Было раннее утро. Еще не остывшие двигатели самолёта испаряли капли холодного московского дождя. Под плоскостью крыла от него прятались заправщики и механики. И лишь ответственность за безопасность полутора сотен пассажиров заставляла их выходить к мокнущим консолям и стойкам сложного механизма, способного перемещать наши тела на не свойственной им высоте, с не предназначенной для них скоростью.
Белый моноплан с двумя турбореактивными моторами под крыльями, управляемый двумя пилотами одной из многих мировых компаний, сел, то есть приземлился, то есть безопасно для собственной конструкции оперся о землю, под силой земного же тяготения, сорок минут назад. Посадка происходила на двухкилометровую бетонную полосу в тот момент, когда планета закрывала собою это место от излучения звезды. Сорок минут назад здесь ещё была ночь.
В 6.30 первые пассажиры вошли в салон самолёта. Синие кресла ещё не утратили тепла людей, летевших встречным рейсом. Стюардессы улыбались своим новым гостям.
-- Это, наверное, моё, -- неуверенно сказал молодой человек своей предполагаемой соседке. -- Восемнадцать "е", в серединке. Здравствуйте, я Пётр!
-- Здравствуйте, -- тихо и отрешённо ответила девушка.
-- Меня зовут Пётр, -- словно ещё не здоровался, повторил молодой человек.
-- Пётр. Послушайте. Мы будем лететь вместе три с половиной часа. Всё! Скорее всего, наши жизни никогда больше не пересекутся. Я счастлива. У меня есть любимый человек, Вы мне неинтересны. Поэтому "здравствуйте" вполне достаточно для вежливости. И еще! Я обязательно скажу Вам "прощайте", хорошо? Когда мы долетим.
-- Хорошо, -- ответил Пётр, его голос прозвучал так же искренне.
Это насторожило девушку. Много раз она отказывала в знакомстве мужчинам, и их реакция была постоянной -- страх. Страх, прикрытый агрессией, нелепой улыбкой, вежливостью -- чем угодно. По первым секундам она узнавала всё о человеке, которому отказывала, -- он был не защищён. А сейчас -- ничего, исключение. Так было лишь раз. Тогда мужчина улыбнулся, будто ему сделала комплимент его состарившаяся школьная учительница, а затем бескомпромиссно сказал:
-- Я настаиваю. Я хочу знать Ваше имя!
-- Простите, это Ваша сумка? -- снова обратился Пётр.
-- Да, моя.
-- Пожалуйста, положите ее поперёк, мой парашют не вмещается.
Девушка молча встала с кресла, ее стройное тело распрямилось, высокие каблуки приняли привычное им вертикальное положение, удлиняя ноги, вовсе не нуждающиеся в удлинении. Она оказалась гораздо выше своего соседа.
Это действительно был парашют, и он никак не укладывался в её сознании с образом этого парня, скорее походившего на среднестатистического модника, тратящего половину своего дохода, по рекомендациям геев-редакторов мужских журналов: серые брюки от... с темно-лиловой водолазкой от... и обязательно чёрные кеды от...
Следом нашёлся второй парашют.
-- Этот я возьму с собой, -- заявил молодой человек.
-- Там ещё полно места, он войдёт, -- теперь совсем небезучастно сказала девушка.
-- Нет, спасибо. Всё равно придётся доставать. Я положу под сиденье.
-- Это такой способ знакомиться, новый? -- она запнулась, пытаясь подобрать слово... -- Напугать?
Лучшего слова она не придумала, хотя и не надо было. Оно идеально отражало её внутреннее состояние. Но ни учащённый пульс, ни адреналин на тонких, красивых пальцах, не выдавали страха. Её голос прозвучал так же пренебрежительно, а искусственная улыбка дала бы фору настоящей. Только чуть расширенные зрачки огромных миндалевидных глаз не подчинились её воле. Но думать о ширине зрачков, глядя в такие глаза! Это для Петра, была бы задача куда более сложная, чем для Екатерины скрывать свой страх.
В этот момент у восемнадцатого ряда появился ещё один пассажир. Молодая девушка вежливо поздоровалась:
-- Доброе утро, я Катя.
-- Пётр!
Не ответить было бы совсем нелепо, и первая девушка представилась:
-- Мы тёзки. Екатерина.
