Геярова Ная : другие произведения.

Трампадабам

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками
 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Зелёный заяц. Мрачные аллеи. Исчезающие пациенты соседних палат. Прекрасная Фея... Или убийственная? Мне бы только вспомнить, что произошло. И тогда... А пока, в палату вползает монстр, смотрит нечеловеческими синими глазами. И в голове стучит громко, мозговыносяще: "Трампадабам! Трампадабам! Трампадам!"
  - 1 -
  
  За окном били барабаны. Громко. Мозговыносяще.
  
  Трампадам! Трампадам! Трампадабам!
  
  Они пришли на смену осени, когда шорох опадающих листьев канул в прошлое. И зима в очередной раз заполнила улицы серо-бледным морозом.
  
  Трампадабам! Трампадам!
  
  Слишком громко.
  
  Щупальца медленно втиснулись в форточку и начали сползать вниз по стеклу, втягивая в комнату склизкую, синеватую в лунном полусвете, плоть.
  
  Я посильнее натянул одеяло, оставив только глаза.
  
  Я следил за существом.
  
  Оно втиснулось полностью, расправляясь, поднялось в полный рост и шагнуло ко мне.
  
  Тогда я уже не выдержал. Рукой нашарил настенную лампу и щёлкнул выключателем. Из-под сиреневого бра по комнате разлился нежно-розоватый свет.
  
  Вопреки ночным кошмарам существо не исчезло. Оно стояло надо мной, вытянувшись на двух длинных конечностях, и слегка покачивало продолговатой лысой головой. Ледово-синие глаза, маленькие круглые, беззлобно, даже можно сказать, с любопытством смотрели на меня.
  
  - Трампадабам, - сказало существо, повторяя звук барабанов, и уж совсем хозяйской походкой направилось к выходу, перебирая щупальцами по полосатой дорожке.
  
  Дверь прикрылась тихо, существо ушло, следом умолкли барабаны.
  
  
  
  ***
  
  Вдоль аллеи тянулись деревья. Иссушённые лапы, месяц назад скинувшие последние листья, тянулись ко мне крючковатыми сонными пальцами. Злые, возомнившие себя царями природы, деревья. Я их не любил. Выискал скамейку подальше, в пустоте за домом, и присел. Сбоку от скамейки стояла урна - старая, ржавая и давно переполненная мусором. Я бросил в неё фантик от мятной конфеты, тот скатился и упал рядом, на скомканную бумажку из-под мороженого.
  
  "Нужно бы убрать", - вяло подумал я и тут же забыл про урну и про мусор.
  
  От конфеты во рту стало приторно мятно. Я выплюнул её на асфальт, и она расплющилась в виде изумрудной лепешки.
  
  - А плевать на дорогу нельзя! - сказали мне.
  
  Я поднял голову.
  
  Напротив меня стояла девочка лет семи с бантами и в розовом пальто. В руках зелёный заяц, которого она отчего-то непрерывно теребила и дергала за ухо. Может, ей не нравился его цвет или она вообще не любила зайцев.
  
  - Я уберу, - миролюбиво сказал я ей и наклонился, чтобы скребнуть лепешку.
  
  - Фу-у-у, - протянула девочка, и глаза её стали круглыми беличьими.
  
  - Зара, отстань от дяденьки! И вообще, сколько я тебе говорила, не общайся с незнакомыми людьми, - женщина, появившаяся ниоткуда и похожая больше на серую взлохмаченную гору, нежели на человека, схватила девчонку за локоть и поволокла по аллее. На прощание девочка показала мне язык. Я тоже показал ей язык, отвернулся и забыл, про неё, про зелёного зайца, про женщину-гору.
  
  
  
  ***
  
  Вечером я увидел змею. Черную с ярко-жёлтыми каплями пятен на лоснящейся коже. Она ползла, испуская громкое шипение и задевая хвостом двери палат, те со скрипом приоткрывались, но тут же со стуком захлопывались испуганными обитателями.
  
  Змея остановилась напротив последней палаты. В чуть приоткрытую дверь падал свет - тонкая, блеклая полоса, режущая серость коридора. Я вжался в стену. Змея сначала вытянулась, став раскачивающейся плетью, а после рухнула живой лозой, исчезая в тонкой скважине света. Потом раздался резкий крик. Мальчишеский. Я попытался вспомнить обитателя палаты. В памяти всплывал паренёк, худощавый и бледный - он появился в палате неделю или две назад. Выходил редко, смотрел на стены пустым взглядом и шаркал по коридору большими тапочками.
  
  Крик оборвался.
  
  Из сестринской появились неторопливые девчонки в белых халатах и молодой доктор, прибывший к нам месяц назад. Доктор был странным, с блеклым, отсутствующим, чудившимся мне мёртвым, лицом. Чуть позже, он вышел, вытер губы кулаком и стоял у палаты, облокотившись о стену и шепча в пустоту коридора. Диковатый и неестественный, впрочем, как и все обитатели этого заведения. Он постоял немного, как-то механически тряхнул головой и направился в палату рядом. Мне кажется, там проживала некая женщина, но я не мог точно вспомнить. Да, собственно, и не стал смотреть дальше. Тихо, на цыпочках, прошел до палаты и закрыл за собой дверь. Когда-то и за мной придут. Это будет не чёрная змея - я был уверен. Это будет совсем другое существо. Пугающе до дикой боли в голове, до дрожи, до взрыва серых телец в черепной коробке. Это будет мой кошмар. И я его ждал.
  
  
  
  ***
  
  В ночном беге нет ничего пугающего - для кого-то. Фаза быстрого сна.
  
  Я часто бегал ночами, в своих снах. Иногда тёмными улицами, по ступеням, чаще вверх, чем вниз. Вот только в моих снах всегда был страх. Я не просто бежал, я нёсся, боясь оглянуться, споткнуться и упасть, боясь остановиться. Я убегал от того, что было позади, что дышало в спину и хрипело. Я слышал этот жуткий хрип, надорванный, как у древнего старика, кашляющий.
  
  Случалось, что, взобравшись на гору или преодолев множество ступеней, мне хотелось обернуться и крикнуть страху в морду: "Мне некуда бежать! Я сдаюсь! Забирай меня". Но я бился истеричным безголосым криком о возникшие из ниоткуда преграды. Я пытался карабкаться на абсолютной плоскости, в конце концов, просыпался, лупя подушку кулаками. После таких снов чувствовал себя опустошенным, и уставал даже больше, чем от собственной никчемной, пустой жизни.
  
  Бывало, услышав мои крики, из соседней палаты приходила Джин. Почему я думал, что её зовут Джин? Я не знаю. Ей так хотелось. Она была азиаткой, с красивыми тёмными глазами и бритой головой. С вечно дрожащими ладонями и нервными длинными пальцами. Она приходила на мои крики. Аккуратно, стараясь не шуметь (подобные посещения не приветствовались), проникала в палату, осторожно прикрывала за собой дверь и садилась на самый край кровати.
  
  Джин, молча, смотрела на меня, шевеля тонкими губами. Она ничего не произносила. Никогда. Но мне чудилось, что я слышу её голос.
  
  - Снова кошмар? - красивый и в то же время сочувственный изгиб губ.
  
  - Снова, - кивнул я.
  
  - Когда-нибудь он догонит тебя.
  
  - Когда-нибудь я устану убегать.
  
