Молодые супруги поселились в старом доме, который, по обычаю здешней страны, был разделен посередине на две равных части - мужскую и женскую. Каждая из них с отдельным выходом, что импонировало обоим. Ведь и жена, которую звали Инна, и муж по имени Янко, превыше всего ценили независимость от другой половинки семейной пары и возможность общаться лишь тогда, когда этого захочется им обоим.
Итак, посередине дома была толстая стена, а в ней прорезан - от пола до потолка - дверной проем. Двустворчатую и двустороннюю дверь можно было запирать как со стороны мужа, так и со стороны жены.
Каждый из них на своей половине устроился вроде бы и по своему вкусу, но одновременно с надеждой угодить другому супругу.
Со стороны Инны дверь была сделана из стерильно белого пластика.
Со стороны Янко дверь была сотворена из резного эбенового монолита.
Печь на стороне Инны была похожа на солидный, хорошо отдраенный атанор для переплавки генетического сырья и выплавки из него Нового Человека. Хотя, по правде говоря, она больше косила под старину, чем была на самом деле старомодной.
Закопченный камин на стороне Янко был предназначен для того, чтобы вокруг его веселого огня собиралось по вечерам многочисленное семейство - не так чтоб погреться, но более того - желая полюбоваться на игру всполохов в его сердцевине, поглазеть на узорный чугун решетки, мраморную облицовку и экран, расшитый старинными шелками.
Стол на Инниной стороне, казалось, был увезен из лаборатории продвинутого современного алхимика: так он сверкал золотистой латунью, искрился чистым стеклом, сиял чистейшей воды фаянсом - и настолько был загроможден всевозможными хитрыми приборами для вскармливания Того, Кто должен был зародиться в атаноровом нутре.
На стороне Яна ему соответствовал довольно легкомысленный шестигранный столик на шести же ножках, похожий на черепашку и щедро инкрустированный перламутром по махагону и палисандру. На панцире стола бессменно возвышались чуть закопченный серебряный кофейник и кофейная же пара: чашечка и блюдце из тончайшего голубого фарфора.
Стулья вокруг стола для Великого Деланья были жуть какие удобные и эргономичные: не заметишь - а ты уже сел, причем надолго.
В мужской части дома сидений не было вообще - по толстенному ворсовому ковру смирнской работы были беспорядочно разбросаны кожаные пуфы, плетеные подушки, разноцветные шерстяные цветы, всякие хитрые символические загогулины и постельные валики из золотной парчи.
На стороне Инны воцарилась круглая кровать, покрытая пышным меховым покрывалом - по всей видимости, синтетической имитацией полярного медведя: сексодром для птиц большого полета, плацдарм для утонченных любовных игр.
На Яновой стороне надо всем интерьером господствовало квадратное ложе, забросанное маленькими думочками, расшитыми подголовниками, забавными стегаными зверюшками из остатков ткани и пряжи и прочим хламом до того, что не было видно, какого цвета на нем покрышка. Часть этого пестрого барахла сползла на пол и смешалась там с мебелью. На таком ложе стоило играть детишкам и взрослым, дабы последние в свое удовольствие зачинали первых.
Широкие окна Инны были прикрыты складными решеточками на бечевке, под названием жалюзи. Ветерок из фортки постоянно шевелил их, бросая озорные тени на обстановку комнаты.
Ян почти не отодвигал в сторону тяжеленный гобелен пыльных штор с помпонами по краю, что отрезал его обитель от белого света, превращая в уютную медвежью берлогу.
Насыщенная кислородом вода для нужд супруги поступала из крана, что сиял над раковиной чистым серебряным блеском и пел кенаром, стоило его отвернуть чуть посильнее.
Супруг обходился широким бронзовым сосудом, водруженным на три массивные львиные лапы; по зеркалу воды шла легкая рябь, розовые лепестки колыхались, точно лодочки с дивным фимиамом внутри. Воду для этого "медного моря" приходилось таскать из колодца, чуть привядшие цветы давал беспечно разросшийся вокруг колодца сад.
Именно туда, в бесформенный зеленоватый полумрак, вела из дома личная дверь Яна.
Внешняя дверь комнаты Инны вела на небойкую светлую улочку - пять минут, и она в своей любимой библиотеке.
Надо сказать, что обоим было не так уж комфортно в их обителях.
Янко все время норовил бросить рядом с кофейником галстук, разбрызгать душистый настой по всему полу, отфутболить какую-нибудь особо назойливую подушку, когда она ненароком появлялась у его компьютерного кресла, - а уж сушить на каминной решетке ботинки и носки считал главным признаком хорошего тона.
Инна безуспешно пыталась задрапировать назойливо блестящие поверхности пестрыми батистовыми платками и косынками всех размеров, развесить по всем вертикальным поверхностям кашпо и постеры, а на каждую горизонтальную водрузить по вазочке или подсвечнику.
Однако помогало это несильно.
Он все чаще чувствовал себя робкой белобрысой молью среди душных ковров и покрывал.
Она казалась себе круглым черным жучком, которого выставили на ослепительный дневной свет.
Тогда они решали сходить в гости друг к другу. Королева шествовала к королю, король шел к королеве. Поскольку двери были донельзя широкими, они умудрялись в них даже не столкнуться - одним словом, не создать себе излишних трений.
Только вот беда: при этом каждый нес с собой свою привычную жилую раковину, будто гигантская виноградная улитка.
Инна первым делом снимала с гриля чуть покореженные от тепла мужнины башмаки, смачивала водой, смазывала жиром и набивала их прошлогодними газетами, чтобы они обрели первоначальную форму. Затем сгребала в кучу нестираное белье и отправляла его в стиральную машину с фронтальной загрузкой: черный круг на фоне белого фасадного квадрата сменялся радужным, когда белье начинало вращаться в барабане. Извлекала из огромной благоуханной чаши мощный полосатый арбуз, который бросили туда охлаждаться. И под самый конец перемещала все подушки, независимо от их происхождения, с пола на диван.
Ян перво-наперво сдирал с места самый большой и нарядный платок и закручивал его, точно удавку, вокруг своей шеи, зажигал сигарету от бегущей водной струи и тушил окурок о свечное пламя. Надо же, а ведь до женитьбы он и не думал курить! Потом он скопом сваливал на широкое декоративное блюдо всю ту вкусную еду, что приготовила Инна в честь мужнина визита, съедал без разбора, сваливал грязную посуду в мойку и сам валился на постель прямо в тапках фасона "Ни шагу назад", оформленных под черную пантеру, с твердым намерением благополучно и до конца переварить съеденное.
Кончалось это, разумеется, гулкой обоюдной ссорой, сопровождающейся вселенским нервным раздраем, а позже - расхождением по самым главным углам.
Так и ходят они до сих пор друг другу в гости, как журавль и цапля в мультипликационной сказке Норштейна.