Памяти Святителя Илариона Киевского (?-около 1055)
Дни памяти: 21 октября (3 ноября) , 28 сентября (11 октября)
(Собор преподобных отцов Киево-Печерских)
Митрополит Иларион (прозвище Русин) первый русский по происхождению митрополит в Киеве.
Сведения о жизни скудны и не всегда могут быть совершенно достоверно отнесены к митрополиту Илариону; летописи содержат ряд упоминаний имени Ларион, которые по историческому контексту идентифицируют с ним.
Так, под 1051 годом "Повесть временных лет" излагает зарождение Киево-Печерского монастыря: "Боголюбивому бо князю Ярославу, любящю Берестовое и церковь ту сущую святых апостол и попы многы набдящю, в них же бе презвутер именемь Ларион -- муж благ, книжен и постник"; он первый "ископа печерку малу двусажену" там, "кде ныне ветхый манастырь Печерьскый". Согласно записи в начале летописной статьи 1051 года в ПВЛ ("лето 6559"), его ("Лариона") "постави Ярослав митрополитом ... собрав епископы".
В начале Устава князя Ярослава о церковных судах говорится: "Се яз князь великий Ярослав сын Володимерь, по данию отца своего съгадал есмь с митрополитом с Ларионом, сложил есмь греческий номоканун; аже не подобаеть сих тяжь судити князю, ни боляром -- дал есмь митрополиту и епископом".
Дальнейших сведений нет; но под 1055 годом Летопись Новгородская II упоминает имя другого митрополита -- Ефрема, из чего предполагают, что сразу по смерти Ярослава 20 февраля 1054 года он был смещён.
Его противоканоническое поставление (Киевская митрополия находилась в составе Константинопольского Патриархата и Киевские митрополиты поставлялись решением Вселенского Патриарха и императора) могло быть обусловлено тем, что по смерти митрополита Феопемпта Русь находилась в состоянии войны с Византией.
Оставленное им духовное наследие живет в Русской Церкви. И, прежде всего, лучшее творение древнерусской церковной литературы - "Слово о законе и благодати". Содержание его глубоко и многосторонне. В центре "Слова" - учение о спасении и благодати. Большое внимание уделено вопросу о превосходстве христианства над иудейством. Эта тема была актуальна в те времена для Киевской Руси: к святому Владимиру приходили иудеи, надеясь обратить его в свою веру, преподобный Феодосий Печерский († 1074) ходил на "жидовский конец" в Киеве с проповедью Христа Распятого.
Известно также, что евреи старались совратить в иудейство святителя Никиту Затворника, когда он был еще иноком Печерского монастыря (1088 г.). Об этом рассказывает святитель Симон в "Киево-Печерском патерике". Поэтому понятно внимание, которое уделяет святитель Иларион вопросу "о законе, Моисеем данным, и о благодати и истине, чрез Иисуса Христа бывших".
Наконец, третья тема, давшая повод произнесению самого "Слова",- прославление апостольского подвига святого князя Владимира.
Такое понимание общего направления истории человечества определяет и тональность полемики с иудаизмом, проводимую Иларионом. Безусловно, иудаизм противопоставляется христианству. Действо, как объясняет Иларион, законом оправдывается, но не может получить спасение. В отличии от иудеев, христиане Истиной и Благодатью не оправдываются, а получают спасение.
Но и тут Иларион не склонен ограничиваться только противопоставлением и отрицанием. В. Топоров в этой связи справедливо замечает, что "в Слове о Законе и Благодати" тоже, конечно, полемика, но главное в нем, наверное, не желание пристыдить еврейскую веру, а удивление перед нежданной слепотой ее, которая не позволяет евреям увидеть то, что они, кажется, предвидели и о чем говорили. В "слове", полемизируя с иудеями, Иларион вместе с тем демонстрирует "ощущение родства, общих корней".
Считалось, что Конец Света должен наступить в конце седьмого тысячелетия. Совершались попытки более точных расчетов дня Страшного Суда. В соответствии с одним из них считалось, что перед Концом Света Бог на короткий срок освободит дьявола, который на протяжении трех лет будет соблазнять людей, подвергая тем самым последнему испытанию прочности их веры. Это, как предполагали, должно случиться 6533 года от Сотворения Мира. Приводя такие расчеты, И. Данилевский подытоживает, что после 6533г. от Сотворения Мира (очевидно, 1037 г. н.э.) ожидание конца света приобретает на Руси особую напряженность. Если добавить, что Страшный Суд, как считается, должен состояться в день, когда Пасха совпадает с Благовещением (а, как уже отмечалось, пересечение Пасхи и Благовещения отличает библейское содержание "Слова"), то можно с уверенностью утверждать, что начатая в "Слове" Илариона и продленная в дальнейшей летописной традиции, как и в оригинальном творчестве древних книжников, "русская тема" была прежде всего ответом на острое переживание приближения конца земной истории человечества - "въра бо блгдтьнаа по всея земли простръся, и до нашего языка русскааго доиде".
