Собственно, розыском я занималась до поры до времени лишь генеалогическим. Причина этого - во мне самой. Меня, как правило, возводят либо к Московскому Международному Фестивалю молодежи и студентов, который отшумел в тысяча девятьсот пятьдесят седьмом, поцелуй Чаниты и всё такое прочее, либо к Московской же Олимпиаде девятьсот восьмидесятого, куда тоже съехались дети разных народов, чтобы из своей спортивной деревни оделять симпатичных русских девушек разноцветными генами. Всё это полное враньё и вообще неправда, кроме того, что я лично родилась незадолго до тех самых грозовых восьмидесятых.
А вот вам истина в первой и последней инстанциях.
Род наш восходит ко временам великого и грозного царя всея Руси Малыя, Белыя и Великия. Известно, что под конец жизни Иван Четвертый, как и многие владыки, начав бояться созданных им самим преторианцев, прикидывал, как бы половчее слинять за бугор, хоть бы и в Великобританию, и в основном по причине этого сватался к родственнице самой королевы Бесс. Королева отнеслась к этому делу с пониманием, и оттого вместе с русским посольством, по уши ею обласканным, отправились с деликатной миссией двое натуральных британцев: некий мелкотравчатый лорд, отчасти склонный к интригам и виршеплётству, и отставная фрейлина Елизаветы. Как гласит семейное предание, именно сей фрейлине посвятил некто Вилл Шекспир цикл сонетов: с дамасской розой, алой или белой, чёрной проволокой вьётся прядь - и прочее в том же духе. Натурально, оба посланца были слегка замешаны в отшумевшем на днях заговоре графа Эссекса.
Догадливые иноземцы, быстро войдя в суть дела - именно в то, что ни там, ни здесь миндальничать с ними особо не намерены, - тишком миновали Иноземный Приказ, мигом покрестились в православие, оженились и получили в кормление скромненькую вотчину на самой границе с погаными татаровьями. Рядом обитали друзья степей калмыки, или, точнее, ойраты, которых впоследствии другой российский государь нанял стеречь границу от злокозненных крымчаков.
Мои предки жили скромно и неброско. Именно этим объясняется то, что Фангорины благополучно предвосхитили историю, описанную Пушкиным ("Арап Петра Великого" вместе с несколькими страницами его дневника и стихами о прекрасной калмычке были настольной книгой нашей детворы), счастливо избежали участи другого эмигрантского рода, Гамильтонов-Гаментовых, чьей представительнице Марье, девке с царева верху, довелось полежать сперва под царевым низом, а затем и вообще сложить повинную головушку на плахе.
Нет, с Борисом Акуниным никто из нас не был знаком: фамильное прозвание наше происходит не от фон Дорна, сиречь Фандорина, но от данной потомку аристократа и фрейлины прозвища "Уайт Фэнг", "Белый Клык" (напоминает Джека Лондона, верно?), потому что его белые и даже без ежевечернего мела на тряпочке весьма чистые зубы отчетливо выделялись на фоне кожи. Многие боярские роды сохраняют такую уличную кличку: взять, например, Оболенского-Овчину иди Говоруху-Отрока. Отчего не быть похожему в нашей далекой Немецкой Слободе?
Советское время мы и прибившиеся к нам условные соотечественники пережили без особых потрясений: в стольные города Москву и Ленинград приезжали редко, в основном за получением образования, а ссылать нас было почти что и некуда. Разве что на место наших друзей и соседей ойратов, которых однажды погнали куда сам Макар телят не гонял.
Сама я успела получить дефицитную журналистскую квалификацию по квоте для нацменьшинств. Причин для этого было три: моя слегка экзотическая внешность (в чем была виновата аномалия, описанная Артуром Конан Дойлем в рассказе "Жёлтое лицо"), на редкость ловко подвешенный язык, поразивший приемную комиссию и всех до одного экзаменаторов, а также вступительное сочинение по литературе, на вольную тему. В нём я разобрала по косточкам роман Александра Дюма-Старшего "Чёрный Тюльпан", кстати добавив, что на самом деле создание этого экзотического цветка финансировал вовсе не штатгальтер Вильгельм Оранский, а негритянское землячество города Гарлема. Настоящего, голландского, имею в виду. В том смысле, что чёрное - это прекрасно. Девиз куда более позднего времени. Мимоходом я прошлась по бывшему в своё время культовым фильму с тем же названием. Его криминальный герой всякий раз оставлял рядом с телом жертвы одноименный цветочек: весьма затратное развлечение, однако.
