Недора Всеволод Сергеевич : другие произведения.

Картины на Воде

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:


 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Что дал человечеству научный прогресс и чего он стоил - один из основных вопросов современного мира. Ответов много; разных, противоречивых. Поколения спорят друг с другом, отстаивая своё мнения по вопросу: а правильным ли путём пошла наша цивилизация. Но, как правило, никто не спрашивает, "а был ли у нашей цивилизации выбор?.."

  - ...и какой в этом смысл? - Снимая очки, и облокачиваясь на кафедру, устало спросил старый профессор. - Зачем изучать нечто, находящееся за тысячи, миллионы световых лет от нас. Зачем тратить свою жизнь на то, что не имеет никакого отношения к нашей жизни как таковой? Не разумнее ли посвятить себя чему-то "поближе к земле", тому, что нам предначертала сама Природа?.. Вот вы, да, вы - профессор обратился к сидящему напротив студенту, - чем вы собираетесь заниматься?
  - Я медицинский физик.
  - Это не ответ. Это название специальности. Я спросил, чем вы хотите заниматься в жизни. Чего добиться, что совершить?
  - Я... - студент запнулся, подбирая слова, чтобы ответ был как можно более серьёзным, а голос уверенным. - Я хочу разработать искусственные органы, которые бы не отторгало тело. Повысить эффективность их работы, хочу развивать науку.
  На несколько секунд в аудитории стало тихо.
  - Сколько лет человечеству, как виду? - Почти добродушно спросил профессор, глядя сначала на говорившего только что студента, а затем на всю аудиторию. - Тысячи? Десятки тысяч? Нет, - сотни тысяч лет. А филогенетическая линия, с которой связано наше с вами появление, отделилась от остальных в Миоцене. Миллионы лет эволюция "трудилась" над человеком, и "трудится" до сих пор. И за всё это время, мудрейшей из создательниц - Природе, почему-то не пришло в голову поместить в организм человека машину из металла и пластика. А ведь она адаптировала нас к окружающему миру, учила нас выживать в самых экстремальных условиях, бороться с болезнями, развивала иммунитет и разум. Она указала нам путь к гармоничному сосуществованию, и чем же мы отплатили за этот величайший дар?
  Кто-то из студентов попытался возразить, но профессор не обратил внимание. Он наперёд знал все, что эти молодые люди могут сказать, всё, чем они могут защититься. Их устами человечество оправдывалось в сотворённом зле, аргументируя свои поступки высшими целями, каким-то призрачным всеобщим благом и светлым будущим. Старик едва сдерживался, чтобы не закричать, указывая в окно на укрытый смогом грязный город: "Посмотрите, вот оно, ваше светлое будущее! И иного не будет! Вам жить в этом мире, растить в нем детей. Однажды вы увидите тоску в их глазах. Тоску по миру, по жизни, что ещё помнит их сердце, но которая навсегда канула в лету усилиями людей. И как бы вы не убеждали себя, что все сделано не напрасно и выбранный путь правильный, в глубине души вы будете чувствовать обман. Ложь, что даст вам спокойно спать. Ложь, на которой и зиждется наша цивилизация!"
  Мысль оборвал прозвучавший звонок.
  - Все свободны, - чуть слышно проговорил профессор вслед уходящим студентам. Сквозь шум задвигаемых стульев и шорох одежды отчётливо слышались насмешки и шутки о безумном старике, по которому "саркофаг плачет". Профессор мог бы запомнить каждого из шутников и потом на экзамене проявить некоторую строгость к ним, но не найдя в этом практического смысла, он отбросил эту идею. "Уважение нужно заслужить" - Размышлял старик, выходя из кабинета и закрывая его на ключ - "А как этого добиться, если студенты не слушают, а те немногие, кто делают над собой это усилие, едва ли понимают хоть слово.
  Люди обезумили. Ослепли от призрачного могущества. Сидя в лодке, затягиваемой течением к водопаду, они изо всех сил помогают стихии.
  Искусственные органы? Искусственные мысли. Искусственные люди..., как же хорошо, что я этого не увижу".
  
