Две сотни лет назад я бы начал эту историю вот как:
- Однажды, запрятав трясущиеся поджилки под бегающие мурашки, я пустил в Неё снежок из своего сердца. И промазал. Тогда я сделал вид, что никакое это не сердце, а обычный снежок, и мы стали играть с ним в "ледяную картошку" (так же, как в "горячую картошку", только эта не обжигала, а обмораживала). Выиграл я. Она протянула мне приз - билет на корабль Её желаний. Так всю свою молодость я пробыл на этой посудине, и сошёл на берег только в тот день, когда Её не стало.
Эти мои слова вызвали бы у Неё только смех. Я и сам сейчас улыбаюсь, воображая Её ответ:
- Врушка-ветрушка! Тебе бы посыпать своё сердце песком, чтобы никто не поскользнулся!
И я бы подыграл Ей:
- Чего уж там! Скажи, что любишь меня, и я натаю вокруг тебя целое море!
Ничегошеньки Она не сказала. Кто станет всерьёз думать над тем, что сказано в шутку? Фрукты прячутся в кожуру, орехи и яйца в скорлупу, а я всю свою самую искреннюю болтовню прячу под толстенным слоем шуток. Да, моему сердечному панцирю позавидовала бы даже самая гигантская черепаха! Но тут уж я сам виноват.
Две сотни лет назад "я бы и не стал писать всего этого, если б не моя романтическая натура. Ей, не мне, не кажутся, эти выводы нелепыми:
Пусть мы не были вместе в жизни, но мы можем соединиться в Её дневнике".
Вместе с этой идеей ко мне пришла запоздалая смелость, и я днями и ночами трудился над Её дневником, перемешивая в нём свои и Её мысли. И вот, что из этого получилось:
22 сентября 1720 года, Бриза
Дорогой Флю!
Наверно, мы никогда не сможем встретиться, поэтому писать для тебя - это всё, что я могу делать сейчас, завтра, всегда. Ты ничего не знаешь обо мне, и я постараюсь это исправить. Послушай...
Каждый год из крохотных пятнышек солнечного света вылетают 22 новых ветра. Они не знают, как они очутились здесь, есть ли у них мама и папа, и даже своего собственного имени. А когда ты чего-то не знаешь, всегда найдётся кто-то, который скажет, что он-то знает это наверняка. У нас этим "кто-то" было Солнце. В тот день, когда я впервые увидела его, оно выпятило свою раскаленную грудь вперёд и провозгласило себя родителем всех ветров. А по сему, они все стали именоваться не иначе, как солнечные ветра. Вот, как сейчас слышу это:
-Никаких возражений! Видите тот большой кусок пузыря в 149 597 87100 км от меня? Все туда - обстраивайтесь, отдыхайте! А завтра потолкуем о работе!
Пузырь назывался гелиосферой. Выглядел он, как обычный мыльный пузырь, только был таким прочным, как настоящий бронепоезд. И вот в таком бронепоезде из года в год колесило по небу Солнце, удобно примостившееся у него внутри. Но никогда не выходило наружу, потому, что запросто могло погибнуть.
Я появилась в гелиопоезде в 1720 году. Солнце сказало нашей двадцатидвушке то же, что говорило из года в год предыдущим ветрам:
- Вокруг гелиопоезда обитает много звёздных ветров. Они похожи на вас, но вы - хорошие, а они - плохие. Эти злодеи выдувают из звёзд их жизни. Эдакие вампиры! Вампиры, которые высасывают из нас кровь по капле, пока мы не погибнем, а они станут ещё сильнее! Поэтому мне и нужна ваша помощь. Кто мне ещё может помочь, как не мои дети? Стоит этим негодяям - ветрам попасть в наш пузырь - и моя песенка спета! - тут Солнце пристально уставилось на нас, выдавив из себя две - три слезинки.
- Нам для вас ничего не жалко!- как по команде, выкрикнули мы.
И Солнце, вроде заискивающе, вроде тихо-тихо так сказало:
- Даже собственной жизни?
- Эээээ... ббб... ммм... А куда деваются звёзды, когда их звёздный ветер проглатывает? У него есть живот с желудком? И сколько звёзд там может поместиться? А если этот ветер переест звёзд, может, его затошнит, и он их все выплюнет?- теперь уже заискивающе спросили у Солнца мы.