Окончив заведение, я некоторое время работала в многотиражке (бр-р), одновременно аспирантурила и вела семинар по русскому языку в Университете Дружбы Народов, куда меня привела генетическая склонность к билингвизму, а затем мой вечный дружок Слава показал мне, где лежат не очень хилые денежки.
Теперь о нём самом. Со Славкой, в просторечии Милославом, мы водились сколько я себя помню. В яслях и садике делили на двоих последний ночной горшок, в школе - заднюю арту, куда сажали самых отпетых хулиганов, в кафе-мороженом Дома журналистов - столик, задвинутый в дальний угол, чтобы никто не видел, чем мы запиваем легальный продукт, в инструктивном пионерлагере - последнюю понюшку табаку. Но в коем случае не постель: в свете вышеизложенного это было практически инцестом.
После школы пути наши ненадолго разошлись: у него армия, ментовка, высшее специальное юридическое образование, работа в розыске, у меня - подготовительные курсы в универ, факультет журналистики и далее по списку.
И вот теперь наш милый Слава приловчился давать мне причинно-следственные сюжеты, а я их по возможности обрабатывала для печати на всякого рода носителях. Монету мы делили пополам. Типа следователь и его бойкая на перо подружка. Парочка - баран да ярочка. Вот.
Сначала я подзарабатывала, пиша для него отчеты. Потом мы начали публиковать на основе дозволенных следствием выжимок нечто вроде фэнтезийных очерков, которые сильно косили под реал и неплохо публиковались. По поводу этого контакты наши заметно участились, а из Славы потоком пролились его любимые россказни. Нет, не опасайтесь - вовсе не насчет трупов. Это было побочным прикормом. Про его историческую родину, которую он посещал раз в году по выходным.
Теперь уместно будет раскрыть тайную пружину нашей многолетней связи, которая началась фактически до нашего рождения. Наши московские родичи постоянно дружили семьями. У Славы крепкие калмыцкие корни: сосед по планете, которую он сам посещает раз в год по выходным (я вообще никогда, так уж получилось) и в чью культуру то и дело окунает меня саму. Оттого я сходу могу вам разъяснить, чем отличается Ганджур от Джангара. Первое - священное писание калмыков, которое полагается рисовать на буковых досках и для почёта завертывать каждую стопу в шёлковый рулон, второе - богатырский эпос, который двоюродный дедушка Славы читал в Париже три дня подряд с небольшими перерывами на естественные надобности типа сна: французы слушали чужой язык вообще не отрываясь. И знаю наизусть сказание о швейной машинке "Зингер" - как она в Великую Отечественную путешествовала со всем своим народом в ссылку, спасала там жизнь своей большой семье, без устали строча сибирячкам модные наряды, а по возвращении домой расстаралась - пошила роскошный национальный костюм самому президенту Илюмжинову. Кроме того, я в общих чертах представляю, как готовится самое раскрученное калмыцкое блюдо "кюр": берут барашка, расчленяют вместе с костями на мелкие куски (делают эту неаппетитную работу старухи, умудряясь не запачкать цветистую праздничную одежду), засовывают в его собственный хорошо промытый и вычищенный желудок, а потом двадцать часов томят это чудо в специально выкопанной мужчинами и насквозь прогретой костром полутораметровой яме под слоями земли и углей.
И вот однажды Славка мне позвонил:
- Лен, ты по-прежнему интересуешься беллетристическим тюльпановедением? Тогда срочно гони к нам, пропуск уже выписан.
Как вы понимаете, это означало сюжет.