  За окном шёл дождь. По стеклу, словно муравьи, бежали извилистыми тропками крупные капли. Автобус ехал медленно, будто каракатица, лавируя в плотном потоке машин. В салоне было тихо. Прислонившись к окнам, люди не смотрели в дождливый сумрак, не оборачиваясь, словно бы за их спинами притаилось что-то мерзко-противное.
  Серый. Серые люди, серые машины, серые капли дождя, оставляющие полоски серой пыли на грязном стекле. Казалось, что из мира удалили все остальные цвета за ненадобностью, непрактичностью. По напряжённым лицам пассажиров, отражающихся в окнах, могло сложиться впечатление, что все они только что вышли из боя, где потеряли всё. И вот, опустошённые, они с холодным отчаяньем направляются в пустые и холодные дома.
  Горько усмехнувшись, старик отвернулся к окну, полностью слившись с массой.
  
  Жил старик за городом, в небольшом доме. Когда автобус, хлопнув дверью, тронулся с остановки, было уже совсем темно. Дождь прекратился, сменившись мелкой моросью. Воздух казался неподвижным и пропитанным влагой, словно губка: сдави - и на землю польются ручейки.
  Старик, не разбирая дороги, глубоко утопая ботинками в грязи, шагал вперёд. Мыслей не было, только предвкушение. Предвкушение тепла и уюта, встречи с дочерью, лёгкого ужина и тихого вечера.
  Когда из-за угловатых чёрных силуэтов недостроенных домов появились четыре желтых пятна, старик ускорил шаг, заскользив по лужам. Вода глухо плескалась под ногами, затекая в ботинки, забрызгивая брюки. Казалось, что впереди четыре маяка; они манят к родному берегу. Свет горел мягко и ровно, - видимо дочь уже приготовила ужин и ждёт его.
  Переступив порог, старик скинул мокрый плащ и небрежно бросил в сторону натянутых для сушки белья верёвочек. Так избавляются от всего старого, и лишнего. Ботинки отправились в полёт следом в том же направлении, разве что чуть пониже, в таз.
  На кухне, - плотно заставленной маленькой комнатке, - было чисто и светло. Все на своих местах, всё помыто и аккуратно прибрано. Почти. Посуда, что дочь использовала для готовки, всё ещё сушилась на подоконнике. На столе, обёрнутая в полотенце стояла кастрюля. Картошка успела остыть.
  Слегка поворчав, что дочь его не дождалась и ушла спать раньше, старик включил плитку и разогрел ужин. Всё равно он был доволен: "она молодец. В последнее время ей трудно приходится: столько работы, в том числе и по дому..."
  Садясь за стол и доставая вилку из нависающего над головой шкафчика, старик снова мыслями вернулся к разговору с дочерью. Она предлагала продать дом, купить небольшую квартиру где-нибудь на окраине города, а оставшиеся деньги оставить на санаторий, который, как дочь часто напоминала, ему просто необходим. Впрочем, она всегда была чересчур заботлива - в мать, и так же красива. Но продать дом, в котором они вместе прожили прекрасную жизнь, было выше его сил и казалось равносильно предательству, отречению от счастья, когда-то наполнявшего эти комнаты.
  Закончив с ужином и помыв посуду, старик хотел уже пойти в гостиную, почитать, как вдруг заметил нечто странное в окне. Даже в самую дождливую и туманю погоду, вдали были видны огни города. Белые, неподвижные, холодные. Огни поражённой раком цивилизации, они всегда напоминали о нынешнем мире. Сейчас же за окном была тьма, словно кто-то заклеил раму чёрной бумагой.
  Старик прислушался - тишина. Ни звука дождя, барабанящего по крыше, ни свиста ветра под крышей. В странном безмолвии лишь гулко отбивало свой ритм уставшее сердце. Старику вдруг почудилось, что всепоглощающая мгла обволокла дом и ищет теперь путь внутрь.
  Постояв так с минуту, старик тряхнул головой, отгоняя глупые мысли, и, задвинув стул на место, медленно пошёл к себе.
  Дом сразу наполнился звуками: скрипели под ногами доски, будто постанывая от тяжести принимаемого веса. Шелестел по шершавому полу длинный халат. И казалось, что сам дом почтенно провожает своего хозяина к месту отдыха.
  Старик старался ступать осторожно, он очень не хотел случайно разбудить дочь. Она встаёт рано, и ещё до рассвета покидает дом. Каждая минута её сна была как хрупкое сокровище, которое хочется оберегать всеми возможными средствами.
  Поднявшись по скрипучей лестнице на второй этаж, старик на минуту остановился у чуть приоткрытой двери. В комнате было темно и свежо. Прохладный ветер дул из приоткрытого окна. Дочь никогда её полностью не закрывает. Старик вдруг подумал: "не простудится ли она", но зайти не посмел, - "это уж точно её разбудит".
  Пожелав ей мысленно доброй ночи, старик отправился к следующей двери, попутно вспоминая, всё ли он сделал и ничего ли не забыл. Но мыслям что-то мешало. Постоянно вспоминались отрывки из того спора со студентом, словно он его не закончил, забыл что-то добавить. Раньше такого не было, а ведь подобного рода разговоры проходили на лекциях едва ли не каждый день, с разными студентами всевозможных специальностей. "С будущими слугами цивилизации, будущими рабами системы". - В сердцах сплюнул старик. - "И сегодняшний ни чем не отличался от сотен предыдущих, так почему же?"
  Расправив постель, старик безвольно повалился на жёсткий матрац. Сил не осталось. Резерв выработан. Время отдохнуть. Отдохнуть от всего: от шума университета, от оболваненных системой студентов, от дождя и грязи, отдохнуть от жизни.
  
