Вновь потянулись тусклые дни, похожие один на другой. Затемно ехали на работу и в темноте возвращались. Работали под мигающими лампами дневного света. От их мерцания и гудения постоянно слипались глаза. Казалось, что солнце ушло за горизонт до весны.
Правда, один раз совершенно непонятно зачем послали Симу Поваренко, Толю Дъячкова (это который вынул сигарету изо рта у Чолпон на стройке) и Анну на отраслевую выставку на ВДНХ (или уже ВВЦ?). Денёк выдался солнечный, тёплый, какие бывают поздней осенью.
Толя всегда смешил Анну. Особенно ей нравилась его фраза, когда он, красный от бега, счастливый, что успел утром миновать проходную до установленного часа, входил в комнату со словами: "Цвета побежалости".
На выставке были недолго, потом перекусывали в кафе. Толя не доел булочку и нёс её в руках - прогуливались потом. Анна пошутила, вспомнив любимое присловье однокурсника: "А яблоко - дочке". Толя вдруг завёлся и бросил булку в мусорное ведро. Анна возмутилась: "Разве можно хлеб выбрасывать?" Даже не поняла, что это он так разнервничался.
Перед праздником забрали в армию мальчишку, который несколько месяцев назад устроился на работу. Он не был наследным принцем, а таким же студентом- вечерником, как Багряев. Вчерашний десятиклассник, он входил в жизнь отдела трудно, как посторонний. Когда в секторе Палкина кто-нибудь приносил угощенье - торт, воблу, конфеты, - его не угощали, и он сидел, опустив глаза, и вместе со всеми шевелил губами, словно жевал. Анна узнавала в нём себя.
По вечерам перед уходом Зойка говорила: "Они разошлись по домам после бодрого сна". Анна болтала с Зойкой и выворачивала душу наизнанку в дневнике: "Мне хватает ума только на то, чтобы не делать глупостей, а на то, чтобы делать умные вещи, ума не хватает".
Ласточкин, с которым Анна иногда встречалась по дороге на работу, дружески относился к ней и всё искал причины её неудач. А она ещё искала возможность найти работу, получить специальность, научиться профессиональным навыкам - все эти вопросы оставались открытыми.
Анне надоели стройки и химерические проекты информационно-поисковых систем. На сектор почти не давали работ. Брали соцобязательства - начальник отдела их снимал. Сослуживцы Анны присутствовали на работе раз в неделю. Когда по телефону спрашивали, есть ли кто из сектора Поваренко, в комнате отвечали, что никого нет. Вспоминается чьё-то изречение: "Тягостно мыслящему существу прозябать бесполезно, без цели".
Анна заметила, что такие "теоретики" были в каждом отделе. Толку от них не было никакого, и они не работали, а мучились, словно индейцы в резервациях. Это были инженеры, которым не нашлось работы по специальности. Лаборантки ехидно приставали к нам: "И что это вы всё пишете, пишете?"
Анне в школе на практике нравилось наблюдать, как работают программисты. И в её отделе они, по крайней мере, некоторые, были заняты чем-то полезным. Ездили в командировки, откуда в марте привозили тюльпаны.
37. "ВСЯКАЯ ПЕРЕМЕНА - ЭТО СТРАДАНЬЕ". ДЖ. УЭЙН.
Анна подумала и попросилась к Сидорову, в сектор программистов. Он подумал и взял. Она была счастлива. Шла по коридору и улыбалась знакомым. Как хорошо, когда кругом знакомые лица! На другой день по поводу того же перехода настроение упало. Шёл дождь, под ногами слякоть, и на свете не было видно ничего, кроме дождя и темноты.
Жанна, увидев приказ о переходе Анны к программистам, воскликнула: "Анюточка, ты, оказывается, программист?" Анне так и не удалось убедить её, что она только хочет быть программистом.
Жанне загорелось устроить Анну программисткой в организацию с машиной IBM - самой современной в то время. Вот уже год Анна читала про её советскую модификацию - машины ЕС ЭВМ (правда, с точки зрения построения информационно - поисковых систем, а не программирования). Сколько Анна ни убеждала Жанну, что через месяц не сможет работать на такой машине, - ничего не помогало.
Жанне удалось убедить Анну, что всё образуется само собой. Удивительно легкомысленный человек! Вместо слова "процессор" ей нравилось произносить слово "профессор", - это её смешило. Любимой её поговоркой было: "Счастливые часов не наблюдают", - это о сотрудниках, ждущих конца рабочего дня. Жанна торопила, предупреждая, что позже такая
возможность может не представиться.
