Зайдя в денник, Одноглазый поднял одну переднюю ногу жеребца, другую - и так по очереди, включая все задние. Сокрушённо поцокал языком: люди говорят, что конь-де о чётырёх ногах, и то спотыкается. Насколько чаще будет путаться в ногах его подобный пауку Слепень?
- Уж точно не вдвое, - буркнул в жёсткую бороду. - Рысишь ты, старина, и в самом деле шустрей кого угодно, только вот засекаешься, теряешь подковы и путаешься в конечностях так, что умножь на семь - и то мало получится. А лечить постоянные мокрецы! А расчищать стрелки! Я вам конюх, что ли?
Слепень (таково было его интимное прозвище) с виноватым видом протянул ногу, предъявляя хозяину очередную болячку над копытом. Словесное волшебство её не брало - требовалась по крайней мере одна пара нежных и ласковых рук... И вовсе не прислужников, их-то как раз толклось вокруг, как мошки по весне, особенно когда не нужны.
- Ладно, все беды в одну корзину. - старик выпрямился, нахлобучил покрепче широкополую шляпу, похлопал коня по холке - поправляйся, мол. - Ничего не попишешь, придётся искать тебе замену.
Колесница стояла у каменной стены вверх оглоблями - он успел убедиться, что её даже не думали снаряжать. В неё полагалось заводить сразу обоих упряжных котов - пышная шерсть как дымка над утренним морем, глаза цвета ранней весны, стройные ноги, длинный хвост, рысьи кисточки на ушах.
Но у пышущего багряным жаром очага уже седьмые сутки возлежал лишь один из них - и явно грустил по сотоварищу.
- Экипаж она понятно с чего не взяла - дороги малопроезжие, - буркнул Одноглазый, почёсывая за ухом величиной в пиршественное блюдо. - Пешком, стало быть, умотала. Чтобы заметных следов не оставлять. А вот отчего разделила пару? Вы же близнецы.
Кот заметно для глаза усмехнулся.
- Ну да, ну да! Не на колёсах, так с устатку верхом усядется. А если и твой братец притомится - не пёрышко же она - и подседлать более некого, тогда как? Туши котёл, сливай воду?
Откуда хозяин добыл сие затейливое присловье, он и сам не знал, но кот снова распялил пасть от уха до уха.
- Мр-это мр-ты кому сочувствуешь, Одди? - спросил кот с ужасающей дикцией. - Ингигерде или себе самому?
- Ингигерде, - машинально ответил тот. И прямо сейчас понял всю абсурдность ситуации:
- Ты что, говорить умеешь, котяра?
- Ага, учёные монахи в Линдисфарне выучили. Только не проси меня чертить руны, - фыркнул кот. - Футарк мне по причине толстых лап давался весьма погано. Всё когтями по коже да когтями, а иначе никак.
Одноокий почуял в его словах недвусмысленную угрозу. "Э, справлюсь, терять-то нечего, - подумал про себя. - И уж чем-чем, а мистикой меня не ошеломишь по куполу".
- Тогда тем паче, раз ты такой учёный кот, - вздохнул он. - Возьму-ка я тебя на поиск пропажи. Авось устроите перекличку с братцем. А то, право, впору кабана в повозку запрячь.
- Золотую Щетинку Гуллинбурсти или Боевого Кабанчика Хильдисвина, - поддакнул кот. - Бьюсь об заклад, что второго она точнёшенько прихватила - верхом по-дамски подсёдлывать.
Про Боевого Свина вовсю сплетничали, что это оборотень в человека и в последнем качестве любовник прелестной Ингигерд - так что, можно сказать, никакой зоофилии. Однако собеседник Кота вспылил:
- Будешь насмешничать - моим чёрным воронам скормлю. Клювы у них крепкие и, между прочим, много всяких слов сказать умеют.
И поискал взглядом Хугина с Мунином. Взгляд его оставшегося глаза мог при надобности просверлить дырку в дубовом частоколе, но стены чертога были каменные.
- А будешь грозить - съем и не подавлюсь, - парировал кот, азартно постукивая хвостом по бёдрам. - Пока одна твоя вещая птичка издалека смотрит, а другая растолковывает ей, что именно она увидела.
Кот встал и потянулся. Внешность его менялась стремительно, как во сне: тело поднялось, морда вытянулась, уши и ноздри скруглились, шерсть стала словно снег, и эту смертельную белизну подчеркнули пятна - золотистые в тёмной обводке, словно тысяча несытых глаз. Уже не рысь, а некто более крупный и грозный из племени кошачьих. Вороний хозяин, какой ни был храбрец, попятился.