  Хоровод воспоминаний. Образы сменяли друг друга так быстро, что разглядеть их, а уж тем более осознать было почти невозможно. Тысячи кадров, миллионы обрывков давно позабытого прошлого. Ненужный груз, который год за годом накапливается в голове каждого человека и, подобно балласту на воздушном шаре, тянет всей сильнее и сильнее вниз, к земле.
  Старик давно заметил, что если не мешать этому хороводу, не пытаться разобраться в смысле отдельных фрагментов, то скоро он потеряет чёткость и поблекнет. Однако, на этот раз всё произошло иначе.
  Старик вдруг обнаружил, что стоит на скалистом берегу. Под ногами, далеко внизу, плещется покрытое белой пеной, будто снегом, неспокойное море. Скалы, растянувшиеся вправо и влево, казались бесконечными и напоминали каменную стену. Небо было серым с расплывчатыми швами, словно старая простыня, нависающая прямо над головой.
  Пасмурно. Моросило.
  Ёжась от холода, старик с изумлением рассматривал творение своего подсознания, как вдруг в ушах зазвучал голос. Вначале неразборчивый, он вскоре начал что-то напоминать.
  - ...хочу развивать науку. - Так закончил тот студент на той лекции.
  Это звучало, как испорченная запись с искажениями и игрой интонаций.
  - И зачем? - В слух спросил старик, удивляясь громкости и силе своего голоса. Словно бы само море тысячами всплесков произнесло эти слова.
  - Чтобы люди могли жить лучше. - Голос стал растерянным. Собеседник явно не ожидал такого странного вопроса, ответ на который, с его точки зрения, был очевиден.
   - Лучше. - С сомнением повторил старик. - Ты взгляни на них...
  Вдруг старик понял, что ему не обязательно говорить. Отражением его мыслей стало море. Хаотические узоры пенных гребней вдруг приобрели отчётливые очертания. Один за другим проносились картины окутанных смогом, затопленных грязью, мрачных городов-мегаполисов. Мелькали замусоренные, тонущие в свалках жалкие клочки природы, словно крошечные оазисы в огромной чёрно-зелёной пустыне. Быстро тая, они превращались в однотипные города-фабрики.
  Затем картинка укрупнилась и стали заметны лица людей, бредущих, словно сомнамбулы, по бесконечным улицам. Тучные тела, серые лица, будто припорошённые пеплом, они шли, равнодушные ко всему и озлобленные на всё. Они смотрели вокруг себя властным взглядом, говорящим "я владею этим", и, одновременно, с отвращением, с презрением.
  - Смотри. - Наслаждаясь наглядностью демонстрации, произнёс старик. - Вот, чего такие, как ты добились своими усилиями. Счастливы ли здесь люди?
  - Я... я не знаю. Но ведь они стали жить дольше, сама жизнь стала легче и безопаснее...
  - Безопаснее? - С искренним удивлением переспросил старик.
  Покорно повинуясь команде хозяина, море взбурлило. Сталкиваясь друг с другом, волны изобразили взрывы. Сотни, тысячи их пронеслись до самого горизонта. Затем, из пенных гребней выстроились шеренги идущих в бой солдат, и тут же брызгами на них обрушился град пуль. По водной поверхности разлились кроваво-красные реки, словно кто-то вылил бочки алой краски.
  Неожиданно налетел резкий порыв ветра, разрушив картины кровавых побоищ. Море вздыбилось, вспенилось, - казалось, оно больше не в силах сдерживать то, что поднималось из глубин. Но затем всё прекратилось. Воздух остановился, словно попал в невидимую ловушку. Море успокоилось, и казалось, что всё кончено, если бы не маленькая чёрная точка, похожая на брошенный кем-то камушек. Она летела над водной гладью к месту, где, угадывались очертания города, нарисованного остатками пены. Когда точка достигла цели, в сером покрове облаков над водой образовалась брешь, и яркий белый свет затопил всё вокруг. Казалось, будто в небе открылся клапан, выпуская поток сияющего жидкого металла, обволакивающего всё вокруг неестественно белым, мертвым, светом. Это продолжалось лишь мгновенье, но море словно обезумило, огромные волны обрушились на скалы, чуть не захлестнув старика и его спутника. Когда вода отступила, на месте города остался лишь расплывчатый силуэт, напоминающий перевернутую колбу или гриб.
  - Об этой "безопасности" ты говоришь? - Спросил старик, глядя на материализовавшегося рядом, собеседника. Его силуэт был расплывчатым, нечётким, словно сотканным из взвешенных в воздухе капелек воды. - Как ты думаешь, если путь человека привел его на грань самоуничтожения, то может быть этот путь был ошибочным? Если уничтожена природа и забыта её красота, то может что-то пошло не так? Если извращены ценности, изуродованы чувства и забыто искусство, то может мы движемся в ложном направлении?