Жаль было уходить из НИИУУ. Привыкла к стенам, людям. В последние полгода появилась приятельница, работавшая в комнате рядом с библиотекой. Прогулки по садам на территории и аллеям Ясеневки...
Будущее пугало. У Жанны со Степаном Кондратьевичем Поваренко, непосредственным начальником Анны и Жанны, были нелады. Сима, его жена, ревнуя, как-то выскочила из своего укрытия среди приборов, и, брызгая слюной, обругала Жанну матом.
Анны не было в комнате. Там всегда стоял гвалт. Впечатление было тягостным. Жанна плакала, сидя рядом. Анна извинилась, что не умеет утешать. "Это ничего, просто сиди рядом".
У Степана Кондратьевича и супруга Жанны тоже были натянутые отношения. Илья, когда Жанна пришла в сектор Анны, вдруг начал писать стихи, и Сима испугалась, наверно, что Степан тоже начнёт. Вот и решила с этим покончить одним ударом.
Теперь Жанна искала себе другую работу. Таня Тихонова, которая подружилась с ней, тоже считала долгом уйти из сектора и вздыхала: "Опять на эксплуатацию..."
Не в первый раз Сима поразила Анну жестокостью. Как-то проходила комиссия, проверявшая санитарное состояние комнат. Сима и её рыцарь Ивантеев выращивали на подоконниках цветы. Хорошие, ухоженные. Когда комиссия ушла и не поставила "отлично", Сима и Ивантеев судорожными, смешными и дикими движениями вырывали цветы из горшков. Зрелище не для слабонервных.
Боря Бабакин пришёл и сел за стол напротив Анны. Вид у него был несчастный. Она как-то сказала, что он хороший человек, и ему, наверно, передали. Он был инвалидом: болела голова, глаза закатывались - попал в аварию на мотоцикле.
Он положил голову на стол, закрыв лицо руками. Анна сидела ни жива, ни мертва, не зная, как ему помочь. Он явно хотел, чтобы Анна его пожалела, помогла.
Пришла Инна Никитична с Сан Санычем и, приговаривая ласковые слова, отвели его в медпункт.
Теперь Анна задерживалась на работе и час, и два: изучала документацию по программированию на вычислительной машине М220, на которую её
определил Сидоров. Машина была, конечно, старая. Он дал ей написать маленькую тестовую программку.
Приходила уборщица и вздыхала надо Анной: "Деточка! Что ж ты всё сидишь, бедненькая. Не мучайся ты, брось, иди домой..."
Анна с Зойкой работали в одной комнате почти полгода, но Дима Орлов, её муж, ни разу не подходил к ней. Один раз он вошёл, но позвал от дверей в коридор. Анна тогда ожидала, что все в комнате всполошатся, будут говорить, как он красив, но никто ничего не сказал, будто никто и не заходил!
В ноябре он появился ещё раз. Он не стал обниматься с Зойкой, как делал это обычно, сказал ей что-то тихо и они вышли в коридор. Когда дверь закрылась, Жанна заявила: "Отвратительно красивый мужчина. Не люблю таких".
Зойка вернулась и сообщила, что они сняли комнату в Москве и сегодня будут переезжать. Зойка приступила к диплому. Ей дали консультанта: "У всех в группе руководители диплома - кандидаты. Я всё ждала, кого мне дадут, смотрю - прохфессор...".
Красивая она. Похожа на актрису Зою Фёдорову. Часто с упоением смотрится в зеркало. Анна однажды поймала её на том, что она рассматривает Анну, отвернувшись, с помощью зеркала. А на что смотреть? Лицо обыкновенной зубрилки и отличницы. Серенькая такая мышка. Ни одной яркой детали. Всё голубовато-белёсое, даже скучно самой-то видеть отражение. Две не слишком умные женщины с зеркалами в руках. В пору поиграть в зайчики.
38. ЭТО ПЛАВНЫЙ ПЕРЕХОД В НЕИЗВЕСТНОСТЬ ОТ ЗАБОТ
Ласточкин опять попался Анне по дороге на работу, и, с тревогой всматриваясь в глаза, посоветовал: "Смотри, не уходи...". Она жалобно улыбнулась: всё уже завертелось помимо её воли.
Сдала лыжи на базу. Она была в подвале жилого дома. Запах кожи от ботинок и темляков, смолы. Ожидание интересных встреч и разговоров. Спускаясь по ступенькам, прислушивалась - кто сидит за столом у кладовщицы? Сидел Виктор, но он молчал и смотрел на Анну угрюмо. Холодно кивнул.