  - Без тебя будет тоскливо.
  
  - Появится новый.
  
  Она поёжилась и сцепила пальцы в плеть:
  
  - Я тоже устала.
  
  - Ты должна бороться, у тебя есть родные. Ты говорила, что ты помнишь.
  
  - Они давно забыли меня.
  
  - Тебя заставили так думать.
  
  - Я сама заставляю себя так думать.
  
  - Я видел сегодня внизу девочку. Она был милой, держала в руках зеленого зайца.
  
  - Зеленого?
  
  - Да, зеленого.
  
  - Странный цвет для зайца.
  
  - Почему?
  
  - Зайцы не бывают зелеными.
  
  - А какими они бывают?
  
  - Серыми. Белыми, - Джин задумчиво посмотрела в окно. - Серые летом. Пушистые, с длинными ушами, белые - зимой... по снегу прыг, прыг. Ты не помнишь?
  
  Я покачал головой. Я не помнил.
  
  - Мне пора, - она поднялась и направилась к двери. У выхода остановилась и улыбнулась. - Запомни меня.
  
  - Я всегда буду тебя помнить.
  
  И она вышла. Хотя мне казалось, что она не выходила, растаяла, стоя перед дверью, улыбаясь. Порой мне чудилось, что и самой Джин вовсе нет, а на самом деле это невзаправдашная, выдуманная девушка, иначе как можно было понимать наши беззвучные разговоры.
  
  Невзаправдашная Джин, невзаправдашная палата и страхи невзаправдашные. Я отвернулся к стене и закрылся с головой одеялом, не долго лежал, смотря в темноту.
  
  Позже было привычное - трампадам, трампадам. Шлепки щупалец по полу.
  
  Сегодня был плохой день, и я не хотел видеть визитёра, потому даже не обернулся. Он не расстроился, а, как обычно, прошуршал по дорожке и вышел. И снова наступила тишина.
  
  Я лежал и думал, о зеленом зайце, о змее, о пареньке, что был в той палате. Я его почти не помнил. Правда, где-то в закоулках памяти копошились обрывки мутных растасованных пазлов, в которых он был именно пареньком - русым, молоденьким, с тонким шрамом от губы к носу.
  
  Я лежал и думал, и смотрел в уголок белого одеяла. А потом забыл, о чём были мои мысли, и уснул.
  
  -2-
  
  Грим шёл по узкому коридору, на ходу потягивая кофе из серой чашки. У громадного иллюминаторного витража он остановился. В обшивке галактического крейсера отсвечивали звезды. Подкрылки сверкали хромированной поверхность, а выходящие из-под них зеркала, поглощая солнечную энергию, отсвечивали пламенными флагами.
  
  "Флаги!" - Грим громко хлебнул кофе.
  
  Флаг у них был всего один, серо-синий - Аблоковский. Грим почесал грудь и подумал, что неплохо бы надеть орденоплащ, тряхнуть знаменитой стариной. Но сделал глоток - и передумал. Рано. Вот закончит и оденет. Может, ещё одну звезду на грудь прилепит. Закончит карьеру на самом пике. Уйдёт заслуженцем. Будет что рассказать внукам, да и так, с друзьями за кружкой крепкого брю. Он оглянулся, в коридоре никого не было. Поставил пустой бокал на пол, подвинул его ногой в темный угол, ещё раз оглянулся и, удостоверившись, что в коридоре действительно никого нет, направился в рубку.
  
  
  
  ***
  
  Когда он приблизился, дверь автоматически открылась. Девушка, сидящая в кресле замкома, развернулась, отдала честь, не слишком почтительно, скорее привычным жестом - это бесило:
  
  - Доброе утро, капитан Грим!
  
  - Утро, вечер, день... Согласно космическому времени, скорее, доброй ночи, Марет.
  
  - Согласно земному времени, доброе утро!
  
  - Тебя влечет к земному, Марет?
  
  Она откинулась в кресле и то ли криво улыбнулась, то ли усмехнулась:
  
  - Влечет? О, нет, капитан, это обычный исследовательский интерес, все-таки как разумные особи они довольно любопытны.
  
  Грим прошёл и сел в свое кресло. На панели мерцали зелёными огоньками несколько десятков лампочек. Одна горела красным. Грим поднялся и направился к экранам в стене. В светящихся поверхностях изображались люди. Они сидели на кроватях, смотрели в окна, ходили по комнатам. Грим прикоснулся к одному из экранов. В нем извивалась и скользила по стенам змея, толстая, недавно поужинавшая.
  
  - Немного. Осталось совсем чуть-чуть, - прошептал он, довольно потирая руки, но Марет возразила.
  
  - Я бы не выпускала её вот так, на всеобщее обозрение. Психика у них все же слабенькая после чистки.
  
  - Ты не психиатр.
  
  - Но общую психологию проходила. Закончится всеобщим суицидом на почве чрезмерного страха. Фобий у них и без того предостаточно.
  
  Грим беспокойно покосился на Марет. Везде суёт нос. Всё знает. И что-то ему подсказывает: не всё говорит. Как смеялась над зайцем. Ох, чует гримовское сердце, помощница на его место метит.
  
  - Я отправила чистильщика. Пусть сотрет. Но... ветер в банке не запрешь. Вы бы поговорили. Можно же и ...
  
  - Поговорю, - не дослушав, буркнул Грим и отвернулся. Слишком резко, слишком порывисто. Марет, казалось, напряглась. Щурится у него за спиной. Ну и хрен с ней. Грима раздражает эта её всё-знаемость и всё-успеваемость. С тех пор, как они взяли Марет, он перестал чувствовать себя капитаном. Он уверен, помощница, всё видит, всё понимает и молчит. Непонятно почему, смотрит и молчит. От девчонки нужно непременно избавиться. Вот Грим закончит дело и решит эту проблему.
  
  Несколько экранов разом мигнули от прикосновения щупальца. На третьем слева девчонка бот - постоянная, сидит, опустив голову, держит в руке зайца. Хороший бот. Чуть дальше, на экране, крупная женщина с застывшим взглядом. Заменить бы, заедает последнее время, девчонку теряет. Иногда имена путает. Но финансирования нет, все уходит на реконструкцию и восстановление Аблока. Это, конечно, хорошо, но поддержка жизнеобеспечивающей колонии также немаловажный ресурс. Его стоит, и попросту необходимо, разрабатывать.
  
  Грим покосился на аппарат связи и даже было решил позвонить в президиум, но тут же передумал. Вот закончат, тогда можно требовать, тогда много всего можно будет, не стоит торопить события.
  
  Капитан отвернулся к следующему экрану - он открывал вид на палату. В ней женщина с седыми волосами сидит на кровати, поджав под себя ноги. Напротив, чистильщик - довольно старый, но ещё вполне рабочий механизм, говорит ровно и уверенно, женщина смотрит в стену, внимает.
  