  - Вы все смешиваете. - Отдышавшись, и немного придя в себя, заговорил собеседник. - Вы перечисляете недостатки общества, не говоря о достижениях. Вы...
  - Достижениях?! - Не дослушав, заговорил старик, повышая голос и заставляя море потемнеть. - Да это и есть ошибки! Посмотри, прогресс делает мир непригодным для людей! Эта планета уже опротивела человечеству, и оно под любым предлогом готово её покинуть. Её так изуродовали, что человек инстинктивно воспринимает её, как враждебную среду. Прогресс породил больше проблем, чем решил их, и теперь он сам стал проблемой. Стал угрозой человеческому укладу жизни, его природе, и самой жизни как таковой!
  - Что же вы хотите?! - Не выдержал студент. В его голосе зазвучали нотки обиды и злобы. - Чтобы человек оставался в каменном веке, погибая в зубах тигров?! С тех пор, как человек понял, что взяв в руки камень, и заточив его, он становится сильнее, его путь был предопределён! Всё, что произошло с тех пор, есть лишь логическое развитие событий, цепная реакция, естественная и неотвратимая! А вы хотите всё это отринуть, перечеркнуть тысячи лет эволюции и вернуться назад в пещеры?
  - Нет. - Спокойно и почти наставительно ответил старик. - Я вовсе не отвергаю прогресс. Более того, как и ты, я убеждён, что это единственный путь, по которому человек мог пойти.
  Силуэт собеседника всколыхнулся, и старик готов был поклясться, что видит в его позе изумление.
  - Человек должен развиваться. - Продолжал старик. - Однако, ты видел, на что становится похож наш мир, что прогресс сделал с ним. Подобно поезду, потерявшему управление, он проносится теперь мимо людей, снося на своём пути особняки морали, замки культуры, дворцы искусства. Ему вообще плевать. А человек... Он словно ребёнок, на которого примерили одежду взрослого. Неудобная, она сваливается с его юного тела, путается в ногах, мешается. Но не прогресс - ошибка. Ошибка - то, с какой скоростью он идёт. Ошибка, что он неуправляем. Ошибка, что всё больше людей толкают его вперёд, даже не пытаясь предвидеть последствия своих действий. Ослеплённые силой и властью, что сулит наука, но ведомые всё теми же животными инстинктами, что и тысячи лет назад, они со всей человеческой неистовостью толкают поезд прогресса вперёд. И однажды этот поезд нас раздавит. Как и когда? - Сотни сценариев. Включи телевизор, и ты почти все их увидишь.
  А теперь, взгляни, как мог бы выглядеть мир, находящийся в гармонии, в равновесии между человеком и его творениями, между животными инстинктами и силой разума.
  Серо-бурая картина городских застроек, сотканных из гребней волн, вдруг подёрнулась рабью Тысячи однотипных, будто вылепленных из грязи, домов, заводов и фабрик начали таять, плавясь подобно льду на солнце. Картинка стремительно преображалась, и вот, там, где только что темнели урбанистические застройки, раскинулись густые леса.
  Узоры на волнах просветлели, наполнилось цветами зелени лесов и лазури рек. Всё происходило так легко и изящно, словно бы море само "хотело" поддержать эту свою форму. Казалось, что даже в воздухе запахло чем-то свежим, ароматным. А сквозь изумрудный покров леса, ковром пенных гребней покрывающего поверхность моря, пробивались странной формы пирамидальные постройки, напоминающие громадные ивы , только в десятки раз больше, и наделённый некой симметрией.
  Изображение укрупнилось, и среди "ветвей" одного из таких домов-деревьев показались улочки и дорожки, тонущие в зелени маленьких кустов ягод. Сквозь листву проглядывался массивный "ствол", усеянный окошками и дверьми. По дорожкам и мосткам неспешно прогуливались люди, совершенно обычные, на первый взгляд. Но отличие крылось в деталях: в походке, лёгкой и свободной, но не размашистой, не гордой; в выражении лиц: спокойном и сосредоточенном, но добром; глазах, в которых угадывались любовь и глубочайшее уважение ко всему вокруг.
  Из этих деталей складывался образ настолько противоестественный и чуждый, что могло показаться, что это и не человек вовсе, а какое-то другой существо со схожей физиологией.
  Пока собеседник заворожено рассматривал нарисованное на волнах изображение, старик решал, как закрепить победу: "Увлечённый красочной иллюзией он открылся для нового, став беззащитным. Лёгкая мишень".
