Как ты любишь, девушка, ответь,
По каким тоскуешь ты истомам?
Неужель ты можешь не гореть
Тайным пламенем, тебе знакомым?
Если ты могла явиться мне
Молнией ослепительной Господней,
И отныне я горю в огне,
Вставшем до небес из преисподней?
- Солнце вплетает лучи в наши сны, - говорила Аэлис мужчинам. - Оттого они подобны самому Талцетлу. Мир моих предков юн, яростен и будоражит кровь, и нет в нём печального спокойствия Тумы.
Она единственная из женщин полотно укрывалась - так, словно всё время была на улице, посреди чужих. Даже волосяная сетка на бледном личике не вздымалась от дыхания - и было ли оно?
- Откровенно говоря, все мы предпочли бы внутреннее спокойствие, - ответил Геворк. Он восседал между двумя воплощёнными буквами "Альфа" наподобие мудрёной закорючки, принятой в рекламе: чуть сгорбившись по-турецки и уместив руки на коленях. - Но оно уже выходит из рамок дня и ночи.
- Пётр Павлович назначил нас блюсти место, - ответил Алексей. - Я давно убедился, что зря он ничего не делает.
- Хотя говорит одно, в уме держит другое, а действовать требует согласно чему-то третьему, - вздохнул армянин. - Никто из вас не догадывается, зачем он разделил силы накануне сражения?
- А что - вурды собираются сражаться там, куда отлетели? - спросил юноша.
- Мне казалось, что Золотосмуглый умеет творить заклятья и повелевать стихиями, - недоумённо ответила Аэлис. - Как мои земные предки с голубой кровью.
- Мало ли кто что умеет, - возразил Геворк. - Одно я заметил точно: наш ПэПэШа легко подбивает основания под свой каприз. Вот зачем он взял две пары чистых, взял раскосую, а меня и вас оставил? Только из-за того, что это её острова впереди по курсу?
- Не думаю, что Пётр Павлович так уж покривил душой. Бережёт нас, полагаю, - ответил Алексей. - Особенно чужестранку.
- Я - не она, - улыбнулась девушка. - Как раз корневое... коренное население, чьё семя внедрилось во все человеческие породы.
- "Не вижу, с чего бы ему вдруг сделаться нетерпимым к ней", - передал тем временем юноша быстрым мыслесимволом - Георгий так и не научился подобному, а голубой девушке такое было присуще с самого начала.
- "Мужчины в таком вечные дети, - Аэлис улыбнулась самым кончиком рта. - А женщины мудры уже от сосцов матери".
Длилось время. На берегу Каракамыша было влажно и чуть ветрено, возня птиц в ивах и тополях начала замолкать, зато возвысился хор тайных ночных голосов. По всей долине поскрипывали заброшенные водные колёса, и их шум сплетался с тихими голосами жизни в глубине земли. Геворк в очередной раз удивился изощрённости своего слуха. "В самом начале иной жизни я был туп и мало восприимчив, почти как обычный человек. Или лучше сказать - человек, без иных дополнений? "
- Георгий, вам не чудится что-то ни на что не похожее? - спросил Алексей. - Разумеется, у меня не очень большой опыт различений: всё на свете в равной мере устрашающе - и в равной мере чудесно.
На этих словах белый пёс выбрался из-под его руки и вопросительно гавкнул в сторону Геворка. Тот приподнял голову с трепещущими ноздрями - и как-то неуловимо стал похож на самого Морица.
- Японка, - вдруг ответил армянин со странной интонацией. - Вот уж не думал, что общая тревога передастся через неё...Там плохо. Им всем очень плохо.
И рванулся к стоянке махолётов с такой скоростью, что даже вампирам было почти невозможно его заметить.
- Он что - не на тот рычаг надавил? - крикнул Манфред прямо в жалящий смерч из пыли. - Предупреждал оттого.
- Не думаю, что ему свойственно заботиться о ближних, - отозвался Симон. - Но вот помех он не терпит безусловно.
- "Мой друг прав. И всё же есть кое-что свыше приказа", - передала всем Лидия, и пока её мысль шла по кругу, как огонь по горючему шнуру, соединяющему свечи на огромной люстре, пока они седлали поникшие крыльями аппараты и с разбега прыгали в пламенеющий вечерний воздух.
Всё-таки они опаздывали. Далеко в стороне парило вытянутое в длину ребристое туловище - глаза отказывались признать его чудовищным. И наперерез ему стремительно поднималась крошечная серебряная пуля, в лучах заката отсвечивающая алым.
- Кречет, - проговорил Симон, очень внятно и громко. - Кречет может бить цаплю с земли.
Скорости, впрочем, на таком отдалении не ощущалось, не было слыхать ни звука: словно детёныш легонько толкнул под брюхо сонную матку, требуя молока.
Матка родила из вымени искру - мелкую, как лунная соль на лезвии топора. Искра стыдливо затлела и начала моргать - чаще, чаще...
Потом, будто из ушей вынули затычки, пришёл неимоверный рёв. И когда он захватил пространство, всем показалось, что это он занял собой всё бывшее и будущее время.
Ибо дойдя до последнего предела, рёв исчез. Истребил самого себя.
И вспухла в зените сверхновая звезда, дробя в крошево, метя гнойным ветром, подчистую съедая Вселенную...
Обдавая их, павших перед нею ниц, колкой жарой, которая язвила, словно мириад хрустальных пчёл, роняя наземь тяжкие краюхи металла, отчего содрогалось всё окрест.
И словно затылками, хвалёным вампирским ясновидением увидели они над собой две исполинских фигуры, что взмыли над песками: некое подобие пляшущего истукана - словно базальт и чёрная глина обратились в раскалённый смерч, не изменяя структуры, - и сияющий призрак в белом с ног до головы. Смерч, рыча, протянул к ясному видению свои отростки. Из-за спины ясного призрака вылетели две узкие длинных сабли и завертелись перед ним наподобие щита, отхватывая комья мрака. Красные звёзды или искры отлетали от чудища, на лету обращаясь в подобие бесформенных кровавых клякс, белые одежды словно отражали в себе огненную зарю всепоглощающего взрыва.
А потом всё ринулось, померкло и обрушилось вниз.
Когда четверо подняли головы, степь была до самых краёв залита подгнившим золотом. Солнце погрузилось в охряные облака пугающего вида, земля, покрытая лохматой коркой, коптила, словно крышка адской жаровни.
- Это ведь батавские слёзки там разбились, - глухо сказал испанец. - От детонации или предельного веса. Я лишь отчасти угадал титановую обёртку. Все мы...тут?
Пояснять в подробностях сию невнятицу не было нужды: вампиры воспроизводят логические цепочки очень быстро. При толчке соединились два крупных заряда мелинита, упакованных в тугоплавкие стеклянные и хрупкие титановые капсулы, сами по себе хорошо защищающие, была превышена "критическая масса безопасности" - понятие, в данное время ещё не возникшее и в принципе некорректное, - и все микрозаряды сработали как один большой.
- Мы с Мари здесь, - донёсся голос немца. - Подсобники так близко не приближались, думаю, у них тоже порядок. Это лидеры в избытке чувства собой рискнули.
