из тени стола ему была видна голова человека, внимательно осматривавшего через окно внутренность дома. Нижний край чёрной шапочки вора был уже раскатан и опущен на лицо, лишь глаза тускло посверкивали из проделанных в шапочке овальных отверстий.
  Спустя минуты три вор вернулся ко входной двери. Юрий тоже занял прежнюю позицию. Возобновились звяканья и скрипы торопливо сменяемых ключей; но, как то ни было досадно обоим искателям приключений, замок по-прежнему не поддавался.
  "Вот-вот набор ключей у вора закончится, и он начнёт взламывать дверь фомкой. Или станет бить стёкла, чтобы забраться через окно. Или уйдёт обворовывать другие дачи; а в какую-то из следующих ночей опять придёт сюда. Ни один из этих вариантов мне не подходит. Надо суметь проявить гостеприимство сейчас", - подумал Юрий.
  Вор, после очередной неудачной попытки, потянул ключ из замочной скважины; а Юрий с противоположной стороны начал вдвигать свой ключ, надеясь, что скрипы обоих ключей сольются для слуха вора в один. Но щебёнка уже издавала дробный скрип шагов, удалявшихся в направлении соседнего дачного участка.
  - Стой! - отомкнув дверь, в запальчивости выкрикнул Юрий; и босиком, не тратя времени на обувание помчался следом. Но, вбежав на затенённую деревьями территорию соседнего дачного участка, он резко притормозил: там, во владениях ещё одного забулдыги, запросто можно было наступить на разбитую бутылку или вступить в помойную лужу.
  К тому же - вора и след простыл. В округе царили тишина, покой и насмешливое подмигивание звёзд.
  3
  На следующий день Юрий с утра ушёл в город, а к посёлку вернулся, когда день уже клонился к закату. Массивная железная калитка, вставленная во внешнюю ограду вблизи участка дачного электрика Семёна, была приоткрыта. Юрий, проскользнув через предоставленную ею щель на главную аллею посёлка, метрах в трёх от себя увидел Пашку.
  Пашка, с видом просветлённым и счастливым, покидал территорию усадьбы Семёна. В правом кулаке он ответственно удерживал дужку битого эмалированного ведра, до отказа заполненного питейно - закусочным набором. Две бутылки водки, нормально не вместившиеся в ведро, были воткнуты горлышками вниз в тесные промежутки между другими бутылками, палками варёной колбасы и прочими припасами.
  Заметив Юрия, Пашка быстрым движением спрятал ведро за спиной; при этом качнувшаяся дужка ведра задела за одну из опасно затаренных бутылок, и та упала на дорожку из мелко размолотого ракушечника.
  -Тьфу ты, ...! Чуть не разбил. Привет! - громко воскликнул Пашка. Он, как обычно, был нетрезв, но находился в первой, единственно приятной для окружающих стадии своего опьянения - в состоянии лёгкого возбуждения, стимулировавшего в нём дружелюбие и повышенную разговорчивость.
  - Вишь? Без твоей помощи обошёлся. Всю ночь с Тайкой креветок ловили. Аж на водослив ходили. Зато и наловили хорошо. Еле дотащил до дому. Потом до обеда их варили; потом повёз оптовому покупателю; а обратно от самого города пешком телепаю. Теперь же автобусы к нам только до пяти вечера ходят. Устал - страшно. Вон, всё из рук валится, - жаловался Пашка, всовывая беглую бутылку в карман потрёпанных брюк. - Ну, думаю, зайду по дороге к Сёме, передохну у него немножко. Угощу его по старой дружбе, а заодно уговорю, чтоб нам свет подключил. А он - ни в какую, - с деланной досадой выдохнул Пашка в лицо Юрия изрядным зарядом свежего алкогольного запаха; и тут же опроверг обонятельную информацию: - Так я даже и бутылку открывать для него не стал. С таким и пить противно. Развернулся и домой пошёл.
  - Что-то я не понял. Разве в лимане есть креветки? - удивился Юрий.
  - А ты что, до сих пор не знаешь? - ответно удивился Пашка; но тут же сменил тему. - А ты что здесь делаешь? Ты же, вроде бы, собирался куда-то ехать.
  - Да-а... денег на билет не хватило, - с подозрением взглянул на него Юрий. - Цены увеличились в два с половиной раза. Со вчерашнего дня билет до Сак - как позавчера до Симферополя.
  Но Пашка о новом займе даже не заикнулся.
   - До Сак и без билета доехать можно. Там же все контролёры - бабы; что они тебе сделают? Пошли их, да и всё. А пока базар да разговоры, доедешь до своих Сак, - посоветовал он.
  Юрий брезгливо сморщился, а Пашка заинтересованно спросил:
  - А чего ты ночью орал на все дачи? Что, воры лезли?
  - Какой-то парень пытался дверь отомкнуть. Хотел я его впустить, да он убежал.
  - Та, рази их поймаешь, - с видом полной безнадёжности махнул Пашка свободной рукой. - Я, как тебя услышал, хотел на помощь бежать, а потом так и подумал: э, всё равно...
  Вдруг Пашка резко остановился и напрягшимся голосом спросил:
  - А чего ты хотел его впускать?
  - Как - чего? Гасить! - словно "гася" волейбольный мяч через сетку, привычно-резким движением махнул Юрий правой ладонью.
  Но Пашка, похоже, волейболом никогда не увлекался, и волейбольных терминов не знал.
  - Как это - гасить? - с очень неприятным удивлением сказал он.
  - Ну... мочить, - припомнив ещё один синоним того же волейбольного приёма, пояснил ему Юрий.
  - Как это - мочить? - ненавидяще прошипел Пашка. - За пару тряпок - человека мочить? А мне потом что делать без бабы, без жилья?
  - А при чём тут ты? - не понял его логики Юрий; но, вглядевшись в лицо Пашки, стремительно наливавшееся краской яростного гнева, наконец-то понял всё.
   - Что делать? - с холодной брезгливостью переспросил он. - Займись каким-то полезным делом, а не воровством.
  И, презрительно отвернувшись от застывшего на месте собеседника, быстрым шагом направился дальше.
  4
  Дистанцию между собой и тихо матерившимся Пашкой Юрий увеличивал быстро, но мысли его оставались на прежнем месте; слишком уж крепко закрутились они вокруг эмалированного ведра.
  "Возвращается Пашка вовсе не из города; иначе обе верхние бутылки были бы по нескольку раз разбиты. Возвращается он из усадьбы Семёна. Семён и есть Пашкин "оптовый покупатель". Но выдаёт он Пашке съестное и спиртное в обмен не на креветок, а на краденое. Нет уже в лимане креветок, недели две назад все вымерли. Отравились смытыми в лиман ядохимикатами, до сих пор вверх брюшками плавают. Об этом все дачники знают; и только главный креветколов Пашка - не в курсе".
  "Да и не мог Пашка услышать меня от водослива. Он был не в дальнем углу лимана, а где-то поблизости, в боевом охранении. Если бы я поймал вора, Пашка, конечно, сразу же прибежал бы на помощь. Но помогал бы не мне, а... своей жене Тайке. Судя по фигуре, она и есть тот "паренёк".
  "Очевидно, после неудачного посещения моего дома криминальная семейка продолжила свой промысел: "всю ночь ловили". Материальное подтверждение - в ведре, что сейчас несёт Пашка".
  "Можно не сомневаться, что после моего отъезда попытка ограбления будет повторена. Гвоздика в засове уже не будет; а, судя по ночному эксперименту, первый из применённых Тайкой ключей вполне подходил к замку. Видимо, недаром он оказался первым... Что делать? Поставить другой замок? Бесполезно; во многих обворованных домах выломаны двери. К тому же замок надо купить; а денег - в обрез. Да и все хозмаги уже закрыты. Значит, ради покупки и установки замка придётся отложить отъезд ещё на двое суток. Вдруг они для мамы окажутся роковыми?"
  "Ну, обворуют, так обворуют; невелика потеря. Разберусь с ворами после возвращения. А сегодня обязательно нужно уехать".
  5
  Всё нужное для путешествия было приготовлено ещё вчера; после окончания скудного ужина осталось лишь закрыть распахнутую настежь форточку - и можно отправляться на железнодорожную станцию.
  Юрий подошёл к форточке. Вдруг лёгкий порыв тянувшего от лимана бриза принёс к его ушам звуки чьих-то негромких слов, хруст и шорох шагов нескольких пар ног. На слабо освещённой звёздами аллее появилась группа из четырёх человек, составленная из двух колонн по два человека в каждой.
  Огромного косолапого кавказца, шедшего вторым в ближайшей к окну колонне, Юрий опознал сразу. Благодаря чему удалось идентифицировать и его сюзерена: тот уверенной поступью шагал впереди своего оруженосца.
  Справа от человекообразного медведя шёл уже знакомый Юрию "паренёк", на сей раз уверенно идентифицируемый им как Тайка. Впереди неё и рядом с малорослым кавказцем, почтительно сгибаясь к нему всем телом и безумолчно бубня ему что-то в ухо, семенил Пашка. Но "братан" не выказывал Пашке ни малейших признаков благоволения; возможно, потому, что по горскому кодексу почитания старших Пашка обязан был идти сзади него; в лучшем случае - слева; но никак не рядом справа. Причём, похоже на то, правила данного кодекса уже были доведены до сведения Пашки; ведь Тайка, наверное, впервые в своей жизни шла на дело не впереди супруга, а следовала строго за ним. Но сам Пашка явно оплошал.
  Вот полувоенная группировка оказалась на траверзе окна, за плотной занавеской которого стоял Юрий. Вдруг Пашка сделал пару резких шагов вперёд и, выбросив перед лицом "братана" вытянутую руку указующим перстом на окно, умоляющим голосом воскликнул:
  - Да здесь он, Ахмед! Всё равно же мимо идём! Ну что тебе стоит?
  Юрий непроизвольно качнулся от окна вправо, в тень от стены. Ахмед неохотно остановился и с заметным недовольством произнёс:
  - А если уехал?
  - Да я ж тебе говорю: я с ним сегодня носом к носу встречался. Ахмед, ну что тебе стоит? Сам же говорил: никто тебя в твоей Ичкерии искать не будет. А меня и Тайку он завтра же заложит соседям. Или в ментуру сдаст. И тогда нам - кранты. Помоги, братан! Век тебя благодарить буду!
