Минский Модест : другие произведения.

Красный Дом

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками
 Ваша оценка:

  
  
  Перемены еще не наступили, только умер секретарь, главный. Переработал, что ли. Вот, пофантазировать это мое. Допустим, экономил на штатном расписании, сам кое-какую работу выполнял - печатал, стенографировал, почту разносил, в перерывах журналы мод листал, а как целоваться - загляденье, девки обзавидуются. Организм не железный, да и возраст. Но все понимали (это уже про перемены), что они неизбежны, как снег в декабре.
  В тот момент, отменили комедии, телевизор стал скучным и несколько дней в моем желудке бродило. Будто съел беляш у вокзала. Может, только у меня. Но прошла ночь, сменился день, потом еще ночь и жизнь на удивление продолжалась. Утром светило солнце, выезжали первые троллейбусы, люди шли на работу и говорили про обычное. И непонятные перемены стали принимать спокойно, как философию Юнга, без надрыва.
  В самый разгар лета в кабинете на седьмом этаже раздался звонок. Звонки раздавались и до этого с обычной регулярностью - работа без звонков - страшное дело, но тот был особенный. Начальник, мужчина ближе к пятидесяти, плотный с чуть вьющимися волосами и чудовищным прононсом, свойственный людям из глубинки, по обыкновению снял трубку и резко произнес:
  - Слушаю.
  Так говорят уверенные люди, настроенные на перспективу.
  По тому, как менялось лицо за большим столом, под портретом, у окна - с розового на ультрамарин, выражение глаз, рельеф губ, даже волосы перестали блестеть, было понятно, что происходит что-то неординарное.
  - Владимир Пятрович!... Так я ж... Мне квартальный план... Делаю... Да, срочно. К двенадцати. Понял.
  Шеф лукавил. Отчет был к завтрашнему дню. Об этом я захватил ухом еще утром. Вообще, подслушивать - святое дело. По крупицам можно собрать ценное досье - про отпуск, премию или командировку. Потом ходить и гордо со всеми делиться.
  - Каго паслать? А сам, Пятрович, ня хочашь.
  Говоривший тихонько хихикнул, сверкнул в меня ожившими глазами. Потом вытянулся, избавляясь от ненужной вольности.
  - Да, понимаю, да... Да у меня отдел пусты, все в отпусках.
  Я смотрел на него с нескрываемым интересом и ощущал неприятный холодок.
  - Есть, один есть. Гаврилюк. Хорошо. Пока.
  Шеф положил трубку и в этот раз многозначительно улыбнулся в мою сторону. Эдакая, напускная растерянность. Так смотрят, когда стесняются сообщить что-то неприличное, но принесшее облегчение самому. Лицо провинившейся собаки.
  - Ну что, друг, собирайся. Пойдешь в "красный дом".
  Сказал по-отцовски, только что-то, душевного в словах было мало...
  