- Я вижу Лидию, она оглушена и вся иссечена кремнёвыми осколками, - констатировал Симон, опираясь на руки. - Как все мы.
- Юко, - отозвалась та. - Где Юко?
Пятеро старших вурдов поднялись с места, где лежали, отрясая с себя едкий прах и колючее крошево, что почти сразу начали выдавливаться из ранок и ран воскресающей плотью. Остальные подвинулись ближе.
- Госпожа выбежала вперёд, - звонко сказал кто-то из последних. - Раньше всех поняла, что собирается делать наш принципал и против кого стать. Вот это впереди - она сама.
И пока все они, сгрудившись, тупо взирали на покорёженное тело, плавающее в луже странного тёмно-серого ихора, невдалеке зашевелился грубый стальной обломок, похожий на расколотую устрицу.
- Ну вот что станешь делать с этими особями, в равной мере эмоциональными и увлекающимися, - голос ПэПэШа звучал тускловато, седые кудри запорошило сажей, от любимого костюма осталась пара-тройка разлохмаченных лент, еле прикрывающих литой бронзовый торс, отчего он парадоксально помолодел. - Лезут на рожон вдесятеро себя длиннее, рубят наотмашь, не спросясь в огне броду.
Под конец он отбросил много пудовую раковину, как мало значащий ошмёток, и похромал навстречу остальным.
- Что ты, лапочка, не совсем умерла, - и без дальних вопросов понятно, - продолжил он, с натугой наклоняясь над распростёртым телом. - Но вот кому будет дозволено сказать тебе "талифа куми"?
Вампиры - существа "от земли", как и люди, и телепортация - это не для них и не про них, Однако Георгий даже не появился, пусть и ниоткуда, но стал рядом и вровень. Его летун, словно бы на долю времени отстав от владельца, буквально сверкал чистым цветом полированного дерева среди обугленных махолётов.
- Я её отнесу, - сказал он жёстко. - Остальное никого не касается.
- Отнесёт он, - с удовлетворением заметил Пётр. - Да здесь на косую версту ни кола ни двора. Разве что палатку сообразите ему натянуть.
- "Георгий услышал сквозь пространство и перенёсся, минуя время, - ахнул внутри себя Симон. - И побери меня Неназываемый, он сам это и срежиссировал".
"Он" - был Пётр, но строение и внутренняя суть фразы соединила его вовсе не с Геворком, но с "тем другим".
- Вы слишком хорошо обо мне думаете, идальго, - говоря это, цыган крупно закашлялся. - И весьма разнообразно.
А потом скрючился в три погибели, и его длинно вырвало густой аметистовой кровью.
Так что полог занадобилось ставить и для него, благо тюки с походным припасом сгорели не все. И поспешно собирать из горелого тряпья подобие былых нарядов для себя, одеял для болящего. Впрочем, никому из вурдов, даже Лидии, не пришло в голову пичкать шефа каким-нибудь снадобьем. Разве что вопросами.
- Вы, часом, не погубили экипаж цеппелина? - интересовался Манфред, стоя на часах у ложа страдальца и обирая с кожи испарину мелких стекляшек.
- Никак, о собратьях жалеешь? Похоже, там внутри ни единой порядочной души не наблюдалось и ни одного цельного тела не отлетело, - Пётр вдохнул и выдохнул, надувая щёки. - Разве что какой-нибудь морок зловредный.
- Как же в таком случае?
- Автопилотом двигалось. Ну, положим, это я для твоей душевной лёгкости выдумал, чтоб тебе не кручиниться. В России уже давно конструируют механических людей из без пяти минут упокойников. С инерционным механизмом вместо сердца и шестерёнками в сером веществе. С Лениным в башке и наганом в руке.
- Слава всем духам, чистым и нечистым. Вы не пили ни от каких зомби, - выдохнула Лидия.
- Да естесно. Он живых трупов, если что, травануться можно, - отозвался он.
- Вы ведь в самом деле заранее составили этот план? Подорвать хиросимскую бомбу над Россией? - продолжил немец.
- Над казахами. Они до поры терпеливые. Им и без того тройной подарочек от старшего брата выпадет: Арал, полигон в Семипалатинске, имеется такой милый городок неподалёку, и поднятая целина. Совместим одну приятность с другой, как говорится: все равно они русских не полюбят. Как и украинцы: их поджидают в засаде парочка отсоединений, два двойных присоединения, затяжное крепостное право и мирный атом Припяти. Хотя могу сбиться с отсчёта.
- Вы циник, однако.
- А ты что - о том не знал, не ведал? - цыган приподнялся на локте. - Сколько раз обо мне такое говорено.
- Хотелось бы знать, чего ради какой идеи вы себя так поуродовали, - вступил в беседу Симон. - Раз уж вы ничего во всей Вселенной не желаете благословить.
- Ой, ну собрались в круг и каркают чистым вороньём, - с натугой хрюкнул ПэПэШа. - А историю забить взад?
- Она, что ли, с ваших усилий похорошеет? - Мария положила руку на плечо Манфреду. - И никаких сражений не выйдет, вы думаете?
- Индюк думает, - ответил недовольно. - Теперь получится буквально вот что: прежнее время восстановится со всеми подлостями. Япония расцветёт, чего не было бы, подкоси её история слишком рано. В первой вселенской войне япоши вместе с турками поддержат Германию, Россия конкретно защитит армян на всём пространстве исторического расселения, что будет стоить жизни примерно полумиллиона чужих и своих турок, а также тысяч этак двухсот узбеков и таджиков. Бойня получится ещё та, и Версальский мир состоится, но не будет таким громокипящим. Немцы получат побольше масла вместо пушек. Турцию, пожалуй, не особо прижмут к ногтю, так что Греция не отхватит себе лакомого куска и не попрёт на радостях воевать османов дальше. А значит - не получит такого уж вотума от своих турецких единоверцев. И, может статься, резня вообще не возникнет. Не говоря уж о геноциде, каковое слово, как говорят, было придумано специально для данного случая.
- Неужели правда? Вот бы Георгий за свою многочисленную родню порадовался, - с вызовом прокомментировал Симон. - Особенно за того певчего музыканта. Комитаса - Безумного Монаха.
Он отчётливо видел, что оратору стоило бы вдохнуть побольше воздуха и хоть продышаться как следует - пока переваривает сказанную другим провокацию.
- Правда, но не очень, - хулигански подмигнул цыган. - Всё зависит от насущного государственного интереса. Что поделать! Государство необходимо для выживания, но в нём самом, как в любой идее чистого разума, завсегда есть нечто тухлое.
- А революция? - спросил Манфред. - Вот у нас в Германии учредилась Веймарская республика... Такое вредит государству или способствует?