  - А если я из-за тебя только время напрасно потеряю? И клиент из-за позднего часа не выйдет? - зловеще протянул кавказец.
  - Да разве вам много времени надо? Чик-чик - и готово! - заискивающе взмолился Пашка. - А то дело - выйдет! Не сомневайся, всё будет так, как я тебе говорил!
  - Ну... если отвечаешь за свои слова, - с досадой взглянул кавказец на Пашкину руку, продолжавшую торчать перед его лицом длинным знаком "кирпича", - то - ладно, помогу. Муса! - не поворачивая головы скомандовал он. - Поставь сумки под забор и иди. Всё, как обычно. Пашка, скажи подруге, пусть его проводит.
  6
  Гибкая фигура проводника в чёрном и медвежий силуэт молодого кавказца направились к калитке соседнего участка. Пашка и Ахмед продолжали безмолвно стоять напротив окна. Юрий, отступив к проёму межкомнатной двери, напряжённо регистрировал все изменения в окружавшем его дом пространстве; но ничего подозрительного не заметил и не услышал. Кроме, разве что, одиночного "мяу", донёсшего из-за угла стены близ входной двери. Юрию оно показалось странным.
  Коты, живущие в бедных дачных посёлках, маленькие, вечно голодные, пугливые и предельно осторожные. Голоса у них тонкие, резкие, толще дисканта нет ни у кого. Пользуются они своими голосами редко, осторожно, в основном - во время брачного сезона; да ещё когда пуще смерти и злее побоев голод мучит. Но тогда уж клянчат и канючат, пока чего-нибудь не выпросят.
  Этот же кот мяукнул всего лишь раз. Да ещё - таким баритоном, словно всю жизнь на кухне жил, у печки спал и под обеденным столом питался. А протянул своё "мяу" так солидно и неспешно, будто он - не жалкий и слабый дачный изгой, а куда более солидный представитель кошачьего семейства. Если пока и не лев, то, как минимум, барс.
  - Хозяин! Эй! Хозяин! - вслед за странным "мяу" раздался на аллее гортанный выкрик. Юрий, не отвечая, неслышными настороженными шагами переместился в угол веранды, одна стена которого включала в себя входную дверь, а вторая верхними двумя третями представляла собою широкое окно. Из-под окна доносились ритмичные звуки мощного редкого дыхания.
  - Хозяин! Эй! Выглянь на секундочку! Скажи, где у вас председатель живёт? - продолжал кричать Ахмед.
  Юрий, сместившись к стоявшему у окна обеденному столу, бесшумно вполз коленями на его крышку, затем встал на ноги и, придвинув голову к стеклу, выглянул во двор. Под окном, невдалеке от угла дома, виднелась громадная округлая тень опустившегося на корточки и опёршегося на руки человека.
  - Хозяин! Эй! Откликнись! Помоги немножко! Издалека приехали, никого не знаем. У кого ещё спросим? - ещё раз выкрикнул Ахмед. Опять не дождавшись ответа, он тихим голосом, но с явственной угрозой произнёс:
  - Пашка, нет его. Что теперь скажешь?
  - Да здесь он! Здесь! Голову отдаю: здесь! - с паническим ужасом вскричал Пашка.
  - Твою голову я и без твоего разрешения могу взять, - презрительно буркнул Ахмед, а затем выкрикнул: - Муса, выбей дверь и проверь. Если он там, не добивай, оставь мне.
  Юрий к тому моменту уже спустился со стола. Быстро переместившись в спальню, он стал у стены рядом с форточкой и, изображая голосом сонную зевоту, не слишком громко сказал:
  - Ну кто там орёт среди ночи? Только заснул, а тут... О-ох...
  - Хозяин, выйди на минутку! Покажи, как к дому вашего председателя проехать! - повеселевшим голосом прокричал Ахмед.
  - Сейчас... штаны найду... Темнотища же! - выкрикнул Юрий, впрыгивая на стоявшую рядом кровать. Ухватившись обеими руками за верхнюю дужку спинки кровати, он попытался сдёрнуть её; но дужка не поддавалась.
  - Эй, хозяин! Что так долго? Иди без штанов. Здесь темно, никто тебя не увидит! - нетерпеливо выкрикнул Ахмед.
  - Как - никто? А ты? - возразил Юрий, направляясь к шкафу, сколоченному из реек и обрезков древесно-стружечной плиты; при его постройке он использовал в качестве держателя одёжных плечиков довольно увесистую акациевую палку.
  - Не бойся, я мужчинами не интересуюсь!
  - А кто тебя интересует?
  - Председатель!
  - А я председателями не интересуюсь! И не знаю, где его дом! - выкрикнул Юрий; и, вырвав палку из креплений, одним махом ладони сдвинул с неё всю одежду вместе с плечиками на пол.
  - Я знаю, он живёт на последней аллее! Только не знаю, где она. Если боишься выйти, через форточку покажи, как туда проехать!
  "Ага. Это - чтоб твой подручный чем-нибудь шандарахнул меня по голове. Нету дураков, - зло усмехнулся Юрий. - А впрочем... может быть, это - решение?"
  - Сейчас! Стул поднесу к окну, стану на него, и покажу! - громко выкрикнул он.
  Выхватив из шкафа не используемое летом бледно-розовое шерстяное одеяло, он сложил его вдвое и свернул в цилиндр. Подняв с пола только что сброшенный с палки синий рабочий халат, Юрий воткнул крюк оставшихся в халате одёжных плечиков в вертикально поставленный тубус одеяла. Две верхние пуговицы халата он торопливо застегнул; халат оказался как бы одетым на тубус. Поверх торца тубуса он, козырьком назад, неглубоко натянул пляжную тёмно-синюю кепочку с контрафактной надписью "Монтана". С учётом темноты - получился вполне приличный, в меру загорелый, с короткой причёской, с упитанно-толстой шеей пляжно-дачный джентльмен.
  Став за стеною близ окна, Юрий, имитируя самостоятельный подъём "джентльмена" на обещанный стул, неспешно вдвинул кукольную автопародию в её узкое жизненное пространство между окном и занавеской. Зафиксировав "джентльмена" в таком положении, чтобы его "голова" располагалась напротив форточки, и поглядывая одним глазом на аллею из не освещаемого окном пространства, Юрий выкрикнул:
  - Вон, справа от тебя - главная аллея. Свернёте там влево и пойдете до конца.
  - Э! Ты хоть выглянь как следует! Боишься, что ли? - насмешливо, но и с плохо скрытой ноткой досады выкрикнул Ахмед.
  "Ага. Это чтобы твоему громиле было удобнее грохнуть дубиной по голове", - неприязненно усмехнулся Юрий. С одной стороны, именно на такой исход он и рассчитывал; но вдвигать непрезентабельного кукольного двойника в косой сектор лившегося сверху звёздного сияния не намеревался.
  - А зачем тебе на меня глядеть? Я что тебе, красавица? - в тон выкрику Ахмеда ответил Юрий. - Гляди под ноги, чтоб не споткнулся, да иди, куда тебе надо.
  Ахмед вместо ответа резко поднял вытянутую палкой руку, впереди его ладони что-то на миг вспыхнуло и негромко хлопнуло. "Джентльмен" резко дёрнулся верхней частью "тела" назад, кепочка, словно сдёрнутая порывом ветра, улетела на середину комнаты, в межкомнатной стене Юрия что-то коротко и зло хрустнуло.
  "Эге. Да я убит! Надо падать", - понял Юрий; и боком повалился на пол, вместе с собою валя "спиною" вперёд удерживаемого им "джентльмена". Занавеска, зацепившаяся за край одёжных плечиков, оборвалась со стены вместе с хлипким металлическим навесом, накрыв своим саваном "погибшего" "джентльмена" и спасённого им хозяина.
  7
  Во дворе у веранды послышалось кряхтение, затем - короткий, умеренной силы, примерочный толчок во входную дверь. Юрий попытался одним махом перебросить на "тело" куклы свою часть укрывавшей их занавески; но длинная, широкая и по-социалистически прочная занавеска перепуталась, при любой попытке выбраться из-под неё норовила зазвенеть подвесными кольцами, так что отчаянно боровшемуся с нею Юрию удалось высвободиться из её сети лишь через очень утомительное, ужасно долгое время.
  И это вышло очень удачно. Только он напружинился для подъёма на ноги и последующего броска к лежавшей на полу дубинке, как за стёклами бокового окна комнаты вспыхнул свет ручного фонарика. Блики, отражаемые от оконного стекла, освещали хмурое лицо Мусы, внимательно вглядывавшегося внутрь комнаты.
  Юрий успел закатиться под стоявшую рядом с окном кровать, прежде чем пятно света, скользнув по полу, нащупало место упокоения "джентльмена".
  - Лежит. Под занавеской. Вроде не шевелится, - негромко прокричал Муса. - Пойду проверю?
  - Муса, что ты хочешь проверить? Денег у него нет; на билет до Сак не хватило. Качество моей работы хочешь проверить? - с наигранной весёлостью проговорил Ахмед. - Сейчас проверишь. Подними свои бараньи глаза. Видишь, ветка над головой? Как думаешь, попаду я в дерево?
  - Не надо меня попадать... Ты говорил: "Проверь", я спросил. Если хочешь, ветка попади, меня не надо... - уныло проворчал Муса.
  - О! Ты начал умнеть! - с издёвкой хохотнул голос Ахмеда, а вслед за тем на аллее раздался негромкий хлопок. Ветка абрикосы, нависавшая над головой Мусы, резко всколыхнулась, зашуршала стайка сорвавшихся с неё, испуганно кружившихся листьев.
  - Я тебе говорил "проверь", когда это твоя работа была! - высокомерным нервным голосом заговорил Ахмед. - А после моей работы тебе когда-нибудь что-нибудь оставалось проверять? А? Или ты думаешь, я - слепой, и не видел, как он падал? Так падают только мёртвые! Хочешь на себе проверить?
  - Нет, не хочу, - совсем унылым голосом сказал Муса.
  Послышался ещё один хлопок; и вновь вздрогнула ветка.
  - Ладно. Иди сюда.
  - Как идти? - покорно отозвался Муса. - Как сюда шёл?
  - Зачем зря время тратить. Надо успеть ещё два дела сделать, а к утру в Россию вернуться. Что, забыл? Или сбежать захотел? А? Иди через эту калитку.
  Муса неохотно побрёл к калитке.
  - Не открывается, - подёргал он запертую на замок калитку.
