- А где твой дом?

    - Далеко отсюда.

    - В другой стране?

    - Да.

    - А ты плавал по морю?

    - Нет.

    - А как же ты тогда добрался досюда из другой страны?

    - Прилетел.

    - Ты врешь! Летают только птицы! А еще ангелы, жуки и бабочки! И нечистая сила! А еще...

    - Ну хорошо, я приплыл на корабле.

    - А корабль был большой?>

  

  

  

   О том, что в городе появились цыгане, доктор Джеймс Сеймур узнал одним из первых. Мучимый бессонницей, он вышел в сад, дабы не беспокоить жену, постоянно ворочаясь с боку на бок. Заложив руки за спину, он степенно прогуливался по дорожкам сада, ни о чем особо не думая и любуясь восходом. Заметив на фоне светлеющего неба россыпь темных точек, доктор сперва принял их за стаю птиц. Но потом точки приблизились, и стало ясно, что никакие это не птицы, а люди, несомые по воздуху большими треугольными парусами-крыльями.

   Наутро миссис Фаулер, ближайшая соседка доктора Сеймура и назойливый источник городских сплетен, рассказала - прилетев с рассветом, цыгане стали табором за городскими стенами, на холме в излучине реки. Раскинули шатры, такие же белые, как и их крылья, соорудили ограду из всякого мусора, и никого к себе не пускают. К вечеру рассказ миссис Фаулер значительно пополнился подробностями, и доктору Сеймуру с большим трудом удалось избежать их полного пересказа. Хотя, признаться, ему все же было любопытно, и, случайно встретив на следующий день в городе цыгана, он не смог отказать себе в соблазне исподтишка поглазеть на этого примечательного представителя человеческой породы.

   Высокий, худощавый, с, пожалуй, красивым, но странно неподвижным бледным лицом, на котором единственными яркими пятнами выделялись черные глаза. Длинные золотистые волосы, стянутые в узел на затылке. Черная одежда нездешнего покроя - длинная рубаха с разрезами по бокам, перетянутая на талии широким поясом, штаны из грубой материи, и высокие, до середины голени, хорошей выделки кожаные ботинки. Даже среди весьма разношерстной городской толпы цыган выделялся статью, как ворон среди голубей. Остановившись посреди опасливо огибающего его людского потока, он внимательно осматривал обступающие площадь дома, словно ища что-то. А потом двинулся дальше и исчез в одном из многочисленных переулков Старого города.

   С тех пор доктор Сеймур изредка встречал цыган то там, то тут, и каждый раз это были довольно молодые мужчины, чрезвычайно похожие на увиденного в тот первый день. А может, просто одинаковая одежда, мрачная и безыскусная, делала их столь схожими, как воинская форма - солдат. В городе цыгане появлялись редко, ни с кем в открытую не общались, да и горожане к ним относились с откровенным недоверием. Все же они были чужаками. К тому же ходили слухи, что цыгане крадут детей. О том, что "черные" делают с украденными детьми, говорили разное - то ли усыновляют и выращивают, как своих, то ли продают в рабство язычникам или арабам, то ли попросту съедают их. В любом случае этих несчастных больше никто не видел. Как, впрочем, никто не видел и цыганских детей или женщин, притом что зевак, околачивающихся около табора, было предостаточно. Доктор Сеймур, как человек образованный, глупым слухам не верил, но тем не менее предупредил жену, чтобы повнимательней следила за Джессикой - просто на всякий случай. В конце концов, от бродяг без роду без племени всего можно ожидать.

   Впрочем, в городе цыгане появлялись достаточно редко. Гораздо чаще их можно было увидеть над городом - неспешно парящими в потоках воздуха, целенаправленно летящими куда-то с посланиями, бумажными либо словесными, легкими грузами от непобрезговавших воспользоваться услугами небесных странников, или же возвращающимися обратно. Пронырливые молодчики из числа жуликоватых мелких клерков даже организовали на центральном рынке нечто вроде почтового отделения, за немалую плату принимая заказы. Но, доверяя этим "посредникам" еще меньше, чем пришлым чужакам, большинство страждущих все же обращалось непосредственно к цыганам. Тем более что те свято хранили доверенные им тайны и ценности, и, казалось, абсолютно не интересовались их содержанием и смыслом. И, по слухам, совершенно не боялись - или же попросту не чувствовали - боли. Последнее обстоятельство заинтересовало было доктора Сеймура, знавшего, что подобное свойство организма, хоть и чрезвычайно редко, но встречается и у обычных людей, но интерес его был слабым и чисто теоретическим - известные своим подозрительным и чуть ли не враждебным отношением к чужакам, цыгане вряд ли стали бы обращаться к доктору даже в случае большой нужды.