  
  - Знаешь, в ту пору я только шагнул в третий десяток и не совсем владел коммунистической феней, всей этой иерархией - верховные советы, комитеты партии, правительство.
  Пьем пиво в большой стекляшке. Здесь, хорошее. Так считается. С той поры минуло много лет и что-то сгладилось, исчезло, стало не таким. Даже пиво, по ощущениям не помню. Жигулевское, Бархатное, Ячменный колос, Лидское... Дай здоровья.
  - Я тоже не особо, - говорит человек напротив, - Кому было интересно. Одно и то же, пустота, как дурная пластинка с царапиной. Время такое.
  С Павлом общаемся давно, с тех пор, как решил, что друзья это неправильно - слишком трудная ноша. Поэзия детства. Ну, а пиво? Одному что ли?
  За окном очередное лето. Многое прожитого - смены погод и настроений, когда страну перевернуло, начало крутить, колошматить до безобразия, и люди другие, и напитки, что раньше только в кино. И нет любимого "Гавана клаб".
  - Помнишь такой? - говорю.
  - Конечно, - оживает Павел, - И банановый, и лимонный, какой-то прозрачный, то есть, бесцветный. И апельсиновый, но не точно, был ли.
  Он, вообще, человек - спешка. Суетливый и быстрый. Худые все такие, по-моему. Но, добрый, не резкий. Я и сам плавный, если не допекут. Тогда появляется чешуя, шипы и огонь из ушей.
  Замолкаем. Память тягучая, возвращает Кубу в приятное и заставляет ощутить послевкусие. Мысленно пьем ту историю. Глаза выдают.
  - Что-то было и тогда, - говорю.
  - Эх! - Павел, будто хочет освободиться от старого и наступившей паузы.
  - Что-то... Ладно, на чем застрял? - говорю.
  - Про феню, коммунистическую, - помогает собеседник, - Фенечка.
  - Ну, да. Про феню... Не знал я тогда, кто над кем и зачем они вообще, кроме регулярных директив и указов. Что прилетали откуда-то сверху. Имел грешок, жизнь строил не по классическим канонам. Не любил советскую власть, и она не очень, лицом. Впрочем, такая взаимность обоих устраивала. Если честно, во всем виноваты родители. Папа читал газеты, и первую страницу пробегал. Останавливался лишь на некрологах. Кто там очередной представился. В перерывах семейных праздников, когда приходило время курить, мужчины собирались на кухне и говорили, обо всем, как было на самом деле. Одобрительно кивали и делились ощущениями. Я краем уха слушал. Набирался безобразий.
  Павел кивает. Бросает сухарики в рот, высоко так, и быстро пережевывает, потом говорит:
  - Да, ну их.
  Не любит пустоты. Сам не люблю. Но если история короткая - бесцветная, уже не история. Так, пункты.
  Продолжаю:
  - Потом главный некролог, траурные рамки, лафеты, ускользающий гроб, как прощание с прошлым. У одних надежды, у других растерянность, а партийные засуетились, как на дрожжах - новые веяния, свежий воздух, дисциплина, инструкции сверху, как и что. Советская власть, это ж, дисциплина, сверху донизу, справа налево и по диагонали. Даже думать желательно по шаблону. Очередной в небытие - снова дисциплина. И все сначала.
  Поколение босяков - тоже результат высоких манипуляций, теория обновления. Длинные волосы - озноб во властных коридорах, усталость по понедельникам - недовольное лицо начальника. Товарищ умудрился прийти к министру в сеточке. Майка такая, все тело просвечивается. Лето же.
  Министр, пожилой человек, правильный, но не злой, долго не мог сообразить, с чего начать. Забыл, для чего вызвал.
  - Ты бы еще голый пришел, - сказал, наконец, - Давай я буду сидеть в кабинете в трусах.
  Идея понравилась, и долго кочевала по курилкам, принимая форму анекдота.
  Открытые партийные собрания, вообще, игра - кто более ловкий, правильно улизнет. Причину изобретет безупречную. А про комсомол забыли, только взносы сдавали по какой-то ведомости в зарплату.
  И уже сетую, так, в шутку:
  - Зря умер Брежнев. Бардак. Лучше бы потерпел до нашего взросления.
  - Ближе к теме, - говорит Павел, отмеряя хронометраж занудства пальцами у лба.
  Потом делает широкие глотки так, что кадык проваливается.
  - Чего ж ты втираешь так мелко, вроде сам не жил, - говорит.
  Краснею. Не внешне. А как объяснить? Иногда хочется до деталей. Сопли размазать.
  - Давай еще пива, - говорю.
  Цена, за украденное время.
  Пока к барной стойке складываю формулу - за все надо платить. Даже за чертово внимание, чтобы для приличия, не зевал.
  Кружка оживляет.
  - Ну, да, красный дом. Я так и спросил тогда - в какой красный дом? Осторожно так спросил. Да именно так - в какой красный дом?
  - Какой, какой? - самодовольно повторил шеф, - В самый, что ни на есть.
  Взметнул тогда брови и для убедительности выпучил глаза. Такой гримасы видеть не приходилось, и понял - дело крайне серьезное.
  - А что я там?.. Как?.. Куда?..
  Голос растерянный, будто явился священник, для причастия.
  - Просто!
  Выпученные глаза не проходят, паралич схватил.
  - Пойдешь в красный дом, спросишь Вяличко Павла Аркадьевича, скажыш - из министерства, получена телефонограмма.
  - И все? - с надеждой интересуюсь.
  Тонкое сомнение теплится до конца. Вдруг произнесет - "Испугался? Ладно, пошутил". Похлопает по плечу...
  - И все, - сказал он.
  Тело неприятно вибрирует, как чужое и глаза уже в поиске, за что зацепиться, крючок какой или гвоздь. Телеграмма, о чем? Но задавать лишнее искаженной гримасе бессмысленно.
  - Идти сейчас?
  - Бегом бяжать! Впрыпрыжку.
  Ну, вприпрыжку, это мы умеем. Это запросто. Мы же только так и ходим, подскакивая на одной ноге.
  Сложил бумаги, поправил карандаши в подставке, перевернул календарь на завтрашний день. Вроде, прощаюсь. Не поминайте лихом. Некому даже всплакнуть. Уже поднявшись, щелкнул пальцами, как что-то забыл. Потом выдавил неопределенное: "А!", которое бессмысленно повисло над пропастью, и вышел. Доживу ли?
  