- За революцию и народовластие не скажу - возможны всякие варианты. Мощь и единство империи оправдывают любые подвижки. Если её существование под угрозой - все средства хороши. В том числе революция: любимый русский аттракцион - устраивать Ходынку, а для такого нужен весомый предлог. Штурм Зимнего против безоружной толпы зловредных юнкеров и баб, похороны Кирова в Ленинграде, бдение у гроба любимого осетина-людоеда в Москве... Фу, лет через тридцать расшифруете, пожалуй. Да, и вторая немирная война вполне себе получится: первая порвала на клочки три колониальных империи, но много чего и устояло. Статистика будет, однако, положительная. Как анализ на ТБЦ и ВИЧ - да, и это потом уразумеете во всей полноте. Да, срам Хиросимы и Нагасаки патриотично ляжет не на Россию, а на Америку, что и без того ославлена империей зла. И вообще - зря думают, что война уносит больше народу, чем иные явления, сопутствующие миру. Естественная убыль населения, связанная с его цивилизованностью, никак не меньше. Нам всем на радость. Ибо, помните: месть - не козырь и не резон, но отличный повод для того, чтобы подвести баланс. Лемминги, однако! Срабатывает сигнал к сокращению популяции...
Тут он смачно захихикал, слегка задохнулся и еле прокашлялся через мокроту.
- Мы вроде как по-иному думали, - покачала головой Мария. - В том смысле, что первая война или вообще не получится, или не будет такой уже мясорубкой. И всё остальное за ней потянется.
- А что, вполне может статься, - ПэПэШа снова хихикнул и скорчил непонятную гримасу. - Если немцы, османцы и японцы заключат пакт, России придётся воевать как следует, и на двойную грозу семнадцатого года сил у простонародья не останется. Азарт всё превозможет, так что даже раненые и убитые захотят вернуться в строй: хоть людьми, хоть вурдами. А поскольку Германию в результате раскатают по всей программе, второй заход не состоится ни у неё, ни у союзников. Это ж сколько человеческого сырья сэкономим - просто праздник какой-то!
И согнулся от смеха в три дуги.
- Пет Палыч, вы бы хоть к своей собственной смерти отнеслись серьёзно! - Лидия не выдержала - нагнулась на этих словах, прижала его плечи к матрасу. И в испуге захлопнула свой рот ладонью: надо же - выдала потаённое.
- А чего такого? Старуха сама к кому хочешь отнесётся. Да ты не журысь, кума, я ещё на белом свете вдоволь поскриплю. Знаешь, какой я был могутный лет в тринадцать? Когда немцы заставили рыть окопы под Херсоном, ко мне ночью девушка притулилась, а у неё там был парень, хохол или москаль, не помню точно. Я её спрашиваю: чего ж ты шило на мыло меняешь, дорослого на малолетку? А она: "И как раз наоборот: ты ж, Петро, цыган". После удрал я оттуда в Красную Армию, рядом стала, поступил рядовым в смерш. Так мы там соревновались, кто сильнее: таскали бегом цинки с патронами. Коробки такие, двадцать кило смерти в каждой. Оттого и называется смершем. Так все солдаты брали по одной цинке, я - по две.
И на сей раз не было понятно, где у него правда, а где наглое передёргиванье - но не было и заботы. Никто особо не жалел и не радовался: кто выбирает сам - и выбираться тому надобно своими силами. С лёгким смехом бросили жребий и разделили одежды внезапного пришельца, чтобы хватило и им, и безрассудной онна-бугэйся. Но некое время пребывали в опасном бездействии, можно сказать - ступоре.
Потому что в соседней палатке нечто происходило между Георгием и Юко.
Границы между любовью и смертью для вампира не существует. Он способен испытать тёмное упоение, если, скажем так, соприкасается со смертным. То же относится к самому человеку с горячей кровью. Но взаимная тяга случается редко: непостижимый союз вурда и человека ощущается первым как духовное скотоложество, вторым - как мутная очарованность, своего рода ментальная вата. Однако совершенно иные чувства испытывает не-мёртвый, когда ему доводится испить от подобного ему существа. Это букет разнообразных и противоречивых эмоций. Резкий прилив неведомых энергий. И, в конечном счёте - ни с чем не сравнимый соблазн.
А ещё это восторг и жалость. Само сношение для обоих этих существ в принципе невозможно, а если и возникает изредка вопреки начертанному - болезненно, как первая брачная ночь для сохранившей целомудрие. Оттого физическое страдание и плотская любовь для них уравновешивают друг друга, словно чашки ювелирных весов, на которых взвешивается, едва выйдя из-под чекана, золотой динар.
...Оба стали наги и беззащитны друг перед другом. Нет, напротив, они улеглись рядом - незалеченные раны одной и маниакальная жажда другого облекали их пульсирующим коконом страсти. Единый корень со "страда" и "страдание". Мужчина не торопясь отшелушивал с женщины лопнувшую скорлупу, вдыхал пыль засохшего ихора полуоткрытым влажным ртом, заглаживал раны, царапины, свежие шрамы пальцами, истёртыми в кровь, пока не узрел чистейшую белую поверхность ожившей вазы.
- Куда ушёл твой сияющий загар, моя сирелис, моя джан?
- На твоих пальцах, на твоих губах лилии пыльцой остался.
- От чего так бледна твоя плоть - или так недужна?
- Юный месяц в блеске моего лица отразился, лунные лилии во тьме ночи моим телом расцвели.
- К чему ты закинула руки за голову?
- Чтобы стать по виду огненной джиннией, заключённой в стройный кувшин. Твоей любимой албанкой, что вышла прямо из стихов этого француза Гюго:
"А руки подняты высоко над челом, -
И мнится издали: над древним алтарём
Белеет дивная амфора".
- Наверное, для сходства с сосудом, полным древнего вина, сосудом, содержащим в себе миллион зрелых пшеничных зёрен ты и выпрямила лядвеи, сдвинула колени, скрестила стопы?
- Как удивителен твой язык. Да чтобы не показаться тебе кривоногой, как все наши девушки, странный ты. - Я подумал, чтобы уподобиться распятию католиков. Ибо это боль - то, что уже соединило и соединит нас.
Ибо неправда то, что все вампиры не способны к соитию, без слов подумали оба. Неправда, что мужчины вурдов подобны скопцам. Но их тайный уд похож на ветку, проросшую из сухого ствола. Ветку, по которой трудно движутся соки, холодные, как семя инкуба, жгучие, словно сухой лёд. Наслаждение от этих соков несравнимо ни с чем - оно понуждает женскую плоть сжиматься внутри наподобие стальных тисков. И выдавливать всё чаемое наслаждение до последней капли.
Неправда, что женщины вурдов холодны: главная их радость - распускаясь внутри себя, словно стиснутый в кулачок весенний бутон, обволакивать ветвь любовника живительной влагой, алхимической квинтэссенцией своего наслаждения.
Так все они провели ночь: расплёскивая на шестерых одну хмельную чашу.
Утром Лидия спохватилась: Пётр, хоть отослал её из шатра с жуткой руганью, после ночи сделался похож на скукоженный осенний лист - такой же буро-коричневый. И вдобавок скрюченный, словно химера на соборе.
- Да ничего, - утешил он "своего личного королевского медика". - Кашляется мне куда легче - всю ночь учился. Вы, я полагаю, тоже оттягивались на полную... то есть обучались великому искусству. Ась?
Уж это он умел: торчать из любой ситуации, как ржавый гвоздь из подошвы. Лидия еле удержалась, чтобы не высказать прямо в наглые оченята, что она думает и о его здоровье, и об искусстве перекрёстно-коллективного соблазнения, и вообще.
