В конце мая и начале июня время поползло так медленно, что казалось оно превратилось в гигантскую неторопливую черепаху. Но вовсе не потому, что дни стали длинней, а ночи - короче. Нет, просто наступила пора экзаменов, выпускных и переводных. За эти дни Марату предстояло сдать их аж десять штук, подготовка и ожидание тянулись как резина, хотя сама сдача происходила быстро. Он получал только высшие баллы. Но у Ани Травиной все было куда хуже.
Нечаев по мере сил старался ей помочь. Чаще всего это удавалось, и в табелях напротив ее фамилии кроме "троек" нет-нет - да и мелькала "четверка".
Травина не готовилась вообще. Для нее мир перестал существовать, сузившись до размеров большой квартиры, и одного человека, живущего в ней. Сразу после школы она бежала на улицу, но шла в совершенно другом направлении от дома. Девчонки шушукались, парни (помня крутой нрав Строма) - важно и снисходительно улыбались. А Марат ломал голову над проблемой, как вывести Аню из любовного тумана хотя бы на время экзаменов. Во время сдачи он садился сзади нее. Она передавала ему билет, и он расписывал вопросы сначала ей, и только потом - себе. Это было довольно трудно, учитывая, что время на подготовку жестко ограничено. Сама проблема была в том, что отвечая по бумажке (которую даже не удосуживалась переписать) - она иногда спотыкалась на почерке Марата. Много раз он пытался ее убедить, что надо переписать ответы самой, и прочитать заранее вслух шепотом - но, похоже, с таким же успехом можно было метать горох в стену...
И вот наступил день, когда последний экзамен остался позади. Это был английский, но как раз его то Нечаев не боялся. Все экзаменационные тексты и диалоги давно были выучены наизусть. Марат вышел из здания школы, вдохнул теплый воздух полной грудью.
В кармане зазвонил телефон. Номер неизвестный. Марат немного нахмурился, но нажал: "Принять вызов".
- Марат? Это мама Ани Травиной, Марина... Николаевна...
Юноша весь превратился в слух. Даже во рту пересохло. Наверно, взяла мой номер у Аньки - промелькнула в голове догадка.
- Да, я слушаю, - сказал он как можно спокойней.
- Аня рядом? - спросил голос в трубке.
- Нет, она еще сдает экзамен, Марина Николаевна, - говорил Марат. - И она сдаст, все будет хорошо, не беспокойтесь.
- Да как же не беспокоится? - голос женщины стал раздраженным. - Если увидишь ее, скажи, чтобы немедленно шла домой. Это вообще ненормально! Она дома не ночует, уже который день. Что не спрошу - молчит и улыбается. Что там у нее происходит, ты не знаешь?
- Марина Николаевна, - произнес Марат как можно мягче. - С Анечкой все в полном порядке. И даже больше. Как бы вам сказать...
Юноша замешкался. То, что он собирался сказать - это не его тайна. Но с другой стороны - какая же это тайна? Вся школа знает. Весь район. Да и Стром с Аней не скрываются.
- Ну! Говори, что замолчал? - потребовал голос в динамике.
- Аня влюбилась, - сказал Марат глухо и спокойно. - В одного очень хорошего человека. Он мой друг. У них все хорошо. Они счастливы.
Теперь голос в трубке молчал.
- Если вы хотите, - Марат выделил эту фразу. - То я могу к вам прийти, и все рассказать. Не волнуйтесь. Мы с вами сядем и подумаем над этой ситуацией. Как взрослые люди...
- Ей же всего шестнадцать, - вдруг сказала Марина Николаевна. Это прозвучало так устало и разочаровано, что юноша сразу сообразил, в чем дело. Не надо быть гениальным математиком, чтобы произвести несложный расчет. Марине Николаевне сейчас тридцать два, Аня ему не раз говорила. Значит, забеременела старшая Травина...
"Да, дела...", - подумал Марат.
Вслух же сказал:
- Так мне прийти? Когда?
- Сегодня вечером приходи. Я сейчас на работе. Часов в восемь. Приходи, - и тотчас же за этими словами раздались гудки разорванной связи.
Марина же Николаевна пребывала в полном смятении. Конечно, она дико беспокоилась за дочь. Слова этого мальчика по телефону совершенно ее не успокоили. Шестнадцать лет. Какая любовь? Какой друг? Они вообще понимают, о чем говорят и что делают?
И она, как и многие женщина, в своем беспокойстве села к трюмо - навести порядок на лице. Благо сейчас с косметикой проблем не было. Затем сходила в душ - чтобы расслабится под струями воды. Потом выбрала белье. Зачем? Она поймала себя на этом вопросе.
Зачем она это делает, практически автоматически? Готовится к серьезному разговору?
Или хочет произвести впечатление на мальчика? Марина почувствовала, как внутри появляется какое-то тепло, начинает ее заполнять, всю ту пустоту, с которой она уже срослась за множество лет. Женщина не чувствовала этого уже давно, и знала что это такое. Конечно, любовь в ее жизни была. Любовь к Анечке, к ребенку. Но эта любовь чаще всего отбирала, а здесь....
