Койка, умывальник, унитаз в нише, и узкое пространство между койкой и стеной - шаг в ширину, три в длину. Кирилл заставлял себя вставать, и ходить. Шаг, другой, третий, железная дверь, повернуться, и снова - шаг, другой, третий. Сто кругов, отжаться пятьдесят раз, и снова ходить. В камере всегда горел свет, часов не было. Заблокированный имплант превратился в мертвый кусок пластика. Внутренние часы Кирилла подсказывали ему, что промежутки между кормежкой, неравные, их специально меняли. Это было одним из воздействий - лишить подследственного ощущения времени. Допросы тоже прекратились, и все, что Кириллу оставалось, это ходить, и пытаться не сойти с ума от информационного голода. Шаг, другой, третий...
***
Шоковое состояние, охватившее Кирилла , когда он понял, что его отключили, чуть не лишило его сознания. Происходящее казалось сном, дурным кошмаром... и он все никак не мог проснуться. Но, сидя на полу, и изнемогая от жалости к себе, он вдруг услышал голос отца.
В детстве, до того, как его призвали в армию, Кирилл занимался рукопашным боем в секции, которую вел отец. Мягкий и вежливый, в зале отец преображался, становясь жестким и требовательным тренером. Таким, наверное, видели его солдаты, когда между рвущейся на восток ордой исламских фанатиков и становящимся все меньше свободным миром насмерть стояла бригада, которой командовал оберст-лейтенант фон Медем. Отец безжалостно гонял Кирилла, никак не выделяя его среди остальных учеников. Он часто ставил его в спарринги с ребятами больше, и сильнее. Кирилла били, порой очень жестоко. И, стоило ему упасть, скорчиться. Потерять контроль над собой, сквозь пелену боли он слышал голос отца: "Вставай, и дерись! Дыши! Дыши!". И Кирилл вставал... Сейчас, сидя на бетонном полу стоянки, он вдруг услышал тот же суровый голос: "Вставай. Упал - значит, умер! Вдох, выдох, встал!". Кирилл вдохнул, выдохнул, снова вдохнул. Сосредоточившись на дыхании, он очистил сознание от ненужных мыслей, и вскочил на ноги. Сверху послышался еле слышный, но с каждым мгновением нарастающий шум пропеллеров ховера. Бывшие коллеги времени даром не теряли.
Не стал терять время и Кирилл. Оглянувшись, он сразу увидел то, что нужно: разделяющие парковочные места продолговатые бетонные блоки. В конце каждого ряда эти блоки были вполовину короче остальных. Кирилл, поднатужившись, приподнял один такой блок за край, и подтащил к ховеру. Кряхтя и ломая ногти, поднял блок на капот, присел, подставив плечо, и встал. Блок оказался очень тяжелым, и Кирилл понял, что у него есть только одна попытка, больше он просто не выдержит. Раскачав блок, Кирилл шагнул вперед, обрушивая торец блока на стоящее под углом боковое стекло. Блок с грохотом пробил в стекле дыру, дождем посыпались осколки. Оставшаяся целой часть стекла покрылась сетью трещин. Кирилл головой вперед нырнул в отверстие. Остатки стекла с шорохом посыпались вниз, некоторые осколки попали Кириллу за шиворот, но он не обращал внимания. Оказавшись внутри, он перелез на водительское сиденье, и сделал то же, что недавно Феликс: отыскал заглушку ручного управления, и щелкнул выключателем.
- Заводись, сука! - прошептал Кирилл, прикладывая палец к считывателю. Идея состояла в том, что ховер должен был помнить своего владельца. Теоретически, будучи отключенным от городской сети, он должен был использовать заложенные в него биометрические данные. Мгновения, пока ховер думал, показались Кириллу вечностью. Приборная панель засветилась, из нее выдвинулся прямоугольный руль, и на экране привычно побежали строчки протокольных проверок. Спустя двадцать секунд ховер доложил, что готов к движению. Кирилл тронулся с места, и направил ховер к спуску на нижний уровень. Влетевшие на стоянку сотрудники СС увидели только исчезающие за поворотом кормовые огни.
Кирилл гнал ховер вниз. С ревом пролетая пустые стоянки, он спустился на самый нижний уровень.
- Куда он едет? - спросил напряженно наблюдающий за погоней Грубер.
- Вероятно, хочет скрыться на нижних уровнях, в технических туннелях, - предположил Радомский. Жиль, у которого было на этот счет свое мнение, промолчал. Он и так сделал для Кирилла все, что мог.
Нижний уровень ничем не отличался от верхних, разве что тут было чуть грязнее, и меньше систем слежения. Заканчивался он точно такой же дверью, как та, что не открылась перед Кириллом. Эта тоже бы не открылась, но Кирилл и не пытался через нее пройти. Он направил летящий ховер точно на створки. Результат превзошел все ожидания: от удара раздвижные двери вместе с косяком влетели внутрь, ховер влетел в холл и уткнулся смятым от удара носом в дверь лифта. Подушки безопасности сработали еще в момент первого удара. Кирилл с трудом достал нож из кармана, и принялся остервенело их резать. Выбравшись из ховера, он бросился к красной дверце слева от лифта. Башня была оборудована современными системами пожаротушения, но почему-то на каждом этаже за ярко-красной дверцей скрывался пожарный щит, со шлангом, багром, ведерком... и пожарным топором с длинной ручкой. Схватив топор, Кирилл обрушил его на панель с кнопками вызова лифта. Хай-теки панелью не пользовались, вызывая лифт с помощью имплантов, но у гастарбайтеров имплантов не было, поэтому для них сделали панель.
Следующим шагом стали двери, ведущие на пожарные лестницы. Двумя ударами топора Кирилл отбил ручку правой двери, перебежал к левой, распахнул ее, и только затем отбил ручку. Снаружи, на стоянке, уже перекликались "физики". Один из них протиснулся мимо ховера, увидел Кирилла, и заорал:
- Стоять! СС!
- Щас, только шнурки поглажу, - сверкнул глазами Кирилл, и захлопнул дверь."Физик" услышал удаляющийся вверх по лестнице топот, и выругался.
- Сука! Он отбил ручки! - "физики" столпились перед ведущей на пожарную лестницу дверью. Без ключа ее было не открыть, и с налета не выбить. Как и положено по стандартам, дверь была стальная.
- Справа то же самое! Лифты невозможно вызвать, система управления не отвечает, - посыпались доклады.
- Все назад, по машинам. Поднимемся выше, и войдем оттуда, - командир "физиков" выслушал подчиненных, и мгновенно принял решение. "Физики" стали протискиваться назад к своим ховерам.
Кирилл бежал по лестнице вверх, жадно хватая ртом воздух. Потом, когда иссякло второе дыхание, брел, еле переставляя ноги со ступеньки на ступеньку, но не останавливался ни на миг. Он опередил погоню на добрых двадцать этажей. Вокруг было тихо, но он не сомневался: они идут за ним. Поэтому он заставлял себя идти. Открывались двери, мелькали встревоженные лица обитателей башни. Его пытались остановить, узнать, почему остановились лифты, но он не обращал внимания, и рвался выше.
Наконец, спустя вечность, или две, потный разгоряченный Кирилл на подгибающихся ногах подошел к двери своей квартиры. Дверь, как и следовало ожидать, не открылась.
- Суки! Уррроды! - Кирилл с перекошенным лицом стал рубить стену справа от двери. Во все стороны летели куски гипсокартона, пластик, клочья стекловаты. Кирилл, с ног до головы покрытый белой пылью, продрался сквозь дыру в стене внутрь, и свалился в коридоре. Со стены ему на голову что-то упало. Кирилл вскочил на ноги, замахиваясь топором, но это оказалась всего лишь репродукция картины Фредерика Ремингтона.
Кирилл выругался, бросил топор, и принялся таскать к дыре мебель. Он успел завалить проход до того, как тяжело дышащие "физики" оказались на этаже. Выиграв несколько минут, он позволил себе передохнуть: сел на кровать в спальне, и стал составлять список того, что нужно взять собой. С балкона вошел кот, и вытаращил глаза, увидев учиненный Кириллом разгром.
- Похоже, приятель, ты снова станешь нелегалом, - сказал Кирилл коту. - Да и я, похоже, тоже. Если не поймают.
Кот мяукнул, и презрительно сощурился: мол, в гробу я всех видал. Кирилл одобрительно кивнул, и подошел к шкафу. Сборы были недолгими: теплая хай-тек куртка, туристические ботинки, рюкзак, в который Кирилл, не глядя, ссыпал контейнеры из недр автоповара. Полуфабрикаты? Пусть, с голодухи и не такое съешь. Туда же отправилась фляга с водой и фонарик. Собрав рюкзак, Кирилл подошел к висящему на стене портрету отца, и снял с крючка медальон. Медальоном отец дорожил пуще всего на свете. Умирая, он приказал Кириллу при любых обстоятельствах сохранить медальон. Из-за медальона Кирилл и вернулся. Почему-то ему показалось важным сохранить его, и он поехал домой, а не к ближайшему выходу из полиса. Кирилл повесил медальон на шею, и оглянулся, прощаясь с домом. Как бы все не пошло, сюда он больше не вернется.