  

***

  

   Прошло две недели. К чужакам успели притерпеться, а кое-то, если не врет, сумел чуть ли не подружиться с некоторыми из них. Детям по-прежнему строго наказывали держаться подальше от табора и его обитателей, но, игнорируя родительские страхи, шумные ребячьи стайки постоянно крутились поблизости, а цыган, заходивших по делам в город, так и вовсе преследовали чуть ли не по пятам, дразнясь или упрашивая дать полетать. А в остальном город жил спокойной, привычной жизнью.

   До той ночи, когда Альберта Гринвуд, жена Бартоломью Гринвуда, главы городского цеха оружейников, проснувшись за пару часов до рассвета и томимая жаждой, по пути на кухню решила заглянуть в комнату к детям. Обнаружив, что кровати близнецов пусты, и вмиг припомнив, что днем в округе видели цыган, Альберта подняла крик. Ее муж, отличавшийся завидным спокойствием и невозмутимостью, сперва обыскал весь дом, полагая, что неслухи просто решили на ночь поиграть в прятки, и их сморил сон, как уже бывало. Но дети нигде не обнаружились. А через полчаса отнюдь не безоружная толпа из поднятых по тревоге оружейников, кузнецов, столяров, чей квартал был по соседству, и немалого числа зевак, не пожалевших нескольких часов сна ради такого развлечения, двинулась к западным воротам, в нескольких минутах ходьбы от которых и располагался цыганский табор.

   Стражникам, побоявшимся сначала открывать городские ворота без дозволения начальства, мастером Гринвудом был предъявлен очень краткий и веский аргумент - "А ты уверен, что твои дети спокойно спят дома?", - после чего ворота безропотно распахнулись, и, освещаемая факелами и близящимся рассветом, цепочка рассерженных горожан потянулась к белеющим на холме шатрам.

   Все еще можно было решить миром, если бы "черные" не упорствовали и дозволили бы обыскать табор. Но цыгане лишь с раздражающим спокойствием твердили, что никаких детей в таборе нет, и высокомерно заявляли, что не допустят, чтобы чужаки, гадже, оскверняли их имущество.

   Это и стало последней каплей. Тех, кто вел переговоры, просто смяли, хотя держались они дольше, чем смогло бы на их месте большинство людей, и успели причинить немалый урон нападающим. Раскидав хилую ограду, оружейники рванули было к шатрам - но те оказались пусты. Пока горожане переругивались с выставленными на ночь сторожами, остальные цыгане успели собрать свой нехитрый скарб, и сейчас уже бежали к вершине холма. Почти всем из них повезло - дул сильный ветер, и подхваченные им белоснежные треугольные крылья с неподвижной черной фигуркой посредине уже уносились вдаль, когда горожане только достигли вершины. Но улететь успели не все - двух цыган сбили на землю, и сурово расправились, срывая злость.

   К полудню от рассветного побоища почти не осталось следов. Тела (а точнее, то, что от них осталось) по приказу щепетильного в данном вопросе мэра были захоронены за стенами, в районе городской свалки, в общей могиле, где находили свой последний приют безвестные бродяги, казненные преступники и те, от кого власти предпочли избавиться втихую. От шатров не осталось и лоскутка - легкая и прочная ткань стоила немало, обломки и обрывки диковинных крыльев тоже исчезли. Впрочем, бесследно испариться из памяти города цыганам не удалось - прежде безымянный холм, где они останавливались, с тех пор так и стали называть - Цыганским.

   А пропавшие дети нашлись. Часа в три пополудни их заметила на рынке соседка Гринвудов, и за уши привела домой. Оказалось, они затеяли искать клад в заброшенном саду Батлеров, да, дожидаясь наступления полуночи, когда и нужно было приступать, дружно задремали на чердаке батлеровского дома. А утром, завидев суматоху у дома, побоялись показываться на глаза родителям, справедливо ожидая порки.