Наш "родитель" нахохотал над нашими словами с три минуты, а потом раскрыл нам все злодеяния звёздных ветров часа за три. Я запомнила только два:
1. 11 тысяч световых лет от Солнца звёздный ветер выдул из одной его приятельницы-звёздочки, туманность NGC 7635 "Пузырь". Теперь справа, сверху центра Пузыря, видна яркая горячая звезда, законсервированная в пыли. "Та звезда, как бабочка, попавшаяся в паутину. Она вся опутана пылью. Медленно гибнет"- вздыхало Солнце.
2. Иногда звёздные ветра занимаются "коллективным творчеством" или "космическим грабежом": сначала каждый из них понадгрызает по кусочку от разных звёзд, а потом они встречаются все вместе в каком-нибудь просторном местечке, и давай раскладывать награбленное у звёзд по небу. Так из нескольких ветров получается один "суперветер". А от их стараний появляются какие-нибудь неправильные галактики вроде M82.
Солнцу всё это очень не нравилось, и оно попросило нас вот о чём:
- Звёздные ветра, как стая волков, рыщут вокруг нашего пузыря, надеясь заполучить кусочек меня. Отгоняйте их от нашего гелиопоезда, как можете. Но помните: не вылетайте за края гелиопузыря, иначе превратитесь в обычный газ, который со временем рассеется в воздухе. Итак, за работу! []
В первый день моей работы звёздных ветров не появлялось, и я молилась, чтобы мне так же повезло и на следующий. Но фифтушки. Этот злодей уселся у гелиопоезда и давай биться головой об его край. Бам-Бах-Трап-трах-трум-бум-бем-бац-трац-брбрбац! Мало ли что, вдруг дыру пробьёт? Я ему и кричу:
- Сложи свои конечности в кучку и лети в свою злодеючку! Убирайся подобру-поздорову! Чтоб духу твоего здесь не было! Чтоб ноги твоей здесь не было! Чтоб башки твоей здесь не было! Чтоб кишки твоей здесь не было (я перечислила по памяти все органы и части тела ветра)! Брысь! Соскабливайся к чертовой матери! К чертовой бабушке (я перечислила по памяти всех родственников чёрта)! Улётывай! Испарись, ради всего святого! Изыди! Чур меня, чур!
Ни фифтушки. Сидит себе, ногти погрызывает.
- Ха! Вот я тебе щас покажу!- взбеленилась я и скорчила ему самую страшную рожицу, какую только могла себе вообразить.
- Да, ну тебя!- обиделся ветер.- Какая ты злая! Ну, подумаешь, мне немного звёздного газа не хватает, а Солнце воооо какое боооольшое! Зато, какой я пузырь выдую! Разноцветный! Такого ещё не было нигде! Ну, пожалуйста! Пусти меня! Я кусну его, когда оно будет спать, Солнце даже не заметит, оно такое толстокожее!!! Нуууу, пооооожалуйста!
- Нет! - засуетилась я.- Я работаю. Ты мне мешаешь. Улетай, пожалуйста.
Он ещё раз заискивающе взглянул на меня, вздохнул и улетел.
После работы я полетела в дом всех ветров, где меня уже поджидали плохие новости: из 22-х ветров этот день не пережили двое. Никто не видел, как это произошло, ведь наши посты находились далеко друг от друга. Но Солнце сказало, что скорей всего они подрались со звёздными ветрами, и те перетащили их в свой космос, а там они превратились в газ. Такое бывает.
- Будьте умнее их. Никаких драк!- посоветовало нам Солнце и удалилось, позёвывая.
За ним поплелись укладываться и все мы. Вокруг меня храпели, посапывали и что-то бубнили во сне другие ветра. Мне не спалось, и я, тихонько выскользнув из постели, полетела на своё рабочее место. Тут появились какие-то новые странные звёзды. Некоторые из них мигали, другие тухли и через время снова зажигались. Я смотрела на эти чудеса и сама себе удивлялась: оказывается, я могла хорошо разглядеть что угодно, как бы далеко оно от меня не находилось. Вот, например, тот мигающий огонёк! Он вертелся на какой-то штуке очень далеко от меня и тоже не спал. Я крикнула ему "привет", но потом сообразила, что он меня, скорей всего, не слышит. От этого стало грустно. Как же: найти что-то интересное и не иметь возможности с ним поболтать! Грустнее некуда... Я ещё раз взглянула на мигающий огонёк, вздохнула, и пошла спать.
21 октября 1720 года, ЗВ
Милая!
Я помню тот день, когда набрался храбрости подлететь к Тебе ещё разочек. Причину я решил использовать ту же: уговорить Тебя дать мне полакомиться кусочком Солнца. Но мне даже не пришлось ничего говорить, Ты начала первой:
- Ты знаешь, кто это?