- Но вот что я полагаю, - промолвил зверь, облизываясь чёрным, как адский огонь, языком. - А не помочь ли тебе на самом деле? Сыграть, к примеру, в Сфинкса и царя Эдипа. Только навыворот: хоть вы оба в шляпе с полями, но у тебя остался один глаз, а тот бедолага под конец жизни выколол себе оба. Да и я не сфинкса какая-нибудь, а снежный леопард по кличке Ирбис. Короче говоря, придумай мне загадку, какой я не слыхал за всю мою вечную жизнь, тогда, так уж и быть, помилу... помогу.
"Эдип по незнанию женился на родной матери, - мелькнуло в уме Одноглазого. - Хорошо, что монахи не одним пройдошливым котам античные мифы пересказывают".
И ещё кое-что зашевелилось в глубине его бездонной памяти.
"А ведь не одна моя красавица ездит на кошках. Был на Олимпе такой бессмертный пьяница, сводящий с ума, - пардусов запрягал в колесницу и того чаще одному из них узду в пасть совал. Ручаюсь, его зверь нашего и подменил".
- Вот моя загадка, - решительно произнёс он. - Госпожа Инги - моя супруга той поры, когда владел я обоими своими очами, и она же моя старшая дочь. Чтобы привлечь меня, пустилась она прочь за неким сокровищем. В четыре пары рук ковали сокровище, четыре силы берегли его ложе, четыре стихии убаюкивали, пятая же есть и сокровище, и ограда сокровища, и его колыбель. Откуда это взялось и как такое могло получиться? Если ты тот, за кого себя выдаёшь, то нет для тебя особенной тайны в моих словах. А если некто другой - думаю, понять суть дела и отыскать ключ к тайне будет тебе до крайности любопытно.
- И мне тоже интер-ресно, - каркнул некто под самым сводом палат, а был этот свод немногим ниже небесного.
На холку кота шумно спланировал здоровущий ворон - крылья походили на гигантский боевой веер заморских ниндзя, клюв был окаймлён узкой полоской лунного света, а сквозь иссиня-чёрное оперение просвечивал рыжий огонь. В довершение ко всему, лап у него было три.
"Полтора Хугина, - подумал северный циклоп. - Или Мунина. Неполный боекомплект обоих. Хотя и об этом самом чудище я кое-что припомнил".
- Так в чём суть? - повторил удивительный ворон.
- Вот именно, - поддакнул кот. - Ну, сдаюсь я, если это так важно для того, чтобы вскрыть тайну. Только не цепляйте на меня кожаную сбрую и не суйте железо в зубы, мне одного стального клюва в черепушке хватает.
- Сам толком не знаю, в чём она, эта суть, - ответил им Одноокий. - Но кое о чём намекну. Почему звалась Ингигерд моей дочерью, причём старшей? Поставил я её предводительницей панцирных дев, которые рождались от меня у смертных женщин, и была она отважней всех тех, кто поднимал погибших героев с поля боя и приносил мне в Вальгаллу, а ей в дворец Фолькванг. И из них она выбирала достойнейших, чтобы брать в свиту во время охоты и возводить на ложе после неё.
- Помесь Афины с Афродитой, - понимающе кивнул Пятнистый Кот. - И Артемида в прикупе.
- Отчего госпожа сражений считается моей женой? Нетрудно сказать, только долго уж очень. Сами видите: стар я и потерял один глаз в обмен на мудрость и тех воронов, которые отчего-то стали одним - или не стали.
Ворон насмешливо скрипнул клювом.
- Вот милая моему сердцу дева и не хотела на меня даже глянуть. Тогда решил я выйти из своего чертога и родиться в серединной земле мощным мужем битв по имени Од. Оба глаза у меня сохранились, хотя драться приходилось немало; а смерть не брала, и слыл я самым удачливым из храбрейших. Вот и приметила меня юная госпожа в своих странствиях. А поскольку не торопился я в небесные покои, стали мы нежными супругами на земле. У нас родились дети, двор наш был полной чашей, и в набеги на строптивых соседей ходили мы вместе.
Шли годы, слагаясь в десятилетия, и с ужасом заметил я, что не старею: даже седина, даже шрамы, которые получал я во множестве, лишь оттеняли молодость моего лица и стройность осанки.
Тогда решился я покинуть семью, потому что вскорости ожидало мою милую куда большее горе: она-то старела или ей такое казалось. Ведь её род считался куда древнее моего и был моим побеждён - поэтому посещали мою жену сомнения в том, что краса её по-прежнему победоносна.