Сам факт, что народ русский последнее время приобщился к Благодати и Истине, рождает радостное чувство апофеоза веры, распростертой по "всей земле", приобщив их к евангельскому источнику, освещая "землю", "светом разума".
А это существенно меняет соотношения компонентов конфессионной триады, через взаимодействие и борьбу составляющих которой осуществляется развитием человеческой истории. Речь идет о народах, исповедующих язычество, иудаизм и христианство.
В первую очередь существенно меняется роль иудеев в истории. Если на предыдущих этапах, когда Благодать была в мире еще в скрытом, еще не явленном виде, Закон был "предтечей" и "слугой" Благодати, то сейчас, после воплощения Благодати и утверждения христианства на "всех землях", Закон этой функции лишился: приближается пора, когда иудейская вера превращается в однозначно негативное начало, а статус ее оказывается более низким, чем язычества. Ибо в отличии от народов-язычников, которые имеют шанс приобщиться к Благодати, иудеи оказались не в состоянии понять Истину. Это преимущество и демонстрирует сравнение судьбы русского народа и иудеев. Русичи "уже" приняли истинного Бога - "оуже не идолослужителя зовемся, нъ хрестiанiи. И оуже не капище сътонино съграждаемь, нъ Христовы церкви зиждемъ". Это "уже", повторяющееся на протяжении всего повествования о перерождении русичей, их приобщению к Благодати, призвано засвидетельствовать приближении той черты истории человечества, когда "идолопоклонники" как народ прекратили свое существование, так как "последние" язычники-русичи приобщились к Благодати. Финал этой части "Слова" пересказывает пророчества о наступлении такого времени, когда "языки" приобщаться к своей Благодати и Истине и станут "новыми людьми".
Идеи тем самым очутились вне истории. Они оказались не способными сделать тот шаг, который избрала Русь. Если раньше идеи, верующие в единого Бога, имели хотя бы относительное преимущество перед русинами-идолопоклонниками, то теперь новая фаза исторического развития "законное езеро пръсьше, суаагельскыи же источникъ наводнився и всю землю покрыв и до нас разлiася, бо оуже и мы съ всеми христiаными, славим святую троицу, а иудея молчит". Именно за это и ожидала иудеев справедливое наказание, принесенное завоевателями с Рима. "Иудейство - подытоживает Иларион, - оттоле погибе, и законъ по семъ яко вечерьнъи заръ погасе, и расъяни быша иудеи по странамъ, да не въкупь злое пребываеть".
Таким образом, прежде всего место и роль Руси в истории человечества обусловлена тем, что приобщение ее к Благодати и Истине знаменует окончательную победу над язычеством и иудаизмом. Отсюда и та мажорная тональность, которой пронизано "Слово".
Но обоснование места и роли земли Русской не ограничивается антинамическим противопоставлением вражеским христианству силам. Существенно для него также обосновать ту роль, которая выпала на долю Руси после приобщения к кругу единоверцев. Хотя тут уже не идет речь о противопоставлении. Выясняется место, отведенное Руси в единой семье богоусыновленых народов. Ведь общность христианскую составляют "людiе божiе", те, кто "сынове его прозвахомъся". В определенной мере Иларион положил начало употреблению расширенного понятия "земля Русская" несущее в себе преимущественно конфессионное значение. Здесь слово "русский" сближается с понятием "православный". В дальнейшей традиции это нашло отражение в тех неединичных случаях, когда термином "русский" обозначают и болгар, и литовцев, и валахов и др. Аналогичную особенность отмечал Г.Федоров, анализируя духовные стихотворения, для авторов, у которых "нет ... христианской страны, которую они не считали бы русской землей".
В то же время совсем не говориться о растворении Русской земли в православном мире. Осознавая собственное достоинство, Иларион утверждает "не въ худъ бо и нъвъдомъ земли владычьствовша [о князях русских], нъ въ Руськъ, яже ведома и слышима есть всеми четырьми конци земли".Это необходимо не только для того, чтобы утвердить равенство Руси с другими народами, объединенными в единую христианскую семью. Иларион осознает и ту ответственность, которую берет на себя Русь перед всеми иными народами.
Переход к этой важной для Илариона теме осуществляется путем осмысления уже не триады "язычество-иудаизм-христианство", а двух других анализирующих тему триад: "Иерусалим-Константинополь-Киев" и "Моисей-Константин-Владимир". Рассмотрим их детальнее.
"Похвала" Владимиру, как и "Слово" в целом, оказывается насыщенной духом историзма, утверждающим сакральность исторического деятеля раскрывая его приобщение к богоизбранным общностям, рождение и развитие которых, собственно, и определяют реальный ход истории человечества. Богоизбранность Владимира - в принадлежности княжескому роду,
репрезентующему "землю Русскую". Владимир привел Русь к истинной вере, продемонстрировав родственную схожесть с подвигом апостолов. Выступив посредником между миром Божьим и людьми, он унаследовал и продолжил дело, начатое Моисеем, подхваченное Константином Дело, начатое им на земле, достойно продолжает его сын. А Владимир и после смерти остается перед Богом защитником "земли Русской". Поэтому логическим завершением "Слова" стало молитвенное обращение к Владимиру от имени русского народа, за которым следует "Молитва" к Богу "от всея земля наша".