- У вас поражены печень, глазная сетчатка и кожные покровы, - сказала ему с холодноватой интонацией Симона. - Пикриновая желтуха в тяжёлой форме.
- Именно. И всё от неконтролируемых любовных страстей, - ответил он. - Спровоцированных зловредным излучением. Не стану говорить прямо, что радиацией: это словцо уже начало ассоциироваться с главным жупелом двадцатого века.
- Тем более надо отсюда уходить поскорее.
- Так я что - спорю? Командуйте. Я белый, бедный, бледный бес.. беспокойный больной, и в горах моё сердце, хоть сам я внизу. Как насчёт того, чтобы объединёнными усилиями слетать в Киргизию? Вроде как Советы ещё не всё там обсидели. Прекраснейшие в мире горы изо льда и камня, кипучие реки, незамерзающие озёра, которые, переполняясь, моментально проваливаются вниз, тайные разработки урана. Хотя, надо заметить, гнусноватое дело - затаскивать наших элитных вурдов и особливо собачку в погибельные земли ради того лишь, чтобы...
- Вы слишком красноречивы, Пет Палыч, - она было попыталась вновь опрокинуть его навзничь, но не дался: так и сидел, обхватив руками колени, пока Мориц непостижимым образом не учуял их и не привёл на пепелище остальную половинку отряда.
Остальное было почти рутиной: погрузили пациента в вертолёт, вздели крылья на свои плечи и почти мгновенно перенеслись в обетованный край. Здесь непостижимым образом длилась весна с её бурными потоками и альпийской флорой, и чем выше к небу, тем сильнее было ощущение цветущей жизни. Ибо вурды почти безразличны к плотности и воздуха и температуре окружающего их камня: главное, что побуждает их длить существование, - красота.
Их человеку, однако, было необходимо дышать, как бы он ни хорохорился. Поэтому было выбрано нечто среднее: горный склон вдали от городов и ретивых альпинистов, где паслись одичавшие лошади, и посёлок, составленный из нескольких юрт. Их не без труда купили в низинах у хозяев, уплатив двойную и тройную цену.
- Чудесные здесь коняшки, - довольно заметила Мария. - Рост невелик, даже меньше наших крестьянских, голова тяжеловата, но ладные какие! Кость широка и крепка, спина - хоть танцуй на ней, корпус поворотлив. Я кое-кому в копыто поглядела: их же и ковать не требуется, они корм себе из-под снега добывают. А вдобавок половина из них иноходцы.
- Не так уже и хорошо, когда земля вверх-вниз ходит, - рассудительно ответил Манфред. - Считается, такая побежка не слишком устойчива.
- Когда они с первого дня в горах? Да что ты, - рассмеялась Мария. - Зато ход плавный и мягкий, чисто колыбель.
- Думаешь, для вот него? - немец кивнул на самую небольшую юрту. - Нам если и пить, то конскую кровь, а это ещё и вульгарней, чем от собак. Жальче, в общем.
Мария продолжала, будто не слыша:
- Кобыл добрая треть с жеребятами, дойные; кое-кто из наших женщин родом отсюда, обещали кумыс приготовить. Не так скоро, но, говорят, получится не хуже башкирского.
- Для него, - утвердительно кивнул Манфред. - Носимся с ним, как дурак с рисованной кошёлкой.
- Дурень с писаной торбой, чудило!
Но в остальном немец был прав. Получалось такое само по себе: больной неподвижен, но именно поэтому мир вращается вокруг него самого. Впрочем, сам ПэПэШа непрерывно суетился, хорохорился, фанфаронил - одним словом, вёл себя неподобающе и доставлял прочим уйму хлопот. И между прочим, прорицал и прорекал.
- Как это воздуха вам на всё хватает! - негодующе восклицала Лидия, услышав мудрёное словцо типа "хоморептилоид" или "геноцидофобия". - Лишь бы озадачить.
- Ага. По типу "Вынос мозга состоится в полдень. Каждый выносит свой мозг самостоятельно". Но разве вы у меня не суперумники? А если нет, на что вообще годитесь?
И со смаком - он всё умел делать со смаком, даже болеть и лечиться - выхлёбывал большую пиалу со старым кумысом, уже перебродившим и не дающим пены.
- Тогда что такое первое и что - второе? - спрашивал Симон. Он чаще других оказывался у одра страдальца (сплошные войлочные кошмы, подушки, набитые мягчайшим пухом и шерстью, двойные одеяла из меха реликтовых животных).
- Так вы настаиваете, чтоб я по-прежнему тратил на вас уйму слов, длинных и коротких? Ладно-хорошо. Второе - это когда человечки так боятся, что с ними поступят аккурат по-человечески, прирежут, например, что заранее подводят под эти дела политическую платформу. Геноцид, тем не менее, - термин скользкий. Под него можно подставить аж половину натурального исторического процесса.
- Значит, вы людей не любите?
- Как сказать. Сам по себе человек ещё куда ни шло, но сбитый в массу и одушевлённый высокими идеалами - скотина ещё та. Диких звериков таким сравнением даже и обижать не хочется. Прежние люди были в чём-то лучше современных: не выработали себе нравственного чувства. Это, между прочим, не я, а Марк Твен, так что взятки гладки. Да! Тогда все помнили, что они одно с землёй, и постоянно о том вспоминали. А нынешние боятся и думают о ней, лишь когда умирают.
- Одно с землёй - это красная глина? - Юко захотелось показать свою новохристианскую учёность. По её личным представлениям, люди на поднятых из пучины островах зародились как бы сами собой, пока великие боги рожали богов поменьше и затевали между собой разборки.
- Учёная девочка, - Пётр со знающим видом провёл в воздухе волнистую линию, очертившую контур женской фигуры. - Не зря учила мифологию. А мою личную не хочешь послушать?
Выглядел он на сей раз бодро, больше того - казалось, если не дать ему выговориться, то разорвётся пополам.
- Наверное, все религии, кроме христианской, а теперь ещё и современная наука, знают, что существовало несколько разумных пород. Часть их них слилась в экстазе и породила человечество, часть была пожрана, а самая интересная часть - ну, она вообще не здесь.
- Рептилоид. Разумный ящер. Но это фантастика?
- Ты что, успела прочесть гаррисоново "По ту сторону Эдема"? Навряд ли. Книжка пока лежит в колыбели.
Он вздохнул и отпил ещё кумыса.
- Эликсир жизни. Может быть, вам удастся его попробовать косвенным образом. Хотя кой-чем похожим я вас, Симон, и тебя, Лидуша, пичкал.
Симон чуть поморщился, его подруга рассмеялась.
- Так я о чём? В древности Создатель родил три народа для планеты Земля и окрестностей: ангелов из света, джиннов из огня и дыма, ибо огня, как говорится, без дыма не бывает. И человека из бренной глины, которая в присутствии огня и солнечного света может закалиться или, наоборот, высохнуть и сделаться хрупкой. Ну вот. Концепт ангела в священных книгах - андроид, рептилоид, анимоид...