   Радость мастера Гринвуда по поводу счастливого возвращения отпрысков поначалу несколько омрачалась тем обстоятельством, что цыгане, выходит, пострадали не за дело. Но этим же вечером, обсудив произошедшее с друзьями и коллегами за традиционной пинтой пива, оружейник (и все окружающие тоже) пришел к закономерному выводу, что цыгане все равно виноваты - не в этом, так в другом. Иначе зачем так упорствовать, не пуская в табор, а затем еще и убегать? Честные люди так не поступают, это каждому известно. Ну а раз виноваты - значит, и поделом им.

  

***

  

   Сеймур, занятый приведением в порядок накопившихся за месяц дел и записей, весь день не выходил из кабинета. Миссис Сеймур, прекрасно понимавшая, что в таком нелегком и утомительном деле мужу нужна тишина и спокойствие, не отвлекала его, лишь изредка посылая служанку напомнить, чтобы супруг не забыл поесть. Поэтому о случившемся на холме Сеймур узнал вечером, когда близнецы Гринвудов уже нашлись. Мнение мистера и миссис Сеймур по данному поводу было единогласным - их соотечественники, славящиеся рассудительностью, на сей раз, к сожалению, проявили себя не лучшим образом, и это достойно порицания. Даже если цыгане и в самом деле виноваты, это не повод устраивать самосуд - слава Богу, мы живем в цивилизованном обществе, а не в джунглях с дикарями.

   Перед сном Сеймур, по обыкновению, решил прогуляться по саду. И, завернув за дом, заметил на земле у ограды лежащего ничком человека. Подойдя поближе, он с удивлением понял, что это цыган. Одежда его была порвана, голова залита кровью, а сам он, похоже, был без сознания. Дыхание было еле заметным, но пульс бился. Сеймур, вернувшись в дом, первым делом убедился, что Джессика спит, а служанка, отпущенная на выходной, не вернулась внезапно. И, попросив жену приготовить теплую воду и чистые бинты, вернулся к пострадавшему.

   Тело оказалось легким, словно принадлежало не рослому мужчине, а ребенку, и Сеймур быстро перенес его в дом, в приемную для пациентов, даже не запыхавшись. Первым делом он с помощью жены обмыл голову пострадавшего. Оказалось, что сильных повреждений нет, череп не пробит, только в нескольких местах сильно рассечена кожа. Наложив швы и забинтовав голову цыгана, Сеймур взялся было развязывать шнуровку на рубахе, намереваясь осмотреть все тело, но в этот момент пациент очнулся и, что-то прохрипев, оттолкнул его руку.

   Доктор осторожно наклонился ближе:

   - Что вы сказали? Не бойтесь, я просто хочу вас осмотреть.

   Откашлявшись, цыган повторил:

   - Не надо, я в порядке. Не трогайте меня.

   Сеймур в сомнении покачал головой.

   - Я знаю, что ваши традиции это запрещают, но ведь я доктор, и просто хочу убедиться, что вы действительно в порядке. Не хотите, чтобы я прикасался, - снимите одежду сами, и я просто осмотрю вас. А моя жена может выйти.

   - Нет, - цыган отрицательно мотнул головой и тут же болезненно поморщился.

   - Болит голова? Думаю, у вас сотрясение мозга. В любом случае несколько дней вам нужно провести в покое. И все же давайте я вас осмотрю.

   - Нет, - в этот раз двигались только бледные губы цыгана. Черные глаза его смотрели прямо на доктора и выражали крайнюю степень решительности.

   Сеймур в замешательстве посмотрел на жену. Долгое время проработавшая его ассистенткой, она умела уговаривать даже самых подозрительных и недоверчивых пациентов. Но сейчас она просто пожала плечами.

   - Джеймс, его можно положить в той мансарде на чердаке. Сейчас тепло, и к тому же Джессика туда не сможет забраться. А Эмме я дам отпуск на неделю - она давно просила.

   Сеймур покачал головой:

   - У пациента сотрясение мозга, а ты хочешь заставить его ходить по довольно крутой лестнице. Как насчет подвала? Там сухо и тепло.

   - Нет, только не подвал, не надо, - стараясь не двигать резко головой, цыган осторожно сел, свесив ноги со стола. Сеймур подхватил его, опасаясь головокружения.

