Папа прожил прилично восемьдесят шесть с большим хвостом. Правда, по настоящему, на полную катушку он жил последние три года, после смерти жены, моей матери. Уже без ноги, поседевший, редко бреющийся с глазами, потерявшими блеск, будто вся муть, накопившаяся за долгие годы, вдруг взболтнулась и осела в них.
Мужчина это не только тот, кто умеет зарабатывать деньги, но и тот, кто ими распоряжается. Папе в жизни было доверено лишь первое, зарабатывать. Самое же сложное, взвалила на свои хрупкие плечи мама. И она старалась не покладая рук, самоотверженно, с душевным надрывом, невзирая на настроение, погоду, неурядицы по работе. Квартира наполнялась коврами, торшерами, книжными полками, от которых у папы рябило в глазах, и волосы, аккуратно зачесанные назад, лохматились во все стороны. Он терял дар речи, краснел, словно вареный рак, забывая алфавит и начиная заикаться. А в этих полках потом появлялись книги, в серванте сервизы, свежим мясом забивался холодильник, покорялись огромные очереди за апельсинами, югославскими сапогами, подпиской на Герцена. За прожитые годы папа превратился в шипящего, наполненного злобой, но совершенно безобидного ужа, а мама, не переставая причитала: "Ты выпил всю мою кровь!"
Сказать, что папа был отлучен от денег, это не правда. Ему выдавалась определенная сумма для оплаты коммунальных услуг, походов в магазин за самым необходимым - молоко, хлеб, колбаска, кусочек ветчины. Но самое главное, папе разрешалось торжественно этапировать полученную зарплату от заводской кассы до маминого бюстгальтера. Перед сдачей денег в "домашний сейф" он последний раз пересчитывал купюры, что вызывало у добытчика прилив полудетского восторга. На этом деньги бесследно исчезали. Папа так до смерти мамы и не понял, что последняя сцена была сценой прощания, поставленная талантливым режиссером в отдельной, трехкомнатной квартире. На редкие всплески бунта на палубе, мама безапелляционно заявляла:
- Зачем тебе деньги, ты их все равно на своих проституток потратишь.
И хотя у папы не было ноги, лицо изрезали морщины, седая голова стала заметно редеть, да и в молодости он мог допустить лишь немного словесного флирта, тема проституции и измен постоянно звучала доме тяжелым набатом поломанной жизни.
После смерти мамы, которая, безусловно расстроила всех нас, папа наконец-то вступил в права настоящего мужчины. И хотя он больше не получал деньги в заводской кассе, их приносила работница почты в виде ежемесячной пенсии, процедура пересчета и детского восторга осталась неизменной. Вместо бюстгальтера он уже использовал старую сумку мамы, с которой она ходила последние годы. Эта сумка выглядела странно на фоне пожилого мужчины в ужасных роговых очках, побритого по случаю прихода почтальонши. Видно сказывались фантомные боли старого подкаблучника. Но сейчас он регулировал бюджет, направлял финансовые потоки, распределяя на ежедневные расходы, накопления, приобретение иностранной валюты, благо его пенсия была неплохая, больше трехсот долларов в эквиваленте. У него появился личный менеджер, в виде старшего сына, моего брата, который исполнял, немного бурча, прихоти своего нового шефа. И я понимал, это то, чего ему всегда не хватало.
Папа прожил еще три непохожих на прошлую жизнь и возможно где-то счастливых года. Ведь у каждого возраста свои проблемы и свое понимание счастья.