- Насекомоид, вроде бабочки с тонким телом, - подхватил армянин, раньше всех понявший игру. - В Ветхом Завете каких только Божьих вестников нет, включая ассирийских быков с глазами по всему телу.
- И никакая свобода воли для этих тварей не была предусмотрена. Такие дела. А вот джинны - те были так же своевольны, как лесной пожар. Эксперимент с большой долей риска. Всевышний поглядел на них, да и отставил в сторону: потом, мол, с этим разберусь. И сделал из подножного сырья куколку, по некоей апокрифической версии - пару кукол, а потом вдохнул в них жизнь.
- Кажется, мы знаем это легенду во всех вариантах, - ответил Георгий. - Иудейском, православном, католическом, ну и по необходимости - исламском тоже.
- Иблис, Сатана, Люцифер был совсем неправильный ангел. Собственно, всего лишь молоденький и жутко даровитый джинн, взятый на небеса для перевоспитания ещё ребёнком. И не "прекраснейший", а прекраснее всех ангелов земных. Дефект натуры, подозреваю, был предусмотрен Богом, как и грехопадение человечества. Для пущей игры.
- И из-за дефекта дьявол и отказался поклониться человеку, когда Сущий приказал ангелам сделать это? - спросил Георгий.
- До, причём вначале все они воспротивились: слишком велик был дар повелевающих имён, который вложил Всевышний в уста Адама.
- "Не может вольный огонь преклониться перед рабской глиной. Не может любящий подчиниться Возлюбленному, если возлюбленный по прихоти унизил себя. Даже если я лишусь твоего доверия и приязни, даже если ввергнешь меня в кромешную тьму - во имя своей собственной любви к тебе я не подчинюсь", - вот что сказал Иблис.
- И чего он добился в результате? - не выдержал и вступил в игру Манфред. - Спустили с эмпиреев пинком в зад? Не хватало нам разводить религиозную философию.
- Я что - задаром вру? - обиделся Пётр. - Не хочешь слушать - не мешай. Дело, понятно, было не только в любви, какая она ни была пылкая, но в ответственности. Люди прямо на глазах у низложенного Сатаны быстро скрещивались с иными породами, и в полученных гибридах он прозревал некий органический порок. Слишком много послушания перешло к ним от ангелов. Слишком много сажи и копоти дало пламя джиннов. А если Бог такое предусмотрел такое загодя, значит, ему присуще коварство, и это было так же трудно стерпеть, как и развязывание рук заведомым помесям и недоделкам.
- Разве ангелы не стерильны, как мы? - спросил Симон.
- Как вы, они не стерильны, - хмыкнул Пётр, и собравшиеся подивились необычной форме высказывания. - Ангелам по самой начальной задумке был присущ не пол, а род, но получилась осечка. Как говорил мой друг Козьма, усердие всё превозмогает, а в иных случаях превозмогает и разум. Насчёт джиннов вообще не моя бы корова молчала - весьма пылкий народ. Спасало людей лишь то, что сношение с ними было самый чуток садомазохистским. А Светоносного в конечном счёте спасло то, что не желая преклониться перед всеми смертными, он поклонился одной. Самой лучшей.
- Прямо как история Христа и Антихриста, - скептически вставил Геворк. - Почему же прямо? - возразил Пётр, - Только вот Христом, Светом Мухаммада - уж прости мне моё мусульманство, - Духом Святым, архангелом Гавриилом... уж прости мою одышку, сынок...
- Ничего, выговаривайте свою ересь, авось внутри полегчает, - ответил тот чопорно.
- Ересь-то как раз учение об Антихристе, рождённом от чёрта и монашки, - ответил цыган. - А мои слова - плод горького опыта.
- Вы тогда уже были? - Юко сделала широкие глаза и попыталась изобразить лёгкую кокетливость.
- Когда создавались основания миров, я был в семени и капле, в том, что восстало и том, что было сложено наземь, - чуть напыщенно продекламировал ПэПэШа. - В общем, влюбился он. Только не представляйте себе красавицы. И скажите спасибо, что она не была полной уродкой, как все тогдашние сапиенсы. Также не забывайте, что современный человек последнее время стал на редкость толерантен по отношению к чужакам и не считает, как полвека назад, что лишь та африканка хороша собой, которая похожа на европейку, и чем похожей, тем красивей. А по поводу современных японок пускай вам Юко-сан в тютельку объяснит: и про косолапость, и насчёт петлистых ушек и неровных зубов...
- Черна я, о дщери вавилонские, черна, но прекрасна... - мечтательно пропел Георгий.
- В точку. Куда смуглей Марии, к которой, в общем, тоже послали, - кивнул Пётр. - Изысканно расплющенный носик, чувственно вывернутые губы, худощава и узкобёдра, сосцы торчат, как у козочки, а вьющиеся волосы вздымаются грозовым облаком. Самая лучшая в мире мама.
- Что-о?
- Это кто такой догадливый, что возопил? - спросил ПэПэШа. - Не буду выдавать, но это кролик... то есть вы, Лидия. Первый приз за эффективную мозговую деятельность. - Я в детстве читала "Талисман" Вальтер Скотта, - пояснила она уже с куда меньшим накалом чувств. - О происхождении семи курдских племён.
- Расскажи всем, доца, - попросил он. - А то мне надо сделать паузу, скушать...хотя бы хлебца.
"Слишком это потрясающе: кровный сын Люцифера. Но кем бы ни был наш хозяин, силы его на глазах иссякают, а, думаю, он должен высказать ещё немало шокирующих истин. Или не истин вовсе".
- Сюжет из "Шахнаме", - ответила она. - Когда жестокий царь Зоххак овладел троном Персии, он заключил союз с силами тьмы. Может быть, Фирдуси мел в виду джиннов или ифритов, возможно - древние хтонические силы, потому что, по преданию, у него из плеч выросли огромные змеи. Он был обязан поить их человеческой кровью, за что и был в конце концов свергнут - но это гораздо более известная история, чем та, которую упомянул создатель британского исторического романа. Я даже думаю, он сам её сочинил.
- Намёк понял, - тихонько пробормотал ПэПэШа. - Тварь из книги. Вроде как бумажный дракон. Куда как лестно.
- Незадолго до гибели Зоххаку привели семь дочерей одного мудреца, похожих на семь гурий и на семь ступеней райской лестницы - иначе, лестницы Иакова. Сравнение вполне в духе ислама, но не сэра Вальтера. И случилось так, что их невинность и красота тронули сердца бессмертных. Это были семь охотников, смуглых и почти чёрных на фоне девичьей белизны и почти таких же красивых, но глаза их светились неподвижным, холодным блеском, подобно глазам мертвецов, и в них не было света, согревающего взгляд живых людей. То был Котроб или Кутруб, властелин Джиннистана, и его братья. сотворённые из чистого, первозданного огня. Не помню, чтобы там говорилось о дыме. Существа эти по природе были храбры и великодушны, становятся мстительными лишь тогда, когда нас оскорбляют, и жестокими -- когда на них нападают. Доверившимся им они хранят верность. Так они сами говорили о себе. Девушки не видели иного выхода, как отдать юношам залог в виде семи волосков из своих семи кос, и были перенесены в волшебный замок. Их самих никто более не видел, но через некоторое время в окрестностях замка демонов появились семь прекрасных юношей, которые отличились на войне и охоте, взяли себе лучших женщин и стали родоначальниками семи курдистанских племен, доблесть которых известна всему миру.
