Аннотация: Кардинена и ученик ввязываются в короткую и неинтересную войну.
КОСТРЫ СЕНТЕГИРА
VII
Куда раньше, чем Сорди успел сообразить, что к чему, кузнец выхватил откуда-то здоровенные длинноручные клещи, выдернул ими стрелу с горящим охвостьем и ткнул им в кучу литейной земли.
- Простое пламя, не паскудное, - впопыхах объяснил он.
- Объявление войны, - кивнула Кардинена. - Положим, такого у них может быть много, в отличие от снаряженных стрел.
- С пустыми наконечниками из глины, - кивнул Орхат. - Чтобы разбивались и из себя горючую дрянь плескали.
- Наследие Рума, - подтвердила она. - Вместе с верой обрели. Интересно, десяток или больше? Или вообще полный горшок такой прелести, а рядом катапульта?
- Выбери жизнь вечную. То есть второе, - хмыкнул он.
Сорди ошарашенно следил за теологической дискуссией, пока в руки ему не ткнули вторые клещи, поменьше.
- И старайся всё-таки это подальше от одежды держать, - поучала Карди. - Жаль, не довелось тебе во вторую мировую зажигалки на крыше дома тушить - опыта бы солидно поднабрался.
- Инэни, - проговорил Орхат, - не нагружай мальца, мы с тобой вдвоём отлично справимся. Или втроём - вообще никак и нисколько.
- А что, и верно. Когда посылают лёгкий фламмер - значит, хотят переговоров. Ученик, бросай назад инструмент. Пойдешь ты. А мы тем порядком.
Он коснулась было навершия своей кархи, потянула кверху - легко ли вынимается. Однако передумала: забросила в ножны.
- Ученик.
- Я.
- Когда отправишься в лес, хорошенько вызнай, кто они. Верно ли, что правые, и чего от нас хотят. По пути вынь белый платочек и маши всё время, понял? Если будут говорить банальности - не прерывай. Смотри на лица: знакомы ли или не весьма. Типа - те, кто умер или перенесенные параллельно. Да, прости. Когда пойдешь на переговоры, твоё дубовое чудо брать с собой не стоит. Пусть думают, что оба клинка стальные.
Протянула руку и сняла бокэн с его плеча.
- Они ведь за оружие на нас ополчились.
- И распрекрасно. То, что доктор прописал. А пока ты им зубы заговариваешь...
Она достала откуда-то изнутри тот арбалет: изящную игрушку, которая незаметна даже в подзорную трубу, если она у противника имеется. Наложила стрелку, нацелила в зенит.
- Это же убьёт.
- Ну и характер тебе достался. Подумай: они чего хотят - на чай к нам напроситься? Да утешься: не им вовсе предназначено. Так через крепостную стену стреляют, чтобы влетело аки глас с неба.
Карди подцепила тетиву своим когтевидным кольцом и натянула. Болт вырвался с негромким жужжанием - и ушёл из виду.
- Порядок в частях. Стираная тряпица имеется, ученик? Ага. Вот и пошёл. Гляди, не мешкай там особо!
Сорди хотел предупредить, что нож так и остался при нём, - это правильно? Но решил, что не стоит донимать старших буквализмом,
Лес начинался почти сразу от порога - когда шли, Сорди всё дивился, как это здешний кузнец с дочкой не боятся тесноты и темноты. Но - странное дело! Такое же чувство было у него самого. Чем дальше он уходил под кроны здешних дубов, тем спокойней ему казалось. Широкие полотнища света, ниспадая сквозь трещины в облаках, всё чаще спускались с корявых ветвей до самого низа, в них кружилась пыль или пыльца, золотыми змейками играли блики невидимого солнца. Идти было мягко: тропа заросла мхом, широкие подушки его вздымались по обеим сторонам, как на купеческой постели. Рисунком мох напоминал кукушкин лен, белёсостью - сфагнум, но мелкие сиреневые цветы были будто взяты от ручной камнеломки. Их узор, бегучий узор травянистого покрова завораживал и покоил, обещал нечто...
Сорди еще пребывал в мечтательно расслабленном состоянии духа, когда вдруг на него наложили руки и потащили в сторону от тропы.