  Грим проверил ещё три палаты и отвернулся. За прозрачным стеклом кабины во вселенской темноте перемигивались звезды. Закрыть глаза и стать одной из них, на мгновение, на секунду, отречься от мира, от всех миров. Он прикрыл глаза, но вместо галактических огоньков мимо взора проплыла совсем другая звезда - шестипалая с синим отсветом и гербом Аблока. Грим вскинулся, протёр глаза, повернулся к очередному экрану. Почти зимний сад, ещё чуть и напустят яркого, режущего глаз снега. Так долго пришлось копаться, выясняя, что листья на земле именно жёлтые, а не сиреневые, как на Аблоке, а снег, оказывается, режет глаз, да и вообще, так много тонкостей пришлось выискивать ему, чтобы все вышло естественно, по-настоящему. Бывали и промахи, редко. Сейчас уже почти всё сделано, осталось только ждать. И те, кто там, по ту сторону экрана, копошатся в земле, прогуливаются под крючковатыми деревьями и сидят на ярких лавочках, все они должны верить. Все они его...
  
  - Муравьи в банке, - голос Марет, шипяще дрожащий, неожиданный.
  
  Грим покосился на неё. И всё-таки она его бесит. Особенно эти её наклонности - "интересные", "разумные особи". Любопытно, что бы она сказала, когда б увидела, как ещё год назад те самые "особи" разносили их флот и их мир, как стонал Аблок, а таких, как она, уничтожали прямо в яйцах, сжигая целиком ангары и родостолицы. Грим сглотнул. Пройдет немало времени, пока они смогут восстановиться, поднять до прежних высот свою цивилизацию, а пока... Он прошёл, посмотрел на кнопки - красная слегка моргала, Грим усмехнулся и нажал на неё. После, удобно откинувшись в кресле, правым щупальцем пробежал по ручке с пультом, набирая код. Мотор ответил, сначала чуть звучно, следом рёвом, полыхнули огнем закрылки, корабль двинулся вглубь чернильной тьмы, а где-то внутри системы барабанами ударили ускорители.
  
  - Трампадам. Трампадам. Трампадабам.
  
  -3-
  
  Я увидел её стоящей у железных ворот, она пришла на замену того самого паренька, погибшего от змеи. Так всегда было: кто-то уходил, кто-то приходил на замену. Никогда палаты не пустовали.
  
  Робкая, показавшаяся мне утончённой феей. Она стояла в проёме ворот. Те всегда были открыты, никто из нас, правда, не пытался выйти, глупо это. Там, за ними - страх и боль. Почему я так думал? Я не знал, был уверен.
  
  Так вот, девушка стояла и смотрела пустым взглядом перед собой. Я улыбнулся и помахал рукой. Она подняла голову, выражение её взгляда при этом не изменилось, но она помахала мне в ответ.
  
  "Красивая! Фея!" - от одной мысли, что она будет почти рядом, стало хорошо.
  
  В комнату молчаливой тенью скользнула Джин. Подошла к окну, выглянула, задумчиво посмотрела на девушку.
  
  - Красивая, - сказал я ей.
  
  Джин косо глянула на меня, и что-то странное произошло с её лицом, оно искривилось как от пощечины. И Джин, проскрипев пятками больничных туфлей, быстрым шагом направилась к выходу.
  
  - Ты на что-то обиделась? - спросил я, оборачиваясь. Она остановилась, теребя край кофты, не поднимая глаз, покачала головой и вышла. Впервые я не услышал, что она подумала.
  
   ***
  
  С утра стучало в голове.
  
  Трампадам. Трампадам.
  
  Я старался не слышать, сидел на кровати и отвлекал себя звуками из коридора. Я надеялся услышать фею.
  
  И услышал.
  
  Вернее, почувствовал её медленные, шаркающие шаги. Вскочив с кровати, я бросился к двери. Нет, я не побежал к ней на встречу. Я только немного приоткрыл дверь и, замерев, смотрел в тонкую щель. Фея прошла мимо, ведомая двумя санитарами. Когда она добрела до той самой палаты, мне до безумия захотелось выскочить и закричать: "Стой! Не иди! Там была змея! Там была смерть!"
  
  Она как будто услышала, остановилась и оглянулась. И мне показалось, увидела меня, по крайней мере, что-то появилось в пустых глазах. Интерес? Следом за ней оглянулись и санитары. Я отпрянул и прикрыл дверь. Еще час я потерянно бродил по комнате, измеряя углы шагами и вспоминая взгляд новенькой - кроткий, туманный: "Фея! Фея!" Желание броситься к ней незамедлительно было настолько сильным, что я с трудом сдерживал дрожь.
  
  Успокоиться.
  
  Я не должен её напугать.
  
  Я не должен напугать фею.
  
  Никто не должен.
  
  Я остановился.
  
  Она такая беззащитная, нежная, её может всякий обидеть.
  
   Защитить! Во что бы то ни стало!
  
  Не позволить никому притронуться к тонкому изящному телу. Не позволить прикоснуться к бледной коже.
  
   Защитить фею! Мою фею.
  
  
  
  ***
  
  Двор никогда не казался мне настолько большим. Теперь же он представал огромным лабиринтом. Через небольшой канальчик к розовой беседке - пусто. Через мостик, такой тонкий, что чудится, вот сейчас сломается под моими черными уличными кедами. За углом, у лавочки, со стоящей рядом переполненной урной, девчонка с зелёным зайцем в руках.
  
  Я остановился. И вдруг абсолютно осознанно забыл о моей фее. Да, именно так, как будто внутри щелкнул переключатель. Словно появилось более важное дело. Девчонка сидела и теребила зайца. Я точно понимал, что в ней есть то, чего быть не должно - нечто очень далекое... как полустёртые кусочки воспоминаний, которые хотят, но не могут собраться воедино. Я всматривался, однако понимание ускользало. Оно было слишком глубоко, дергало то за одно, то за другое нервное окончание, и от этого бросало в дрожь. Что-то важное, безумно многозначительное в девчонке. Я пытался. Я напрягался, через возникшую ниоткуда и начавшую разом поглощать мозг головную боль, через винты в висках. Пробираясь сквозь мрак - черный пазл с тонкими нитями пробелов, тьма в воспоминаниях.
  
  Я подошел к девчонке. Она болтала ногами и вроде даже не замечала меня, пока я не спросил:
  
  - Почему этот заяц зеленый?
  
  - А какой он должен быть?
  
  - Серый.
  
   Она открыла было рот, но тут же откуда-то из-за спины появилась полная женщина, схватила девчонку за локоть и, дернув со скамейки, быстро затараторила:
  
  - Идем. Я тебе говорила. Почему ты не слушаешься? Не разговаривай с незнакомыми, Сеня.
  
  "Сеня? Сеня!" Отчего-то это имя показалось мне неподходящим для девочки и, мало того, мне вдруг подумалось, что ту зовут Зара. Я отчетливо увидал перед собой точно такую же картину и эту же тётку, тащащую девочку за локоть и приговаривающую: "Не разговаривай с незнакомыми, Зара". Головная боль стала невыносимой, я сжал виски руками и закрыл глаза.
  
  "Нет, не Зара - Сеня".
  
  Отпустило.
  
  Когда я открыл глаза, девчонка с тёткой завернули за угол.
  
  Девчонка. Тётка-гора. Зелёный заяц, лавочка и полная урна. "Надо бы убрать", - подумал я, чертыхнулся, будто уже было. Снилось, что ли? Слегка стукнуло в виски, и я тут же отбросил эту мысль, и, впрочем тут же забыл, о чём думал.
  
  Я повернулся и вздрогнул от неожиданности. На лавочке, сложив руки с удивительно длинными, белыми пальцами на коленях, сидела девушка - Фея.
  