  Резким движением руки, старик стёр картину с поверхности моря. Волны нехотя подчинились. Чтобы управлять ими теперь требовались усилия. Но старик чувствовал, что победа близка. Та самая, которой он не достигал никогда. Сладкая победа, когда стоя над поверженным противником, видишь в его глазах осознание собственного поражения, полного и бескомпромиссного, когда все его убеждения, все аргументы, всё - что делало врага врагом мучительно и медленно умирает.
  Старик и не мечтал однажды посмаковать этот момент, но вот он почти у цели. Осталось только нанести последний сокрушительный удар. Предвкушая это, старик бросил все силы на то, чтобы гребни волн вновь приняли очертания серых городов-коробок с бурыми пятнами проказы свалок и заводов. И одновременно, не давая собеседнику придти в себя, до хрипа напрягая голосовые связки, старик закричал:
  - Такие как ты виновны в том, во что превращается планета!
  Не успел урбанистический пейзаж обрести чёткость, как старик разрушил его порывом ветра. Несколько секунд волны метались, словно не зная, что им делать, как вдруг на поверхности возникло расплывчатое изображение того вечернего автобуса его серых пассажиров.
  - Такие как ты виновны в том, что происходит с людьми!
  Азарт усиливался, и старик решил не ограниваться реальностью и показать всё, что он видит своим рассудком, всё, на что его воображение способно. Тьма, таившаяся на границе его сознания, выплеснулась на свободу.
  Небо почернело. В воздухе запахло гарью, мазутом, помоями. Волны взметнулись к небу и вдруг застыли, будто время для них остановилось. Постепенно нагромождения выросших чёрно-фиолетовых "скал" приобрели очертания конусообразных построек, чуть блестящих, будто высеченных в обсидиане. Их частокол тянулся на сколько хватало глаз во всех направлениях. Казалось, что в мире больше ничего не осталось, кроме этих острых шипов, пронзающих тяжёлые, будто налитые нефтью, облака.
  - Вот, к чему всё идёт! - Торжествуя, вскричал старик. - Смотри!
  Скрипя зубами от боли, сводившей судорогой всё тело, старик снова взмахнул рукой, и одна из башен-шипов начала приближаться, заслоняя собой весь горизонт. В отливающей фиолетовым и ядовито-зеленом поверхности проступили крошечные щели-окна. Миллиарды их усеивали шершавую стену башни, словно та была изъедена термитами. Постепенно стало ясно, - это не цельная постройка, а скорее свалка крошечных квадратных камер-комнат, оплётённых толстыми жгутами кабелей, стягивающими пирамиду, словно ремни.
  Наконец одна из комнат приблизилась достаточно, чтобы через окно разглядеть, что внутри. Грязное, слабоосвещённое, замусоренное помещение. По центру, в огромном кресле полулежал огромных размеров "человек". Его тело пронзали тысячи трубок и проводов, стелящихся по всей комнате и исчезающих в горах мусора. Казалось, что это просто красный надутый мешок, нанизанный на тысячи ниток. Голову "человека", - если бесформенный ком, чуть выдающийся из тела, с едва угадывающимися щелями глаз, можно было так назвать, - увенчивали десятки "венков", сотканных из тончайших проводков и трубочек. Глаза "человека" были закрыты, а длинная щель наместо рта, кажется, изображала улыбку.
  - Таким будет результат ваших усилий! - Задыхаясь, едва держась на ногах, закричал старик. - Взгляни на своё "светлое будущее"!
  Краем глаза старик наблюдал, как силуэт собеседника медленно сгибается. "Оружие сработало чётко. Враг повержен. Остался последний штрих..." - Сладко подумал старик.
  - Мир прогресса, науки и технологии! Всё, что можно заменили искусственным, - всё, как ты хотел! Види...
  - Она умерла. - Голос прозвучал со стороны собеседника, но, кажется, ему не принадлежал. Спокойный, равнодушный. Таким голосом говорят, что сегодня ветрено, или завтра будет дождь. - Твоя дочь. Она умерла.
  Старик обмер. Воздух выбило из лёгких, словно его со всех сил ударили в грудь. Стены обсидиановых башен пошли рябью и распались. Вода с шумом полетела назад, в океан. Поднялся сильный ветер. Запахи исчезли. Небо слегка просветлело.
  Хватая ртом воздух, старик упал на скалы. Он пытался что-то сказать, но вместо слов доносился лишь шелест, неотличимый от шума волн и воя ветра. Взгляд старика испуганно метался вокруг, ища собеседника, но средь скал никого больше не было.
  - Спаси, - полным отчаянья голосом прошептал старик.
  - Я бы мог. Да ты меня отговорил... - Всё так же спокойно прозвучал ответ.
  