   - Хорошо, тогда никакого подвала. Будете обитать под крышей.

  

   Утром миссис Сеймур, приготовив завтрак, отнесла пациенту из мансарды его долю. Но вскоре вернулась, расстроенная, сообщив мужу, что его упрямый пациент отказывается от еды.

   Отложив утреннюю газету, Сеймур поднялся наверх. Завтрак, стоящий на подносе на столике рядом с кроватью, оставался нетронутым. Цыган лежал на боку, лицом к забранному плотным тюлем окну. Услышав, что открылась дверь, он сел, сгорбившись и упираясь руками в постель.

   - Вы не голодны? Или не можете есть? После сотрясения такое часто бывает, но вы потеряли много сил, надо заставить себя.

   - Я не ем плоть, - бесцеремонно прервал доктора цыган. Лицо его выражало отвращение пополам с брезгливостью.

   - Хорошо, - не стал спорить Сеймур. - А как насчет гренок и молока? Это ведь не плоть. Еще могу принести яблок. А на обед будут тушеные овощи.

   - Не беспокойтесь, я могу долго не есть.

   - Не беспокойтесь, я не выставлю счет за все съеденное в моем доме, - раздраженный ослиным упрямством собеседника, Сеймур вышел из мансарды, рассудив, что голод не тетка, и рано или поздно заставит гордеца съесть хоть что-нибудь.

  

   Так оно и случилось. Когда на следующий день Сеймур после объезда пациентов вернулся домой, жена сообщила ему, что цыган соизволил позавтракать. Правда, к яичнице, бекону и молоку он не притронулся, ограничившись гренками с джемом и стаканом простой воды. От обеда он оказался, а ужин она ему отнесла только что. Перекусив, Сеймур решил наведать пациента. Надо было забрать поднос, и попробовать снова уговорить его на осмотр - вчера Сеймур заметил, что цыган бережет спину, стараясь не прикасаться верхней ее частью к постели или стене, хоть и не показывает вида.

   От осмотра строптивый пациент снова отказался, как и от доброй половины ужина. Доктор не стал слишком настаивать.

   Отнеся поднос на кухню, он вернулся в мансарду, вспомнив кое-что. Вежливо постучал в дверь, зашел. Больной по-прежнему лежал на боку, накрывшись тонким одеялом. Глаза его были открыты. Сеймур откашлялся.

   - Прошу меня простить, я, кажется, забыл представиться. Меня зовут доктор Сеймур. Мою жену вы можете называть миссис Сеймур.

   Цыган на мгновение прикрыл глаза, показывая, что понял. В мансарде воцарилось напряженное молчание. Поняв, что ответной вежливости от этого бродяги ожидать не приходится, Сеймур намекнул:

   - Я не потребую от вас оплаты, тем более что ваш случай простой, но мне было бы чрезвычайно приятно узнать ваше имя.

   Вопрос об имени, казалось, поставил цыгана в тупик. Помолчав, он в конце концов разлепил губы и процедил:

   - Называйте меня Сэм.

  

***

  

   На следующий день цыган начал ненадолго вставать с кровати, но, подчиняясь запрету Сеймура, не выходил из мансарды. А на четвертый день пребывания в доме доктора цыган, дождавшись, пока миссис Сеймур с дочерью отправятся на прогулку, спустился, держась за стены, вниз и заявил, что ему нужно вернуться на то место, где стоял табор.

   Сеймур попытался отговорить его от этого безрассудного шага, но назвавшийся Сэмом был непреклонен, твердил, что он должен, что у него нет другого выхода и "может, они не успели забрать всех". Сеймур, которому надо было скоро уезжать, перестал спорить. Но, беспокоясь за безопасность цыгана, все еще являющегося его пациентом, предложил подвести до холма, благо что огибающая его дорога вскоре соединялась с той, что нужна была доктору.

   Уговорить упрямца сменить свою одежду на обычную заняло немного больше времени, но в итоге тот согласился с доводами разума. В слишком короткой и широкой для него одежде Сеймура, и к тому же в несуразной шапке, надвинутой на глаза, и с шарфом, закрывающим нижнюю часть лица, Сэм, конечно, выглядел подозрительно, но не как цыган, а как бродяга или бедняк. Которому почему бы не попробовать поживиться чем-нибудь, оставшимся от небесных бродяг?

