Женька сидела на кровати, подобрав под себя ноги, и смотрела прямо перед собой на стену, почти не мигая. Справа за окном, выходящим на балкон, стоял и курил отец, облокотясь на балконные перила. Слева сотрясалась от ударов та самая дверь. Сон опять сбывался.
- Сука!
Мать перестала колотить в дверь кулаками и принялась пинать. На третьем пинке от дверной рамы оторвалась скоба шпингалета, и дверь распахнулась.
- Ну тварь... - оглядев шпингалет, мать ушла в коридор и через некоторое время вернулась с гвоздодером. Быстро и умело оторвала шпингалет от двери, с мясом выдрав шурупы, швырнула на пол.
- Убери. И чтоб не смела от матери запираться, дрянь паршивая.
Шпингалет этот Женька прикрутила к двери сегодня после школы, когда родители еще не пришли с работы. Теперь его на место не вернуть, дверное полотно попорчено.
Женька подобрала мусор с пола, сунула в пакет. Мать возилась то ли на кухне, то ли в ванной, неразборчиво бормоча. Отец курил на балконе, стоя спиной к окну.
Стараясь не поднимать шума, Женька забралась на подоконник и открыла форточку.
- Закрой, - не оборачиваясь, сказал отец. - Не надо в квартиру дым напускать. Мать ругается.
Она помедлила, но тут на балкон вышла мать с тазом, и Женька поспешно захлопнула форточку и отскочила от окна. Отец аккуратно погасил окурок в пепельнице с крышкой, которую держал в руке, и протиснулся мимо матери, стараясь не задеть мокрое белье в тазу. Мать встала на табурет и принялась развешивать на веревках стираные простыни.
Белое полотно загородило от Женьки закатное небо. Темный силуэт матери горбился, дергался, ткань бугрилась и опадала, а мать мерно нагибалась и распрямлялась за простыней, и в комнате становилось все темнее. Наконец таз опустел.
Женька зажгла лампу на письменном столе под окном, включила компьютер и надела наушники. Если повезет, до ночи ее больше не тронут.
Дом спал. Было то чудесное время, когда она принадлежала самой себе и больше никому. В ушах гремела музыка, экран вспыхивал багровым и алым, страшные монстры корчились, а она расстреливала их из пушек, резала бензопилой, поливала струей огнемета... и странно было в то же время сознавать, что весь этот грохот и огненные сполохи - в ее личной власти, видны и слышны только ей, а за спиной, в комнате, в квартире, в доме - темнота и тишина. Странно и приятно. Приятно и жутковато. Лампу она давно погасила, чтобы свет не пробивался в коридор. Некоторое время назад, убедившись, что дом действительно спит, она на цыпочках прокралась в кухню и принесла себе чаю. Теперь можно было сидеть хоть до утра.
Голова гудела. На самом деле ей очень хотелось спать.
Если пересилить себя и посидеть еще немного, случится одно из двух - либо спать перехочется, и она досидит-таки до утра (и плевать на школу, туда вовсе не обязательно идти, главное выйти из дому и дождаться, когда уйдут родители), - либо она до того устанет, что свалится на кровать и заснет без снов.
Потому что сны эти повторяющиеся пугали ее больше, чем нарисованные монстры, больше, чем упрямая злоба матери, больше, чем равнодушие отца.
Раз за разом ей снилось одно и то же.
Она засыпала, и кто-то начинал стучать в дверь. Стучал сильно, долго, упорно. Дверь вздрагивала под ударами, трясся дверной косяк, тряслись стены, шаталась и ерзала по полу кровать. Сотрясалась грудная клетка, и сердце в ней билось, подбираясь к горлу. Когда становилось совсем трудно дышать, она вставала с постели и шла отворять дверь.
