Никогда не любил пафос: джентльменов, скрывающих за фраками и состоянием отсутствие каких-либо идей, и дам, скрывающих за вымеренным под линеечку декольте отсутствие груди... простите, я хотел сказать "живости". Даже будучи ещё бедным человеком, обитавшим в пригороде и встающим в пять утра, чтобы успеть на электричку, я уже знал, что когда-то мне придётся вставать в одиннадцать утра, выпивать бокал шампанского, завтракать в кафе с видом на Монмартр, чтобы хоть как-то убить время до вечернего приёма... и тогда эта мысль уже призывала меня остановиться и вернуться под одеяло, чтобы не успеть на электричку с рукописью никому не нужного романа... А вечером на той же станции я покупал чернила, я писал исключительно чернилами, скрывая за снобизмом отсутствие денег на печатную машинку. Все называли меня графоманом, а я лишь радовался за наших людей, что они, наконец, выучили хоть одно умное слово. И вот теперь я выхожу из такси и ступаю подошвой лакированного башмака на мокрую после дождя мостовую, навстречу мне бежит швейцар, улыбаясь всеми своими зубами, которых у него, кажется, на порядок больше, нежели 32. Какие-то девчонки-подростки, проходящие по улице, с интересом смотрят на меня, на мой дорогой плащ, на нестарое лицо с уставшими глазами, а я даже не изображаю в ответ улыбки - проблема отсутствия женского внимания сменилась у меня проблемой его повышенного присутствия...
Хозяин, завидев меня издалека, бросает гостей у барной стойки и кидается пожимать мне руку, заменяя своим рукопожатием неприличное в подобном обществе объятие. Я стараюсь припомнить его имя, что у меня не получается - раньше я называл в подобных случаях людей "Извините", ныне я просто молчу. Он с восторгом воспевает то, что я нашёл в своём плотном графике (ещё бы: дом-кафе-приём-дом) время и смог приехать к нему. Он ещё ни разу не назвал меня по имени - неужто тоже забыл? Если так, то плохо. Надо бы подарить ему книжечку с автографом, пусть покажет внукам. Или ему ещё рано иметь внуков? Я внимательно всмотрелся в его морщины. Определённо рано...
Меня окликнули с другого конца зала. Небось такой же, как и я - посетитель всех этих мероприятий. Сделаю вид, что не слышал. Надоело. Ещё один круг по залу, ещё десять улыбок, может, одна даже искренняя, и я удаляюсь до конца вечера к барной стойке...
Знакомый уже бармен наливает мне привычный двойной виски. Жидкость обжигает мне горло и постепенно растекается по телу, заставляя каждую клеточку ощущать тепло, чудным образом смешанное с полной апатией.
- А последняя книга удачна. Чертовски удачна! - начинает беседу севший рядом со мной человек, кажется, из той редакции, что когда-то отказалась меня печатать и теперь кусает локти.
- Выпьем? - да, у меня с такими людьми разговор короткий, их роль в своей жизни я уже определил.
- Почему бы и нет? - отвечает сидящий рядом после показательного обдумывания, - Виски?
- Двойной, - киваю я.
- Так вот, к разговору о книге. Вам не кажется, что было немного жестоко убить любимую главного героя? Читатель ведь хочет более приятных эмоций. Почему бы не закончить свадьбой?
Скучно, Господи, как скучно...
- Я - пессимист.
- Вам ведь нужна выручка от ваших книг.
- Спасибо, на материальное положение не жалуюсь.
- Денег не бывает много... - мой собеседник делает последнюю попытку.
- Бывает, - жму я плечами.
- Ваше здоровье, - он поднимает свой бокал, залпом пьёт и уходит в другой конец зала.
- Ваши болезни, - я выпиваю виски, с улыбкой глядя ему вслед.
- О чём он вам рассказывал, эта старая пародия на буржуа?
Я поворачиваю голову. Рядом сидит молодая девушка в белом платье. Она улыбается, но улыбка её грустна, также как и глаза, в которых, кажется, отображена вековая мудрость. Всё в её внешности выглядит уставшим. Уставшая молодость... Куда мы катимся?
- Выпить ему хотелось, а товарищей он своих где-то потерял...
- Я думала, он Вам, как и мне, предлагал написать книгу, обещал позаботиться о дальнейшей судьбе, говорил, что молодым авторам сейчас самое время писать...
- Нет, такие весомые предложения он делал только Вам, - отвечаю я, отмечая про себя два факта: 1) она не знает, кто я. 2) старый прохиндей умело использует своё положение.
- Как будто по моему лицу не видно, что я в своей жизни писала лишь сочинения на тему "Как я провела свои летние каникулы?".
- Позвольте, а что Вы делаете на литературной вечеринке? - мне и вправду стало интересно, в моей душе появилась надежда, что здесь есть хоть один нормальный человек.
- Сижу у барной стойки.
- Неужели нет более достойных мест для этого?
- Неужели нет более достойных тем, нежели женский алкоголизм в светском обществе?
- Есть, - жму я плечами, - поехали ко мне. С меня завтрак.
Я обворожительно улыбаюсь.
- Хам! - она встаёт и быстрыми шагами уходит в неизвестном направлении.
Скучно, Господи, как скучно...
Струя холодной воды резко ударила мне в спину, превратившись в обволакивающий поток. Очередной бездарный ничем не запомнившийся вечер, подумал я. Теперь часов до пяти утра мне предстоит писать очередной роман, конечно же, про это чёртово высшее общество... Чтобы заставить всех этих посетителей приёмов чувствовать себя прототипами героев моих книжек... Чтобы мне не упасть с той веточки, что я занимаю в Свете. Но я уже давно ничего не пишу. Уже около года отшучиваюсь тем, что творю книгу всей моей жизни. А между тем жизнь утратила всякий смысл.
Наверное, будь моя жизнь моим очередным романом, я бы заставил своего героя влюбиться. И сейчас я бы стоял под этим самым душем и с улыбкой вспоминал о той, единственной, с которой я ещё не знаком, но которую уже люблю. В таких случаях герою достаточно одного взгляда.
Возьмём, к примеру, ту девушку в светлом платье, которую я спугнул своим жутким хамством. Всё в её облике можно передать одним словом: Светлая. Глаза подобны... Чему могут быть подобны глаза? Горной речке в часы рассвета? Пошло. Блику солнца на гладкой поверхности стеклобетонного небоскрёба? Слишком реалистично. Разнообразные фиалки оставим Петрарке. Глаза её подобны небу, по которому быстро бежит маленькое белое-белое облако. Это облако можно не заметить, но не почувствовать его нельзя. Её длинные русые волосы не собраны ни в какое подобие причёски, они просто падают вниз таким образом, что ты ужасаешься при мысли о том, что их можно было бы скрепить тонной невидимок и заставить лежать покорной шапочкой с претензией на haute couture. Её лицо не похоже на те круглые лица, которые воспевали русские классики, оно приятной овальной формы, и с него не сходит грустная улыбка. Во всём её облике присутствует эта непонятная светлая грусть, в каждом жесте, движении губ, взгляде. Тебе начинает казаться, что она знает всё, и от этого ей уже бессмысленно жить в этом мире. Эта светлая грусть как будто говорит о том, что она уже умерла... или она единственная живая.
В общем, хватит, хочу спать. При всём желании не смогу развить в себе романтика. Потому что это со мной уже было...
Едва моя голова коснулась подушки, Морфей коснулся моих мозгов, и моя душа отправилась путешествовать по моей юности, заставляя даже оставшееся на месте тело содрогаться при взгляде на некие подробности той жизни...