Сейчас придет кто-то, кто хочет не отобрать, а наоборот, отдать. Сколько есть тепла в том железном юноше, строгом не по годам, похожем на скалу, внутри которой так легко укрыться от любой непогоды?
По его голосу, уверенности, спокойствию, движениям и, надо сказать, поступкам - Марина понимала, что встретила кого-то очень необычного. Конечно, она, несомненно, была бы рада, если бы такой человек оказался рядом с ее дочерью. Но куда больше она бы образовалась, если бы этот мальчик стал с ней... но он же в два раза младше! Боже, сколько бы она ему показала, открыла, сколько бы воплотила фантазий и желаний. Ее лицо горело, но это еще ничего. Внутри бушевал целый пожар...
Звонок в дверь застал женщину врасплох. Она засуетилась, поднялась со стула, опять села... Звонок прозвенел второй раз. И теперь на кнопку давил не палец неуверенного юноши, а полновластная и требовательная рук настоящего хозяина...
Марат шел домой, и пытался разобраться в собственных чувствах. Был ли он влюблен во взрослую женщину? Нет, скорее всего. Он не чувствовал ничего такого, никакого безумия, толкающего на сумасшедшие поступки. Он даже не думал о ней, тем более - целыми днями. Иногда вспоминал - но не более. Она не имела никакой власти над юношей - ни в его мечтах, ни в реальности.
Скорее даже, это он хотел приобрести власть над ней, взять под свою защиту. Если честно, то Марат, пытаясь разобраться во взаимоотношениях между мужчинами и женщинами, для себя сделал несколько неожиданных выводов. И первый, самый неожиданный из всех: женщинам секс не нужен. Нет, конечно, в какой то мере нужен, без сомнения. Но первостепенное, что необходимо женщине от мужчины - это безопасность. Именно она. Безопасность в физическом плане, безопасность от других мужчин, от общества, финансовая безопасность для семьи и детей. Короче - мужчина должен для женщины стать крепостью, стеной, за которой она может спрятаться.
А вот мужчинам... да, мужчинам от женщины нужно удовольствие. Сексуальное, в первую очередь. Удовольствие от хорошо сваренного борща, от хорошо прожаренного мамонта. И от всего другого..., но все-таки удовольствие от женского тела, от секса с ним - в первую очередь.
Совсем недавно ему попалась под руку книга "Алмазная колесница". Как и всякая полезная книга (почему-то) на Марата она сначала не произвела впечатления. Первой своей частью, по крайней мере. Но вот вторая часть... О, это было совсем другое. Нечаев перечитал вторую часть уже раз пять, и знал наверняка, что перечитает еще десять.
Из всего многообразия японской философии Марат выделил для себя сейчас пока только и исключительно искусство любви, дзёдзюцу. Все эти подробно расписанные, четко следующие друг за другом фазы: "случайное знакомство", "двое на острове", "запах персика"...
И сегодня Марат собирался устроить Марине Николаевне встречу в стиле фазы "Тайфун". Они будут совершенно и абсолютно точно только вдвоем, вечер, лето, тепло и окна, выходящие на закат.
Готов ли Марат к этому? Несомненно. Как сказал однажды Комбат: на самом деле влюбленный должен быть чуть более настойчив, чем свидетель Иеговы.
И Марат будет настойчив, и даже куда более.
Ожидания и предчувствия его не подвели. Марина Николаевна открыла дверь чуть ли не сразу, одетая в тот самый восхитительный шелковый розовый халатик, который так настойчиво пыталась умыкнуть Комарова. Халат и впрямь был шикарен и великолепен.
Юноша не сомневался, что если распахнуть полы, то он увидит белье, то есть трусики и бюстгальтер - одинакового цвета. Ему безумно захотелось сказать какую-нибудь совершенную пошлость, типа издевательски-тонким голосом фальшиво пропеть: "...у кого-то сегодня будет сееекс...". Но он, естественно, сдержался, и вместо слов расправил плечи, приподнял голову.
- Проходи, - довольно неуверенно произнесла Марина.
- Я взял пирожные, - Марат показал принесенный пакет. - Я не знал, какие вам нравятся, и поэтому выбрал несколько, для опробования.
И он спокойно, с достоинством улыбнулся, и кивнул головой так, чтобы было ясно - никакие отговорки не помогут. Опробование состоится.
День был одним из самых длинных в году, когда солнце в их широтах хоть и исчезало, но все равно было видно, как оно катится, ниже линии горизонта. Ночь обещалась быть жаркой. Балкон открыт настежь, на нем с бокалами сока в руках - стояли Марат и Марина Николаевна. Юноша рассказывал про их компанию, про привычки и нравы, про "ужасного" Строма, который на самом деле был совсем не ужасный и даже не страшный. Сначала женщина слушала с недоверием, даже хмурилась. Но рассказчиком Марат был прекрасным, причем совершенно незаметно вводил в свою речь комплименты, которые научился делать так тонко и изящно, что зачастую человек и не понимал этого.