Я проследил за направлением Твоего пальца, и мой взгляд упёрся в этого типа.
- Гер Флю? - скривился я.
- Его зовут гер Флю? - уточнила Ты.
- Ну, если ты о том типе, который болтается на крыше дома с гирляндой лампочек на шее, то да - это гер Флю!
- Хорошо,- улыбнулась Ты и уставилась на него, совершенно забыв про меня.
А вечером я видел, как Ты опять выскользнула из дома ветров, пока все спали, с маленьким ведёрком. Огляделась вокруг и стала собирать с неба звёздную пыль. Потом снова прошмыгнула в дом и вернулась оттуда с табуреткой, которую тут же поставила у одной из стен гелиопузыря. В этот вечер, то и дело, опуская свой палец в ведёрко со звёздной пылью, Ты делала на ней свою первую запись. И ещё в этот вечер я понял, как сильно влип, потому, что единственный знал, как осуществить Твою мечту... но хотел этого меньше всего на свете.
28 сентября 1720 года, Бриза
Дорогой Флю!
Стоило мне только однажды ночью подтащить стул к краю гелиосферы, как я увидела всю свою будущую жизнь. Иной не разглядел бы такого даже вблизи и прошёл мимо, НО я, я, яяяяяя!!! ... я высмотрела, выпримечала, выискала через глубину космоса там, на Земле, только тебя... И, наверно, поэтому я так легко переносила все свои неприятности.
С каждым днём нас становилось всё меньше и меньше, но пока мне везло. Солнце объясняло это тем, что я девушка-ветер. Здесь это редкость. Последняя, по его памяти, появлялась лет триста назад. И, вот, я. Когда об этом узнали другие наши ветра, то вообще стали обходить меня стороной, как будто я внезапно обзавелась какой-то заразной болезнью. Однажды я не выдержала, схватила один ветер за грудки и грозно так ему сказала:
- Чем я вам не угодила? Я такая же, как вы все! Я так же работаю! Так что же?
- Тьфу!- плюнул он мне зло в лицо.- Это мы работаем! МЫ!!! Понятно тебе? А ты со звёздными ветрами любезничаешь! Как Солнце тебе это спускает! За красивые глазки, не иначе! Тьфу!- ещё раз плюнул в меня он.
- Тьфу!- не растерялась и засадила плевком (благо у меня был насморк, и я собрала у себя во рту всю накопившуюся слизь) ему прямо в глаз.- Дурачище!
Так в один присест я потеряла всех своих друзей и приобрела кучу врагов. Как Солнце. Только, вот, от звёздных ветров его защищали мы. А мне приходилось сражаться в одиночку.
На работе с тех пор я скучала и иногда поплакивала. В один из таких дней появился мой знакомый звёздный ветер. Он оказался совсем безобидным, никогда ни с кем не лез в драку, и поэтому вряд ли когда-нибудь смог бы стать настоящим художником, о каких нам рассказывало Солнце. Он и сам это понимал, думаю, скучал безмерно и был рад любому другу, даже такому вражескому, как я. Приходил ко мне каждый день и рассказывал всякие безумицы и смехатушки. А я молчала сначала, но спустя некоторое время, не удержавшись, смеялась вместе с ним.
- Ты даже не знаешь, какие можешь творить чудеса!- однажды очень серьёзно сказал мне он.- Прозябаешь тут. Дурочка моя!
- Сам такой! - обиделась я и отвернулась от него.
- Хочешь, расскажу тебе историю одного смелого солнечного ветра? Мой прапрапрапрапрадед был его другом,- попытался заинтересовать меня он, и я тут же попалась.
- Только без "дурочек моих"!- предупредила его я.