Я никогда не запоминал свои сны. Сегодняшние не стали исключением. Я помнил лишь некоторые яркие образы да мои соображения по этому поводу. Учёные говорят, что это такая фаза сна - когда твои сновидения кажутся тебе собственными неоконченными мыслями. Помнил точно с утра я одно - мне снилась Настя, наверное, потому я так содрогался, потому я проснулся в холодном поту и без единого следа похмелья ни в душе, ни на лице, что, учитывая вчерашние похождения, было порядком странно. Я вскочил с кровати и, заметив только, что моя всегдашняя апатия куда-то исчезла, побежал варить кофе. Настя была моей первой и, скорее всего, единственной настоящей любовью. После всего, что между нами произошло, я, наконец, понял, что вдалбливание нам с детства в голову истины о том, что семья - главное в жизни, есть не что иное, как решение государством проблемы демографического кризиса, который нависает над нашими людьми тучей со времён распада СССР (естественно, там ведь были республики, где люди от нечего делать только тем и занимались, что продолжением рода). На самом деле любовь - это миф, который, к тому же, убивает просто своим существованием около миллиона зайцев. Впрочем, главная цель, наверное, взросление человека, переход его от стадии ребёнка, верящего в сказки, к стадии взрослого, верящего, что только за деньги можно купить сказку. А если ты покупаешь сказку за деньги, то это вовсе не сказка... но, тем не менее, доморощенные золушки ждут своих принцев, а каждый мужчина мечтает оказаться принцем, чтоб влюбить в себя как можно больше золушек. Моя история с Настей слишком банальна, чтоб я её рассказывал. Благо в наше время достаточно авторов, что каждый год выпускают тонны макулатуры на тему любви в пригороде. Цивилизация была далеко, потому каждый шаг в наших отношениях был пародией на очередной фильм, показываемый в те годы на широком, сделанном из парусины и простыни экране нашего кинотеатра под открытым небом. Фильмы, как я понял позже, немногим отличались друг от друга, но в нашей одинаково-тянущейся жизни каждый из них был ярким и неповторимым событием. Мы жили тогда, обвиняя каждого, кто вышел на улицу, одевшись не по моде, в безвкусии, даже не подозревая, что наша мода отстала от города лет на 10-15. Мы жили тогда, думая, что вскоре все покинем этот чёртов пригород и будем жить в столице. Лишь я уже тогда не хотел этого. Понимал, что это только другая крайность: что нищета, что богатство ведут к глубокому личному психологическому несчастью человека. Человек может быть счастлив только тогда, когда окунается во что-то новое. Первый раз в первый класс, первый табель, первый детский лагерь, первая любовь, первая сигарета, первая бутылка пива, первый секс, первая работа, первая жена, первый ребёнок... а дальше это всё повторяется, пересекаясь друг с другом, и ты понимаешь, что ты просто пытаешься вернуться к настоящим чувствам и ощущениям методом воссоздания той атмосферы. Ты начинаешь встречаться с одноклассниками, которых ты когда-то терпеть не мог, а теперь ведь это ностальгия. На самом ведь деле ты просто пытаешься скрыть, что твоя жизнь не сложилась. А у кого она сложилась? Кто в этом мире счастлив? Только те, у кого что-то начинается...
Настя погибла. Бросила меня, заставив меня уехать из родного города в совершенно другую часть страны, а через два года попала под поезд. Говорили, что бросилась, сожалея о чём-то сделанном в прошлом. Только я хорошо знаю почему: была пьяна и споткнулась. Наверное, именно этот момент сделал меня циником, вовсе не разочарование в любви, а её смерть. Когда погибают твои сверстники, погибают по собственной глупости, сверстники, которые раньше значили для тебя больше всего остального мира, ты понимаешь, что жизнь как-то утратила последний смысл. Что она была всем, чем ты жил, даже вдали от неё. Что ты прикрывал ею отсутствие смысла, а прикрываться - удел слабых. С тех пор я и начал бороться с жизненными правилами, в итоге поняв, что борьба эта выгодна всем вокруг до определённого момента, а дальше тебя не пустят, закрыв в душном зале, где проходит очередной приём...
Вдруг я услышал звук поворачивающегося в двери ключа. Кто? Ключ был только у меня, а я, как мне казалось, сидел за столом и пил кофе, рассуждая о своей юности. Я вышел в коридор, искренне ожидая увидеть двойника. Но в проёме стояли два человека в масках с автоматами на перевес. Я улыбнулся им, окончательно убедившись, что всё ещё сплю, развалив своё пьяное тело на огромной двуспальной кровати. Я показал на свою чашку и вопросительно посмотрел на своих гостей. Они переглянулись, один из них пожал плечами, и второй сделал несколько неуловимых для моих глаз движений и оказался прямо близ меня. Удар. И темнота. Я или больше заснул, или проснулся и не мог открыть глаза, но вскоре исчезла даже темнота, то, казалось, бы единственное, что гарантировано нам всем от рождения, какими бы калеками мы ни стали.
Очнулся я к небольшой комнате от запаха нашатыря. Я сидел на железном стуле, а руки мои болтались сзади скованные наручниками. Голова сильно гудела, и казалось, что удар был буквально минуту назад, хотя прошло, наверное, уже достаточно времени.
- Доброе утро, господин Казанцев. Мы решились разбудить вас ровно в одиннадцать утра, ибо по нашей информации раньше вы не встаёте в принципе. Хотя наши работники застали вас бодрствующим около семи. Сразу хочу извиниться за их грубость, это вынужденная мера. В знак нашего уважения вас сейчас проведут на завтрак, где вы и сможете поговорить с господином, что вами заинтересовался.
Вовремя этого непродолжительного монолога я пытался найти источник звука, но безуспешно. Казалось, что голос раздаётся из каждого угла, с пола, с потолка и от стен. Эффектно. Впрочем, как и всё предшествующее, немного напоминало дешёвый американский боевик, бюджета которого хватило на, скажем, Брэда Питта, но, увы, не на сценаристов. Человек, сидящий в углу, который, по-видимому, до этого давал мне нашатырь, теперь встал и жестом пригласил следовать за ним. Человек этот представлял собой классический тип дворецкого - невозмутимое лицо, чистейший костюм и неповторимая молчаливость. Мне не оставалось ничего, кроме как повиноваться. Руки мои болтались сзади в железных браслетах, а голова по-прежнему гудела, хоть и немного меньше.
По длинному коридору, сквозь огромную предусмотрительно открытую дверь меня провели в бальный зал. Других наименований для этой, с позволения сказать, комнаты моё писательское воображение не находило. Во всём огромном помещении стоял лишь один небольшой стол, за которым сидел некий господин, которого, иначе как граф, и назвать было нельзя. На нём был серый костюм из разряда тех, что при внешней простоте давали понять свою изысканность. Он не носил пошлых бородок и не покрывал свои волосы лаком, напротив, всё в лице его говорило о некой небрежности сего человека. Но взгляд говорил гораздо больше: так смотрят богатые, умные, самоуверенные, целеустремлённые люди, которым для удовольствия и общения достаточно одних лишь себя, но которые, тем не менее, соблаговолили опуститься до нашего уровня и готовы нам даже иногда улыбаться. Это нисколько не презрение, не самовлюблённость, не снобизм, это не приходит с возрастом, не зависит от количества денег на счету в швейцарском банке, это не гордость, которую приписывают бедным, простым, но достойным людям (мне такие люди обычно казались дураками, но, увы, наше отечество делало их героями), это высшее проявление человека, не как царя природы, а как царя себе подобных. Одним словом, "граф" - в лучшем понимании этого слова.
Тем временем столь лестно описываемый мною человек жестом отослал "дворецкого" и спокойно встал из-за стола, направившись ко мне.
- Приветствую, господин Казанцев. Я как раз ожидал вас, чтобы приказать подать завтрак, - он, подняв правую руку вверх, слегка щёлкнул пальцами, но, благодаря неповторимой акустике зала, звук разлетелся по всему зданию. Тут же из двери с подносами показались слуги.
Вскоре завтрак (классический завтрак джентльмена, из которого положительно выделялась лишь бутылка шампанского) был подан, и мы сели, глядя с интересом (а я, как мне казалось, ещё и с вызовом) друг на друга.
- Собственно, по всем законам логики и здравого смысла заговорить должен я, - начал мой собеседник, - так что позволю себе представиться. Рей Нордпейн. Вряд ли моё имя что-либо сказало вам, но лет с десять назад оно периодически мелькало в прессе, потом одним прекрасным утром вылезло на первую полосу, а затем исчезло, будучи после упомянутым лишь один раз через полгода в некрологе. Кем меня только не делали: великомучеником, врагом народа, сумасшедшим, шпионом, а я был банальным вором. Не из тех, что грабят поезда, а из тех, что грабят страны. Чиновник с прекрасным резюме, пробравшийся в министерство финансов... и исчезнувший с приличной суммой из казны. Я не буду углубляться в подробности, так как вам и так уже порядком неинтересно.