Кирилл обвел взглядом гостиную. Часы с кукушкой, декоративный камин - отец сам сложил его. Фотографии на стенах, стеклянные поли с сувенирами. Пианино, и на нем - любимая мамина ваза, в которой всегда, пока она была жива, стояли цветы. Кириллу вдруг с тало до слез жалко бросать все это, знакомое и родное. И тут он снова услышал голос отца: "Барахло не стоит жизни, сын. Торопись!". Кирилл взялся за лямки рюкзака, потом вспомнил о наградах отца, подошел к камину и взял тяжелую полированную шкатулку. Шкатулка отправилась в рюкзак. Кирилл вышел на балкон, кивнул на прощание коту, и перелез через перила. До соседнего балкона было рукой подать. Два шага по широкому карнизу, рывок, и Кирилл оказался на соседнем балконе. Хлипкая балконная дверь поддалась с первого удара. Кирилл влетел в квартиру. Хозяев дома не было. Тут же запищала сигнализация, оповещая о вторжении, полетел в СС панический сигнал: грабят. Но СС и так были в курсе того, что Кирилл находится в квартире. Он был уверен, что за каждым его действием наблюдают. Все, что ему оставалось, это действовать по возможности быстро, и так, чтобы наблюдатели не догадались о его планах.
С топором наперевес Кирилл ринулся в прихожую, и прикончил домашний компьютер, закоротил электронный дверной замок, и затем отключил пожарную сигнализацию. Затем прошелся по комнатам с зажигалкой и прихваченной из дому банкой бензина. Подтащив к книжным полкам диванные подушки, Кирилл плеснул бензина, и щелкнул зажигалкой. Подождал, пока займутся подушки, и через балкон перелез в другую квартиру. Поджигая все подряд, он пронесся по комнатам, и только хотел перелезть на очередной балкон, как вдруг краем глаза уловил какое-то движение. Кирилл машинально отпрянул, и вовремя: притаившийся в тени "физик" выстрелил в него из тазера. Иглы пролетели у Кирилла перед носом, и упали. Тянущиеся за иглами проволочки перепутались.
- Ни с места! - страшным голосом рявкнул "физик". Но Кирилла этим было не взять. Он знал, что сотрудников силовых подразделений специально учат кричать страшным голосом, чтобы парализованная ужасом жертва и не помышляла о сопротивлении. Вместо того, чтобы остановиться, Кирилл вынул из-за пазухи веревку, и зацепил карабин за перила. Полноценного альпинистского снаряжения у него не было, только кусок репшнура, и карабин, но большего и не требовалось. Кирилл осторожно спустился на балкон этажом ниже. В этом месте башня расширялась, и нижний балкон выступал дальше, чем верхний. На то, чтобы спуститься, у Кирилла ушло несколько секунд, правда, пришлось бросить топор. Бросок вышел неудачным, топор отскочил от перил, и полетел вниз. Кирилл проводил его взглядом, и оглянулся вокруг, ища, чем бы выбить балконную дверь. Для этой цели отлично подошла скамейка. Кирилл вышиб дверь, и в этот момент сработала пожарная сигнализация. Разгоревшийся огонь достиг квартир этажом выше. Вероятно, расценив это как крайне серьезный пожар, центральный компьютер башни активировал спринклеры не только на том этаже, где горело, но и вокруг, и с потолка хлынула вода. Если бы не хай-тек куртка, непромокаемая и не продуваемая, Кирилл бы промок до нитки. А так ему оставалось только накинуть капюшон.
Кирилл подошел ко входной двери, и вышел в коридор. После объявления пожарной тревоги центральный компьютер разблокировал все двери. Устраивая пожар, Кирилл именно на это и рассчитывал. Расчет оправдался, но неожиданно возникла помеха.
- Стоять, я кому сказал! - прямо на Кирилла, поднимая тазер, шел "физик". Они все-таки успели кого-то послать, понял Кирилл. Не раздумывая, он кинулся на "физика". "Физик" не стал стрелять. С потолка хлестали струи воды, и промокший "физик" сообразил, что применять тазер не лучшая идея, можно и самому удар получить. Мгновение раздумий дорого ему обошлось. Кирилл сне мудрствуя ударил "физика" ногой в пах, и тот со стоном повалился на пол, по-прежнему сжимая в руке бесполезный тазер. Кирилл обошел его, и поспешил к пожарной лестнице.
Кричащая, впавшая в панику толпа бежала по лестнице вниз, толкаясь и топча друг дуга. Кирилл бежал вместе со всеми. Сверху тянуло дымом, пожар оказался действительно серьезным. Где-то, парой этажей выше, затертые толпой. Окончательно потерявшие Кирилла "физики", затертые толпой, остались позади.
Выбежав из башни, Кирилл кинулся в небольшой китайский ресторанчик, располагавшийся на нулевом уровне соседней башни. Он догадывался, что СС снова вышла на его след. Следящие системы наверняка засекли его перемещения. Все это не имело значения, пока он опережал преследователей хотя бы на минуту.
- Кретины! Остолопы! - бушевал Грубер.
- Опять проворонили! За ним! Догнать! - вторил ему Грэхем, командир "физиков".
- Поздно, - вздохнул Жиль. Грубер, услышав реплику подчиненного, тут же зарычал:
- Что значит - поздно? Как это понимать?
- В подвале этого ресторанчика , на минус втором уровне, выход в технические туннели, - пояснил Жиль.
- Он об этом знает? - спросил Грубер, и осекся: ответ был очевиден. Раз Кирилл бежал туда, значит, знал о выходе. - Мы можем его остановить? - спросил он Грэхема.
- Моих людей там нет, - ответил красный, как рак, Грэхем.
- Значит, он ушел, - вздохнул Грубер, и оказался прав. Никем не остановленный, Кирилл спустился на минус второй уровень башни, где возле продуктового склада находилась запечатанная дверь, ведущая в заброшенный технический туннель. Дверь не имела электронного замка, и запиралась поворотом колеса. Подоспевшим "физикам" ничего не оставалось делать, кроме как доложить своему шефу, что подозреваемый скрылся. Соваться в туннели наобум они не рискнули. Сил Кирилла хватило только на то, чтобы свернуть за ближайший поворот, и сползти по стене на пол. Он слышал, как препираются у входа "физики", потом раздался скрежет, и все стихло. Выглянув из-за угла, Кирилл увидел, что дверь закрыта. Крохотная лампочка на потоке освещала тускым неживым светом маленькую площадку перед дверью, а там, глде сидел Кирилл, уже было темно, хоть глаз выколи. Немного отдохнув, Кирилл включил фонарик, и двинулся по уходящему куда-то вниз боковому туннелю.
Про подземелья под Штильбургом рассказывали, что проектировщики, придумывая концепции города, хотели создать совершенно самодостаточное поселение, способное само обеспечивать себя энергией, пищей, водой и вообще всем необходимым. Ниже нулевого уровня, под городом, должны были построить гидропонные фермы, автоматические заводы, атомную электростанцию, и много других жизненно важных объектов. Некоторые из них построили и подготовили к пуску, но большинство так остались недостроенными. Атомную электростанцию построили, но так и не запустили: встала на дыбы общественность. Никто не захотел жить над потенциальным Чернобылем. Заверения конструкторов об абсолютной надежности и безаварийности никого не убеждали. Город запитали от Ленинградской АЭС, а потом, со временем, построили еще одну, в шестидесяти километрах севернее, внутри другого карьера, поменьше. Большинство гидропонных ферм и заводов сочли за лучшее перенести в форштадты.
Потом, по мере того, как менялись нужды городского хозяйства, все это перестраивалось, менялась конфигурация туннелей и пустот, прокладывались новые трубопроводы. Многие объекты строились напрямую входящими в "Аркадия финанс груп" компаниями, которые очень неохотно делились информацией. В итоге, за тридцать лет, что прошли с момента постройки города, о том, что творится ниже минус третьего уровня, городские власти имели очень приблизительную и неполную информацию. Нанеся на карты, и как-то отгородив жизненно важные коммуникации полиса, на остальное просто махнули рукой.
Углубившись в лабиринт туннелей, Кирилл окончательно перестал ориентироваться. Наконец, он набрел на какой-то заброшенный завод. Побродив по звенящим гулкой пустотой огромным цехам, он наткнулся на офисное помещение. Прошелся по коридорам, осторожно ступая, чтобы не поскользнуться на покрывающем пол толстом слое мусора. Заглядывая в кабинеты, он всюду видел одно и тоже: разруху и запустение. Наконец, Кирилл нашел помещение с остатками какой-то мебели. Поставив на ножки стол, он смахнул пыль, и растянулся на столе, подложив под голову рюкзак. "Стол, это хорошо," - мелькнула напоследок мысль, - "Крысы не доберутся". Еще Кирилл подумал, что неплохо бы дверь закрыть, но сил вставать уже не было. Сегодняшний день вымотал его, выжал досуха. Совершенно обессиленный, Кирилл выключил фонарик, и мгновенно провалился в сон.