За дверью стояла серая женщина, стояла неподвижно, уронив руки, наклонив голову набок и глядя на нее немигающими глазами. Женька останавливалась на пороге и глядела на нее в ответ. Женщина молчала, ничего не говорила, не двигалась - но Женька как-то понимала, что вот сейчас она должна пригласить ее в дом - и пригласит, никуда не денется. Рано или поздно пригласит. Они просто стояли и смотрели друг на друга... и Женька просыпалась.
На экране, разинув смрадную пасть и потрясая когтистыми лапами, торжествующе выплясывал какой-то особенно гадкий монстр. Проморгала, проспала победу. Ну и фиг с ним. Надо выключать комп.
Женька сняла наушники, и ее оглушила тишина.
Вот она, дверь. Сейчас погаснет экран, и она останется одна в темноте, с выключенным светом, с окном, загороженным напрочь непроницаемыми завесами, останется наедине с собой - и с дверью.
Да, но зато теперь можно хоть форточку открыть.
Вскарабкавшись на ощупь к окну, она дернула ручку - и в лицо повеял прохладный сквознячок, пахнуло чистым мокрым бельем, ночным воздухом. Она отвернулась - комп приветливо подмигнул синим огоньком спящего режима.
Вот тебе и дверь во внешний мир, вот тебе и свет. Того и другого немного - зато уж твое, никто не отнимет. Никто. Никто.
Дверь беззвучно сотряслась.
Ну уж нет.
Женька стиснула кулаки. Сейчас или никогда.
Она распахнула дверь рывком, не раздумывая и не колеблясь. Женщина стояла на пороге, склонив набок голову.
- Чего тебе надо? Чего?
Неподвижные глаза женщины приковывали ее взгляд, останавливали, глушили мысли. Но Женька упорно не желала подчиняться. Она смотрела на серую кожу, тусклые волосы, бесформенную одежду, слегка согнутые пальцы недвижно висящих рук. Ноги женщины терялись во тьме.
- Ты думаешь, я тебя пожалею? Вот так вот пожалею и пущу тебя? Хрен! Не дождешься!
Ах, вот оно что!
- Да ты ведь меня слышишь, верно? С тобой можно говорить, оказывается! Ну так слушай тогда!
Женька со злостью стукнула кулаком по двери. Еще и еще раз.
- Ты не войдешь в мою жизнь! Не пущу. Не пущу. Дорогу перекрою. Ты свою жизнь сама изуродовала, никто тебе не виноват. Хотела ухватить кусок побольше, да? Жрать вкусно, спать сладко, да чтоб соседи кланялись, да чтоб все даром. Только и всего - окрутить вокруг пальца одного дурака, обмануть, околдовать. Ну что, получила свое счастье? А я тебе скажу: что заслужила, то и получила. Будешь стоять на пороге - а я тебя не пущу! И он тебя не пустит. Больше никогда не пустит. Никто никуда тебя не пустит!
По щекам ее потекли слезы. Серая женщина подернулась мутью.
- Знаю. Знаю, что и меня не пустят. Но тебе от этого радости не будет никакой, сука! Зараза, сука, тварь!
Ноги ее подогнулись, она бессильно привалилась к дверному косяку и сползла вниз, обливаясь слезами. Ударила кулаком по полу - но кулак разжался сам собой, и слезы хлынули уже неостановимо. Она рыдала навзрыд.
- Зачем ты это сделала, зачем? Зачем нам всем жизнь искалечила? Бедная ты, бедная... не надо было тебе этого. Бедная ты девочка, что ж с тебя взять-то теперь... Не стой на пороге. Уйди. Успокойся. Найди себе другой свет в окошке.
Серая муть за порогом заколебалась, расплываясь, теряя очертания. Из открытой форточки потянуло утренним холодом.
- Исчезни. Больше я тебе сейчас ничего не скажу. Не могу. Не хочу.
Тьма рассеялась. Женька открыла глаза.
За посветлевшим окном, стоя на табурете, мать снимала с бельевой веревки слегка подсохшие простыни. Из форточки тянуло запахом чистоты и стирального порошка.