Я никогда не слышал ни о каком Рее Нордпейне, хотя прессу, надо сказать, читал ежедневно - ибо в кафе с видом на Монмартр кроме кофе и круассанов только прессу и подавали. Говорить об этом я не стал, вместо этого я решил произвести, с позволения сказать, разведку боем.
- Отчего же? Весьма познавательно: ворвались ко мне домой и доставили к человеку, который угощает меня завтраком и сознаётся в одном из преступлений века. Я не священник, к сожалению, и исповеди слушать не привык.
- Исповедь? - Рей поморщился, - я, скорее, хвастаюсь. Деньги нужны были мне на благое дело. Цель, как говорится, оправдывает средства.
- Решили заняться благотворительностью? - улыбнулся я пафосной и самодовольной речи моего нового знакомого.
- Скорее меценатством. Я вложил деньги в один проект, который десять лет назад изменил всё в наших жизнях, - он многозначительно поднял вверх брови, показывая, что каждый знает о неких памятных событиях десятилетней давности. - Остался при этом серым кардиналом, что для меня вполне удобно. Теперь-то Вам понятно, с кем разговариваете?
- Нет, - честно ответил я, глядя прямо в глаза собеседнику.
- Казанцев, не валяйте дурака! - со злостью ответил Рей. Он вскочил со стула и сделал непонятный знак слуге, покорно стоящему всё это время в дверях. Слуга подошёл и протянул Нордпейну небольшую книжицу в твёрдом переплёте с яркой обложкой. Рей пренебрежительно кинул её мне со словами: "Александр Казанцев. Дневник Двоих" Что, на беллетристику потянуло?". Книга упала передо мной на столе, я поднял и действительно обнаружил на обложке собственное имя. Странно... никогда не писал ничего подобного, и на такое оформление обложки никогда бы не согласился - снизу вверх был представлен весь спектр радуги, а название и моё имя были выведены большими чёрным буквами. Книга начиналась словами: С чего бы начать? Не знаю. С этого и начну. Эффектно.
Я покачал головой и сказал, что не писал это.
- Да? Но вчера вечером сиё произведение вышло в свет, и я даже не поленился за несколько часов его осилить. Казанцев, вы перестали выполнять свою работу! Вы забыли о контракте? Да и ещё ко мне поступили сведения о ваших связях с подпольем. Мне просто ничего не остаётся, кроме как поставить вам срок выхода следующей книги... Надеюсь, вы понимаете, о каких книгах идёт речь?
- Кто вы такой, чёрт возьми? Я давно не подписывал никаких контрактов. Я работаю сам на себя, а редактора целуют мне ноги за право издать мои нетленные творения. Надеюсь, ваши головорезы дадут мне выйти?
Рей вдруг засмеялся. Буквально захохотал.
- Ну вы и сволочь, Александр, если б не ваши способности, давно бы приказал уничтожить вас к чёртовой бабушке! Но вы нам банально дороги. Приходится терпеть ваши капризы. Но это уж слишком. Идите отсюда. Даю два дня на размышления. Альтернатива, думаю, вам известна. Проводите его до выхода! И простите за столь грубое обращение с вами, но в нашем 2230-м году не так-то просто заманить к себе гостей! Берегите себя, Александр!
Теперь я окончательно уверился, что до сих пор не проснулся. 2230 год?! Нет, ребятки, мне и в моём 2008-ом сравнительно неплохо было. Но забавно - всё так ярко, прямо как по-настоящему, детализация просто безумная. Однако, алкоголь в сочетании с разговором с полубезумным фантастом вчера у бара на меня плохо влияет... хорошо хоть осознаю, что сплю.
Дворецкий провёл меня через длинные и местами страшные катакомбы, и я очутился в абсолютно незнакомом мне тупике, где кроме меня, судя по всему, было лишь несколько крыс. Быстрым шагом я направился к выходу из этой слепой кишки, откуда раздавались звуки мчащихся автомобилей. Автомобили? Недалеко же человечество ушло за 200 лет... да уж, фантазия у меня бедная, даже толковый фантастический сон не складывается.
Выйдя на улицу, я удивился ещё больше. По какой-то поверхности, напоминающей линолеум, ехали стройной колонной запорожцы. Абсолютно одинаковые, красноватого цвета, напоминающие о весёлых временах советского союза и о поездках на дачу всей семьей на выходные запорожцы... Что примечательно, окна всех машин были затемнены и не представлялось никакой надежды увидеть водителя и пассажиров. Интересно, где я нахожусь? Неужели по-прежнему в Париже? Я с любопытством взглянул на номерной знак дома рядом со мной: Двадцать первая Парижская (бывшая Николя Саркози, будущая Жанны Д'Арк) Ну и название... Господи, куда я попал?
- Паломник? - раздался радостный старческий голос рядом со мной.
Удивлённо обернувшись, я увидел пожилого человека, сидящего посреди тротуара в автоматическом инвалидном кресле. Я сделал неопределённый жест головой.
- А то нынче все на машинах да на машинах. Буржуи, чтоб их! Вот помню времена молодости, когда все только и были паломниками. Пешеходных зон было тогда много, и мы с другом шагали прямо из Московского округа до Парижского. Правда, это сейчас их так называют. Ранее-то всё одно было. Хотя что мне? Пусть уж молодые решают, как им жить. Мне уж на покой пора! - и он, нажав кнопку на своём кресле, поехал дальше.
Я оглянулся - вокруг действительно не было ни одного пешехода. Интересно, почему их в будущем переименуют в паломников? И что за округа? Пойду я отсюда куда подальше, потом уж как-то постараюсь разобраться...
А куда мне, собственно, идти? Странно, помню, что с утра забирали меня из моей квартиры, и живу я тут под своим именем, только пишу книги неизвестного содержания для непонятной мне организации, которая мало напоминает ГринПис. Ещё и повстанцы какие-то...
Один из запорожцев вдруг резко затормозил передо мной, задняя дверь автоматически открылась, и сидящий там человек махнул мне рукой, приглашая сесть. Движимый чувством любопытства и пониманием того, что во сне со мной ничего случиться не может, я поспешил сесть. Едва дверь закрылась, мой попутчик крепко обнял меня, улыбнулся и произнёс:
- Анька сразу сказала, что тебя тут искать надо будет. А то, представляешь, пришла она к тебе с утра, боялась разбудить, тихонько открыла дверь своим ключом, прошла внутрь, а тебя и нет! Она мне и позвонила, попросила поездить вокруг майкрософтовской штаб-квартиры. Говорит, рано или поздно ты тут появишься. Просила передать, что теперь уж только вечером к тебе придёт праздновать! Кстати, Сашка, поздравляю тебя с десятилетием совместной жизни с моей сестрой. Как мужик мужику хочу сказать, что это подвиг! И ещё она просила передать, что тронута тем, что в такой памятный день тебя вызвали по работе, мол, это хороший знак.
Я удивлённо смотрел на него и понимал, что последнюю фразу он произнёс совершенно искренне. Я промямлил в ответ что-то вроде "спасибо" и вновь ушёл в свои мысли... Брат моей суженной тем временем давал указания водителю, как ехать, а в перерывах с улыбкой рассказывал мне какие-то детские воспоминания о сестре. Я кивал головой и смеялся вместе с ним, думая о том, что семейные отношения одинаковы во все времена. Впрочем, в его восхищённых речах ко мне я уловил даже некое обожание. Неужели я такой хороший зять? Или он так любит мои книги?
Наконец, мы приехали, он помахал рукой и сказал, чтоб я поцеловал за него Аньку. А я тем временем с интересом обнаружил, что моя будущая копия живёт в том же доме, что и я. Запустив руку в карман, я даже нашёл свои ключи. Только брелок немного отличался: в 2008 я носил на связке массивную железяку с надписью "Человек лишь переходная стадия от капли спермы до горстки пепла", а тот Александр Казанцев, которым я был в 2230-ом, носил брелок "Человек умудрился пройти эволюцию от обезьяны до свиньи...".