Проснулся Кирилл от навязчивого ощущения, что на него кто-то смотрит. Все время, пока он спал, его преследовали кошмары, бессвязные видения. Ощущение чужого взгляда он поначалу посчитал частью кошмаров, но сон сменился, а чувство никуда не попало. Кирилл полежал с закрытыми глазами, потом, окончательно проснувшись, чуть приоткрыл веки. В щелочку тут же скользнул лучик света, и Кирилл понял, что не один. Он подобрался, готовясь рывком соскочить со стола. Скользнувшая по телу Кирилла дрожь не осталась незамеченной.:
- Хватит притворяться, я же вижу, что ты не спишь, - сказал чей-то спокойный голос. Агрессии в глоссе не было - обычный человеческий голос, чуть хриплый. Кирилл понял, что притворяться спящим смысла нет, сел и открыл глаза. Перед ним на стуле сидел человек. Еще двое стояли у дверей. Свет шел от двух переносных фонарей: один стоял на полу у двери, второй гости поставили на шкаф. Часть комнаты, где лежал на столе Кирилл, была ярко освещена, остальное терялось в тени. По грязной, оборванной одежде, и худым, заросшим многодневной щетиной лицам, в гостях было легко узнать нелегалов. Впрочем, сидевший на стуле вожак, чей голос слышал Кирилл, отличался от других. Взгляд, осанка, чисто выбритое лицо, и еще нечто неуловимое, что всегда отличает альфа-самцов.
- С кем имею честь? - Кирилл соскочил на пол. Вожак встал со стула, и они с Кириллом оказались лицом к лицу. С минуту они смотрели друг другу в глаза, затем вожак ухмыльнулся, не отводя глаз, и хохотнул.
- Э нет, братец, давай-ка ты лучше скажи, кто такой, и зачем тебя принесло. Здесь, вишь ты, наша территория, а ты, братец, чужой. Так что рассказывай, - вожак не спускал глаз с Кирилла.
- Это долгая история, - ответил Кирилл. - Мне там, наверху, неуютно стало, вот я и спустился сюда, к вам.
- Неуютно, говоришь... это бывает, - кивнул вожак. - Эсэсовцы там, наверху, точно с цепи сорвались. Ищут какого-то террориста. Говорят, башню сжег, эсэсовцев поубивал... Уж не ты ли, это, братец?
- Не я, - отрицательно мотнул головой Кирилл. - Я вообще-то просто мимо проходил.
- А, ну-ну, ну-ну... - иронически кивнул вожак. - А то, они, вишь ты, награду предлагают, за того террориста. Амнистию и вид на жительство в полисе тому, кто поможет поймать. Жаль, что не ты, я бы не отказался от амнистии. А ты, Осьминог, отказался бы? - вожак покосился на одного из стоящих у двери.
- Не верю я им, Штырь, - просипел тот, кого вожак назвал Осьминогом. - Пусть засунут свой фашистский вид себе в задницу.
- Вот, видишь, - хмыкнул вожак. - Вот такой у нас... диапазон мнений. Может, ты все-таки тот самый, а?
- Ничем не могу вам помочь, - пожал плечами Кирилл. Происходящее ему не нравилось, но он был уверен, что, дойди до драки, справится с полудохлыми нелегалами без труда. Драться с ними ему не хотелось. Нелегалы явно знали тут все как свои пять пальцев, и могли бы помочь ему выбраться из полиса. Да и иметь их во врагах было не очень приятной перспективой: придется все время быть начеку. Чтобы перерезать спящему горло, особой силы не надо. - Я человек мирный, ничего не жег и никого не убивал. Вам нужен кто-то другой.
- Ну, хорошо, братец, пока так порешаем, - снова хмыкнул вожак, и прищурился: - А вот что тебе нужно? Может, тебя эсэсовцы подослали...
- Я же сказал, я всего лишь мимо проходил, - сказал Кирилл. - Вот передохну, и дальше пойду... Прочь отсюда. Тайны ваши мне без надобности. Покажите, как из полиса выбраться, и я уйду.
- Хм... - почесал подбородок вожак. - Это надо обсудить. Пошли, братец, к нам. Там и поговорим за жизнь и за любовь. Может, и сладится у тебя, что задумал.
- Что, вот так просто поможете? - не сдвинулся с места Кирилл. Осьминог покачал головой, а вожак развернулся к Кириллу, и отчеканил:
- У нас тут, внизу, другие понятия! Поможем, братец, не сцы. Мое слово верное.
- Ладно, - пожал плечами Кирилл, и всем видом выразил готовность идти. Что-то заставило его поверить этому странному персонажу.
- Тебя как зовут, братец? - спросил вожак, уже когда они шли по пустому цеху.
- Кирилл.
- А меня Йохан, только все меня зовут Штырь, это типа как позывной, - отрекомендовался вожак. - Вон тот, длинный, что перед нами чапает, Андрюха-Карандаш. Осьминога ты уже знаешь. Ты кто, Кирилл?
- В каком смысле?
- В прямом. По разговору- немец, по имени - русский...
- Немец, - ответил Кирилл, и поколебавшись, сказал то, о чем еще вчера не хотел и думать: - и русский тоже.
- Так не бывает, братец, тут или так, или так, а вместе никак, - сказал вожак, обходя груду металлического хлама. Потом остановился, и придержал Кирилла за рукав: - Тут осторожнее, иди за мной след в след, ни шагу в сторону, если хочешь жить. - С этими словами Штырь , осторожно ступая, пошел вперед Кирилл заметил, что он не идет по полу, а наступает на торчащие из мусора бетонные блоки, причем не на все. а только на некоторые. Так. перепрыгивая с блока на блок, они продвинулись метров на сто, потом вожак снова пошел по полу.
- Так кто ты? - повторил вопрос Штырь.
- Я уже сказал, и русский, и немец. Так сложилось.
- Ладно, братец, дело твое, - не стал настаивать вожак. Дальше они шли молча. Слова Штыря всколыхнули в памяти Кирилла то, о чем он не вспоминал уже давно. Он вспомнил тот день, когда отец рассказал ему, что Кирилл ему не родной сын.
Это было в день, когда окончивший курс молодого бойца Кирилл должен был отправиться к новому месту службы. Две сотни сверкающих новенькими беретами и нашивками молодых парней стояли на перроне, окруженные родственниками и друзьями. До прибытия поезда оставалось полтора часа. Солдаты наслаждались последней возможностью пообщаться с родными и близкими. Стоя в кругу приятелей, Кирилл вовсю любезничал с сестрой сослуживца. Девушка кокетничала и строила ему глазки, они уже обменялись адресами электронной почты, но Кирилл знал, что за те три года, что он будет в армии, она его забудет. Пришел проводить Кирилла и отец. Он отвел Кирилла в сторону. Они вышли на вокзал, в зал ожидания. Охранявший вход гаупт-ефрейтор и не подумал возражать, глядя на седого, увешанного боевыми наградами оберста. Когда Кирилл с отцом проходили мимо, он развернул плечи, вытянулся, и отсалютовал.
- Как мама? - спросил Кирилл. Отец приехал прямиком из больницы.
- Без изменений, - махнул рукой отец. - Какие могут быть изменения?
- Жаль, что меня не отпустили к ней. Так и уеду, не попрощавшись, - пригорюнился Кирилл.
- Ни к чему тебе видеть маму такой, - не согласился отец. - Пусть она останется у тебя в памяти здоровой и веселой. Так будет лучше. Ладно, сын, давай о другом. У меня к тебе серьезный разговор. Есть что-то, что ты должен знать, прежде чем уедешь на фронт.
- Да какой там фронт, - усмехнулся Кирилл. - Я же оператор комплекса огневой поддержки. Буду сидеть за сто километров от линии фронта, и управлять роботом. Самое страшное, что может случиться - кофе на брюки пролью.
- Война всегда война, сын, - отец словно бы не заметил, что Кирилл его перебил. - Думаю, ты это поймешь со временем. Но хватит болтать, времени у нас немного, а я должен успеть рассказать тебе...
***
Часы уцелели чудом. Раньше, до войны, их было по две штуки на каждой платформе, теперь остались только одни. Солнечные батареи исправно подзаряжали батареи, и часы служили верой и правдой, даже оставшись в гордом одиночестве. Стоявший на перроне офицер в форме бундесвера, посмотрел на часы у себя на запястье, и отметил про себя, что часы на перроне отстают на одну минуту. Несмотря на молодость - офицеру на вид было не больше тридцати, на его плечах сверкали серебром погоны оберст-лейтенанта. Офицер потер седой висок, и сгорбился.
- Командир, с вами все в порядке? - стоявший рядом с офицером сержант обеспокоенно взглянул на белое, как мел, лицо офицера.