  - Перелезай.
  Муса, тяжко вздохнув, начал вскарабкиваться на полутораметровую по высоте калитку. Хлипкое для его веса сварное металлическое сооруженьице тряслось и вибрировало, широченные ступни Мусы не проходили в промежутки между прутьями, так что он вынужден был поднимать своё тяжёлое тело исключительно усилиями рук. Чувствовалось, что, несмотря на большую силу, подъём давался ему только потому, что стоявший в двух метрах Ахмед внимательно следил за каждым его движением.
  Но вот Муса наконец-то уселся на калитку, намереваясь перевалиться через неё на другую сторону.
  - Какой ты торопливый, - зло усмехнулся Ахмед. - Я на тебя ещё не насмотрелся. Стань нормально на калитку, а потом уже слезай, - издевательским тоном приказал он.
  Муса, крайним напряжением сил и необыкновенным чутьём удерживая равновесие, опёрся правой ногой на столб, левой - на вибрировавшую под ним калитку и медленно встал.
  - Я сказал: стань на калитку, а не на столб, - прошипел Ахмед и, вскинув руку, выстрелил. Пуля звонко дзенькнула о столб сантиметром ниже подошвы Мусы, Муса испуганно отдёрнул ногу - и косо, полубоком повалился с калитки в сторону аллеи. Он попытался приземлиться на отставленную в сторону правую ногу; но, видимо, неудачно попал ступнёю на невидимый во тьме камень, громко ойкнул и неловко, со всего размаху рухнул на правый бок.
   Ахмед весело расхохотался. Быстро отсмеявшись, он потерял всякий интерес к поверженному подельнику и повернулся к Пашке.
  - Зови Тайку. Пусть тебя крепко поцелует, и пойдём дальше.
  - Так... я ей сказал, чтоб она Мусе дорогу показала, а сама домой шла. Зачем она нам? - напряжённым голосом ответил Пашка.
  - Как это - зачем? - неприятно удивился Ахмед. - Ты же хотел кур взять.
  - Да... я и сам их дотащу.
  - Сразу двадцать штук? Подушишь.
  - Ну... два раза схожу.
  - У-гу... За Тайку боишься... - задумчиво протянул Ахмед. - А без неё и за себя не боишься? Да-а, Пашка... а ты умнее, чем я думал. Ладно... живите. Любите друг друга. Как-нибудь приеду, посмотрю, как это у вас получаться будет.
  Отвернувшись от Пашки, Ахмед опять взглянул на Мусу.
  - Чего разлёгся? Вставай, пойдём.
  - Ногу подвернул... Скажи Пашке, пусть поможет... - прохрипел Муса.
  - Э-э, да ты - совсем плохой, - издевательски пропел Ахмед. - Может, я помогу? Чтобы ты не мучился? - направил он в лицо Мусы прямую правую руку с вросшим в неё пистолетом.
  - Не надо, сам встану! - испуганно возразил Муса. Торопливо перекатившись на живот, он встал на четвереньки и, суча коленями, быстро пополз к забору. Затем, цепляясь одною левой рукой за калиточный столб, и отжимаясь только на левой ноге, с натужным трудом поднялся.
  - Догоняй, - властно произнёс Ахмед, быстрыми упругими шагами направляясь к главной аллее. Пашка, подобострастно бубня ему в ухо, засеменил справа и чуть позади. За ними ковылял Муса, с трудом нагрузивший на себя одной левой рукой всё те же сумки.
  8
  Оставшись в приятном одиночестве, Юрий взглянул на фосфоресцирующий циферблат "Командирских" наручных часов: до отправления электрички оставалось сорок минут. Этого времени хватало в обрез, чтобы быстрым шагом дойти до железнодорожной станции, купить билет и сесть в электричку.
  Закрывать форточку и убирать с пола накрытую занавеской куклу он не стал; пусть охраняют дом от посягательств Пашки и Тайки. Выйдя во двор, он направился не к калитке, а пошёл через сад к забору, отделявшему участок от главной аллеи. При таком маршруте дом укрывал его от взглядов со стороны усадьбы Тайки. У забора он приостановился и внимательно осмотрел левый отрезок аллеи.
  Ахмеда и Пашку Юрий увидел сразу же; их шагающим теням до ярко освещённого двора дачного электрика оставалось около двадцати метров. А вот определить местонахождение Мусы не удавалось.
  Но вот кавказская овчарка Семёна разразилась злобным лаем на остановившихся подле усадьбы людей. На углу дома вспыхнул мощный фонарь прожекторного типа, заливший ярким светом не только двор, но и почти весь дачный посёлок. Обнаружив большую унылую фигуру, неуклюже ковылявшую на середине длины аллеи, Юрий вновь всмотрелся в происходившее на её конце.
  Ахмед по-прежнему стоял у ограды двора, но Пашки рядом с ним уже не было. В ярко освещённом дворе появилась крупная округлая фигура полуодетого хозяина дачи. Что Семён сказал ночному гостю, Юрий не понял: голос хозяина искажался и заглушался громким басовитым лаем овчарки.
  Увидев хозяина, овчарка окончательно озверела. Став на задние лапы, а передними лапами опершись на забор и сделавшись похожей на сравнительно небольшого, но чрезвычайно разъярённого медведя, она с необычайной яростью вцепилась зубами в сетку. Но после очередного неразборчивого выкрика Семёна овчарка вмиг успокоилась, опустилась на землю, и с того момента ничем не выдавала своего присутствия. "Неужто по команде неприметно шмыгнула в сарай? - удивился Юрий. - Вот это дрессировка!"
  Ахмед, обменявшись с хозяином парою негромких фраз, спокойно вошёл во двор. Вскоре Семён, ухватившись левой ладонью за правое плечо, зябко обнял левой рукой голую грудь и направился в дом. За ним последовал Ахмед.
  "Гастролирующий киллер и пахан местных воров успешно налаживают взаимно полезные контакты, - подумал Юрий. - Благодаря чему у меня есть шанс успеть на электричку. Шанс этот - пройти... нет, пробежать... точнее, - опять взглянул он на часы, - промчаться по автотрассе. Ахмед из дома меня не увидит и, соответственно, не застрелит. Пашка, видимо, отправился воровать кур. Муса до конца аллеи будет идти будет дольше, чем я - бежать, и через сплошную ограду посёлка меня не увидит. Диспозиция вполне удачна. Вперёд!"
  9
  Перебравшись по столбу сетчатого забора на главную аллею, Юрий через пролом в ограде посёлка выбежал к автотрассе. Две трети пути до траверза дачи Семёна он пробежал в комфортных условиях, в темноте. Последние сто метров трассы были залиты ярким светом прожектора, продолжавшего светить от дома неэкономного электрика. Сворачивать в рощу, в заросшие кустами и деревьями буераки не имело смысла; можно было запросто сломать себе ноги и выколоть глаза и, тем не менее, остаться замеченным - фонарь светил не менее чем на километр.
  Оставалось одно: спокойно, в прежнем темпе следовать прежним маршрутом.
  Юрий пробежал по освещённому участку метров двадцать, когда впереди - слева, от калитки посёлка, из густой тени ограды кто-то выкрикнул негромким недоумевающим голосом:
  - Эй, мужик! Закурить не найдётся?
  Юрий на вопрос не ответил, но на возглас отреагировал: побежал не по прямой линии, а косоватыми зигзагами, сгорбил спину, скособочил голову в противоположную от курильщика сторону и вобрал её в плечи, чтобы максимально не походить фигурой на самого себя. Лишь портфель он по-прежнему прижимал к правой стороне груди, из рассуждений: пьяный человек, бегущий среди ночи с приличным интеллигентским портфельчиком - нонсенс; не на работу же он спешит? А полубессознательно качающийся человек, не потерявший болтающегося в руке портфеля - нонсенс вдвойне. Ни один отечественный эксперт в возможность такой победы разума над алкоголем не поверит.
  - Эй, ты! А ну, погоди!- ещё метров через двадцать проорал тот же голос; но уже громче, настойчивее и намного злее. В такой интонации Юрий опознал голос Пашки. И ответил ему: запел-забормотал на мотив блатной "Мурки" что-то даже себе непонятное. Смысл слов был неважен; главное - чтобы Пашка догадался и по собственному опыту понял: если нетрезвый человек устремлён к какой-то важной цели, то неэтично отвлекать его от общения с попутными ему миражами. И уж совсем глупо задавать ему какие-то вопросы или что-то предлагать; он всё равно ничего не расслышит и не поймёт.
  К сожалению, Пашка с нормами этики был явно не в ладах; и с криком:
  - Эй, погоди! Дай хоть прикурить! - погнался за заинтересовавшим его стайером.
  Но время было упущено; Юрий уже миновал место засады.
  Краем глаза заметив Пашкин рывок, Юрий прикинул, что пересечься их маршруты должны вне освещённого фонарём участка; а заодно определил, что Пашка - один, за ним никто не следует. Во дворе электрика, отлично просматриваемом с возвышенной трассы, также не было ни души - кроме прилёгшей у калитки, словно бы пьяной собаки. И Юрий, продолжая "петь" и покачиваться, в прежнем неспешном темпе продолжил бег.
  Бывший боксёр и бывалый уголовник Пашка, идентифицировавший личность бегуна с ненавистным обликом недобитого врага, с возросшим упорством продолжал погоню. При этом выкрикивал он не угрозы, а добрые увещевания: не надо бояться, надо по-хорошему задержаться на секунду; но его крики были настолько свирепыми и громкими, что могли насторожить оставшихся позади бандитов; а также - милиционеров из стоявшего метрах в двухстах впереди загородного офиса ГАИ. Паблисити ни перед теми, ни перед другими Юрию не было нужно; пули Ахмеда летают быстро и попадают точно, милиционеры решают скоро и действуют грубо. Пашку надо было остановить и утихомирить. Надёжный и быстрый способ для этого имелся.
  Через пару шагов Юрий пересечёт вертикальную плоскость раздела между светом и тьмой, чётко обозначенного углом стены сарая во дворе Семёна. Оказавшись во тьме, Юрий приостановится как бы от усталости. Следом за ним секунды через три (этого времени как раз хватит Юрию для адаптации зрения) в провал ночи вбежит Пашка, на мгновение ослепнет - и тут же получит в живот удар "ушира-гери". "Ушира-гери", удар подошвой ноги, выброшенной назад согнутой пружиной всего тела - удар страшной пробивной силы; вряд ли Пашка сможет от него защититься. Дальнейшая схватка, мало сомневался Юрий, будет недолгой. Главное - успеть оттащить Пашку в канаву до появления на трассе каких-то машин, чтобы он не погиб под колёсами, а сам Юрий избежал обвинений со стороны нежелательных свидетелей.
