Аннотация: Herr Mannelig herr Mannelig trolofven i mig För det jag bjuder så gerna I kunnen väl svara endast ja eller nej Om i viljen eller ej 1966 год. Собравшиеся в маленьком отеле люди слушают давнишнюю историю, которой двое из них частично были свидетелями. Однако просто ли так они рассказывают о событиях двадцатилетней давности? Случайно ли собрались эти люди в маленьком отеле? И какое отношение ко всему этому имеет молодой летчик, пропавший после последней войны?
Пролог
1933г.
- Мама, мама... Hon var dДr*!
- Манне, ты ведь знаешь, что твой отец не одобряет, когда мы говорим по-шведски.
- Но, мама... Она опять была там, та девочка! Девочка с зелеными глазами! Может, это была skogsrЕ**?
***
- Огастес, прошу тебя... Не надо отсылать Манне.
- Лотте, я должен сказать, что мальчику его возраста пора прекратить проводить время настолько бесцельно.
- Но он еще мал, Огастес...
- Повторяю - мальчик его возраста уже должен учиться в приличествующей школе-пансионе.
- Огастес... пожалуйста, не отсылай Манне! Только этот год... пока я не поправлюсь.
- Я несколько раз просил тебя не называть его так, Лотте, - у него есть полное имя. Имя, которое, позволь тебе напомнить, ты дала ему по своему выбору. Я позволил тебе самой выбрать имя нашему младшему сыну, не так ли, Лотте? И теперь я решительно не понимаю, почему полному имени "Магнус" ты предпочитаешь эту кличку...
- Огастес...
- Я просил бы не перебивать меня. Итак, я решительно не понимаю...
Мужчина в элегантном фраке и белом галстуке продолжает говорить, не замечая, что в широко раскрывшихся синих глазах женщины, едва видной в глубинах кресла, гаснет луч закатного солнца. Не замечая беленького мальчишку во фланелевом костюмчике, остановившегося в дверях и ждущего позволения войти.
- Что скажешь, Лотте? Лотте?..
***
Отцовский новенький Aston Martin Le Mans уносил его все дальше от дома, где он родился и рос. Мальчик перегнулся за борт открытой машины и выставил руку, и встречный ветер ударил по открытой розовой ладошке, потрепал по бледной щеке.
А показавшийся в синем, как глаза мальчика, небе биплан покачал крыльями и взвился свечой, словно тоже приветствуя его.
Мальчик рассматривал пробегавшие по обе стороны дороги зеленые поля и изгороди. Впервые в жизни он надолго покидал дом. Он еще не понимал, что прежнее - радостное и яркое - в его жизни безвозвратно ушло. Не только потому, что мама, которая последние пару лет, как ему казалось, жила в глубоком кресле у окна с длинными белыми занавесками, лежала теперь в фамильном склепе под куполом, подражавшим куполу собора святого Марка. Но и потому, что теперь его ждала Школа.
Отец решил отвезти его туда сам, это было необычно (так, по крайней мере, думали все окружающие), но мальчик ловил встречный ветер и ничему не удивлялся. Он еще верил, что солнце вечно, как вечно высокое синее-синее небо, звучавшее в его горле нотой "фа". Что мама обязательно снова будет сидеть перед окном и наигрывать на мандолине - этой самой, в бархатном чехле, что лежала сейчас на сидении рядом с мальчиком.
И что ждавшая его каждый день на лугу за леском странная черноволосая девочка с прозрачными сине-зелеными глазами будет ждать столько, сколько нужно. ________________________________________________________________________
1941г.
Джокер завидовал ему, смертельно завидовал. За то, что сам он никогда не решался удирать из пансиона по ночам, тем более к женщине. Спайки Лидж, бесшумно выпрыгивая в окно, казался самому себе одновременно храбрым разведчиком во вражеском тылу и пылким любовником времен Дон Жуана.
Это гордое чувство придавало вылазкам взрослости и значительности и уменьшало самолюбивые разочарования от того, что Мелли, - Милена, служанка-беженка в маленьком кафе, к которой он повадился ходить, - снабжала его на дорогу тянучками, как маленького мальчика. А еще - от того, что вся его самоуверенность на любовном поприще улетучивалась именно тогда, когда Мелли принималась расстегивать пуговицы на его жилете. Руки Спайки начинали предательски дрожать, все тело опалял жар и ему едва хватало выдержки двинуться четыре-пять раз во влажной глубине женского лона, прежде чем поднимавшийся от ног к чреслам огонь выплескивался, оставляя его опустошенным... Но Мелли никогда над ним не смеялась и, укладывая своего юного любовника на тощую подушку с истертой дешевенькой наволочкой, вышитой в углу незабудками, не забывала поцеловать и уверить его, что все было прекрасно. Только вот женщинам приятно, когда мужчина (это слово Мелли произносила так же значительно, как учитель латинского - "Scientia nihil aliud est quam veritas"***) сделает еще и так - с этими словами Мелли брала руку юноши в свои и, используя собственное тело в качестве наглядного пособия, показывала, как именно. Спайки оказался прилежным учеником.
Приятно было также лежать потом рядом с Мелли, которая раскуривала папироски для них обоих, и вставляла одну прямо Спайки в губы, не забыв при этом легонько щелкнуть его по носу. А во время ночных бомбежек, которых Мелли смертельно боялась, Спайки чувствовал себя по-настоящему взрослым мужчиной и защитником. Особенно когда Милена втискивалась под руку, пряча лицо на его груди и вздрагивая при каждом далеком взрыве. Бомбоубежищами, однако, оба пренебрегали - бомбили в Ковентри, а это казалось почти обратной стороной Луны.
Наконец, сегодня крепость Джокеровой невинности должна была пасть - Спайки уговорил его присоединиться. Мелли пару раз заикнулась, что было бы интересно попробовать "сообразить на троих". И Джокер согласился. Оба прошмыгнули через большой школьный парк и успели перелезть высокий забор как раз перед началом бомбежки. Спайки загляделся на обшаривавшие небо в той стороне, где был Ковентри, световые столбы прожекторов, на расцветавшие в ночном небе разрывы зениток, чье глухое хлопанье доносилось и сюда.
- Спокойно, Гордон, старина Спайки плохого не посоветует, - вот уже виднелась группка домов, крайний из которых был как раз тем, который им нужен. Силуэты выхватывались из темноты вспышками зениток. И вдруг близко и страшно вздрогнула земля, все осветилось оранжевым и алым, страшно четко выступили из темноты старые вязы по обе стороны дороги и высокая изгородь. Обоих швырнуло наземь и прямо на них и вокруг них посыпались обрывки, обломки и осколки. Слышались истошные вопли женщин, вой сирен и звон пожарных машин.
- Нам повезло, Лидж, представь как повезло, - говорил Джокер, отдуваясь и едва поспевая за длинноногим приятелем. Оба бежали прочь, к парку и видневшимся за ним корпусам школы.
- Джокер, у тебя есть деньги? - перебил его молчавший до того Спайки.
- Немного есть, - удивленно ответил приятель, - а тебе зачем? Тебе же на 18 лет подарят...
- Ничего мне не подарят! - отрезал Спайки и прибавил скорости. Конечно, отец не подарит ничего, когда узнает, что он задумал.
- Спайк, зачем тебе деньги?
- На билет. В Линкольншир. В Кронуэлл.
Джокер недоумевающе хлопает ресницами, но знает, что выпытывать бесполезно. Хорошо Джокеру! Для него небо еще голубое или синее, и в нем цветами распускаются вспышки зениток. Он не видел - четко, неправдоподобно четко, глаза бы не глядели! - окровавленного с одного края куска наволочки. С вышитыми незабудками... ________________________________________________________________________
После искусственной зазаборной жизни школы настоящая жизнь хлещет оскорбительными ухмылками инструктора Смитсона. "- Кем вы приходитесь сэру Огастесу Лиджу, курсант? - Это мой отец, сэр".
Инструктор еле заметно хмыкает и смотрит на вытянувшегося перед ним Магнуса, который помимо воли читает все инструкторские мысли - с чего бы это сын лорда Мэлфорда пошел в колледж Истребительного командования КВВС в Кронуэлле?
Первый полет, еще не самостоятельный, - куда там! - еще в учебном "Мэджистере", не имевшем почти ничего общего с хищными "Спитфайерами" и "Харрикейнами".
- Соблаговолите не прикасаться к ручкам, курсант! Сейчас я только показываю вам, что значит летать. Потом по моему знаку сможете просто подержаться за штурвал.
Прибитая изморозью трава бежит назад, мимо открытой кабины, назад-назад, а потом вдруг вниз. В момент, когда шасси отрываются от взлетной, сердце Магнуса подпрыгивает мокрой и холодной лягушкой - куда-то под самое горло. Потом возвращается на место и колотится радостно и скоро. Он перегибается за борт кабины, ветер бьет в лицо - а Магнусу кажется, что его дружески треплют по щеке.
...Первый самостоятельный вылет; Магнусу хочется кричать от радости, он лишь страшным усилием удерживает эмоции - он летит, летит!!! Послушно подрагивает под педалями корпус "Мэджистера", как хорошо выезженный конь, и у Магнуса к самолету та же щемящая нежность, что и к любимому коню в родительском имении.
- Вы ездите верхом, курсант? - спрашивает его Смитсон после полета.
- Да, сэр.
- Заметно. Будьте нежны с машиной, не дергайте, ведите ее как лошадь на прогулке или как женщину в танце.
- Так точно, сэр, - отвечает Магнус. Отвечает чуть мягче, чем можно ожидать от курсанта летной школы. Смитсон ничего не говорит, но с того дня из его речи исчезают ироничные "если вы соизволите..." и "если вы соблаговолите...", которые так бесили Магнуса ранее.
... Они отрабатывают слетанность в паре, когда с самолетом инструктора происходит что-то странное: нос его вдруг задирается высоко вверх, точно пилот собрался уйти в облака, а потом резко ныряет книзу, и самолет с безжизненно обвисшим затихшим пропеллером начинает стремительно падать. Магнус, ничего не понимая, слыша только мертвое шипение радио, развернулся и повел машину вслед за теряющим высоту "первым" Высоты достаточно, чтобы спрыгнуть, думает Магнус, видя, как от инструкторского самолета отделилась черная точка и над ней расцвел купол парашюта.
Белый купол относит в сторону от поднявшегося черного облачка, - взрыва рухнувшегося "первого" Магнус не слышит, - на чье-то поле.
Магнус разом забыл все предписания - конечно, нужно вернуться на аэродром, конечно, курсанту не стоит лететь за парашютистом. Он разворачивается против ветра и аккуратно сажает машину на мерзлую землю. Наскоро отстегнув лямки, выскакивает из кабины и, спотыкаясь, бежит к краю поля. Белый купол кажется на мерзлой осенней земле увядшим цветком, жалко и чуть заметно подрагивая на легком ветерке. Ветерок треплет челку Смитсона, выбившуюся из-под съехавшего шлема, и концы его шарфа. Острый штырь ограды пропорол грудь и торчит как раз над нагрудной нашивкой...
Он потом забыл об этом и вспомнил только тогда, когда командир эскадрильи майор Росдэйл взял его своим ведомым - несмотря на то, что Магнус только что прибыл, был новичком и самым молодым пилотом 61-й.
- Лидж, я знаю, вы любите провожать парашютистов, - только и произносит командир, когда они идут к самолетам. _________________________________________________________________________
1942г
Раскрывающаяся лилия - так распадается звено в кутерьме воздушного боя, когда каждый находит себе цель. Магнус успевает заметить как это красиво...
Он уже выбрал цель, когда страшно близко, - как показалось Магнусу, перед самым фонарем кабины, - возник белый купол парашюта, и четко, словно в бинокль, он увидел испуганные глаза под летными очками. И темный, почти черный**** летный комбинезон. Эта чернота, цвет ночи и сожженной земли, цвет обломков, взлетающих над взорванными домами, решила все за него - Магнус нажал гашетку. Пронесясь мимо парашютиста, он не увидел, как обвисло на стропах тело. Он даже не вспомнил потом об этом - он только знал, что сделал все правильно.
Руки и все тело действуют словно бы отдельно от сознания, в котором царит ужасающий покой. Он выходит из виража и выбирает "фокке", отколовшегося от других и, вероятно, тоже присмотревшего себе цель. Все, как учили - зашел от солнца, поймал врага в крестик прицела и нажал гашетку. Все, как учили - протянулись от его самолета дымные дорожки. Только немца тоже кое-чему учили - он отвернул, уйдя влево и вниз, и дымные дорожки прошили голубое небо.
"Девятка*****" Магнуса проскочила между своими бомбардировщиками и вылетела прямо перед вражеским истребителем, неожиданно свалившимся откуда-то из-за туч. Магнус даже не глянул в прицел - пальцы сами нажали гашетку. Он зажмурился и втянул голову в плечи, будто так можно было уберечься от разлетающихся обломков взорвавшегося "фокке".
Как он вывалился из боя, Магнус не сознавал, опомнился только от свиста в ушах и стремительно приближающейся неправдоподобно-зеленой земли - "девятка", отброшенная взрывом, ушла в крутое пике. Изо всех сил выжав ручку на себя, Магнус вывел "Спитфайр" на горизонталь и начал подниматься, догоняя своих. Мысленно он поблагодарил Росдэйла, всегда стоявшего за бой на большой высоте и забиравшегося со своей эскадрильей выше облаков: будь они метров на 500 ниже, ему не хватило бы высоты вывести машину из пикирования.
- "Синий-два", живой?- услышал он в шлемофоне голос Росдэйла.
- "Синий-два", все в порядке, - едва шевеля губами, ответил Магнус. Спохватившись, повторил то же самое уже четче.
- Молодец! Домой, идем домой. _________________________________________________________________________ * - (шв.) "она была там" ** - (шв.) "лесная хозяйка" *** - (лат.) "ученье - свет, а неученье - тьма" **** - цвет комбинезонов в люфтваффе ***** - английский истребитель "Спитфайр-IX"
1. В каминном зале отеля "На полпути"
Большие часы в просторной общей гостиной отеля размеренно отбили девять. Диск маятника, украшенный чеканкой в виде закутанного в плащ Хроноса с косой, покачивался с неотвратимостью рока.
Такие часы хорошо смотрелись бы в каком-нибудь рассказе Эдгара По, что-нибудь macabre, которые так любит Лоуренс, подумала миссис Сэйджвик и перелистнула страницу журнала.
- Мы сидим тут прямо как в романе! - вскричала Этель Пибоди, ярко накрашенная женщина из тех, о ком вежливо говорят "годы над ней не властны". Голос у нее был резок, как у павлина, и вошедшая супружеская пара на миг замерла, парализованная вскриком Этель. Как жаль, подумала миссис Сэйджвик уже в который раз, глядя на Джулиана и Веру Лэйн. Усталость - от жизни и друг от друга. А ведь такая красивая пара! Статный Джулиан,- армейская выправка, вросшая в позвоночный столб, - с мужественным подбородком и загорелым открытым лицом, с большими ярко-синими глазами. Его не портит даже седина в пшеничного цвета волосах и пышных усах каштанового оттенка. Вера, женственная и мягкая, с черными волосами и стрижкой в духе... Миссис Сэйджвик задумалась - как же звали жену этого убитого американского президента? Она еще носила такие прелестные костюмы от Шанель.
- Давайте рассказывать истории о привидениях, - снова вскричала Этель, стрельнув глазами на Джулиана Лэйна. Доктор Лоуренс Стэйниен, кузен миссис Сэйджвик, опустил газету и выжидательно оглядел гостиную поверх очков. - Я бы с удовольствием послушал что-то во вкусе...