  - Здравствуйте, - сбивчиво проговорил я, чувствуя, как задержалось дыхание.
  
  Она кивнула, смотря мимо меня. Правый глаз косил. Хотя, это её ни капли не портило. Даже придавало загадочный, необычный вид.
  
  - Я присяду?
  
  Снова кивок.
  
  - Меня зовут Герда, - представился я.
  
   Кивок.
  
  - А вас?
  
  Она обернулась, и наконец, взгляд сфокусировался на мне. Улыбка медленно расправила напряженное лицо. Как же она была красива! Божественна прекрасна! Я задохнулся от близости тела, от дыхания, касавшегося меня.
  
  - Я...я...- я не успел ничего сказать.
  
  Из-за угла вывернула Джин. На секунду глаза её и Феи столкнулись, и тут же лицо той, что сидела рядом со мной, исказилось, губы дернулись, обнажая зубы, словно она хотела оскалиться, пальцы сжались, став бледно-синими, и на них проступили символы - непонятные, больше похожие на замысловатый узор. Символы меня испугали. Что-то зловещее, позабытое виделось в них. Дежавю, только бы вспомнить, где. Но думать сейчас об этом я не мог.
  
  - Джин! - я перевел взгляд с одной девушки на другую. - Джин, мы разговариваем! Ты не могла бы?..
  
  Брови Джин дёрнулись вверх, глаза сощурились, став щёлками с яркими мечущимися внутри искрами и вдруг распахнулись неимоверно широко - искры превратились в карий огонь. Джин криво, пугающе усмехнулась.
  
  Моя же Фея поднялась и плывущей походкой скользнула прочь, в другую сторону, вглубь желто-серого мёрзлого сада. Я смотрел ей вслед и ничего не делал. Наверное, я должен был догнать и что-то сказать, но я не мог. Находясь между ними и боясь обидеть каждую, я просто малодушно молча смотрел. И Джин стояла. Что-то уничтожающее, резкое, было в её взгляде в первую минуту, но к моменту, когда я обернулся, лицо девушки смягчилось, и в нем промелькнула обиженно-жалобная нотка.
  
  Я вздохнул.
  
  - Ты мой друг.
  
  Лицо девушки снова стало напряжённым. Что значат для неё мои слова? Пожалуй, я впервые подумал об этом. Джин улыбнулась, слишком усердно и оттого получилось тоскливо. Я постарался подбодрить её кивком. Но она покраснела, отвернулась и направилась прочь. А я продолжал стоять и молча смотреть.
  
  Я остался один. На влажной лавочке рядом с воняющей мусоркой. Смотря на заходящее золотисто-бледное солнце. А в воздухе витало и бумкало.
  
  Трампадабам. Трампадам.
  
  
  
  ***
  
  Встал я, когда стихли барабанные раскаты. Поднялся и направился в здание. По дороге увидел брошенного зелёного зайца. Я поднял его, стряхнул грязь. Откуда-то из глубины памяти вдруг невероятно отчётливо вспомнилось: "Зайку бросила хозяйка, под дождем остался зайка. Со скамейки слезть не мог, весь до ниточки промок", - я усмехнулся, прижал к себе потерянную игрушку. - Весь до ниточки промок...глупый заяц.
  
  
  
  ***
  
  Я сидел на кровати, поджав ноги, смотря на открытую форточку, прижимая к груди зелёного зайца.
  
  Тишина.
  
  Везде.
  
  В палатах, в коридоре.
  
  В моей голове.
  
  Лишь глаза, наверное, в них отражаются отсветы мутного бра. Я боялся выключить свет. Во тьме придет оно. Нестрашное и незлое, но оно придет и ... что? Может, давно пора смириться? Привыкнуть.
  
  Привыкнуть я не мог.
  
  Страшное не страшно. Непривычное привычно. И отчего-то мучила мысль, что всё это неправильно. Вот и Джин говорит, что зеленых зайцев не бывает. А я не помню. Я много чего не помню. Даже то, чем нас кормили в обед. И кормили ли вообще. Я не помню, когда попал сюда и как. Проснулся однажды в палате, смотрел в окно. Даже не думал, почему и как. Просто лежал и смотрел. Был ли тогда день или ночь, я тоже не помнил. Зато Фею сегодня я запомнил хорошо. Мысли о ней грели. Даже ладони начинали потеть. Её силуэт у решётки двора грезился, когда закрывал глаза. Кстати, что за решеткой, я тоже не помнил. Хотя, это и не волновало. А вот мысли о Фее... Кто она? Как попала сюда? Ей страшно? Да, конечно, страшно.
  
  Я вскочил, не выпуская зайца из рук, направился к двери.
  
  Выглянул.
  
  Тишина.
  
  Да кто станет за мной следить? Санитары давно привыкли, что мы смирные. Осторожно, стараясь не шлёпать голыми ступнями по стылому полу коридора, я направился к самой дальней палате. Остановился, не дойдя несколько шагов. Не оробел, не испугался. Вспомнил Джин. Её ночные вылазки ко мне. Вот так же босыми ногами по холодящему кафелю. Вот так же... Взгляд сегодня в парке, обиженный, тоскливый.
  
  Я предаю её? Я предаю.
  
  И внезапно стало страшно, и вдруг отчетливо послышался легкий шум чешуйчатого тела. Там, за спиной. Черная змея с лоснящимся брюхом и жёлтыми глазами, и дрожащим языком. Я обернулся, ощущая спиной тварь. Твари не было, как и звука. Безмолвие коридора. Зловещее, пугающее молчание полумрака. Это стены, они впитали звуки и шепчут в тиши. Сводят с ума, давя страхом на трепещущее сознание.
  
  Я стоял, дрожа, и смотрел перед собой. Коридор вытягивался, пугая удаляющимся темнеющим туннелем. А если это не страх? Если змея была там, но уже проникла в одну из палат? Если?.. Палата Джин через одну от моей. Если?.. Дверь была прикрыта, но эта тишина... Не могло быть такой тишины. Я бы услышал вскрик, шорох, возню. Нет. Ничего нет. Только страх. Леденящий ночной ужас. Так бывает в одиночестве, в ночи, в пустом коридоре.
  
  Я попятился, отвернулся и, быстро прошлёпал до палаты Феи. Всё закончилось внезапно, отпустило, как только послышались мои собственные шаги. Тишина боится звуков, она прячется и отступает, забирая страхи. И я уже не боялся. Коснулся круглой грязной ручки.
  
  Сейчас я открою дверь и увижу её.
  
  Сейчас открою...
  
  Я так и простоял у самой двери, меня то кидало в жар, то в холод. Я пытался подобрать слова и не мог. Я что-то шептал, сбивался и начинал всё сначала. Отпускал ручку, порывисто хватался за неё вновь, проговаривая слова, казавшиеся мне в следующий момент глупыми, и я снова отпускал ручку.
  
  Я не заметил, как рядом оказалась Джин и тронула меня за плечо, останавливая, когда я в очередной раз намеревался войти.
  
  - Она не то, что ты видишь.
  
  - А разве это имеет значение? Мы все не такие.
  
  - Она не такая, как ты, она опасна.
  
  - Ты ревнуешь!
  
  Она отдернула руку с моего плеча. Я обернулся, ожидая увидеть гнев. И даже был готов к пощечине. Но она просто смотрела. Глаза красные. Плакала?
  