  Вот Юрий уже в засаде ночи. Небольшой встречный шаг левой ногой назад, руки скрещены перед грудью, полусогнутая правая нога опирается на носок, сейчас...
  Со двора Семёна прилетел скрип двери и выкрик Ахмеда:
  - Эй, ты куда побежал? На перекур? Не надо бегать, не надо орать. Иди сюда, я дам прикурить.
  Пашка, словно наткнувшись на стеклянную стену, резко затормозил, развернулся на зов, глотнул воздуха для озвучивания рвавшегося из него сообщения... Но выглянувший из проёма двери Ахмед уже вернулся в дом; и Пашка, после секундного размышления, покорной трусцой устремился к поселковой калитке. А Юрий возобновил бег.
  
  Из огня да в полымя.
  1
  Огромная кавказская овчарка, почуяв приближение ко двору чужих людей, со свирепым лаем заметалась вдоль ограды. Вскоре на углу дома, под самой крышей, ярко вспыхнула мощная ртутная лампа.
   - Пашка, иди к трассе, - сказал Ахмед. - Стань где-нибудь за деревом и посматривай вокруг. Увидишь что-нибудь подозрительное, прибежишь в дом, скажешь мне.
  - А-а...может, я лучше какой-нибудь сигнал подам? А то ж... Сеня меня потом убьёт, - негромким охрипшим голосом пробормотал Пашка.
  - Не волнуйся. Не убьёт, - холодно усмехнулся Ахмед.
  Заскрипела и хлопнула о стену дома входная дверь, распахнутая сердитым толчком изнутри. Во двор из дверного проёма влетело дополнительное пятно яркого света. Пашка поспешно выскочил с территории посёлка. Во дворе появилась огромная, с выпиравшим вперёд упитанным животом, но отнюдь не дряблая фигура Семёна: распаренного, голого до пояса, одетого в просторные трикотажные шаровары с выдутыми коленями, обутого в разбитые старые туфли. В правой руке он держал увесистую монтировку, сделанную из обрезка толстой арматуры.
  - Что тут такое? - сливаясь с осатаневшим лаем огромного пса, разнёсся по округе могучий рёв поселкового властелина. - Кому жить надоело?
  Ахмед легонько постучал концом глушителя по проволоке сеточной ограды. Собака, с диким рычанием привстав на задние лапы, попыталась ухватить зубами раздражавший её предмет. Раздался негромкий хлопок выстрела. Овчарка, конвульсивно дёргаясь всем телом, сползла передними лапами и окровавленной головой по сетке на землю.
  - Твоему кобелю надоело. А может быть, и тебе, - со сладострастной издёвкой произнёс Ахмед.
  - Да... ты что себе позволяешь? Да... вообще... кто ты такой? - с некоторым замешательством прорычал Семён, переводя взгляд с бездыханного тела пса на небольшого человека, по-хозяйски неспешно входившего во двор его усадьбы.
  - Я - смерть твоя. Если не сможешь от меня откупиться, - с плотоядной ухмылкой ответил Ахмед.
  Семён, шагнув вперёд, хотел было занести монтировку над головой, но Ахмед, не поднимая руки, поймал зрачком пистолета правое плечо гиганта и нажал на курок. Семён рычаще застонал, остановился, правая рука повалилась вниз, монтировка выпала из ослабевших пальцев.
  - Зря ты, земляк, в волкодавы пошёл. Тебе с нами не справиться, - глядя на мёртвого пса, но зрачок пистолета по-прежнему направляя на хозяина, с насмешливым сочувствием проговорил Ахмед. Небрежно пнув ногой тело пса, он опять перевёл холодный взгляд на его остолбеневшего хозяина.
   - Ну, что? Остыл? Пойдём в дом, поговорим. Или здесь, с кобелём останешься?
  Семён, не отрывая заворожённого взгляда от следившего за ним пистолета, попятился ко входу в дом. Ахмед хищной ленивой походкой пошёл следом. Проходя мимо выроненной хозяином монтировки, он упруго склонился, на ходу ухватив монтировку в левую руку.
  - Зачем выбросил нужную вещь? Сейчас клад искать будем, пригодится, - с насмешкой сказал Ахмед; и ускорил шаги, чтобы не дать Семёну шанса закрыть за собою дверь.
  2
  Дом Семёна, как и арендуемый Юрием, был построен по одному и тому же стандартному проекту: две комнаты "вагончиком"; сначала - веранда, потом - спальня.
  Все окна в первой комнате были наглухо задёрнуты плотными шторами, вручную состёганными из армейской жёлто-зелёной подкладочной ткани. В комнате было так жарко и душно, словно в ней по-зимнему топили печь. Но печь в доме отсутствовала; была разобрана, как сооружение, понапрасну занимавшее дефицитную площадь. На освобождённом месте располагались две массивные электроплиты, похожие на выдвинувших кривые ноги больших черепах с плоскими коричневыми спинами. Ещё одна такая черепаха стояла на середине комнаты, держа на своей спине сорокалитровый молочный бидон. От бидона исходили волны дурманившего тепла, распространявшегося по всему дому и создававшего обманчивое впечатление, что холоднокровная рептилия сама подлезла под бидон, чтобы греть об него керамические кости своей старой ревматической спины.
  Впечатление, что не электроплита грела бидон, а сам он был наделён необъяснимой способностью к саморазогреву, усиливалось тем фактом, что диск установленного в комнате электросчётчика и не думал вращаться. Да и электрошнур плиты не был подключен к стенной розетке, а юркой чёрной змейкой уныривал под обрезок одной из половиц.
  Плотно задраенную крышку горячего брюзгливо булькавшего бидона соединяла с крышкой другого бидона металлическая трубка с резиновыми наконечниками. Второй бидон, холодный и спокойный, располагался на широкой и очень прочной деревянной лавке. Конечный продукт тоненькой прозрачной струйкой лился из бидона-охладителя в трёхлитровую банку, стоявшую на полу близ лавки в череде таких же, но ещё пустых банок.
  В спальне было немного прохладнее, и не так досаждал запах браги; зато, с непривычки, намертво разил настоявшийся запах пота и условный аромат плохо стиранного, сырого, затёртого и заношенного белья.
  В спальне находилось три человека. Семён, опираясь головой и плечами на стену, располагался поперёк двуспальной деревянной кровати, стоявшей вдоль левой от входа стены. Его правая рука безвольно лежала вдоль тела, левой рукой он прижимал к правому плечу замусоленное и частично пропитавшееся кровью полотенце. Жена Семёна Клава, маленькая, рано постаревшая женщина в неопрятном затёртом халате, сидела рядом с ним. Ахмед, в широко расстёгнутой рубашке, обнажавшей белую безволосую грудь, по-барски развалился на стуле, поставленном поперёк проёма межкомнатной двери.
  Во дворе послышались торопливые шаги. Входная дверь медленно приоткрылась, в дом, не переходя через порог, опасливо заглянул Пашка.
  - Иди сюда. Помоги умной женщине спасти своего тупого мужа, - не обращая внимания на отчаянную жестикуляцию Пашки, сказал Ахмед. - Женщина, вот тебе партнёр. Используй.
   Клава поспешно вскочила с дивана. Пашка, после секундных колебаний, покорно направился через веранду в спальню. Клава, заторможенным взглядом, без особого удивления посмотрев на очередного незваного гостя, показала рукой на огромный диван, стоявший вдоль правой от входа стены.
  - Надо его переставить.
  - Опять ты за своё, дура? Нет там ничего, - приподнимаясь с кровати, с гневным стоном прохрипел Семён. Ахмед направил на него ствол пистолета, Семён повалился обратно к стене, а Клава, вскрикнув:
  - Не стреляй! Я всё покажу! - ухватилась за спинку дивана, пытаясь в отчаянном порыве сдвинуть его громаду с места; но безуспешно. - Пашка, чего стоишь? Иди помоги! - более осмысленно взглянула она на Пашку. Но тот метнулся не к дивану, а к нервно осклабившемуся Ахмеду; и, наклонившись, взволнованным и встревоженным шёпотом забубнил что-то ему в ухо.
  - Ты уверен? - холодно отстранившись от Пашки, высокомерным и раздражённым тоном возразил Ахмед.
  - Да точняк!
  Ахмед нахмурился.
  - Говоришь, на электричку?
  - А куда ещё можно бежать в это время?
  Ахмед на несколько мгновений задумался.
  - Не волнуйся. Всё будет нормально, - не глядя на Пашку, холодно сказал он. - Иди, помогай.
  Пашка ухватился за диван с противоположной от Клавы, ближней к Ахмеду стороны. Через минуту напряжённых усилий обнажилась метровая полоса некрашеного пола, сбитого из коротких, широких и толстых досок.
  - Здесь, - показала женщина пальцем на две расположенные рядом доски. В одной из досок имелось небольшое отверстие. - Но у меня ключа нет, спрашивайте у Сёмы, - показала она испуганным взглядом на мужа.
  - Обойдёмся без спроса, - ухмыльнулся Ахмед и, наклонившись со стула, поднял лежавшую рядом монтировку. - Ломай, - подал он монтировку Пашке.
  - Чего зря полы портить, ещё пригодятся, - прохрипел с кровати Семён. - Клавка, возьми ключ в моих штанах, в правом кармане.
  Клава, достав длинный ключ, подала его Пашке. Пашка, сунув невостребованную монтировку под диван, отомкнул и тем же ключом поднял крышку небольшого, глубиной с полметра, обложенного кирпичом подпола. В подполе находились две вещи: дешёвая деревянная шкатулка и тёмно-коричневая драная сравнительно небольшая дерматиновая сумка.
  - Дай сюда, - показал Ахмед на сумку зажатым в руке пистолетом. Заглянув внутрь сумки, он приятно удивился; затем с небрежным видом поставил сумку на колени, придавил её сверху пистолетом и протянул левую руку за шкатулкой. Содержимое шкатулки его восхитило меньше. Высыпав содержимое шкатулки в сумку, он застегнул на ней молнию и поставил сумку позади своего стула.