Квартира действительно была точно такая же, как моя. Лишь одно различие, в книжном шкафу, на месте моих книжек стояли творения этого Александра Казанцева: все в одинаковых чёрных обложках, одобренные и рекомендуемые, судя по надписи на заглавной странице, Комитетом по Чтению. А всё остальное в квартире было точно так же, лишь более... старое, что ли. Казалось, что здесь уже давно никто не живёт, или живёт человек, для которого квартира лишь убежище от холода. В некоторых местах были содраны обои, большой экран телевизора выглядел так, будто по нему часами царапала когтями целая семья кошек, а постельное белье стиралось в лучшем случае месяц назад, что уж я бы себе точно никогда не позволил! В общем, выглядело всё это так, как будто я проспал с 2008-ого по 2230-ый, а в это время в моей квартире сменилось несколько поколений цыган. Но не складывалось, за время моего сна я успел жениться, написать несколько непонятных книг и связаться с "плохими парнями". Значит, это всё-таки не я, а мой будущий двойник...
А на самом деле всё это сон. Эта мысль подтолкнула меня к кровати, и я, не обращая внимания на грязное белье, лёг в позе Христа (хотя по религиозным убеждениям мне больше подходила поза лотоса) поверх одеяла и тут же заснул...
Проснулся я всё в том же времени. Ещё не открыв глаз, я понял это. И почувствовал какую-то лёгкую перемену в себе, что-то мелкое, незначительное внутри меня вдруг дрогнуло и повернулось по часовой стрелке. Это было как будто предупреждение... как будто мне сказали: "Готовься. Ты не тот, кем себя считаешь".
Я помотал головой, отмахиваясь от всех этих внутренних голосов, которым никогда не доверял. Всё равно это лишь моё подсознание, и оно, рано или поздно, выйдет на поверхность.
Тут я столкнулся с очередной неведомой мне до сих пор проблемой: я не знал, чем себя занять в этом странном и таком правдоподобном сне. Обычно вокруг меня всё буквально кипит, и мне остаётся лишь принимать решения, от которых, на самом деле, нисколько не зависит конечный результат...
Я встал и подошёл к книжной полке. Среди чёрных книжек виднелась радужная обложка знакомого мне уже "Дневника Двоих". Я с интересом достал её, повертел в руках и, решив, что хуже никому не будет, открыл и углубился в чтение...
День первый, от сотворения мира
С чего бы начать? Не знаю. С этого и начну. Эффектно. Глупо, правда, попахивает ребячеством, но что ж поделаешь, тут или солидность или эффектность - гармония их невозможна. К сожалению. Хватит писать бред. Пора нам с Вами, дорогой Читатель, познакомиться. Меня зовут... а, впрочем, какая разница - для Вас я останусь просто человеком, одним из миллиардов.
Когда-то моя классная руководительница сказала: "Любой интеллигентный человек ведёт дневник". Я, считая себя человеком именно интеллигентным, весьма удивился. Неужели каждый думающий человек будет записывать то, что он сегодня сделал и где он сегодня побывал? Впрочем, учитывая то, что классная руководительница говорила это, пытаясь заставить нас вести школьные дневники, её понять было можно. Какой же дурак захочет считать себя неинтеллигентным? Ага, именно дурак, умный-то поймёт...
Впрочем, я понял много позже. Понял, что интеллигентный человек без дневника не может. Только дневник для него не описание жизни, а её отражение. Он не будет описывать события, как это делают школьники, считая себя взрослыми, он будет записывать мысли, бессвязные, хаотичные, жестокие, добрые, умные, глупые, но всё-таки мысли...
Именно поэтому я, идя домой, зашёл в первый попавшийся ларёк канцтоваров и приобрёл себе общую тетрадь, как их называли когда-то. Теперь это была просто блеклая тетрадь розоватого цвета с едва заметной полоской, куда полагалось вписать собственное имя и фамилию. Все страницы были в едва заметную клеточку цвета обложки тетради. Вполне сойдёт для дневника. По крайней мере, никакому идиоту не взбредёт в голову ЭТО читать, кроме Вас, мой дорогой Читатель...
Закипел чайник. Хотя я специально ставил на медленный огонь. Но всё основное я уже успел сказать. До встречи...
День десятый - от Рождества Христова
Не пытайтесь понять систему нумерации моих записей. Это абсолютно лишнее. В конце концов, что такое время? Выдумка человека. Разве не так? Мы боимся его потерять, мы боимся потратить его зря, нам его вечно не хватает... глупая выдумка - придумали на свою голову, теперь и страдаем, не в силах его убрать. Хотя есть один способ - ввести на Земле полную тиранию, уничтожить все часы и все на них намёки, за их использование ввести смертную казнь, построить над землёй большой тент, который обеспечит вечный свет и отсутствие ночи и прожить так лет сто (даже в описании избавления от времени я не смог избежать его использования) и забыть о том, что же такое время... на генном уровне. И никто больше никогда не вспомнит о нём. Поменяется сразу всё: смерть станет для нас неожиданностью ещё большей, нежели сейчас, а понятие жизни просто исчезнет. Мы перестанем торопиться. И наступит коммунизм - когда каждый будет давать по возможностям, и получать по потребностям от тех, кто тоже даёт по возможностям... мы забудем о возрасте. И дети станут жениться. Таким образом мы забудем о детстве. Мы все станем людьми равными, каждый будет ходить на войну (которая тоже станет вечной, зачем же её заканчивать, если Времени всё равно не существует?) и только в какой-то русской глубинке какой-то долгожитель будет рассказывать приезжим: "Знаете, это отсутствие Времени уничтожило Деньги. Раньше считали, что Деньги это зло, но теперь поняли, что зло - это Время. Но без зла мы жить не можем. При его отсутствии Добру ничего не останется, как стать злом! Что, детки? Вы спрашиваете, что такое Время? Это не у меня спрашивать надо. Я и забыл-то уже!".
Нет, умный всё-таки человек был, который Время придумал. Сколько всего предусмотрел...
Не помню число, но, судя по виду за окном, пятое
Я забыл о Вас, Дорогой Читатель. Вам же, наверное, скучно? Вам ведь подавай хлеба и зрелищ (чтоб вы сдохли от жажды)... Решил написать для Вас рассказ. После обсудим.
Хосе-Игнатиас был обычным мужчиной средних лет. Ему было около сорока. Он любил чёрный кофе и не любил свою жену. У него никогда не было детей и всегда были сигареты. В юные годы он писал стихи, в зрелые годы он писал жалобы в ЖЭК. Он ненавидел своих родителей за то, что они назвали его Хосе-Игнатиас, и любил своих друзей за то, что они называли его Костян. Он никогда не хотел поехать в Китай и всегда хотел поехать в Турцию. Он ненавидел скинхедов и ненавидел "черномазых, заполонивших его родной двор". Он всегда ходил на выборы Президента и его кандидат никогда не выигрывал. Он не любил ездить на дачу и любил рассказывать родственником, какой у него красивый особняк в пригороде. Он не любил свою работу и не любил свою зарплату. Он не любил тёщу, но любил, как она готовит. Он с ужасом рассказывал, как пьют в русской глубинке и как там тяжело жить, и каждые выходные напивался до непопадания телом в дверь. Он жил, как живут все и считал это нормальным...
Хосе-Игнатиас умер. И его кандидат потерял свой последний шанс выиграть.
Вот, собственно, и рассказ. Я оставил в нём много места для Вашей мысли, мой Читатель. Я сделал это специально, а не потому, что я сам не знаю, как продолжить... В принципе, писать оборванные рассказы очень просто. Описываете всех героев, их судьбы, сводите их в одном месте, и когда читатель уже понимает, что вот сейчас, вот сейчас Маша признается Пете, а Катя убьёт Васю, вы заканчиваете рассказ! И он автоматически переходит из разряда бытовухи в разряд артхауза. Но здесь я оставил место для размышления только потому, что я думаю, Вы, мой дорогой Читатель, способны на бОльшее, чем понять рассказ, написанный на скорую руку с ошибками...