Миссис Сэджвик сжала морщившиеся улыбкой губы: кузен Лоуренс не упустит возможности попотчевать общество плодами своего увлечения символистами и готическими романами. Он втайне считал себя писателем, хотя все, что он пробовал писать, выливалось в маловразумительные опусы гигантских размеров, где после третьей главы сюжет становился решительно непонятным, а потуги на детективную загадочность выливались в мистику, перемещения во времени и перерождения. А оттого, что Лоуренс старательно приплетал к своим творениям назидательность, они казались еще более смешными и жалкими.
Историй с привидениями, как назло, ни у кого не нашлось. Этель надула губы, как капризная маленькая девочка, не получившая за обедом желанного пирожного. Старательный кудрявый беспорядок на ее голове и помада оттенка diable rose* должны были придать ей вид прелестного резвого ребенка, которого необходимо холить и лелеять. Чем и следовало незамедлительно заняться и Лэйну, и Лоуренсу, и остальным мужчинам из постояльцев, задержавшихся в этом маленьком шотландском отеле, чтобы переждать непогоду. Как странно, что Лоуренс, мечтательный, витающий в облаках Лоуренс сразу узнал среди постояльцев священника отца Мэрдока, с которыми был знаком когда-то давно.
Отель надо было назвать "На полпути", улыбнулась про себя миссис Сэйджвик: кто-то из них едет в город, как они с Лоуренсом и Лэйны, кто-то, как Этель и еще вон та юная парочка в норвежских свитерах (явно натуральная шерсть, подумала миссис Сэйджвик, - и это теперь, когда молодежь так увлекается новомодными материалами), направляется на горнолыжный курорт. И в конечном счете все всегда на полпути - из точки А в точку В.
- Я, с вашего разрешения, все же пойду спать,- кротко кивнула Вера Лэйн, - я страшно устала.
- Ну что же нам делать? - в полном отчаянии заломила руки Этель - Сегодня самый короткий день и самая длинная ночь, и как вы собираетесь провести ее без интересной истории? Пойдете спать? Как куры?
Этель Пибоди всегда представлялась наполовину француженкой и первые пятнадцать минут беседы говорила с картавым французским акцентом, но потом благополучно об этом забывала, а уж "куры" и линкольнширское произношение окончательно ставили все на свои места. Можно вытащить девушку из линкольнширских предместий, но нельзя вытащить линкольнширские предместья из девушки, подумала миссис Сэйджвик.
Вера Лэйн, поднимаясь по лестнице к спальням, чуть улыбнулась - она явно презирала подобных Этель полуфранцуженок без возраста. Юная парочка - длинноволосый светленький паренек и его блондинистая спутница, - захихикала.
- Пожалуй, у меня есть история для вас, - сказал тихо молчавший до тех пор отец Мэрдок. Он поправил очки в роговой оправе, обвел всех близорукими глазами и сложил руки на животе, - история слишком давняя, чтобы быть неблагопристойной, и слишком мрачная, чтобы быть скучной.
- Как интересно! - взвизгнула Этель Пибоди, - Может, кто-нибудь соизволит помочь мне придвинуть кресло поближе к отцу Мэрдоку и камину - здесь ужасный холод.
Ни Лэйн, ни Лоуренс не отреагировали на ее кокетливый призыв, только юноша молча помог ей пододвинуть тяжелое кресло (грубая подделка под ампир, подумала миссис Сэйджвик).
Все, наконец, устроились поближе к камину, даже парень и девушка, которые, казалось, были заняты только друг другом, подтащили одно кресло на двоих и умостились в нем. Отец Мэрдок, задумчиво перебирая четки, начал свой рассказ.
***
- История эта произошла в 1946 году, весной, вскоре после окончания страшной последней войны. Время было тяжкое, как многие знают, - священник обращался сейчас к юноше и девушке, которые внимали его словам с редкостным для молодежи смирением, - Не стану из соображений деликатности называть место событий, скажу лишь, что рядом с деревушкой, где все это случилось, есть небольшой старинный монастырь, а в монастырском саду имеется источник с целебной водой, освященный именем святой Анны. В окрестностях бытовало поверие о некоем рыцаре, которого соблазняла злая колдунья с золотым голосом. Она обещала рыцарю многие богатые дары, если он согласится сделать ее своей женой. Озлясь на не поддавшегося ее соблазну рыцаря, который был добрым христианином, колдунья обратила его в камень.
- А колдунья была хорошенькая? - послышался невозмутимый вопрос миссис Сэйджвик.
Мужчины рассмеялись.
- Вы схватываете самую суть, дорогая Эми, - проговорил доктор сквозь смех, - Но о внешности колдуньи история умалчивает.
- Боюсь, все дело было в недостатке красоты, - пробормотала миссис Сэйджвик, возвращаясь к журналу, - в иных случаях ничто не мешает таким рыцарям пасть к ногам колдуний, никакое нечестие их возлюбленных. И все называют это жертвой во имя любви, и писатели проживаются до последнего пенни и пишут романы, поэты пьют горькую и сочиняют стихи, а художники соблазняют натурщиц - лишь только бы запечатлеть прекрасную колдунью в объятиях прекрасного рыцаря. Красоту считают индульгенцией для любого падения.
- Что дурного в красоте? - неожиданно спросил священник. И, не получив ответа, продолжил прерванный рассказ.
- Как я уже сказал, по местному поверию колдунья превратила рыцаря в камень. Однако из камня забил целебный источник, как символ чистоты его души. Это-то и есть источник святой Анны. Он наполняет небольшое озерцо, в котором днем купаются жаждущие исцеления, а ночью в нем печально отражаются молодые ивы да полная грустная луна.
- Как, святой отец, вы не считаете все это языческими суевериями? - со скрытой насмешкой произнес Джулиан Лэйн, обменявшись с мисс Пибоди веселым взглядом, - Эти рассказы о прекрасном рыцаре и ведьме с золотым голосом...
- Что касается суеверий - да, Святая Церковь борется с ними, однако же и в существовании злой силы, противной Провидению, сомневаться не приходится, - смиренно опустил глаза священник. - Я вижу, мистер Лоуренс догадался, о чем я собираюсь рассказать. Полагаюсь на него и смею надеяться, он исправит и дополнит то, что может быть упущено моей слабосильной памятью, ибо он также был свидетелем ужасным и необычным событиям.
- Но разве та история столь уж интересна? - позволил себе чуть улыбнуться доктор,- Обыкновенное следствие извращенной, больной натуры. Даже полиция распутала в два счета.
- А вот с этим я позволю себе не согласиться, - так же тихо, но настойчиво проговорил священник,- белых пятен в той истории осталось немало. Не говоря уже о странной смерти полковника Росдэйла, последовавшей через весьма непродолжительное время, - большинство непосредственных участников событий бесследно исчезли.
- Боже, как интересно!
- Итак, произошло это сразу по окончании войны. В монастыре у деревни было тогда устроено что-то вроде санатория для раненых и выздоравливающих офицеров, вернувшихся из госпиталей. Но прежде надо вам сказать, что деревеньки такого рода - мирок замкнутый, все друг друга знают, вплоть до девичьей фамилии бабушки и адреса портного, шьющего на вас костюмы, - продолжил священник, - и появление сразу большого количества новых лиц внесло в размеренную тихую жизнь некоторое...
Отец Мэрдок запнулся, подбирая слова.
- Беспокойство, одним словом, - засмеялся Лоуренс Стэйнион, - особенно для женской части. Столько голодных жере... Словом, многовато свободных молодых людей для маленькой английской деревушки.
- Вы правы, доктор Лоуренс, - кивнул священник, - я попросил бы вас осветить касающуюся этого часть истории, вам это более пристало, чем мне, служителю церкви.
- Сделайте одолжение, отец Мэрдок, - рассмеялся Лоуренс, - я человек свободный и холостой, в отличие от мистера Лэйна.
Миссис Сэйджвик покровительственно улыбнулась. Лоуренс, Лоуренс-то - ишь как загорелся!
- Мой дом стал чем-то вроде клуба для офицеров, - начал Лоуренс, - естественно, в нем бывали и дамы. Не думайте, все было прилично в высшей степени. Тем более, что дамы все были вполне comme il faut**, а девицы - скромны и благовоспитанны.
- Две из этих девиц сыграли важную роль в повествуемых событиях, потому я хотел бы особо рассказать о них, - продолжил доктор. - Мисс Элисон Темпест переехала в нашу деревню перед самой войной. Она всегда производила приятное впечатление, была добра и участлива, всегда спешила утешить попавших в беду. Рисовала картины для благотворительных ярмарок, работала с сотрудницами Женского института во время войны. Темноволосая, уютная... с недавних пор чуть портила ее только легкая хромота - она как-то поздно возвращалась по темной тропинке и подвернула ногу.
- Ее отец был профессор или что-то в том роде, он оставил дочери старую служанку, маленький домик в деревеньке и некоторое состояние, помещенное в американские ценные бумаги, а потому не очень обесценившееся во время войны. Мне она каждый раз напоминала сладкую булочку с изюмом и корицей. Хотя что-то в ней определенно было, что-то тянущее, влекущее, нежное и заманчивое, её привлекательность и доброта казались красивой этикеткой на банке с неизвестным содержимым. Мисс Темпест была сущее воплощение торжества плоти над нормами морали.
- Однако ее безупречное поведение не внушало никаких надежд. Очень приятная девушка, - со вздохом сказал Лоуренс. - Вторая же была существом совсем иного рода. Тельма Мэйял...
- Мисс Талле - так она всем представлялась, - сказал священник, - заблудшее дитя Божье. Она была хороша, как день...
- Ого, святой отец! - не выдержала Этель, - Поосторожнее со сравнениями!
- Почему? - невозмутимо спросил священник, - Истинная красота - творение Божье, и не грех о том сказать.
- Вы правы, отец Мэрдок, - согласился Лоуренс, - мисс Тельма была очень красива. Но и в другом вы правы - она была именно заблудшей душой. Она приехала в нашу деревеньку во время войны, вместе с девушками из Женской Земледельческой армии - ее дом где-то на побережье разбомбили и вся семья погибла. Сняла комнатку у старенькой миссис Фаулер и поступила работать в школу. Само собой, ей приходилось ловить на себе горящие вожделением, любовью и завистью взгляды. Это внимание ей льстило по молодости, но в то же время, видимо, раздражало. Ведь для большинства воздыхателей она была всего лишь обладательницей безупречного и желанного тела.
Она была прекрасна. День и ночь, мрак и свет соединились в ней в первозданной гармонии. Огромные светлые глаза и темные, как глухая осенняя полночь, волосы, которые она укладывала венцом вокруг маленькой головки. Великолепная осанка, стать принцессы крови, - ее тело было столь же красиво, как и лицо. Длинная шея, тонкая талия, изящные бедра, стройные ноги и высокая грудь, способная свести с ума любого мужчину. Она словно сочетала в себе все, что взыскательный мужской вкус требовал от женщины на протяжении тысячелетий. Однако этого "всего" было столь много, что ее красота казалась почти неприличной, непристойной в неяркой действительности послевоенной Англии. Тельма Мэйал казалась на этом фоне почти ненастоящей и это порой приводило окружающих в ярость.
- Доктор, да вы поэт! - в глазах Этель Пибоди появились искорки раздражения.
- Все началось со смерти молодого лейтенанта Уильяма Дженкинса. Как раз незадолго к нам прибыли еще двое офицеров-летчиков, - продолжил доктор, - которые в этой истории сыграли определенную роль.
- Да, подобные центры отдыха и реабилитации так и притягивают различные неприятности, - сказал Лэйн. А миссис Сэйджвик подумала, что ему очень идет коричневый замшевый пиджак и даже новомодные джинсы в стиле Джимми Дина его не портят. А еще ей подумалось, насколько бы мистеру Лэйну больше пошло, если бы он не говорил так много. Мужчинам идет молчание.
- Это верно, особенно в отношении новоприбывших. Кстати, поразительно, как могут быть непохожи два голубоглазых блондина, - ответил с улыбкой Лоуренс, - я имею в виду этих летчиков - Джока Гордона и Магнуса Лиджа. У первого была внешность героя американского фильма - такой белокурый, красивый, мужественный и отважный покоритель Дикого Запада, гроза бандитов...
Этель Пибоди, радуясь, что осталась самой привлекательной из присутствующих дам, в очередной раз стрельнула глазами на Лэйна, который как раз очень напоминал ей покорителей Дикого Запада и которого она не прочь была покорить сама.
- Прошу простить мне эти эпитеты, дамы и господа - я поклонник красоты во всех ее проявлениях, я не могу не восхищаться красивым, такова уж моя природа, - Лоуренс виновато поглядел на молчащего священника. - Да-с, а вот Лидж был красив в совсем ином роде, он напоминал бы юношей с картин прерафаэлитов, если б у него были длинные волосы и чуть меньший рост. И чуть менее волевой подбородок. Скажем так - он выглядел как проказливый ангел, которого призвали в армию.
- Ну а что же бедный лейтенант Дженкинс? Кто убил его?
Паренек и девушка, сидевшие по-прежнему вдвоем в одном кресле, тоже выжидательно уставились на рассказчиков.
- Терпение, мисс Пибоди, немного терпения. ____________________________________________________________________________
* - (фр.) ярко-розовый ** - (фр.) благопристойный
2. Двуличный человек. Первое убийство. В источнике.
- Ну, что же там с убийством? Вы так задержались на описании молодых людей, - хихикнула Этель. - Покорители Дикого Запада, ангелы в армии... _______________________________________________________________
Еще в школе этот ангелочек вводил в заблуждение всех, кто его видел. Такое милое личико, прямо купидон с картины, врожденные манеры - а характер проказливого и предприимчивого бесенка. Но что бы он ни вытворял, он выглядел высокородным лордом от макушки до кончиков ногтей, даже резинку рогатки Спайки натягивал так, будто участвовал в турнире лучников пред очами Его Королевского Величества. Характер могла выдать только походка - когда он был чем-то захвачен, Спайки передвигался стремительными широкими шагами, почти бегом.
...- Это будет ваша комната,- открывает воспитатель белую крашеную дверь, - а вот и ваш сосед и одноклассник, мистер Магнус Лидж.
Он входит, опасливо озираясь - как маленький зверек в новое логово, только что на лапах не приседает. На одной из двух кроватей сидит курносый мальчишка его возраста.
- Это про тебя говорил Клоун? - серо-неразберипоймешькакие глаза изучающе остановились на лице новичка, а ловкие пальцы старательно отковыривают бородавку с запястья, - Эта твоя. Падай! - указывает мальчишка на вторую кровать.
- Я Спайки. Тут хреново, но ты держись меня и выживешь, - говорит старожил, не прерывая своего занятия, и даже "хреново" в его устах звучит как-то очень благопристойно. Новенький оглядывает небольшую комнатку с двумя кроватями, двумя шкафчиками и двумя письменными столами. На одном из столов ровной стопочкой сложены учебники, а на гвоздике над самым столом висит мандолина в сером бархатном чехле.
Прерафаэлиты, говорите, мистер Стэйнион? Не знаю насчет прерафаэлитов, но у Спайки было лицо двуличного человека - он мог выглядеть изнеженным ангелочком, но когда жесткие складочки залегали у рта и стискивались челюсти, его стоило бояться. Впервые эти складочки появились, когда мандолина с жалобным звоном разлетелась на куски и в руках у старшеклассника остался только гриф...
После этого он в первый - и в последний - раз увидел, как Спайки плачет. Бесшумно, без всхлипов, зло, только слезы катятся по щекам и от этих слез серо- (как оказалось!) голубые глаза кажутся почти прозрачными.
Старшеклассник после этого был с позором изгнан из школы. Все гадали, каким образом лично ректор застал парня вдрызг пьяным - изгоняемый ругался и грозил поймать и вздрючить "щенка, подмешавшего ему какую-то дрянь в пиво". А мандолина сменилась гитарой. Может, именно бренчание Спайки на гитаре и подвигло его самого начать заниматься музыкой, приучать пальцы к покорности и гибкости, терзать клавиши рояля, поднимаясь и спускаясь по ступенькам хроматических гамм.
