Живет мальчуган-хулиган. Живет и не тужит. Живет-поживает да добра числом несметным наживает.
Современный, скажу я вам, мальчиш. Без комплексов и без прочих всяких угрызений, не доставшихся по наследству. Ничего не поделаешь: судьба так распорядилась.
Остроумный, прямо вот так и выражусь, мальчиш, находчивый, весьма-таки предприимчивый.
Всевышним, извините за выражение, поцелованный. В то самое местечко поцелованный, то есть темечко. Ну, то есть, не самим Всевышним, а его полномочным наместником на земле российской - Верховным Жрецом.
Так сказать, сподобился парнишка. Как? Элементарно: Верховный Жрец увидел мальчугана-хулигана однажды, и с первого взгляда полюбил, и в порыве страсти поцеловал, ну, в то самое темечко, приложился своими священными устами.
Что тот поцелованный и не кем-либо там, а Самим, знают все. И, соответственно...
Что это я, в самом деле, а? Мальчишка да мальчишка? Зачастил и не остановить.
Был мальчишкой, да весь вышел, то есть, извините, вырос из коротких штанишек и стал мужем. Мужем в самом расцвете сил и в меру упитанным.
Ладно... Об чем речь? Не важно, кто, а важно каков? Мой герой, скажу я вам, как на духу, всесторонне положителен - что дома, в кругу семейки, что на горнолыжной трассе, что на курорте, что на службе. Служит давно = прилежно и исправно. Впрочем, о том Россия лучше меня, значит, замечательно знает. По паспорту - Максим Зубов, по чину - третий министр.
По понедельникам (ох, эти б понедельники взять и отменить!) Кабинет (не в смысле комнатухи, где чиновники корпят-строчат неустанно циркуляры разные, а в смысле исполнительного органа при Верховном Жреце) Министров встречается на диване (не в смысле седалищного мягкого места, то есть мебельной принадлежности, а в смысле формы деятельности, как у падишахов, то есть кремлевской тусовки), где допущенные сидят и скорбно слушают наставления Верховного Жреца, обмениваются, если имеются, мнениями.
Случается, открываю я вам тайну великую, что Верховный Жрец распалится, нахмурится, глянет в сторону третьего министра, глянет привычно, исподлобья, глянет так и тотчас же, вспомнив, что Максимка Зубов им когда-то поцелованный (и не куда-то там, а в самое темечко), разгладит лицевые складки, помягчеет то есть. Только и спросит ласково:
- Ты, чё, в натуре?
Верховный Жрец не стесняется. А кого, я вас спрашиваю, ему стесняться-то? Среди своих он, среди раболепно взирающих на него. Что же касается уголовных жаргонизмов, то... Любы они, ох, как любы Верховному Жрецу!
Служит и служит Максимка Зубов, третий министр. Ни о чем не тужит. Служил бы и того лучше, да досаждают последнее время. Зудят под ухом насекомые разные. Насекомые из Верховного Совета (этот Совет именуется Верховным и пишется с заглавной буковки оттого, что к Верховному Жрецу приставлен). Как смеют досаждать? А почем мне знать-то?! Смеют и смеют. Значит, так следует, так надо. Кому? Видать, есть кому. Жалят-пожаливают, честное слово. Последние дни - даже часто. Иногда начинают дубасить третьего министра, ведающего здоровьем нации.
Посмотрел я тут и разнюнился. Жалко очень поцелованного. Как, в натуре, можно так изгаляться над Максимкой Зубовым, над поцелованным Самим?!
Призвали третьего министра в Верховный Совет. Выставили на трибуне и, ну, колошматить. Будто перед ними не человек, поцелованный Самим, а боксерская груша в тренажерном зале.
Лидер конституционного большинства в Верховном Совете, собрав в колючий пучок-голичок усишки, грозно вопрошает из президиума:
- Когда, - не стесняясь, рычит на все благородное собрание, - будут льготные лекарства для умирающей России?!
Третий министр сгреб в кучу бумаги и бумаженции и зачитывает одну за другой.
- Правительство, - говорит, - осуществляя мудрые и великолепные указания-наставления Верховного Жреца, делает, - говорит, - все, чтобы снять, - говорит, - остроту...
Лидер конституционного большинства встряхивает головой и выдыхает:
- П-п-па-а-чему?!
Ну, в смысле того: почему по сию пору не решил?
Прерванный третий министр не тушуется.
- За истекшие три месяца, - говорит, - выделены, - говорит, - дополнительные средства...
Кто-то из членов благородного собрания ядовито цедит сквозь зубы:
- Которые, - говорит, - благополучно разворованы.
Третий министр пропускает мимо благородных своих ушей злюку-реплику оппозиции. Не та оппозиция, чтобы внимание обращать. Собака лает, считает третий министр, ветер носит, а караван все-таки идет.
- Нами приняты меры, - говорит, - разработаны мероприятия, - говорит, - налажен контроль, - говорит, - имеется спрос, - говорит.
Лидер конституционного большинства, днями грозившийся голову снести третьему министру, вскакивает с места в президиуме и ножкой топает. Гневается, значит.
- П-п-па-а-чему?! - кричит он в микрофон. Микрофон начинает клинить и он перестает фурычить.
Пауза. Инженеры вносят исправления в деятельности связи.
Третий министр стучит пальчиком по своему микрофону. Удостоверившись, что техника работает, выдержанно продолжает:
- Мы, - говорит, - считаем, что через несколько дней, - говорит, но не уточняет, через сколько именно дней, - не будет остроты с льготными лекарствами и, - говорит, - опять в России наступит, - говорит покой и благоденствие.
Слушает Верховный Совет отчет своего министра. Слушает и беснуется. Изгаляется и дубасит.
Всему бывает конец. Отчету третьего министра - тоже. Максимка Зубов, важничая, что его миссия исполнена на славу, сходит с голгофы-трибуны, устраивается в ложе правительства. И удовлетворенно закрывает глаза.
Благородное собрание замирает в нехороших предчувствиях. Зал дышит тревогой и я - заодно с залом. Страшно: а что, если в самом деле возьмут и лишат головы? То-то, думаю я совсем нежадно, кровушки прольется!
Лидер конституционного большинства в Совете перстом грозит правительственной ложе.
- Предупреждаем!..
Ну, в смысле того, что ежели... Тогда... Непременно, то есть обязательно... Уж головы, точно, не сносить.
Третий министр, гордясь собой и сделанным отчетом, величественно неся голову с поцелованным темечком, удаляется.
И благородное собрание (ну, в смысле Верховный Совет при Верховном Жреце), облегчаясь, разом выдыхает. Даже оппозиция, вечно недовольно бурчащая по адресу третьего министра, поддавшись всеобщему умиротворению, помалкивает.
Это было 101-е предупреждение.
А что все-таки с льготными лекарствами и будут ли? Да, пёс с ними, с лекарствами! Не в них соль жизни и смысл дела.
Главное - жив-здоров поцелованный. Живет и хлебушко беленький жует, масличком намазывает да икоркой красненькой подслащивает.
Приятель, прочитав сие сочинение, буркнул:
- Колбасятся, ах, как, колбасятся мужики!
Не слушайте приятеля: вредность из него прет, одна вредность.
P.S. Максимка Зубов, я вам доложу, по прошествии нескольких лет очутится в ближнем зарубежье, станет столь же достойно нести дипломатическую службу.