- Ветрушка- ватрушка! - рассмеялся он. - Ой-ёй, хорошо-хорошо! Вот, как всё было. Один из ваших, самый храбрый и умелый борец с нашими, заскучал от этого дела. Говорят, так поссорился с Солнцем даже, что и рад был превратиться в газ. Ночами не мог спать, усаживался на краю гелиосферы и запускал глазуна в атмосферу (такая модница в газовом платьице со шлейфом вокруг Земли). И чем больше он на неё пялился, тем больше она приходилась ему по вкусу. Иной глядел, да не видел её, а он зрел в атмосферный корень так, что аж жрал её своими глазенапами. Пожалел его мой прапрапра и с выгодцей предложил вот что: " Вижу, уже все глаза себе счесал ты об эту атмосферу, думаю, дай, тебе, дружок, помогу, да и себя в обиде не оставлю. Могу я тебя спрятать в своём желудке (чиш-чиш, не перебивай!), проглотив, ясный путь, и пронести прямиком к твоей ненаглядинке! А потом рыгну так, что ты вылетишь, как сера из уха в ветреную погоду! По рукам?". Но сородыч твой тоже не дурак был: "И что тебе с этого?". "Да пустяк! Муравьиная плешь! Ерундячок! Блошиный зубик! Да чего уж там, разочек, самую малость, грызну Его Благородие Солнце и отчалю восвояси! По рукам?",- засуетился мой прапрапрапра. Всеконечно, ваш собрат повёл носом и долго с моим прапра не заговаривал. Пока совсем его не скрутило от этой любови. Так-таки пришёл, понурив голову, и, молча, повёл прапра к спящему Солнцу. За всю историю звёздных ветров мой прапра отхватил, самый что ни на есть, великанский кусочек солнечного задка! Пухлый. Космогонический. Вот тааакенный! Деликатесный! Смачный! Лакомый! Ужорный! Зовущий! Мёдом намазанный! Само объеденьеце! Пр...
Тут я поняла, что мой друг наступил на свою любимую тему и ещё долго будет на ней скакать, если не выбить её у него из-под ног:
- Да-да-да! Мне скоро отчёт по работе за месяц сдавать Солнцу. Сворачивайся!
- Ветрушка-обломушка!
Что ты за подружка!
Жужишь и жужжишь мне на ушко!
Нет бы, обняла меня, старушка!
Тут я совсем обозлючилась и собралась восвояси, но этот возьми, да и ляпни:
- Это я от любви, ветрушенька, кружилушка моя! Погляди, какой я худой и бледный! Совсем по тебе иссох! Подкормила меня хотя бы солнечной мозолинкой!
- Уйду и не приду!- ни капельки не поверила я ему, с него станется.
- Ух уж, девчонка! Мужик мужиком твой собрат был. Добрался-таки до своей атмосферинки, не без помощи моего прапра, конешна! И тут-то самые чудеса начались. Поговаривают, стоило им только обняться, как воздух зацветастился в полярное сияние. Километры неба разукрасились разноцветными ленточками и пятнышками. Некоторые брехали, что оно длилось несколько суток, другие - несколько десятков минут. И вот какая штука. Сказывали, от этих сияний у всякого любовь просыпается. Вроде, что появляется от любви, может нести только любовь, никакой гадюкости в ней и быть не может. Так-то. А ты мне: "уйду и не приду". Запрыгивай в мой желудок - отнесу тебя к атмосфере, сотворишь такое же чудо, и авось втрескаешься в меня по самые гланды! В раз подобреешь и раздуешь свой животик моим вертрюшонком! Будем жить-поживать, солнце надгрызать! Ну что, ветрушка, поцелуй меня в ушко!- совсем разошёлся от своей исключительности мой друг.
- Враль ты, ветруша!- рассмеялась я.
- Ага! Брехун!... Выплетчик! Долыгальщик, загибщик, згальник, клеветник, лгун, мандалист, облыжник, хрюкало! Чистоплет, что ни скажет, то соврет!
Но от макушки до ногтей,
Я весь твой царевич Ветрей!!!
И я опять не удержалась и расхохоталась.
Но смех-смехом, а вера-верою. Какими бы разумными мы не были день изо дня, всё же однажды с нами случается такое, что мы готовы поверить даже самой окаянной небылице, только бы получить желаемое! Что ж, я не исключение.
22 октября 1720 года, ЗВ
Милая!
Ты была так прекрасна в своей влюблённости, что я не решался расстроить Тебя. Сколько раз я уже слышал его историю, два раза я даже сдул его с крыши в порыве праведного гнева, но потом, опомнившись, возвратил на прежнее место. И всё равно каждый месяц он выдыхал им всем одно и то же: []
"Ах, я слишком стар для любви! Ты 1720-го году? Вот это был поистине год для любви! Мой друг Карло состряпал для своего друга Никколо чудесную скрипку! И изо дня в день по всей округе в каждый бокальный дом разливалась пьянящая волшебная музыка. Звали меня тогда нежно флюгелем, а не флюгерррррром. Я был первым флюгером придумки гера Вильда. Гордился собой необыкновенно. Танцевал со всеми ветринками без разбору, только зазвенит скрипка! От одной к другой, от другой к третьей! Пьяняще-безумный, нескончаемый танец с множеством партнёрш! Под эту музыку я не просто показывал направление ветра, я показывал направление своего сердца! А оно у меня было большущее, на всех с лихвой хватало! Поэтому, ничего удивительного, что ветринки меня постоянно сдували с крыши, пытаясь унести в свои края! Гер Вильд орал на меня за это слюнными фонтанами:
- Гер Флю! Сколько можно! Вы осознаёте, насколько вы уникальны? И что же? Вы, вы, в кого я вкладывал столько надежд, всё портите! Кто же возьмёт к себе в дом того, кто не справляется со своей работой? Нет, вы подумайте! Волочиться за каждым случайным ветром! Я бы ещё понял, если бы это было большое чувство, но это! Нет, с этим нужно что-то делать!