А вот Спайки никогда не играл гамм. Из первых же выходных после гибели мандолины он вернулся с гитарой. Где он ее взял - так и осталось загадкой, но чуть ли не с первых минут он играл на шестиструнке довольно сложные вещи.
... Странно, что, будучи в истребительной авиации, они никогда не встречались, пока летали.
Встретились только, когда уже... не летали. А, вернувшись в Англию после войны, столкнулись нос к носу в Лондоне на улице.
После войны Спайки почти не изменился, только похудел и словно бы еще вытянулся. Но что-то прежнее, юношески ангельское оставалось в его лице - только тверже стал взгляд исподлобья и порой вспыхивало в нем безумие. Контузия, с жутковатой кривой улыбочкой пояснил Спайки, когда он спросил про подергивание левой руки.
Они пошли обедать в "Ритц"; Спайки, то есть Магнус предстал в элегантно-простом пиджаке цвета navy*, который выглядел на фоне возвращавшихся в жизнь дорогих ресторанов смокингов, фраков и военных мундиров почти вызывающе. Шелковый шейный платок был заколот булавкой с поблескивавшим камешком, волосы приглажены, пробор идеален, а движения неспешны, скупы и изящны - в точности как в их последний год в школе. За обедом Лидж с прежним своим идеальным аристократическим произношением говорил о всяких пустяках, о женщинах, рассказывал неправдоподобные истории об окружающих, заставляя просто покатываться со смеху - словом, вел себя так, как будто они вышли из своего пансионского "дома" выпить чаю. И ни слова не сказал о войне. Магнус только скользнул взглядом по летному серо-синему мундиру бывшего приятеля, по медалям на его груди - бронзовая общая Звезда, Европейская Летная Звезда, планка Звезды Франции и Германии - и больше не обращал на мундир никакого внимания.
После кофе, когда оба откинулись на обтянутые бархатом спинки стульев и закурили, Лидж вдруг показал предписание прибыть на реабилитацию, в котором пунктом назначения стояла та самая деревушка, куда направлялся и он.
"- Поеду с тобой, купать клешню в источнике святой Анны, - Лидж знакомо наклонил голову к плечу, сказав это, - Вдруг да Энни разжалобится на несчастного калеку?" Шутка была в духе прежнего Спайки, но в тоне Магнуса послышались тщательно скрываемые страх и тоска, которых прежде не было. Несчастный калека - он вспомнил эти слова Магнуса, когда оба уже ехали в купе первого класса и Магнус вдруг стал заваливаться набок, губы его задрожали, а между стиснутых зубов прорвалось животное мычание. Все тело подергивалось, будто его бил озноб или сквозь него пропускали ток. Продолжалось это минут пять, затем Лидж затих, привалившись к мягкой спинке сидения. Очнулся Магнус спустя полчаса и, взглянув в недоумевающие глаза своего визави, спросил только:
- Прихватило меня? Ничего нигде не побил, не порвал?
И, получив отрицательный ответ, прибавил, чуть сощурившись и глядя в окно, на пробегающие поля и купы деревьев:
- Это пройдет.
По прибытии Магнус, видно, вспомнил школьные проказы и решил навести собственный порядок в этой сонной деревеньке. В первый же день Лидж напоил всех офицеров в местном пабе и повел на прогулку в женский клуб, где пожилые дамы и их дочери, внучки и племянницы были заняты оклеиванием коробочек, вязанием и шитьем для благотворительного базарчика. Толпа пьяных молодых офицеров произвела в этом сонном царстве эффект разорвавшейся бомбы, хотя ребята ничего такого не делали, а сам Магнус и вовсе оставался трезвым - он стремился оправиться от контузии и поскорее вернуться в авиацию, потому вовсе не пил. Да, именно тогда им впервые встретились Талле и Эллисон. ____________________________________________________________________
- У лейтенанта Дженкинса была ранена правая нога, однако он быстро шел на поправку, - говорил священник. - Как-то вечером он вышел из маленького деревенского паба вместе с товарищами. Позднее они показали, что на полдороги к монастырю Дженкинс вдруг остановился, словно что-то услышал. И, не сказав ни слова приятелям, почти побежал назад, к деревне. Остальные, посмеявшись, что лейтенант, верно, услышал ведьмин Золотой Голос, отправились своей дорогой. Однако это был последний раз, когда они видели лейтенанта Дженкинса живым. На следующий день ваш покорный слуга, отправлявшийся утром из монастыря в деревню, нашел тело несчастного на лесной тропинке.
- Меня вызывали туда, - вставил Лоуренс, - в помощь сестрам-цистерианкам. У него была свернута шея. Один из офицеров, американец, заметил, что так может свернуть шею разве что медведь, ибо это требует огромной силы.
- Какой кошмар! - с восхищением воскликнула мисс Пибоди, - Дальше, дальше, святой отец! Не томите.
- ...инспектор даже сцепился с одним из новоприбывших летчиков - тот ни за что не хотел говорить, где он был во время убийства, держал себя подчеркнуто высокомерно. Будто специально старался разозлить инспектора. Кто-то из офицеров показал, что с ними в пабе были две девушки, и тут этот Лидж будто с цепи сорвался - заорал, что инспектор должен искать преступников, а не за девушками гоняться, что с девушками они, летчики, справятся как-нибудь сами. И, дескать не дело инспектору гоняться за блондинками.
- Тут-то и была первая странность - девушки, которые в тот вечер составляли компанию молодым людям, обе были брюнетками. Ни мисс Темпест, и мисс Мэйал нельзя было назвать блондинкой ни при каких обстоятельствах. Однако расспросить Лиджа, что он имел в виду, не удалось, - быстро выяснилось, что обе девушки во время убийства были вместе и подтвердили алиби друг друга.
- Меня, признаться, это насторожило тогда, - сказал доктор. - Насколько я успел их узнать, Тельма и Элисон не были близкими подругами. Но какая-то связь между ними, безусловно, существовала. Они были словно люди одной породы, которым волей-неволей приходилось держаться друг друга и сохранять status quo.
- Две одинокие девушки в жестком мужском мире - что может быть понятнее? - проговорила мисс Пибоди, - Естественно они держатся друг друга. Не удивлюсь, если между ними существовали определенного рода отношения...
- Вы так думаете, Этель? - перебил ее доктор, - В таком случае я должен сказать, что мне пришлось быть свидетелем, вернее, случайным слушателем престранной ссоры этих двух девиц. Это было как раз незадолго до первого убийства, но вряд ли имело к нему отношение.
- Вы мне не рассказывали этого, мистер Стэйнион. - заметил священник.
- Как и полиции, святой отец. Я не посчитал это сколь-нибудь важным. Однако прозвучало предположение о нетривиальных отношениях между этими молодыми особами... Так вот, как-то раз я видел, как мисс Тельма и мисс Элисон разговаривали возле источника св. Анны. Говорили они негромко, но последняя фраза, которую произнесла Тельма, запомнилась мне - той яростью и страстью, с которой была произнесена. "- Ты не получишь денег! Я не отдам тебе деньги!" - говорила мисс Мэйал. Что касается меня, я всегда считал Тельму девицей себе на уме.
- А что же ответила на это вторая девушка? - спросила миссис Сэйджвик.
- Ничего. Ничего не ответила, просто повернулась и ушла. Мисс Темпест умела вести себя достойно, несмотря на... всякие обстоятельства. __________________________________________________________________
- Ты помнишь, как мы встретились?
- Был вечер... Или утро? Не помню уже - помню, что взгляд сразу выхватил тебя из толпы. На тебе была печать такой боли, что у меня захватило дух и я не смогла даже заговорить с тобой.
- А я стоял и смотрел на тебя, как дурак. Потом Дон сказал о тебе какую-то похабщину...я думал, я его убью.
- А я даже не расслышала.
- Я тоже, но по хохоту остальных понял. Красавчик Дон Коулмен. Она свернула ему шею через два дня.
- А в источнике - почему ты позволил мне поесть?
- Просто... Подумал - я недочеловек, а тут хоть какая-то польза от меня красивой девушке.
- Ты лежал в озерце и я видела как с твоего тела ручейками струилась боль. Она была ржавая, как потеки на металле, вода потихоньку смывала ее, смывала. А ты лежал, откинувшись назад, на поросшие мягким мхом камни и раскинув руки, как сломанные крылья.
- Помню. Я все помню, каждый миг. Я задремал...
- Ты спал, боль смывалась, родник тихо журчал, наполняя озерцо. Луны не было, но на небе высыпало пропасть звезд и какое-то странное свечение шло от воды и земли. Я подошла неслышно, ты очнулся только тогда, когда я стала гладить твои плечи. Ты засмеялся, так грустно. Не знала, что люди умеют смеяться грустно.
- Я подумал, тебе нужно что-то другое... А когда понял - почувствовал даже облегчение. Только у тебя не было ни острых клыков, ни синяков под глазами, и тень ты отбрасывала. А потом ты прижалась губами к моему запястью...
- ...там, где пульс. Знаешь, как он обычно бьется у людей в такие минуты? Как бешеный. Люди ничего не помнят, но помнит их кровь, хотя кровь мне не нужна. А твой пульс бился мне в губы ровно и спокойно, точно здоровался. Мне впервые позволили поесть... добровольно, и даже твоя кровь меня не испугалась.
_____________________________________________________________ * - черно-синий, изначально цвет военно-морской формы
3. Соната и боль. Второе убийство. Выбрать верно
- Как я уже сказал, второе убийство было совершено через неделю, - продолжал доктор, - я устроил милую вечеринку для офицеров, куда были приглашены кое-кто из местных и девушки из Женской Земледельческой Армии, еще остававшиеся в деревеньке. Все было приятно и благопристойно - танцевали под патефон, который вместе с пластинками принесла мисс Темпест, Джок Гордон играл на пианино.
Как сейчас помню, играл он Бетховена, сонату N14, называемую "Лунной". Странно, конечно, что сразу после войны британский офицер играл немецкую музыку, но, кажется, его кто-то об этом попросил, кто-то из дам. Играл он прекрасно, должен заметить - сразу видно было талантливого музыканта. Его обступили девушки да и многие мужчины подошли поближе. Несколько же опоздавших офицеров - вместе с ними был и Лидж, - вошли как раз на середине этого знаменитого adagio sostenuto - первой части бессмертной сонаты великого немца. И вот лейтенант Лидж подошел с бокалом вина к пианисту да и опрокинул вино прямо на клавиши. При этом лицо его было неподвижно, словно маска. Потом он пробормотал что-то вроде "Прости, Джокер, я так неловок. Прости бедного калеку" - и вышел все с тем же неподвижным, надменным лицом.
Все нашли этот поступок отвратительно циничным и вообще сверх-вызывающим. Дамы, на которых Лидж и ранее произвел неприятное впечатление своим подчеркнуто отстраненным видом, окончательно положили, что он неисправимый нахал и гордец. Но я заметил, что сам Гордон смущен поступком своего товарища несколько больше, чем можно было ожидать. ____________________________________________________________
1944г., Шталаг-Люфт-4, Померания
- Setzen sie ihn direkt vor dem zweiten*, - гортанный немецкий говор доносится как из гулкого подвала, отдается эхом. Как болит голова! Кованый сапог ефрейтора, кажется, уже успел отпечататься на его темени, животе, спине и пояснице. Напротив сидит Колин, шмыгает горбатым носом - из носа течет кровь, но привязанные ремнями к подлокотникам руки не позволяют ее вытереть.
К Колину тянутся проводки, кожаные широкие ремни удерживают клеммы на его обнаженной груди. Двое немцев возятся с каким-то устройством, источником тех самых проводков. Еще один крепит такие же клеммы к его рукам и груди.
- Магнус, они не имеют права, - громко шепчет Колин, - это противоречит ...
Тут лысый ефрейтор с изрытым оспой лицом выплескивает на него полведра воды, и Колин, не успевший набрать воздуха, отфыркивается и отплевывается. Миг спустя вода обрушивается на Магнуса.
- Кто еще знал о тоннеле? - спрашивает по-английски эсэсовец с двумя маленькими ромбиками в петлицах.
- Подобное обращение с военнопленными противоречит Женевской конвенции.., - твердо произносит Колин. И, чуть подумав, добавляет: - Сэр...
Именно это "сэр", произнесенное с полупрезрительной оттяжечкой, очевидно, показалось колбаснику, как Магнус мысленно назвал эсэсовского оберлейтенанта, самым утонченным издевательством. Он кивнул ефрейтору...
Что может быть хуже электрической боли, пронзающей все тело? Только видеть, как от такой же боли перед тобой корчится твой друг. Короткое лающее приказание эсэсовца, отданное куда-то в другую комнату, прошло мимо внимания Магнуса, но за стеной сейчас же раздались фортепианные аккорды. И Магнус понял, что вот это-то и было самым страшным.
Хоральные аккорды бессмертного Бетховена... мерная пульсация ритма в висках - и рвущая тело боль, и рвущий глотку собственный крик... кто придумал сочетать Бетховена с пыткой? Самое высокое - с самым отвратительным? Отчаянный крик Колина - он кусает губы до крови и смотрит в обездвиженные болью глаза Магнуса.
Эсэсовец повторяет свой вопрос, ему нужно знать, кто был замешан в деле побега, кто из охранников помогал пленным. Колин его не слушает, в его глазах ужас, панический страх не за себя.
- Я не могу... Магнус... я не могу, чтобы... ты...
Это становится роковым - у оберштурмфюрера, к несчастью, хороший слух. Он приказывает снять клеммы с тела Колина и прикрепить к соскам Магнуса. Боль раскладывается на жужжание тока, охлёсты электричества, пропускаемого через его тело, и звон в ушах от собственного крика. А в промежутках Магнус видит все как сквозь пелену и лишь старается хлебнуть воздуха. Но, и не видя, чует нарастающую слабость в глазах товарища, слышит свое имя, вышептываемое дрожащими губами. Потом он теряет сознание, сорвав голос в крике...
Нет, Колин оказался не слабее - просто добрее... Слабым оказалось его сердце, говорит лагерный врач, когда тело Колина приносят для засвидетельствования смерти от сердечного приступа.
- Лейтенант Лидж может подтвердить, что к лейтенанту Томсону не применялись крайние степени допроса. - с жуткой медленной улыбкой произносит эсэсовец.
Магнус, неподвижно лежащий на койке, ничего подтвердить не может - он учится снова дышать, дышать легкими, не скованными болью. Следы остались только от побоев - ток следов не оставляет. Почти. Лишь маленькие пятнышки, которые скоро заживут. Следы остались в виде плещущихся в голове бетховенских бемольного пульса и пронзительно-чистых серебристых верхов сонаты N14. _____________________________________________________________________
- В общем, вечеринка была испорчена, - продолжил рассказ доктор Стэйнион, - женщины заговорили о постороннем, заговорили преувеличенно громко. А к Гордону, все еще сидящему за пианино, подошел капитан Коулмен. Я стоял недалеко и, хотя Коулмен говорил совсем тихо, я расслышал что-то вроде поминания святого Георгия. После этого Гордон побледнел как полотно и поспешно вышел, сказав, что плохо себя почувствовал. А Коулмен остался.
- Ах, если бы я после вашего рассказа не посчитал это молитвой! - с горечью проговорил отец Мэрдок, - Не пострадал бы невиновный... ____________________________________________________________________
...Он тогда едва удержался, чтобы не признаться во всем. Вместо этого поспешно извинился и вышел на темную прохладную улицу. Вечер был беззвездный, светлые облака делали его еще светлее. Он зашел за ограду домика доктора и услышал чей-то тихий стон.