- Надо ведь, какой живучий, позорник, - говорил один, накидывая ему на лоб и глаза повязку. - Куда его, Миха?
- Говорили - прямо к патриархам. Они его издаля опознали.
Резиденция правоглавов была расположена со смыслом: лес отстоит от поляны со всех краев метров на сто - для безопасности. Пни указывают на недавнюю порубку, светлый холст палаток - на опрятность, коя превозмогает и стремление к истинно воинской маскировке. Ага. Их тут не менее сотни, думает Сорди. В справной одёжке и с арбалетами - охотничьими, дальнобойными. То-то стрелка показалась коротковата для обычного лука. Молодые все парни и вроде бы незнакомые. Я их не застал: уже или еще?
Все это проговаривается внутри него так быстро, что не успевает обрасти звуковым мясом и колыхнуть голосовые связки.
Палатки выстроены в круг, почти идеальный; посередине горит костёр. Внутри огня гулко булькает в котле некая жидкость.
"Вот это как раз оно, - отчетливо говорит себе Сорди. - Тот самый огонь, которым они хотят устрашить ведьму и ее потатчиков. Дабы впредь неповадно было".
Он невольно сбивается на речевой стиль прошлой своей жизни.
"Только это не рецепт Калинника и даже не арабская горючая смесь: тут состав попроще. Подогревают и умакивают кончики болтов, как дикари - в яд. Загорается и поджигает при сильном ударе".
Как он сумел такое определить - Сорди и сам не знает.
Трое вождей - в самом большом шатре. Вышли оттуда навстречу, как-то клочьями думал Сорди. Кирилл, Мефодий, Иван. Имена не настоящие, к ним даже отчества вроде бы не полагается. Даны в честь Священного Великобуквия.
- Приветствую, Сергей Вячеславич. Это ты будешь переговорщик? - вещает Иван. Он, как и все здесь, помолодел лет на десять, окладистая борода распушилась. Другие тоже немало похорошели: шкиперский лицевой оклад Кирилла потерял все седые волоски, и теперь ясно видать, что святоотец Кир - рыжий от природы. Длинные белые волосы Мефодия не заплетены в косу, отчего-то сие кажется гостю диким. Любопытно, удивлены эти трое своей метаморфозой или сочли воздаянием за добродетели?
- Я парламентёр, - поправляет Сорди. Исправлять имя смысла нет.
- Видим, как же. Чего ж ты за не своих говоришь и своей холёной шкуркой ради них рискуешь, брат Сергей? - говорит старший из отцов.
- За постой ковалю с дочерью плачу, Мефодий Андреевич, - спокойно отвечает Сорди.
- За постой или за работу? - спрашивает уже Кирилл. Ага, непочётное прозвание задело не одного Мефодия - всех троих. На самом деле он самый обычный Николай, даже Колян. Мефодий - Мстислав. Иван зато - Бенедикт. Венедикт Фёдорович.
- За работу тоже. Коней подковывали, - отвечает Сорди спокойно.
- Далеко ли собрались с твоей... мужедевицей? - спрашивает Иван, пока руки Сорди закручивают за спину. Обыскивать, наверное, собираются.
- Если вы ее определили, значит, и насчет всего прочего без меня знаете. Или у вас одна только подзорная трубка, а слуховой нет?
Нарочитое оскорбление: намёк на дряхлость и ветхозаветность троицы. Не зря ли, соображает пленник. Нет, не то. Не слишком ли рано? Здесь, в этой гущине, и первая, может статься, не работает. Бинокль висит на шее одного из младших - новенький, вполне солидного вида, но оптику по одной внешности вроде не заценишь. Впрочем - не самая продвинутая, наконец решает Сорди.
Поспешные руки шарят по карманам. Неопытны, однако, меланхолически размышляет обыскиваемый. Такое надо учинять вдумчиво. Не пропуская ни одного шва и ни одной складки.
- Нож! - доносится торжествующий клик. - Это чего значит - послу на разговор оружным идти?
Миха вытаскивает "Волчонка" и торжествующе потрясает им перед носом собравшихся.
- Не оружие, но памятка. От вас самих на прощанье полученная, - врастяжку и с видимой ленцой объясняет Сорди. - Я ей, положим, из ногтей грязь вычищаю и бородку скоблю.