  - А ты, оказывается, богатый, - с довольным видом сказал Ахмед Семёну. - А чего деньги пачками не сложил, а пачки бумажками не обернул? Если бумаги и клея нет, резинками можно было стянуть. Или все резинки себе в штаны вставил, чтобы с пуза не соскальзывали? Лучше бы новые штаны купил. Что, денег не хватило? Такой бедный? Или жадный? Жадный, жадный. Целая куча денег, а в драном ходишь. И хитрый. Хочешь бедным казаться. Не хочешь, чтобы я в гости пришёл. Только меня не обманешь. Я всё про тебя знаю. А ещё знаю, что жадные и хитрые в одном месте всё не прячут. Скажи по-хорошему, где ещё спрятал?
  - Нету больше ничего, - угрюмо ответил Семён.
  - Ай, не надо со мной хитрить. Собаку догонять пойдёшь, - укоризненно покачал головой Ахмед; и, взглянув на Клаву, спросил: - Где ещё спрятано, а?
  - Я не знаю, - испуганно ответила женщина.
  - Ай, молодец. Честная женщина. Знает, что где-то спрятано, но не знает, где, - ухмыльнулся Ахмед; и перевёл взгляд на Пашку. - Пашка, тебе нравятся честные женщины? Хочешь её?
  - Пашка, только попробуй её тронуть! Я тебе потом... всё вырву! - угрожающе проревел с кровати Семён.
  - Потом поздно будет. Ты лучше сейчас её выкупи, - с издевательской улыбкой предложил ему Ахмед. - У тебя сколько ещё тайников осталось? Два? Два, два. Я таких, как ты, хорошо знаю. Ещё один тайник ты делал, потому что жадный, второй - потому что хитрый. Покажешь первый тайник - выкупишь от Пашки. Покажешь второй тайник - выкупишь от другого мужчины. Тот - вообще зверь. Твоей жене очень понравится. Что молчишь? Деньги дороже жены, да? Ай, какой жадный. Стыдно таким быть. Пашка, начинай.
  - Я не смогу, - пряча глаза, негромко проговорил Пашка.
  - Что такое? Стесняешься? Или поклялся Тайке, что только её любить будешь? Не бойся, она не узнает, - осклабился двусмысленной усмешкой Ахмед.
  - Просто... не получится, - резко побледнев, ещё тише ответил Пашка.
  - Что так переживаешь? Эта добрая женщина тебе поможет, и всё у тебя получится. Поможешь, да? - наведя пистолет на Клаву, спросил Ахмед. Женщина, мелко дрожа всем телом и не отрывая взгляда от чёрного зрачка гипнотизировавшего её пистолета, испуганно молчала. - Или тебя застрелить? Всё равно ты не знаешь, где другие тайники. Или всё-таки знаешь? Вижу, не знаешь. Тогда снимай платье, - жёстко и зло приказал он.
  Клава затрясшимися руками схватилась за низ подола платья и медленно потянула его вверх.
  - Снимай штаны. Быстрей, быстрей, - словно ненароком направив на Пашку ствол пистолета, приказал ему Ахмед. Пашка, бледный, как смерть, принялся торопливо расстегивать ширинку брюк.
  - Не надумал выкупать жену? - скосив взгляд на напряжённо застывшего, ворочавшего выкаченными глазами Семёна, с деланным равнодушием спросил Ахмед.
  - Я ж тебе сказал: нечем выкупать. Всё уже отдал, - задыхающимся голосом прохрипел Семён.
  - Хорошо подумал? Может быть, если тебя ещё продырявить, лучше подумаешь? - зловеще протянул Ахмед, медленно, со злорадным удовольствием поворачивая чёрный ствол с длинным глушителем в сторону застывшего и онемевшего электрика.
  В этот миг Клава, всполошено выкрикнув:
  - Ой, пожар! Горим! Горим! - одёрнула платье и метнулась на веранду.
  Ахмед, привстав навстречу ей со стула, ударил её рукояткой пистолета по согнутой голове. Женщина, словно споткнувшись, уроненным мешком повалилась на пол.
  В комнате установилось напряжённое молчание, состоявшее из угрожающей злобы и напряжённого страха. В эту атмосферу вполне органично и естественно вливался из соседней комнаты резкий запах гари и треск разгоравшегося огня.
  Ахмед, ухватив левой рукой сумку с добычей, ногой отшвырнул стул на веранду и молча попятился вслед за ним. Ствол его пистолета плавно переводил свой зрачок то на приподнявшегося с кровати Семёна, то на полусогнутого, недвижно застывшего Пашку, придерживавшего двумя руками расстёгнутые и приспущенные до колен брюки.
  В дверном проёме Ахмед приостановился и, став боком, бросил быстрый оценивающий взгляд на веранду, быстро завоёвываемую пламенем пожара.
  - Пашка, ты прав. С этой женщиной у тебя уже не получится. С Тайкой, я думаю, тоже, - повернувшись в сторону спальни, с холодной издёвкой сказал Ахмед Пашке, смотревшему на него широко раскрытыми белыми глазами; и трижды быстро нажал на курок.
  Пашка, ухватившись за середину полосатых трусов двумя ладонями, быстро окрашивавшимися между пальцами в красное, дико взвыл и бросился на Ахмеда. Но спущенные брюки, словно путами, подкосили его ноги, и он с грохотом упал рядом с Клавой.
  - Убью, гад! Лучше добей, а то и в Чечне найду и убью! Стреляй! Ты же только в своих стрелять умеешь! Стреляй, сука! - корчась на полу, в диком бешенстве стонал и выл Пашка.
  - Зачем зря пулю тратить? - зло и мстительно усмехнулся Ахмед. - Я лучше тебя здесь оставлю, с твоими друзьями. Вместе вам веселей будет.
  Ещё раз усмехнувшись, на сей раз - самодовольно и насмешливо, Ахмед шагнул назад и захлопнул за собой дверь спальни. Затем он быстрым движением ухватил стул и плотно поставил его в виде наклонной распорки между ручкой двери и полом.
  На веранде уже полыхал настоящий пожар. Причина его угадывалась с одного взгляда. Оставленный без надзора, но продолжавший усердно работать самогонный аппарат переполнил своей продукцией приёмную банку, "первач" пролился на пол, подтёк под расположенную рядом с лавкой "технологическую" крышку, полился на раскалённые, а возможно, и искрившие контакты спрятанной под полом розетки... Далее пошёл обратный процесс: огонь, по самогонной дорожке, добрался до стоявшей на полу банки, от неё загорелся пол и ближний край лавки, от лавки вспыхнули огромные оконные шторы...
  Ахмед, положив сумку с добычей и пистолетом на выходной порог, ухватился за ближний, не охваченный пламенем край лавки; и, приподняв его, свалил бидон охладителя на пол. Из охладителя вырвались все соединённые с ним трубки, в комнате началась битва двух противоположных стихий. Трубка, соединённая с бидоном кипевшей браги, зашипела, заметалась по комнате, выдуваемый из трубки пар этилового спирта вспыхнул прозрачным пламенем, поджигая всё, до чего долетал его острый язычок. А из трубки от водопроводного крана напористой струёй полилась вода. Веранда вмиг окуталась клубами пара.
  Ахмед, бросив лавку, подскочил к раковине и торопливо закрутил кран. Затем он вновь ухватился за лавку и потащил её к двери спальни. Верхний конец лавки он вставил в угол дверной филёнки, нижний - упёр в небольшую щель между половицами. Затем, схватив ещё один стул, он уложил его в качестве распорки между нижним концом лавки и противоположной стеной.
  Неспешно, с удовольствием, с одобряющей критикой полюбовавшись результатами своего труда, Ахмед весело прокричал через забаррикадированную дверь:
  - Эй, пузан! Слышишь меня? Дарю тебе оба оставшихся тайника. А то ещё умрёшь от жадности. Что? Ещё и дверь тебе открыть? Нет, и не проси. Ты же мне не открыл, где твои тайники. Всё, замолчи! Дай с братаном проститься. Эй, Пашка! Как самочувствие? Как здоровье? Чего молчишь? Обиделся, да? Хоть скажи, что Тайке от тебя передать. Может, какое желание вместо тебя исполнить? Конечно, найдёшь! Жди, в аду встретимся. Расскажешь, где жарче: здесь или там.
  Натужно усмехнувшись, Ахмед схватил сумку и стремительной деловой походкой вышел из дома.
  
  Погоня
  1
  - Эй, начальник! Забираю свою машину, - крикнул Ахмед охраннику служебной автостоянки, расположенной на площади возле здания евпаторийской ГАИ.
  - Кто такой? - недовольным тоном спросил милиционер.
  - Иванов. Посмотри, у тебя в тетрадке записано.
  - Что-то ты на Иванова не похож. Документы покажи.
  - Что, морда нерусская? А я и есть нерусский. Чистокровный украинец.
  - А чего фамилия русская?
  - Э, дорогой, неужели сразу не понял? Я же - не чистофамильный украинец, а чистокровный. Кровь, первая группа, от матери. А от отца - пол, лицо и фамилия. Так с тех пор и живу. Кровь - своя, её жалею, остальное - не жалко отдать. Квартира - на жену, фирма - на тёщу, доходы - на родителей, расходы - на любовниц, дача - на детей, машина - на племянника. Во-он он, видишь? Еле плетётся. Ногу подвернул. Пока придёт, год пройдёт. Пока документы достанет - ещё полгода. Не поверишь, такой глупый: положил их на дно сумки, а кучу всяких подарков сверху навалил. Теперь в сумке сам шайтан ногу сломает. Вдвоём с племянником хромать будут. Слушай, зачем они тебе? Лучше глянь в тетрадку; я расскажу тебе всё, что там написано. А хочешь, мои документы посмотри. Я хоть и украинец, а права русские остались, легко прочитать можно.
  Приподняв перед собой левой рукой потрёпанную тёмно-коричневую сумку, Ахмед жестом фокусника сунул пальцы правой ладони под её верхнюю слегка расстёгнутую молнию. Когда он вынул пальцы из-под молнии, в них была зажата зелёная пятидесятирублёвая купюра выпуска тысяча девятьсот девяносто первого года; они ещё ходили в обороте постсоветских стран.
   - Глянь, похож? - ткнув указательным пальцем в профиль Ленина, весёлым голосом сказал Ахмед; и подал купюру милиционеру. - Что, не похож? На, глянь с другой стороны, - подал он вторую пятидесятирублёвку. - Похож? А вот, глянь, техпаспорт, - вынул он из сумки ещё две купюры. - Оставь себе; у меня ещё есть. Только не хмурься. Зачем такой скучный сегодня? Что-то случилось?
