Леник шел с отцом по улице и тихонько, про себя, радовался. Наверное, глупо так вот просто улыбаться, но счастье, гордость и какое-то новое, впервые испытанное чувство переполняли его.
Соседи смотрели на них во все глаза, не моргая. А Леник гордо шагал мимо одной калитки, другой. Он уже большой -- папке аж по плечо! Он все и всех понимает. Только не этих, которые, как по команде, выстроились и почти кланялись им:
-- Здравствуйте, здравствуйте, с возвращеньицем!
-- Вот мать и дождалась!
-- И сынок, смотрите, как подрос! Как подрос!
-- А вы, Владимир Дмитриевич, молодцом, молодцом...
-- Добрый день, -- слышалось в ответ.
"Да, папка -- молодец, а вы? -- думал рано повзрослевший Леник. -- Где были вы, когда травили папку? Когда били папку? Когда увозили папку? Где были вы, когда арестовывали деда, который построил на этой улице первый дом, вызвал с Дальнего Востока своих однополчан, ваших дедов? Почему они грудью стояли друг за друга, сражаясь с японскими самураями, а вы -- испугались какого-то черного воронка? Почему не перевернули его, не сожгли, не прогнали приехавших в нем ночных шакалов? Почему, как крысы, забились по норам и, дрожа, затаив дыхание, тянули до последнего -- пока главный шакал не подох? Что видели вы в своей подвальной жизни? А папка видел Ад! Он его уже видел, а у вас еще все впереди..."
-- Здравствуйте, здравствуйте, с возвращеньицем!
Леник с папкой проходили мимо очередной калитки...