   Возвращаясь домой, Сеймур снова сделал крюк, и не зря - у дороги его поджидала длинная мешковатая фигура. Шарф был криво намотан на голову наподобие капюшона, шапку Сэм держал в руках и обращался с ней так, словно в ней было что-то хрупкое, а лицо светилось сдержанной радостью. Однако к тому времени, как они доехали до дома доктора, цыган заметно помрачнел.

   На вежливые расспросы Сеймура он сперва отмалчивался, но к вечеру, вновь спустившись вниз, все же признался.

   - Я хочу сделать новое крыло, но мне не из чего делать раму.

   Сеймур удивился:

   - Так в чем же проблема? Там ведь надо совсем немного материала? Я закажу у плотника.

   Сэм помотал головой. Сеймур машинально отметил, что это движение теперь явно не доставляет пациенту неудобства, а значит, сотрясение оказалось слабым. Или цыган просто быстро поправился, что казалось не слишком удивительным для молодого мужчины такого здорового сложения и образа жизни.

   - У вас здесь нет подходящих деревьев. Рама должна быть очень легкой и очень прочной. Обычно мы используем бамбук.

   - Но у нас есть бамбук! - миссис Сеймур, занятая у камина очередной починкой юбки Джессики, обожавшей шумные игры с мальчишками, с любопытством прислушивалась к разговору мужа со столь необычным пациентом.

   - Ты имеешь в виду свою беседку, дорогая?

   Миссис Сеймур энергично кивнула.

   - Именно. Думаю, потеря нескольких жердей ей не повредит. Кроме того, мне ужасно интересно увидеть, как вы будете делать ваше крыло, Сэм. Если, разумеется, вы не будете возражать против моего присутствия.

   Цыган кивнул, хоть по его лицу и было понятно, что он предпочел бы возразить, но не рискует испытывать границы великодушия хозяев дома.

  

   С раннего утра на заднем дворе в сарае, где хранились инструменты садовника и старая упряжь, закипела работа. Вытащив из крыши и перил беседки четыре толстые длинные жерди и около дюжины более коротких и тонких, и позаимствовав у доктора моток прочной бечевки, цыган принялся сооружать раму. Первым делом он связал между собой концы трех жердин, расположив их на полу в виде двух литер V, сросшихся между собой по одной стороне. Посредине прикрепил распорку - четвертую жердь. После чего, тщательно испытав получившуюся конструкцию на прочность, принялся присоединять к внешним сторонам получившегося угла более тонкие бамбуковые палки так, чтобы они ложились параллельно центральному "хребту". Свободные концы "ребер" цыган соединил между собой бечевкой, не слишком сильно натянутой. Получилось и в самом деле некое наподобие скелета крыла - только весьма упрощенного, конечно.

   Не только миссис Сеймур, но и сам доктор периодически наведывался в сарай и с интересом наблюдал за ходом "строительства". Потом он вынужден был отлучиться, а, вернувшись к вечеру, с удивлением обнаружил, что рама начала обрастать с углов белой тканью.

   Подойдя поближе, Сеймур с не меньшим удивлением увидел, что ткань эта - не что иное, как паутина, необычайно быстро выплетаемая тремя довольно крупными и лохматыми пауками, каковых доктор никогда не видел.

   - Это их вы искали тогда на холме?

   Сидящий рядом цыган с недовольством покосился на Сеймура, но все же ответил:

   - Да.

   Сеймур присел на корточки, с любопытством рассматривая паутину. Гораздо толще обычной, она скорее напоминала шелк. А по крепости, должно быть, и вовсе превосходила его. Промежутки между нитями были до того малы, что паутина и в самом деле чрезвычайно походила на ткань. Или скорее на мелкое кружево. Вздумай цыгане продавать такую материю, вмиг бы разбогатели, а королевский двор, без сомнения, поразила бы новая мода.

   - А зачем? - пожал плечами Сэм в ответ на вопрос доктора. - Пауки могут ткать только в нашем присутствии, а нам долго оставаться на земле тяжело. И нам ни к чему богатство. Мы ведь не гадже.

   И, помолчав, цыган добавил с непонятной для Сеймура горькой иронией:

   - Мы свободны.