В кабинете начальник Сергея - назовем его просто шефом, а имя-отчество опустим для конспирации - выбросил на стол передо мной целый веер фотографий:
- Вот, полюбуйтесь. Первый случай. Ночной дежурный по участку нашёл на видном месте открытку с надписью: "Белое - это чистота". К ней булавкой был намертво пришпилен белый тюльпанчик, слегка привядший, вот полицейский и решил, что потерял кто-то или выбросил. Натурально, я говорю с его слов, вещдок не сохранился. А ровно через сутки - наткнулся на вот это.
Блондинка в белом платьице, волосы в беспорядке раскиданы по плечам и лицу, руки и ноги выгнуты под совершенно ненатуральным углом и сплошь покрыты белыми узорами.
- Исконная уроженка Швеции, студентка РУДН. Под головой найден золотой слиточек: так в их краях, по пословице, платят девице за первую ночь.
- Когда на следующую ночь совсем другой наш дежурный и совсем в ином месте обнаружил открытку с надписью "Красное - это страсть", он уже это сохранил, - подхватил тему Слава. - Вместе с красным тюльпанчиком за тридцатник: стоял на столе дня два, пока не увял.
- Заранее был выслан наряд. Однако всё, что он обнаружил, - вот это. На том же самом месте, что и открытка, будто глаза им всем отвели, - продолжил шеф.
Смуглая черноволосая красавица в алом сукне "байетта": по словам Рекса Стаута, из нее шили одежду первым конквистадорам, потом местное население разбирало снятую с трупов одежду на нити для одеял и уже по второму заходу - национальных костюмов. Всё лицо с отчетливо выступившими скулами и свободные части тела покрыты шрамами и порезами того же цвета, что и платье: типа татуировка. Или цветочный вирус.
- Коренная американка, опять-таки студентка РУДН. Под головой - серебряная монетка за вторую ночь. Юбилейного типа. Как и слиток, можно купить в любом отделении Сбербанка.
- Не понимаю.
- Погоди, Лен, - сказал Слава. - Не далее как вчера появилась открытка с каллиграфически выведенной надписью: "Чёрное - это прекрасно. Чёрное - это истинное совершенство. Но где отыскать такой цвет?"
- И более ничего?
- Более ничего.
- И что теперь - след ведёт в страну дамб? Имейте в виду, что настоящих чёрных тюльпанов вообще нет в природе: они скорей темно-лиловые.
- Не только. Попробуйте выстроить в цепочку старинные названия больших рас, - ответил Славкин шеф.
- Вот именно. И неизвестно, что получит в дар третья женщина: дамаск или свинец, - с неким патетизмом ответил Славка.
- Вы работали в РУДН? - снова спросил Шеф, не давая мне ни секунды на то, чтобы ответить более-менее разумно.
- Ну да, но там все цвета радуги...
- Что, цветочки выращивают? - иронически спросил Слава
- Но если это маньяк - ему нужен идеал. Где он отыщет по-настоящему чёрный тюльпан? Даже в Голландии... А до того дела не начнёт.
- Тебе первых двух случаев мало?
- Ребята, вы что предлагаете - раскрасить тюльпанную клумбу в центре города и отлавливать уже на нее?
Но сама я уже поняла, что дело не в цветах, а во мне самой. Вот уж кого и красить без надобности. Но и в траур наряжаться не велика охота.
- Елена, предание о таких цветах не в одном Гарлеме родилось, - сказал Слава. - Все мои сородичи твердо верят, что среди красных степных тюльпанов непременно отыщется один чёрный, хотя его не видел никто и никогда. Ну, как папоротников цвет.
Откуда наш маньяк должен знать такое - должно быть, тайна следствия.
- А в Калмыкии на днях ожидается период массового цветения этих эфемеров, - добавил шеф. - Нечто вроде всеяпонского любования сакурой. Апрель нынче, как можно судить по календарю. Вот и порасспрашиваете на досу... В общем, Елена, займетесь расследованием, а заодно мы вас из-под удара выведем. Всё время будете на людях.
На людях - это в первую очередь значило при Славке, который автоматически назначил себя моим персональным телохранителем. В смысле наиболее близкого к телу Очень Важной Персоны.
В аэропорту Элисты нас уже ожидала "шнива" местной выделки (так и никак иначе называют здесь нежно любимую всем населением "Шевроле-Ниву" с двойным переднезадним приводом). Номера были, для конспирации, не полицейские, а лучшего Славкиного и моего друга из племени "Домжур", который как раз своё авто и вёл.