Магнус, сидя на земле под самой оградой, трясся в припадке, раз за разом ударяясь головой о камни ограды. У Магнуса безупречное музыкальное чутье и Магнус слышал, как он играл... ТУ САМУЮ пьесу - как он мог так опростоволоситься?! Правы, видно, авторы детективных романов - преступника так или иначе тянет на место преступления. Так или иначе. ____________________________________________________________________________
- После вечеринки офицеры пошли в монастырь пешком, были они все порядком навеселе, если не сказать - пьяны. А наутро выяснилось, что капитана Коулмена с вечера никто не видел.
Полиция и военные прочесали лес и нашли тело Коулмена в лесу, на той же самой тропинке, где был убит Артур Дженкинс. У несчастного была проломлена голова, и сила, должно быть, тоже была приложена очень немалая.
Если до тех пор расследование велось довольно вяло, то теперь полиция взялась всерьез. Допрашивали всех подряд, а особенно тех, кто был на вечеринке. Но, поскольку все там хорошо выпили, инспектору мало что удалось выяснить, - кроме того, что мисс Элисон ушла с вечеринки вслед за мистером Лиджем. Чуть позже ушла и мисс Тельма, за которой весь вечер пытался ухаживать кто-то из летчиков... кажется это был Гордон. __________________________________________________________________
- Я помню этот туман, зовущий голос... Потом я был в доме этой...
- Рисе. Называй ее Рисе.
- Она обвилась вокруг меня... я ничего не соображал и почти ничего не чувствовал. Видел ее белое лицо и желтые глаза. И волосы ее шевелились сами и звали, звали... Она была красива. Но мне казалось, это мое покалеченное тело сопротивляется ей.
- Не только тело. Ты силен и ей сложно было совладать с тобой. Хотя она готова была вернуть тебе твою силу, здоровье и еще много-много чего.
- Может и так. Я помню, как шел потом по тропинке, она расходилась на две стороны. Меня тянуло пойти в сторону монастыря, но я почему-то знал, что должен повернуть к озеру.
- Ты выбрал сам. Выбрал меня, а не ее, ведь в озере была я... Но скажи, почему ты не забрал тогда мою одежду?
- Как в сказках о принцессах-лебедях?
- Как в сказках. Почему не забрал?
- Подумал - зачем тебе принц-калека? А потом я очнулся от того, что ты держала меня за руку и вела к монастырю. Я тогда так хотел поцеловать тебя, так хотел...
- Боялся?
- А как ты думала? Я же... не был тогда вполне... Почему ты выбрала меня?
- Я не выбирала. Я просто дождалась тебя. __________________________________________________________________
- Я как раз закрывал церковь и собирался домой, - сказал священник, - Вечером спустился туман и видно все было очень плохо, - Но я все же сумел заметить светловолосого молодого человека и черноволосую девушку, проскользнувших в сарайчик миссис Фаулер.
Лэйн засмеялся - принужденно и искусственно, как показалось миссис Сэйджвик.
- От вас ничего не скроешь, святой отец, - сказал он, и Этель Пибоди захихикала вслед его словам. Но священник оставался невозмутим.
- Да, Гордон потом сказал всем, что провел ту ночь с Тельмой Мэйал. Как джентльмен, он, конечно не должен был обнародовать этот факт, вы понимаете. Однако инспектору Джок Гордон, по его словам, в этом признавался, - заявил доктор.
- И я подтвердил, что видел их обоих, - сказал священник, - хотя теперь я уже не уверен, что видел с мисс Талле именно Гордона. Но вы, доктор, убедили меня... среди офицеров было всего двое блондинов, а Магнус Лидж никак не мог быть в ту ночь с мисс Мэйал. Как и с любой другой девушкой.
Доктор смущенно усмехнулся.
- Существует, естественно, врачебная тайна, - сказал он, - но прошло уже двадцать лет... Словом, мистер Лидж не мог быть ничьим поклонником всерьез: после контузии некоторые специальные функции его тела так и не восстановились, - Лоуренс с нарочитым смущением посмотрел на мисс Пибоди и миссис Сэйджвик.
- Он был импотент, вы хотите сказать? - Этель Пибоди любила все называть своими именами.
- Ради Христа, мадам!.. - взмолился шокированный ее непосредственностью отец Мэрдок. Этель выразительно похлопала себя по ярко-розовым губкам.
- Mea culpa, mea maxima culpa, святой отец!
- Боже мой! - подала голос миссис Сэйджвик, - Не было ли между убитыми чего-то общего? Ведь как-то они были связаны между собой.
- Общего не удалось установить до третьего убийства, которое случилось после того, как подлечиться приехал полковник Росдэйл. Знаменитый воздушный ас, переживший битву за Англию, плен, вернувшийся теперь домой. Викарий и учитель местной школы решили устроить вечер искусств по случаю приезда полковника, - сказал доктор, - Викарий читал какую-то оду Горация на латыни и я едва не уснул. А полковник, по-моему, дослушал до конца - что значит, военная дисциплина.
- Мудрость древних вносит покой в смятенные сердца, - проговорит священник, но по его тону было не понятно, говорит ли он всерьез или сам подтрунивает над своими словами. - Викарий читал прекрасно, затем мисс Митчем, дочь эсквайра Митчема, пела. А потом играл на пианино кто-то из офицеров, коих, к сожалению, на вечере искусств было немного.
- О да. Они предпочли крепкий браун-эль дядюшки Статхэма, - усмехнулся доктор, - сколько лет уж я там не был, а вкус его темного эля не могу забыть.
- Статхэм? Джордж Статхэм? Говорят, он продал рецепт своего эля какой-то крупной компании, - рассеянно сказала миссис Сэйджвик.
- И вот там-то расчувствовавшийся полковник, услышав разговоры дам о скандале на вечеринке, рассказал нам о Магнусе Лидже. Выяснилось, что этот ... пшют, каким мы его считали - настоящий герой и отчаянной смелости человек. _________________________________________________________________
1945г. Германия
- Лидж, я могу идти сам...
- Сэр, это ж вы меня держите. Это я опираюсь о вас, сэр...
Месят, месят сотни ног апрельскую грязь. Колонна движется медленно и мерно. И молча - только тяжелое дыхание, чвяканье и хлюпанье грязи да изредка отрывистые команды охранников. Последних - мало. Но бежать не приходит в голову никому: сил почти нет, есть дают только с утра и весь долгий день люди мечтают о следующем утре.
Ширококостный человек, в серых лохмотьях которого можно лишь с трудом опознать летную форму, тяжело обвис на плече худого и высокого, на котором, как на вешалке, болтается кожаная лётная куртка. Куртка без застежки и под ней видно грязную кожу, остро выступающие ключицы и кости грудины. Когда-то тот, кого тащат, был плотен и силен, как бык. Когда-то тащивший его был молод. Когда-то... Сейчас же у них общий серый цвет лица и почти общий возраст - вернее, отсутствие возраста. Сквозь серую грязь лиц синевой взблескивают глаза высокого - но синева уже почти перешла в серость.
И прижимаясь друг к другу холодной ночью, сберегая тепло теряющими свою телесность телами, слушая приближающийся грохот русской канонады, двое - старший и младший, - снова мечтают только о следующем утре и паре кусков сырого, тяжелого хлеба с кусочком эрзац-масла. Хлеб серый, как эта грязь, которую они месят, серый, как их собственные небритые лица.
- Магнус, я пойду сам... - из последних сил, глухо и монотонно произносит тащимый то и дело.
- Сэр, вы же не бросите меня тут... - тащивший улыбается из последних сил и ловчее обхватывает рукой талию старшего...
- Steh auf! - слышится где-то впереди, - Verdammt noch mal - steh auf!****
Никто уже не вздрагивает от коротких автоматных очередей. Серые лица не выражают ни страха, ни желания выжить.
- Магнус?..
- Да, мистер Росдэйл?
- Я хочу, чтобы ты жил, Магнус...
- Черт бы вас побрал, сэр, - голос тащившего впервые срывается от ярости, - мы не для того рыли тоннель и потом едва не сдохли в гестапо, чтобы помереть сейчас! Идите на х..р, сэр!
Молчание, снова слышится только чвяканье грязи под тяжелыми шагами и такое же тяжелое, в ритме шагов, дыхание.
- Лидж... две недели гауптвахты за оскорбление... старшего по званию...
- ...впрыгивая в кабину, всегда насвистывал песенку, а иногда и напевал. По-шведски...
- ... в 43-м мы прикрывали "крепости"*** ... меня подбили, а Лидж отгонял истебитель, пока я спускался на парашюте, потом сел и хотел меня забрать, да взлететь у него не получилось... попали в плен... два года в лагере для военнопленных-летчиков. Шталаг-фир.
- ... уже в 45-м нас гнали пешком сначала к временному Офлагу под Гамбургом... почти без еды и без теплой одежды, - продолжал полковник, - а уж в апреле погнали дальше. Куда гнали - один бог знает. Лидж почти тащил меня на себе. Ходили слухи, что основная колонна уже освобождена американцами, я даже заметил, что местные почти перестали бояться немцев, выходили нас встречать, совали хлеб, еще что-то. А в середине дня нас вдруг остановили. Сначала мы подумали - очередная поверка, я скомандовал людям строиться. "Джерри"**** встали напротив нас и взяли автоматы наизготовку.
Вдруг Лидж как прыгнет с места на ближайшего охранника - никто ничего понять не успел, ни мы, ни немцы. Не знаю, как он выдрал автомат у того здоровенного "джерри" - в нем одна кожа да кости оставались после нашего "марша". Очередь дал по остальным да и побежал в лес, петляя, как заяц на охоте. А немцы за ним, как гончие, - инстинкт, наверное. Наши, конечно, врассыпную бросились, а сам я как будто прирос к месту, и ни рукой, ни ногой не мог пошевелить. А потом услышал взрыв, а за ним еще два. Это Лидж немцев на минное поле завел.
И вот сколько вспоминаю - каждый раз вижу эту картину: Магнуса, бегущего через зеленый луг. Он бежал как школьник во время кросса, радостно так бежал, куртку сбросил, а под курткой у него ничего не было. Смерть, выстрелы кругом - а я смотрю, как он бежит, и слышу музыку. И, клянусь вам, господа - в жизни я не видел ничего красивее, чем этот бегущий через зеленый луг парень. ________________________________________________________________
* - (нем.) посадите его прямо перед вторым ** (нем.) Вставай! ... Черт тебя повери - встать! *** - "летающие крепости" - бомбардировщики В-17 и В-24 **** - то же что "фрицы"
4. Третье убийство. Ведьмы. Герой в браслетах.
- Скажите пожалуйста! - хмыкнула мисс Пибоди, - Какие, однако, противоречивые черты могут уживаться в одном человеке. Храбрец и герой может в то же время быть полным невежей, которому не место в приличном обществе. Вылить вино на музыканта - вы только подумайте! Да еще и играющего... эээ... Моцарта.
- Бетховена, мадам, - сказал вдруг юноша, до сих пор не проронивший ни слова.
- Вы совершенно правы, молодой человек, - с мягкой улыбкой ответил доктор. А миссис Сэйджвик заметила, что Джулиан Лэйн пристально посмотрел на парня, - дольше, чем можно было ожидать. А потом, словно отгоняя какую-то затаенную мысль, еле заметно покачал головой.
- Потом кто-то рассказал полковнику, что Лидж находится здесь, в деревеньке и, скорее всего, в пабе. Но в пабе Лиджа не нашли и полковник увиделся с ним уже только на следующий день. Господи, что это была за встреча - многие отцы сыновей так не встречают. ___________________________________________________________________________________
1945г.
- Итак, ты дома, Магнус, - отец осторожно пожал руку своему вернувшемуся с войны сыну, осторожно вынул свои пальцы из его ладони. Затянутый в безупречно черный смокинг, он глядел на Магнуса с опаской. С опаской - Магнус узнавал эти настороженные голубые огоньки, от которых успел отвыкнуть. Опаска в преувеличенно медленном движении, которым изящные пальцы отца взяли бокал с подноса и протянули Магнусу - осторожно, чтобы не коснуться снова руки сына. Осторожность была во всей высокой крепкой отцовской фигуре, только крупный нос, хищно острившийся над тонкогубым маленьким ртом, выдавал его натуру.
- Почему ты не надел военные награды? Военные награды даются не просто так, ими награждают за заслуги. Не носить их означает проявлять неуважение к тем, кто погиб в тяжелейших боях за свободу и независимость нашей страны. Постарайся понять это, Магнус.
...Видел ли ты лицо пилота, который пытается удержать подбитую машину, отец? Видел ли, отец, как выпрыгнувший из горящего бомбардировщика летчик слишком торопится раскрыть парашют и тот достается огню? Видел ли, как парашют цепляется за крыло падающего самолета, который уносит своего пилота к смерти? Видел ли глаза того парня, который спускался на парашюте и которого я прошил насквозь? Он не был немцем, отец - просто его комбинезон показался мне черным...
- Магнус, как ты вырос! Я тебя помню еще малышом, а теперь - мужчина, воин. Чем думаешь заняться?
- Магнус, боже мой! Огастес, дорогой, ты обязан привезти его к нам - мои девочки будут счастливы видеть такого героя-летчика. Магнус, неужели мистер Черчилль не расщедрился хоть на одну медаль - это бы так красиво смотрелось! Чем ты собираешься теперь заняться?
- Разрешите выразить вам свое уважение, Магнус. Эта война показала, что рано списывать со счетов старую добрую Британскую Империю! Итак, что вы намерены теперь делать?
- Магнус, скажите...
- Магнус... Магнус... Магнус...
Лица, лица, улыбки, улыбки... Он улыбался в ответ, пожимал осторожные руки. (Сбежавший в летную школу младший сын лорда Мэлфорда вернулся заслуженным летчиком, асом с Крестом за летные заслуги! Только - вот чудак! - пришел в мундире без наград. Это так странно, милочка!)
Голубые глаза отца держали его на мушке, их черные зрачки были воронеными стволами. Холодные голубые глаза и черные кудри у отца, теплые светло-карие глаза и светло-пшеничные прямые волосы у матери - они были прекрасной парой, говорили все, такое необычное сочетание черт.
- Он унаследовал волосы матери и глаза отца. Красивый мальчик... Ах, его мать была красавица! Что? Да, шведка, к сожалению! Милый Огастес был большим оригиналом. А мальчику так идет мундир летчика, но с цветными планочками было бы намного эффектнее.
Магнус прошмыгнул к выходу и украдкой попросил отцовского лакея вызвать ему такси. Старик, который часто качал его маленьким на колене, понимающе кивнул.
- Пришлось вам хлебнуть, мастер Лидж, - тихонько сказал он, провожая Магнуса до подъехавшего к заднему выходу такси, - Мы с женой как слышали, что "джерри" бомбить летят - так о вас вспоминали. Вот, думаем, там где-то им мастер Лидж даёт прикурить. Спасибо вам, сэр, и храни вас Бог... __________________________________________________________________________________
- Не вспомню кто, но кто-то из летчиков уехал как раз перед прибытием полковника. Третьим же, как я уже упомянул, погиб капитан Обри Гастингс - ему, как и Дженкинсу, свернули шею. На той же самой тропинке.
Этель Пибоди перекрестилась.
- И снова военный! - сказала она.
- Именно так, мисс Пибоди. Полицейские также стали искать сходство, нечто общее между убитыми, - продолжил рассказ священник. - Все трое были фронтовиками, Дженкинс и Гастингс - пилоты, а Коулмен штурман в экипаже В-17. Дженкинс и Гастингс были ранены, а вот Коулмену повезло - хоть и прошел плен, но вернулся без единой царапинки. Все трое были светлыми шатенами, а Коулмен вдобавок еще и рыжеват.
