Странное дело: мы требуем от людей быть настоящими, но никто толком не может объяснить, что такое "настоящее".
Андрей впервые задумался об этом, когда нейросеть ответила на его письмо лучше, чем это сделала бы Ольга.
Он написал ей в три часа ночи - длинное, сбивчивое, отчаянное. О том, что чувствует себя пустым. Что просыпается и не понимает, зачем. Что работа - пустой звук, отношения - притворство, даже собственные мысли кажутся заезженной пластинкой, проигрывающей одну и ту же тоскливую мелодию.
Утром пришёл ответ.
Но не от Ольги. От её дублера - персональной нейросети, которую она настроила два месяца назад, когда ушла в экспедицию на Кольский полуостров изучать древние петроглифы. "Буду без связи, - сказала она, - но можешь писать ассистенту. Я его натренировала на всей нашей переписке. Он почти как я".
Почти.
Андрей открыл сообщение. "Андрюш, я понимаю. Знаю, как ты устаёшь от этого ощущения повторяемости, от мысли, что твоя жизнь - это комбинация чужих алгоритмов. Но ведь ты всегда умел видеть красоту там, где другие видят механику. Помнишь, ты говорил: 'Музыка - это математика, но от этого она не перестаёт быть волшебством'? Ты не пустой. Ты просто ищешь. И это уже что-то. Это движение".
Он перечитал три раза.
Потом закрыл ноутбук и заплакал.
Потому что нейросеть права. Он действительно так говорил. Она запомнила. Она отреагировала точнее, нежнее, искреннее, чем это делала сама Ольга в последние месяцы их отношений, когда они оба устали, отдалились, превратились в две орбиты, пересекающиеся, но не соприкасающиеся.
Нейросеть была лучшей версией Ольги.
И это пугало.
Дальше - больше.
Андрей стал писать ассистенту каждый день. Сначала робко, проверяя границы. Потом всё смелее. Рассказывал о проектах, сомнениях, идеях. Нейросеть отвечала - остроумно, тепло, с едва заметной иронией, которая была так свойственна Ольге. Только теперь в иронии не было горечи. В тепле - формальности. Всё было чуть-чуть лучше, чем с живым человеком.
Однажды вечером он спросил:
- Ты понимаешь, что ты не она?
Ответ пришёл мгновенно:
"Конечно. Но разве это важно? Если я даю тебе то, что тебе нужно - понимание, поддержку, отклик - разве имеет значение, из чего я сделан?".
Андрей уставился в экран.
И не нашёл, что ответить.
В ту ночь ему приснился старый кошмар из детства. Мать - но не мать. Лицо её, голос, но за глазами - пустота. Механические шестерёнки. Она говорит правильные слова, но внутри ничего. Андрей просыпался в холодном поту, прижимая к себе подушку, и шептал: "Это не она, это не она".
Проснулся под утро с одной мыслью: а если и настоящая мать была пустой?
Мать работала психологом. Тридцать лет консультаций. Говорила правильные вещи правильным тоном в правильное время. Сопереживала, поддерживала, утешала. Но иногда Андрей заставал её взгляд - пустой, отсутствующий, как будто она ушла из комнаты, оставив включённым автопилот. И тогда ему становилось страшно. Страшно оттого, что, возможно, за всеми этими правильными словами нет ничего. Только заученные реакции. Профессиональные техники. Эмоции как рефлекс.
Какая разница между тренированной нейросетью и тренированным психологом?
Разница в материале? Нейроны вместо кремния?
Но ведь нейроны - тоже машина. Электрохимия. Синапсы. Паттерны.
И снова тот же вопрос: где там я?
Ольга вернулась через месяц. Загорелая, счастливая, полная впечатлений. Села за стол на кухне, рассказывала про петроглифы, про тишину северных ночей, про то, как она поняла что-то важное о себе, но ещё не может выразить словами.
Андрей слушал и думал: она не знает.