И сделал, вши ему в бороду! Как скидывают лишний груз с тонущего корабля, так с меня сбросили моё сердце. И я заработал, как надо. То есть, вертелся, конечно, за ветринками, но теперь, исключительно, из профессионального интереса. А они за это стали без конца жужжать мне на уши, какой я нехороший, что больше их не люблю, совести у меня нет! Плакали. Ругались. Крутили меня из стороны в сторону, что есть мочи. Я пытался, конечно, от них отворачиваться и не слушать, но это навредило моей работе. Я стал не правильно показывать направление ветра. Иногда ради работы нужно поворачиваться лицом к тем, которых видеть совсем не хочется. А я не мог так. Вот геру Вильду и пришлось прибегнуть ещё к одной уловке: он заткнул мне уши затычками, мой кончик языка прилепил жвачкой к нёбу, а в глаза постоянно сыпал песку. На некоторое время это сработало, я, просто молча, слепо и глухо, двигался навстречу ветрам. А потом ветринки необычайно разозлились и ураганом выпихнули мои затычки из ушей. Тогда гер Вильд сказал:
- Что ж, вам нужно понимать важную вещь, гер Флю: работа превыше всего. Я вас создал исключительно для работы. Исключительно. Больше я не стану помогать вам бороться с ветринками, смело надеясь на ваше благоразумие. Терпите их, друг мой, терпите... Как говорится, "терпение и труд- всё перетрут"!
Он помял в руках свою шляпу, резко поднял голову, пригладил усы и добавил:
- Прощайте, мой друг! Швейцария уже несколько лет безрезультатно стучится в моё сердце! Пора! Теперь пора!
Нахлобучил шляпу себе на лоб, отвесил мне поклон и умчался в свою Швейцарию. Больше я его не видел. А в доме поселились новые люди. Они вовремя смазывали меня и были необычайно добры. А что я? Я закрывал глаза, слепливал язык жвачкой, расставлял широко руки и, поворачиваясь навстречу ветринкам, говорил про себя: налево, направо, налево, направо, налево, направо... Больше ни одной мысли про себя и вслух. Пока не появилась ты...".
Его история так очаровывала их своей грустью и обреченностью, что они ещё больше влюблялись в него. Всегда. Милая моя...
30 сентября 1720 года, Бриза
Дорогой Флю!
Послушай, как я распускала глаза каждую ночь, а они видели только тебя. Ты кружился в танце так, как можно только в мечте. И я мечтала. Днями расспрашивала звёздный ветер о тебе, а он только смеялся:
- Случилось, отбить мне плешь об гелиопузырь! Моя ледышка таит! И от кого? От такой же ледышки! Ну, ветрушка-ватрушка, ты чего? Он совсем не тот, что надо. Другое дело я: благозрачный, благоушный, благодушный, благоносный, благоручный, благотучный, благогубный, благощёчный, благо...
- Благоврушный! Давай, о нём!
- Эххх, ты! Дзинь!.. Получите, справочку! 1720- года. Как один немец его причипучил к крыше дома, так он и крутится там день изо дня. Раньше бегал за каждой ветряной юбкой. Не мог и дня на крыше усидеть. Потом поумнел. Заделался в священники и дал обет молчания. Ни с кем не бу-бу. А ветринки тоже мне дети! Устроили рыцарские поединки! Осаждают эту неприступную крепость не один год. Вот в чём иголка: порешили они будто, кто из них первой заслужит любовь флюгера, той он по праву навсегда причитаться будет. И тут-то самая смехота. Как только ветринки не пытались завоевать любовь нашего сердцееда! Одна спортсменка тренировалась на воде: качала мышцы рук, поднимая ими волны всё выше и выше,- пока не научилась делать шторм. Другая жонглировала снежинками так быстро, что умудрилась сотворить метель. Ещё одна танцевала сутки напролёт, придумывая всякие новые па, и дотанцевалась до смерча. А ещё-ещё мадама, как стёркой, стирала с земли дома, деревья, всё-всё, превратившись в ураган. А флюгеру всё до фени, крутится себе, не зная лени! Ну что ветрушка-ватрушка, усекла, что он тебе не по зубам-бам-бам, в лоб тебе дам?