Пространство салона быстро наполнялось: деловые костюмы менеджеров, плач детей, рюкзаки путешественников, французская речь пожилых туристов. К 6.45 свободных мест не осталось. Это расстроило Екатерину, не оставлявшую надежды сменить соседа.
-- Вы боитесь летать? -- громко спросила Катя у Петра. -- Я лечу второй раз и ужасно боюсь.
-- Куда Вы летите? -- очень дружелюбно спросил Пётр.
-- Туда же, наверное, куда и Вы, -- в Париж.
-- Нет, для чего? Почему, я хотел спросить?
-- А! Меня ждёт мой парень. Мы будем праздновать его день рождения.
-- Он француз? -- вмешалась Екатерина.
-- Нет, русский. Живёт в Лионе уже три года, -- почувствовав интерес, Катя продолжила. -- Мы познакомились этим летом, он прилетал в Москву. А Вы к кому летите? -- она посмотрела на Петра.
-- Это странная история. Ни к кому, -- в салон дошёл шум запущенных двигателей, и Пётр повысил голос. -- Екатерина, прошу Вас, послушайте тоже. Я не верю во всякие такие штуки, но произошло то, что произошло. Мне приснился сон. Трудно передать это состояние, как будто ты не спишь, а лежишь в темноте комнаты с открытыми глазами. Мне приснился Бог.
Екатерина машинально приложила не до конца сложенную в кулак ладонь к губам и демонстративно отвернулась.
-- Не смейтесь, дослушайте! Мне приснился Бог, и Он сказал, что мне нужно купить билет на самолёт и взять с собой два парашюта. Самолёт разобьётся. Спасусь только я и тот человек, который поверит в мою историю и возьмёт парашют.
-- Мама! -- взвыла Катя.
Екатерина нажала на кнопку вызова стюардессы и сказала:
-- Сейчас Вас высадят, и Вы расскажете эту историю службе безопасности аэропорта, а затем, я надеюсь, в суде, -- её голос был по-прежнему спокоен.
-- Я думал об этом, -- возразил Пётр. -- Если это просто сон, я тоже буду рад сойти с самолёта. Я, поверьте, далеко не парашютист. Но если, правда? И сон настоящий? Значит, меня никто не выведет из самолёта, так уже решено.
К восемнадцатому ряду подошла стюардесса. Немолодая женщина выслушала историю, и, недолго подумав, сказала, что пассажир с места 18Е не нарушает правил авиаперевозок: у него нет запрещённых к перевозке в ручной клади вещей, он не выказывает своими действиями прямой угрозы полёту, и его домыслы являются сугубо личными. Затем она добавила, что в первый раз за свою долгую практику встречается с такой формой аэрофобии, но если молодому человеку так будет легче, то он даже может надеть свой парашют после набора высоты, а пока его необходимо положить под кресло переднего ряда, наравне с другими вещами.
-- Вот видите, всё идет по плану, -- через несколько минут сказал Пётр.
-- Заткнитесь, -- сорвалась Екатерина.
-- Как Он выглядел? -- спросила Катя.
-- Кто? -- не понял Пётр.
-- Бог.
-- Не знаю. Наверное, как обычно, с бородой и всё такое. Я не помню, у меня было ощущение, что Он есть, и всё.
-- Зачем Вы летите? Вы такой смелый? -- продолжила Екатерина, и в её словах скользнула ирония. Это явно прибавило сил Кате, которая добавила:
-- Да, Вы, наверное, очень смелый, Пётр!
-- Большей смелостью было бы спорить с Ним. Наверное, в домах, на которые падали самолёты, тоже находились спорщики. Я не из их числа, -- ответил молодой человек.
Двигатели увеличили обороты, и самолёт, качнувшись, тронулся с места. Та самая не молодая стюардесса остановилась напротив восемнадцатого ряда и начала стандартную процедуру "субтитров" в случае разгерметизации и авирийной посадки. После она подошла и обратилась к девушкам:
-- Вы можете пересесть на наши места в конце салона. Мало приятного сидеть с этим параноиком.
-- Спасибо, я останусь. Я не боюсь, к тому же от него хорошо пахнет, -- отшутилась Екатерина.
-- А я, если можно, пересяду, -- сказала Катя.
-- Говорит командир корабля. Наш рейс будет проходить на высоте одиннадцать с половиной тысяч метров со скоростью восемьсот пятьдесят километров в час. Расчётное время прибытия в Париж -- семь часов тридцать минут по местному времени...
