Свечи догорают. Я сижу на каменном полу обсерватории - здесь, на вершине Анд, воздух разрежён, каждый вдох даётся с трудом. Вокруг - ещё несколько человек, лица скрыты капюшонами. Дни голодания и травяных отваров стёрли границу между телом и чем-то ещё.
Шаман бормочет на кечуа. Его лицо изборождено морщинами. Я не понимаю слов, но чувствую: он говорит о готовности. Не о чистоте рук или мыслей. О готовности исчезнуть.
Я дрожу. От страха и от жажды - оба чувства неразличимы.
Потом - вспышка.
Не мягкий рассвет. Ослепляющий свет, который раскрывает зрачки настежь.
В этом свете - Он.
Не Инти. Не Куско. Дух, имя которого старше пирамид. Он держит перо кондора. Просто держит. И в этом касании - всё.
"Смотри", - говорит Он без звука.
Перо падает в каньон. Ветер подхватывает, кружит, разрывает на нити. Они тают в воздухе. Но в сердце этого распада что-то не ломается. Новое крыло пробивается сквозь хаос, тянется к небу. Кондор парит над горами.
"Ты - перо", - выдыхает Дух.
И я лечу к Нему. Или Он ко мне. Мы сходимся, как две реки. Не объятия плоти - сплав. Моё бренное "я" касается Его бесконечности, как камень в реке становится гладким от воды.
Я - тот же. И другой.
В этом слиянии открывается: кондор падает в ущелье, но его падение - страсть. Подъём - плод этой страсти. С каждой зарёй он несёт из тьмы не только свет. Ещё и крик.
Дух раскрывает Себя: Он - и ветер пустыни, и ликующий дождь. Засуха и потоп. Ночь и утро. Конец и начало.
Я впитываю этот ритм.
"Здесь твоё бессмертие", - шелестят Его крылья. "Не то, за которым гонятся глупцы. А подлинное - соучастие в перемене. Ты уйдёшь. Твоя оболочка вернётся в почву, как перо в землю. Но то, что узнало Меня, - не угаснет. Оно взлетит с новыми ветрами".
Страх смерти тает. Вместо него - озарение: я не исчезаю. Я меняю форму.
Дух ведёт меня к краю обрыва после бури - голому, мёртвому на вид. Но Он учит видеть: в каждой трещине - обещание. Пустыня плодовита. Ничто чревато всем.
"Вот твоё пробуждение", - Он вкладывает перо в мою ладонь. "Не формула. Живое прикосновение. Ты познал Меня, как река познаёт океан".
Образ тускнеет. Не уходит - ныряет внутрь. Становится биением сердца.
Я возвращаюсь в келью. Странники стоят в тишине. Мы смотрим друг на друга - и в зрачках каждого мерцает тот же блеск.
Шаман поднимает перо. Без слов.
Мы понимаем: вот оно. Не в заклятиях, не в кострах. В чуде пера, падающего и взмывающего.
Я шагаю из обсерватории на рассвете. В груди - озарение: я по-прежнему уязвим. Но моя тьма больше не пропасть.
Трамплин.
Когда настанет миг, когда ветер унесёт моё последнее дыхание, я вспомню этот полёт. Вспомню, как земное и небесное сплелись. И усмехнусь.