Господин Рентген и призрак Zwischen

Господин Рентген, человек холодного света и беспристрастных теней, предъявил мне снимок. Не просто снимок откровение. Внутри меня, там, где пульсировала моя собственная, единственная, как мне казалось, жизнь, обнаружился он крохотный, безупречно сформированный скелет семилетней девочки. Память, эта вероломная служанка, поддалась моему усилию, и я, с холодеющим сердцем, вычислил. Отцом был ТЫ.

И тут же мысль, острая, как рентгеновский луч, пронзила меня: Если сказано Ты, то вместе с этим сказано Я пары Я-ТЫ. Так учил Бубер. Мое Я не существует вне этого обращения к Тебе. Значит, если ТЫ отец, то и Я не могу быть непричастен. Я не мог быть одним её отцом без ТЫ, как и ТЫ не мог быть им без Меня, ибо мы пара, мы встреча.

Я воззвал к Тебе, потребовал признания, ответа. Я знал, что Дух не в Я, но между Я и Ты. Он - не как кровь, что течет в тебе, но как воздух, в котором ты дышишь. Человек живет в духе, когда он может ответить своему Ты. И я ответил Тебе, моему Ты. И Ты, я должен это признать, Ты ответил Мне, своему Я в этом таинственном сопряжении. Наше Я-Ты состоялось, оно прозвучало в этом безмолвном диалоге над снимком. Мы её отцы. Дух, таким образом, витал между нами, он был этим напряженным воздухом признания и вопрошания.

Но тогда и вот здесь спекулятивный винт закручивается до боли откуда же скелет во мне? Если Дух это то, что между, то, что дышит в пространстве встречи, то как его след, его плод, его отпечаток мог оказаться погребенным, окаменевшим внутри одного из полюсов этой встречи? Не есть ли это свидетельство какой-то чудовищной аберрации, извращения самого принципа Между?

Может быть, господин Рентген со своим аппаратом это не просто диагност, а символ того безжалостного мира Оно, который вторгается и объективирует, превращая живое Между в мертвый предмет? И этот скелет это то, что должно было родиться и жить в Духе, в открытом пространстве нашего Я-Ты, но по какой-то причине оказалось запертым, невоплощенным, застывшим в одном из нас, как вечный упрек?

Или же, и эта мысль еще более тревожна, этот скелет призрак нерожденного Ты? Возможность встречи, которая не состоялась в полноте, которая была лишь намечена, но не прожита до конца? Может быть, эта семилетняя девочка это возраст, в котором наше Между могло бы достичь своей полноты, своей зрелости, но что-то сломалось? И теперь этот невоплощенный Дух, эта несостоявшаяся полнота отношения, осталась как фантомная боль, как кальцинированный след внутри того Я, которое не смогло или не посмело до конца открыться своему Ты, или было отвергнуто им?

Человек живет в духе, когда он может ответить своему Ты. Мы ответили. Но что, если ответ был неполным? Что, если в нашем Между осталась какая-то тень, какая-то невысказанность, какой-то страх, который и сгустился в этот крохотный скелет? Не есть ли он материализовавшаяся тайна неполноты нашего диалога, застывшее свидетельство того, что Дух, хотя и возник между нами, не смог полностью освободиться и воплотиться, а потому его часть оказалась плененной, инкапсулированной во мне?

Господин Рентген пожал плечами. Для него это был лишь медицинский казус. Но для меня этот снимок стал зеркалом, в котором отразилась не только анатомия моего тела, но и мучительная диалектика моего Я, моего Ты и того Духа, что отчаянно пытается пробиться сквозь плоть мира Оно. И теперь я стою перед Тобой не только как Я перед Ты, но и как носитель этого внутреннего призрака, этого вопроса, высеченного в кости: что же мы сделали, или чего не сделали вместе, чтобы Дух нашего Между обрел плоть не во мне, а в свободном пространстве нашей встречи?