  - Не ходи. Не надо.
  
  Дверь за спиной. Отвернуться и войти, и не нужно слов. Там решу. Да и нужны ли двоим слова? Слова двоим - не нужны.
  
  Я смотрел на Джин. Нам никогда не нужно было слов. Может, она и права. И не нужно ничего делать. Не для чего заходить в палату, потому что если зайду, то я перестану слышать Джин. Её больше не будет для меня. А ведь нам было хорошо в нашем понимающем молчании.
  
  - Джин, иди спать, - я всё-таки сказал.
  
  - Не ходи!
  
  Кончиками пальцев я провел по её щеке. Гладкая, еще влажная. И все-таки она плакала, за мгновение до того, как осмелилась подойти ко мне.
  
  - Я только узнаю и приду, - стараясь быть как можно более мягким, произнес я. - Подожди меня в палате.
  
  Она схватила мою руку:
  
  - Не ходи!
  
  Тёплая рука, мягкая, с трепещущими пальцами.
  
  С нежностью смотрят дрожащие влагой глаза.
  
  И я отступил. Не пошёл.
  
  Впервые за множество ночей я спал спокойно, прижимая к себе тёплое тело Джин. И даже гремящие барабаны не тревожили, а успокаивали:
  
  -Трампадабам. Трампадам.
  
   -4-
  
  Зелёный заяц на подоконнике улыбался. Серые облака медленно тащились по кусочку неба, видимого в пыльное окно. Джин ушла пару часов назад. Я больше не спал, лежал и смотрел то в мутное стекло, то на зайца. Зелёная зверина улыбалась. Он не давал мне покоя. Прыг-скок, значит.
  
  Вскоре застучали двери, зашуршали ноги. Обитатели клиники начали просыпаться. Я взял зайца и вышел из палаты. Первым мне встретился парнишка лет двенадцати, я его не помнил, и из какой палаты вышел не видел, но спросил:
  
  - Привет, ты знаешь, какого цвета должны быть зайцы?
  
  - Привет, - ответил он и посмотрел на игрушку в моих руках. - Зелёные.
  
  - А как же белые зимой, серые летом - прыг- скок?
  
  Он пожал плечами, отвернулся и ушел.
  
  Следующей шла тетка, худая и мрачная.
  
  - Зайцы зелёные, - уверенно ответила она, не проявляя к дальнейшему разговора никакого интереса.
  
  Больше я никого не останавливал, просто стоял, держа игрушку в руках и смотря на снующих туда-сюда людей. Несколько медсестер прошли мимо, странно покосившись в мою сторону. Одна скользнула глазами по зверюшке и о чем-то потом разговаривала с той самой мрачной теткой, уверенной, что зайцы зелёные.
  
  Я отвернулся и зашёл обратно в палату.
  
  
  
  А через полчаса ко мне вошёл невысокий, похожий на крота, доктор.
  
  - Как мы себя чувствуем?
  
  Я улыбнулся.
  
  - Вот и чудненько. Сейчас посмотрим вас и, возможно, отправим документы на выписку.
  
  - Выписку? Меня выпишут?
  
  В голове глухо стукнуло.
  
  Привыкший к палате и докторам, к Джин за парой стен, а теперь и намного ближе. К вечно серому небу. Привыкший к жизни, которая вот-вот закончится. Значит, недолго осталось. Каждый из нас знает, что обозначает "выписка". Безобидно жуткое слово, которого страшатся больше самого страха.
  
  Доктор присел на край кровати.
  
  - Вот, посмотрим вас и решим.
  
  Он слушал грудь, тыкал фонендоскопом под ребра. Заглядывал в рот и давил в область живота.
  
  "Зачем?! Почему именно сейчас?! Для чего?! А если я не хочу? Да! Я завишу от этого места. Но другого я не помню. Но они все равно не вправе решать! Так нельзя!"
  
  - Скоро, скоро. Вы у нас, можно считать, следующий на выписку. Скажите, вас ничего не тревожит?
  
  - Заяц, - выдавил я.
  
  - Заяц? - он удивился.
  
  Да, заяц, черт побери! И пусть это заставит тебя задуматься. Может я ещё и не настолько здоров.
  
  - Зайцы не должны быть зелеными.
  
  Доктор нахмурился. Кротовидное лицо вытянулось.
  
  - С чего вы взяли? - он покосился на сидящее у оконной рамы плюшевое животное.
  
  - Зайцы должны быть серыми летом и белые зимой, по снегу прыг-прыг.
  
  Доктор поднялся.
  
  - Я к вам ещё зайду, - произнёс он сосредоточенно, посмотрев на меня маслянистым прищуром поверх круглых очков.
  
  Внутри всё задрожало. Вот так. Значит, права Джин. И от этого понимания сдавило виски и словно что-то взорвалось, на миг перед глазами стало темно, но тут же отпустило.
  
  Значит и остальные её воспоминания - правда!
  
  В ушах зашумело.
  
  Я спрошу её, обязательно спрошу и вспомню. До того как придет синий длинный и заберёт меня с собой.
  
  Мысли-пазлы завертелись в бешеном фейерверке. Блестящие вспышки картин - я их вспомню!
  
  Доктор не успел дойти до двери, когда я твердо решил: узнаю, что там за больничной решеткой. Что произошло с пациентами, почему мы здесь. Пусть не для меня. Для Джин. Для Феи.
  
  - И знаете, что? - у дверей доктор-крот обернулся. - Не берите в голову мелочи. Чем меньше вы будете думать о зайцах, тем меньше вероятности, что скоро покинете нас. Но помните, всё когда-то заканчивается. Забудьте о зайце. Это всего лишь детская игрушка, она может быть зелёной, розовой, серой, какой угодно.
  
  И он вышел.
  
  
  
  ***
  
  О докторе я забыл уже через час. Ко мне зашел молодой паренек в белом халате, и некоторое время сидел напротив, что-то говоря. Что именно, я тоже не помнил. Но после его ухода стало тревожно. Мысли, посетившие в приход кротомордого стали навязчивыми: "А что там? Есть ли у меня родные? Если есть, то почему ни разу не пришли? И отчего я совсем не помню лиц, хоть кого-то, кроме обитателей больницы?"
  
  Я скитался по коридору, заглядывал в палаты и разговаривал с их жильцами. Из всего получалось, никто не помнит своих родных. Ни один не знает, что за пределами больницы.
  
  В палату Феи я постучал трижды, мне не открыли. Это сбило меня с мыслей и заставило ещё больше переживать. Я бы, наверное, пошёл искать её в сад, но подошла Джин, взяла за руку и повела в столовую.
  
   С Джин я снова забыл, о чем думал раньше, позволяя вести себя. Мне было хорошо рядом с ней, и, пожалуй, в этот момент это было главным. А то, о чём я думал... О чём я думал?
  
  Я ел и не чувствовал вкуса пищи, долго рассматривал кусочки блеклые и неаппетитные, пытаясь опознать в них овощ или крупу. Крупа - слово-то какое интересное, что оно обозначает? И почему именно оно пришло в голову при виде еды?
  
  - Джин, а ты знаешь, что такое крупа? - поинтересовался я.
  
  Она кивнула.
  
  - Кашу из неё варят.
  
  - Какую кашу?
  
  - Всякую. Манную. Рисовую. Гречневую с молоком.
  