Я дрожащими руками отложил книгу. Я внезапно почувствовал, что это мог написать только я. Мог написать только я и только в том, 2008-ом году... но я не писал этого. И никаких подобных планов у меня не было. А написал это мой двойник через 200 лет, и его, которым сейчас был я, за это ещё и обвинили. Возможно, разгадка в этой книге? Не в чёрной же серии! Я вновь взял книгу, но мой замысел пришлось отложить на потом из-за звонка в дверь.
Я открыл. На лестничной площадке стояла она - та девушка в белом платье из бара на приёме...
- Привет, Анют, - улыбнулся я.
А как ещё могла выглядеть моя жена в моём сне? Именно так - самый яркий образ за последнее время.
Она ничего не ответила, лишь нежно посмотрела на меня и поцеловала. Пройдя внутрь, Аня как-то робко взглянула на меня и неуверенно спросила:
- Я ведь у тебя сегодня останусь?
Вот тут уже я был порядком удивлён:
- Ну ты ведь моя жена?!
- Жена? - она посмотрела на меня грустными глазами, - Саша, зачем... зачем ты издеваешься надо мной? Всегда?
Я десять лет встречаюсь с девушкой и даже не живу с ней в одной квартире? Уж точно издеваюсь...
- А ты бы хотела жить со мной вместе? Никогда не расставаясь?
- Прекрати, Саш, ты ведь понимаешь всё не хуже меня. Да что там? Лучше. Ты ведь сам всё и придумал. Правильно придумал, так что не начинай, - в глазах её сверкали слезинки.
- Прости, Ань, я просто местами запутался, - я прижал её к себе, понимая, что я гораздо больше не знаю о местных нравах, чем думал.
- Подожди, - сказала она вдруг другим, серьёзным и деловым голосом, - ты предупреждал, что с тобой может что-то случиться, ты можешь начать говорить непонятные вещи и удивляться всему происходящему. Ведь так?
Я растерянно кивнул.
- Вот, не знаю, чем это может помочь, но ты просил передать себе... Глупо звучит, - она достала из сумки конверт и протянула мне.
Дрожащими от волнения руками я разорвал конверт и достал письмо:
Ну здравствуй, Саша Казанцев...
Как ты догадался, пишет тебе такой же Саша - тот, в чьём теле ты сейчас находишься. Тебе пока рано понимать, зачем всё это и как ты сюда попал. Для начала тебе надо выжить, что, признаюсь тебе сразу, будет не очень просто. Не подумай, парни из Майкрософта тебя не тронут, чтобы они там ни говорили, но вот повстанцы... Скажу тебе одно - ты довольно важная шишка в государстве, а повстанцы борются с тем строем, который был воздвигнут во многом благодаря тебе. Так что у них есть весомые причины желать твоей смерти... К тому же, теперь они знают, где тебя искать. Я позаботился. Но тебе всё равно надо выжить, потому что у тебя есть шанс исправить всё. У меня шанса не было. Беги из этого округа, брось всё и беги.
Далее: думаю, ты уже сам разобрался, какая книжка поможет тебе разобраться в ситуации. Возьми её с собой и внимательно читай. В конце найдёшь указание, что делать после прочтения...
Всё, теперь беги. Искренне твой (прости за каламбур), Саша Казанцев...
PS Анютку возьми с собой. Она - единственная, кто способен тебе помочь...
PPS Не верь ничему в этом мире!
- Аня, нам надо куда-то уехать... - я поднял взгляд на неё.
- Подожди, - она слегка коснулась моей руки, - объясни мне, пожалуйста, что происходит...
- Верь мне. Нам надо бежать - куда-то. Я потом всё объясню, - я сжал её руку в своей, - я люблю тебя...
Интересно, зачем я сказал последнюю неправду? Наверное, потому что так делают все крутые парни в моей ситуации. Или просто не хотел портить личную жизнь своему двойнику, хотя он, похоже, обо мне заботился не так сильно. Ещё и погоню какую-то организовал повстанческую.
- Хорошо, пойдём в метро... - она попыталась улыбнуться, но вместо этого слеза потекла по её щеке. Я поморщился и поспешил отвернуться - терпеть не могу таких сцен.
Метро находилось прямо напротив моего дома. Хоть новые станции за 200 лет построили - и то радует.
- Вам голубые, синие или фиолетовые? - раздался вечно-раздражённый голос старушки, когда мы подошли к будке, стоящей в центре платформы. Я заглянул внутрь. Мы говорили с компьютером. Неплохая стилизация.
- Куда ты хочешь? - спросила Аня, обернувшись ко мне.
- В Москву. Чертовски давно там не был...
- Ещё и говоришь старомодно, - пробормотала Аня и, обернувшись к будке, произнесла: - фиолетовые!
Метро довезёт нас до Москвы? Нет, я, конечно, читал, что в Париже самое длинное метро, но не настолько!
Забрав жетоны, Аня подошла к концу платформы и взглянула на часы, висящие над рельсами. На них горели три числа - голубое, синее и фиолетовое, - уменьшающиеся каждую минуту.
- Через двадцать минут наш поезд... - сказала она.
- А куда идут голубые и синие? - спросил я и тут же добавил: - Прости, я буду теперь задавать много глупых вопросов. Просто помоги мне...
Неуверенно взглянув на меня, она ответила:
- Ладно... голубые ходят по Парижскому округу, синие по Французскому району, а фиолетовые по всему Городу. Каждый ребёнок знает.
- По всему Городу? - переспросил я, игнорируя её последнее замечание.
-Да, в любой округ. В вагоне будет компьютер. Сможешь почитать подробнее об истории метрополитена имени Ленина.
- Ленина?! - снова переспросил я.
- Ага, был такой дядечка... Саш, ты ведь вроде интересуешься историей.
- Да уж, в ней я спец.
Через некоторое время в тоннеле раздался приближающийся шум. Между платформой и рельсами мгновенно выросла стеклянная перегородка, заглушающая шум и защищающая пассажиров от ветра, производимого поездом. Впрочем, поездом этот агрегат назвать было сложно. Это был длинный монолитный блок, сужающийся от хвоста к голове. При движении его металлическая обшивка отодвигалась от него, прижимаясь к тоннелю, и начинала крутиться, и это, с позволения сказать, сверло неслось по тоннелю с потрясающей скоростью...
Аня кинула два фиолетовых жетончика в турникет, словно выдернутый из времён моего советского детства и моей первой поездки в Москву, и мы зашли в "вагон". Внутри мы попали в своеобразный холл - большой зал с огромным количеством дверей. Аня взглянула на билет, что вылез из автомата около входа, когда мы вошли в это помещение.
- Комната десятая, - прочитала она.
Мы вошли в комнату с номерным знаком "10". Стандартный гостиничный номер. На столе стоял таймер обратного отсчёта - он показывал, что ехать нам осталось три часа...Аня села на кровать и ожидающе глянула на меня. Поняв её нехитрый намёк, я растерянно махнул головой и пробормотал:
- Ты говорила, тут есть компьютер?
Она разочарованно махнула головой на дверь:
- Там кабинет...
- Угу, - только и смог ответить я, уходя в другую комнату и плотно закрывая за собой дверь.
Компьютер не особо отличался от того, который стоял у меня дома. Может, хоть в Интернете какие-то изменения произошли? Ненавистного мной Интернет-эксплорера в 2230-ом уже не существовало, впрочем, и альтернативы не появилось. Ладно, вот есть на рабочем столе какой-то "Google. Стационарная версия".
Я открыл и увидел тот самый дизайн, с которым так часто сталкивался на просторах Интернета. Я ввёл "История Третьего Тысячелетия", в ответ вылезла всего лишь одна ссылка... но, кажется, всеобъемлющая. Ничего не скажешь, удобная версия...
В очередной раз за сегодняшний день я углубился в чтение...
Двадцать первый век стал для человечества роковым. Ибо, как говорится, маленькие дети - маленькие проблемы, большие дети - большие проблемы. Человечество росло и сталкивалось с препятствиями, о которых раньше не могло и подумать... впрочем, на данный момент ситуация немного стабилизировалась. Но откуда мы знаем - надолго ли хватит компании Microsoft? Остаётся только молиться за нашего всеобщего благодетеля...
Я нажал "Хронология событий", решив для начала не вдаваться в подробности...