- Естественно, учитывая приложенную силу, стали искать мужчину, - сказал доктор, - здорового и физически развитого, и непременно правшу, судя по характеру нанесенных смертельных увечий. Однако мы ошибались. И человеком, который первым навел нас на эту мысль, неожиданно оказался мистер Статхэм, владелец деревенского паба. Как-то утром он зазвал меня и отца Мэрдока к себе в паб, там уже был инспектор Парсонс и сержант Морроу.
Статхэм, как всегда, возвышался над стойкой - в правом уголке рта неизменна коротенькая трубочка, левый презрительно кривится.
- Это не мужик парней порешил, а баба, - заявил он без предисловий, - ведьма.
Мы с инспектором переглянулись и, кажется, подумали одно и тоже - что убийства в деревне привели к нарастанию истерии среди местного населения, которая может стать всеобщей. Но отец Мэрдок отнесся к словам Статхэма вполне серьезно.
- В мире немало загадочных вещей, которые Господь приберег для нашего вразумления, - спокойно вставил священник.
- Статхэм не заставил уговаривать себя и сразу же приступил к рассказу, - продолжал меж тем доктор. - На мой вопрос про местных девушек, которые могли бы совершить такое, он скривился и произнес длинную витиеватую фразу из тех, которые не приняты в сколь-нибудь приличном обществе.
- ...не способны даже на то, чтобы детеныша родить, - закончил Статхэм, - Но что до вашего вопроса, сэр - это только ведьмы могли сделать. Я-то ведь все вижу, не то что остальные - рыбья кровь, вроде нашего викария. Вот слушайте, что я вам расскажу.
Это было спустя года три, как ведьма у нас появилась - около 43-го года, значит. Еду я как-то вечером из М., везу, значит, пару бочек солода, да еще отец Мэрдок мне покупочки кой-какие заказал. Я, хоть не папист, но хорошему человеку никогда не отказывую, нет. Ну, под хмельком был, не без этого. Конягу моего видели? Больше пинты я перед поездками не пью, нет. Это уж известное дело - больше пинты нельзя.
- Ближе к делу, мистер Статхэм, - сказал инспектор. Здоровяк оживился.
- Да куда уж ближе! Вижу - идет по дороге, и как раз с той стороны, где монастырь, Элисон Темпест. Легонько так идет, будто летит над землей. Только я-то приметил, сэр, что с лицом у нее что-то не то - нос вроде больше стал, глаза будто тоже покривились. Но как ближе подошла - нет, смотрю, прежнее смазливенькое личико. А потом слышу - будто кто-то поет. Тихонько, протяжно и так, сэр, хорошо - куда лучше Веры Линн*, чтоб мне лопнуть. Песня, впрочем, незнакомая, и язык не наш какой-то. Но я так и обалдел - сижу как мешком пришибленный. А ведьма на меня все глядит, глаз не сводит.
И тут Хорди мой заржал да как рванется вперед - прямо на ведьму! Уж не знаю, почему она не отскочила, да только колесо, железом окованное, прямо ей по ноге проехалось. Вот, с тех пор ведьма хромать начала.
- Признаюсь, мы с инспектором едва удержались от смеха, - сказал доктор Стэйнион, - лично меня удержала только мысль, что грех смеяться над хозяином, который варит такой вкусный эль в такие непростые времена.
Статхэм, как видно, наше настроение понял, потому что нахмурился и сказал:
- Думаете, спьяну мне это причудилось? Дальше слушайте. Не зря парни говорили, что бедняга Дженкинс услышал Золотой голос. Помните, он все шейный платочек носил? А на трупе-то его платочка и не оказалось. Они с парнями из моего паба уходили, я хорошо помню - был на нем платочек. Что Элисон, что Талле, за которой военные жеребцы табунами - обе как есть ведьмы!
- Одна - потому что в супруги метит, другая - потому что всем дает, а ему не дает, - буркнул, не сдержавшись, сержант, - как слабая женщина может свернуть человеку шею, сэр?
- А я думаю - все-таки баба это сделала, - гнул свое Статхэм.
- И вот тут, дамы и господа, я впервые подумал - а почему и нет? - сказал доктор, - Всем ведь известно, какой силой обладают люди даже самого хрупкого сложения во время буйного припадка или raptus, как его называют психиатры. Но происшедшее вслед за тем снова отодвинуло нас от разгадки этих мрачных событий: посыльный мальчишка на велосипеде привез инспектору Парсонсу письмо - желтый плотный конверт с гербом. Немедленно после этого инспектор извинился и вместе с сержантом покинул нас. ____________________________________________________________________________________
Он пытался уверить себя, что письмо написано именно из-за этой ночи. Из за ночи, в которой была Талле, внимательно всмотревшаяся в его лицо и с досадой отстранившаяся. И неважно, что слова ее были нежны и ласковы - досада в движении, которым она легонько оттолкнула его от себя, не могла обмануть. Он грязно обругал ее и выскочил из сарая, слыша запрыгавший за ним по дороге ведьминский бесстыжий хохот.
Луна в ту ночь была большой кошкой, которой налили небесного молока. Спустя двадцать лет он все еще отлично помнит - за эти годы он научился видеть луну... Луна-кошка облизывала облитые молоком деревья, кусты и тропинки, от этого все становилось еще светлее. И тела в лунном свете казались молочными...
С Элисон он управился быстро - слишком даже быстро. В ее густые черные волосы он зарывал пальцы, целуя подающиеся навстречу его губам послушные губы. Она была теплой и мягкой, в ней можно было утонуть - он старательно тонул в ней, ловя ее вздохи, давя ладонями полные бедра и ягодицы. Ее маленький домик вздыхал вместе с ними, и стены пульсировали в такт движений. Он знал, что до него Магнус был здесь - занимаясь любовью с Элисон, ему казалось, что Магнус становился ближе, ближе к нему...
Знала ли Элисон, что была только заменой? Знал ли он тогда, что был лишь запасным аэродромом? Они были похожи - оба готовили запасные аэродромы. Элисон, которой нужен был Магнус, и он сам - тогда, в Шталаг-фир. Что они все понимают? После побега было так страшно - он осознавал, что немцам нечего терять, и просто хотел спастись. Легион св. Георга, Британский добровольческий корпус** - звучало совсем неплохо. Звучало неплохо, как то пианино, на котором он играл "Лунную сонату". Музыка - это волшебство, в нее можно нырнуть и не слышать страшных криков, рвущихся из соседней комнаты. В конце концов, разве он помог бы им, если бы отказался играть? А потом... он видел тело Колина Томсона, видел собравшихся вокруг него товарищей... бывших его товарищей. Видел Магнуса, которого двое охранников швырнули на деревянные нары, видел его мокрое лицо с прокушенными черными от крови губами.
Назад дороги не было. Нельзя было вернуться в то счастливое время в комнатке их школы-пансиона, когда Магнус... нет, тогда еще Спайки делал их общие задания по математике, а он писал латинские вокабулы, которые Спайки потом заучивал с его голоса. Не вернуть сторожкое азартное внимание на лице Спайки, когда они подкарауливали в густых стриженных кустах кого-то из товарищей. Господи, ведь прошло всего-ничего, ведь это было буквально вчера!
Отец Мэрдок не видел их с Талле и один Бог ведает, почему Тельма подтвердила, что провела эту ночь с ним... Выйдя той ночью от Элисон, он прошел совсем немного и повернул в сторону источника. Было тепло и тихо, и слышался тихий шелест листьев на неслышном ветерке.
И у озерца он увидел их... Хотелось отвести глаза - ему стало страшно. Так не бывает! Так не должно быть, это неправильно! Не бывает так... сильно и нежно, так по-мужски и по-женски, так совершенно. Такое... это кощунство, в конце концов! Но он остро чувствовал, что сам кощунствует, подглядывая за ними, оскверняет своим взглядом то, что неизмеримо выше него. Он почти убежал, весь исходя злобой, которая к исходу бессонной ночи сменилась глухой тоской.
Но увы, - себя не обманешь, он мог сколь угодно долго уверять, что был просто в отчаянии от любовной неудачи и оттого-то написал... Анонимный донос написал, чего уж тут. Но хуже всего было то, что истинной причиной стал все же Дон Коулмен, упомянувший о легионе св. Георга... Дон был с ним в одном лагерном блоке. Как и Магнус. Дон уже не мог быть свидетелем, но вот Магнус...
Сэр Перси Силлитоу, новый генеральный директор службы контрразведки МИ-5, был старым другом его отца, они вместе учились когда-то в Итоне. Сэр Перси Силлитоу крайне неприязненно относился к отцу Магнуса. Сэр Перси Силлитоу не откажет себе в небольшом удовольствии - после процесса и казни Джона Амери*** это будет уместно.
А сам он уехал из деревеньки на следующий же день. ____________________________________________________________________________
- Признаюсь, по возвращении к церкви я был неприятно поражен скоростью работы нашей полиции, - сказал отец Мэрдок. - Оказалось, что инспектор, сержант и арестованный, которого успели заковать в наручники, ожидают меня, чтобы я отпер церковную пристройку-чулан. Там же был полковник Росдэйл и кто-то еще из офицеров. Но больше всего я был поражен, когда узнал в закованном в наручники молодом человеке Магнуса Лиджа.
- Да, помнится, в тот самый день полковник собирался съездить в город, - припомнил доктор, - и потребовал, чтоб Лидж поехал с ним вместе. И тот по настоянию полковника надел летный мундир с наградами. Странно и жутко было видеть этого молодого летчика с целой коллекцией цветных планок, с ленточкой Креста за летные заслуги! - и со стальными браслетами на руках. И сам он, видимо, испытывал неловкость и готов был провалиться сквозь землю. А уж инспектору и подавно я бы не позавидовал в тот момент - из толпы офицеров то и дело доносились ядовитые замечания и вопросы о том, чем же занимался бравый полицейский, пока Лидж и такие, как он, сбивали "мессершмидты", "юнкерсы" и "фокке-вульфы".
- У меня предписание, сэр, - твердил Парсонс напиравшему на него как бык Росдэйлу, - заключить лейтенанта Лиджа под стражу до прибытия представителей... одной правительственной структуры...
- Структуры? Структуры, инспектор? - рычал на него Росдэйл, - Да вам, тыловым крысам, и не снилось того, что сделал и пережил этот мальчик... Я не позволю держать его в наручниках и запирать как какого-нибудь воришку!
Сошлись они на том, что наручники с Лиджа были сняты, но все же он был помещен под замок до прибытия представителя службы контрразведки.
- Ну, а что вы скажете о словах того пивовара? - спросила миссис Сэйджвик. Отец Мэрдок грустно улыбнулся.
- Одинокие девушки, отличающиеся сильным характером, часто становятся жертвой мужской агрессии, явной или же сокрытой, - сказал он со вздохом. - Если принять во внимание суеверия и общее настроение испуга и уныния, которое стало обычным для многих во время войны - не придется удивляться вспышкам агрессии против самых слабых. Что говорить о женщинах, если даже бессловесные твари не защищены от людской жестокости. Я сам во время войны буквально выдрал из рук деревенских мальчишек несчастную лису, которую они собирались замучить каким-то колючим ошейником.
- Это был добрый, смелый и благородный поступок, святой отец, - ласково улыбнулась светловолосая девушка. И миссис Сэйджвик вдруг подумала, что она почему-то не запомнила как зовут девушку и ее молодого спутника. А переспрашивать было неловко. _____________________________________________________________________
* - популярная британская певица
** - потом - British Free Corps, нем. Britisches Freikorps -- воинское формирование, подведомственное СС, в которое старались завербовать британских военнопленных.
*** - британский коллаборационист, создатель британских формирований СС во время Второй мировой войны.
5. Разгадки, которые разгадали не всё
- Ты говорил, что у молодого человека была сильная контузия, если я не ошибаюсь? - миссис Сэйджвик подняла голову от журнала
- Ты внимательна, как всегда, Эми, - ответил доктор Стэйнион. - Именно это я привел в качестве медицинского аргумента против того, чтобы Магнуса Лиджа запирали в столь небольшом помещении. Природа пост-контузии и неврологических нарушений, следующих за сильными травмами, мало изучена даже в наше время. А уж тогда... Я опасался приступов клаустрофобии и паники, однако инспектор не внял моим доводам. К чести Лиджа надо сказать, что он подчинился беспрекословно и сам вошел в церковную пристройку. Инспектор пробормотал полковнику что-то извиняющееся про разрушенный шальной бомбой полицейский участок в деревеньке - дежурному сержанту приходилось ютиться в одном из помещений сельского клуба, а уж там не было никаких условий для содержаний взятых под стражу. ____________________________________________________________________
- Стены этой проклятой каморки стали сходиться, наваливаться... Я сжался в углу...
- Я помню. Мы не умеем плакать, но тогда мне впервые хотелось расплакаться.
- Ты села рядом и забрала весь мой страх. Как это у тебя получается? И тогда раньше... у озера с источником. Я ведь раньше пытался даже ходить...
- ... к шлюхам. Знаю. Я все знаю, Манне.
- Это было так странно, необыкновенно - там, у озера. Я даже не помню, как я разделся - это было как в первый раз. И не только ты была первой у меня - я тоже был первым у тебя. Это разве возможно?
- Возможно. Потому что я впервые нашла своего рыцаря. Своего. А до тех пор все, что я делала с мужчинами, было словно понарошку. А тогда... звон, капель, твое тело, вздрагивающее под моими руками, рождающееся вновь. Источник пел нам - помнишь?
- Помню. Я тогда...
- У тебя по щекам текли слезы, горькие-горькие. Ты шептал мое имя...
- Талле... Таллемайа*...
- Тогда еще только Талле.
- Но почему ты не сказала мне всего тогда?
- Боялась. Я не была уверена, что ты выдержишь испытание кровью, боялась потерять тебя. ________________________________________________________________________
Собиралась гроза, одна из первых в том году, если я правильно помню, а потому, заперев Лиджа, инспектор и сержант направились к зданию клуба. А нас с отцом Мэрдоком полковник Росдэйл повел в гостиницу - он был очень благодарен мне за мое медицинское заступничество, хоть оно и было неудачным.
Дорогой я все думал о том, что рассказывал полковник о Магнусе Лидже. И, признаюсь, не выходил у меня из головы тот случай, когда Магнус с неожиданной силой вырвал автомат у немецкого охранника. Я стал уже подумывать, что корень этих внезапные приступов ярости мог крыться в самом характере Лиджа, а контузия могла только усилить и обострить природный взрывной темперамент. И в таком случае Магнус Лидж вполне мог быть причастен к этим жестоким убийствам.
Помните, святой отец, мы говорили с вами и полковником о некоторых непонятных моментах? Почему, например, жертвы не пытались оказать сопротивления - все трое были крепкими молодыми людьми? Из всех только на лице Коулмена застыло выражение гнева, ужаса - хоть что-то, что свидетельствовало о том, что он видел или же слышал убийцу. Лица же остальных и после смерти были спокойны. Отец Мэрдок кивнул.
- Некоторые моменты остались непонятными для меня и по сей день, - заметил священник спустя мгновение. Доктор махнул рукой.
- Ах, бросьте! В свете того, что обнаружилось, все непонятности прояснились и все встало на свои места, - уверенно проговорил он и продолжил рассказ. ________________________________________________________________
1946г.
Черная волна, которая приходит перед приступами, была уже знакомой, но сейчас у Магнуса не было таблеток, а вокруг были только грязные стены. Стены, которые растворялись в безумии и боли, захлестнувших его тело и разум. Только просветами он осознавал, что чьи-то руки держат его, не давая разбить голову о стены, не давая стенам обрушиться на него и похоронить под собой. И только когда горячая сладковатая влага хлынула в его рот, Магнус пришел в себя. Его зубы глубоко впились в левое предплечье обнимавшей его Талле, темно-фиолетовая кровь стекала из ранки по его губам и капала на земляной пол.