  

   Не пускать Джессику Сеймур, в свои пять лет бывшую чрезвычайно энергичным и любознательным ребенком, в сарай, где Сэм делал свое крыло, оказалось делом непростым. Даже Сеймур, обычно становившийся на сторону дочери, когда мать слишком строго что-то запрещала ей, в этот раз был солидарен с женой. Самым опасным было не то, что Джессика могла сломать что-нибудь, а то, что она с не меньшей легкостью разболтала бы всем о скрывающемся в доме доктора Сеймура цыгане. Который хоть пока и носил все ту же выданную доктором старую одежду, но истинное свое происхождение скрыть все равно бы не смог.

   Страсти еще не утихли, и более того, стали вновь появляться слухи о все-таки украденных сбежавшими цыганами детях. Без пропавших детей не обходился еще ни один год - кто-то тонул, решив тайком искупаться в реке, кто-то убегал из дома от побоев или голода, кого-то манила романтика дальних странствий с бродячими артистами, но теперь можно было обвинить во всем цыган. Так что и Джеймс, и Лаура Сеймур тщательно избегали произносить это слово, даже будучи уверенными, что Джессика их не услышит.

   Однако полностью препятствовать общению юной мисс Сеймур с Сэмом было невозможно. Зная, что в чердачной мансарде живет пациент отца, Джессика выдумывала хитроумные комбинации, чтобы удовлетворить свое детское любопытство. Когда Сэм стал больше времени проводить в доме, она сначала жутко стеснялась и убегала, стоило ему войти в комнату, и лишь подглядывала из-за угла. Но вскоре, осмелев, она быстро перешла к стадии знакомства гостя с самыми любимыми игрушками, а также бесцеремонных вопросов, порой довольно неловких. Цыган вначале отмалчивался, но вскоре понял, что проще ответить хоть что-нибудь.

  

   - А у тебя есть дети?

   - Нет.

   - А почему?

   - Я не могу иметь детей.

   - А почему? А, наверное, потому что у тебя нет миссис Сэм?

   - Нет.

   - Тогда ты монах?

   - Нет.

   - А кто ты?

   - Никто. Просто бродяга.

   - Значит, ты попадешь в Ад?

   - Нет.

   - Почему? Миссис Фаулер говорит, что все бродяги попадают в Ад.

   - Она ошибается. Ада нет.

   - А почему?

  

   Увидев, что Джессика вновь пристает к гостю, Сеймур или его жена, извинившись, уводили любопытное чадо куда-нибудь, и Сэм, воспользовавшись передышкой, скрывался в мансарде или в сарае, где не знающие отдыха пауки соткали уже добрую половину крыла. К слову, Лаура Сеймур, в самом начале увидев "ткачей", тут же покинула сарай, не в силах противиться врожденному страху перед такими тварями. И лишь попросила Сэма сообщить ей, когда крыло будет готово, и можно будет полюбоваться на него, не наткнувшись взглядом на "эту мерзость".

   Вечером следующего, шестого дня Сеймур заглянул в сарай и обнаружил, что работа почти не продвинулась по сравнению с тем, что было в обед. Почти все крыло было оплетено, но посредине оставалась довольно большая дыра.

   - Они голодные, - пояснил цыган. Он выглядел обеспокоенным, но не слишком.

   - А чем они питаются? Мухами? Так этого добра предостаточно. Могу к тому же попросить соседских мальчишек, чтобы наловили.

   Сэм покачал головой.

   - Не надо. Они... сами могут покормиться. Думаю, утром все будет закончено. И... спасибо вам, Сеймур.

  

***

  

   В эту ночь Сеймур на удивление быстро и легко заснул. И проснулся только под утро от испуганного крика. Вскочив, он не сразу осознал, что произошло, и попытался в темноте на ощупь разбудить Лауру. Но тут крик повторился, и он понял, что кричит жена. Из спальни дочери.

   Схватив с подоконника увесистый подсвечник, Сеймур кинулся на крик, надеясь, что не случилось ничего страшного. Ворвавшись в спальню дочери, он увидел, что живая и невредимая Джессика с сонным видом сидит в своей кроватке, а Лаура, в ужасе закрыв левой рукой рот, дрожащей правой указывает на ее одеяло. Приблизившись, в неровном и тусклом свете масляной лампы Сеймур сперва ничего не увидел. Подсвечник по-прежнему был у него в руке, и доктор зажег от лампы свечу. И вновь наклонился над кроватью дочери, пытаясь понять, что так напугало жену. И сразу же заметил в складках одеяла нечто черное. Пауки! Большие черные пауки, ползающие по кровати его дочери!