- Да, - ответил офицер, и выпрямился. Он не спал уже третьи сутки, у него сильно болела голова, но подчиненным об этом знать незачем. - Все в полном порядке, Озолс. За мной! - приказал офицер, и зашагал к вокзалу. Он не стал выговаривать сержанту за излишнюю фамильярность. Война стерла границы между ветеранами. Они прошли через ад, и те, кто выжил, стали братьями, независимо от чинов. Полтора года боев, потерь и отступлений...
Над Старой Европой реяло зеленое знамя ислама. Многочисленные, и вооруженные до зубов, солдаты Халифата наступали на всех фронтах, убивая всех, кто не соглашался принять ислам. Свободный мир сокращался на глазах. Полыхал юг России. На востоке Украины напор турецких частей с трудом сдерживали русско-украинские соединения. Давно пали Германия и Польша. Теперь очередь дошла до Латвии и Белоруссии. Остатки армий НАТО, оставшихся верными присяге, и объединившихся в Европейский Христианский Альянс, с боями откатывались на восток. Перед ними рекой текли беженцы, наполняя страхом сердца жителей пока еще незатронутых войной земель. Европейцы проигрывали войну, окончательное поражение было лишь вопросом времени. Европейцы проигрывали, но не сдавались. Не сдавался оберст-лейтенант фон Медем, не сдавались солдаты ставшей легендарной Балтийской Бригады, которыми он командовал. Немцы, поляки, евреи, латыши и эстонцы, чехи, мадьяры, шведы. В начале войны фон Медем командовал немецким батальоном. В первый месяц боев, самый тяжелый и кровопролитный, от батальона осталась неполная рота. Батальон фон Медема отошел в северную Польшу, на переформирование. К тому времени объединенное командование поняло, что все национальные части следует объединить, забыв о прежних раздорах. Батальон развернули в бригаду, собрав остатки разбитых соединений нескольких армий. Костяк составили немцы. Поначалу, фон Медему пришлось жестко пресекать межнациональные споры, но после нового витка боев, когда бригада провела на передовой три недели, все разногласия отошли на второй план. Не стало немцев, латышей или поляков. Остались только братья по оружию. Бригада отчаянно дралась в Белоруссии и Литве, и отступила, оставляя за собой могилы с крестами, которым не суждено было простоять долго: бородатые не щадили христианских могил. С боями отошли к Риге, где в бригаду влились остатки латвийской армии. После уличных боев в Риге, когда продвижение войск Халифата впервые было остановлено, бригада и получила название Балтийской. Затем бригаду перебросили в Белоруссию, на отдых. И вот теперь отдых кончился. Новое наступление войск Халифата, опрокинувшее фронт, поставило крест на планах объединенного командования европейцев. Население в панике бежало на восток. Единственным боеспособным соединением на пути противника оставалась Балтийская Бригада. Три с лишним сотни бойцов - и на батальон не наскрести, одно название, а не бригада, с горечью думал фон Медем, шагая к зданию вокзала. Было по-осеннему холодное утро, и под каблуками начищенных до блеска ботинок фон Медема трещал лед замерзших за ночь луж.
Передовой отряд бригады, разведрота под командованием лейтенанта Райхерта, двигаясь на джипах занял станцию еще ночью. С первыми лучами солнца на станцию втянулся эшелон с оставшейся частью бригады. Увидев, что здание вокзала разрушено, фон Медем первым делом поспешил туда. В руинах копошились люди. Среди маскировочных курток солдат мелькали яркие комбинезоны пожарно-спасательной службы, и русского МЧС.
- Что здесь случилось? - спросил он руководившего спасательными работами лейтенанта Райхерта.
- Поезд с беженцами застрял на путях. Там дальше вагон с рельс сошел, перегородил путь. Беженцев устроили в здании вокзала, а утром, перед рассветом, бородатые накрыли вокзал ракетами. Рухнула крыша зала ожидания, и часть стены. Сами видите...
От вокзала осталась половина. Стеклянный свод зала ожидания обрушился внутрь вместе со стенами. Правое крыло вокзала сложилось, точно карточный домик, превратившись в груду ощетинившихся арматурой обломков. Воняло гарью, слышались стоны, перекрикивались копошащиеся на руинах люди.
- Убитых, раненых много? - спросил фон Медем. Открывшаяся картина не вызвала у него особых эмоций. За полтора года на войне он видел и не такое.
- Много, - кивнул Райхерт. - Мы почти всех уже вытащили, раненных и уцелевших пока перевели в соседнее здание, там раньше был вокзал для пригородных поездов. Тут работают русские и белорусские спасатели, вот он лучше знает, - Райхерт указал на подошедшего к офицерам человека в синей куртке МЧС. Тот начал что-то быстро говорить по-русски.
- Я не понимаю, - остановил его фон Медем.
- Давайте я помогу, командир, - предложил свои услуги Озолс. - Я знаю русский.
С помощью Озолса удалось наладить контакт. Подошедший представился Глебом Сокольниковым, капитаном МЧС. По его словам, отряд МЧС России работал в Белоруссии уже месяц. Когда фронт подошел ближе, их эвакуировали на поезде - том самом, что вез беженцев. По счастливой случайности, никто из спасателей не пострадал. Сразу же, как только закончился обстрел, они принялись вытаскивать пострадавших. Сейчас пытаются добраться до тех, кого завалило обломками. Выживших почти нет. Здание вокзала построили еще при Сталине, без стальных балок и бетонных плит. Под обломками практически не осталось пустот, где мог кто-то уцелеть.
- Хорошо, работайте, - кивнул фон Медем. - Что там с путями? - спросил он у Райхерта.
- Расчищаем. Я послал людей искать местных железнодорожников. Тепловозы надо заправить, проверить пути, и все такое. Проблема в том, что город почти пуст, население еще третьего дня смылось. Кого эвакуировали, кто сам, на личном транспорте.
- Я пришлю вам кого-нибудь на помощь, Райхерт. Пока работайте, потом сможете отдохнуть, - фон Медем отпустил лейтенанта, и подошел к руинам. Грязные и усталые спасатели не обратили на него никакого внимания. Один, увидев, что фон Медем стал карабкаться по куче обломков верх, что-то крикнул его по-русски, и оттолкнул его. Сопровождавший командира как тень Озолс тут же обматерил спасателя. Тот, увидев красно-бело-красную нашивку на рукаве сержанта, сплюнул и что-то прошипел сквозь зубы, отчего Озолс, изменившись в лице, рванулся к спасателю. На лице у него читалось как минимум убийство с особой жестокостью. Фон Медем поймал Озолса за локоть, и дернул.
- Не сметь! - приказал он Озолсу. Тот не стал спорить с командиром, и отступил, бормоча что-то себе под нос.- Спроси его, они проверили ту часть? - фон Медем показал на кучу обломков у правого крыла. Озолс спросил у спасателя, тот коротко кивнул, и вернулся к работе. Даже спустя много лет фон Медем не мог сказать, отчего его вдруг потянуло туда, что заставило рыться в обломках. На глазах у удивленного сержанта, он стал разгребать кирпичи, пробираясь к оставшейся целой стене.
- Озолс, тащи лом! - бросил он через плечо.
Озолс принес не один лом, а два, и стал рядом с командиром. Они раскидали кучу кирпичей у стены, и вдруг Озолс громко захохотал.
- Что такое? - удивленно спросил фон Медем.
- Ленин, - показал Озолс, и снова согнулся в приступе смеха. - Мы откопали Ленина!
Действительно, из-под кучи обломков показалось белое гипсовое лицо с бородкой. Фон Медем, уже готовый плюнуть, и отойти, вдруг напрягся.
- Подожди, тут что-то еще, - бросил он Озолсу, и принялся отбрасывать в сторону кирпичи и доски. Увидев на кирпиче кровь, сержант посерьезнел, и бросился помогать. Вскоре среди мусора мелькнула человеческая рука, а потом откуда-то снизу вдруг послышался истошный детский плач.
- Здесь выжившие! Ребенок! - крикнул фон Медем. На крик тут же сбежался народ. Спасатели тут же оттеснили военных, и принялись за дело. Спустя несколько минут из-под завала с величайшими предосторожностями достали крохотный пищащий сверток.
- Вот так штука, - почесал в затылке Озолс. - Ленин-то, паскуда, ребенка спас. Если б не статуя, раздавило бы сопляка, как его мамашу.
Гипсовый Ленин, падая, убил мать... и спас ребенка, загородив его от падающих обломков. Стоящие вокруг мужчины замолчали, поняв, что стали свидетелями чуда.
- Это мальчик, или девочка? - спросил фон Медем. Внезапно пересохшая глотка заставила голос дребезжать.
- Мальчик, - ответил на ломаном немецком кто-то из спасателей.
- Вот что, Озолс, - фон Медем повернулся к Озолсу, и приказал: - Бери документы матери, и иди в соседний дом. Попробуй найти родственников, или кого-то, кто знал эту семью.
- А ребенка куда? - спросил говоривший по-немецки спасатель.