Кто подсказывал ему нахальство и зачем? Вольная дубрава и раскидистые мхи? Солнечный свет и аромат мелких цветов? Он не знал. Просто слушался.
- Бриться тебе, мы видим, без надобности, - снова вступает в разговор Меф. - Обабился совсем. И как бы ты это сотворял без какого-никакого зеркала?
- Да вот оно, то самое зеркальце, - с готовностью подхватывает Миха. - За подкладку, что ль, забралось, а теперь в самую мою руку прыгнуло и расктворилось. Трещиноватое и тяжелое какое-то.
- Дай сюда, - приказывает Кирилл. - Ого, литой серебряный футляр с откидной крышечкой. Шикарная безделушка. Еще бы пудры с другой стороны подсыпали - прыщики этому неженке маскировать.
Негодующе махнул рукой...
Сорди готов был поклясться, что сверху внутрь стекла прыгнула некая рыжая искорка. Отразилась и в тот же миг отскочила в самую гущину деревьев.
- Бери, Сергейка. Полюбуйся на себя напоследок, какой ты стал красавчик, - усмехнулся он. - А нам такого ввек не нужно.
Вложил за пазуху Сорди вместо ножа - пальцы грубовато прошлись по соскам.
- Хотели мы тебя отпустить восвояси и твоей потатчице дорогу отворить. А теперь нет. Теперь веди, откуда вышел, а там посмотрим. И не вздумай Сусанина разыгрывать - мы тебе не полячишки какие-нибудь. Стрелой и пешего, и конного догоним.
Руки связаны, но ведь ноги свободны, верно? Так думает Сорди, вольно и размашисто шагая по тропе между своими стражами. Добрая половина отряда во главе со святыми отцами движется следом, неся арбалеты, стрелы и плотно закрытые глиняные горшки, проминая собой мягкую почву. Странно мягкую и пружинистую... А еще стволы - нечистые, с каждой свисают бороды мха. И там, где нет чужой шкуры, отчего-то теряют кору, иногда до самого скелета.
Мы идем по болоту, понял он. Мы уже в него попали.
- Я вам не Сусанин, - громко говорит он. - Это вы меня самого в топь завели, теперь нужно обходить или вообще поворачивать.
Его слова покрывает удар, гулкий рёв и плотная, как взрыв, вспышка за спиной, что обнимает собой половину леса.
Огромное, заостренное кверху, чистое пламя вздымается до солнца, которое отчего-то именно теперь догадалось пошире раздвинуть облака или туман, и к самому светилу вздымаются вопли. Боль, ужас, погибель.
... А потом в мире не осталось звуков, кроме утробного рева, и темноты, помимо раскалённого сияния, что парило на высоте нижних ветвей, завивалось посреди стволов гигантским рыжим драконом, поглощая самые толстые, крутя в себе сучья, будто великанскую палицу, источая нестерпимый зной.
Они бежали по земле, проседающей под ногами, стадом перепуганного зверья, имея в голове одно: то, что должно было стать победой, стало погибелью, иная же погибель обратилась спасением. Уже некому стало удерживать пленника, да и незачем: путь отсюда был один.
Когда передние ряды войска почувствовали под ступнями несгибаемо твёрдую землю, со сгустившегося над головами и ставшего чугунным неба хлынул ливень. Такой обильный, что мешал видеть и почти мешал дышать, со всей дури сталкивая наземь, в жидкую грязь.
Сорди поднялся на ноги одним из первых. Попытался вытереть лицо ладонью. очистить куртку от того, что налипло, - без толку. Хорошо, что юфть - сама по себе кожа плотная, да еще и пропитка была, наверное. Внутри более-менее сухо, а снаружи как-нибудь обойдётся. Да и вообще вода - такое дело: до мяса достала, так хоть костей не тронет.
Вокруг молча выбирались из густой жижи остальные, выкапывали оттуда горшки, тихо ругаясь, пересчитывали ломаные стрелы, проверяли тетиву.
Обозрел окрестности. Встретился взглядом с Мефодием.
- Ножик мой отдайте, Мстислав Андреич. Без этого дальше не поведу, хоть в самом деле убейте. Видали, что вокруг творится?
Тот угрюмо послушался. Только спросил:
- И впрямь поведешь? А то смотри: всамделе прикончат тебя наши.