  ***
  
  Белые стены, кварцевые лампы, стерильный воздух. В тишине кабинета ритмично поскрипывала старая ручка. Доктор предпочитал вести записи по-старинке, хотя никакой необходимости в этом давно уже не было.
  "12.03.20.. в 6 утра поступила пациентка с выраженной сердечной недостаточностью. В течение шести часов её состояние быстро ухудшалось...
  ... Состояние пациентки критическое. Требовалась строчная пересадка сердца. Противопоказания: врожденный порок сердца, фракция выброса менее 20%, ослабленный иммунитет, сопротивление легочных сосудов менее 2 единиц Вуда...
  ... Связаться с родственниками не удалось. Пациентка всё время находилась без сознания. Я считал, что риск при пересадке от живого донора слишком велик. Вопрос был вынесен на консилиум...
  ...двусторонняя пневмония, полное отторжение, - мы не справились...
  ... Время смерти 14.08. Пациентка скончалась от осложнений после операции".
  Отложив записи в сторону, доктор потянулся за кружкой кофе. Случайно взгляд упал на свежий номер медицинского журнала. "Клинические испытания кардиопротезов" - гласила надпись на обложке.
  "Что ж вы так долго, ребята. Что ж так долго?.." - В мыслях произнес Доктор, ставя на стол пустую кружку.
  
  
 Ваша оценка:

Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список
Сайт - "Художники" .. || .. Доска об'явлений "Книги"