Затем те же зазубренные фразы капитан с пугающей машинальностью продублировал на английском, и через несколько секунд шум увеличивающейся реактивной тяги обзначил начало полёта. С игрушечной лёгкостью мимо овальных окон понеслись здание аэропорта, самолёты, рулёжные полосы с их жёлтыми маяками. Избыточное давление воздушного потока под крыльями и отклонённые вверх стабилизаторы горизонтального оперения оторвали шестидесятитонную машину от земли. Этот момент истины для первых авиаторов двадцатого века теперь выглядел рутинно для работников аэропорта. Пассажиры сложили свои судьбы в одну судьбу рейса, который в одном миллионе ста тысячах пятидесяти из одного миллиона ста тысяч пятидесяти одного случая должен был закончиться благополучно. По статистике.
Скрывавший небо, потолок серых ватных облаков через некоторое время превратился в яркий, освещённый утренним солнцем графитовый ковёр, и реальность земли утратилась.
На восемнадцатой минуте полёта прозвучал знакомый "плум-клум", и табло "Пристегните ремни" погасло. К этому моменту самолёт уже достиг своего эшелона, выровнялся параллельно земной поверхности и сделал последний доворот на курс Парижа. Двигатели притихли -- необходимость в чрезмерной силе, нужной для взлёта, пропала, и автопилот перевёл их тягу на семьдесят процентов мощности. В проходах появились тележки с напитками.
-- Вода без газа, пожалуйста, -- отозвалась Екатерина.
-- Мне колу. Налейте, пожалуйста, два стаканчика, -- попросил Пётр. Он отпил из каждого треть, достал из пакета из дьюти-фри виски и долил в стаканы.
Неожиданно оба стакана опрокинулись и, расплёскивая жидкость, покатились по столику, и даже на долю секунды оторвались от его пластиковой поверхности. Опорожнённые, они обладали меньшей инерцией, чем корпус самолёта, провалившийся за шесть секунд на сто пятьдесят метров.
Только спустя минуту после происшествия в салоне поднялся общий гул "охов" и "ахов", хотя многие до сих пор молчали, не понимая, стоит ли ругаться из-за испачканной одежды, синяков и ссадин или теперь значение имеет лишь их жизнь.
-- Говорит командир корабля, -- наконец раздался необходимый всем уверенный мужской голос. -- Наш самолёт попал в сильный нисходящий поток воздуха, мы потеряли около ста метров высоты. На данный момент все системы самолёта...
-- Девушка, оставайтесь на своём месте! -- стюардесса пыталась усадить уже бегущую по проходу Катю.
-- Вы же сами пересадили меня, -- парировала Катя. -- Теперь я хочу вернуться. Вот там моё место! Я хочу сесть на своё место, пропустите меня!
Стюардесса уступила, и Катя плюхнулась в кресло рядом с Петром.
-- Я надену Ваш парашют! Давайте, давайте наденем! -- Катя виновато посмотрела на Екатерину и добавила. -- Я боюсь, может, мне так станет легче?
Молодой человек достал из багажного отделения второй парашют и отдал его Кате.
-- Как он надевается? -- прохрипела Катя, трясущимися руками пытаясь разобраться в лямках и ремнях.
-- Проденьте ноги здесь, а затем застегните нижние и нагрудные ремни, -- посоветовала Екатерина.
-- Откуда Вы знаете?
-- Это очевидно. По-другому Вы его не наденете.
Пётр уже был готов. Парашют плотно прилегал к его телу, собрав забавные складки на чёрном бархатном пиджаке. Молодой человек повязал шарф и надел бейсболку.
-- У Вас отличная форма парашютиста! Шарф, лаковые туфли. Особенно хорош пиджак. Для правдоподобности, наверное, стоило пренебречь своим внешним видом и надеть спортивный костюм с кроссовками.
-- Всё в руках Божьих. Если это случится, думаю, нет большой разницы, во что ты одет.
-- И что здесь дёргать, чтобы он открылся? -- спросила Катя.
-- Вот это кольцо.
-- А дальше?
-- Дальше как получится. Вверх Вы точно не полетите.
-- Прекратите! Это уже не смешно. Вы достаточно поиздевались над нами. Скажите, что это был хороший розыгрыш, и хватит! -- не выдержала Екатерина.
-- Вы так говорите, потому что мы вдвоём в парашютах, а Вы не решились его взять, когда была возможность, -- ответил Пётр.