Удивительная штука - стенная газета отдела! Казалось бы, имён не названо, но в уголке юмора всегда прочтёшь что-нибудь о себе и сотрудниках. Вот Анна стоит перед ней в коридоре и читает: "Мы хорошо знаем себе цену. Она всегда выше нашей зарплаты". Про неё! Здесь бы не повысили, а при переходе есть надежда выбить десятку прибавки. Хотя в первую очередь, конечно, важен не оклад, а о навыки в специальности.
Анна знает, что учёный Лебедев предлагал развивать свою линию вычислительных машин, перспективнее американских, но помочь ему не может. Приходится осваивать скопированное.
" Друг познаётся в беде, в которую он вас втянул". Это может быть о Жанне. Так думалось перед переходом и сразу после него, но теперь Анна благодарна этой женщине.
"Больше всего хлопот у человека без определённых занятий". Это об Анне.
От всех этих волнений разболелось сердце. Анна старалась, чтобы никто не видел, как она пьёт валерианку в туалете, но однажды, задумавшись, прошла мимо Инны Никитичны по коридору с перевёрнутым пузырьком валерианки, распространяя вокруг себя благоухание и сплетни. К сплетням всё-таки привыкла не вполне. Не вполне, но привыкла. Мир молодым натирает душу, как туфли. А когда появляются мозоли и привычка к ним, он не так уж плох временами!
Так зачем жить воспоминаниями, жалеть о прошлогоднем снеге лыжных гонок?
В школе Анна тосковала по детству, в институте - по школе, в НИИУУ - по институту, а после перехода на другую работу - будет тосковать по НИИУУ? Надо научиться быстро выходить из депрессий. Учитель черчения в институте говорил, что делать, если на почти готовом чертеже получилась клякса: "Мгновенно пережить, взять чистый лист бумаги, и начать снова..."
После рейда Анны по коридору с валерианкой комната придвинулась поближе её рассмотреть. Вопросы задавала Тая с помощью Тамары: "Есть ли у Анны личная жизнь, и какая, каковы успехи в программировании?" Недавно пришедшему толстяку было плохо видно Анну. Он вышел вперёд и уставился в упор. Она чуть ни расхохоталась.
У Зойки с мужем много сходных привычек. Разговаривая, она придвигала своё колено, так же как он. Да и слов у них было много общих. Анна, например, уверена была, что фразу: "Пусть слон думает, у него голова большая", - услышала впервые от Димы, а Зойка часто её повторяет. Выражения лиц у них похожи, как у супругов, которые прожили вместе много лет, а главное - выражение глаз.
Много интересного можно было узнать о сотрудниках отдела у большого зеркала в женском туалете. Штучкина, наливая в чайник воду для отдельческих праздников, говаривала: "Это вода из женского туалета".
Анна получила перед зеркалом свежие новости о Багряеве: он, может быть,
останется в армии вообще, ему там понравилось. По крайней мере, он ещё подумает, возвращаться ли ему в НИИУУ. Зеркало в женском туалете - это клуб, информационный центр. Сколько слёз перед ним пролито, сколько секретов раскрыто... Вот стоит перед зеркалом заплаканная программистка Лиза со своей приятельницей.
39 ПИСЬМА БАГРЯЕВА И ПОСУДОМОЕЧНАЯ МАШИНА
Лиза Травченко пришла в отдел после Анны и поступила в группу программистов. Широкое лицо, небольшие глаза и нос, по-хорошему спортивная фигура. Подчёркивала её модными брючными костюмами, белыми брюками.
Однажды во время розыгрыша в лотерею книг среди сотрудников отдела вытянула альбом про Альгамбру. Анне не досталось, и она чуть не плакала с горя на своём рабочем месте. Вдруг дверь открылась и на пороге появилась Лиза. В руках она держала вожделенную "Альгамбру". Книга перешла в собственность Анны. Ей вообще везло с книгами - стоило кому-нибудь выиграть приглянувшуюся ей книгу - и рано или поздно книга перекочёвывала к Анне!
Так вот, однажды Анна, вовсе и не подслушивая, узнала, что Лиза недовольна подарком мужа на 8 марта: "Он мне подарил посудомоечную машину, а я хотела парик!"
