- Сегодня скажу жене, что развожусь с ней. И к ночи приеду к тебе, уже с вещами. Придется все оставить, у нас с ней дочка.
- Правда, - обрадовалась Ира, - я так давно жду этих слов от тебя. Она подошла к Кириллу и крепко впилась губами в его губы, а затем начала расстегивать брюки...
Холмогоров в самом начале их романа, рассказывал, что у него с женой в вопросах секса не все ладно. И... выдавал такие подробности, что Ирочка-акулка, и то в душе возмущалась. Но очень уж хотелось замуж, да, еще за имеющего чин с соответствующей зарплатой. Муж погиб на глазах Кирилла, и Ирочка постоянно, якобы невзначай, напоминала, делая Киру как бы виноватым в смерти мужа, хотя Кирилл к этой смерти ни сном, ни духом... А к деньгам Ирочка ой как неравнодушна. Она сразу поняла, чем можно взять Кирку. Ее не смущало, что у него жена и ребенок. И Коробцова старалась...
Кирилл зашел в полутемную квартиру: странно, что Маша не у телевизора... Заглянул в гостиную - темно... Увидел из-под двери комнаты дочери полоску света... Зашел.
- Где мама?
- В спальне. Я недавно пришла из школы. Ужина нет. Зашла к маме, она попросила, чтобы я приготовила сама
Кирилл зашел в спальню. Зажег свет. Маша даже не повернула голову в его сторону.
- Начинается, - с тоской подумал он, - снова молчаливая укоризна в глазах.
Но жена молчала.
- Почему Аля голодная? Ты что не могла ужин приготовить! Знаешь же у меня работы много, поэтому поздно возвращаюсь. Последние слова произнес как-то неуверенно, хотя считал, что твердо и строго.
Жена не отреагировала. Как лежала, свернувшись калачиком, так и осталась лежать.
- Я тебе звонил на работу предупредить, что задержусь. Ты где была? Почему тебя не было на работе? - закипал он на молчание Марии, - хотя давно уже не предупреждал о своих задержках, - начал "заводиться" Кирилл.
Подошел к Маше и грубо повернул ее к себе. Маша, не поднимая глаз, кутаясь в платок, которым была накрыта, поднялась с кровати, нашарила на полу та-почки и, ни слова не говоря, направилась в сторону кухни. Холмогоров - следом.
На кухне жена достала картофель из ящика под окном, начала чистить, бросая очищенные картофелины в раковину.
Кирилла всегда раздражала такая чистка. "Нет, чтобы кастрюлю взять", - зло подумал он, еще сильнее раздражаясь, - скоро не буду видеть этого безобразия, но сейчас промолчал.
Волнение улетучилось в машине, когда он, выкурив несколько сигарет подряд, принял окончательное решение об уходе из семьи.
Не прав Левушка Толстой, когда утверждал: "не та баба страшна, что за х... держит, а та страшна, что за душу держит", ох, как не прав". И тянет меня к Ирочке именно по этой причине, поэтому и ухожу от Марии. А Аля... почти взрослая, вырастет - поймет. И не оставляю я ее, будем встречаться. Алименты буду платить. И так помогать... - на слове "так" запнулся... Ирина не разрешит так просто помогать. Скажет: "хватит и алиментов..."
Сел на стул и сказал лениво, словно нехотя:
- Мария, у меня к тебе серьезный разговор. Сядь. Оставь картофель. Потом дочистишь! - Кириллу хотелось быстрее покинуть этот дом... его ждала люби-мая женщина. А ведь это его дом. Сколько труда вложил в эту квартиру. Вспомнилось новоселье... Нет, никаких воспоминаний. Надо резать сразу и навсегда.
Жена оставила картофель, продолжая держать нож в руках. Кирилл с опаской глянул на нож. Вдруг сейчас швырнет в меня ножом. Маша, словно услышав его мысли, положила нож на стол, вымыла руки и села на табурет у окошка, так чтобы муж не видел ее заплаканные глаза.
У нее сегодня был день, который не пожелаешь и врагу. После обеда, отпросившись на работе, пошла в поликлинику узнать результаты анализов. Надеялась на благополучный исход... Хотя понимала тщету своих надежд...
В очереди у кабинета врача к ней подсела женщина, почти Машина ровесница. Эта женщина стала утешать: мол, все не так страшно, вот она тоже боялась, а все обошлось. Маша слушала женщину вполуха, ей не хотелось ни с кем разговаривать. И вдруг женщина произнесла:
- Я так довольна, что не придется в больнице лежать. У подруги свадьба. Такого себя мужчину отхватила, недавно мужа похоронила, а уже и другой нашелся. Конечно, рада за подругу. Одной-то тяжело. Но она женатого мужчину увела. Да, наверное, знаете его. Поликлиника-то ведомственная, и все тут друг друга знают. И ваше лицо мне знакомо. А этот будущий муж - большой начальник на флоте, правда, не морской, а конторский. Но конторские еще больше получают. Ирка так радуется, говорит, жена у него такая мямля, в постели ничего не представляет, вечно у нее голова болит... он сегодня уже обещал к Ирке переехать. Да, вы знаете его, его все знают. Такой дамский угодник. Правда, не все женщины это приветствуют. От такого надо подальше держаться. От ревности умрешь. Ой, как же его фамилия... - задумалась женщина... имя помню - Кирилл, а фамилия... труднопроизносимая какая-то. Ой, что это вы так по-бледнели!? Вам плохо?
Машу, к ее "счастью", вызвали в кабинет врача. На ватных ногах, еле двигаясь, она еще подумала: "хорошо, что при замужестве не стала менять фамилию. А то... какой позор... Услышать на весь коридор поликлиники, что твой муж уходит к другой.
Диагноз подтвердился, нужно сдавать анализы и готовиться к операции. Мария отрешенно взяла направления, поблагодарила врача и на не сгибающих ногах, как робот, вышла из кабинета, подумав, только бы той противной тетки не было в коридоре.
И что делать!? А ничего не буду делать: ни анализы сдавать, ни на опе-рацию соглашаться. Сколько осталось прожить, столько и проживу... А как же Аленька? - с тревогой подумала она.
Бабушки... Знала, что ни ее мать, ни тем более свекровь Алю к себе не возьмут. Да и куда брать. Мать жила в деревне, свекровь в городе, но свекровь никогда не любила Машу, впрочем, она не любила и своего сына, как считал Кирилл, хотя Маша так не сказала бы. Уж кому-кому, а ей сколько пришлось выслушать от свекрови, какой Кирюша хороший, и как он ее деревенскую осчастливил, взяв в жены. Хотя прекрасно понимала, свекровь попросту ревнует молодую жену к своему сыну. Надо будет позвонить Неле, попросить об Алечке. И тут Маша не выдержала: заплакала, громко в голос...
Хорошо, на улице темно. Никто не видит ее слез и не слышит за разбушевавшейся метелью всхлипываний. Потом как-то неожиданно успокоилась. Все стало безразлично. Ведь она уже однажды была в почти что таком состоянии, почти в таком, да не в таком. Тогда у нее не было страшного диагноза.