А когда я ушёл в последний поход и не вернулся, затеяла Ингигерд бродить по всей Срединной земле и выкликать моё имя - без малейшей пользы, ибо я поднялся сюда наверх. Горючие слёзы лились из её светлых очей, впиваясь в землю и насквозь прожигая камень, и сплетались прядями уже на изнанке мира. Попав же в море, обращались они в янтарь. Так безуспешно странствовала она годы, пока не поднялась, наконец, в свой вечный дом. В нём пыталась Ингигерд утешиться, но не преуспела - и пришло ей на ум, что оказалась в чём-то недостойна своего супруга. Я, будучи калекой, ведь не спускался с небес и ей не открывался.
"Вот именно, калека на всю голову", - ругнулся Одноглазый - в мыслях, ибо не хотел портить лад эпического повествования.
- Однажды дошла до моей госпожи весть, что подземные гномы собрали застывшие ручьи да искристые капли её слёз и куют драгоценность, красивее которой не бывает. Драгоценность будет волшебной - кто её наденет, будет притягивать к себе все сердца и изливать в мир неземное очарование. Все мы отговаривали Ингигерд от поездки непонятно за чем, но, должно быть, не слишком усердно...
Старик прервался, вздохнул и подвёл итог:
- Вот и вышло под конец то, что вышло. Ищи теперь нашу любительницу приключений.
- Тоже мне, - недовольно промурлыкал Пятнистый Кот, - с пафосом прибавил к невнятице непонятицу и думает, что конец. Загадка стала куда обширней и включает не один культурный слой. Помнится, с древней Иштар тоже приключилось похожее. Насчёт малышки Персефоны уж и не говорю. А что до разгадки и ключа...
- Разве я не высказался в том роде, что до ключа ещё доискаться надо? - возразил бывший Од. - И что именно в том ваш главный интерес?
- Наш интер-рес в собственных бедах, - ответил Огнистый Ворон.
"Конечно, на первый взгляд не стоило бы сходу вербовать и грузить обоих, будто заурядных эйнхериев, - подумал Одноглаз. - Только вот тактика в корне отличается от стратегии, а политика от знания души. Думаю, в конечном итоге я надавил на нужный рычаг".
- А что за беда у кота? - спросил он, нарочито минуя ворона с его необоримым нахальством.
- Ничего такого, просто хозяин побывал на оргии с менадами и возвратился слегка не в себе, а когда он не в себе, то нередко во мне. В смысле переворачивается, - ответил кот. - Вот я и решил: почему бы кстати не отлучиться и не помочь другому доброму чело... э, богу.
- Про меня не забудьте, - вклинился в беседу ворон.
- Твой треножник и не захочешь - так заметишь, - хмыкнул леопард. - Носишься с таким видом, будто его сам Гефест выковал. Заодно со шнобелем.
- Не выковал. Я от прир-роды выдающаяся личность, - возмущенно каркнул ворон. - Нас таких было девятер-ро, и у каждого была сияющая колесница, но ездили мы на них по очереди. И вот однажды решили мы устроить парад планет. Или там звёзд. Выкатились все в ряд - то-то небу жарко стало! И матери-земле тоже. Только вот нашёлся лучник - испор-ртил веселуху. Всех моих бр-ратьев подстр-релил, кроме одного, да ты его знаешь - Гелиос. И всех, кроме меня, досмер-рти. Полный невер-рмор, одним словом.
- Зато ты метишь красивым собой все одеяния восточных императоров, - возразил Пятнистый.
Но Одноглазому уже надоело слушать разборки. Он надел на Пёстрого Кота мягкую кожаную шлейку, вывел из палат, сел на него верхом и подманил Солнечного Ворона, чтобы тот сел ему на плечо.
Верхний и Средний миры соединяет радужный мост, который способен нехило покрасить лапы, а то и обжечь их своим красным цветом. Но наша троица одолела его безо всяких, что ещё раз доказало трансцендентальную природу всех троих. А возможно, только густую шерсть на чьих-то подошвах.
- Куда теперь путь дер-ржим? - спросил Ворон.
- Тебе видней, где тут у вас обретаются пигмеи, - ответил Кот. - А если не учён, спроси о мелких рукастых умельцах у нашего всадника или медитируй на мои пятна. В них, собственно, записано всё, что существует на трёх уровнях девятимирья. Карта такая: называется "Письмена бога по Борхесу".
- В гор-рах, - ответил Ворон. - Цвер-рги живут в горах. Правда, в стране нор-рвегов, где мы находимся сейчас, кроме них и нет ничего. Горы - зубы, которыми земля кусает небо, а фьорды - клыки, которыми суша сосёт горькую кровь моря.