- ...а она такая хрупкая. Ручки белые, нежные, как вот у вас... И она прыгает, и я ее за ногу ловлю, в захват, бросок, снова захват, и по ковру ее раскатываю, как мягкую игрушку, но не сильно. Она встает, а на глазах слезы, - рассказывал Марат историю, когда его водили на занятие к каратисткам, чтобы показать насколько "мастер борьбы" сильнее любого "мастера удара". - Захожу потом к ним в раздевалку, они сидят. Угрюмые, даже не завизжали, как обычно. И она тоже, такая несчастная, и красивая. Гляжу ей в глаза, говорю: "Хочешь научиться бороться?". Она мне кивнула, и я ей даю совет. Как мне первый тренер сказал: "Тогда сожми зубы, учись, и борись"...
Солнце почти задело краем горизонт, когда Марат решился. Он не стал спрашивать Марину Николаевну про цвет-настроение. Не решился поинтересоваться - какое ее любимое животное, то есть - собственное внутреннее ощущение. Он понял, что надо спрашивать сразу, и самое важное.
- Вы знаете, - начал он, вглядываясь в горизонт с восьмого этажа. - Я бы хотел жить у океана. Не у голубого, веселого и мелкого моря, а именно около седого стального океана. Глубокого, мудрого, и полного тайн. Наполненного неожиданными и сказочными существами. Рядом с древней водой, которая даже дышит легендой и мощью. Которому нет равных... А вы бы? Вот если бы вам предложили выбрать, где жить, и поселится около любой воды, у любого водоема, что бы выбрали?
Марина Николаевна задумалась. Она слышала женской интуицией в этом вопросе какой-то маленький подвох, какую-то недосказанность. Этот мальчик рядом с ней - что-то хотел узнать, что-то очень важное для него. И тем не менее она решила ответить как есть, без всяких уловок и глупых вопросов.
- Около горного озера. Не высоко в горах, нет. Горы, покрытые зеленью. И озеро это, хотя вокруг холод и часто мерзкие туманы - всегда теплое. Потому что там, глубоко, есть теплые источники, которые его питают. В любое время дня и суток, в любую погоду -можно спуститься к этому озеру, и окунуться в его зеркальную гладь, и оно обнимет тебя, как родное, примет в свои объятия...
Она была ошеломлена своей собственной речью. Никогда в жизни так красиво она не говорила. И понимала, что сказала от самой души, что-то очень сокровенное, необыкновенно откровенное, и чрезвычайно важное.
Она обернулась посмотреть на Марата, смущенная и дерзкая одновременно, и встретилась с зелеными глазами. Такое ощущение, что этот могучий океан, которому нет равных - смотрел на нее глазами вот этого совсем еще безусого мальчишки.
"Зеленые глаза - глаза убийцы" - вдруг вспомнила она фразу, которую прочитала давным-давно, в какой-то глупой книге по эзотерике... И почувствовала, как уверенная мужская рука обняла ее за поясницу. Океан пришел в движение. Марина даже не попыталась отстраниться. И наоборот, через мгновенье она поняла, что собственное тело, вопреки разуму, подалось, и приникло к мужскому так плотно, как только могло.
Их губы были так близко, что казалось, что она уже чувствует их тепло. Левая рука Марате легла ей на затылок и Марина чуть не застонала от этого мощного, властного и одновременно нежного прикосновения. Она больше не могла сдерживаться, закрыла глаза, и почувствовала, что ее затапливает странным чувством, которое рождается на губах, и волной спускается вниз, заставляя твердеть грудь и живот. Сильные руки подхватили ее, и голова закружилась, а в следующее мгновение женщина поняла, что она уже в комнате, на чем-то мягком. На Марате почему то уже нет рубашки, а ее пальцы дрожжат, путаясь в ткани, которую она пытается отбросить прочь. Он напоминал горячий оживший камень, ее ладони гладили спину, покрытую буграми напряженных мышц. Губы впились так, что уже больно, но ей хотелось еще, и еще, чтобы стало еще больней. Язык мужчины проскользнул между ее зубами, и вот теперь она застонала, глухо, с рычащими нотками, обхватывая его за бедра своими ногами. Буквально втягивая его в себя, и желая, чтобы этот камень теплого тела обхватил ее всю. Она вскрикнула, пронзительно и ясно, всего одно слово: "еще!" А потом бормотала, словно в горячем бреду, перемежая нежность и брань, не понимая что говорит: "глубже", "мой мальчик", "блять", "как же хорошо", "давай"... Он тоже бормотал что то в ответ, рычал, и ворочал ее, вбивал женщину вглубь дивана, рвал и стискивал до хрипа, не понимая даже что он делает - ласкает, или борется с ней... Она царапала его спину твердыми ногтями, обхватывала тонкими руками, что сдавливало дыхание, и даже ногами обхватила так, что он словно не между мягкими бедрами, а зажат в корнях дерева...