Посудомоечная машина тогда была большой редкостью и мечтой каждой женщины, а причёска у Лизы и так всегда была прекрасная - волосы хорошие, льняные. Видимо, муж её хорошо зарабатывал и, скорее всего, был значительно старше и не слишком любим ею. Анна не видела этого человека, но так его представляла: лысенький, с брюшком, преданный взгляд на Лизу неизменен и слегка раздражает. Нежен, заботлив, нетребователен.
Однажды Анна вошла в комнату программистов и увидела Лизу, сидящую рядом с Багряевым. Они не обнимались и не целовались, но энергетика их взглядов была такова, что могла растопить льды на обоих полюсах планеты одновременно. Они были не одни, что было удивительно при таком сиянии. На них в немом восторге, неподвижный, словно соляной столп, забыв закрыть рот, воззрился один из программистов.
Анна с устойчивым ощущением, что случайно вошла, не постучавшись, в чужую спальню, осторожно вышла из комнаты и тихонько прикрыла дверь. Сущность женская, как же ты вырываешься из установленных рамок, если тебе не хватает любви в повседневной жизни! Вот они, браки по расчёту, с их стабильностью!
Позже, когда Анна перестала участвовать в лыжных гонках, Лиза вдруг появилась на них и показала неплохой результат. Она не была похожа на гонщиц, всю жизнь посвятивших только спорту, просто была здорова.
И вот Лиза перед зеркалом в женском туалете в слезах, с распухшим красным лицом. Рассказывает, всхлипывая, приятельнице: "А какие письма писал! Так жалко было их жечь..." Багряев из армии писал ей письма. Анна не подозревала за ним эпистолярных способностей, когда гонялась на лыжах в одной сборной. Почему для всех женщин, которых наблюдала Анна, тесное общение с Багряевым заканчивалось одинаково - слезами?
Однажды Анна видела Лизу с алой розой в руке, сидящую в вагоне электрички. Ослепительно белый брючный костюм, радостное лицо. Дело было летом. Но наступила зима.
К чему вспоминать об этом, если Анна вот-вот уйдёт? Когда Анна начала работать в ОККА, её однажды позвали к городскому телефону - тогда не было мобильников. Анна из каких-то неясных не то эмоций, не то соображений дала номер телефона на новом месте бывшим сотрудникам. Первой в ОККА появилась Лиза. Звонил Багряев - он вернулся в свой отдел после армии. Просил позвать Лизу.
40 ПРОЩАЙ, СТОЛОВАЯ
В дальнюю столовую Анна добиралась по рельсам узкоколейки, мимо серебристых цистерн и распылителей. Ей думалось: "А полезна ли такая прогулка?"
С Анной за стол садилась какая-то полная женщина лет пятидесяти, с живыми карими глазами и тоненьким хвостиком, перетянутым аптечной резинкой. Она жила вдвоём с кошкой и разрывала Анне душу своими рассказами об их совместном существовании.
В очереди в столовую Анна видела выпускницу своей школы. Там она производила фурор: большие миндалевидные глаза, носик с лёгкой горбинкой, полуоткрытый рот с тонкими губами придавал её лицу выражение тающей хрупкости. Матовая кожа, тонкая шея, узкие запястья... Глаза и зубы влажные, блестящие. Чёлка доходила до бровей и ресниц, потому что ресницы кончались у бровей.
В очереди стояла одна, без компании, грустная. Высокий фатоватый мужчина пытался завязать с ней разговор, но эти попытки были ей неприятны. Очередь с любопытством наблюдала за ними.
Ещё неделя - и всё это превратится в мираж, привидения из прошлого.
41. НАЧНИ ДЕЙСТВОВАТЬ, И ТЫ СРАЗУ ПОЗНАЕШЬ, ЧТО В ТЕБЕ ЕСТЬ. ГЁТЕ
Жанна объяснила, как ехать в ОККА. Солнечным морозным днём Анна отправилась смотреть, что за жизнь её ожидает. У проходной встретил будущий начальник, Геннадий Павлович Тарантасов. Он производил впечатление несокрушимости: стального цвета костюм сидел на нём так, словно они были созданы друг для друга.
Уверенная скороговорка, скупые точные движения, испытывающий взгляд. Он был похож на руководителя крупного предприятия. Начинающаяся лысина. Лицо круглое, розовое. Глаза голубые. Он проводил её в кабинет начальника направления, где сияла полировка. Шаги заглушались коврами.
Поторговались о зарплате, посмотрели сквозь стеклянную стену зала на машину IBM. Это было зрелище из фантастического фильма. Провёл в комнату, где сидели будущие сотрудники. Они пили кофе, и в воздухе стоял его аромат. Комната была маленькая, но светлая.