- Вот и слетал бы туда, поразведал, если уж ты такой умный, - посоветовал Кот. - И за море кстати бы перелетел.
- Стану ещё кр-рылья мозолить. Посылали меня как-то искать землю поср-реди бесконечного океана, чтобы можно было причалить Ноев ковчег. Нашёл из последних сил, упал, поднялся, снова упал, гнездо свил, чтобы как следует отдохнуть и поправить здоровье. Да за всеми хлопотами не уследил, как пройдоха голубок вытащил оттуда прутик и отчитался за меня перед хозяевами.
- Кончай перебранку, - поморщился Одноглазый. - Ясно же - где кузня, там и пламя, где пламя - там и дым. Ищите самую большую огненную гору: авось мимо жерла не промахнётесь.
Постоянно действующие вулканы в Исландии (куда троица, почти не заметив того, перемахнула по льду) велики, но не выше их названия, если написать его торчком. Пока Леопард гигантскими скачками преодолевал гигантский выпуклый щит, а Ворон ритмично помавал крылами, то и дело задевая широкополую шляпу, Одноглаз тихо ругался и с печалью вспоминал восьминогого иноходца. Но когда они упёрлись лбом в лавовую лестницу со ступенями, поставленными почти вертикально, даже порадовался тому, что всё сложилось так удачно. Ибо отряд легко перестроился: Кот карабкался на саженных когтях с ухваткой бывалого скалолаза, Ворон работал в качестве мощной подъёмной тяги, а единственный в отряде двуногий цеплялся за хвост четвероногого, стараясь не стянуть остальных вниз.
"Непонятно, почему моя волшебная мощь здесь не срабатывает, а ведь я пробовал, - думал Одноглазый, карабкаясь из последних сил. - Может быть, потому, что я временно стал смертным, ищущим смертную? Но нет: ведь мой второй глаз по-прежнему в бегах".
Возможно, сокрушался он с непривычки: вряд ли простые жители Срединной Земли могли приблизиться к пламенеющей вершине вплотную. Не говоря о том, чтобы стоять на самом краю чаши с лавой и, отдуваясь от недавних усилий, изучать кашу, что там варилась.
- Без всякого спору, это в самом деле вход, коли уж имеется выход, - размышлял Пятнистый, время от времени поплёвывая на трепещущую пелену лавы и меланхолически наблюдая за тем, как внизу, шипя, расплывается тёмное пятно. - Не парадный - вроде тех, через какие рабы доставляют мясо и зелень на кухню. Госпожу вряд ли заставили нырять в каминную трубу, тем более нечищеную.
- Так что, теперь будем глазеть на каждую из сковородок по очереди? - каркнул Ворон. - Уж лучше мне туда сразу нырнуть и проверить: я ведь огнеупорный.
- Полагаешь, кальдеры соединяются подземными ходами? - спросил Леопард на полном серьёзе.
- Я думаю, что внутри тебя скорей пошлют куда полагается. Не заметил, чтобы по окрестностям слонялись толпы зевак с путеводителями, - ответствовал его сотоварищ.
Одноглазый тем временем принюхался и решительно сказал:
- Ингигерд, во всяком случае, где-то близко. Сами того не понимая, мы двигались по следу её несравненных благовоний. Я помню, какой аромат источали её разгорячённая кожа и доспех после упражнений с оружием, а около жерла он в семь раз сильнее.
Остальные со значением переглянулись.
- Должно быть, внизу жарковато, - пробормотал Снежный Кот.
- Ну да, примерно как в твоём Гадесе, - ехидно согласился с ним Ворон, - аж в пот бросает и уретра расслабляется.
Тем не менее, нужно было на что-то решаться.
- Если вы оба мне доверяете... - начал Трехногий.
- С чего бы это? - ответил Пятнистый.
- По крайней мере, если не знаете, что делать. Я ведь и в самом деле могу изобразить саламандру. Огненную или ледовую. И проникнуть.
- Побереги силы. Кажется мне, что под нами морок. То есть не так много расплавленного базальта, как видится.
Кот перегнулся через ободок кальдеры и внезапно пустил изо рта широкую тёмную струю, которая мигом сбила пламя. В воздухе запахло лавром, лимоном, корицей, терпкостью гроздьев и роскошными пиршествами.
- Это ж вино, - ахнул Одноглазый, более всех богов знавший толк в пирушках. - Даже не наше родимое пиво.
- Глинтвейн, - хвастнул Пятнистый редким словцом. - То есть первичное сырьё смешалось в желудке и вскипятилось, будучи извергнутым.