  - А, у нас вечно что-то случается, - старательно согнал милиционер довольную улыбку с круглого щекастого лица.
  - Что, и у вас неприятности бывают?
  - А как же. Работа такая, что довольных нами - один из сотни, а недовольных - все остальные. Пока ты при исполнении, ещё как-то терпят; а выйдешь в отставку - каждый норовит лягнуть. Да чего далеко ходить: вот, сегодня обнаружили труп бывшего нашего сотрудника. Очень важного ветерана. А начальство, вместо того чтобы нам помочь и посочувствовать, давай нас же гонять. Вот и получается, будто везде и перед всеми мы одни виноваты.
  - Что, труп на дороге лежал?
  - Если бы на дороге. А то - в собственном доме. Дочка позвонила, отец не отвечает. Приехала, а он - мёртвый. Весь искромсан его же кухонным ножом. Ребята из следственного говорят, жуть смотреть. Но в доме почти всё цело. Пропало только столовое серебро да Лада из гаража. Ну, нам и объявили операцию "Перехват". Вот так всегда; кто-то где-то ушами прохлопает, а мы лови, жизнью рискуй. А мало ли этих Лад? Кстати: у тебя ж тоже "шестёрка"! И тоже - белая. Придётся проверить номера на движке и капоте. Ты пока постой здесь, а я схожу за фонариком и зеркалом.
  - Слушай, что ты будешь зря ходить? Только время напрасно потратим. У меня эти номера записаны на таких же бумажках. На одной - номер движка, на другой - номер капота. Доставать? - улыбчато спросил Ахмед; и опять сунул правую ладонь в сумку. Но на сей раз ладонь поползла дальше, а там взбугрилась, переползая через какое-то препятствие. При этом левой рукой Ахмед подправил сумку так, что её верхняя молния указывала на сердце гаишника.
  - Нет... Это я уже не могу. У меня ж - приказ... Извини, но сам понимаешь - такой случай! Всё-таки - наш ветеран. Если начальство узнает...
  - Не скажешь, не узнает, - холодно усмехнулся Ахмед. Его правая ладонь, легонько царапнув ногтями по чему-то твёрдому, устроилась в сумке чуть удобнее.
  - Ну... ладно. Чёрт с ним, с начальством, оно само... О! Ты глянь! На дачах, похоже, пожар! - увидев отсветы взметнувшегося в небо пламени, удивлённо вскрикнул милиционер. - Надо пожарникам позвонить, пусть кончают дрыхнуть, начинают людей спасать.
  - Э, там спасать нечего, - пренебрежительным тоном возразил Ахмед. - Один пьяный дурачок закурил в туалете, да и заснул прямо на очке. Бумажки вспыхнули, он еле успел выскочить. Так будку даже тушить не стали; пусть горит, меньше вони будет.
  - То, наверно, в другом месте было. Тут горит что-то больше будки.
  - Там, там. Рядом с будкой старый деревянный сарай стоял, тоже загорелся. Хозяин только обрадовался; всё равно, говорит, сносить хотел.
  - А! Ну, тогда - ладно. Но тому уроду всё-таки надо было хотя бы по шее накостылять!
  - Конечно, накостыляли. Но - маловато; успел убежать. А - хитрый; побоялся, что на даче поймают, на электричку побежал. В Саках решил спасаться. У тёщи. Дурачок и есть дурачок; думает, ему у неё лучше будет. Может, ты его видел? Тут должен был пробегать. С тебя ростом, но... немного худее. С портфелем.
  - Был такой. Хотел позвонить с нашего автомата, - показал милиционер на телефон-автомат, прикреплённый к стене левее входа в здание.
  - Позвонил?
  - Нет. Я ему сказал, что у нас телефон служебный, посторонним пользоваться нельзя, - усмехнулся милиционер. - А ты, я вижу, сообразил, что он про вас хотел донести? - заметил реакцию Ахмеда гаишник.
  - Почему так думаешь? - опять приподнял Ахмед слегка опустившуюся сумку.
  - А он сказал, что по ноль два звонить хочет.
  - А ты?
  - А я, - опять усмехнулся милиционер, - подумал: чего ради коллег среди ночи беспокоить? Ну, и сказал, что если ему очень надо звонить, пусть напишет заявление на платную услугу, укажет там свои паспортные данные и заплатит мне два рубля, - хохотнул милиционер. - Он пожадничал и побежал дальше. Прямо - с места в карьер рванул. Видать, не хотел, чтоб догнали да добавили! - ещё громче расхохотался он.
  - Э, кому нужно за ним гнаться, - расслабленно усмехнулся Ахмед. - На электричку торопился, - кивнул он в сторону расположенного в полукилометре железнодорожного переезда, по которому со звонким цоканьем пробегала ночная электричка. - Как думаешь, успел?
  - Нет. Он не на электричку побежал. Он побежал к телефону-автомату, что возле столовой, - показал охранник пальцем на продолговатое двухэтажное строение, стоявшее слева от трассы полусотней метров далее монументального здания ГАИ. - Вот стервец! Всё-таки позвонил нахоляву.
  - Точно знаешь?
  - Куда точнее. Минуты через две после того, как он убежал, слышу - топот ног по всему управлению. Смотрю - вываливается из двери целая толпа наших кабинетных умников, и - бегом к столовой. Я уже думал - пожар; или кто-то из твоих земляков бомбу нам подложил. Спросил, один и говорит: дежурный горотдела милиции сообщил нашему дежурному, что кто-то в том телефоне-автомате хулиганит. Сообщает ложную информацию, будто бандиты напали на семью дачного электрика. Типичная подлянка: электрик кого-то оштрафовал, или свет отрезал, вот обиженный и хочет устроить ему ночной переполох. Сейчас это модно. Ну, наши и решили хоть одного дезинформатора поймать. Кстати, скажи: это не у электрика пожар? Если - у него, то - точно этот тип звонил. Больше никого тут не было, а он как раз с той стороны прибегал.
  - Ты, я вижу, догадливый.
  - А, не расстраивай. Был бы догадливый, разрешил бы ему с нашего телефона позвонить. Тут бы уж мы его точно поймали. Мимо меня бы не проскочил.
  - Неужто убежал?
  - То-то и оно. Во, гад, ловкий оказался. Возле будки его видели, а как выбежал на трассу - словно сквозь землю провалился. Ребята решили, что он куда-то спрятался ...
  - Значит, не поехал в Саки на блины. Жа-аль... тёщу...
  - ... а я думаю - вряд ли. Где б он от такой оравы спрятался? Они ж там все кусты и канавы обшарили, весь мусор переворошили. Я думаю, он просто от них убежал. Наши умники привыкли целыми днями на стульях сидеть, сразу запыхались. А за ним, пожалуй, даже я не угнался бы. Да и ты тоже, - урезонил милиционер высокомерно усмехнувшегося собеседника. - Сам, небось, видел: бегает - как лось.
  - Э, где ты видел лося с портфелем? - пренебрежительно хмыкнул Ахмед.
  - Ну, не лось, а конь с этим... с подсумком. Но всё равно - бегает он быстро... пьяные так не бегают... Может, он - не тот алкаш, про какого ты рассказывал? Этого даже волки бы не догнали.
  - Плохо ты знаешь волков, - высокомерно возразил Ахмед.
  - Волков, может, и плохо, - согласился гаишник, - но машины - хорошо. А патрульная машина тоже за ним гналась. С включёнными фарами. Не мог же он её обогнать? Может, и вправду где-то затаился?
  - Тоже мне, специалисты, - с неудержимым скепсисом прорычал Ахмед. - Если бы я его видел на свету... он бы уже не бегал.
  - Да ну! Вряд ли. Что, думаешь, ты один умней и быстрей всего нашего управления?
  - Ну, насмешил, - криво усмехнулся Ахмед. - Умный и быстрый не тот, кто бегает, как конь, а кто на коне. Кто власть и силу имеет. Сейчас власть - это деньги, сила - оружие. У кого они есть, тому и бегать ни за кем не надо. Сами придут, сами всё отдадут.
  - У нас начальник - точно такой деятель, - охотно поддакнул гаишник излишне нервному, но достаточно щедрому клиенту. - Вот сегодня: до обеда в кабинете сидел с книжкой анекдотов и бутылкой коньяка, ржал как лошадь и пил как конь, а после обеда уехал домой, отсыпаться. А мы обязаны и днём, и ночью быть трезвыми. И должны осуществлять этот долбаный "Перехват". Да если б ещё на трассе, там хоть есть чего перехватить. А то - наш умный начальник все патрульные машины в город погнал. Ну, днём ещё ладно; а ночью что там делать? У нас же - не Лас Вегас, а детский курорт. Поставил пост на переезде? И - хватит. Нет, колесите по улицам, ищите убийц. Ага, нашёл дураков. Как будто они поедут кататься на этой машине. Да она уже на запчасти разобрана. Ума - как у коня; а - против власти не попрёшь.
  - Ну, опять ты меня развеселил, - рассмеялся Ахмед, вынимая из сумки букетик из зеленоватых и сиреневато-желтых бумажек; на сей раз выдернулись вперемешку пятидесяти- и сторублёвые купюры. - Не жалко и доплатить. Две бумажки, как договаривались, с номерами движка и капота, остальные - за рассказы.
  - Э, я так на тебе разбогатеть могу. У меня таких баек - навалом. Сейчас жисть такая, что каждый день фокусы подкидывает; все и пересказать не успеешь, - пропел милиционер, ухватив конвульсивно сжавшейся ладонью сумму раза в два больше своей зарплаты.
  - Ну, запоминай или записывай, в следующий раз расскажешь. Как приеду, опять к тебе обращусь. С весёлым человеком приятно и дело иметь.
  - Обращайся, не стесняйся!
  - А если не твоя смена будет?
  - Да у нас все ребята нормальные. Если что-то пойдёт не так - скажешь, чтоб позвали Владика. Мне звякнут, я минут через десять приеду и, чем смогу, помогу. Ну, пока! Пойду всё-таки пожарникам позвоню. Хватит дрыхнуть, пусть выезжают на работу. До встречи!