   - Джеймс, убери их!

   Сеймур, сорвав с разревевшейся от испуга Джессики одеяло, свернул его, чтобы пауки не смогли выбраться, и, взяв подсвечник, вышел из комнаты. Твердо выучив в детстве, что убить паука в доме - к несчастью, Сеймур намеревался по быстрому разобраться с незваными гостями на улице, оставив одного на случай, если они окажутся ядовитыми, и Джессике понадобится подобрать противоядие.

   Не успев пройти и пары шагов по коридору, доктор наткнулся на Сэма. Тот, ни говоря ни слова, оттолкнул доктора, вырвав у него одеяло. Сеймур тут же вспомнил, где он видел точно таких же пауков, и волна темного гнева поднялась в нем. Поставив подсвечник на пол, он бросился на цыгана, но тот вновь грубо оттолкнул его, отбросив к стене.

   Одновременно цыган встряхнул одеяло. Пауки, оказавшись на полу, резво побежали к хозяину. Сэм, упав на одно колено, подставил руку, и пауки, шустро взобравшись по ней вверх, исчезли за воротом рубашки. Кинув одеяло Сеймуру, цыган резко развернулся и быстрым шагом направился к лестнице, ведущей на первый этаж.

   Из спальни донесся взволнованный голос Лауры:

   - Джеймс, что там у тебя происходит? Что за шум?

   - Все в порядке, не волнуйся, - Сеймур вернулся в спальню и внимательно осмотрел Джессику. Ни следов от укусов, ни покраснений на коже не было видно, жара не было, а на вопрос о том, болит ли у нее что-нибудь, Джессика отрицательно помотала головой. И спросила, глядя на взволнованных родителей ясными голубыми глазами:

   - Мама, тебе приснился страшный сон?

  

   Оставив жену вновь укладывать Джессику спать (но теперь под другим одеялом, разумеется), Сеймур бросился разыскивать цыгана.

   Мерзавца он нагнал уже у дверей сарая.

   - Что твои твари делали в спальне моей дочери?! Отвечай, мразь!

   Сэм успокаивающе поднял руки.

   - Я клянусь, что ничего страшного. С твоим ребенком все в порядке. Просто эти пауки.. они питаются снами. А самые подходящие сны - детские. Они легкие и чистые, и только такая паутина позволяет крылу летать.

   Сеймур утер холодный липкий пот со лба. Только что он готов был убить этого мерзавца, но гнев уже пошел на убыль. Тем более что с Джессикой, судя по всему, все было в порядке.

   - Ты мог бы спросить!

   Цыган пожал плечами.

   - Ты все равно не поверил бы мне. Нам никто не верит.

   Сеймур устало усмехнулся. Близился рассвет, а это значило, что спокойно выспаться этой ночью он уже не сможет. Как, впрочем, и бедняжка Лаура.

   - Убирайся из моего дома. Тебе больше не нужен врач.

   - Мне осталось совсем немного. Они скоро закончат, и я улечу.

   - Но до тех пор я тебя глаз не спущу, имей в виду.

   Цыган нахмурился.

   - Мне надо переодеться. Я не могу лететь в одежде гаджо.

   Сеймур, поразмыслив, решил, что лучше пойти на маленькую уступку и побыстрее избавиться от этого типа, чем заводить очередной бесконечный спор. Тем более что ему все равно надо было вернуться в дом - проведать Джессику и надеть что-нибудь более подходящее для нахождения на улице, чем ночная рубашка.

   - Переоденешься в сарае. Стой здесь, я сейчас принесу твои тряпки.

  

   Одежду цыгана он нашел на сундуке для рукоделия. Сердобольная Лаура мало того, что выстирала ее, так еще и аккуратно зашила. Подавив недостойный джентльмена порыв вернуть цыганскому тряпью прежний вид, Сеймур поспешил обратно к сараю.

   Брезгливо сунув цыгану его одежду и дождавшись, когда за ним закроется дверь, Сеймур опустился на скамейку у стены и устало прикрыл глаза. А когда открыл, то увидел весьма рассерженную Лауру, стремительной походкой приближающуюся к сараю.