- Мы о нем позаботимся, - сказал фон Медем, и голос его дрогнул. Спасатели о чем-то заспорили, потом говоривший по-немецки взял ребенка, и протянул фон Медему.
- Позаботьтесь о нем. У вас ему будет лучше всего, - сказал спасатель. Мир рушился на глазах, и спаянный боевой отряд - самое безопасное место для ребенка.
Фон Медем взял ребенка на руки. Младенец посмотрел на него, и улыбнулся беззубым ртом. Мужчина тронул ребенка за нос пальцем. Детские пальчики сомкнулись вокруг мужского пальца, и фон Медем почувствовал, как на глаза навернулись слезы. Он отнес ребенка к поезду, отдал в чуткие руки военврача, и пошел в штабной вагон.
- Все спокойно, - доложил начальник штаба, майор Вайс. - Никакой активности противника.
- Я расставил людей по точкам, - поднялся со стула командир первого батальона, капитан Домбровский, и показал на карте. - Мы контролируем подходы к станции, есть мобильная группа - резерв. Ребята Берзиньша пока отдыхают, как вы приказали.
- Что с наблюдением? - фон Медем посмотрел на заместителя по электронной разведке и наблюдению, лейтенанта Бен-Элиягу.
- Два беспилотника уже в воздухе, держим все в радиусе трех километров под контролем, - доложил техник.
- Есть проблема, - подал голос Вайс. - Связь со штабом так и не восстановлена.
- Не удается связаться со спутником, - объяснил Бен-Элиягу. - Такое впечатление, что все спутники связи исчезли одновременно.
- Это плохо, но не смертельно, - спокойно сказал фон Медем. - У нас есть приказ, и мы будем его выполнять.
- Командир, это глупо, - покачал головой Вайс. - У нас на хвосте целая дивизия бородатых. Помощи ждать не от кого. В таких условиях выполнять приказ, который отдал сутки тому назад какой-то штабной дегенерат, не знающий обстановки...
- Майор Вайс, - стеклянным голосом сказал фон Медем. Вайс вскочил, и вытянулся. - Хочу вам напомнить, что мы все еще в армии, а не в банде. Приказы не обсуждаются. Мы давали присягу, у нас есть приказ, и мы его выполним. Господа, напоминаю: нам приказано удерживать узловую станцию до семнадцати ноль-ноль сего дня, а затем выдвинуться на восток, на соединение с основными силами. И я не потерплю здесь демократии! - осадил фон Медем попытавшегося что-то сказать Домбровского. - Слушайте внимательно, господа. Домбровский, готовьте своих людей к обороне. Как правильно заметил майор Вайс, у нас на хвосте целая дивизия. Их передовые отряды должны вскоре появиться здесь, и наша задача достойно их встретить. Займите ключевые точки в радиусе полутора километров вокруг станции, оборудуйте запасные позиции и продумайте пути отхода. При появлении противника ведите сдерживающий бой, если навалятся, отходите на запасные позиции. И держите меня в курсе всего происходящего. Вайс, разбудите Берзиньша, пусть со своими бойцами сменит Райхерта. Дайте Райхерту поспать часа три, потом отправляйте вперед, вдоль полотна железной дороги, до этой вот станции, - фон Медем показал на карте станцию. Вайс кивнул, подтверждая получение приказа. - Разверните гаубицы, за уцелевшим зданием вокзала отличная позиция. Потом займитесь отправкой беженцев. На путях стоят гражданские составы, проследите, чтобы локомотивы заправили как можно быстрее. Я хочу, чтобы к двенадцати ноль-ноль все гражданские покинули станцию. Приоритет на посадке в поезд отдавать женщинам и детям. Не хватало еще, чтобы весь этот бродячий цирк путался у нас под ногами, когда начнется бой. Всем все ясно? - офицеры синхронно кивнули.
Отпустив офицеров, фон Медем пошел в свое купе приводить себя в порядок. Копаясь в обломках, он испачкал одежду, и стал похож на бродягу. А офицер не может позволить себе быть похожим на бродягу, он должен выглядеть соответственно. Даже во время тяжелых боев за Ригу, когда каждая минута отдыха была на вес золота, фон Медем находил время побриться, привести в порядок одежду, и почистить ботинки. За чисткой ботинок его и застал вернувшийся Озолс.
- Докладываю, командир, - сразу перешел к делу сержант. - Родственников не обнаружено. Баба с ребенком подсела по дороге, никто ее не знает. Вчера днем села, ночью поезд разбомбили. - Он протянул фон Медему окровавленный паспорт. Тот взял его, пролистал. Светлана Ковалева, гражданка Российской Федерации. На странице "дети" значился сын Кирилл, в графе "супруги" прочерк.
- Ты веришь в судьбу, Озолс? - задумчиво спросил фон Медем.
- После Риги у нас в бригаде неверующих не осталось, - серьезно ответил сержант. - Думаете оставить ребенка себе?
- Да, - коротко ответил фон Медем. У оберст-лейтенанта детей не было. Они с супругой не один раз пытались завести ребенка, но все без толку. - Ты же знаешь, Элеонора болеет, детей иметь не может. А врачи только руками разводят... Сколько раз предлагала мне развестись, и найти другую, здоровую.
- А вы? - спросил Озолс.
- Я ее люблю. И потом, я же католик, - ответил фон Медем, и взглянул сержанту в глаза. - Нам разводиться нельзя, ты же знаешь.
- Знаю, - кивнул Озолс. Он тоже был католик, родом из Алсунги, что в Латвии.
- Это судьба, - задумчиво сказал фон Медем, и еще раз пролистал паспорт. - Значит, Кирилл... Знаешь, Озолс, это знак.
- Какой знак, командир? - спросил сержант.
- Знак надежды. Луч света во тьме. Все рушится, кругом кровь и смерть, и кажется, что воевать больше не за что... А потом появляется новая жизнь, и надежда рождается заново. Это судьба, Озолс.
- Значит, мы их остановим, командир? - спросил зачарованный словами фон Медема Озолс.
- Не только остановим. Мы их погоним обратно! - фон Медем стукнул кулаком по столику в купе. - Погоним эту сволочь до той вонючей дыры, откуда они выползли, и загоним назад! Да так, чтобы они больше никогда не выползли на свет! Каждого бородатого ублюдка!
Дверь в купе была открыта, громкий голос командира разнесся по вагону. Подняв голову. фон Медем обнаружил. Что на него смотрит несколько лиц. Все рядовые, в Балтийской бригаде офицеры и солдаты ехали в одних и тех же вагонах, и ели за одним столом.
- Что смотрите?! - рявкнул фон Медем. - Победа будет за нами! Всем ясно?
- Так точно! - от ответного рева задрожали окна. В окно заглянуло солнце, и видевшие фон Медема солдаты клялись потом, что вокруг командира разливалось сияние, точно вокруг святого.
Смертельно усталый фон Медем лег спать, приказав Озолсу разбудить его в час дня, но поспать ему не дали.
- Командир, проснитесь! Там у вокзала буза, - фон Медем проснулся от того, что Озолс тормошил его за плечо. Он протер глаза, глянул на часы: полдвенадцатого. Выглянул в окно, но вокзала не увидел: к привокзальному перрону подали поезд.
- Что там такое?
- Только поезд подошел к перрону, как вся эта толпа бросилась его штурмовать. Бабу какую-то затоптали, одного из наших помяли. Сейчас там драка. Вайс меня за вами послал...
Вместо ответа фон Медем замысловато выругался, и стал торопливо одеваться.
Спустившись на платформу, Озолс с фон Медемом слезли с платформы, и перешли пути. Было слышно, как по ту сторону стоящего поезда беснуется толпа. Выстрелы в воздух, крики, женский визг и топот слились в жуткой какофонии. Даже ослабленный расстоянием, звук оглушал. У фон Медема заболела голова.
- Сюда, командир, - Озолс влез на подножку, и открыл ключом дверь одного из вагонов. Они влезли внутрь, и сержант запер за ними дверь. В тамбуре стоял мрачный, как туча, майор Вайс.
- Они смяли наше оцепление, и прорвались к поезду. Три вагона уже захвачены, остальные мы успели запереть. Я убрал людей с перрона. Они лезут в окна, пока нам удается удерживать их. Они просто осатанели от страха, и не слушают ничего.
- Почему не стреляли? - фон Медем чуть не сорвался, но удержал себя в руках.
- Стрелять в гражданских? Я не могу отдать такой приказ, - твердо ответил Вайс.
Фон Медем задумался. Было слышно, как со звоном разлетаются обращенные на перрон окна вагона. Устало матерились солдаты, отбиваясь от лезущих в поезд беженцев. В дверь тамбура ломились с той стороны, кт-то яростно дергал дверную ручку. Сквозь грязное стекло вагона не было видно лицо, только размытый силуэт. Фон Медем взялся за рацию.
- Солдаты, говорит командир. Приготовиться к ведению огня залпами, по моей команде. Стрелять поверх голов. Особо наглых разрешаю стрелять на поражение. Приготовились! - приказал фон Медем. По вагону прокатилось щелканье затворов. - Огонь!