  Я задумался
  
  "Каша" - размазанная по тарелке, белая словно сметана. Сметана!
  
  - Ты всё это помнишь?
  
  Она пожала плечами:
  
  - Нет. Просто ассоциации. Созвучия в голове.
  
  - А помнишь что?
  
  Она некоторое время смотрела куда-то сквозь меня, потом слабо улыбнулась.
  
  - Траву помню - высокую, зеленую. Солнце яркое и пляж. И арбузы, длинные ряды с большими полосатыми ягодами, снаружи зеленые в чёрную полоску, а внутри красные. А когда ешь, то по рукам сок бежит.
  
  Я вернул ложку с неопознанной едой обратно в тарелку. Джин смотрела мимо и улыбалась. А мне до жути захотелось арбуза. И я вдруг увидел его - круглый, зелёный с черными полосками. Недолгое видение, но я успел ощутить вкус.
  
  - А ещё? Что ещё ты помнишь?
  
  - Лес помню в горах. Если забраться повыше, то там просека и водопад. И въезд в ущелье. И машины высокие, груженные, тентованные. И площадку, ровную, серую, длинную с белыми стрелками и огоньками, - она нахмурилась. - И что-то там есть на ней, длинное, серебристое. И рокот в голове стоит, глухой с полыхами яркого света. Я когда вижу этот свет, меня будто обжигает. Боль помню, она прячется за рокотом и светом, за водопадами и лесами, жуткая боль. Страшится память, не идет дальше. Дрожат веки и слезы бегут и горят леса... и рокот, - Джин вжала голову в плечи и закрыла глаза.
  
  Я и сам прикрыл глаза, смотря сквозь закрытые веки на то самое, длинное, серебристое. То, что видела она. Отчего я думал, что когда это придет, я сойду с ума? Нет. Не сошел. Я смотрел и видел. И рокот, и взмах флага. Яркого, триколорного. И голос в шлеме, четкий, рваный: "Пятый, на повторный круг. Запали их, ссук, нехер к нам лезть!" И сквозь него молчаливое дрожащее сознание Джин: "Я боюсь, Герда, боюсь туда! Когда-нибудь насмелюсь... когда-нибудь... и уйду... в эту боль. Навсегда. Вернуться нельзя будет. Я знаю, и от того боюсь!"
  
  Я взял её за руку:
  
  - Не надо. Не надо вспоминать, нет этого здесь и не нужно...
  
  Она открыла глаза, ставшие мутными, почти бесцветными:
  
  - Я не хочу, но я помню. Каждую ночь боюсь увидеть и знаю, что увижу. У каждого из нас своё. Все мы со своими страхами. У меня вот это, - она вздохнула. - А у тебя? Что у тебя?
  
  Я усмехнулся, поковырял ложкой в завтраке и снова положил её обратно.
  
  - У моего нет имени. Нет названия. Длинный скользкий с щупальцами и синими глазами. Он не злой. Мне так кажется. Он просачивается сквозь форточку и смотрит на меня. Ждет, когда вспомню. Доктор сказал, мне осталось недолго. Скоро выпишут.
  
  Джин вздрогнула, пальцы рук её побледнели, она выронила ложку и вцепилась в край скатерти. Я постарался сделать вид, что не обратил на это внимания.
  
  - Знаешь Джин, а зайцы, действительно, не могут быть зелёными. Они белые и серые. А ещё бывают кролики, те, которые в клетках.
  
  - Ты мне поверил? - все-таки у неё удивительный взгляд, карий с влагой в уголках.
  
  - Нет, я вспомнил. И ещё, - уже шёпотом. - Меня зовут не Герда, а Гриша. А Герда - это женское имя.
  
   -5-
  
  Марет смотрела в окно экрана. По инструкции нужно остановить. Но она не могла. Смотрела на картинку и держала над пультом щупалец. Всего один клик по большой красной кнопке и всё прекратится. Кладка уже почти закончена. А после? Пара сотен слабых особей, пытающихся стать полноценными аблоковцами? Парламент почти выродился. Три десятка дряхлеющих стариков, которые постараются воспитать будущее поколение в своей высшей степени неприязни к остальным цивилизациям. К чему привело внушение об их исключительности? Марет вздохнула, отдернулась от панели и посмотрела на экран, быстро пробежала по клавиатуре.
  
  "Удалить выбранный файл?" - полюбопытствовала система.
  
  "Да".
  
   Перед глазами промелькнула ночь, руки Герды, скользящие по спине Джин, тихий стон и мерцание затухающего бра.
  
  Чернота.
  
  Он не вспомнит.
  
  Ещё один клик.
  
  - Удалить файл?
  
  Разговор тихий, никто не слышит. Но глаза Герды уже почти настоящие, живые. Он понимает. Он вспоминает. И даже чистильщик, прошедший по памяти буквально час назад, не может заставить его уйти в забвение.
  
  Память людей странная штука. Человек может сам забыть то, что изберет его память, но очень трудно, почти невозможно заставить забыть то, чего он забывать не хочет и не желает. С этим можно бороться, блокировать, но в конечном итоге память либо закрывается навсегда, отдавая им в лапы травянистое существо, не способное связать даже пару слов, либо она возвращает всё, и тогда никакие блокировки не срабатывают. Тогда только "выписка". Так происходило десятки, сотни раз.
  
  Но это.
  
  Она же молчит! Молчит! Он понимает. Не смотрит в глаза, не прикасается, но понимает. Чувствует? Обладает телепатией? Всего несколько маленьких обрывков воспоминаний - и он открыт, память фонтанирует, возвращая ей те же яркие живые картины. Арбуз. Она улыбнулась. Она видела всего раз, на просмотре географии земли, запомнила страну и ровные ряды круглых ягод - да, она запомнила, это были именно ягоды. И фотографии загорелых мальчишек с арбузными корками и струящимся по рукам соком. Она никогда не пробовала арбуза, но напомнила ему. И он увидел, раскрыл картинку. Она только подала, а он, словно художник, разукрасил, дал ощутить ей. База - сложнее, видела только в навигационных картах. Для неё они страх, они те, что принесли почти полное уничтожение её планете, её цивилизации. Ей страшно даже думать о них, о том, что там. О том, что они делали с ними. В этом Грим прав. Он думает, что она не помнит, не знает. Она помнит, она видела. Но... люди разные. И этот. Он другой.
  
  И он показал. Воспоминая слишком резкие, обрывистые, но необычайно яркие. И это с закрытыми ферментами памяти. Сколько она работает с ними, он был единственный, кто уловил, понял, смог говорить. Она не может позволить "выписать" его. И дело даже не в тайном отчёте парламенту. Дело в нём, в ночи, в теплых руках и ... и... она же молчит и ловит его тепло, переживания, мысли.
  
  Она прикрывает глаза, чтобы передать картинку, и он ловит.
  
  Взгляд сначала становится мутным, неживым и вдруг вспыхивает, горит. Он улыбается: "Нет, я вспомнил... Меня зовут не Герда, а Гриша".
  
  - Гриша, - повторяет про себя Марет, не аблоковское, трудно выговариваемое имя. И нажимает клавишу: "Да", удалить.
  
  ***
  
  Змея вернулась. Поздно ночью. Я слышал движения её лоснящегося тела. Не ждал, что вползет ко мне, только слушал. Она проползла мимо.
  