- Дурачьё! - обиделась, расстроилась, обозлилась я и закрыла глаза.
- Ветрушенька... Хочешь, чтобы я отнёс тебя к нему?- до странности тихо прошептал ветер.
Открыла глаза и заплакала. Сама такая. Дурёханушка. []
- Хорошо,- так же тихо и серьёзно сказал ветер, и сделал всё то, что когда-то делал его прапра, а потом добавил, уже, как прежде, весело: - Вот только вот что, ветрушка-ватрушка, на Земле твои силы будут твоими не больше пяти дней. Потом ты станешь обычным ветром и больше никогда не
сможешь вернуться в космос... И ещё ты будешь смертна, как все земные ветра. Ясно тебе? Готова?
- Да!- радостно выкрикнула я, пропустив его слова мимо ушей. - Спасибо тебе!- чмокнула его в щёку и улетела.
Это моя последняя космическая запись, и я безумно рада, что, наконец-то, встречусь с тобой по-настоящему, а не в своём воображении! []
23 октября 1720 года, ЗВ
Милая!
Я не смог вот так сразу улететь домой и, спрятавшись за облако, наблюдал за Тобой. Наверно, Ты ужасно боялась заговорить с ним, поэтому целый день гуляла вдоль моря. Я могу даже нарисовать каждую ракушку, которую Ты нашла в его глубинах. Я помню, как Ты смеялась, впервые в жизни перекатывая с ладони на ладонь маленькую медузу. Бросала камушки в море, перепрыгивала большие и маленькие волны. Лежала на воде, разглядывая звёзды теперь с Земли, а не с космоса. Наверно, это было здорово. Конечно, это было здорово!
И ещё Ты сделала свою первую запись на песке: "Я счастлива". Твоё счастье осталось с Тобой, а запись смыло набежавшей волной следующим утром. Тогда впервые я обнищал на одну слезинку и ещё... пообещал себе продолжить вести Твой дневник на гелиопузыре, копируя все Твои будущие записи с морского берега. Их было всего две.
31 сентября 1720 года, Бриза
[]
Дорогой Флю!
Когда я впервые увидела тебя близко-близко, чуть язык не сжевала от страха. И вот, что ляпнула: "Я к вам с подарком!". А ты только бровью повёл и каким-то ветром сдулся в другую сторону. Я облетела тебя и крикнула: "Настоящее чудо!". Ты махнул головой и опять перекрутился ветринкой-злодейкой. Я взлетела к самой атмосфере и выплеснула из её шлейфа прямо тебе в лицо полярное сияние. Разноцветные ленточки и пятнышки весело поплясывали в твоих глазах. Минута, другая... Ты молчал. А потом выплюнул жвачку и сказал: "правда, чудо". И снова закрутился туда-сюда. Впервые я растерялась. А ты, на следующий день, как ни бывало, заявил: "покажи ещё!". Посмотрел и опять бросил своё: "правда, чудо". Три дня подряд я показывала тебе полярное сияние, но ничего не менялось. Ты, как заклинание, твердил своё "правда, чудо" и опять замолкал. На четвёртый день слова выстреливали из тебя попкорном: "И ты настоящее чудо. Никогда такого не видел. Никогда. Кажется, я люблю тебя. Улетим куда-нибудь далеко, где нет людей и домов, где каждый день можно будет смотреть в тишине полярное сияние, пожалуйста?". Как же я была счастлива! Сдула тебя с крыши, что было силы, и уже было собралась унестись с тобой, куда глаза глядят, но... Человек вышел из твоего дома. Остановился. Посмотрел на тебя и сказал, очень зло сказал: "Сколько можно? От этих полярных сияний вечно одно и то же! Опять чинить этот флюгер!". Поднял тебя с земли, оторвал с твоей груди только-только начинающее расти сердце, и выкинул его куда подальше. А тебя установил опять на крышу. Ты не открывал глаз и молчал. Я тут же начала тебя крутить из стороны в сторону, приводя в чувство. Открыл глаза, но продолжил молчать. Я крикнула: "Это же я! Ты сказал, что меня любишь!". А ты удивлённо так: " О чём вы? Я вас даже не знаю!". Я заплакала. Ты, молча, работал, поглядывая иногда на меня, как на сумасшедшую.