- Нет, нет, не сейчас! - Талле с отчаянием отрывает его от себя, - Нет! Нет!
Но Магнус уже успел проглотить густую жидкость. С минуту они пристально смотрят друг на друга.
- Прости... - шепчет Магнус. Талле качает головой. Обмакивает палец в кровь и проводит по его губам.
- Истинная пара хюльдры испытывается ее кровью. Ты жив... значит, ты тот... тот... ________________________________________________________________
- Мы успели устроиться в маленьком баре "Короны", - продолжал доктор, - единственной в деревне гостиницы. Росдэйл заказал скотч, а мы с отцом Мэрдоком рискнули попробовать домашнего сидра - инспектора поблизости не наблюдалось, а мы для хозяина гостиницы были своими людьми.
Не припомню уж, о чем мы говорили, когда двери распахнулись и вбежала сестра Целеста, одна из монахинь, ухаживавшая за находящимися на реабилитации офицерами. На ней буквально лица не было.
- Ведьма! - кричала она, - Отче! Ведьма!
Надо сказать, что после убийства капитана Гастингса офицеры, наконец, стали воспринимать события со всей серьезностью, стали осторожны и старались не ходить по одиночке. И вот в тот день сестра Целеста сопровождала к целебному источнику одного из выздоравливающих, сержанта Хопса.
И вот на дороге к источнику на сержанта набросилось, по словам монахини, жуткое существо, похожее на женщину, но обладающую нечеловеческой силой и свирепостью. И в этой женщине сестра Целеста узнала, по ее словам, мисс Элисон Темпест. Сестра Целеста, надо сказать, отличалась неустрашимостью - она во время войны работала в госпитале и не раз ассистировала хирургу во время ампутаций. Поэтому я лично не удивился, когда она сказала, что бросилась на жуткую женщину и смогла оторвать ее руки от шеи Хопса.
- Господь помог своей дочери, - вставил отец Мэрдок с полной серьезностью, - она не только спасла жизнь человека, но и встала на пути злобного монстра.
- Иногда монстрам просто хочется есть, - тихо, как бы про себя, сказала девушка, чьего имени миссис Сэйджвик не уловила. Но никто не обратил внимания на ее слова. _________________________________________________________
1946г.
Две черноволосые девы стоят друг перед другом, сжигая друг друга взглядами.
- Тебе его не получить, - произносит та, что повыше. Ее глаза полыхают зеленым.
- Ты ведь знаешь, сестричка, правила - выбрать должен сам рыцарь, - мягко мурлычет вторая и поворачивается к Магнусу.
- Ты уже спрашивала меня, Рисе**, и получила мой ответ, - говорит Магнус, которого не покидает ощущение, что он сходит с ума - Мелли, Милена, его первая женщина, убитая бомбой в далеком 41-м, смотрит сейчас на него!
- Хочешь ли ты ощутить тепло и покой? Не золото и не серебро подарю я тебе, - я дам тебе покой и тепло. Которого ты не знал никогда. Сэр Маннелиг, никто, кроме меня, сможет дать тебе этого - объятия ласковее шелка, жизнь и покой на долгие сотни лет.
- Нет. Ты отродье водяных и горных троллей, уродливее которого я еще не видал, - словно кто-то другой отвечает устами Магнуса, - и не только лицо твое безобразно, но и нутро твое черно. И нет причин мне соглашаться уйти с тобой.
Желто-коричневые топазы глаз вспыхивают и она уже совсем не похожа на Мелли. Вытягивается нос, покрывается бородавчатыми наростами ставшее красным лицо.
-Хочешь ли ты снова летать, летать, сэр Маннелиг? Я дам тебе крылья, выкованные искусными горными гномами - их перья из чистого серебра, они звенят и поют на ветру. С ними ты взлетишьк луне и солнцу, увидишь землю со всеми ее чудесами.
- Нет!
- Ты обрекаешь меня на страдания, как можешь ты быть так жесток, рыцарь?
- Ты горный тролль, а я - один из тех, кто хранит эту землю, - снова говорит устами Магнуса что-то далекое и давно забытое. __________________________________________________________
- Все это сестра Целеста рассказывала, пока мы с ней, доктором и полковником почти бегом бежали к монастырю по самой короткой дороге. Большая темно-серая туча уже погромыхивала над нами и вот-вот грозилась обрушиться всей яростью разбушевавшейся стихии. Уже освещали серое небо далекие молнии, - продолжал священник. - Надо сказать, что сестра Целеста всегда относилась к мисс Элисон с предубеждением и не находила ее не только милой и хорошенькой, как большинство, но и считала на редкость отвратительной особой. "Грубая носатая девка!" - часто слышал я от нее.
Но все мысли про Элисон Темпест пропали, когда мы в вое поднимавшегося ветра, который принесла гроза, расслышали нечеловеческий вой, какой может издавать терзавемая вечным проклятием душа. И мимо нас пронеслось существо, столь же мало общего имеющее с человеком, как бомбежка имеет мало общего с радостной весенней грозой. Взбитые ветром и быстрым бегом черные космы прыгали по плечам как змеи, вскинутые в диком беге руки с острыми когтями отсвечивали алым. Лицо, которое мы едва успели увидеть, было уродливо - толстый выступающий нос, притаившиеся в узких щелках сверкающие нечеловеческой яростью желтые глаза, красноватая бородавчатая как у жабы кожа. Однако мы не могли отрицать, что чем-то это жуткое существо было похоже на Элисон Темпест. На секунду оно остановилось перед нами, и я, осеняя себя крестным знамением, успел, однако же, заметить, что зрачки жутких немигающих глаз существа - вертикальны как у змей и прочих гадов.
В этот миг раздался оглушающий раскат грома и он словно придал существу ускорения - оно сорвалось с места и понеслось к деревеньке.
- А мы прибежали в монастырь лишь для того, чтобы увидеть потерявшего сознание сержанта Хоппса, - продолжил доктор, - чья шея была искривлена страшными руками этого несчастного монстра, в которого тяжкий душевный недуг превратил мисс Элисон Темпест. Очевидно, гроза и некие атмосферные явления провоцировали нервные припадки этой несчастной.
- Погодите, так она и была убийцей? - с удивлением спросила мисс Пибоди.
- Совершенно верно, - ответил доктор.
- Я не был бы так уверен, - возразил священник, - в особенности после того как мы с вами видели лицо этого... существа.
- Я проходил практику в лечебнице для душевнобольных, отец Мэрдок, - бросил доктор, - Поверьте, лица страдающих шизофренией и раздвоением личности изменяются во время припадков так, как не снилось никакому гримеру. Полиция обыскала дом мисс Элисон уже после... нашего возвращения из монастыря, - Лоуренс Стэйнион потер лоб большим и указательным пальцами, - и нашла вещи, которые были на убитых. Шейный платок Дженкинса, медальон капитана Гастингса, часы Коулмена... Даже шарф Хоппса она успела снять. Да-с... пожалуй, при всей трагичности остального произошедшего, я могу сказать, что для мисс Элисон все закончилось легко и быстро.
Доктор подождал вопросительных взглядов присутствующих и продолжил:
- К несчастью, душевнобольные бывают очень изобретательны в воплощении своих бредовых идей. Вероятно, именно этим объясняется то, что токоотвод, подсоединенный к громоотводному штырю церкви, не был заземлен, как полагается, а вел как раз в ту пристройку, где был заперт лейтенант Лидж. Церковь находилась на небольшом открытом восхолмии и молния необычайной силы ударила в нее. Когда мы пришли, деревянная пристройка была уже объята пламенем, которое погасить удалось очень нескоро. ______________________________________________________________________
1946г.
- Она - хюльдра. Если ты будешь с ней - ты навсегда утратишь для себя землю, рыцарь.
- Я буду с ней, даже если мне грозит за это ад. Впрочем, в аду я уже был.
- Ты не будешь моим, сэр Маннелиг? Тогда не быть тебе ничьим!
Жуткое существо простирает к нему руки, которые вытягиваются, будто резиновые.Талле, в руках которой появляется странного вида широкий кривой меч, угрожающе замахивается - и в этот миг там, где толстый провод токоотвода теряется в тряпье и хламе, сваленном в углу сарая, Магнус видит бело-синюю вспышку. Вслед за этим раздается ужасающий грохот грома - усиленный в сотни раз, он почти разрывает сознание. Магнус видит только смертельный ужас в глазах нечеловеческого существа. И тот же смертельный ужас в глазах Талле подсказывает ему, что надо делать, - оттолкнув девушку к стене, Магнус закрывает Талле собой. _______________________________________________________________________
- Только в плохих фильмах дома загораются от молний, - пренебрежительно бросил Лэйн. Эта история нравится ему все меньше, подумала миссис Сэйджвик.
- Ужас! - мисс Пибоди приложила ладони к щекам, - Я спать не буду, доктор, после ваших рассказов. Но что же безумная Элисон (кстати, отличное название романа - "Безумная Элисон"! ) и... этот ваш красавчик-летчик? И я так и не поняла, чем он еще так прославился, что вы так подробно остановились на нем.
- Осталось дорассказать совсем немного, мисс Пибоди, - ответил доктор. - После того, как пожар погасили, мы увидели при самом входе в пристройку мертвое тело мисс Элисон Темпест - с виду огонь почти не затронул его. Она была так же хороша собой, как и при жизни, и лежала с улыбкой на устах. Но когда мы попытались вытащить ее, буквально в наших руках тело рассыпалось на головешки. Тела же бедного Магнуса Лиджа мы так и не нашли. Полковник Росдэйл горевал так, будто потерял собственного сына! Полицейские закрыли дело, ко всеобщему облегчению - виновной во всех убийствах, основываясь на показаниях сестры Целесты и уликах, обнаруженных при обыске ее дома, была признана мисс Элисон Темпест. Я, как единственный присутствовавший врач, написал свое частное заключение , в котором post factum высказал предположение, что мисс Темпест находилась во власти сильнейшего душевного расстройства, сопровождавшегося деформацией личности. Которого мнения я придерживаюсь и сейчас, - заключил доктор, пристально глядя на священника.
- Однако история на этом не заканчивается, - сказал отец Мэрдок. - Через месяц мне пришло письмо без подписи, в котором сообщалось, что полковник Росдэйл был убит.
- Я неоднократно говорил, что над вами зло подшутили, зная вашу чувствительность и отзывчивость, святой отец, - снисходительно усмехнулся доктор. - Полковник Росдэйл разбился во время испытательного полета, несчастный случай, мотор отказал.
- И вы не находите, что смерть полковника Росдэйла в свете того, что он говорил о Легионе св. Георга, в свете нового витка дела коллаборационистов - случайность? - отец Мэрдок стиснул поручни кресла, - А упоминание покойным лейтенантом Коулменом святого Георгия не могло быть молитвой, как я, грешный, подумал было тогда. Я не защитил этого несчастного искалеченного мальчика, которого заперли в злополучном сарае! Я уверен, что в смерти этих молодых людей виновен кто-то или что-то иное, чем бедная сумасшедшая Элисон. И это нечто вряд ли объяснимо с точки зрания рацио.
- Я вынуждена согласиться с отцом Мэрдоком, - подала голос миссис Сэйджвик, - слишком уж многое указывает на то, что с убийствами было не так просто.
- Ну, моя сверхнаблюдательная кузина, любящая подобные загадки, наверняка имеет свою версию, - несколько оскорбленно поджал губы Лоуренс. Эми Сэйджвик спокойно кивнула.
- Я не могу сказать, что мне до конца ясно это дело, потому ограничусь только констатацией тех фактов, которые свидетельствуют против виновности Элисон Темпест. Во-первых, каким бы сумасшедшим не был убийца, свернуть человеку шею одним движением не слишком легко, особенно если делать все так, чтобы жертва до последнего мига ни о чем не догадалась. Но спокойствие на лицах убитых говорит против того, что на них налетел сумасшедший: истерический припадок, во время которого сумасшедшие действительно обретают необыкновенную физическую силу, препятствует тому, чтобы убийца подкрался к жертве незамеченным или же не вызвал ничем ее подозрения. Даже если убийца - девушка, от которой мужчины не ждали опасности.
- Но ведь лицо Коулмена не было спокойным, Эми, - возразил доктор.
- К этому мы вернемся позже, - кивнула миссис Сэйджвик, - а теперь второе: как совершенно верно заметил мистер Лэйн, от молнии дом загореться может только если совпадут сразу множество факторов. Которые сумасшедшая девушка предусмотреть вряд ли сможет. То же, что эта бедняжка сама испортила токопровод от молниеотвода и запустила его в пристройку...
- Ты невероятна! - воскликнул Лоуренс, поняв, что именно этого-то он и не говорил. Миссис Сэйджвик поблагодарила его легкой улыбкой и продолжила:
- Итак, а теперь что я думаю по поводу всей этой истории. На мой взгляд, замешаны тут как минимум двое разных людей, с различными устремлениями. Второй убил лейтенанта Коулмена, он же подбросил снятые с Коулмена часы в дом Элисон Темпест. Вероятно, он же испортил громоотводящую систему и поджег сарай. Скорее всего этот же человек замешан в убийстве полковника - подстроить несчастный случай на аэродроме не легко, но возможно. В особенности если человек - летчик. И в особенности если полковник хорошо его знал или даже был... привязан к нему.
- Вы хотите сказать, что тут замешан Магнус Лидж? - отец Мэрдок, ошарашенный, откинулся на спинку.
- Или же Джок Гордон, с которым Коулмен говорил о Легионе св. Георга. А вот первый... тут действительно сложно. С одной стороны, очевидцы, которые видели нападавшую на того, последнего мисс Элисон. Но ведь она могла быть просто захвачена идеей присоединиться к славе убийцы - девушка она была неуравновешенной, судя по всему.
- Она была напротив очень уравновешенной, - обиженно буркнул доктор Лоуренс, - но вот раздвоением личности страдать могла.
- Тем не менее, мимикрирование под убийцу очень характерно для душевнобольных, - невозмутимо ответила миссис Сэйджвик, - но вряд ли она была убийцей тех молодых людей, которым свернули шею.
Однако при наличествующих фактах мы вряд ли когда-нибудь узнаем, как все было на самом деле, - миссис Сэйджвик поднялась из своего кресла. - Все что я могу сказать - ничего сверхъестественного тут не было. Обычные убийства, одни из которых прячутся за другими.
- Я не буду теперь спать! - жалобно простонала Этель Пибоди, поднимаясь к своей спальне. ________________________________________________________
Джулиан Лэйн на цыпочках пробрался в спальню, стараясь не разбудить Веру. Его трясло. Еще немного - и он бы не выдержал и рассказал все...
Джулиан разделся, аккуратно повесил пиджак, сложил джинсы. Все в порядке! Разве кто-то может догадаться? Прошло двадцать лет. Он успешный музыкант - не слишком известный, но достаточно зарабатывающий для безбедной жизни. Он все-таки стал музыкантом, Спайки! Не зря он терзал себя гаммами.
Все в порядке! Джулиан бросил взгляд на жену. Вера спала на боку, по-детски подложив руку под щеку, длинные темные ресницы бросали густую тень на бледную кожу. Она так похожа... просто тот же типаж, сказал он себе. Но сейчас она так напомнила ему Талле... Талле Мэйал - он искал ее потом по всюду. Но везде получал ответы, что такой особы не существует. И в деревеньке ее больше не видели - он справлялся. Тельма Мэйал, красавица Талле растворилась в пространстве.
Но все же у него есть Вера... Джулиан подошел к окну и чуть раздвинул занавески - снег уже перестал идти, в Гленши*** должно быть чудесно.
- Привет, Джокер!
Джулиан вздрогнул и медленно-медленно повернулся к дверям.