Удобные полированные столы, городской телефон. На столе у каждого - распечатки с машины, набор цветных фломастеров и толстые тома документации фирмы IBM. Непонятные, заманчивые слова в разговоре. Анна дрожала от страха и желания присоединиться к этой работе.
Тарантасов вручил Анне фломастеры. Несколько красивых девушек, пятеро мужчин, среди них один, крупный яркий брюнет в белом халате, стремительно входивший и выходивший с новыми и новыми распечатками.
Он был похож на хоккейного тренера во время матча.
Хотелось оценить недостатки нового положения, но их видно не было. Анна потихоньку спросила самую милую девушку, выйдя с ней в коридор, какие у них недостатки в условиях работы, но она, с улыбкой отвечала, что особых недостатков нет. Вот только работы многовато и постоянно приходится читать документацию на английском языке: "Вы знаете английский язык?"
"Знаю"
"Вот и хорошо".
В следующем году Анна оканчивала трёхгодичные курсы при институте иностранных языков им. Мориса Тореза и рассчитывала на красную корочку.
Она потихоньку составляла на своём рабочем месте заявление об уходе. Дело было новое и не клеилось. Рядом лежал перечёркнутый черновик. Вошёл Зойкин муж, взглянул на черновик, вышёл с ней в коридор. С помощью Жанны, наконец, заявление было составлено. Муж её требовал, чтобы сначала подала заявление об уходе, а потом уж начинала оформление в ОККА. Анне это не нравилось, но приходилось подчиниться.
Почти три года Анна мечтала о том, что войдёт в кабинет начальника отдела Петра Александровича и, торжествуя, заявит: "Я ухожу из вашего отдела..." И дальше выскажет ему много: что у неё не было работы, что не приобрела квалификации, что всегда считалась неглупой девушкой, а здесь отупела от безделья. Да что там - чуть не сошла с ума! Он, может быть, извинится перед ней за всё, и за стройки с картошками, и попросит остаться.
Анна бы, наверно, осталась... Когда она вошла в его кабинет, знакомый по профсоюзным собраниям, то вдруг так разволновалась, что все слова вылетели из головы. Промямлив что-то не своим голосом, Анна гордо протянула ему заявление.
"Когда вы пришли к нам?"
"12.4.71!", - отчеканила она.
"А куда вы уходите, если не секрет?"
Он не имел права спрашивать это. Анне не следовало отвечать. Более того, она была почти уверена, что её там ждут не лучшие времена.
Ведь Анна училась программированию только в школе, а недавно окончила
полугодовые курсы для инженеров. В МЭИ программирование не проходили. Анна никак не могла понять, что выражает его лицо - холодную доброжелательность или пренебрежение.
"В ОККА! Ну что же, мы знаем эту организацию. Смотрите, не пожалейте потом. Может так получиться, что вы там придётесь не ко двору, а взять вас назад мы не сможем - у нас закрыт приём. Вы всё продумали?"
"Да!"
И он подписал.
Зойка, услышав об уходе Анны, закрыла лицо руками. Она объяснила, что у неё зашумело в ушах. Лампа дневного света верещала под потолком как бормашина. Через несколько минут она подняла голову и улыбнулась: "Порвано, сожжено и трактором переехато?"
Анна с самой себе противным самодовольством, павлиньим голосом заявила, что будет работать с документами на английском языке и программировать на языках высокого уровня, и вдруг увидела, что та смотрит на Анну с ненавистью.
Сидоров, философски улыбнувшись, спросил: "А что, эта организация у тебя прямо за забором?" И добавил: "Ерундой занимаешься, Анечка...". Срок пребывания Анны был удивительно коротким, даже для его сектора.
Зашла в комнату Дуброва. У них по радио передавали "Свадебный марш"
Мендельсона. Анне надо было у них открепиться по комсомольской линии и выйти из кассы взаимопомощи. Пока девчонки писали в связи с этим какие-то бумажки, Анна пожаловалась, что не выиграла в народном магазине отдела "Русскую кулинарию".
"Ничего", - сердито возразила одна из сотрудниц, - "вот выйдешь замуж, тогда и купишь".
За окном было темно. Одна из девчонок спросила, рада ли Анна, что уходит. Анна ответила задумчиво: "Знаешь, мне кажется, что это мне снится..."
Анна с Лерой шли в соседний НИИ, находившийся за общим забором, на научно-техническую конференцию молодых специалистов, и она заметила, что так никто не делает: сначала оформляются на новой работе, а потом подают заявление об уходе: "А вдруг что-нибудь сорвётся? На тебя же пальцами показывать будут!"