Я взлетела к атмосфере, в надежде на чудо, но силы мои растаяли, и никакого полярного сияния не вышло. Очутившись на Земле, я уже рыдала. И тут это: "Плачьте - не плачьте, всё одно... Я ведь тоже, и она, и она, и она... были солнечными ветрами. Мы так же мечтали и надеялись на любовь флюгера. Но каждый раз, одно и то же: человек забирал его сердце, флюгер терял память, а потом только и делал, что работал. Через месяц появлялась новая ветринка с прежними надеждами, и всё повторялось. А человек обвинял во всём полярные сияния: " От них все злосчастья: и ураганы, и землетрясенья, и штормы, и бури!.. А на нашем флюгере каждый месяц при них какая-то болячка вскакивает, надоело чинить! Говорю вам, от них все злосчастья!..". Плачьте - не плачьте, всё одно!".
И я плакала, не только потому, что мне было больно от потери; не только потому, что мне было страшно от неуверенности, что будет завтра; не только от жалости к самой себе, но и от слов, которые засели накрепко в моей голове и гудели там пчелиным роем:
- Ну что ветрушка-ватрушка, усекла, что он тебе не по зубам-бам-бам, в лоб тебе дам?
- Ну что ветрушка-ватрушка, усекла, что он тебе не по зубам-бам-бам, в лоб тебе дам?
- Ну что ветрушка-ватрушка, усекла, что он тебе не по зубам-бам-бам, в лоб тебе дам?
- Дурачьё! - обиделась, расстроилась, обозлилась я и закрыла глаза.
Так думала, каждая из вас. Каждая звёздная и солнечная ветринка влюблялась в него и была уверена в том, что только в её силах сделать его счастливым. Стоило мне сказать ей о полярном сиянии - и она хваталась за это ложное знание, в надежде завоевать его сердце. И, когда каждая из вас терпела поражение, я только и делал, что бился о стену гелепузыря от бессилия, и натыкался на новую ветринку. Так я встретил Тебя и мягонько попробовал переубедить:
"-Ну что, ветрушка-ватрушка, усекла, что он тебе не по зубам-бам-бам, в лоб тебе дам?
- Дурачьё! - обиделась, расстроилась, обозлилась Ты и закрыла глаза.
- Ветрушенька... Хочешь, чтобы я отнёс тебя к нему?- тихо спросил я.
Ты открыла глаза и заплакала. И вместе с Твоими слезами упали, растеклись и высохли мои мечты. Я вышел из своего корабля желаний и пересел в твой.
- Хорошо,- собравшись с духом, серьёзно сказал я.- Готова?
- Да!- радостно выкрикнула ты. - Спасибо тебе!- чмокнула меня в щёку и улетела к нему".
Всю свою молодость я пробыл на корабле Твоих желаний, и сошёл на берег только в тот день, когда Тебя не стало, по сей день храня в своём кармане наши билеты:
[]
[]
[]
20 октября 1720 года, Бриза
Дорогой Флю!
Удивительно, я знала только один ветер, который умел появляться именно тогда, когда он мне был особенно нужен! Как я обрадовалась, услышав его голос:
- Нос по ветру! За раз щас соображу тебе команду ветров-добровольцев! Они тебе хоть каждый день будут полярное сияние калякать! Ну, утри нос, ветрушка-ватрушка!
- Они меня все там ненавидят. Даже не пытайся,- утирая весь в соплях нос и пытаясь спрятать уже расползающуюся за уши улыбку, прогундосила я. А сердце моё уже переполнялось счастьем, как тесто на дрожжах.
- Так чего же ты хочешь? - как-то совсем не свойственно ему серьёзно спросил он. Вот я и ляпнула, с испугу, первое, что пришло мне в голову:
- Сама не знаю. Полетаю по Земле, может, надумаю. Спасибо тебе и до встречи!
Так началась история моих путешествий по Земле. Где я только не была и чего только не видела! Я любовалась вечной каменной радугой в Юте, купалось в Малиновом озере на Алтае, ловила ореховых мух вместе с индейцами на озере Моно, летала над островом Змей, не решаясь спуститься вниз, каталась на лианах в джунглях Борнео... Одна ветринка сказала мне, что на самом деле Солнце посадили в гелиопоезд и вокруг него поставили кучу звёздных охранников, чтобы на землю не попадали его всякие вредные гамма-излучения. Как некоторые люди фильтруют воду, так космос фильтрует Солнце в своём гелиопузыре. По этому факту у меня случился разговор с Солнцем, оно само со мной заговорило:
- Думаешь, я ничего не вижу?