- Спайки?! - прошептал он, так как голос ему не повиновался. ________________________________________________________________
* - "сосновая Мария" - одно из названий хюльдры
** - одно из названий тролля
*** - горнолыжный курорт в Шотландии
6. Противостояние
- Мистер Джулиан Лэйн, известный джазовый пианист... лейтенант Джок Гордон... Джокер из школьного "дома" Килбракен... как тебя лучше называть?
- Ты... зачем ты пришел, Магнус? - зубы Джулиана стучали, у него не было сил даже на то, чтобы отрицать связь между именами, которыми называл его вошедший, - У тебя нет никаких доказательств! Ты ничего не сможешь предъявить мне - прошло столько лет!
"Столько лет"... Но Магнусу, который стоял сейчас напротив него, нельзя дать больше двадцати. Юное лицо, волосы почти по плечи, отливают цветом спелой пшеницы... Холодная улыбка и жесткие черточки у губ - он сейчас вспомнил, что такого Магнуса стоило бояться. Но как же... как он не узнал Магнуса там, в зале у камина? Так же как не узнали его самого доктор и отец Мэрдок, вспыхивает в сознании Джулиана - они не ожидали увидеть его.
- То, что ты сказал сейчас, доказывает, что неважно, сколько прошло лет... В аду оказаться никогда не поздно.
- Уж не ты ли заберешь меня в ад? - одним движением Джулиан бросился к подушке и судорожным рывком выхватил из-под нее пистолет. Вошедший даже не пошевелился, только синие глаза стали словно еще холоднее.
- Двадцать лет спать с пистолетом под подушкой... Частичку ада ты носишь в себе, Джокер, - почти прошептал он.
- Стой! - Джулиан больше не боялся разбудить жену, он даже забыл о ней, - Стой где стоишь!
Он стиснул пистолет обеими руками, палец дрожал на спусковом крючке.
- Я ненавидел тебя. Да! Не только из-за Талле! Я всегда тебя ненавидел - и в школе, и в Кронуэлле, куда ты потащил меня за собой. И потом... Боже, как я ненавидел тебя, когда ты приходил от той шлюхи, служанки в кафе! Ты приходил счастливый и бездумный, раздевался и залезал под свое одеяло. А я до рассвета не мог уснуть - с тобой приходил запах шлюхи, шлюхи, которую ты делал Женщиной...
Потом мы были в Кронуэлле, я вдруг стал там первым, а ты шел следом. Боже мой, как я радовался, когда тебя послали на гауптвахту за то, что ты не вернулся сразу на аэродром, когда упал самолет твоего инструктора! Словно вдруг все сложилось само - я получил назначение в авиакрыло самого Бадера, а ты вынужден был задержаться. Но мне было страшно, Боже, как там было страшно!! Они лезли в самое пекло! И я перевелся на бомбардировщик...
А потом стороной я узнал, что Росдэйл взял тебя под крылышко именно потому, что ты тогда не оставил своего инструктора. И в плен ты попал только из-за того, что сел, чтобы забрать сбитого Росдэйла. Черт бы тебя побрал, Лидж! Мой В-17 подбили, и я выжил, выпрыгнув первым, пока остальные идиоты пытались спасти машину.
Вошедший не двигался и не произносил ни слова. А Джулиан говорил, говорил, уже не заботясь о том, что жена его слушает.
- Почему так плохо просто быть в стороне, почему все должны лезть на рожон, как ты? Как Бадер? Да, я написал о тебе в Ми-5. Я просто хотел выжить, я никому не сделал ничего плохого!
- Посмотри на свое оружие... - прервал его Магнус.
Джулиан поглядел на вороненый корпус в своих руках. Но вместо знакомого "Энфилда" пальцы его сжимали сейчас немецкий офицерский "Вальтер"
- Ты вспомнил его? - голос Магнуса был тих и спокоен, - Вспомнил - польского мальчика, которого пристрелили немцы? ______________________________________________________
1943г. Шталаг-Люфт-4, Померания
Вчерашняя показательная казнь пойманных партизан, на которую водили заключенных, не отразилась на аппетите лейтенанта Гордона. Тушенка, розданная охраной из прибывших новых посылок Красного Креста, кажется ему сегодня особенно вкусной.
- Черти бы их драли! - доносится до него - голос тих и злобен.
Джокер отрывается от жестяной банки и с изумлением и страхом смотрит на сидящего на своей койке перед открытой нетронутой банкой Магнуса.
- Ну чего ты?.. Немцы уже слабы, не мы, так русские их додавят. Зачем бежать? - последние слова Джокер произносит одними губами.
Магнус зло отбрасывает банку, в глазах его разгорается холодное бешенство.
- Сидим тут... жрем тушенку "Красного Креста", как последняя гнида... Взрослые здоровые парни! А с немцами воюют даже дети... ________________________________________________________________
- Что ты хочешь? - Джулиан отбросил пистолет, как зловредного скользкого гада.
- Я должен сразиться с тобой, - ответил Магнус. Джулиану показалось, что голос его сейчас доносится откуда-то сверху и чуть заметно отдается эхом.
- Пожалуйста, - с кривой усмешкой сказал Джулиан, - ты спортсмен, еще в школе был лучшим в боксе. А я... музыкант. Что я могу?
- Ты был лучше меня в Кронуэлле... - лицо Магнуса стало непроницаемым.
- Ты предлагаешь дуэль на... - Джулиан не успел договорить, как увидел себя сидящем в такой знакомой кабине.
- Есть - "От винта"! - крикнул откуда-то снаружи невидимый сейчас Джулиану техник, и Лэйн услышал уверенное тарахтение раскручивавшегося пропеллера. Его руки сами вывели самолет на взлетную, серо-зеленая земля побежала назад-назад-назад и отпрыгнула от шасси поднявшегося в воздух "Спитфайра"
Небо... он успел забыть, как глубока его синева, если подняться выше облаков! Оно отливает драгоценным муаром там, где купол соприкасается с облачными серо-белыми полями, оно юное и призрачно-голубое в зените. Оно никому и ничему не подвластно. Только сейчас Джулиан понял, что вся музыка, которую ему приходилось играть - это тоска по бескрайней небесной свободе.
Он вел самолет по прямой, иногда бросая его в небольшую "горку", он был сейчас птицей, облаком, солнечным лучом...
Но впереди появлась черная черточка, которая стремительно прближалась. Это был еще один "Спитфайр", мчащийся навстречу Джулиану. Увидев этот самолет, Лэйн моментально вспомнил все. Лидж... Откуда-то Джулиан сейчас был уверен, что Магнус не отвернет, даже если он сейчас живой человек из плоти и крови, а не призрак, каким его изо всех сил пытался видеть Лэйн. ___________________________________________________________
Черноволосая голова оторвалась от подушки, - Вера Лэйн оказалась одетой, словно и не ложилась спать. Она усмехнулась, взглянув на распахнутое окно, - холодный ветер, задувавший из ночной заоконной черноты, не беспокоил ее, дочь бесплодных серых каменных пустошей.
Маннелиг от нее ускользнул, но она способна достать ту, которая отняла его.
- Здравствуй, сестричка! - надо же, хюльдра так ослабела, связавшись с этим человеком, даже не почувствовала ее присутствия! А может, ее теперешнее состояние тому причиной?
Светловолосая девушка вскочила с кровати, силясь скрыть свой испуг. Ее лицо побледнело.
Два "Спитфайра" бешено мчатся навстречу друг другу. Он не отвернет, думал Джулиан. Он готов к тарану, всегда был готов. Он всегда жил так, будто завтрашний день - последний. На чистовик, без черновиков и бумагомарания - и вот за это я его всегда ненавидел. Ненавидел и... любил? Он проиграл Магнусу еще до этого тарана - это стало Джулиану совершенно ясно. Вера... как она там будет одна, - этой мысли он совсем не ожидал, и, когда она тихим теплым ветерком мазнула по краешку его сознания, запоздало удивился.
И руки сами рванули ручку на себя, а губы произнесли, обращаясь к невидимому сейчас Магнусу, скрывающемуся за полупрозрачным вращающимся кругом винта "Спитфайра" - "Вера... защити Веру!" Джулиан готов был к тому, что пулеметные очереди распорят брюхо его самолета, и он живым факелом полетит к далекой земле. Но наступившая тишина оглушила его так, как не оглушил бы и самый сильный разрыв бомбы.
- Прощай, Джокер! - донеслось до него. И дальше - только удаляющийся рокот мотора. _____________________________________________________
- Рисе, я не виновата... нет моей вины в том, что случилось...
- Ты отобрала его у меня, Талле, хотя судьбой нам с ним предназначено было встретиться и ты это знала. Ты отдала ему свою кровь. Никогда еще ни одна хюльдра не поила своей кровью человека.
- Я уже расплатилась за это, - вскинула голову светловолосая, - я почти лишилась силы, и ты тоже это знала. И нет моей вины, и долгов у меня нет ни перед кем.
Черноволосая хохочет.
- Нет долгов? - ее рука удлиняется, заостряются длинные острые когти, и Талле едва удается избежать удара. Когти лишь вспарывают ее блузку. Но в следующий миг молниеносный удар настигает ее - четыре глубокие раны пролегают по левому плечу, заполняются фиолетово-багряной влагой.
- Ни хюльдра, ни человек, - хохочет Рисе, и размахивается снова. Талле уворачивается, но когти тролля оставляют кровавые следы на ее спине, - Ни то, ни сё!
Талле удается ударить противницу схваченной со стола лампой, но та лишь отряхивается и со злобной усмешкой снова бросается на девушку. В свете боязливо заглядывающей в окно луны Талле видит, как сменяется красивое лицо уродливым обличьем горного тролля, удлиняется нос, бугристые наросты ползут по гладкой коже лба и щек, рост становится выше, а тело - массивней, и седые космы лунно светятся в черноте волос. Пальцы тролля смыкаются на горле хюльдры, но жуткое существо внезапно пронзает острая, как удар молнии, боль - и оно отскакивает от своей жертвы. А маленький щуплый священник, сжимая в руке наперсный крест, бесстрашно движется на нее, оттесняя от кашляющей, истекающей кровью Талле.
- Черноризец! - шипит тролль, отползая к окну и снова обретая человеческое обличье Веры Лэйн.
- Sub tuum praesidium confugimus, sancta Dei Genetrix - не отрывая от нее взгляда, произносит твердым голосом отец Мэрдок, - nostras deprecationes ne despicias in necessitatibus: sed a periculis cunctis libera nos semper*...
- Рисе!
Огонь лампы ярко вспыхнул и его отражения запрыгали на лезвии клинка в руках светловолосого парня.
- Маннелиг... ты не убьешь меня сейчас! - жутко слышать нечеловеческий голос из уст красивой женщины. В ней не осталось ничего от тролля - только измазанные кровью пальцы напоминают об ее истинной природе, - Я получила от человека то, что мне было нужно. Но мы еще встретимся!
- Ты проиграла, Рисе! - с неожиданным спокойствием произносит юноша, - Тот, чье дитя ты носишь, в свой последний миг свернул с Кривой Дороги Троллей. Твое дитя не станет чудовищем! Но в следующую Ночь Тьмы я буду ждать тебя, если ты рискнешь появиться на земле! ___________________________________________________________ * - (лат.) Под Твою защиту прибегаем, Святая Богородица! Не презри молений наших в скорбях наших, но от всех опасностей избавляй нас всегда
7. Ночной разговор со свидетелями
Доктору Лоуренсу Стэйниону редко снились сны. Можно сказать, никогда не снились - и тем неожиданнее было приснившееся ему сейчас ярко-голубое летнее небо и два несущихся друг на друга "Спитфайра" За миг до столкновения один из самолетов круто взял вверх и словно погрузился в небесную голубизну, пропав из виду.
Доктор обалдело подскочил на постели, - первая, на границе яви и сна, мысль была о том, что приснившиеся самолеты были чем-то очень важным.
Стэйнион потер глаза, нащупал на тумбочке очки, но раздумал их одевать и снова упал головой в подушку. Еще глубокая ночь, и мягкая, по-домашнему уютная постель, которой маленький шотландский отельчик его приятно удивил, так затягивала в свои глубины, что неожиданный и настойчивый стук в дверь воспринялся как немывлимое кощунство.
Каково же было его удивление, когда в проеме открывшейся двери доктор обнаружил отца Мэрдока, в сутане и с наперсным крестом в руках. Священник казался донельзя взволнованным.
- Скорее, доктор! И прихватите свой врачебный арсенал, - коротко бросил он.
Зная, что отец Мэрдок не склонен к розыгрышам, Стэйнион без лишних вопросов оделся и, прихватив небольшой старомодный саквояжик, в котором он всегда возил необходимый набор медикаментов и средств первой помощи, поспешил за священником.
Девушка с рваными ранами на плече, груди и спине - это, несомненно, не то зрелище, которое ожидаешь увидеть в столь тихом месте, подумал доктор Лоуренс. Он-то рассчитывал на мигрень или желудочные колики, ну в крайнем случае - нетяжелый сердечный приступ. Но глубокие порезы, сочившиеся сукровицей странного фиолетового оттенка, едва не заставили его признать свое врачебное бессилие.
- У меня нет шовного материала, - пробурчал доктор, разрывая упаковку стерильных салфеток.
- Сшивать не надо, - раздался юношеский голос, показавшийся доктору неожиданно знакомым, - вы только протрите спиртом или чем-то таким, а заживет оно само. Главное - какой-нибудь стимулятор вколите.
Закрытые глаза девушки и бледное, почти обескровленное лицо не позволили доктору до конца поверить словам молодого человека. Но после укола девушка действительно пришла в себя, а, протерев ее раны спиртом, Лоуренс с удивлением заметил, что они начали затягиваться прямо на глазах.
И тут доктор увидел такое, от чего все мысли о быстрозаживающих ранах вылетели у него из головы - из-под короткой ночной рубашки девушки виднелся бело-рыжий кончик пушистого хвоста. Кончик был безусловно живым, он чуть приметно вздрагивал и подергивался, как у кошки, которая показывает свою заинтересованность.
Доктор попятился, уронив шприц и свои очки.
- Как вам не совестно, мистер Стэйнион, - засмеялся юноша, - так храбро защищали меня перед полицейскими - а испугались хвоста!
И вот теперь доктору стало по-настоящему страшно - он, наконец, узнал юношу, чей облик показался ему смутно знакомым еще в каминном зале. Однако там полутьма и собственная близорукость не давала полной уверенности. Здесь же он надел очки и еще раз всмотрелся в лицо паренька.
- Магнус Лидж? - не проговорил, а прошептал доктор севшим вдруг голосом.
Двадцати прошедших лет явно не было для этого парня, оставшегося таким же юным и красивым, каким он был в тот послевоенный год, когда доктор увидел его впервые.
- Вы умерли, Магнус? - неожиданно даже для самого себя спросил доктор. Отец Мэрдок, которому до сих пор эта мысль, кажется, не приходила в голову, перекрестился.
- Вы ... ангел? - прошептал он, глядя на меч, покоящийся сейчас в ножнах на поясе Магнуса.
Юноша покачал головой, сразу став серьезным.
- Нет, нет, святой отец, - ответил он, - чтобы стать ангелом, нужно как минимум умереть. Но мы... - тут он глянул на девушку, в которой доктор и священник только сейчас узнали Тельму Мэйал, - мы преступили законы этого и... другого мира. И потому Талле лишилась почти всей своей силы, а я должен был предстать перед Судом, не будучи мертвым.
- Там все не так, как вы думаете, святой отец, - продолжал Магнус, отвечая на безмолвный вопрос священника, - и вряд ли я смогу рассказать об этом... Каждый приходит туда один, судит себя сам и сам выносит себе приговор. __________________________________________________________
Изо дня в день повторяется одно и то же - воет сирена, застегивая на ходу куртку, он бежит к своему самолету, техник помогает запрыгнуть в кабину...