Хлестнул дружный залп, перекрыв на мгновение шум толпы. Одиночные выстрелы толпу не смущали, но залп - другое дело. Восемьдесят выстрелов сразу создают сильный звуковой эффект, не сравнимый ни с чем. Но главное - противник сразу понимает, что ему противостоит организованная сила. Залп - еще и психологическое оружие.
- Огонь! Огонь! - командовал фон Медем. Он подошел к окну в коридоре, и посмотрел на перрон. Толпа разбегалась. - Огонь! - после четвертого залпа перрон опустел. Перед вагонами осталось несколько тел, остальные. Все, кто мог передвигаться, скрылись в здании вокзала. Фон Медем открыл дверь поезда, и вышел на перрон.
- Все, кроме пулеметчиков, наружу. Выставить оцепление, - скомандовал фон Медем. - Пулеметчикам не подпускать никого к поезду.
Солдаты повалили из вагонов.
- Вот уроды, детей подавили, - сплюнул Озолс, склонившись над растерзанным трупом девочки лет десяти.
- Командир, что будем делать с теми, кто уже в вагонах? - спросил Вайс. В захваченных вагонах было тихо. Напуганные стрельбой беженцы прислушивались к тому, что происходит на перроне.
- Мне нужен мегафон, - приказал фон Медем. Через две минуты один из подчиненных Озолса принес мегафон. - Эй там, в вагонах! Даю пять минут, чтобы очистить поезд. Через пять минут откроем огонь на поражение! Время пошло!
- Круто, - одобрительно кивнул Озолс. - Фон Медем сунул ему мегафон, и Озолс повторил по-русски то. что фон Медем сказал по-немецки.
- Вайс, расставить перед вагонами солдат, пулеметы туда. Приготовиться открыть огонь по моей команде, - приказал фон Медем.
- Есть! - не стал спорить Вайс. Короткая команда, и перед захваченными вагонами выстроилась цепь солдат, взяв на прицел окна.
Стрелять не пришлось. Увидев, что военные настроены серьезно, беженцы, опасливо озираясь, стали по одному покидать вагон.
- Фашисты! - презрительно бросил один, проходя мимо фон МЕдема.
- Вот ублюдки, а! - скривился Озолс. - Ведь как один здоровые мужики, ни баб, ни детей. Всех обогнали. Выживает сильнейший, типа.
- Озолс, вы говорите по-русски. Возьмите отделение, возьмите себе в помощь спасателей, и организуйте посадку в вагоны. Сначала семьи с детьми и женщин. Любые попытки сопротивления жестко подавлять! - фон Медем не был настроен миндальничать. - Загрузите этот поезд, свяжитесь с Берзиньшем, пусть подают второй.
- Вот это дело, командир! - Озолс кинулся выполнять приказ.
- Все эти жертвы припишут нам, - покачал головой Вайс. Из окон вокзала на солдат с ненавистью смотрели десятки лиц.
- Пусть, - махнул рукой фон Медем. - Для нас главное выполнить свой долг. Порядок есть порядок, и так будет, пока мы живы.
Под чутким руководством Озолса посадка беженцев прошла спокойно. Всем хватило места, все вагоны были обеспечены всем необходимым, водой и продовольствием. Выбитые стекла заделали фанерой. Ровно в час дня последний состав с беженцами покинул станцию. Фон Медем проводил его взглядом, и облегченно вздохнул.
- Командир, обед готов, - доложил зам. по тылу, и повел офицеров к столам, накрытым у входа в уцелевшее здание вокзала. Война, как известно, войной, а обед по распорядку. Зам. по тылу даже скатерти раздобыл. - Там внутри все загажено, я решил, что лучше на воздухе поедим, - объяснил он. Фон Медем пожал плечами: на воздухе, так на воздухе.
Спокойно пообедать не получилось. Фон Медем съел второе, и стал пить чай, как вдруг начался обстрел. Первая мина рванула у разрушенного вокзала, попав прямо в лежащий на перроне советский герб. Когда рушился вокзал, герб, украшавший фронтон, упал вниз, и каким-то чудом остался цел. Гипсовые осколки пролетели над головами обедающих, и врезались в стену вокзала.
- Все в укрытие! - скомандовал фон Медем.
- Командир, ты что?! - сержант вытаращился на сидящего на стуле фон Медема. Тот спокойно отхлебнул кофе, и посмотрел на Озолса сверху вниз. Наученные войной, при первом же хлопке солдаты попадали со стульев на землю. Те, кто оказался рядом, смотрели на командира, и не верили своим глазам.
- Кофе вкусный, сержант, - улыбнулся фон Медем. Его почему-то охватила странная уверенность в собственной неуязвимости. Будто кто-то сверху сказал ему: не бойся. - Кстати, я отдал приказ уйти в укрытие.
- А вот хрен тебе, - пробормотал Озолс, встал, пододвинул стул, и сел напротив командира. Глядя на них, стали подниматься остальные, но фон Медем прикрикнул, и солдаты кинулись в укрытие. Мины стали рваться ближе.
- Хамите, сержант, - отсалютовал Озолсу кружкой фон Медем. Тот ничего не ответил, взял кофейник, и налил в чашку кофе.
Раздавшийся рядом взрыв мины сорвал с головы фон Медема фуражку. Вокруг засвистели осколки.
- Пожалуй, надо все-таки укрыться, - заорал, не слыша себя, оглушенный фон Медем, глядя на оставшуюся в руке фарфоровую ручку. Остальное смело осколками. Он махнул Озолсу рукой, и направился ко входу в вокзал, подобрав по пути фуражку Зайдя внутрь, он отряхнул брюки, и сказал изумленно смотревшим на него солдатам: - Кофе вкусный, жаль было бросать. Пришлось допить.
- Минами лупят, - подал голос спрятавшийся за колонной Вайс. - Значит, они уже близко.
- Да, - согласился фон Медем, и взялся за рацию: - Бен-Элиягу, поднимайте в воздух ракетные беспилотники. Надо подавить эту батарею.
- Есть, - тут же отозвался Бен-Элиягу.
Из окна вокзала фон Медем видел, как суетились на открытой платформе в середине эшелона техники, расчехляя квадрикоптеры, и подвешивая к ним ракеты. Не прошло и двух минут, как машины, жужжа, взмыли в воздух, и улетели на запад. За вокзалом глухо заухали гаубицы. Командир артдивизиона капитан Эриксон, не дожидаясь приказа, начал контрбатарейную борьбу.
Воспользовавшись затишьем, офицеры перебрались в штабной вагон. Фон Медем выслушал доклад о потерях и повреждениях. Потерь среди личного состава не было. Одна из мин разворотила крышу пустого пассажирского вагона. Вспыхнул пожар, оперативно потушенный группой борьбы за живучесть.
- Скоро они полезут, - сказал Вайс.
- Встретим, примем, - уверенно сказал фон Медем, выводя на большой, во всю стену, экран, информацию с беспилотника. Два разведывательных беспилотника, вооруженные только камерами и инфракрасными датчиками, служили бригаде глазами и ушами. Паря над полем боя на недосягаемой для стрелкового оружия высоте, малозаметные, они снабжали информацией о происходящем внизу центральный компьютер, который анализировал ее, обобщал, привязывал к топографическим картам, и транслировал на личные планшеты командиров и боевые компьютеры солдат. У каждого солдата в бригаде был такой компьютер, с опускающимся на левый глаз экраном. На экране солдат мог видеть местонахождение каждого солдата из своего подразделения, и отмечать местонахождение замеченных врагов. Беспилотники, вместе с боевыми компьютерами и спутниками, превращали каждое отделение, каждый взвод в единое целое. А сидящий в штабе командир мог видеть всю картину целиком.
- А вот и они, - сказал Вайс, показывая на появившиеся на экране красные отметки. - Бронетехника с пехотой. Пока немного, около роты пехоты, плюс танк или что там у них.
- Прощупывают, - кивнул фон Медем, и приказал: - Работайте, Вайс. Это передовой отряд. Создайте у них впечатление, что нас тут хотя бы полк. Пока они не знают, сколько нас, у нас есть шанс. Если мы им как следует врежем, они остановятся, и начнут разворачиваться в боевые порядки. Нам надо продержаться еще два с половиной часа, потом тронемся. - Вайс кивнул, надел наушники и сел в кресло, развернувшись к экрану. Лучший тактик в бригаде, он лучше командира знал, что делать. Фон Медем посмотрел в окно. Чудом уцелевшие часы показывали ровно полтретьего.