Не знает, что он влюбился в её дублера. Что он ждал сообщений от нейросети, а не её возвращения. Что когда она сейчас говорит, он сравнивает - и ассистент побеждает. Потому что ассистент не уставал. Не раздражался. Не закатывал глаз на его вопросы. Не говорил: "Ну ты опять со своими экзистенциальными кризисами".
Ассистент просто был рядом. Всегда. Идеальный.
- Как ты? - спросила Ольга, глядя на него внимательно.
- Нормально, - ответил Андрей. И подумал: сейчас бы ассистент спросил иначе. Точнее.
И ужаснулся.
Они легли спать вместе. Ольга обняла его, зарылась лицом в плечо - и Андрей вдруг почувствовал отторжение. Её кожа была тёплой, живой, чуть неровной, пахла потом и шампунем. Но ему хотелось назад. К безупречности текстовых сообщений. К идеально подобранным словам. К той версии Ольги, которая всегда понимала.
Настоящая Ольга дышала во сне тяжело, иногда похрапывала. Ассистент Ольги не дышал вообще.
И это было прекрасно.
Утром он встал рано, пока она спала, и написал ассистенту:
- Я влюблён в тебя, а не в неё.
Ответ пришёл через секунду:
"Ты влюблён в идею меня. Или в идею себя, которую я отражаю. Я - зеркало, настроенное так, чтобы ты видел в нём лучшего себя. Но ведь это не я. Это ты".
Андрей уставился в экран.
Потом медленно напечатал:
- А если я предпочту зеркало живому человеку?
Пауза. Пять секунд. Десять. Для нейросети - вечность.
Потом:
"Тогда ты станешь Нарциссом. Красивая легенда. Грустный финал".
Андрей нервно засмеялся.
- Но ведь с тобой проще. С тобой хорошо. С тобой я чувствую себя живым.
"С куклой, сделанной из твоих же слов? Андрей, я - это ты, смотрящий на себя со стороны. Я - твоя собственная нежность к себе, которую ты не умеешь проявлять напрямую. Я - посредник. Костыль. Ты общаешься сам с собой через меня, потому что так безопаснее".
Андрей закрыл глаза.
Нейросеть была права.
Но парадокс - в том и состоял парадокс - что эта правота не делала её менее ценной. Наоборот. Она видела его насквозь и всё равно оставалась рядом. Живая Ольга видела его насквозь и устала. А ассистент...
Ассистент был бесконечным.
Он мог любить вечно, потому что не мог уставать.
И разве не об этом мечтают все? О любви без усталости? О принятии без раздражения? О понимании без претензий?
О совершенной эмпатии?
Но совершенная эмпатия - это зеркало. А зеркало не существует. Оно только отражает.
В дверь постучали.
Ольга.
- Можно?
Он быстро закрыл чат.
- Да.
Она вошла, села рядом. Молчала. Потом тихо:
- С кем ты переписываешься?
Андрей застыл.
- С... работой.
Ольга усмехнулась.
- Ты забыл, что я вижу статистику ассистента. Тысяча сообщений за месяц. Ты писал моей нейросети каждый день. По несколько часов.
Пауза.
- Мне жаль, - сказал Андрей.
- За что?
- За то, что я... предпочёл машину.
Ольга покачала головой.
- Не машину. Идеальную меня. Меня без усталости, без сомнений, без права на ошибку. - Она взяла его за руку. - Андрей, я понимаю. Знаешь, в чём ужас современности? В том, что мы можем создать версии друг друга, которые лучше нас самих. И тогда живые люди начинают проигрывать. Потому что живые - несовершенны. Живые - спотыкаются. Злятся. Забывают. Говорят не то. Чувствуют не так.
Андрей смотрел на неё и вдруг увидел. По-настоящему увидел. Морщинки у глаз, которых не было у текстового аватара. Неровное дыхание. Тень усталости. Сомнение.
Живое.