Седины его заметно слиплись и почернели, оттого и важность соскочила по крайней мере наполовину. В косы убрать - совсем молодец будет, вскользь подумал Сорди.
И они пошли. Удивительное дело! Гарью от недавнего пожарища почти не наносило, то ли от дождя, то ли вопреки ему - он не мог сказать по причине своей неопытности. Зеленая стена стояла на вид нерушимо: лес проглотил чужаков и даже не подавился.
- Погибли. Все там погибли, - донеслось до ушей Сорди. Хотел было сказать, что лучше бы им, правоглавам, самим в том убедиться, а не переть свиньей на корыто, но услыхал дальше сказанное другим голосом:
- Колдуны заклятые. Вот теперь и стоит за них по самой верной истине взяться.
Тотчас передумал: не стоит раздражать народ советами, которых от тебя вовсе не требуют.
Лес слегка поредел: до сих пор Сорди не был уверен, что ведет правоглавцев правильно, да и не понимал, хочет он такого или нет.
"Память и ориентировка у меня выработались неплохие, а здесь еще и будто какие-то жилки по всему лесу натянуты, - подумал он. - Угадываешь направление, как глухой - слова по губам".
Крыши кузнецова двора встали перед ними внезапно.
А стоило Сорди, как и всем прочим, увидеть стены...
Он вздрогнул, и дрожь эта передалась всем прочим.
Ровной шеренгой поперек всей площадки стояли длиннокосые всадники на коренастых длинногривых лошадках. Похоже, лучшие из клана Борджегэ, и с ними, в центре построения, - сам Тейнрелл. Стремя в стремя с Тэйном, на Шерле, - Кардинена: сабля вынута из ножен, прижата к плечу - салют или готовность к атаке. Рядом с нею Леэлу держит под уздцы Сардера. А Орхат...
Орхат вразвалку подошел к пришедшим:
- Многовато вас, гостей. У меня, вашими стараниями, и припасов стольких бы не нашлось: добрые люди помогли. Что скажете?
- Да что их самих спрашивать, - отозвался Тэйн. - Они думали, запретная война - это лицом к лицу, а за кустами и стволами прятаться - это позволено. Как мыслишь, Кардинена?
- Да какая это война, мой Тэйнри, - всех против двоих. Сильных против слабых.
- А мы сильные, моя Карди?
- Сильные.
Значит, не к лицу нам с этими людскими ошмётками по-настоящему сражаться.
Он свистнул - из-за ряда взлетели арканы и вмиг опоясали людей по локтям тугой петлей, притянув локти к талии.
В наступившей после того деловой суматохе Леэлу вытянула юношу из толпы, вложила повод Сардера ему в руки и подвела к остальным всадникам.
- Что же ты, ученик, - взойди в седло. И держи свой славный меч, однако.
Он послушался. Вернул бокэн на своё плечо. Кое-как вставил ногу в стремя - то ли от волнения, то ли от усталости, а, может быть, от всего сразу. Развернул жеребца и толчком попятил его в строй: на освободившееся место. Карди тем временем спрятала карху в ножны и за пояс.
- Ну как, ина, за мою услугу не станешь ли хоть сейчас против меня?
- А ты бы с легким сердцем на то пошёл, сам скажи? Не по чести выйдет. Народу у тебя здесь немного, у меня - и вообще никого помимо челы.
- Он один уже теперь стоит десятка. Жаль, не выпросил я его тогда: отважен, умен, высокие силы с ним говорят.
- Пропустил ты своё счастье, - Карди улыбнулась. - Не беда - с лихвой наверстаешь. Всё своё сполна и до капельки получишь, дай только срок. А вот сейчас гляжу - все твои рабов себе ныне захватили, кроме тебя самого.
- Вождю не раб и не слуга по чину полагаются.
- Вот и дам тебе в отплату куда большее. Понял, я думаю, ради кого я тебя вызвала и в пути поторопила? Это сам Орхат здесь ведовским и железным ремеслом занимается. Оружейник из оружейников. Его себе забирай.
Орхат, стоящий у крайних деревьев, обернул башку, заулыбался во все желтоватые зубы.
- Это не слуга, тем более не раб - почитаемый всеми мастер, - проговорил Тэйнрелл. - Доля его в добыче - две моих.