- Прелестная самореклама, - пробурчал ПэПэШа. - Хотя косвенная и растиражированная всемеро. К слову, и Салахэддин был курд, и курды же были сотоварищами армян по несчастью - сподобило же их в итоге закреститься.
- То есть вы, патрон, - нечто единственное и неповторимое, - саркастически ответил испанец и поклонился.
- А. Вы все думаете, оно вас не касается и можно проигнорить слова бедного цыгана. Ну ладно - своей соотечественницы и сестры по крови. На самом деле это вам притчу предоставили. В реале то было давно и неправда, а вообще вышло двойное пересотворение. Потомки Иблиса от смерной были сложены не из одной глины - из трёх стихий, притом чистейших: из земли - чтобы стать с ней единым, из огня - дабы вечно изменяться, и света - гореть им в веках лампадой с чистейшим маслом. Воля, которую вложил в них Создатель вместе с истинной душой, осталась неизменной и свободной, и она зрячая. Сознание вурда, пусть обращённого в прах, парит над телом. В вас сохранилось немало от Всесоздателя, но Бог есть нечто целокупное и застывшее в совершенстве, а вы способны меняться. И есть частица Древнего - дающая самоцветную игру. А люди Иисуса, который явился много позднее... Я что-то плоховато вижу - вечер, что ли наступил? Вроде бы здесь нет ни Алексея, ни Аэлис.
- Они за пологом: слышат нашими ушами, видят нашим взглядом, - сказала Лидия. - И Мориц. А то тесно здесь. И душно.
- Кому? Вам или им? - фыркнул Пётр. - Шутить изволите. Вы же все бездыханные. Цветок увядший, безуханный... Или поэт говорил не об увядшем, а о засохшем? Поникшем? Неважно. В общем, если мой названый брат был богочеловеком для одной ветви разумных, то и я таков для иной ветви, более старой. Собственно, время ничего не значит - любое деяние отражается во всех временах. Словно наматываешь промокашку на карандашный стержень и капаешь чернилами, чтобы во все слои протекло.
- Это кощунство, - сказал Геворк. - Дьявол - враг Господу.
- Сразу видно, что ты у нас самый умный, - констатировал Пётр. - А тебе не приходит в голову, что Иисус и мой папочка с господня попустительства разыгрывают пантомиму короля и кардинала? Один - царь земли, бог местного значения, другой - князь этого мира. Ну, пускай чёрт, джинны - они то самое и есть. Всевышний и дьявол - вещи разноуровневые и вообще логически не сопоставимые, как вам кажется?
- Мне лично...- нерешительно заговорила Лидия. - Мне кажется, что вы оба не просто состязаетесь. Рекрутируете в гвардию, соперничаете, у кого более умелые вояки.
- Именно. Не только. Хотя Иблису и его деткам заведомо достаётся что похуже: штрафники и строптивцы. Но и талантам бывает неуютно у того, другого - ходи по линеечке, не гляди ни налево, ни направо. И хоть братец наловчился создавать нам конкуренцию, народа у меня всё равно больше. Вот и вас, кровопийц, подобрал, как беру вообще грешников: по остаточному принципу. Материал для рискованных экспериментов.
- Но главное... Ловушка из мнимой вражды.
- О. Вникаешь если не богословие, то историю. Враги Ришельё приходили делиться планами с Людовиком, а тот их элементарно сдавал своему первому министру. А что за Арманом дю Плесси король был как за каменной стеной - так оно даже не обсуждается.
- Игра, без которой Вселенная завянет на корню, - вдруг сказал Алексей со своего места, будто проснувшись.
- А что проку? Вампиры для Христа куда хуже собак - те все идут в рай. А мы и на Земле не даём никакого плода, - ответил Симон.
- Вампиры. Но не новые вурды, - вдруг сказала Мария, и Пётр на своём ложе скорби расхохотался.
Она же распахнула ворот - на каждом соске висело словно по миниатюрной серьге блекло-розового оттенка.
- Вышли из меня, поползли по животу, как слизняки, и прилипли намертво. Я даже не поняла сразу, - растерянно добавила она.
- Кенгурята, - еле выговорил цыган сквозь смех. - Однако разумные. Жизнеспособный выкидыш. Садо-мазо - материнской кровью питаются.
- Кажется, это всё-таки молозиво, - уточнила она. - Дня два как.
- Лифчик придётся заказать, - кивнул он. - На гибкой каркасной основе. С регулируемыми по размеру чашками.
- Но что же это, - растерянно спросил Манфред. - Что скрыла от меня - прощаю, ты и сама себе не очень веришь. Только мы ж не только пили на убой. Есть ещё стимул. Мы ведь обращаем в кровопийц - из желания сотворить себе подобных!
- Жажда иметь потомство - средоточие всех пороков, - кивнул ПэПэШа. - Дела наши совсем пропащие: ибо дети - это конец истории, как сказал некто Фукуяма. Может, я устал от непрерывной власти, может, хочу потешиться, но мимоходом возродил-таки иную расу!
- Но каким образом, - простонал Георгий. - Я-то думал...
- Поклянитесь оба и все вообще, что не скрещивали шпаг... то бишь половых органов, - с важностью провещал цыган. - Произошла направленная, хоть не совсем предвиденная мутация. А то с чего бы я с вами вместе жарился на одной сковородке? Словно последний проклятый дурак?
- Напрасная жертва, - сказал Симон. - Я понимаю, что могу оскорбить ваше темнейшество, однако... Что мы сделали под вашей эгидой и что именно от нас требовалось? Простые вурды хоть в боях участвовали. Хотя бы сыском и розыском занимались. Но старшие по сути бездействовали. Какова цель жертвы, авантюры, вообще всего этого?
- Никакая. Просто живите, и всё будет в порядке, - совсем тихо сказал Пётр. - Цель создания племени - само племя. Жизнеспособное и независимое. Племя, что любит день и не боится ночи. Любит ночь и не боится солнечного света. Мой козырь в борьбе с цивилизацией, которая едва не разломила колыбель и не разрушила великий дом, посреди которого колыбель покоится. Ибо лишь человек среди всех живых и разумных затевает войны: с природой, с непохожими на себя и себе подобными. -
- Может быть, оттого мы, стремясь к миру, восхищаемся оружием? - спросила Юко. - Особенно холодным. Создаём символы, отгораживаемся ими от жизни как она есть. И всё-таки они прекрасны, эти воплощённые знаки стойкости духа.
- Потому что кроме стойкости духа есть ещё и стойкость члена, - хрюкнул цыган. - Меч - это мужество во плоти, оттого и вы, дамы, так на него западаете и хотите присвоить. А любовная игра тык в тык похожа на сражение. Что называется, если нет привычки, так в первый раз испытаешь омерзение, а если есть - придёшь в восторг.
- Сомнительная истина, - ответила она.
