Настенька терпеливо сидела перед зеркалом старого комода и смотрела, как мамины руки поправляют красную шапочку.

— Настенька, в лесу с незнакомцами не разговаривай, а лучше, и вовсе, обходи встречных. Хуже человека зверя нет.

— А папа?

— Твой отец был другим, охотником. Зверей он знал лучше людей, но всё равно, его это не спасло.

Корзинку, полную вкусно пахнущих пирожков, Настенька отнесла без приключений: светило солнце, пели птицы и на лесной дороге никто не встретился. Когда она возвращалась, то услышала незнакомые мужские голоса за поворотом. Верно это охотники. Настенька вспомнила мамин наказ.

Ветки царапали лицо, норовили сдёрнуть шапочку, вырывали пустую корзинку из рук, но Настенька забиралась всё глубже в лес. Запах пирожков летел перед ней, а голоса всё бубнили за спиной, словно преследовали.

Запыхавшись, Настенька остановилась отдышаться. Прислушалась, вроде голосов не стало? Птицы уже не щебечут, и ничего не слышно, кроме стука сердца. Вдруг, в зарослях хрустнула ветка. Что-то большое качнуло ветви кустов. Волк! От страха Настенька выронила корзинку.

Волчица неспешно принюхалась: от корзинки пахло человеком и пирожками с мясом. Она подняла голову, навострила уши, но никто не бежал, ломая ветви, не пытался сдержать крик, не рыдал от страха, и даже чужого дыхания не было слышно. Волчица ещё вдохнула запах, порыскала, ища след человека, и улыбнулась. Неприятно так оскалилась. Если бы кто увидел её, то по его спине непременно пробежал бы холодок, и свернулся нехорошим предчувствием где-то внутри. Но никто не видел волчицу. Она взяла след и побежала туда, откуда пришёл человек.

Ветер скрипел приоткрытой дверью, из дома ни доносилось ни звука. Настенька поняла, что опоздала — волк уже там. Она неслышным зверем пробралась внутрь, взяла со стены папино ружьё и начала осторожно, на цыпочках красться в бабушкину комнату. Тихонько отворила дверь: никого, только у стены пустовала взъерошенная постель. Что-то мелькнуло в зеркале комода. Настенька увидела окровавленную морду волка и выстрелила.

Анастасия Николаевна опустила ружьё. В ушах всё ещё стоял звон. Простреленное зеркало бесшумно, словно искристые снежинки, роняло осколки на старый комод, на маленькую фотографию мужа, давно погибшего на охоте. Под ногами лежал кусок стекла, в нём отражалось серое измождённое лицо немолодой женщины с потрёпанной красной шапочкой на голове. За пороховым дымом чудился запах свежих пирожков с мясом.