  В городе лето, шум пробегающих машин, пестрая одежда, беспечность. Какие у них заботы. Ха-ха. Скучные лица. Сейчас бы с каждым из них поменяться, принять напускную грусть. Даже короткие юбки, что лихо задирает ветер, неинтересны.
  Три остановки до центральной площади, хотя, кто знает, где тот самый центр - у нас или там. Наша побольше и Ленин у нас с протянутой рукой. А там лишь тенистый сквер и чертов "красный дом".
  Тяготит, что удостоверение отдал на переоформление, а в кармане паспорт. Ну, кто я с паспортом - просто человек, прохожий, одна из пестрых фигур. И все это сейчас придется объяснить там на "верху". Объяснить так, чтобы поняли, не закатали под асфальт вопросами - кто, к кому, откуда, зачем, почему? А в голове все эти чекисты, что стали просачиваться в газеты. Тридцать седьмой, ГУЛАГ, резолюции красным.
  Сквер мой. Нравится. Здесь летом посидеть одно удовольствие. Любовные парочки, работающий фонтан. Под звуки воды думается хорошо.
  Сейчас не до этого. Дальше небольшая площадка и здание. Тихое, нависающее, угрюмое - притаившийся демон. Кирпич серо-красный. Вроде никого и нет. Затемненные окна. Одинокая черная волга у крыльца, глухие шторки на ней.
  Массивная дверь удивительно легкая, там люди в форме. Сейчас начнется.
  Перегораживает.
  - Вы куда?
  Называю фамилию.
  - Одну минуточку, - говорит милиционер.
  Набирает какой-то номер.
  - К вам из министерства, - говорит.
  Потом мне:
  - Проходите. Второй этаж, кабинет двадцать четыре.
  Я здесь, в этом таинственном красном доме, под грифом "секретно", в сердце дракона. В детстве обходили стороной, лишь косясь глазами, не понимая, что здесь, зачем и как, чувствуя неладное. А сейчас спокойно. Просто получилось.
  Поднимаюсь по ступенькам с деревянными перилами. Тихо поднимаюсь. Ковровая дорожка пришпандорена к мраморной лестнице. Чтобы не задрали липкими от страха ботинками. Дверь на втором, как и внизу, массивная с объемным рельефом.
  - Здравствуйте, - говорит представительный человек в роговых очках, - Проходите.
  Встает.
  От него некое спокойствие и доброта, как от врача-рентгенолога. Такой колоть или совать в задний проход ничего не будет. Да и перчаток прозрачных не видно. Кабинет огромный, половина школьного спортзала, потолок в два роста. Длинный т-образный стол с зеленым сукном. Стулья. Канцелярский запах. Ковровая дорожка. Аккуратно подвязанные шторы. Полумрак.
  Фигуры разделяет не только не только расстояние, что от двери до стола с горящей настольной лампой. Про вертикальную разницу страшно подумать. Человек, курирующий экономический блок - госплан, минфин, госконтроль (от названий кисло) и некто без признаков касты, в рубашке с коротким рукавом. И эти чертовы волосы. Дуэльное расстояние.
  - Из министерства финансов?
  - Да.
  - Как там Иван Иосифович поживает?
  Кручу в памяти, соображаю, наконец, понимаю, что разговор о министре.
  - Неплохо, - говорю, тоном, будто только вчера вернулись с совместного пикника, что сообразили после удачной охоты.
  - Ну и хорошо, - говорит "рентгенолог".
  Потом поправляет очки, находит какую-то бумагу.
  - Передайте, пожалуйста, руководству, что, желательно, побыстрее дать эти показатели.
  Сближаюсь. Это не сразу, шагов двадцать по мягкому ковру. Беру бумагу.
  - Передам, - говорю.
  - Ну, тогда, до свидания, - человек улыбается, делает жест руками, типа - сеанс окончен.
  Если податься вперед, то непременно окажешься в мягких объятиях. Сдерживаюсь.
  Может и с ним шашлык организовать, думаю. Неплохой дядька.
  Обратно порхаю бабочкой. Лето же. И там, за толстыми дверями свобода. Милиционер отступает, видя светлое лицо.
  