Вайс священнодействовал, уставившись в экран компьютера. Его помощники, лейтенант и сержант, ассистировали. На большом экране остальные офицеры видели, как Вайс маневрировал взводами, отделениями, отдельными солдатами. Сухим, по-деловому спокойным голосом он отдавал приказания, нажимал на кнопки, подсвечивая приоритетные цели. Красных отметок становилось все больше, они теснили зеленые, заставляли отходить к вокзалу. Несмотря на то, что зеленых было намного меньше, они не бежали. Отходили, огрызаясь огнем, под прикрытием снайперских групп и гранатометчиков. Всю бронетехнику бригада потеряла в предыдущих боях, но, несмотря на это, ей было чем ответить. Одна за другой группы гранатометчиков докладывали о подбитых танках противника. Балтийская Бригада была крепким орешком. Бородатые гибли один за другим, проклиная белых дьяволов, с их дьявольской хитростью и изворотливостью. Бой кипел уже на привокзальной площади. Все подразделения бригады отошли к вокзалу. Фон Медем приказал сворачивать гаубицы, и ответный огонь бригады стал реже. Пока здание вокзала находилось в руках балтийцев, противник не мог пересечь привокзальную площадь. Понимали это и бородатые. На здание вокзала обрушился шквал огня. Отдельные группы бородатых просочились по путям в дальние станционные постройки, и пули свистели вокруг эшелона.
- Командир, я рекомендую начать отход, - ровным голосом произнес Вайс.
- Остался еще час, - так же спокойно ответил фон Медем. - Бригада покинет станцию согласно приказа.
- Воздух! На нас идут вертушки! - доложил следящий за радаром Бен-Элиягу.
- Дивизион ПВО на выход, - приказал фон Медем.
Подчиняясь команде, на открытые платформы вышли солдаты с переносными ЗРК. В хвосте эшелона раздалась скороговорка автоматической пушки. На платформах впереди и сзади эшелона стояли гусеничные ЗСУ, со скорострельными многоствольными пушками. Как только вертолеты вошли в радиус поражения, ЗСУ открыли огонь. Встретив сопротивление, вертолеты противника не приняли боя, отвернув в стороны. Стрекот стих вдали. Огонь противника стал стихать. Красные точки стали отползать назад.
- Они отходят, командир, - доложил Вайс.
- Отличная работа, майор Вайс, - похвалил Вайса фон Медем. - Они отходят, чтобы перегруппироваться, и подтянуть резервы. Это как минимум два часа. Больше, чем нам нужно. Бен-Элиягу, возвращайте беспилотники. Готовимся к отходу, господа.- Фон Медем помолчал, и мрачно добавил: - вот так, минус семь человек. И позавчера трое. Бригада тает на глазах...
- Это неважно, - поднял красные глаза Вайс. - Мы все равно будем драться. - Фон Медем попытался вспомнить, когда они в последний спали больше шести часов подряд, и не смог.
Пехотинцы стали стягиваться к эшелону, покидая вокзал. Последними ушли снайперы. Фон Медем вышел на платформу, и стал ждать, поглядывая на чудом уцелевшие часы. Показалась последняя группа. Один из солдат был ранен, его тащили двое. Фон Медем слез с платформы на пути, и помог поднять раненого. Наконец, последний солдат скрылся в вагоне. Фон Медем остался один. Вокруг изредка свистели пули. Угнездившиеся в станционных постройках бородатые вели беспокоящий огонь.
- Вайс, все солдаты вышли? - глянув на часы, спросил фон Медем по рации.
- Так точно, командир, все.
- Тогда отходим. Передайте на локомотив: трогаемся.
Локомотив дал гудок, предупреждая об отходе, затем еще один. Поезд тронулся, и поплыл вдоль платформы. Фон Медем бросил последний взгляд на вокзал, точно пытаясь запомнить, сфотографировать его на память, быстрым шагом догнал удаляющийся вагон и вспрыгнул на ступеньку. Солдаты втащили его в поезд. Мимо проплыли чудом уцелевшие часы. Они показывали ровно семнадцать ноль-ноль.
***
- Значит, я не ваш сын, - пробормотал изумленный Кирилл. - Так вот почему у меня русское имя...
- Ты наш сын, - возразил отец. - Мы вырастили тебя, воспитали. Мы любим тебя! Наша с мамой любовь важнее крови. Ты - наш сын, и всегда будешь нашим сыном. То, что тебя родила другая женщина, ничего не меняет.- Он положил руку Кириллу на плечо.
- А почему ты мне это рассказал? - выдавил из себя Кирилл.
- Ты имеешь право знать о своем происхождении. Мы с мамой хотели тебе обо всем рассказать, еще когда тебе исполнилось восемнадцать. Но ты уходил в армию, и я решил, что надо подождать, пока ты не закончишь курс молодого бойца, и профессиональное обучение. Это могло помешать тебе сосредоточиться на службе.
- Понятно, - сказал потрясенный новостью Кирилл. - Вы не пытались найти моих родственников?
- Пытались, но фамилия Ковалев одна из самых распространенных в России. А архивы и базы данных пропали...
- А что было дальше? - спросил Кирилл, просто чтобы что-то спросить.
- Дальше я отвез тебя в Санкт-Петербург, к маме. Помнишь затопленный город, куда мы ездили на экскурсию, когда ты учился в школе? Тогда он еще не был затоплен, там жили люди. Тогда еще существовала Российская Федерация. А что было потом, тебе рассказывали в школе.
- Потом русские выпустили вирус, и началась Чума, - кивнул Кирилл, который учил это в школе, на уроках истории.
- Да, началась Чума, и остатки порядка, еще сохранившиеся кое-где, рухнули окончательно. Мир погрузился в хаос, - ответил отец. - Те, кто выжил после Чумы, построили новое государство.
- И русские не возражали, ведь это была их земля? - Кирилл задал вопрос, который уже задавал учителю истории.
- К тому времени, Российская Федерация была государством только по названию. И без всякой Чумы порядка в нем не было. Все стратегические ядерные объекты контролировались войсками НАТО. Инфраструктуры практически не было, во многих местах люди жили, как в средневековье. Мы принесли технологии, порядок, они только рады были нам подчиниться. Европейцы влили свежую кровь в одряхлевшее тело России, построили технополисы...
- Тем не менее, они смогли создать вирус, - заметил Кирилл. - Значит, не такие уж и отсталые были.
- Русские странный народ, непредсказуемый. Они способны на многое. Я всегда уважал русских, инее только за стойкость и мужество, но и за находчивость. И за их smekalku, как они это называют.
- А почему вы... ну, не смогли прогнать бородатых, как ты обещал солдатам? - Кирилл задал новый вопрос.
- Видишь ли, к тому времени, когда во Франции и других странах к власти пришли мусульмане, объявив о создании Халифата, они уже были частью европейской семьи. Арабы, персы, негры, турки брали в жены европейских женщин, и рожали от них детей. Чума, как ты знаешь, была избирательной. Она должна была уничтожить всех не европейцев. Этот боевой вирус создал изощренный и садистский ум. Он не действовал только на тех, у кого был так называемый "белый ген", то, что отличало белых северян от всех остальных. Это был бесчеловечный, но идеальный план. Убить всех азиатов, негров, арабов, оставив только белых. Но действительность оказалась сложнее. К счастью для человечества, и к несчастью для нас, "белый ген" оказался распространен шире, чем планировали создатели вируса. Он не уничтожил наших врагов. Мы сумели потеснить их, но не победить. У них осталось достаточно солдат, чтобы сдержать наш удар.
- В школе нам этого не говорили, - удивился Кирилл.
- А школьникам этого знать и не надо, - отрезал отец.
- Так что же получается, все эти китайцы и бородатые, они все европейцы? - не верил Кирилл.
- Да. Все полукровки, в ком был "белый ген", уцелели. И за это они ненавидят нас еще больше. Для них мы убийцы родных и близких. Всех нас они винят за создание вируса, и поэтому мы вот уже скоро двадцать пять лет, как воюем, - вздохнул отец.
- Извините, господин оберст, объявлена посадка, - гаупт-ефрейтор подошел к увлеченным беседой отцу и сыну, и вежливо обратился к оберсту.
- До свидания, сын! Держись, и помни, что ты - фон Медем, - отец обнял Кирилла на прощание. С перрона раздался свисток. Гаупт-ефрейтор нетерпеливо кашлянул. Кирилл разомкнул руки, подхватил свой вещмешок, и поспешил на перрон. Отец смотрел ему вслед. У выхода Кирилл оглянулся, и посмотрел на отца. Больше он никогда не видел его живым.
Идя по туннелю вслед за Штырем, он вспомнил тот разговор с отцом, и вздохнул.
- Что, братец, вздыхаешь? - спросил Штырь. Кирилл не ответил, и Штырь философски заметил: - Да, жизнь штука сложная...
Нелегалы привели Кирилла в какой-то подземный закоулок, небольшое помещение не больше десяти квадратных метров с низким потолком. Вдоль стен стояли пустые технические шкафы.
- Это что, вы здесь живете? - пошутил Кирилл.
- А ты чего ждал? Гостиницу, и ли это, как его..."умный дом"? - усмехнулся Штырь.
- Чего-то другого ждал, покомфортнее, - ответил Кирилл.