И закружилось колесо празднеств!
Меня прокатили по окраинам на совершенно ручном и не склонном к наплевательскому отношению верблюде-бактриане. Заодно сообщили, что в Калмыкии не один этот город, а целых три: шахматная столица, рыболовная столица и столица просто так. Остальное - ровное пространство под голубой небесной кровлей, и по нему рассеяны стада вкуснейших барашков, полудиких коров, которые защищают от волка свою самую нежную в мире говядину, становясь в круг - беременные самки и дети внутри, прочие снаружи - грозно выставив рога и ритмично раскачиваясь. Но главное - совершенно дикие антилопы-сайгаки, развивающие при беге от браконьера курьерскую скорость: нос у них такой. С впечатляющей горбинкой, где прячутся воздушные пазухи. И гостеприимные селения, где вместо прежних кибиток стоят крепкие дома, строить которые здешние поселенцы научились в Сибири. Внутри одного такого нас кормили - иного слова не подберёшь - калмыцким чаем с добавлением парного молока, сливочного масла и мускусного ореха. К нему полагались борцоки - такие сдобные лепешки, обжаренные в кипящем жиру: так что на мою модельную фигуру здесь уже нехило покусились. Кстати, из разговоров я выяснила, что настоящее имя Милослава - Наран, то есть "Сияние" или вообще "Солнце". А паспортное - всего лишь маскировка этнической сущности. От сглазу, которого, впрочем, никто из его соотечественников по-настоящему не боится.
И, разумеется, разговор то и дело косвенно касался тюльпанов:
- Вот раньше не так было, - вздыхала одна старушка. - Сами себе наряды праздничные шили и вышивали, одной иглой все платье. По алому фону золотые нити, серебряные. Само как тюльпан и шелковыми цветами сплошь расшито: каждый листик и лепесток, каждая жилочка будто живая, каждый завиток что росой обрызган. Ансамбль есть такой национальный - "Тюльпан" называется. Полмира объехал, но это ж не то...
А то, чего ждали все и мы оба в частности, настигло нас совершенно неожиданно. Однажды утром я выглянула в окно домика на окраине, куда нас пустили переночевать, и увидела зарю, которая вместо неба расцвела на земле. Себя не помня, я выскочила за дверь, по ходу дела крикнув Славе, чтобы догонял.
И окунулась в волшебство...
Вдруг сзади раздался знакомый голос, чуть виноватый:
- Лен, это ведь я те открытки писал.
Маньяк... Холодная змея Кундалини поднялась от моего копчика вдоль всего хребта и ледяным жгутом опоясала бедра до самых подмышек. Я покрылась испариной и, наверное, побледнела всем телом - вернее сказать, посерела.
А сзади упрямо продолжали:
- Эту комбинацию мой шеф придумал. И твои бывшие студентки, теперь уже старшекурсницы. Жаль им стало, что такая умница и красавица - а в жизни никак толком не устроится.
Я в гневе обернулась - и встретила его прямой взгляд:
- Значит, все вы врали?
- Почему же? Вспомни: никто не говорил тебе, что те две девушки убиты. Нарядились, нанесли густой макияж, чтобы тебе не узнать, и чуточку попозировали.
- Но зачем это потребовалось вообще?
- Понимаешь, - он вздохнул, - я только на родной почве такой храбрый становлюсь. Никак не мог до тебя донести, что ты - самое для меня распрекрасное? Что ты моя вторая Елена Ханга, Люси Морган и Молли Фиттон вместе взятые, Тёмная Леди моих прозаических сонетов... Да чепуха всё это. Одно словоблудие. Ты первая и единственная. Мой собственный Черный Тюльпан, вот.
Так что не ждите. Никаких убийств и насильственных смертей не было и не предвидится. Кроме разве что тех барашков, что все п доброй воле уложились в свой собственный желудок в честь нашей с Нараном Большой Калмыцкой Свадьбы.
![Тюльпаны []](/img/m/mudrowa_t_a/tulip/kalmyckietjulxpany-3.jpg)