   Как доктор сказал? "Вы у нас следующий".
  
  Значит, кто-то ещё передо мной. А всё-таки интересно, по какому принципу? Как решается? Сначала все нормально, а потом - раз и я уже следующий. А что не так-то было? Что не так?
  
  Глаза скользили по комнате. По пыльному окну, по открытой занавеске. По плюшевому зайцу с длинными ушами. Стоп!
  
  "Заяц зимой белый, летом серый прыг-скок. В тебе, лопоухий, дело! Всё нормально было до того момента, пока не стал узнавать... Воспоминания - вот оно! Не должен я был знать, что ты серый".
  
  И тогда меня начало трясти, я схватил зайца с подоконника, швырнул в угол и кинулся вон из палаты.
  
  Она знает больше, помнит больше. Значит, вот после кого я. Вот после кого!
  
  И шорох мимо, змея ползёт дальше, и нет ни вскрика, ни шума. Она не может кричать. Не умеет. Дверь ударила о косяк - плевать! Ночь, даже если услышат санитары, плевать! Всего секунда у двери под яростные удары сердца. Тук. Тук.
  
  Я почти видел. Представлял. Глаза Джин - большие, карие. Улыбка тонкая, в полураскрытых губах. Тело дрожащее, застывшее, полуотправленное в пасть чешуйчатой твари.
  
  Страх! Бешеный, давящий. Не тот, не мой! Это другое. Страх за близкого человека - это сильнее. Это когда комком к горлу, когда ознобом, иглами в сердце.
  
   И в унисон ему из глубины коридора громкое:
  
  - Трампадабам. Трампадам.
  
  
  
  ***
  
  У каждого свои страхи. У кого-то черный змей, трущий линолеум коридора. У кого-то яркие воспоминания боли. У кого-то синий мутант-осьминог.
  
  Кто-то боится своих страхов настолько, что один вид способен лишить разума. Кто-то примиряется и ждет окончания своих мучений. У кого-то страхи могут просто поменяться, став еще более жуткими и пугающими. И тогда на смену осьминогу может прийти боль... та самая - жуткая боль, о которой говорила Джин. Та самая, о которой страшно даже думать. Которая останавливает ритм сердца и вырывает тебя из жизни. Которая лишает тебя того, за что ты ещё менее суток назад готов был держаться обеими руками.
  
  Трампадабам. Трампадам.
  
  Я выскочил в тот момент, когда змея, извиваясь, скользнула в двери. В палату... Нет, то была не палата Джин. И страхи как-то разом изменились на непониманием. Змея толкалась прожорливым телом дверь к Феи. Палата Джин была открыта, но... За последнее время мне слишком часто приходилось выбирать между ними. Та, которую я знал, для неё не нужно слов, и та, что пленила взглядом.
  
  Я все же насмелился и, топая по линолеумному полу, бросился к Джин.
  
  Она сидела на кровати, скрестив ноги. Чувство облегчения и новой тревоги.
  
  - Ты видела? Она пошла за ней!
  
  Джин, не оборачиваясь, кивнула.
  
  Я отвернулся. Нежная, но в каких-то случаях слишком безразличная.
  
  - Не ходи, - когда я уже почти вышел из палаты.
  
  - Я понимаю тебя, но я должен оставить её.
  
  - Что ты можешь сделать? У тебя нет оружия, ты не силач.
  
  Я остановился.
  
  - Я не знаю.
  
  Кровать скрипнула - девушка поднялась, развернулась ко мне. Слишком серьезное нахмуренное лицо.
  
  - Ничего с ней не случится. Она сыта.
  
  Теперь, видимо, моё лицо вытянулось.
  
  Джин прошла к окну и скользнула ладонью по стеклу:
  
  - Скоро зима.
  
  - Я не увижу.
  
  - Ты увидишь. Я обещаю.
  
  Я отвернулся.
  
  - Не ходи. Тебе предстоит нечто иное. Другая жизнь, другие подвиги. Не она. С ней ты не сможешь.
  
  - Я не знал, что ты бываешь жестока.
  
  - Это не жестокость. Я боюсь за тебя. Я знаю, что ты не справишься.
  
  Я выглянул в коридор, змея начала протискиваться в дверную щель. Медлить нельзя. И пусть Джин сто раз права, и я не справлюсь. Но... мне всё равно умирать. Не сегодня, завтра. Обидно только: это не мой кошмар и всё же.
  
  - У всех здесь он один - страх. И не надейся, что за тобой придет другое. Оно всегда она. Ей нужно хорошо питаться, чтобы вывести потомство. Все вы здесь для неё.
  
  Я хотел ей ответить.
  
  Не успел.
  
  Картинки яркими вспышками перед глазами, заполняя всю комнату. За секунду, две, фейерверки воспоминаний. Головная боль, стук в висках и тяжелое бух-бух в сердце. Я почти перестал дышать. Она показала все, что хотела, всё, что страшно было видеть. Лес и горы, и рокот, и пламя. И свой страх, и ...
  
  Я смотрел на Джин потерянно, она же снова оглянулся на дверь, в которую змея уже почти втиснулась. Я ещё сомневался. Слишком много картин. Образы и вспышки.
  
  Лес, горы, корабли, база. Аблок. Земля. Огонь и ревущие моторы. Глаза Джин карие. Карие. Синие.
  
  - Я должен видеть. Если ты права...
  
  Она молчала.
  
  Развернувшись, я бросился к палате феи.
  
  На что я мог надеяться? Да ни на что. Джин. Кто прав в той войне? Тающие от крови снега. Две цивилизации. Два народа в одной цепочке смертей. Кто выжил? Наверное, это теперь главный вопрос. Кто выжил? Фея. Усмешка на дрожащих от злобы губах. Какие чувства я испытывал к ней? Чёрт, было даже противно. Теперь я не буду, не стану ждать своего страха. Я воин, я это видел, я вспомнил. Конечно, об этом будут знать только Фея и Джин, которая уже не пойдет следом и не попросит: "Не ходи". Она стоит у окна в палате, чувствуя, понимая, что остановить меня уже не получится. Я устал жить в страхе и, если он один на всех, что ж, я умру героем в этой схватке.
  
  Как же я ошибался!
  
   -6-
  
  Я стоял у раскрытой двери, смотря в комнату, наполненную моими страхами. Переходящими из одного в другое обличие и не сводившее с меня глаз.
  
  Всё пространство комнаты белело овальными шарами, я не сразу понял. А когда дошло, волосы зашевелились. Джин не просто права. Джин чудовищно права. Все помещение, кровать, стол... даже на стульях были яйца! Она сделал свою кладку! Прекрасная и чудовищная. Из угла темноты на меня смотрели спокойные жёлтые глаза. Она сыта и, скорее всего, не захочет жрать меня, но кладку будет защищать. Я уже тогда смутно понимал, но всё же задал тот глупый вопрос. Просто от того, что я хотел услышать, хоть какой-то звук кроме шипения.
  
  - Где Фея?
  
  Вы слышали смех змеи? Нет. И не стоит. Шипяще квакающий, противный, с бульканьем в широком горлохвосте.
  
  - Ты Фея.
  
  Она перестала смеяться, свернулась в клубок, а тот вытянулся в жгут, в котором угадывалась темноволосая девушка:
  
  - Я сыта. Уходи. Мне нужно отдохнуть. У тебя есть день, проведи его со своей красоткой.
  