- Стой. А сам виноград откуда? И травки всякие?
- Знал бы, как часто мне приходилось отрезвлять старого хозяина - не спрашивал бы, - ответил Ворону Кот.
Спустились они буквально на крыльях смерти. Одноглазый схватился за две, Пятнистый - за одну ногу, удалой птиц широко распустил оперенье и почти завис во встречной струе тёплого воздуха, медленно и плавно опускаясь на дно.
Ещё в свободном парении перед ними открылась панорама недавнего побоища. Ибо пол сумрачной залы был сплошь устлан мелкими телами разной степени оцепенелости, залитыми тёмно-бордовой жижей.
- Мёртвые, - печально пробормотал Одинокий.
- Мертвецки пьяные, - хихикнул Ворон. - Я знал, кого приманить.
- Не похоже, друг, ох как не похоже, - откликнулся Леопард на несколько загадочные слова. - Судя по всему, добрая половина не шевельнулась, когда их заливало кипятком. А недобрая попыталась было утереться, да еле размазала капли. Сдаётся мне, то был первый предел неких таинственных заклятий. В загадке говорилось о какой-то четверне или четверице.
В этот момент над головами что-то фыркнуло, хлопнуло, и из множества невидимых огнемётов выбились и схлестнулись струи перекрёстного артогня. Пути к отступлению были отрезаны.
- Похоже, нам дают знать, что нет смысла оставаться здесь надолго, - заметил Пёстрый Кот. - Как насчёт прогуляться?
Ворон махнул крылом вдаль:
- Единственный выход - вон в ту просеку, если не считать кротовых нор. Их категорически не советую: войдешь во вполне приличном месте, а выйдешь в таком, что и выразить невозможно.
Троица поспешно двинулась в указанном направлении, тем более что сверху начинало порядком припекать.
- Гномятина в винном соусе - не самое плохое блюдо, - философски заметил Ворон. - Вот нашим братом можно питаться разве что во время осады.
- Это ты на что намекаешь - Ворон на самом деле съедобный, как козлиная упряжка Тора? - уточнил Одноглаз.
- Какие вы жестокие, - посетовал Ворон, - только и думаете, как бы подхарчиться за счёт товарища.
И шумно вздохнул.
Всем остальным немедленно захотелось сделать то же - в затылок подталкивала жаркая волна, зато впереди, в рамке окаменевших стволов и гигантских папоротников, высветилось подобие лазурного кристалла.
Но стоило им убыстрить ход - оттуда рванул яростный ветер, ударил щебнем и пылью.
Троицу неуклонно и безостановочно сносило назад. Одноокий прикрыл лицо рукавом, защищая остатнюю зеницу, Кот беспорядочно бултыхал лапами, словно меся шквал, а Ворон...
Ворон растопорщил перья, отчего показался вдвое крупней прежнего, и распластался поперёк воздушного потока. Казалось, он зацепился где-то в воздухе и застыл - прочно, как пробка в узком горле амфоры, подумал Кот. Мимоходом он отметил, что не так уж товарищ чёрен мастью - нечто яркое, алое мерцало сквозь его тьму изнутри, высветляя оперение.
Внезапно буря стихла, точно обрубленная острым ножом. Все трое попадали наземь.
- Вторая стихия, - с лёгкой рассеянностью сосчитал Одноглаз, вставая на одно колено и отряхиваясь.
Похоже, он понимал в ситуации больше, чем признавался себе сам.
Далее шли, выстроившись цепочкой - Ворон, Одноглаз, Кот - и с куда большей оглядкой: под ногами хрустел песок и чьи-то мелкие кости, сбивая аллюр Трехногого. Лететь он с самого начала опасался: в коридоре был тесновато для такого размаха крыльев, как у него.
- Мы, собственно, куда надо идём? - поинтересовался Кот, оборачиваясь через плечо. - Проход чем дальше, тем теснее, скоро будет впору на брюхе ползти.
"А ведь ход не просто так сужается, - вдруг сообразил Одноглазый, - но прямо на глазах и вот сейчас. Словно собрался выкрутить нас и выжать, как хозяйка мокрое бельё".
Не успел он додумать мысль, как произошло множество вещей: со всех боков зашелестело, неожиданно малорослый кот резко рванул в светлому пятну, что стойко маячило впереди, а сзади Одноглаза кто-то шипнул, как змея:
- Иссвините покорно - такая вот возникла неотложная надобноссть.