Но потом вспомнила обстоятельства некоей бурной любовной ночи - как раз после того, как сама она чуть не погибла, преисполнившись боевой ярости.
Пётр же, как за ним водилось, резко изменил тон на серьёзный.
- В неистребимой воинственности смертных есть косвенная вина моего коллеги. Мнит себя миротворцем, но с его подачи было обожено человеческое, что означает презрение ко всему остальному, - продолжил он. - Это называется - чинить дыры в гребле вместо того, чтобы переделать всё от плетёнки до последнего камушка внутри неё. Или снести напрочь - и освободить реку. Знаете, что говорил мой древний народ? Узы ржавеют и рвутся, когда их ощущают цепями.
- Я не слишком верю во все эти радужные перспективы, - ответил Симон. - Слишком они легковесны.
- По крайней мере, мы, как оказалось, от начала нисколько не умертвия, - Манфред выразительно пожал плечами. - По крайней мере, мой пёсик стал мне понятен: вроде Мефистофеля с противоположным цветом. Спутник нового Антифауста. Поход против цивилизации и всякое такое. А, я понял. Вот зачем вы постарались вернуть все мясорубки чохом. Чтобы прикончить жупел.
- Не-а. Видишь, я вас привил ко вполне определённому стволу. Типа привой и подвой. Особая ветвь человечества, укоренённая на старой. Вы ведь, как ни крути, на основе Первой Великой Войны получились: убери причину, и следствие повиснет в вакууме. Человечество обречено, это я вам гарантирую. Остальные, неведомые вам людские ветви погибнут, да и эта усохнет, и тогда ваш род станет питаться прямо от корня.
- Понял, - Манфред по-крестьянски почесал в потылице. - Звучит, правда, сомнительно. Нет людей - придётся переходить на иной подножный корм.
- И ничего-то ты не понял, - ухмыльнулся ПэПэШа в обычной своей прикольной манере. - Дьявол ведь - отец лжи. В смысле меня. Да и яблочко всегда оказывается недалеко от ствола.
А потом откинулся навзничь и затих надолго.
Но не навсегда.
Похоже, на следующее утро цыган забыл всё те важные и шокирующие как- бы-истины, что сообщил. По-прежнему капризничал, как и раньше, пил кумыс ведёрками и отщипывал крошки от толстых лепёшек киргизского хлеба. И развлекался пустыми на первый взгляд разговорами.
- Вы сами были влюблены, Пет Палыч? - спрашивала Лидия, подбивая повыше изголовье.
- Ой, не сейчас, когда я готовлюсь выдать Харону его медную полушку, - отвечал он.
- "Делаете вид, что в меня?"
- "Ан нет, я хитрый. Все ваши мысли ловил, если хотел. Ну, когда они были не очень быстрые, сейчас-то они упакованы хоть куда. Как у первобытного человека - он же мыслил плотными образами".
- Не в тебя, но дело к тому шло, - сказал он вслух. - И не в Юко. И не в Геворка... ой, да что же я ляпнул, не выдавай, ладно? А вообще за столько-то веков не одна пылкая страсть меня осенила. Забыл только: не памятью, а чувством. Будто и не со мной случилось. Последнее пойдёт в уплату за перевоз туда-обратно.
- Не боитесь говорить о Хароне?
- Обыкновенное дело, я не суеверен. Раньше, позже, через десять или сто годков...Знаешь, я наблюдал. В человеке просыпается нечто нечеловеческое, когда он хочет выжить. Прямо-таки клещами цепляется. Оттого, кстати, я первой приветил Юко-сан - японцы насчёт жизни и смерти понимают туго. Для них это одно, в том смысле, что перетекает словно из ладони в ладонь.
- Мы, похоже, по своей природе без страха, но ведь мы не вечны. Теперь, когда у всех могут появиться дети, как у Марии, мы будем страшиться по крайней мере разлуки. А в худшем случае - непредсказуемости конца.
- Запомни: любая встреча начинается с расставания. Любая смерть беременна жизнью. Спустите жизнь с пьедестала, вы и люди, перестаньте числить её в высших ценностях - и вам откроется высший смысл бытия. Так просто.
- Надо оказаться совсем рядом со смертью, чтобы почувствовать фальшь жизни. Только перед лицом смерти высвечивается ее обман, - повторял он Геворку, который обмывал и переоблачал тело, исхудавшее до состояния мощей.
- Я боюсь не смерти и не обмана, - отвечал армянин. - А своей вечной жизни. Слыхал я, что у Тёмного Народа нет и не будет души.
- А что это, собственно, такое - душа? Объясни мне. Нетленное? Ты нетленен, пока это устраивает тебя самого. Частица божества, вечное причастие, разлитое в мире жаждущее воссоединиться? Тогда ты по определению равен Вселенной. Частица голограммы полностью воспроизводит её всю: ты ещё поймёшь, л чём я.
- Навечно быть запертым в одном доме, даже если это Вселенная, - страшно. Может быть, такой же ад. Вы сами-то не боитесь?
- Вот не хотел бы попасть ни в правоверный ад, ни в православный рай, - ПэПэШа помотал головой. - Ты можешь подумать, что я обречён аду, так зачем и чиниться? Чудак. Никто ни на что не обречён - это наша тупость глаголет. Нет ничего вовне, что совпало бы с нашими представлениями. Даже и внутреннего мира по сути нет. Бог не обрекает - он даёт перемену.
- Многое началось, когда я понял, что вы берёте своих детей из самых невероятных мест: из прошлого, из выдумок, из книжных текстов, - говорил Симон, поддерживая у губ Петра плошку со свежим пенящимся кумысом. - Это азбучная истина: Бог говорит миру начальное слово. Сын - обновлённое Слово в плоти. Люди - буквы божественного алфавита. Мы - буквы?
- Скорее иероглифы, - ответил Пётр, поспешно облизывая пенку с губ. Как ни странно, чем дальше, тем он был более словоохотлив. - Тебе, я думаю, польстит идея, что вы на порядок или два сложнее прочих созданий, включая хомо? На сам-знаешь-кого я не покушаюсь: сыщете время - разберётесь.
- Вы говорите со всеми и учите всех, кроме моей Аэли, - говорил Алексей, баюкая на руках почти невесомое тело, пока Лидия и Юко меняли постельное бельё. - Я, конечно, понимаю, что главные чудеса и метаморфозы начались с её появления. Она всегда умела проходить через стены, но не осознавала этого, да и мы сами тоже. На родине её берегли от нисхождения и его последствий - значит, она была способна и на любовь, и на зачатие.
- Вот ты всё до точки и объяснил, - прошелестел Пётр. - Думаешь, джинны не расселились по всему космосу? По слухам, мы подбираемся к дырам в небе, чтобы, подслушав тайны Аллаха, выдать их людям, и ангелам приходится отгонять нас, швыряя звёзды и кометы. Одна такая и погубила наших братьев-атлантов.
- Она описывала изощрённую цивилизацию, а вы поёте чуть ли не возврат к архаике.
- Мальчик мой, острова в океане - это говорилось не о людях, а о развитых цивилизациях. Со времён культа Великой Матери каждая из них, возникая, как бы уплотняется каменным желваком, отвердевает, словно инородное тело, посреди вольной и гармоничной природной жизни. Наконечник стрелы, пущенной в полёт, - и возврата стреле не дано.