   - Он там?

   Сеймур вскочил и загородил собою дверь. Он знал, какой тигрицей способна была становиться его жена, если дело касалось Джессики, и сейчас дело могло дойти чуть ли не до безобразной драки.

   - Лаура, постой, я с ним поговорил...

   Одарив мужа гневным взглядом, Лаура решительно отстранила его и, распахнув дверь, шагнула внутрь.

   И ахнула, застыв на пороге. А Сеймур, увидевший все через ее плечо, недоуменно нахмурился. Он так и знал. И почему некоторые люди настолько боятся докторов?

  

   Цыган переодевался, стоя спиной к двери. Услышав, что дверь открылась, он испуганно обернулся, прикрываясь только что снятой рубашкой. Но прежде Лаура и сам Сеймур успели мельком заметить довольно неприятного вида шрам на его спине.

   - Не смотрите!

   Лаура поспешно отвернулась, а Сеймур, пройдя внутрь, бесцеремонно развернул застывшего в нерешительности цыгана спиной к себе. И тоже ахнул.

   Две длинные, глубокие раны, наискосок спускающиеся от плечей к позвоночнику, еще и не зарубцевались толком, и среди черных сгустков запекшейся крови и гноя виднелись красные, будто ошпаренные кипятком, мускулы. Края ран были неровными, рваными, точно кожу из спины вырывали, как страницу из книги. Сеймур содрогнулся, не в силах представить, кто или что могло сотворить такое зверство.

   - О Боже! Почему ты не дал осмотреть себя? Это нужно было сразу же промыть и зашить, иначе раны еще долго не заживут!

   - Эти раны не заживут, - цыган шевельнулся, оборачивая голову к Сеймуру, и из-под рассеченной кожи на лопатке показались обломки костей.

   Это... было неправильно. Сеймур в замешательстве отступил. Обернулся - жены в дверях уже не было. Должно быть, вернулась к дочери.

   Цыган, не обращая более внимания на растерявшегося доктора, продолжил переодеваться. Черная ткань надежно скрыла жуткие раны, но у Сеймура они до сих пор стояли перед глазами. Длинные, уродливые, странно симметричные...

   - Кто ты? - нервно облизнув внезапно пересохшие губы, шепотом спросил Сеймур, искренне надеясь, что услышит другой ответ.

   Тот, кто назвался Сэмом, пожал плечами (...от движения края ран расходятся, обнажая обломки костей, ничем не прикрытые мышцы задевают грубую ткань...) и равнодушным спокойным тоном ответил:

   - Никто. Бездомный бродяга. Небесный цыган.

  

   Пауки закончили свою работу, и теперь белоснежное полотно надувалось парусом, трепетало и подпрыгивало, как живое, чутко отзываясь на малейшее движение воздуха. Отвязав распорку, удерживающую крыло в раскрытом состоянии, цыган сложил его и, с легкостью закинув на плечо, вышел из сарая. Сеймур, очнувшись от ступора, поспешил за ним.

   Яркая полоса заката растекалась по небу. В кронах деревьев шумно приветствовали наступление нового дня птицы. Еле слышно дребезжал, поворачиваясь вслед за усиливающимся ветром, флюгер. А на крыше высокого докторского дома длинная черная фигура, чудом балансируя на узком коньке, возилась с диковинной конструкцией из длинных тонких палок и белого, как снег, полотна. Выпрямившись во весь рост, человек в черном поднял над головой большой треугольный парус, так и норовящий вырваться из рук. И, разбежавшись, оттолкнулся от крыши и взмыл вверх. Прохладный утренний ветер подхватил его, как перышко и, покружив над городскими крышами, унес вдаль, навстречу поднимающемуся из-за горизонта солнцу.

  

   А доктор Джеймс Сеймур, дождавшись, пока одинокая темная точка окончательно не растает в небесной дали, повернулся и, часто моргая слезящимися от ветра глазами, пошел домой, к жене и дочери.

---

Оставить комментарий © Copyright murky_cat (murky.cat(sabakka)gmail.com) Размещен: 17/05/2008, изменен: 17/02/2009. 34k. Статистика. Рассказ: Фэнтези

Ваша оценка: не читать очень плохо плохо посредственно терпимо не читал нормально хорошая книга отличная книга великолепно шедевр

---

Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"