2015 год - Франция в состоянии влюблённости в собственное правительство. Постепенно Евросоюз начинает собираться в одно государство - об этом говорят постоянные совещания президентов всех стран, и неожиданный запрет на въезд в страны ЕС гражданам, здесь не проживающим. Лично Николя Саркози заявляет: "Это временные меры, мы не готовимся к войне, мы готовимся к вечному миру!".
2017 год - США обеспокоены. Они видят в ЕС нового соперника. В Великобритании начинается строительство военной базы Соединённых Штатов. Президент США на встрече с Президентом России заявляет: "Войны теперь никогда не будет. Основного врага - тщеславие - уже победила наша дружба". За этим следуют рукопожатия и долгие поцелуи. На следующий день СМИ всего мира в один голос твердят, о том, что война не за горами.
2020 год - на карте мира появляется новое государство: Европа. Столица находится в Париже, а бывший Президент Франции становится Генеральным Секретарём Совета Европы.
2025 год - убийство американского посла в Европе. Его такси было обстреляно с трёх сторон из автоматов. Париж списывает всё на остающихся ещё здесь арабов и приносит извинения. В Вашингтоне дают однозначный ответ: "Вы хотите войны? Вы её получите..."
2026 год - на карте мира исчезают Северная и Южная Америка. Район природного катаклизма объявлен опасным для жизни. Причина до конца так и не известна. Объявлен год траура. Президент Европы на встрече с Президентом России говорит: "Спасибо. Я рад, что мы друг друга поняли!", Президент России в интервью Китайскому изданию заявляет: "Отныне ядерное оружие запрещено..."
2050 год - начало проекта "Континент". Смысл проекта заключается в объединении Евразии, Африки и Австралии в один континент. На это решение повлиял доклад с нашего космического корабля из другой галактики о нахождении новой формы жизни.
2090 год - отныне существует один Континент. Приход нового правительства в Китае, отмена закона об одном ребёнке в семье.
2095 год - Россия пытается принять закон о запрете урбанизации ради сбережения понятия "русская деревня", увы, закон не принят, вопрос вынесен на референдум, страна говорит "Нет". Среди москвичей остаётся десять процентов коренных жителей. Москва - первый пример смешения рас и вырабатывания расы "Землянин".
2110 год - учёные твердят, что через каких-то жалких сто лет останется лишь одна раса на Земле. Проект "Континент" был самой большой ошибкой в истории человечества.
2150 год - весь Континент постепенно превращается в один большой Город. Этому способствует уже абсолютная урбанизация во всех точках мира и беспрерывный рост населения. Среди землян выделяются теперь только китайцы - их количество не позволяет пройти столь быстрое смешение с другими расами.
2190 год - вся Земля теперь один Город. В Городе есть метро, которое соединяет все его точки, но также в Городе царит полная анархия, ибо достойное правительство так и не найдено, а французское было взорвано ещё в 2180-ом - последний отклик арабов во Франции и терроризма в мире.
2193 год - некий студент по фамилии Маркус, изучая теорию Маркса о мировой революции, пишет в своём дневнике: "Маркс предполагал, что коммунизм возможно построить только во всём мире сразу. Но он смотрел не с той стороны... для начала надо объединить весь мир, а только потом начать строить светлое будущее. Ибо весь мир не способен жить в мире при строе государства, отличном от коммунизма!".
2195 год - количество маркусистов растёт. В разных частях Города то и дело вспыхивают восстания. Кто с кем воюет - по-прежнему не ясно.
2198 год - Город отныне является полноценным государством, во главе которого поставлен Генеральный Секретарь ЦК КПГМ (Центральный Комитет Коммунистической Партии Города Мира). Город живёт по принципу Советского Союза: "Все равны в своей бедности". Люди гибнут от голода. Страна уничтожает все заводы по сборке внеземных технологий, все космические станции закрыты, объявляется, что отныне будет существовать лишь один наземный транспорт - некий запорожец. В одном из бедных районов Города находят завод по сборке этих таинственных запорожцев. Впрочем, и этот транспорт могут позволить себе лишь те, кто всю жизнь посвятил строению коммунизма, обычные люди вынуждены ходить пешком. Религия, которая и до этого находилась в состоянии "при-смерти", ибо человек научился, наконец, сам вырабатывать некие моральные ценности и идеалы, теперь официально запрещена. Интернет постигает та же участь. Впрочем, одна вера ещё осталась у людей - говорят, что если пройти весь Город от одного конца к другому, то ты будешь счастлив всю оставшуюся жизнь. Сейчас мы можем уже говорить, что это была лишь приманка, дабы пешеходы не ругали правительство за отсутствие у них "запорожца"... а тогда количество "паломников" (они верили, что совершают некое паломничество) на улицах выросло в неимоверное количество раз. Во многих районах Города (хотя тогда какое-либо деление города было запрещено) начинаются разнообразные эпидемии. Народ находится в эйфории и готов строить коммунизм до конца жизни.
2200 год - на прилавках книжных магазинов появляется первая книга молодого писателя Александра Казанцева. Книга вызывает неоднозначную реакцию населения. С одной стороны, суждения Казанцева о том, как плох нынешний государственный строй, справедливы, но с другой - все ещё верят в этот строй...
2200-2220 года - выходит вся "Чёрная Серия" Казанцева. Люди, ругая первые его книжки, жадно читают следующие и постепенно соглашаются с автором. Правительство запрещает творчество Казанцева, но уже поздно, бомба заложена, осталось ждать детонатора.
2220 год - корпорация Microsoft, отошедшая на задний план после уничтожения своей штаб-квартиры в Америке и особенно после запрета Интернета, вновь в центре событий. Она берёт власть в стране в свои руки, народ её поддерживает, ибо последняя книга Казанцева как раз и говорила о том, что власть надо передать кому-то, кто уже когда-то добивался успеха и не нуждается в финансировании, а сам способен вложить деньги в развитие государства.
Жизнь становится лучше, хотя всё ещё в состоянии стабилизации. Населению роздали запорожцы, начинается отстройка былых внеземных технологий, налаживается работа космических станций, идёт работа над восстановлением Интернета, борьба с повстанцами (былые руководители Города не теряют надежды), цензура отменена... Корпорация Microsoft теперь главенствует в мире, Александру Казанцеву вручена премия за вклад в культуру человечества. Кажется, настали светлые времена...
Интересно. Значит, я - некий идеолог, который своими книжками пошатнул систему государства, подобного Советскому Союзу, и подготовил фундамент для захвата мира Microsoftом. А компьютерщики тоже молодцы - спрятались в тень, толкнули вперёд меня, а потом напали... Финансирование им обеспечил тот самый Рей Нордпейн, с которым я сегодня говорил. Теперь они нуждаются в моих книгах для... для чего? Какую они преследуют цель? Простое мировое господство? Сдаётся, тут что-то сложнее. История об этом умалчивает. Да и коммунисты за мной охотятся... "не теряют надежды" - сколько себя помню, коммунисты всегда только то и делали, что не теряли надежды.
Одно радует - я всё-таки талантливый писатель, раз смог написать эти книги, эту "Чёрную серию".
Из соседней комнаты раздались выстрелы. Этого ещё не хватало...
"В столе должен быть пистолет" неожиданно мелькнула мысль в моей голове. Не до конца осознавая, что делаю, я засунул руку под стол, тут же нащупал секретное отделение и вытянул ящичек, в котором действительно лежал пистолет. Я достал его и заткнул за пояс.
В этот же момент дверь в кабинет отворилась, и зашёл высокий человек в длинном плаще с капюшоном. За ним вслед шли двое с автоматами, Аня пренебрежительно улыбалась за их спинами...
- Ну здравствуйте, Казанцев, - сказал человек в плаще.
- Чаю? - улыбнулся я, ощущая лёгкое дежа-вю.
- Нет, спасибо, перейдём к делу, - говорил незваный гость с лёгкой хрипотцой, что, как он, наверное, считал, должно было придавать его образу ещё больше таинственности и шарма, - ещё раз выражаю благодарность твоей подруге, которая оказала нам честь и сказала, где тебя искать!
- Ближе к делу, - нетерпеливо перебил я, лишь мельком взглянув на Аню.