  На работе пусто. Начальник исчез. Может черти в пекло утащили, за подлость. Сам коммунист, послал недоросля в идейное логово. Что за народ? Отпихивались с самого верха, до предела, сторонясь, как от проказы. Будто спускали собственный страх в унитаз, как в кино, про героин. Представляю, как тряслись поджилки. Обделались. От министра до рядового коммуниста. Все обделались. Жидким. И картинка - эти без штанов, а тот приличный, с манерами доктора, задницы вытирает. Очень весело стало. И власть какую-то почувствовал. Легкость. Потом звонок.
  - Пришел?
  - Пришел.
  - А почему не докладываешь?
  Голос возмущенный, будто здесь уже торт кушаю. И кто? - зам управляющего.
  - Так, только зашел, а начальника нет. Соображаю?
  - Соображает он! Начальник отпросился. Бегом сюда, в мой кабинет. Бегом!
  Нет, это не доктор, это что-то иное из другого созвездия. Бежать. Чего еще придумал. Может и на одной ноге скакать? Впрочем, вприпрыжку привычно.
  
  Там уже люди. Стоят, сидят. Кутузова не хватает объявить о сожжении города. Протягиваю бумагу. Выхватывают и пиявками всасываются в мелкий типографский шрифт. А там полная чепуха, уж знаю их великий секрет.
  - Можно идти? - говорю.
  - Идите.
  Закрываю дверь, отгораживаюсь от стратегов двойным "дсп" в коричневом шпоне. Дурные, сейчас будут кумекать, как красивую бумагу сочинять. Секретарша улыбается. Ей то что? До фонаря. А что я? Жизнь прекрасна и удивительна, мне тоже можно улыбнуться. Подмигиваю. Она в ответ. Ее бы ущипнул. Старовата.
  - Знаешь, были и тогда приличные люди. Не все черное и белое. Были и полутона. Тихие полутона, - говорит Павел.
  Выходим из стекляшки.
  - А тот, что самый главный, из "красного дома", вроде ничего, обходительный, - вытираю салфеткой рот, - Я бы на пикник с ним запросто, если бы пригласил. Или пиво попил в хорошем баре, с вяленым лещом. А еще, секретаршу с собой взял, Ларису Петровну. У нее грудь четвертого размера и возраст соответствует. Хорошо бы смотрелись.
  - Вроде, мой, - кивает Павел в сторону остановки.
  - Давай, - говорю.
  Делает реверанс. Прощаемся до следующего пива. Как без него. Иногда нужен праздник. От лишних пауз освободиться, что в памяти, прошлых слов. Он знает, за что плачу.
 Ваша оценка:

Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"