На конференции сидели рядом с Раей Батраковой. Показывали фильм о космических исследованиях. Батракова говорила о том, как мило выглядит младенец у мужчины на руках.
В отделе проводили интервью для новогодней стенгазеты: "Ваше пожелание
на 1974 год". Анна не смогла отказать и разродилась стихами:
"Товарищ, встань! В окно взгляни!
Настала снежная пора!
Морозной свежести вдохни!
На лыжи, на коньки пора!"
Лера прочла и пошутила, что все лыжники навострили лыжи.
42 ПОСЛЕДНИЙ ЗИМНИЙ ДЕНЬ В НИИУУ
Капитан лыжной сборной Константин сидел на своём рабочем месте. Когда Анна радостно сообщила ему о своём уходе, побледнел. Анна притворно - жалобно спросила: "Но я смогу участвовать в гонках?"
"Нет. Ведь ты будешь в другом спортивном обществе".
Перекрашенная сотрудница проводила Анну взглядом до дверей. Вышла, улыбаясь, как при зубной боли. Селезнёв позавидовал, что и он, будь помоложе, подался бы в программисты. Лев попросил: "Ты поосторожнее высказывайся о нашем секторе. Помни, что нам здесь ещё работать".
"Какой-то начальник ждёт меня на новом месте?", - гадала Анна.
Уход Анны стал в отделе темой номер один. Темой номер два был новогодний вечер в ресторане. Организовала его Штучкина. Она подошла к ней во время выдачи зарплаты и спросила, какого цвета выбрать кружева для нового коричневого платья. Все знают её безупречный вкус...
Анна была рада, что освободится от пристального внимания Штучкиной: долго ли можно продержаться на ринге, только уклоняясь от ударов?
Один из пожилых инженеров заявил, что на вечер не пойдёт. Анна спросила: "Ну почему? Пошли бы с женой, с дочкой. Это нам, одиноким женщинам, на таких вечерах тоскливо". "Ну нет, моей дочери там тоже делать нечего..."
Чолпон возмутилась: "Меня эта пьянка не интересует!", - так твёрдо, что Анна даже переспросила, какая пьянка.
Настал последний день присутствия в НИИУУ. Вечером Жанна, Таня и Анна вышли из проходной и ждали в отделе кадров трудовые книжки. Там Анну похвалили за то, что она быстро и правильно подписала бегунок. За два с половиной года работы её похвалили впервые.
Анна была тронута чуть ни до слёз. Сидели рядышком и молчали. Настроение было таким, будто не сами ушли, а их выгнали. Обменялись телефонами и адресами, но Анна знала, что они никогда не приедут и не пригласят к себе.
Тогда уходившие ещё не знали, что скоро начнётся массовый исход молодых специалистов из фирм, работавших на космос. Видимо, не одна Анна не пришлась ко двору.
Анна уносила с собой в сетке добро, накопленное за два с половиной года: пузырьки с валерианкой, учебники, картотеку литературы, туфли, крем для рук, чашку с блюдцем и картинку с Тихим океаном, которую всенародно, твёрдой рукой сорвала со стены.
Анна шла мимо овощного, куда заходила за соками, химчистки, спортивного, молочного, мимо рынка, где летом покупала ягоды, а зимой после курсов семечки, мимо дворца культуры с горками и дедом Морозом из снега, к остановке автобуса на привокзальной площади. Напротив универмага, где она плакала перед защитой диплома.
На следующий день, в субботу, Анну опять потянуло в Ясеневку. Она присмотрела в универмаге у станции модный тогда транзисторный приёмник ВЭФ. В универмаге Анне казалось, что все знают, что она вчера ушла из НИИУУ, и жалеют её. Вдали промелькнули чьи-то коровьи глаза, в дверях прошёл Ласточкин. Анна ничего не могла поделать со своим грустным лицом. Транзистор запел:
"Не надо печалиться,
Вся жизнь впереди,
Вся жизнь впереди,
Надейся и жди..."
И вот Анна снова проезжает Ясеневку. Прошло много лет. Было много неудач и новых надежд. Кто там на платформе? Может, знакомый? Нет. Электричка трогается и набирает ход. Анне подумалось: "Спасибо тебе, Жанна, что уговорила вырваться из этого болота. Не сразу, но нашла то, что искала: интересную работу, бессонные ночи, профессиональные навыки и приличную зарплату. Но всего этого добивалась не за один год".