И убегает из-под шасси земля, и открывается небо, и распадается несущей смерть злою железной лилией звено. Купол парашюта почти выпрыгивает перед фонарем кабины и Магнус успевает только отметить, что комбинезон летчика черный, и нажать гашетку.
А потом, уже на земле узнать, что убитый был британцем, просто солнце светило в его спину и оттого комбинезон показался Магнусу черным...
И снова, и снова ... сирена... убегает земля... раскрывается лилия... купол парашюта перед фонарем... пальцы на гашетке... черный комбинезон... "Огонь!"
Сирена... земля... лилия... парашют... Огонь!
Огонь!
Огонь!
В этом месте нет "вчера", "сегодня", "завтра", нет дней и месяцев - есть только вечное "сейчас"... Пока однажды он не удерживает стиснувшиеся на гашетке пальцы - даже если это враг, он заслуживает снисхождения, когда слаб... ____________________________________________________
- Сегодня Ночь Тьмы, - голос Магнуса посуровел, на миг доктору и священнику показалось, что юноша с ног до головы одет в броню. - Нам нужны были вы, доктор и вы, святой отец, чтобы стать человеческими свидетелями Битвы. Вы были свидетелями ее зарождения - вы и должны были стать свидетелями ее окончания.
- Метель, из-за которой все остались в отеле, не была случайной, - озорно улыбнулась Талле и рыжий хвостик ее шаловливо завилял. Доктор строго взглянул на хвост из-под очков и подумал, что это, в конце концов, антинаучно.
- А вы, святой отец, второй раз спасли мне жизнь, - продолжала меж тем Талле.
Отец Мэрдок непонимающе взглянул на нее.
- Помните ту лисичку, которой вы не дали надеть ошейник с серебряными шипами? -Талле по-детски засмеялась, видя замешательство обоих пожилых джентльменов, - Лисичка-то была я.
- А муж... миссис Лэйн... - начал неуверенно священник, - он... тоже?
- Он человек, - коротко отвечает Магнус, - вы, да и я, знали его как Джока Гордона.
- И не узнали его так же, как не узнали вас, - добавляет доктор, - но мисс Талле... она изменилась...
- Разве? - удивился священник.
- Позвольте, она ведь была брюнеткой...
- Верно, доктор, - донеслось с кровати, - я была черноволосой и гораздо более красивой, чем сейчас.
- Ну что вы, мисс... - горячо запротестовал доктор, хотя это было именно то, что он про себя подумал. В Талле больше не было той победительной, бьющей в глаза неземной красоты, которая так поражала всех двадцать лет назад. И волосы ее стали почти такого же русого с пшеничным отливом оттенка, как у Магнуса.
- Разве вы были брюнеткой, мисс Талле? - снова смущенно спросил священник, поправляя старенькие очки в толстой оправе.
- Только Манне и вы, святой отец, видели меня в моем истинном облике, - ответила девушка, улыбнувшись. Магнус, не выпускавший ее рук из своих, улыбнулся в ответ.
- Господи, так вот почему вы говорили о мисс Талле как о блондинке! - хлопнул себя по лбу доктор.
- И никак не мог понять, почему другие говорят, что она брюнетка, - ответил Магнус, - я было посчитал, что это последствия контузии. Изменилось восприятие цветов или что-то в этом роде.
- А эта... это существо - все же именно оно стало причиной смертей, - не спросил, а уточнил священник, - признаюсь, я видел что-то подобное в мисс Элисон, но всегда считал это обманом зрения.
- Она знала это и старалась пореже попадаться вам вблизи и светлым днем, - ответила Талле, - утром и в сумерках она еще могла отвести вам глаза. Кроме того, она прятала свою силу. Но сестра Целеста и до последнего нападения видела ее в почти истинном обличьи: обычно мы не опасаемся женщин, наши народы с женщинами в дружбе, но сестра Целеста не была вполне женщиной...
- Откуда вы знаете? - пораженно уставился на девушку доктор, - Да, она скончалась через год после тех событий, в 47-м. А на вскрытии установили что она была...
- Истинный гермафродит, не так ли, доктор? - хитро прищурилась Талле, - Так это называют в медицине? Доктор, пол - это не только органы... Поэтому она могла видеть меня и Рисе.
- Мисс Талле, - откашлявшись, решился произнести священник, - почему же вы еще тогда не сказали нам о том, что убийцей была Элисон Темпест?
Девушка помрачнела, ее пальцы сильнее сжали руку Магнуса, присевшего рядом с ней на кровати.
- Нас часто путают... люди, - ответила она, наконец, - хюльдра и троллей. Но мы разные - мы, хюльдра - "скрытый народ" холмов и зеленых гор, мы никому не делаем зла иначе как в ответ на причиненную обиду. Тролли же питаются человечьим страхом и страданиями. Оттого во время войн их становится так много...
- Договор, заключенный нашами народами в незапамятные времена, запрещал нам быть друг другу помехой. Рисе нужны были сильные, молодые, их сила, дыхание их смертей, она принцесса горных троллей, дочь их царя. Царю нужен наследник, отцом которого непременно должен быть человек. И лучше всех для этого подходил Рыцарь-отступник, согласившийся стать мужем принцессы троллей. Однако вот уже много столетий Рыцари, стоящие на меже миров, оставались верными своему долгу.
И тогда царь троллей нашел выход - он решил, что отцом его наследника может стать человек, который всю жизнь шел Кривой Дорогой Троллей.
- "scio opera tua; quia neque frigidus es neque calidus utinam frigidus esses aut calidus, sed quia tepidus es et nec frigidus nec calidus incipiam te evomere ex ore meo",* - вдруг, поняв, о чем говорила хюльдра, произнес отец Мэрдок.
- Да, святой отец. Не "будь собой", а "будь собой доволен"**, - ответил за Талле Магнус, - но в последний миг, в последний, самый важный миг этот человек думал не о себе. Поэтому тролли снова проиграли.
- Это Рисе убивала людей. Она сделала ошибку, понадеявшись на Джокера, когда тот собрался поговорить с Коулменом - Джокер не хотел убивать капитана, и Рисе пришлось просто ударить Коулмена по голове. Тот увидел ее лишь в последний миг - и ужас близкой смерти остался на его лице, потому что он не был очарован Золотым голосом. А Джок испугался, что откроется его неприглядное прошлое и смолчал. А вскоре и вовсе посчитал Рисе ... то есть Элисон, мертвой.
- Несмотря на то, что боялся разоблачения своего членства в Легионе св. Георга, - тихо проговорил священник, - он все же не решился на убийство. Но укрыл убийцу. "Обойди сторонкой"***...
- Верно, - сказала Талле. - Когда в домик ударила молния, Рисе пришла туда, чтобы разобраться с Манне и со мной. Мало что страшит и троллей, и нас так, как молния. Но случилось, что Манне отведал мою кровь, а потому смог укрыть меня от молнии. Рисе же потеряла свой человеческий облик, потому ей пришлось ждать много лет, чтобы снова смочь явиться на землю и найти "Довольного собой"
- Но что же вы, оба... - доктора разбирало любопытство, но он не решался на прямой вопрос.
- Каждая хюльдра хочет найти своего, именно своего Рыцаря, святой отец, - проговорила Талле после паузы. - Всю свою долгую жизнь, длиной в целые столетья она мечтает об этом. Но я не знаю никого из своих сестер, кому бы это удалось. По правде говоря, уже никто всерьез и не пытается.
Лишь тот, кто выживет, испив крови хюльдры, может взять ее силу и дать ей свою защиту. Но я не помню, чтоб хоть кому-то хюльдра дала своей крови, потому что наш народ привык не доверять людям - пустившая кровь перед взором человека, хюльдра обречена жить с ним весь его человеческий век. А это не всем из нас по сердцу. Однако такой подарок, - она оглянулась на старавшегося спрятать улыбку Магнуса, - не дается просто так. Я потеряла силу и красоту хюльдры, но оставила себе частично ее природу.
Хвост весело шлепнулся на светлое покрывало кровати и Магнус ласково провел по нему ладонью.
- А Манне обречен теперь разделить мой бесконечно долгий век. Рыцарь и его хюльдра не могут иметь детей и обречены до самого конца быть вместе.
- Я бы не сказал, что это обреченность, - засмеялся Магнус и поцеловал ее в лоб.
- Но вы ... вы не боитесь святого креста? - произнеся это, отец Мэрдок почувствовал себя инквизитором, допрашивающим подозреваемую в ведовстве, и покраснел.
- Нет, святой отец, - рассмеялась Талле, - Рисе испугалась металла, из которого сделано ваше распятия. И вашей решимости расправиться с ней. Недаром вам дано было видеть нашу с ней истинную сущность.
Талле принюхалась.
- Близится рассвет. Нам пора.
Они встали и Магнус взял девушку за руку.Ни священник, ни доктор потом не могли объяснить самим себе, как на миг рассеялось их внимание и помутнели линии и очертания предметов и самой комнаты. А когда предметы снова обрели четкость и объем, юноши и девушки в комнате не было. __________________________________________________________________________
* - "... знаю твои дела; ты ни холоден, ни горяч; о, если бы ты был холоден, или горяч! Но, как ты тепл, а не горяч и не холоден, то извергну тебя из уст Моих" (Откровение. 3, 15-16)
** - "Уходя От нас, ты намотал себе на ус Девиз мой, (...) Одно словечко - Забористое, сильное. (...)Которое кладет границу между Мирами - человеческим и нашим: Самим собою будь доволен, тролль!" (Г.Ибсен "Пер Гюнт")
Самое лучшее - это все скрыть, думал восьмилетний Магнус Лэйн, хмуро озираясь на разбитое стекло. Старенькая миссис Квинси глуха как пень, она, может, ничегошеньки не услышала. А когда увидит, что стекло разбито - никто ничего не докажет. А сейчас лучше было бы пробраться огородами на соседнюю улицу и появиться перед отцом уже с той стороны.
Магнус сосредоточенно поколупал башмаком подсохшую грязь, а потом подумал об огорченном лице отца, когда он узнает о том, что стекло разбито. Если бы еще отец ругался... А так - когда Магнус что-то скрывает или пытается выкрутиться, отец смотрит на него с каким-то прямо страхом, точно ожидает, что сейчас Магнус превратится в какого-то страшного монстра.
Магнус вздохнул и, пригладив непослушные черные пряди, пошел к дому миссис Квинси. ___________________________________________________
Джулиан Лэйн не стал ругать сына за разбитое стекло. Он съездил в магазин, привез на своем пикапе несколько стекольных листов и, сноровисто нарезав их под размер, остеклил окно заново. Старушка, успевшая прочитать маленькому Магнусу целую длинную мораль, просто растаяла, увидев новое стекло.
- И видно-то через него лучше! - провозгласила она и приставила к уху слуховой аппарат, - Что? Не слышу!
Но Джулиан и Магнус только заулыбались. Попрощавшись с миссис Квинси, они пошли по грунтовой дороге, уходящей в через луг в лесок. В такие тихие теплые вечера Джулиан всегда уходил сюда и всегда брал с собой сына. Магнус взбивал ногами подсохшую грязь и без умолку болтал, а Джулиан улыбался в усы, вспоминая, как вскоре после переезда сюда, на ферму, обнаружил на пороге своего дома долгожданный, обещанный отцом Мэрдоком мяукающий сверток.
После перенесенного инфаркта - так это классифицировали врачи, - и бесследной пропажи жены, он жил как во сне. Так, по крайней мере казалось всем, кто его знал. Они вздыхали, узнав, что Джулиан продал дом в Плимуте, продал свою коллекцию инструментов и купил маленькую уединенную ферму на юге Англии, в Хемпшире, где и зажил в одиночестве, старательно отваживая старых знакомых.
Бедняга, сочувствовали ему. А Джулиан усмехался в усы. И ждал того самого повизгивающего пискуна, который уже вон как вымахал и шагает сейчас с ним рядом.
- Папа, а что ты всегда напеваешь, когда приходишь на луг? - вывел его из воспоминаний вопрос Магнуса.
- Это старая песня, - помедлив, ответил Джулиан.
- Сэр Маннелиг, сэр Маннелиг, Не женишься ль на мне, На принцессе горных троллей? Скажи всего лишь слово: только "да" или "нет", Скажи "да" мне или "нет"
Мальчик замер, сохраняя презрительную гримаску, но невольно насторожив уши. Презрительная мина вдруг ушла с его лица, карие глаза широко распахнулись. Хорошо, что парень, а не девочка, подумал Джулиан - носишко великоват, и лицо не слишком красивое. Он часто говорил это про себя, чтобы хоть немного осадить ту захлестывающую, перехлестывающую через край любовь, которую он испытавал к своему сыну. Тролленыш мой, маленький...- на глаза Джулиана невольно навернулись слезы. Я не дам тебе стать троллем.
- Самолет? - спросил Магнус пристально всматривавшегося в небо отца. Тот кивнул, пряча грустную улыбку.
- "Спитфайр"
Эпилог (альтернативная версия)
В этом месте нет "сегодня", "завтра" и "вчера" В этом месте есть только грязные дощатые стены и исцарапанное пианино с позеленевшей, полуразъеденной ярь-медянкой табличкой "BЖsendorfer".
Каждый раз пальцы Джокера сами тянутся к пожелтевшим клавишам и бережно ложатся на них. Он ничего не может поделать со своим профессиональным туше талантливого пианиста - пальцы ложатся бережно, несмотря на то, что он уже ненавидит эти клавиши. Эти клавиши... клавиши и музыка...
Эта проклятая музыка... когда музыка начинается, он за одну шестнадцатую такта до соприкосновения клавиш и пальцев знает, что случится с началом бессмертной "Лунной сонаты"
Он знает, что с первого триольного аккорда из соседней комнаты он услышит дикие крики боли. Знает, что с концом первой части стены станут прозрачными для его взора. Он увидет двоих молодых людей, привязанных к грубым деревянным стульям с поручнями и высокими спинками.
На груди одного, светловолосого, закреплены электроды, каждый разряд изгибает его тело болью и спазмами. Но Джокер знает, что второму, темноволосому - второму, который не страдает от физической боли, много хуже... С последними звуками голова темноволосого свешивается на грудь, и Джокер знает, что юноша мертв. Все меркнет и исчезает - до следующего дня.
Он знает, что ему не дано понять, почему умер темноволосый юноша, и почему муки его были сильнее тех, что испытывал второй.
Джокер знает твердо, что в тот миг, когда он поймет это - закончится дощатая комната и бесконечная обязанность играть на пианино под крики пытаемых.
Но пока - нет ни "вчера", ни "сегодня", ни "завтра". Есть только "Лунная соната" и эта проклятая комната...
*** А среди холодных каменных пустошей, у высокого трона , на котором восседала Королева горных троллей, царил вечный холод. Королева сидела неподвижно, застыв, как застыли серые камни вокруг нее. У ее ног играл в ножики маленький мальчик, чьи глаза взблескивали небесной голубизной, а волосы были чернее воронова крыла полуночи. У него был большой нос и торчащие уши - такие же, как и у королевы.
"Терпение, мой сын, - мысли черноволосой королевы троллей неопрятными горбатыми воронами летали под каменными сводами, - ты вырастешь, наберешься сил, мы вытравим ту глупость, что оставил тебе в наследство твой отец. И ты сразишься с Рыцарем. Он ждет... Он всегда будет ждать тебя...".
Она захохотала и швырнула камень в порхающих там и сям нетопырей. Один из них с пронзительным писком полетел вниз. Королева, все еще хохоча, вышла из зала и не видела, как черноволосый мальчик бережно поднял упавшего нетопыря, оторвал полоску от рубашонки и замотал раненое крыло.