  2
  Милиционер, отдав Ахмеду честь, неторопливой походочкой направился к зданию ГАИ. Ахмед, с минуту полюбовавшись фейерверком высоких всполохов быстро усиливавшегося огня, повернулся к приближавшемуся Мусе и с раздражением произнёс:
  - Быстрей, быстрей.
  - Нога совсем плохой. Наверно, какой-то кость поломался, - простонал Муса; и, исподлобья взглянув на Ахмеда, робко проговорил: - Больница ехать надо.
  - Сначала дело, потом больница, - открывая ключом правую переднюю дверцу, безапелляционно-холодным тоном сказал Ахмед. Усевшись на сидение, он потянулся левой рукой к боковому стеклу водителя и выдернул стопор дверцы. - Дай мою сумку.
  - Рука тоже распух, - уныло пробормотал Муса, протягивая к нему длинную правую руку со свисавшей с неё на ремне серой сумкой. Ахмед, небрежно сдёрнув сумку с предплечья ойкнувшего помощника, поставил её себе на колени и расстегнул стоявшую слева от него сумку полифема. Там поверх груды ничем не скреплённых, рассыпавшихся разномастных пачек денег и насыпанных на них драгоценностей лежал воронёный пистолет с длинным глушителем.
  - Будешь садиться? Или хочешь полежать? - беря в руку пистолет, негромко спросил Ахмед.
  - Садиться, садиться! - поспешно возразил Муса. Швырнув на заднее сидение сорванную с плеча чёрную сумку, он с видимой опаской повернулся спиной к машине и рухнул ягодицами на сиденье водителя. Осторожно вдвинув правую ногу внутрь кабины, Муса медленно, с видимым страданием повернулся лицом к рулю, неловко ухватил левой ладонью наконечник страховочного ремня и потянул его к защёлке.
  - Что, водила, сам себя боишься? - насмешливо ухмыльнулся Ахмед.
  - Нет. Гаишники прицепятся.
  - Если они прицепятся, ремень тебе не поможет. Только убегать помешает, - опять ухмыльнулся Ахмед.
  Щёлкнул ключ зажигания, заурчал стартёр, коротко взвыл и ритмично затрясся мотор, машина стремительно покатилась на трассу.
  - Куда ехать?
  - Гони за электричкой.
  - А в город не поедем? - уныло спросил Муса. - Там дело есть... Больница есть...
  - Какая больница? Мы уже в розыске. В городе - операция "Перехват", возле переезда - патрульная машина. А на симферопольской трассе - свободно. Доедем до Остряково, там сядем на кисловодский поезд, и - поминай, как нас звали. Если тебе не нравится больница в Теберде, ляжешь в Таганроге или в Ростове. А сейчас мне надо в электричку заскочить. Кое-кому должок отдать.
  - Много отдать надо? - грустно взглянул Муса на груду денег, реквизированную у дачного властелина.
  - Не волнуйся, из твоей доли не возьму, - презрительно усмехнулся Ахмед, перекладывая деньги и ценности из сумки "полифема" в свою. Переложив всё, он опустил до упора стекло своей дверцы и, высунув правую руку наружу, швырнул пустую сумку в лунные блики, отражавшиеся от воды проплывавшего справа лимана. Затем он снова поднял стекло, привалился к нему правым виском и мгновенно провалился в чуткий сон.
  - О; почти догнали. А ну, придави газу, - открыл глаза Ахмед, услышав гудок электрички, сигналившей о своём приближении к месту очередной остановки. Ухватившись за ручку пистолета, он показал Мусе глушителем:
  - Станешь в начале платформы. Вон там, в тени. Мотор не глуши. Я войду в последнюю дверь и пойду по вагонам вперёд. Как выйду, сразу подъедешь, и погоним дальше. Если до отправления электрички не выйду, езжай на следующую остановку и жди в конце платформы. Понял? Не перепутаешь начало платформы с концом? Голову с задом? Соображай: всё - как в твоей отаре. Сначала берёшь кнут и лупишь овцу по заду, гонишь её на пастбище, а как нагуляла вес - берёшь нож и хватаешь овцу за голову. Сообразил?
  Муса, молча кивнув, крутнул рулём влево, направляя машину с трассы на дорогу к небольшой железнодорожной платформе.
  Электричка неспешно докатывала последние метры, оставшиеся ей до привычного места стоянки. Ахмед положил пистолет поверх беспорядочно насыпанных денежных купюр, но молнию сумки застегнул чуть-чуть, лишь в самом начале, чтобы зубчики молнии прикрывали содержимое сумки, но оставался удобный разрез для ладони.
  - Зачем все деньги берёшь? Возьми долг, а то пусть лежит, - негромко произнёс Муса.
  - Затем, чтобы тебе ждать меня хотелось, - накидывая длинную лямку сумки на правое плечо, с косой усмешкой взглянул на него Ахмед.
  - А если с тобой что случится? Меня в больницу не возьмут. Сейчас за всё надо деньги дать. Не думай плохо, я не убегу. Как убегу? Машина в розыске, нога совсем больной. Не хочешь всё оставить - оставь мой доля, а?
  - Боишься обездоленным остаться? - зло усмехнулся Ахмед. - Не волнуйся, будет тебе твоя доля. После остановки получишь.
  3
  Машинист уже убрал палец с рычажка закрытия дверей, когда увидел растрёпанного взмокшего мужчину, мчавшегося между рельсами навстречу электричке.
  - Чего бегаешь, где не положено? - высунувшись из окошка, неприязненно выкрикнул машинист. - А ну, уйди с пути!
  - В Симферополь... надо... - ответил, задыхаясь, мужчина.
  - А чего ты мне это говоришь? Надо было не сюда, а в кассу бежать. Таких, как ты, у меня в каждом вагоне больше, чем у деда Мазая!
  - Так... Касса всё равно уже закрыта, - махнул мужчина рукой в сторону тёмных окон железнодорожной кассы.
  - А сколько кассирам тебя ждать? Им тоже спать надо. Завтра поедешь! Я что, из-за вас бесплатно должен работать?
  - Я... у вас... куплю... пожалуйста, очень надо...
  - Купит он! Я что, билеты с собой вожу? Ну...Ладно, - немного подобрел машинист. - Лезь в первый вагон. Сейчас к тебе паренёк подойдёт.
  Недовольно зашипела и сердито клацнула дверь, открывая зев входа в вагон. Юрий торопливо вскарабкался по ступенькам, дверь закрылась, электричка тронулась в путь. Вначале она шла осторожно и неспешно; а увидев зелёный сигнал светофора, обрадованно свистнула гудком, азартно заурчала двигателями, дробно застучала колёсами и лихо помчалась по переезду через автотрассу к узкому перешейку между морем и лиманом.
  Юрий после короткого общения с помощником машиниста взглянул на мелькавший слева массив оставленного им дачного комплекса; и увидел там всполохи разгоравшегося огня. "Горит дача Семёна", - уверенно определил он. Затем он вспомнил слова Ахмеда: "Не добивай, оставь мне", - и подумал, что в пламени внезапно возникшего пожара наверняка сгорают люди; и, скорее всего, сгорают они живыми.
  А ведь он догадывался... да что там - "догадывался"! В такие моменты нельзя ублажать собственное самолюбие и лукавить перед всевидящим Богом. После расставания с Пашкой он понял, не сомневался, был уверен, что в доме электрика творится что-то ужасное; но, по факту, ничего не сделал для несчастных мучимых людей.
  4
  Тогда, во время размеренного бега сквозь прохладную тёмную ночь Юрий подумал: "Пашка не случайно оказался возле трассы. Но находился он не потому, что хотел прикурить. Он - бывший спортсмен и ночной вор; хотя и пьющий, но не курящий. Он стоял в дозоре, "на атасе". Направить его туда мог только Ахмед. А это означает, что встреча Ахмеда и Семёна носит отнюдь не мирный характер; иначе Ахмед взял бы Пашку на переговоры. Хотя бы - в качестве посредника".
  Вслед за осмыслением этого факта Юрий поймал себя на ощущении, что кое-что показалось ему странным в момент беглого взгляда на двор Семёна. Покопавшись в справочном отделе памяти, он отыскал там мысленный отпечаток "пьяная собака". И вспомнил: мимолётное ощущение, что лежавшая у забора овчарка - пьяна, возникло у него потому, что именно в такой позе лежал бы под забором какой-нибудь подвыпивший забулдыга: ничком, бочком, в луже из собственной мочи, уткнув всклокоченную, вываленную в грязи голову в нижний край забора. Но при этом он бы непременно, из остаточной мужской гордости, хотя бы одной рукой продолжал цепляться за опрокинувшее его препятствие, дабы доказать себе и окружающим, что он - хоть и пьян, но не побеждён; упал случайно, но как немножко полежит - соберётся с силами и встанет.
  Вот и левая лапа собаки была заметно приподнята, словно конвульсивно цеплялась во время падения за сеточную ограду, и - застряла в одной из её ячеек.
  Юрию вдруг вспомнились слова Ахмеда: "Так падают только мёртвые". Ну, конечно же! Собака мертва. А то, что Юрий принял за мочу и грязь, было кровью, разлитой под головой собаки и запёкшейся на её затылке.
  "Тот, кто считает возможным так поступить с собакой на глазах её хозяина, наверняка считает хозяина достойным собачьей участи", - подумал тогда Юрий; и остановился в растерянности. Что, в данной ситуации, делать ему самому? Бежать на помощь Семёну и его жене? Лучше уж - сразу на кладбище. Конечный итог - тот же, а хлопот и нервотрёпки - меньше. Звать кого-то на помощь? Как звать? Стучать и кричать? Кого звать? Пенсионеров-дачников? Никто не выйдет среди ночи; да и - какая от них может быть помощь?
  Может быть, самое умное - не вмешиваться в разборки двух уголовных авторитетов? Действовать по принципу: пусть преступники убивают друг друга; чем меньше их останется, тем лучше будет житься другим людям. Но разве Юрий имеет право решать, заслуживает ли кто-то из людей смерти? Нет. А вот заповедь "Не убивай" - не убивай ни делом, ни словом, ни помыслом - будет им нарушена.
  К тому же в кровавой разборке с Ахмедом пострадает, а возможно, и погибнет не только Семён, но и его жена. А ведь она-то точно не бандитка. Хотя тоже кое в чём перед Богом и людьми виновата; хотя бы в том, что заботится об этом моральном уроде, кормит его, поит, обстирывает, ублажает... Помогает ему в его неправедных делах, старается, чтобы у него были силы и желания для совершения тех мерзостей, что выгодны не только ему, но и ей, поскольку несут в их семью прибыль и доход.