Я и думать забыла о Солнце, а тут на тебе:
- Я могу помочь тебе вернуться назад. Я даже разрешу тебе иногда общаться со звёздным ветром. Будешь вести себя хорошо?
- Спасибо, не нужно. Я уже всё решила,- ответила я.
- Спасибо, не нужно, - перекривило меня Солнце. - Была дурындой, дурындой и осталась! - разозлилось Солнце и больше никогда не заговаривало со мной.
Звёздный ветер пытался помирить меня с ним, но не получилось. Да, я и не хотела. Теперь я мечтала совершить настоящий поступок и только о нём с утра до вечера рассказывала звёздному ветру:
- "Философия ветризма" - вот, во что нужно верить! Вот, что нужно воплощать в жизнь! Её суть в проветривании! Как просто! Выветри себя из себя и живи во благо других! Флюгер, сам не зная, стал её сторонником! Он работает для людей, ничего не делая для себя! Ничегошеньки! Подвиг! Настоящий подвиг! Понимаешь? Я посвящу свою жизнь ему. Я больше не буду искать его любви. Помнишь, я сказала ему "я к вам с подарком"? Так вот, тот подарок, полярное сияние, был как подкуп его сердцу. Через него я надеялась получить и себе подарок - его любовь. Теперь я ничего не потребую взамен. Разве это не настоящая любовь?
А он только и спросил меня, так же серьёзно, как в прошлый раз, как будто от моего ответа завила его жизнь:
- Ты этого хочешь?
- Конечно же, глупый!- рассмеялась я.
Он улетел, а я стала для тебя, дорогой Флю, самыми добрыми ветрами. Тёплыми, лёгкими - бризом, штилем и фёном. Никаких резких кручений вправо-влево! Исчезли твои головные боли. Я почти перестала быть ветром ради тебя. А ты начал мне улыбаться и иногда говорить своё нежное "привет, фёни" и "спокойной ночи,бризушка". "Это ли не настоящая любовь? - как-то спросила я тебя и ты ответил:
- Ты думаешь, настоящая? Любовь? Наверно. Я ведь слишком стар для любви! Вам, молодым, видней... И всё-таки, чтобы ты ни говорила, дорогая бризушка, ничто не сравнится с 1720-тым! Ты 1720-го году? Вот это был поистине год для любви! Мой друг Карло состряпал для своего друга Никколо чудесную скрипку! И изо дня в день по всей округе в каждый бокальный дом разливалась пьянящая волшебная музыка. Ох, как же я вытанцовывал со всеми ветринками без разбору, только зазвенит скрипка!..". Ты продолжал рассказывать мне историю всей своей жизни, а я, вместо того, чтобы плакать от счастья, плакала от грусти, вспоминая эти слова
"- Случилось, отбить мне плешь об гелиопузырь! Моя ледышка таит! И от кого? От такой же ледышки! Ну, ветрушка-ватрушка, ты чего? Он совсем не тот, что надо. Другое дело я: благозрачный, благоушный, благодушный, благоносный, благоручный, благотучный, благогубный, благощёчный, благо..."
"-Это я от любви, ветрушенька, кружилушка моя! Погляди, какой я худой и бледный! Совсем по тебе иссох! Подкормила меня хотя бы солнечной мозолинкой!.."
"-Запрыгивай в мой желудок - отнесу тебя к атмосфере, сотворишь такое же чудо, и авось втрескаешься в меня по самые гланды! В раз подобреешь и раздуешь свой животик моим вертрюшонком! Будем жить-поживать, солнце надгрызать! Ну что, ветрушка, поцелуй меня в ушко!.."
"-Ветрушенька... Хочешь, чтобы я отнёс тебя к нему?.."
Нет. []
24 октября 1720 года, ЗВ
Милая!
Я читал твою последнюю запись, а Ты, в это время, в последний раз прокатилась на волне и вместе с медузами, исчезла глубоко в море. Я больше ничем не мог Тебе помочь, потому что Тебя просто не было уже в этом мире. В тот момент я мог думать только об одном:
Пусть мы не были вместе в жизни, но мы можем соединиться в Её дневнике.
Я бы и не стал писать всего этого, если б не моя романтическая натура. Ей, не мне, не кажутся, эти выводы нелепыми.