  Я оглянулся на палату Джин. Дверь все так же открыта. Усмехнулся.
  
  - Зачем же ждать? Я не хочу ещё сутки провести в страхе, теперь уже осознанном. В понимании, что есть моя смерть.
  
  - Никто не хочет умирать. По крайней мере, я не встречала ни одного. Но подумай, твоя смерть даст жизнь другим, - Фея обвела отростком жгута лежащие на полу яйца.
  
  Чувство омерзения буквально выдавило хриплое:
  
  - Им? - я пнул ближайшую капсулу, та хрустнула. Лицо Феи передернулось, став иссиня-чёрным.
  
  -Уходи! - прошипела она.
  
  Я засмеялся.
  
  - Ну, уж нет, - и в этот раз намеренно, с силой, пнул ещё одной яйцо. Оно развалилось на пару кусков, из яйца выпало полуразвитое тельце гуманоида с пятеркой щупальцев, пискнуло, извиваясь, и замерло.
  
  Фея взвизгнула, тело задрожало и моментально вытянулось. Вдоль чёрного брюха мелькнули серебристые символы. Опознаватели Родоматери. Я знал их, встречал на Аблоке. Вспомнились такие же на стройных руках Феи - вот что казалось мне в ней знакомым, пугающим! Но думать и корить себя было уже некогда. Хвост ударил, сбивая меня с ног. Я увидел над своим распростертым телом огромную пасть с длинными зубами, успел нанести удар, под голову ладонью - и пинок. Правда, никакого воздействия мой удар не оказал. Но задержала змею на пару секунд. Всего пару, чтобы где-то в глубине здания прозвучало громкое, мозговыносящее:
  
  Трампадабам! Трампадам!
  
  Змея вскинула голову на звук, и тут же шею ей сдавил толстый синий щупалец. Какое-то время она округлившимися стальными глазами смотрела на меня, потом судорожно дёрнулась и застыла.
  
  Щупалец отпустил чёрное тело. Я стоял к нему спиной. Оборачиваться не нужно было, чтобы знать.
  
  - Почему ты не сказала сразу?
  
  - Как такое скажешь? - молчаливый ответ.
  
  - И что теперь дальше?
  
  Трампада-а-абам. Глохнущий звук, словно машина, издающая этот звук, останавливалась.
  
  Джин вздохнула.
  
  Я не оборачивался.
  
  В окне напротив появились первые лучи. Утрене-яркие, розовые. Скоро захлопают двери, и пойдут, зашаркают по коридорам ноги в тапочках. Будут зевать, жевать, гулять по полузимнем саду, и девчонка с зайцем пройдет мимо. И время будет тянуться жутко долго - по-вселенски долго. А ночью снова придет мой монстр и будет смотреть голубыми глазами. Но теперь я буду знать, кто он!
  
  Я обернулся. Джин стояла у стены и казалась робкой. Пальцы стиснуты, глаза опущены.
  
  - Что за миражом?
  
  - А ты не помнишь?
  
  - Я думаю, что помню. Вы считали себя высшей цивилизацией. Мы тоже так считали. И кто же победители?
  
  - Так бывает, - прозвучало настолько тихо, что я почти не разобрал. - Победителей нет. Мы пытаемся восстановить свои ресурсы и остатки Аблоков.
  
  - А наши? Моя планета. Мой мир. Он существует?
  
  Она молчала.
  
  Наверное, моё выражение лица Джин напугало: она вскрикнула и прижалась к стене.
  
  - Сколько вас?
  
  -Четверо с капитаном. Мы всего лишь исследовательская родостанция.
  
  - Где? - только и спросил я.
  
  Джин кивнула потерянно и испугано. Вот и всё. Нет страхов. Вот он страх, один позади - бездыханный чёрный, второй напротив - дрожащий, испуганный. Я не буду неблагодарным. Я ценю то, что она сделала.
  
  Конечно, она могла дать отпор и попросту уничтожить. Но...это было её решение.
  
  
  
  ***
  
  Грим зевнул. На улице чудная погода, иссиня-яркое солнце и отсвечивающие фиолетовым облака. Он потянулся и встал с кресла, старого, любимого, с накинутым на спинку полосатым пледом. Как Грим и хотел. Он всего добился. Он вышел заслуженцем и теперь, счастливый и довольный, проводил время с внуками. Вот уж кто не даст ему заскучать! Две сотни внуков, Грим улыбался. Чудная погода! А вечерком обещал позвонить Ром и нагрянуть с визитом. Грим нащупал на столике колокольчик и звякнул.
  
  -Да? - раздалось за спиной.
  
  -Марет, а достань-ка из подвала бутылочку брю, ну того, старого, Стикверского.
  
  Девушка кивнула и удалилась. Хорошую же девчушку в помощницы порекомендовал ему...короче, кто-то порекомендовал.
  
  - Деда?
  
  Грим обернулся. Синевато-дымчатый с узкими сиреневыми глазами, весь в него, самый младший, Фрем:
  
  - Деда, а расскажи сказку про зайку!
  
  - Про зайку?
  
  Внук закивал головой, и рядом тут же образовался кружок из полсотни умильных родных мордочек.
  
  - Ну что ж, расскажу про зайку. А кстати, где ваш длинноухий?
  
  Кто-то протянул игрушку, дед, улыбаясь, взял серого зайца в щупальца.
  
  - Ну вот, жил-был зайка...
  
  
  
  ***
  
  Я смотрел в монитор. И все-таки он милый в окружении своего потомства. Грим получил, что хотел. Он даже не сопротивлялся, когда я, в то утро, вошёл в его каюту. Попросту не успел. А мне, нерядовому солдату спецподразделения, особого труда не стоило подчинить его.
  
  - Стас, пора! Наши дали добро, граница открыта.
  
  Я улыбнулся.
  
  "Трампадабам. Трампадам. Трампадабабам", - зашумел двигатель.
  
  
  
  ***
  
  Луна освещала комнатку. Наверное, нужно создать море. Да, точно, море. Завтра обязательно подумаю об этом.
  
  Я вошел через окно. Комнату освещало тусклое бра. Марет сидела на кровати. Она ждала меня. Я подошёл, посмотрел в синие глаза, поправил одеяло и вышел через дверь. Утром мне нужно встать вместе с ней, чтобы продолжить наши молчаливые разговоры. Ведь до дома ещё так далеко. А говорить я могу только с ней.
  
  Эпилог
  
  Трампадабам! Трампадабам! Трампадам!
  
  За окном били барабаны. Громко. Мозговыносяще.
  
  Грим лежал на кровати и смотрел в окно. На подоконнике стоял серый заяц. Грим улыбался, вспоминая день и визит старого друга Рома. Хороший вышел вечер, замечательный. И брю было просто превосходным. После он укладывал внуков и собирал по комнате игрушки. И, наверное, он выпил лишка. Потому как внезапно решил, что заяц должен быть не серым, а зеленым.
  
  "Не бывает серых зайцев! - вдруг отчётливо подумалось ему. - Зелёные летом и жёлтые зимой, прыг-скок... Бред! Надо меньше пить!" Он снова улыбнулся. И всё-таки замечательный вышел вечер, просто чудесный. И эти разговоры о мире и западных соседях... Чудный вечер!
   И Грим заснул под необычайно яркую сиреневую луну.
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"