- Я не один иду, а с женой и помощницей, - ответил Орхат. - Ей, как любому отроку-первогодку, - восьмая часть доли вождя.
Леэлу, что так и осталась стоять почти под мордой гнедого коня, едва ли не в панике озиралась вокруг.
- Что такое - или не мил тебе стал дядюшка? - спросила Кардинена.
- Не в том дело. Я себя считала твоей... вашей, - ответила девушка, чуть споткнувшись на слове. - Тебя и ученика.
- Ну, знаешь! Коли тебе спасли жизнь, это еще не повод на всю это жизнь вешаться спасителю на шею.
В глазах Леэлу стоймя стали слёзы - огромные, хрустальные. "А хороша, - внезапно подумал Сорди. - Глаза большие, карие. А что кость широкая - неважно. Будь она парнем..."
- Иди от меня, - со внезапной жёсткостью в голосе ответила Карди. - Спать-то без просыпу хороша была.
И подала коня вперед всем корпусом: прямо на пешую.
На том и закончилось дело.
Заночевали оба, ученик и его учительница, в полупустой хижине: Орхат забрал всё, что согласились увезти на заводных лошадях его новые товарищи. Расположились на полу, стянув под себя и на себя всё оставшееся тряпье: ночь после дождя ожидалась прохладная, а к тому же Сорди трясла мелкая и мерзкая лихоманка.
- Я могу сказать?
- Можешь. Да не чинись ты так!
- Виноват я, - в который раз пожаловался он на судьбу. - Не захотел тебе про свой нож напомнить.
- То не вина и не судьба. Игра одна.
- Что если бы правоглавы одно зеркало у меня нашли?
- Не было бы резону поиграть им перед твоим носом. И всего остального.
- Карди, и так плохо, что мои бывшие собратья в рабство угодили, а ведь многие вообще на тот свет.
- На иную ступень, однако. Чуть пониже. А насчет рабов... не морочь себе голову. Это до поры до времени, пока не образумятся. Только Тэйн их теперь от себя и своего знаменитого рода нипочем не отпустит. Еще причти - со всех твоих соотечественников запрет снят, скорлупа разбита. Эх, жаль одно: больно быстро с ними разделались. Снова скучать придется.
- Я так думаю - не очень долго, - Сорди чуть улыбнулся. - В деревне и парней много осталось, хоть и не таких задиристых, и женщины с детьми. Их, похоже, не тронут. Пока.
- Соображаешь.
- Далеко не всё. Отчего бы тебе девушку эту, Елену-Лейлу, с нами не оставить?
- Это в каком-таком качестве? Общей наперсницы, что ли?
Кардинена приподнялась на локте, голос у нее сделался похолодней наружного воздуха.
- Юноша, ты не понял. Это же она обо всем бывшим твоим отцам и братьям передавала своими заклятьями и заплачками. Не знаю, вольно или невольно. И знать того не желаю. Судить - тоже. Всякий расхлебывает своё варево.
- Откуда ты такое взяла?
- Тот самый дракон на крыльях принёс, который вам всем в лесу являлся.
- Что это был за дракон, Карди?
- Тот же, что рядом с Тэйнри за нами по пятам ходит, дорогу как метлой заметает, - вполголоса проговорила она. - Змееволк. Волк Огнезмей. Оборотень и поручник Зеркала.
- Это ведь сказка.
- Ты сам видел. Разве не так? Или, думаешь, примерещилось?
- Сказок не бывает. Волшебства не бывает.
- Понимаешь, - деловито объяснила Карди, - это не сказка, а вроде как сама здешняя жизнь.
Помолчали, укладываясь и заворачиваясь потеплей. За стеной кони деловито хрумкали травой, запасаясь впрок на будущую дорогу.
- Карди.
- Чего?
- Куда мы дальше пойдем?
- Учить тебя работе с клинком, так я думаю. А это возможно только в большом городе. Есть тут в неделе пути такой. Лэн-Дархан, безданный и беспошлинный, как и следует из его прозвания. Город женщин.
- Учиться там фехтовать? У женщин? Как странно.
- Почему? В горах даже пословица есть такая: "У мужчин род, у женщин - город". А в городе много чего помимо водится. Спи!