  Но, опять же, имеет ли Юрий юридическое право решать, в чём и насколько она виновата, и какого наказания она заслуживает? Нет. Право определять, кто прав, кто виноват, кого каким образом награждать или наказывать, имеет только государство. Именно для этого и именно поэтому ему и вверяют свои жизни и судьбы его граждане. Вот оно пусть этим и занимается. А дело Юрия, как человека и гражданина, - не пройти мимо страдающего собрата, посильно помочь ему в его беде; и вот за то, как и что было им сделано, он и ответит перед совестью и Богом.
  И тогда он решил: "Надо позвонить в милицию".
  5
  Видит Бог, он старался изо всех сил.
  Вначале Юрий заскочил на территорию ближайшего дачного кооператива; но домик правления, вместе с установленным там телефоном, был заперт, а сторож то ли ушёл, то ли не хотел откликаться на зов постороннего незнакомого человека.
  Оттуда он побежал к телефону-автомату, подвешенному к стене загородного офиса ГАИ. Но скучавший охранник потребовал "написать заявление с указанием паспортных данных". Времени на бюрократические проволочки у Юрия не было; и он помчался к телефонной будочке, стоявшей у входа в общепитовскую столовую.
  Дежурный милиционер, сидевший на другом конце провода, долго, солидно и обстоятельно выспрашивал все подробности сообщаемого ему происшествия. И только когда из здания ГАИ выскочило около дюжины гаишников, Юрий понял: дежурный просто тянул время.
  Юрий помчался к дальнему краю небольшой лесополосы, отделявшей автотрассу от площади перед столовой. Преследователи, решив взять его в клещи, разделились на две группы: одни побежали вдоль левой стороны лесополосы, мимо столовой, другие - вдоль правой стороны, по автотрассе. Ещё одна группа, самая тихоходная и малочисленная, неспешно трусила метрах в тридцати за второй.
  Когда Юрий обогнул дальний конец лесополосы, по трассе метрах в тридцати от него и навстречу ему неспешно громыхал какой-то грузовичок. Юрий сделал несколько шагов по обочине навстречу грузовику; а как только ослепляющий свет фар промчался мимо, едва не зацепившись за борт грузовика перебежал через трассу и с разбегу упал, нырнул на руки в довольно глубокую придорожную канаву.
  Группа бежавших вдоль трассы преследователей, как Юрий на то и надеялся, заметила его начальный рывок к манящим городским огням; и азартно промчалась по опустевшей трассе мимо затаившегося в канаве "террориста". К ним, поверив крикам "он к переезду побежал", присоединились преследователи, выбежавшие на трассу с площади.
  В конце лесополосы грузовик приостановился, вежливо пропуская выезжавшую на трассу патрульную машину. Машина, выбросив перед собой километровый сноп галогенового света, помчалась вслед за толпой пеших преследователей. Боковой свет её ярких фар довольно ясно обрисовал затаившегося в канаве Юрия. К счастью для него, водитель, опасаясь наехать на кого-то из беспорядочно бежавших по трассе коллег, смотрел не по сторонам, а вперёд; а группу из трёх отставших гаишников всё ещё слепил грузовик.
  Как только патрульная машина проехала, Юрий вскочил, выпрыгнул на трассу и с умеренной скоростью побежал в промежутке между двумя группами преследователей: не такой быстро, как передние, и не так медленно, как задние.
  Пробежав несколько метров, он так же неспешно и солидно, по плавной дуге свернул с трассы вправо, на грунтовую дорогу в сторону ближайшей остановки электрички.
  - Петя, это ты? - выкрикнул кто-то из тройки бежавших позади.
  - Я! - не решился Юрий вступать в спор с представителем власти.
  - Ты куда?
  - Гляну там! - ответил Юрий, сделав голос таким же солидным и хрипловатым, каким он был у кричавшего сзади.
   - Я - с тобой! Подожди!
  - Я щас вернус! - знаменитой фразой мудрой ночной птицы возразил Юрий гаишнику, очертаниями фигуры, тембром голоса и обаятельным дружелюбием напомнившего ему Винни-Пуха; и прибавил скорости.
  6
  Не в силах смотреть на пожиравшее людей пламя, Юрий повернулся вправо, к притихшему морю и невидящим взглядом уставился в мелькавшую мимо ночь.
  Да, он сделал всё, что мог; но всё равно - итог наверняка ужасен; или вот-вот сделается таковым. Ни изменить, ни отменить его уже не в силах Юрия, не в силах правоохранительных органов, не в силах государства, не в силах всего человечества.
  "Остаётся только одно: молить Бога о спасении возможных жертв злодея", - подумал Юрий. Прикрыв глаза, он с глубоким чувством зашептал: "Отец наш небесный...", и уже не слышал ни разговоров соседей по вагону, ни стука колёс, ни гудка электрички.
   В какой-то момент он почувствовал возникшее в душе умиротворение; и, хотя и не знал, что Пашка только что взломал фомкой дверь, а вслед за тем Семён её выбил, подумал: "Наверное, спасены".
  Электричка заскрипела тормозами и плавно остановилась. Соседи вскочили, зашумели; яркий свет сиявшего на перроне фонаря проник жёлтыми пятнами сквозь опущенные веки Юрия; он прекратил молиться и открыл глаза.
  И увидел: белая "Лада" на большой скорости мчится от трассы к железнодорожной платформе. Вдруг она резко вильнула вправо - и врезалась в столб осветительного фонаря. Правая часть капота двигателя мгновенно смялась, ветровое стекло словно взорвалось изнутри, сквозь него вылетел светловолосый человек и врезался головой в столб. Из-под его живота вылетела серая коробка, из которой, раскрыв её своей массой настежь, вывалилась какая-то чёрная вещь; вслед за нею беспорядочно полетели из вращавшейся коробки какие-то стекляшки и цветные прямоугольные бумажки.
  Голова вылетевшего человека смялась и вдавилась в тело; тело, на мгновение застыв в горизонтальном положении, неуклюже повалилось на капот автомобиля. "Так падают только мёртвые" - вздрогнул Юрий.
  Осветительный фонарь, до которого дошла волна прокатившегося по столбу сотрясения, вместе со столбом немного наклонился, пару раз мигнул - и вновь засиял холодным люминесцентным светом, бесстрастно играющим разлетавшимися по перрону бумажками.
  - Это что? Деньги? - разнёсся по округе чей-то удивлённый возглас.
  - Деньги, деньги! - с разной тональностью и на разные голоса вскрикнуло ещё несколько человек.
  - Где деньги?
  - Нигде! Не ваше дело! Стойте здесь!
  - Вон деньги! Побежали! - взорвались платформа и электричка гамом выкриков и топотом торопливых ног. Впереди всех мчалась группа подростков лет четырнадцати, подошедших к платформе с расположенного неподалёку морского пляжа. За ними, с криками "Пацаны, брысь отсюда!" бежало несколько молодых мужчин, сумевших первыми выбраться из свалки в дверях вагона. Чуть позади них поспешали бойкие молодые женщины и шустрые сухонькие старушки, им на пятки наступали крепкие деловые мужички...
  К разбитой машине никто из них не приближался. Её двигатель заглох во время столкновения со столбом (Юрию показалось - за миг до столкновения), и, возможно, потому она не загорелась. Водитель, навалившийся на руль длинными толстыми руками и кудлатой чёрной головой, был жив, но почти не двигался, находясь то ли в шоке, то ли в полубессознательном состоянии. Вдруг он, отстегнув ремень безопасности, крепко притягивавший его крупное тело к сидению, сильно ударил левым плечом в дверцу автомобиля. Дверца со скрипом и скрежетом открылась.
  - Не трогай деньги! Это мой деньги! Положи, кому говорю! - закричал он; и на одной левой ноге запрыгал к толпе людей, деловито ползавших по усыпанному деньгами асфальту. Его правая ступня была разута, из дырки в чёрном носке высовывался сильно распухший большой палец, почти не отличавшийся по цвету от носка.
  Через несколько неловких прыжков мужчина зацепился правой ногой за землю, громко застонал и неловко упал на правый бок. Засвистела электричка, из окошка высунулся молодой машинист и громко закричал:
  - Все по вагонам! Отправляюсь! Никого из мародёров ждать не буду!
  К тому моменту на земле не осталось ни бумажки. Люди, кто - с довольным и счастливым видом, кто - стыдливо пряча деньги и разгорячённые глаза, кто - делая вид, что просто так, погулять выходил, заспешили к вагонам. К лежавшему на земле мужчине, с трудом протолкавшись сквозь спешившую ослепшую толпу, подошёл невысокий, непрезентабельного вида мужичок и принялся вытаскивать из узких тесёмок своих потрёпанных брюк изношенный и потёртый жёлто-коричневый ремень. Следом за ним подошёл мальчик лет восьми, одетый в чёрные брючки и матросский бушлатик. В правой ручке, с трудом удерживая его за глушитель, он нёс пистолет, прямыми пальчиками левой ручки держал за уголок желтовато-сиреневую сторублёвую купюру.
  - Дяденька, это ваш пистолетик? - тихим вежливым голоском спросил мальчик у лежавшего мужчины. Тот промолчал. Мальчик положил пистолет рядом с мужчиной и опять спросил: - А можно я за него одну денежку возьму?
  - Отдай! - свирепо прорычал мужчина, протянув к мальчику широко растопыренные пальцы огромной левой ладони. Мальчонка испугался, выронил купюру и быстрыми шажками помчался к электричке, к волновавшейся в дверях матери. Едва он вскочил в вагон, электричка плавно тронулась с места.
  Мужичок присел возле лежавшего мужчины, намереваясь затянуть вокруг его правой голени петлю из ремня. Только тогда Юрий заметил, что правая ступня лежавшего мужчины неестественно вывернута, а под нею поблескивает лужица крови. Но пострадавший, словно не чувствуя боли и мешая оказывать ему помощь, неуклюже дёргался, отталкивался от земли левой ногой и, наконец, повернулся на правый бок. Мужичок, заметив, что тот тянется к лежавшей на земле сторублёвке, небрежным жестом сунул её в нагрудный карман буро-зелёной рубашки пострадавшего. Муса медленно перевалился на спину и громко, жалобно, плачуще застонал.
  20.03.2015 г.
  /В.Нехно/
  
  
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"