Тут он почувствовал, как его пребольно ужалили в ногу, стены и потолок вмиг отпрянули, Кот вырос до прежних размеров, а какой-то пернатый змей (или, быть может, гигантская рыжая саламандра) подхватил его зубами за одежду и перебросил на спину. Все трое со сверхъестественной скоростью помчали к серебристой голубизне, что засияла сотней утренних звёзд. Сзади них поспешно схлопывался лаз, клубясь пылью, - но им было почти всё равно.
Когда трое стали под высоченным сводом, уже невозможно было отыскать точку входа, не говоря о точке сборки. Кости Одноглаза натужно скрипели, жилы будто кто натягивал на лиру: возвращение к прежним размерам было куда чувствительней предыдущего процесса. Леопард слегка порыкивал - должно быть, испытывал то же самое. Но Ворон как обратился в ящерицу, так и остался ею, разве что уголёк, которым стало его туловище, слегка потускнел.
- Третья стихия, - машинально подсчитал Одноокий. И возвёл упомянутое око горе, тотчас опустивши долу. Ибо даже его проняло.
По стенам крутого купола изумительной красоты блуждали широкие блики и сполохи, как будто источник сияния вначале отражался в мерцающей влаге и лишь потом это сияние перебрасывалось на всё остальные предметы.
Вещество, в котором трое погрязли, не заметив того, явно обладало ипостасями. Старец и Великий Кот стояли по колено в том, что не могло быть жидкостью, и по шею одного и холку другого окутывались парами, которые нельзя было назвать ни туманом, ни изморосью. Этот сгущённый свет было возможно и в то же время невозможно вдыхать - так он обжигал ноздри и гортань. Свет концентрировался в виде сгустка, что находился в центре и мог быть уловлен лишь краем глаза - или когда крепко прищуришься. Солнце здешнего мира имело форму вытянутого пятигранного кристалла, положенного набок, и слегка покачивалось на подобии паутинных нитей.
Крылатый Саламандр, что почти достиг размеров прежнего Ворона, распростёрся поперёк спины Кота, поэтому и хлебнул горячего поменьше. Он и добавил к сказанному Одноглазым:
- Ты прав, владелец Восьминогого. Три вечных силы мы одолели - огонь, воздух и землю - и они, если вникнуть, лишь мешали вам прийти туда, где любого ждёт погибель. Есть четыре главных стихии, но четвёртая сама делится натрое. Три лика имеет вода: туман, бегучая струя и лёд, - и все они здесь перед нами. И все три, ручаюсь, не таковы по свойствам, как в Срединном и даже в Верхнем Мире.
- А какой смысл стоять столбом и вещать об этом? - спросил Одноглаз.
- Правильно, - подтвердил его мысль Ирбис. И невольно шевельнулся.
Жгучая паутина опутала его точно проволокой - и в то же мгновение сверху сыпанул дождь вперемешку с градом. Град был величиной с яйцо.
- Страусиное, - ругнулся Леопард по-древнегречески, и все его на удивление хорошо поняли.
- Тяжёлая вода изнутри рванула. Чуток поцарапало осколками, а так ничего, - лаконически сообщил Одноглазый. - Вы там как?
- Не всё ли равно? Это было предупреждение. - Пернатый Ящер сделал вид, что распускает крылья, которых у него вроде не было, но прямо вот сейчас появились, и зашипел с досады. - Держу пари, во второй раз ни перелёта, ни недолёта они не допустят.
- Кто - они? - спросил Большой Кот.
- Безличная форма предложения. Наплюй. Хотя ой...
Мерцание слегка прояснилось, и стали видны четыре сидящих фигуры на одном уровне с нашими героями и ещё четыре скрюченных в три погибели - рядом прозрачной колыбелью.
- А ведь я так и думал, - проговорил Пернатый тихо. - Если признаться.
- Что ты думал?
- Наш старикан недаром помянул четверых златокузнецов. Вот они, возле главного источника магии: карлики Альфригг, Берлинг, Двалин и Грер. Четыре стихии: Альфригг - пламя, Берлинг - земля, Двалин - вихрь и Грер - влага. Все они были нужны, чтобы, раздувая мехами горн, выплавить из руды металл, отковать и закалить до невиданной крепости.
- Закалить? Разве металл этот - не золото? - спросил Пёстрый.
- Но разве руда для него - не рдяные слёзы? - возразил Одноглазый.
- А само сокровище - что это? - спросил Кот. - Оружие, ожерелье или, может быть, пояс, как у нашей Афродиты?
- Все они три и более того, - снова вмешался Саламандр. - Вглядись хорошенько в кристалл. А если свет очи застит - в тех, кто стережёт самих стражей кристалла, чтобы не наделали худшей беды. Авось от твоего пристального взора хмарь поразвеется.