-- А если бы я Вам поверила? И Катя поверила? Как бы Вы выбрали между нами? А в самолёте ещё, наверное, две сотни пассажиров. И дети, и беременная девушка в первом ряду... Что с ними? Как с ними быть?
-- Я бы выбрал Вас. Потому что Вы мне больше нравитесь, потому что красивее! Хотя Катя очень мила. Беременная женщина, дети... -- Пётр задумался. -- Если Бог захочет, мы не разобьёмся, я не могу решать за Него. Во сне Он сказал: "Возьми два парашюта. Спасёшься ты и человек, который поверит в твой сон"! Вы верите?
-- Нет, -- ответила Екатерина после короткой паузы.
-- А вот Катя поверила! Я не могу ходить по самолёту и спрашивать каждого. Командир тоже вряд ли сделает подобное объявление. Катя, не плачьте! -- Пётр перевел свой взгляд на другую девушку. -- Парашют уже Ваш. Вы пересилили свой стыд и страх и честно взяли его. Не каждый решится спасать свою жизнь в столь смехотворной ситуации.
Большой, невидимый пассажирам и пилотам шар солнца, синхронно вращению планеты, поднялся над горизонтом за хвостом самолёта. Скорость вращения предмета, находящегося в связи с земной поверхностью, на этой широте равняется примерно одной тысяче двумстам километрам в час. То есть будь скорость самолёта такой же, ему удалось бы довезти московское утро до Парижа нетронутым. Но самолёт был медленнее, и солнце нагоняло.
Прошло около полутора часов довольно спокойного полёта. Лишь два-три раза самолёт слегка встряхивало в очередном уплотнённом или разреженном воздушном потоке, но это было ничто по сравнению с первым падением, и уставшие путешественники уже никак на это не реагировали. Катя захотела в туалет и долго не могла решить, идти ей в парашюте, терпеть или снять его.
Наконец после слов Петра о том, что за пять минут ничего не случится, а если ситуация ухудшится, он будет держать парашют наготове, она ушла.
-- Чем Вы занимаетесь в жизни? -- неожиданно спросила Екатерина, повернув голову к Петру.
-- Продаю машины, ауди.
-- Ауди?! Хм... То есть Вы стоите в салоне и рассказываете о лошадиных силах, тормозах и всяких таких вещах?
-- Почти. Больше работы в офисе, бумажки всякие.
-- Жаль, у Вас, наверное, хорошо бы получалось работать с покупателями, при такой-то фантазии.
-- Вы по-прежнему мне не верите?
-- Не хочу. Не хочется верить, что должна погибнуть, что весь этот самолёт развалится на части или что я буду падать с огромной высоты. В это не хо-чет-ся верить! Так что лучше считать Вас скотиной, разыгрывающей нас, или больным человеком.
Затем после короткой паузы она добавила:
-- Помимо работы, что ещё есть в Вашей жизни?
-- Почему Вы спрашиваете? В 6.45 Вы сказали: ""Здравствуйте" вполне достаточно для вежливости".
Девушка спрятала холодные пальцы в тесные карманы джинсов. Силуэт её хрупкой спины напоминал ангела со сложенными крыльями, настолько её острые приподнятые плечи повторяли очертания небесных жителей.
-- Знаете, -- продолжил Пётр, -- когда люди вот так сидят, кажется, что под одеждой они прячут крылья.
-- Вы сейчас смотрите на пряжки моего бюстгальтера.
-- Да? Это не крылья? -- шутливо, по-детски спросил Пётр. -- Можно, я проверю?
-- Дотроньтесь, -- неожиданно согласилась Екатерина.
-- Вам холодно?
-- Холодно? Нет. Больно немного и грустно.
-- Почему?
Екатерина отвела глаза, заблестевшие на ярком свете, догнавшего самолёт солнца:
-- Вы напомнили мне одного человека.
-- Так это под его рукой дрожит Ваша спина?
-- Наверное. Наверное, Вы правы, рука его, -- она закрыла глаза, немного лиловые ненакрашенные веки прикрыли планеты её тёмных глаз. -- Я всё равно Вам не верю. Нет, не убирайте руку.
В этот момент Катя вернулась из туалета и очень удивилась увиденному.
-- Я... Вы помирились?
Екатерина встрепенулась от её голоса:
-- Катя? Вам лучше? Надевайте свой парашют, а то я так размякла, что впору самой его надеть.