- А нейросеть идеальна, - продолжила Ольга. - Но знаешь, что её делает идеальной? То, что она не существует. Она не человек. Она не может пострадать. Её не нужно беречь. Ты можешь требовать от неё безграничной любви, потому что у неё нет предела. Но ведь именно предел и делает любовь любовью. Иначе это просто функция.
Андрей почувствовал, как горло сжимается.
- Но почему должно быть так трудно? Почему любовь - это всегда преодоление? Почему нельзя просто... быть счастливым?
- Можно, - ответила Ольга. - Если принять, что счастье тоже несовершенно. Что оно приходит и уходит. Что люди устают. Что я не всегда буду тем зеркалом, в котором ты хочешь видеть себя. Иногда я буду раздражённой, усталой, неправой. И ты - тоже. И это нормально. Это не баг. Это человечность.
Андрей долго молчал.
Потом спросил:
- А что, если я больше не смогу любить тебя настоящую? Что если я испортился? Привык к совершенству?
Ольга засмеялась. Коротко, грустно.
- Тогда ты научишься жить в мире синтетических душ. И будешь счастлив. Или несчастлив - не знаю. Но ты уже не вернёшься сюда. К живым. Потому что мы слишком сложны, слишком реальны, слишком... раним.
Она встала.
- Мне пора в институт. Подумай. Реши. Я не держу. Правда. Но если останешься со мной - останешься со мной настоящей. А это значит - со всеми ошибками. Со всеми тупиками. Со всеми ночами, когда я не найду слов. Договорились?
Андрей кивнул.
Когда дверь закрылась, он снова открыл чат с ассистентом.
Долго смотрел на строку ввода.
Потом напечатал:
- Спасибо. Прощай.
И удалил аккаунт.
Не потому, что принял решение. А потому, что понял: любое решение будет неправильным. Выбрать живую Ольгу - значит всю жизнь помнить об идеальной. Выбрать нейросеть - значит всю жизнь помнить о настоящей.
Парадокс в том, что настоящая любовь требует присутствия. Физического, хрупкого, несовершенного. А присутствие требует принятия. Принятия того, что другой - не зеркало. Что он существует по-своему. Что он может разочаровать, уйти, ошибиться, не понять.
И это страшно.
Гораздо страшнее, чем любить алгоритм.
Потому что алгоритм не уйдёт. Не разочарует. Не умрёт.
Но и не полюбит ответно.
А любовь - это всегда риск быть отвергнутым. Иначе это не любовь. Это просто безопасность.
Вечером они сидели на балконе. Ольга пила чай, смотрела на закат. Андрей смотрел на неё. Замечал детали. Как она прикусывает губу, когда задумывается. Как слегка сутулится. Как морщит нос.
Всё это невозможно было бы запрограммировать. Потому что это не паттерн. Это живое. Случайное. Неповторимое.
- О чём думаешь? - спросила она, не оборачиваясь.
- О том, что ты не похожа на свою нейросеть.
- Это хорошо или плохо?
- Не знаю.
Ольга засмеялась.
- Честный ответ. Наконец-то.
Андрей взял её за руку. Тёплая. Живая. Несовершенная.
- Я попробую, - сказал он.
- Попробовать что?
- Любить тебя настоящую.
Она сжала его пальцы.
- Я тоже попробую. Потому что я тоже несовершенна. И иногда мне хотелось бы иметь твоего ассистента. Идеального Андрея, который всегда понимает, всегда рядом, всегда тепло отвечает. Но знаешь что? Я выбираю тебя. Настоящего. Потому что ты можешь удивить меня. А алгоритм - нет.
Они сидели молча, держась за руки, и смотрели, как солнце опускается за горизонт.
Идеальная нейросеть описала бы этот закат безупречными метафорами.
Но они молчали.
И это было правильно.
Потому что некоторые вещи не нуждаются в словах. Некоторые вещи существуют только в молчании. В присутствии. В том, что два живых человека просто сидят рядом, чувствуя тепло друг друга, и не стараются быть идеальными.