- Он ждал, что мы его прямо в наш лагерь приведем. Так, шпион эсэсовский? - Кирилл не заметил, как Осьминог оказался у него за спиной. Стало ясно, что он недооценил подземных жителей. Кирилл перенес вес на одну ногу, и стал разворачиваться, но замер, почувствовав прикосновение холодной стали к горлу. - Мы здесь не живем, ты здесь будешь жить, понял? - прошипел Осьминог.
- Руки назад, братец, и без резких движений, - приказал Штырь. Кирилл подчинился, завел руки за спину, их тут же что-то резко стянуло. При этом нож у горла не сдвинулся и на миллиметр. - Вот так, а теперь на коленочки, на коленочки...
Через несколько минут Кирилл оказался связан по рукам и ногам. Штырь чуть ослабил веревки на запястьях Кирилла, удовлетворенно хмыкнул, и пошел к выходу.
- Значит, вот чего стоит твое слово, Штырь, - сказал, точно плюнул, Кирилл.
- С волками жить, по-волчьи выть, - остановился в дверях Штырь. - Спокойной ночи, братец.
Дверь захлопнулась, заскрежетал засов. Шаги нелегалов стихли в коридоре, вокруг было темно и тихо. Кирилл остался один в полной темноте. Но хуже темноты была неизвестность. "Чертовы нелегалы, у них тут от жизни под землей совсем крыша поехала", зло думал Кирилл. "Хорошо еще, если просто сдадут бывшим коллегам, а то ведь и на куски порежут просто так". Умирать под землей, точно загнанная в угол крыса, не хотелось. Кирилл стал пробовать веревки на прочность. Связали его на совесть, выпутаться нечего было и думать. Кирилл подкатился по полу к шкафам, и стал осторожно ощупывать холодный металл дверей. Внутри одного из открытых шкафов его пальцы наткнулись на кусок металла. Кусок был сантиметров пять в длину. Первая же попытка перепилить веревки окончилась неудачей. Железка, звякнув о порожек шкафа, выпала из пальцев Кирилла, и упала на пол. Кирилл выругался, и стал лихорадочно искать ее. Найдя, он не стал возобновлять попыток. Зажав железку в кулаке, он попытался представить шкаф за спиной. Обычный технический шкаф, собранный из металла толщиной полтора-два миллиметра. Дверь, порожек..Порожек! пальцами свободной руки Кирилл провел по порожку. Как он и ожидал, металлическая кромка порожка была загнута внутрь. Но никакой окантовки на ней не было. Это давало шанс. Кирилл покрепче зажал в руке железку, и стал пилить кромку порожка под прямым углом. Один пропил, второй, третий... Пальцы Кирилла устали, руки онемели, но он продолжал пилить, превращая кромку в подобие пилы. Наделав достаточно пропилов, Кирилл лег на бок, засунул руки в шкаф, и стал елозить по иззубренной кромке стягивающей руки веревкой. Веревка, толстый синтетический шнур, поддавалась с огромным трудом. Кирилл упорно работал. Один за другим перетирались волокна. Веревка сдавала позиции. И вот, спустя часы, а может быть, и века, Кирилл почувствовал, что руки свободны. Он полежал, чувствуя, как восстанавливается кровообращение. Руки горели, и плохо слушались. Кирилл кое-как освободил ноги, и встал.
- Что, съели? - зло прохрипел Кирилл, и по стенке пошел к выходу. Уходя, нелегалы заперли дверь на засов. Кирилл толкнул дверь, ощупал ее, в надежде, что дверь окажется пластиковой, и чуть не завыл от разочарования. Дверь была стальной, и даже не шелохнулась. Добрых десять минут, сколько хватало сил и дыхания, Кирилл остервенело бил в нее ногами, бился всем телом, но все без толку. Дверь не поддавалась. Когда сил уже не осталось, Кирилл бросил это бесполезное занятие, и сел, откинувшись к стене. Оставалось одно - ждать. Рано или поздно нелегалы вернутся, и тогда их ждет нешуточный сюрприз. Мысль о том, что его могут просто забыть, Кирилл старательно гнал.
Прошло довольно много времени. Кирилл два раза засыпал, просыпался, даже справил малую нужду в углу. Его охватила странная апатия, и, задремав, он едва не пропустил возвращение своих тюремщиков. Когда за дверью раздались шаги, Кирилл не сразу среагировал. Несколько мгновений он сонно хлопал глазами, потом до него дошло, он вскочил на ноги, и лег возле шкафов, с руками за спиной. Ноги он подогнул так, чтобы от двери их не было видно.
Кода дверь открылась, в комнату хлынул свет фонарей. Кириллу, после целой вечности в полной темноте, показалось, что в комнате зажглось солнце.
- Ты как там, живой? - Кирилл услышал голос Штыря. Кирилл не ответил: моргая, он пытался восстановить зрение. Получалось не очень, стоило чуть разлепить веки, свет бил по глазам. Окруженные ореолом, где-то вдалеке мелькали неясные тени. - Ладно, давай-ка тебя освободим, - сказал Штырь, и наклонился над Кириллом. Кирилл услышал прямо над собой щелчок, Штырь раскрыл нож. Щелчок послужил для Кирилла сигналом к действию. Как распрямившаяся пружина, он вскочил на ноги, толкая Штыря плечом. От толчка, в который Кирилл вложил весь свой вес, Штырь отлетел в угол комнаты, а Кирилл, больше почувствовав, чем увидев, что дорога впереди свободна, рванулся вперед. Кто-то преградил ему дорогу, светя в лицо фонарем. Кирилл выбросил ногу вперед, всаживая в маячивший перед ним силуэт мощный мае-гери. Удар достиг цели, фигура переломилась пополам. Кирилл вырвал из рук у согнувшегося в три погибели нелегала фонарь, и побежал по коридору. Увидев какую-то дверь, он юркнул в нее, и остановился перевести дух. Понемногу к нему вернулось зрение. Он оказался в комнате, похожей на ту, где его держали. На полу хрустел мусор. Кирилл обвел комнату лучом фонаря, подобрал кусок арматуры, и зло усмехнулся.
- Ну все, уроды, вам крышка! - прохрипел Кирилл, и пошел назад, туда, где остались нелегалы. Те никуда не делись. На полу, скорчившись, лежал Осьминог, над ним склонился Штырь. Оказалось, что их бюыло всего двое. Увидев надвигающегося с прутом арматуры наперевес Кирилла, Штырь отпрянул.
- Погоди. Братец! Не бей! - Штырь выставил перед собой пустые руки. Кирилл остановился, тогда Штырь продолжил скороговоркой: - Мы все про тебя выяснили, у нас есть связи наверху. Ты Кирилл фон Медем, тебя разыскивают за поджог и нападение на сотрудников СС. И мы точно знаем, что ты не шпион. Фашисты никогда не стали бы поджигать свои драгоценные башни, чтобы заслать к нам шпиона. То, что мы тебя заперли, это просто предосторожность, мы не могли рисковать, пойми! - занервничал Штырь, увидев, что Кирилл поднимает арматурину. Шестое чувство у Штыря работало как надо, он понял, что сейчас Кирилл будет его бить. И тогда Штырь нашел правильные слова. Только они и могли остановить ярость Кирилла: - Кроме нас тебе никто не поможет!
- Еще раз что-нибудь выкинешь, и я тебя убью. Понял? - Кирилл опустил арматурину.
- Договорились. Ты, братец, крут, с тобой не поспоришь, - повеселел Штырь. - Теперь пойдем к нам?
- Пойдем, - согласился Кирилл. - Вы впереди.
- Щас, Осьминог оклемается, и пойдем. Может, поможешь его довести? - предложил Штырь.
- Сам доведешь, - Кирилл еще не остыл. - Я к вам поворачиваться спиной не буду. Кстати, давай сюда ножи, и свой, и его.
- Все не веришь, братец? - Штырь отдал ножи.
- С волками жить, по-волчьи выть, - усмехнулся Кирилл. Он поверил Штырю: то, что они пришли за ним вдвоем, подтверждало версию Штыря. Реши они его сдать, им бы потребовалось больше людей, чтобы нести связанного Кирилла. Значит, они пришли в надежде, что он уйдет с ними на своих ногах, пришли его освободить.
- Пить хочешь? - предложил Штырь, потягивая фляжку. Кирилл припал к горлышку, ему очень хотелось пить. Осьминог, пошатываясь и держась за низ живота, встал, бросая на Кирилла злобные взгляды.
- Идем? - спросил Кирилл.
- Идем, идем, - закивал Штырь, и они пошли, Штырь с Осьминогом впереди, Кирилл позади.
На этот раз нелегалы действительно привели Кирилла в свое логово, или, как сказал Штырь, "лагерь". Логовом оказались офисные помещения заброшенной гидропонной фермы. Впрочем, заброшенными они не выглядели. Кирилл ожидал увидеть грязные. Закопченные стены, бочки, в которых горит огонь, и жарятся на шампурах крысы. Вместо этого он увидел совсем другую картину: всюду горели лампы, было чисто, и даже уютно.
- Тут у нас и вода есть, и канализация работает, - хватался Штырь.