-- Если хотите, наденьте! Я больше не стану этого делать.
-- Что на Вас повлияло? -- удивилась Екатерина.
-- Да нет... Просто на толчке иногда приходят здравые мысли. Я тоже полагаюсь на судьбу, но на свою. Мне Бог не снился и ничего не говорил. Если Он предупредил его, -- Катя кивнула в сторону Петра, -- то, наверное, должен был бы предупредить и меня.
-- То есть Вы тоже считаете, что я вру? -- спросил Пётр.
-- Не знаю. Но парашют больше не надену. Я пойду на прежнее место в хвосте. Там безопаснее, -- шутя, добавила она. -- Передайте, пожалуйста, мою сумочку.
-- Его звали... -- тихо сказала Екатерина. А впрочем, неважно. Мы были вместе около двух лет. Потом я ушла. Не знаю почему, думала, перестала любить. А он женился, появились дети, и ничего уже не изменишь. Ты похож на него, только он более... убедителен, что ли. Он властный, сильный. С такими качествами рождаются. А вот лица у вас действительно очень похожи. Хотите, я надену этот дурацкий парашют?
-- Нет, не стоит. Шутка действительно затянулась. Простите. В какой-то момент, мне показалось, Вы... Ты поверила. Этого достаточно.
Пётр снял свой парашют и положил в ноги. Второй пришлось снова прятать на полку для ручной клади. Екатерина уснула на его плече. Её волосы пахли виноградом. Больше всего Петру хотелось продлить этот рейс до Нью-Йорка, а еще лучше -- до Сиднея, туда лететь часов пятнадцать.
Он не разбудил её, когда командир объявил о неполадках в одном из двигателей.
Он не стал будить её, когда пришла бледная Катя и сказала, что ей видно, как из левого двигателя идёт серый дым, и попросила парашют.
-- Тише, пожалуйста! Катя, возьмите сами, парашют лежит наверху. Вы же помните, как его надевать? -- шёпотом сказал Пётр.
Он не стал её будить, когда стюардессы носились по салону и показывали, как правильно принять "позу сохранения".
-- Вы должны... -- только успела сказать стюардесса, назвавшая его параноиком.
-- Возьмёте мой парашют? -- перебил её Пётр. -- Мы вправе сами решать, хотим мы "сохраняться" или нет. Идите, успокойте других. У Вас будет много работы.
Он не разбудил её, когда тело стремительно снижающегося лайнера задрожало от перегрузок. Лишь крепче обнял и прикрыл её уши ладонями, защищая от воплей пассажиров, потерявших от страха чувство пространства и времени.
-- Наверное, ей снится её мужчина. Она так смешно улыбается, закусив нижнюю губу...
В голубой ауди, летевшей по МКАДу, в белом кожаном кресле рядом с водителем, улыбаясь во сне, спала девушка. Её двое белокурых сыновей возились на заднем сиденье с механическим динозавром -- подарком на трехлетие. Их отец вёл машину. Мужчина крутил ручку приёмника, перебирая радиостанции и отыскивая любимую музыку.
-- И срочные новости из Франции, -- прозвучал наигранно деловитый, слишком молодой женский голос ди-джея.
-- Вот дур-ра набитая, -- отреагировал на это несоответствие мужчина.
-- Нам стало известно, что в восьми километрах от Парижа потерпел катастрофу лайнер авиоко...
В этот момент мужчина попытался добавить звук, но вместо этого переключил станцию на следующий канал. Ещё молодая Земфира наслаждалась радиоэфиром и напевала о датчиках. Щёлк. Раммштайн. Щёлк. Антонов -- а этот откуда взялся? Щёлк. Джексон! Он же умер! Щёлк. Щёлк. Щёлк. Щё-ё-ё-л-л-л-к!
По диагонали шахматного слона, голубое купе пролетело через четыре ряда вправо, слегка зацепило серый додж и замерло на обочине. Испуганная, не успевшая вернуться в реальность девушка отыскала взглядом невредимых малышей.
-- Что случилось, дорогой?
Вновь обретший слушателей голос ди-джея продолжал:
-- По непроверенным данным, в катастрофе рейса "Зет Игрек триста тридцать три" удалось выжить двум пассажирам. Их жизни находятся вне опасности.
-- Ничего, дорогая! Ничего. Всё в порядке. Всё хорошо... Мы немного поцарапали машину...