- Оба Ворона, и Хугин, и Мунин, - ахнул Снежнопятнистый.
- Да, - кивнул Одноглаз. - И оба верховых животных Ингигерд. Значит, и она здесь. Воистину верно мною сказано - сокровище, и ограда сокровища, и его колыбель. Что же здесь на самом деле произошло?
Ящер усмехнулся:
- Мудрец просит у неучей совета, могучий у слабых - помощи, а тот, кто загадал, - прорицания? Но и верно: вы были далеко, я же слышал и видел, находясь поблизости.
Итак, - начал он с пафосом, - когда ваша госпожа, оставив верных кошек у порога, явилась в самое горнило бездны, ожерелье только что сошло с наковальни. Впрочем, той, чей стан стройнее ивы, оно могло послужить поясом. Звалось оно Брисингамен, ибо сами гномы звали себя Брисингами.
- Не продадите ли мне это чудо? - спросила Ингигерд.
- Никакого добра во всех девяти мирах не хватит выкупить сей огонь руки, - ответил Альфригг.
- Тогда не обменяете ли на что-либо сходное по цене?
- Нет ничего в трёх землях, Верхней, Срединной и нашей Нижней, чтобы стояло вровень с застывшим расплавом тигля, - сказал Берлинг.
- Может быть, вы просто разрешите мне поносить его некое время, хотя бы месяц?
Гномы безмолвствовали.
- Или неделю?
Громкое молчание в четыре голоса.
- Или хотя бы день - после того, как я выйду отсюда без вреда для себя? - Госпожа отчаялась, и в голосе её были слышны слёзы.
- Если ты вынесешь огненную бурю в Срединные Земли хоть на мгновение, тотчас же разгорится буря мечей и стрел, - ответил Двалин. - Может быть, именно это придётся тебе по вкусу, королева броненосных дев.
Госпожа покачала головой и уже было повернулась, чтобы уйти.
- Но отчего бы нам просто не подарить тебе змею потока? - сказал Грер и усмехнулся.
- Чтобы тебе, погонщица кошек, уже никогда с ней не разлучаться? - продолжил Двалин.
- И в обмен на тебя саму, отрада владыки птиц битвы, - зло расхохотался Берлинг.
- А наидостойнейшей ценой, что уплатят за Огонь Слёз, будет расточительница сего огня, с этой самой поры с ним неразлучная, - завершил заклинание Альфригг. Ибо речи их были заклинанием, которое они сплели все четверо.
Когда же карлы перестали говорить, узорчатая золотая цепь с янтарями поднялась и намертво замкнулась на стройной женской шее.
По счастью, дело одним этим не закончилось. Не стоило Берлингу поминать всуе волшебных кошек и мудрых воронов, которые, как я понял, следили за благородной всадницей издали. Все четверо тотчас ворвались в чертог, а поскольку гномы вложили всю оставшуюся у них силу в заклятие, - сумели одолеть последних без большого труда.
- Их, но не заклятие, поскольку оно уже вступило в силу? - прервал эту речь Снежный Кот.
- Нет, не его. Магические слова изменили суть и обратились вовне, пленив и Брисингов, и их победителей, а госпожу Ингигерд вместе с её новым сиянием заключив в хрусталь, - ответил Саламандр без видимой досады. - "Не сойти живым мне с места: в том гробу твоя невеста".
- Я вижу! - воскликнул Одноглазый, не отозвавшись на цитату популярного скальда, которого, впрочем, он не знал и знать не мог по причине того, что скальд вовсе пока не родился. - Брисингамен своей красой затмевает всё, но не богиню опущенных ресниц, что заключена в солнце и лёд. И она много прекрасней Ингигерд, которую я потерял.
Он рванулся было вперёд, но не смог двинуться с места.
- Не обижай госпожу, ибо это как раз она и есть, - предостерёг бывший Ворон. - И теперь стала так сильна, как вам и не снилось. Да и у Брисингамена есть своя воля и свои чары помимо всех и всяческих заклятий. Ему всё равно, как и от кого охранять свою владелицу, но пока она спит и не может сама себя защитить, Дочерь Ванов по сути недосягаема.
- Зачем ты разглагольствуешь и заговариваешь нам двоим зубы? - возмутился Пардус и гневно чихнул. - Ждёшь, пока мы задохнёмся этим переливчатым киселём?
- Жду, пока вы меня не выслушаете, а я сам тем временем не наберусь сил, - ответил Саламандр. - Иначе никак не получалось.