- Сейчас мы приедем в Берлинский округ, и тебе придётся пойти с нами. Тебя хочет видеть один очень важный в нашей организации человек.
- Вас прислали меня пригласить? Не вижу подобающей учтивости...
- Похоже, у меня нет другого выхода, - пожал плечами человек в плаще и сделал знак одному из людей сзади.
Тот подошёл ко мне. Удар... Ещё какое дежа-вю!
Очнулся я в абсолютной темноте. Я почти ничего не чувствовал, лишь что-то остро впивалось в спину. Я с удивлением достал из-за пояса пистолет, подержал его в руке и убрал обратно. Не забрали? Почему? И откуда я вообще знал, что он там? Прямо тебе "Бог из машины"... всегда пытался в своих романах обойти этот эффект.
Я встал и попытался руками нащупать хоть что-то вокруг... пустота. Необъяснимый страх вкрался в мою душу. Подул ветер... хотя нет, ветер должен был бы дуть с определённой стороны, тут же просто со всех сторон меня обволок холодный воздух. Я вдруг понял, что под ногами нет пола. Я... лечу.
И как только я осознал своё состояние, всё вокруг меня вдруг изменилось, темнота рассеялась, и я уже парил в облаках, а высоко надо мной был свет, луч света, который служил осью всему в этом мире. Облака крутились вокруг луча, я, повторяя форму серпантина, обвивал его, и даже мои мысли вдруг превратились в рой пчёл, который летает вокруг цветка, и ни одно из насекомых из вежливости не решается подлететь ближе...
Я видел, что луч выходит из некой платформы. Я тут же решил, что на платформе должен стоять человек с посохом, человек, который знает ответы на все вопросы, но которому, по закону жанра, не хватит времени дать мне их. Кто он - этот человек, переходящий из книги в книгу, из сна в сон, из мысли к мысли? Бог? Бога нет.
Неожиданно всё закончилось. Меня как будто ударило током, и, открыв глаза, я понял, что нахожусь в лифте, который привёз меня и учтиво открыл свои автоматические двери, сопроводив это явление соответственным звоночком...
- Прости, Саш, лифт сейчас с некоторыми сбоями работает... - ко мне на встречу бежал низенький добродушный толстячок.
- Я заметил. Предупреждать надо!
- Всё мои безголовые рабочие. Я велел ни в коем случае тебя не трогать, а они ведь тебя врагом коммунизма считают, - "лифтёр" искренне, как это умеют делать только толстые люди, захихикал.
- Где я? - задал я первый вопрос, что пришёл в голову.
- Не узнаёшь? Институт, где мы с тобой учились... да, я тут небольшой ремонт сделал, всё теперь модерновое по самое не хочу, вот только лифт барахлит, сволочь! Конечно, Берлинский район не самый удачный, бандитизм тут цветёт и пахнет, а государство ему ещё и почву удобряет, скидывая сюда всех преступников и тому подобное... некая тюрьма, знаешь ли. Зато здесь редко бывают проверки, и штаб-квартиру повстанцев никто в жизни не найдёт! Но как мы с тобой всё здорово придумали... - он снова захихикал.
Он удовлетворённо посмотрел вокруг себя и вновь углубился в повествование, которое, по всей видимости, доставляло ему удовольствие, гораздо большее, нежели слушателю.
- Помнишь, как тогда на истории ты мне сказал: "А почему бы нам не сделать снова Советский Союз? Представляешь, как было бы весело?", а я тебе в ответ: "Ага, всю страну на эти... на запорожцы посадить!". Ты засмеялся, а после пар мы с тобой разработали теорию неокоммунизма! Было время, было... все на курсе кричали: "Маркус толстый идиот, который и школу-то закончил только потому, что мама там уборщицей работала!", а теперь что: "Маркус был великим человеком с огромным потенциалом, который разработал гениальные идеи и до сих пор борется. И это при том, что Маркус вырос в семье уборщицы, а в детстве все его дразнили "толстым", хотя он вовсе таким не являлся!"...
- А что было дальше, Маркус? - спросил я, чувствуя, что я близок к разгадке моего нахождения здесь, как никогда раньше.
- Забыл, Сашка? Или тебе доставляет удовольствие слушать о своих подвигах? Я спросил у тебя тогда, почему ты сам не хочешь поучаствовать в строении нового государства, а ты ответил, что это только начало пути. Потом ты, играясь пером и своим умом, разрушил построенное нами и отдал каким-то идиотам из Майкрософта, которые до сих пор считают себя правителями мира, а тебя своей марионеткой...
- Я главный? - тихо спросил я.
Маркус немного обиделся, покачал головой и пробормотал:
- Да, Саш, в нашей паре ты всегда был главным...
- Нет, - я поспешил исправить свою ошибку, - я хотел сказать, мы с тобой главные в этом мире?
- Конечно, Казанцев! - Маркус радостно хлопнул меня по плечу, - а все вокруг думают, что мы злейшие враги. Кстати, нам теперь принадлежат не 70 процентов акций Майкрософта, а 72! Представляешь? Купил недавно у одного заключённого местного. Он мне долго рассказывал, что аристократ в десятом колене, потом за бутылку водки отдал, мол, всё равно на пожизненном, деньги не нужны.
Я вдруг ясно понял, что надо делать. Я снова достал пистолет и с улыбкой направил его дуло на Маркуса.
- Что, купил ретро-зажигалку? Как и мечтал? Рад за тебя...
Я передёрнул затвор и нажал на курок. Большое тело Маркуса камнем упало на пол. Я подошёл ближе, наклонился и достал из пиджака строителя коммунизма конверт, как не странно, не забрызганный кровью.
Молодец, Саша, что слушаешься свою интуицию. Иначе как бы ты знал, где найти пистолет, кого им убить и где найти конверт на трупе? Молодец, что послушался меня и взял с собой Анютку, иначе тебе было бы сложно выйти на Маркуса...
Не жалей об этом толстом идиоте. Он прилип к тебе ещё в твоём дворе, ходил за тобой тенью, а ты издевался над ним как только мог, но бедняга всю жизнь считал тебя своим лучшим другом. А себя твоим компаньоном. Очередная пешка в твоей большой игре. Ты удивляешься, почему я всё время говорю "ты"? Потому что, как это не прискорбно, ты - это я. К сожалению, тебя пришлось для этого выдернуть из другого времени. Но других подходящих кандидатур не нашлось. Ладно, об этом узнаешь позже.
Теперь непосредственно к делу. Ты наверняка потерял уже книгу "Дневник Двоих", потому возьми у Маркуса в шкафу. Я благоразумно подарил ему экземплярчик. Помни, книга необходима тебе...
В Берлине найдёшь старого цыгана. Спросишь у любого прохожего, все знают цыгана... это у них достопримечательность местная. Скажешь цыгану, что тебе нужен Долинный Монастырь. Он тебя отправит. На месте разберёшься!
Вечно твой (да-да, уже не каламбур, а самая что ни на есть правда), Саша Казанцев...
Я смял письмо и кинул на пол. Я был зол на весь мир - мне вовсе не хотелось быть этим Казанцевым, который, как оказалось, кроме того, что был местным штатным идеологом, являлся ещё и мировым властелином. Всё тут шло по его плану. И мои действия были им предсказаны, только было что-то, что он не мог. Для чего он отдал это тело мне.
Он знал, что рядом с ним потенциальная предательница и ждал с улыбкой этот момент, понимая, что ему ничто не угрожает. Он играл с этим миром. По своей прихоти. А потом отдал роль кукловода мне. Зачем? Я и с предназначением богемного прожигателя жизни и доморощенного мыслителя Александра Казанцева из 2008-го разобраться-то не мог, а тут на тебе, мировое господство. И какое? Такое, что об этом кроме тебя, никто и не знает. Этого, что ли, добивались все злодеи из голливудских фильмов? Нет, их ведь всех интересует слава, с этим связанная. А сама власть - это лишь боль. Да и славы в этой жизни нахлебался сполна...
Я снял с книжной полки "Дневник Двоих". К чёрту цыгана и монастыри, эта книга буквально тянула меня к себе.