- И Аэли не надо пить, чтобы существовать. Кроме самого первого раза, когда её поили мы.
- Ага. Я ей выдал своего рода посвящение в сан. На всякий случай - типа лучше перебдеть, чем недобздеть. Видишь ли, вы тут все деградировали - некоторые вампиры и вообще стали неотличимы от человека. Вот я и боялся, что там, на Марсе, без меня расцвели вовсе не яблони.
- От моей любимой я получил дар: знать, кто из людей приблизился к смерти и кого поэтому можно брать, не нарушая закона. Она удивляется, что мы гадаем вслепую и выбираем недолжное.
- А, я так и думал, - ответил Пётр. - Тогда учитесь, а кто пока не озарён, да питается тот по правилам и, главное, вежливо.
И чуть позже, снова оказавшись в уютном тряпичном гнезде, продолжил мысль:
- Необходимость пить кровь, наполнять пустой сосуд - вырождение. По сути я вас даже не создал, только реставрировал. Вернул к изначально блаженному состоянию. Вы, пожалуй, сможете брать жизнь от солнца, как растения, хотя на словах это не очень греет. А ваши дети вернут себе способность танцевать со всем миром, которая исчезла после грехопадения в цивилизацию. Вам не нужно будет проходить через смерть, чтобы возрождаться. Да, если вы сами не поняли: агонию, не просто кровь, вы используете именно как смерть. Для поддержания тонуса вам, думаю, хватило бы и стакана крови в сутки.
Помедлил:
- Вот я должен умирать последовательно и муторно, одного желания мне маловато, в отличие от моих детей. А ведь я так соскучился по всяким-разным мирам, где не бывал!
Так шло лето и близилась осень. ПэПэШа учил в присущей ему многословной и высокопарно-ёрнической манере, словно в ожидании крайних дней в нём прорвало плотину: здоровье то кое-как налаживалось, то словно ухало в необъятную дыру. Наконец, он велел Марии, которая в эту ночь дежурила по нему, "свистать всех наверх".
Она не так кормила его, поила и чистила - естественные нужды Петра с последней поры сильно умалились. Куда больше того - развлекала вознёй "мелких крошек", мальчика и девочки, которые подросли до того размера, когда уже прилично было наречь их красивым именем, и стремительно обретали разум, такой же бойкий, как они сами. Прочие замужние дамы лишь готовились к такому обороту дел.
Когда вокруг собрался весь "новый народ" - простые вурды за пределами юрты, восьмёрка старших - внутри, он сел в подушках и даже сделал попытку выпрямиться. Как ни удивительно, желтушная краска почти ушла вместе с природным загаром, и сильно исхудавшая плоть буквально светилась вокруг изящного скелета.
За последнее время я провещал много умного, - начал ПэПэШа. - Так вот - не принимайте всерьёз. Как и все вообще слова, претендующие на что-то там важное и судьбоносное. Помните: если истину провозглашают слишком громогласно, это знак, что она с гнильцой и к ней стоило бы хорошенько прикопаться. Мир и отношение к мирским вещам меняются скорее, чем нам охота признать и принять. Никто на свете и за его пределами не монополизировал истину. Монополька - это и вообще русский кабак. Может быть, карточная игра, что тоже не очень престижно. Так что ныне простите мне все мои лишние слова и прочие оплошности. Дамы, говорят, секс и беременность пагубно действуют на ваше моральное чувство - делаетесь мягкими, словно фруктовое желе. Так что не буду вас напрягать. Мужчины, кому из вас я насолил - имеете шанс со мной расквитаться, если наоборот - оказать услугу. Алеша, я вообще-то хотел тебя просить, но не могу - ты такой хороший. Георгий, у тебя имя вон какое библейское, в самый раз для преемника...
- Нет, - ответил тот коротко. - Фигурально говоря, императорский венец Энвер-паши не для меня. Не воитель, не первый консул, не раб честолюбия - просто будущий супруг и отец.
- Манфред.
- Да у нас с Морицем какие к вам счёты, - воспротивился тот. - Ну, помучили немного, как в заурядной ожоговой больничке. Зато какие полёты наяву! И пёсик если и не говорит по-человечески, так лишь оттого, что ему отродясь не надо.
- Тогда Симон. Вроде как я над тобой многоэтажно поиздевался, в стиле русского мата. Ты вытерпел, став лучшим из лучших, - а такое не прощают, знаю по себе, то есть чёрт его знает. Так что выставляй счёт - плачу без торговли. Если ты гневаешься на меня - убей, если благодарен - все равно убей.
- Не шутите так, - ответил испанец с куда более мягкой интонацией, чем обычно. - Вопрос о мести вообще не стоит.
- Ну да. Только о том, чтобы маненько подмогнуть, - ответил Пётр почти что с прежней интонацией. - Забрать то, что иначе пропадёт втуне. Знаешь, небось, как хорошая ведьма отходит? Колдовство своё передав по эстафете - и не может иначе. Мир без колдовского духа не живёт.
"О боги, - передал всем Симон. - Речь идёт о передаче власти. Георгий понял куда лучше остальных. Но вот именно этого я не хочу больше всего прочего".
- Тогда, будем считать, ты меня всего-навсего поцелуешь на прощание, - усмехнулся старик. - Причастие крови и всё такое прочее. Ай, да не ломайся ты! Потом, набравшись ума, решите между собой как вам надо.
- Что же, если, кроме бывшего Графа Ноль некому... - пробормотал тот.
Стал на колени перед ложем и почти рывком припал к тонкой трепещущей жилке пониже подбородка.
- "Это же не как у живущих, - ошеломлённо подумал он всем. - Не как было в ночь, когда он меня впервые поднимал. Кровь дракона. Ихор не-мёртвого. И даже более того".
- Друг, не отвлекайся, знаешь, - пробормотал ПэПэШа. - Не годится медлить у порога.
И откровенно упал навзничь.
... Те, кто собрался у смертного ложа, читая избранные тексты из кинематографической "Книги Вампира", пока остальные копали могилу и по обычаю бросали туда нарезанный дольками лимон, маринованную черемшу и семена морозоустойчивого бамбука, обмыли тело в проточной воде, обрядили в бесшовный саван и покрыли сверху тонким полотнищем, неуловимо похожим на приспущенный белый флаг. Меж тугим подголовным валиком и жидкой кружевной подушкой аккуратно разместили горсть неопознанной земли из ладанки: почва была жирная, как халва, и красивого тёмно-шоколадного цвета. Как принято у мёртвых, лучезарный, хорошо выстиранный покров приподнимали с одного конца тапки - размера на два больше, чем следует, исходя из того, что усопший был совсем небольшого росточка, - а с другой стороны сам конец, то бишь нос, который явно тяготел к непрерывному увеличению: бежал, так сказать, впереди лица. По слухам, посмертный рост - эксклюзивное свойство бороды и ногтей, хотя, скорей всего, были налицо иллюзия и наглое враньё. Собственно, виртуальное увеличение нюхательного органа всегда воплощало склонность именно к последнему...