На этих словах он заметно съёжился и вообще умалился, скользнул с живого насеста, пробил дыру в тумане и вгрызся в толстый хрусталь, как гусеница в незрелое яблоко, - с вкусным хрустом. След его продвижения ещё висел в изумлённом пространстве наподобие капель росы или полых бусин, когда он оказался бок о бок с прекраснейшей из женщин.
А так как она по-прежнему находилась в забытье и никак не отвечала на суматоху, ящер выбросил длинный алый язычок и кольнул искрой в точку повыше ключиц - как раз там, где начинался срез массивного ожерелья с недреманными змеями. Спящая передёрнула плечами и села, по-прежнему не открывая глаз, водопад белокурых волос упал на плечи, золото Брисингамена заструилось по груди радужными струями, янтарные очи рептилий мигнули, смаргивая с век хрустальную крупку: прозрачный штоф гроба как бы сам по себе разбился в дрезину и выпал в глубокий осадок.
- Теперь твоя сдача, Одинокий, - скомандовал Белый-в-Крапину Леопард. - В конце концов, ас ты или не ас, пан или пропал?
- Та, кого я знал, слыла неукротимейшей из валькирий, - тихо ответил Один. - Да и супругу Ода никак не удавалось приручить... приучить к домашнему хозяйству. Но это безусловно она в обоих своих ликах: аромат я узнал много прежде лица и стана. И вот теперь страшусь её как распоследний дурак. Что надо сделать?
- Изобразить фавна с вакханкой. В смысле "Бей в барабан и не бойся, целуй маркитантку смелей", - ответил Леопард и хитренько, совсем по-кошачьи, облизнулся.
Один подкрался к дремлющей богине, слегка удивляясь, что никакие катаклизмы больше ему не мешают. И слегка коснулся её рубиновых уст своими.
Ингигерд распахнула глаза как ставни, даря миру щедрые охапки внутреннего света. Окрестный пейзаж скинул с себя морозное оцепенение. Карлики, коты и вороны поднялись с пола и в восторге забили в ладоши.
- Какой ты красивый, Один, - сказала она. - До сих пор. Не зря твоя законная Фригг тебя ревнует.
- А тебя, Фрейя Ванадис, Госпожа Богиня из племени ванов, никакие слова не украсят и не будут к лицу более ожерелья четырёх стихий.
- Какого ожерелья? - Фрейя направила взор себе на грудь и рассмеялась:
- Ах, да оно и есть я сама, я же - оно. Четыре стихийных элемента сковали пятый, что есть сама любовь во плоти. Я свободна, я сама над собой властна, и нет мне преград. Куда мы теперь пойдём?
- Думаю, в Асгард. Но не сразу. И вообще погоди малость.
Один повернулся к обоим своим спутникам:
- Ирбис, ты вообще-то кто такой?
- Я сказал правду, - ответил тот обиженно. - Спутник бога Диониса. Ну ладно - ещё и кровный брат Фрейра Инги и Фрейи Ингигерд из рода ванов. Ворон спросил у меня, как можно избавиться от того, что присуждено навсегда. Я напомнил ему о Прометее: когда олимпийцы позволили Гераклу разбить цепи, соединившие титана со скалой, Прометей сделал себе кольцо из звена цепи и скального обломка. Так слово богов отменилось, не будучи нарушенным. Ты умница, ответил он: ведь Брисингамен - почти то же самое, это в одно и то же время кольцо, металл и самоцвет.
- Снова Ворон! Кто же ты сам, плут?
Ворон тем временем успел принять исходную форму.
- Кто? Подумай. Я по роду занятий проводник путников, а ты путник. Чтобы ты стойко держался меня, спрятал я под перьями платок, бывший у нашей общей госпожи на теле, и вынес наверх.
- Так вот почему... - начал Один, но перебил сам себя:
- Поэтому и Слейпнир тебе подыграл, что учуял знакомое?
- Да нет, не подыграл - доверился. Я ведь ближайший его родич - от слова "родить".
- Жил в Асгарде такой бессмертный, который отвлёк на себя волшебного жеребца, обернувшись кобылой, и зачал от него... Изворотливый хитрец, многоликий оборотень, беспощадный насмешник. Это ведь ты, Локи?
- Да, побратим, - ответил Ворон в первый раз без тени иронии. - Когда ты под конец сослал меня в Нифльхейм и приковал, все асы до одного забыли, что там моя родина и родина моих детей, которые не сотворят со мной ничего дурного. Но когда мы разделили с тобой рог на одном из давних пиршеств, я запомнил это навечно. Теперь все мои долги уплачены. Идите с миром, и да будет с вами благословение моей дочери Хель!