Ну пусть будет двадцатое - какая-никакая, а последовательность
Знаете, я не зря сказал, что мой дневник будет изложением моих мыслей, а не моих чувств. Дело в том, что я довольно сухой человек. Даже обидно как-то - не умею плакать в конце фильмов и не умею жалеть людей, когда им больно. Или, может, я слишком эгоистичен? Хотя себя мне тоже не жалко. Знаете, я плакал один раз в жизни (если не считать лук и детство)...
Я не плакал, когда умерла моя собака. Её сбила машина. Я не плакал, когда умер отец. Он заболел раком. Я не плакал, когда от меня ушла жена. Она влюбилась в другого. Я не плакал, когда меня уволили. Я очень плохо выполнял свою работу. Я не плакал...
Я заплакал, когда у меня оторвалась пуговица. Она оторвалась сама. Она упала на пол и отскочила от него вверх, она застыла в воздухе и все утихли, слушая, когда же она снова коснётся пола. Я смотрел и чувствовал, как комок подбирается к горлу, а слёзы к глазам... И они полились. Я плакал, я рыдал, я был в истерике... Я так и не нашёл ту пуговицу в той комнате. Пришлось покупать новый костюм.
Двадцать первое сентября
Я решил быстро написать в этой тетрадке. Иного способа общения с этим идиотом у меня нет. Пишет какой-то бред и даёт мне читать. Да-да, голубчик, это я о тебе. Ну, в общем, как ты уже понял - я и есть тот Читатель, которому ты всё время какие-то посвящаешь отрывки предложений. Я не обижаюсь. Шизофрения - это болезнь. Но, чёрт возьми, ты мне надоел. Ты просто бросаешь мне тетрадь, а потом забираешь у меня же из-под носа! Ты держишь меня в четырёх стенах, и не даёшь отсюда выйти! Ты мне ни слова не сказал. И меня не слушаешь! Вот я и решил тут написать тебе, что мне это заточение на воде и хлебе надоело!!! Выпусти меня, идиот недоделанный. Я жить хочу!!! А ты запер меня... в чём-то вроде клетки. Или того хуже - ты запер меня в своём дневнике. Тебе просто нужен Читатель. Который бы знал. Тебе неважно, что он будет думать. Тебе важно, чтоб он был. Ты просто, чёрт возьми, шизик!!! Иди к психиатру! Тебя ещё не поздно спасти!!!!!
Ночь
Читатель, Вы мне весь дневник испортили. Вы сбили мой ритм. Неужели так сложно читать? Я ведь больше ничего не прошу. Впрочем, Вы - хороший человек. Я не стану спорить. Я бы не взял плохого на это место. Только расскажите немного о себе. Раз уж Вам так не нравится слушать обо мне. Расскажите - и свободны...
Знаете, Вы всё-таки заслужили наказание. Придётся прочесть ещё одну мою историю.
Любой человек обречён умереть. Рано или поздно. Некоторые умирают детьми, некоторые доживают до старости. Некоторые умирают в подъезде собственного дома от руки пьяного подростка, некоторые падают вместе с самолётом в океан, а некоторые умирают посреди улицы... Я хочу рассказать вам историю смерти.
Она знала, что умирает. Она знала это, как только услышала от доктора в коридоре: "Ей можно без очереди!", она знала это, когда её брат сказал, что он проезжал мимо её больницы и забрал все анализы, чтоб она не ездила лишний раз туда и что в анализах всё хорошо, она знала это даже тогда, когда муж вдруг начал сам готовить ужин. Люди вокруг бегали, стараясь ей угодить. Отец, который не появлялся в её жизни уже полгода, вдруг принёс ей путёвку в Крым, сказав, что захотел сделать дочери приятное. Она не поехала в Крым. Она не любила Крым. Крым - не место, чтобы умирать. Она сказала мужу, что хочет умереть там, где холодно, чтоб вокруг никого не было, чтоб было время перед смертью подумать, хотя она понятия не имела, о чём можно думать перед смертью - мысли нужны живым. Муж уверял её, что она говорит чушь, ей рано умирать, она абсолютно здорова... она тогда просто сказала "Отправь меня туда, где тихо. Если не получится там умереть, я буду там жить". Муж попытался обнять её, но вдруг по его щеке потекла слеза, и через минуту он содрогался от рыданий, лёжа на холодном полу. Она утешала его. Муж отвёз её в то место, где холодно и спокойно. Она сказала ему "Иди". Она не благодарила его, не говорила, что любит, не пыталась поцеловать. Зачем? Зачем целовать, если знаешь, что делаешь это в последний раз. Она легла на кровать и стала смотреть в потолок. На потолке сидел паук. Большой, чёрный, страшный паук. Через час он упал на землю. Он умер. А она всё ещё была жива. Ей стало больно от ненужной ей жизни. Она захотела умереть. Но тут же поняла, что хотеть умереть - желание того, кто будет ещё долго жить. И тут же заплакала, осознав, что она действительно очень скоро умрёт.
Муж не решался ехать туда. Он не хотел видеть её мёртвой. Он хотел думать, что она жива. Пусть это и было неправдой. Только перед смертью он попросил друга отвезти его в тот небольшой домик, чтобы посмотреть на то, что от неё осталось. Но он умер от сердечного приступа в дороге...
Она была жива. Она не хотела возвращаться и обнадёживать людей своей жизнью, которая вот-вот может закончиться...
С каждой прочитанной записью я всё больше убеждался, что творение моё. Я находил в нём отголоски моего времени. Но что мне этим пытаются доказать? Или дело всё-таки в сюжете? Два человека? Две судьбы? Один дневник? Разгадка в конце...
- Последний волшебник этого мира, представитель единственной расы, которая осталась нетронутой никаким кровосмешением и главная достопримечательность Берлинского Округа приветствует тебя, - невысокий старик, в чьей седой бороде ещё можно было найти чёрные, как квадрат Малевича, волосы, радостно улыбался мне, стоя на крыльце своего дома.
- Значит, ты и есть Старый Цыган? - спросил я.
- Именно, господин, именно так. Позолоти, что ль, ручку, а то уж совсем кожа высохла...
- Некогда, лучше слушай меня внимательно, а то я тебе припомню судьбу моего любимого литературного героя.
- Это кого? - цыган нахмурился.
- Квазимодо.
- Что тебе надо, хам? - Цыган смотрел на меня теперь без интереса и с лёгким презрением.
- Мне надо в Долинный Монастырь.
- Что, тоже наслушался сказок о добрых монахах, которые живут своей общиной, никому не подчиняясь? А ведь за сказки такие и посадить могут...
- Ты не понял, - я покачал головой, - я - Александр Казанцев.
Цыган прищурился и сочувствующе улыбнулся:
- Да я тебя насквозь вижу. Ты не Александр Казанцев, ты вообще неизвестно кто, у тебя душа неправильная.
- Души бывают неправильными? - сбитый с толку, спросил я.
- В одном случае, - вдруг озабоченно ответил цыган, - только в одном случае. И у Саши такая была сначала. А потом... - он что-то бормотал, но слова было разобрать уже невозможно. Вдруг он чётко проговорил, - Пошли за мной, я тебе верю.
Удивлённый, но в то же время обрадованный, я зашёл в его дом. Помните жилище Плюшкина у Гоголя? Вот это напоминало некое общежитие, где Плюшкина поставили заведующим... Интересно, в будущем ещё читают книги той эпохи? Или тут теперь классикой считается... а кто? Ну уж точно не Александр Казанцев, по крайней мере не тот, что был в 2008-ом году.
Цыган открыл первую же дверь, подошёл к столу, на котором стоял хрустальный шар, посмотрел на него с интересом и скинул на пол. Пол радостно принял шар, быстро превратив его в многочисленные осколки.
- Подделка, - пожал плечами старик и рукой указал мне на стул.
Я сел.
- На самом деле точное местонахождение Долинного Монастыря не известно никому, никто тебе даже не сможет сказать, в нашем ли это мире... потому добраться туда, как говорится, на перекладных у тебя вряд ли получится.
- Но способ же есть?
- А стал бы я тебе сюда пускать, если б не было способа? Конечно, есть! - старик улыбнулся, - Есть даже очень много способов. Воспользуемся самым простым - телепортом.