Воспевая милосердие Владимира, Иларион особенно подчеркивает, что таким образом русский князь не словом, а делом засвидетельствовал стремление следовать поучением пророка Даниила, который призывал Навуходоносора очистится от грехов через милостыню и щедрость к убогим. Таким образом в подтексте "Слова" вводятся ветхозаветные пророчества Даниила, среди которых важное место занимают толкования сна Навуходоносора, что позволило Даниилу раскрыть судьбу мира, определяемую, в соответствии с Божьим намерением, течение человеческой истории (Дан. 24-45). Оказывается, что содержание земной истории составляет смена четырех царств, последние из которых будут существовать, пока не наступит Царство Божие. Интерпретаторы 2-й главы Книги пророка Даниила такими мировыми царствами как правило, считали Вавилонское царство, Мидо-Персидское, империю Александра Македонского и Римскую империю, которая будет существовать "до конца времен". В ней может меняться лишь местоположение столицы, которая со временем с берегов Тибра переноситься на берега Босфора, где и разместился "второй Рим" - Константинополь.
Отсюда, по логике, Киев имел право претендовать на звание "третьего Рима". Однако тема Рима, тем более в указанном аспекте, отсутствует в "Слове". Вообще о римлянках Иларион вспоминает дважды: как о тех, кто совершил Божье наказание, разрушив Иерусалим и распылив иудеев, и в связи из сообщением о том, что их и элинов Константин объединил в единое христианское государство.
Тема "русского Рима" возникнет намного позже благодаря старцу Филофею будет связана с осмыслением исторической роли Москвы и Российского государства. Но это уже темы другой истории.
Что же касается Илариона, то он продолжая линию Константинополь - Киев, выстраивает другую триаду, базирующуюся на несколько иной интерпретации пророчества Даниила.
Дело в том, что в традиции христианской ексгезы можно выделить по крайней мере две тенденции в интерпретации пророчества Даниила.
Одна из них - эсхатологическая - базировалась на представлении о Римской империи, которая будет существовать до "конца времени", после чего и наступит ожидаемое Царство Христа, которому "Не будет конца".
Иларион проявляет склонность к другой - хилиастической тенденции в интерпретации пророчеств. Начало Царства Божьего выпадает, в соответствии с такой интерпретацией, не на время, что наступит после четвертого царства, а на период его существования на земле. История Царства "не от мира сего", Мессианского царства, начинается здесь, на земле.
Его олицетворяет Церковь Христова, божественная по своей природе. В этом Царстве и живой "новый", "обращенный", таким образом, спасенный, народ, который составляет Вселенскую Церковь, опекаемую Христом.
С этой точки зрения первому этапу действительной, то есть христианской истории положил начало не Рим, а Иерусалим, являющийся прежде всего духовным центром христианского мира. Такой взгляд на Иерусалим возникает уже около истоков христианства в Откровении Иоанна богослова, где этот город рассматривается как образ Небесного Царства - Нового Иерусалима (Откр., 21).
Иерусалим воспринимается как символ обетования, а земной Иерусалим - как икона Небесного града, Возвышенного Иерусалима. Он утверждается как сердцевина, где свершается весь путь человеческой истории. Спасение, которого готовит восхождение в Небесный грод. Именно идея Иерусалима как духовного центра человеческой истории, детально разрабатывается Иларионом.
Положил начало земной истории Иерусалима подвиг, совершенный в нем Исусом Христом. Это первый этап истории, когда "въровавшiимъ о уже в Христа сущемь в Iерусалимъ" приходилось сосуществовать здесь с иудеями и претерпевать от них гонения. "Не прiимааше въ Iерусалимъ христiаньскаа", между иудеями и христианами тут были "многы распръ", - обьсняет Иларион. Именно за оскорбление христиан "оточиани быша iуди и расточение по странам".
Новый этап христианской истории связан с распространением истинной веры, вышедшей за пределы Иерусалима и начавшей свое победное шествие по всей земле: "Пряже бо бъ вь Iерусалимъ единомь кланятися, - объясняет Иларион, - нынъ же по всеи земли" .
В то же время появляются на земле новые духовные центры, "Новые Иерусалимы", и показательно, что следующее упоминание в "Слове" о Иерусалиме обозначено названием этого города не в единственном числе, а во множественном: Илларион замечает, что по всей земле, а не только "въ Iерусалимъ поклоняться Отцу духомь и истиною". "Новые Иерусалиммы" приходят на смену старому, в котором "избивающа пророкi", за что город и иудеи, живущие в нем, были страшно наказаны "пришедъше бо римляне, плениша Iєрусалимъ и разбиша до основанiе его, iудейство оттолъ погыбе". Но не Рим становится вторым Иерусалимом. Этого высокого звания, как считает Иларион, в первую очередь заслуживает Константинополь, благодаря подвигу, совершенному императором Константином и матерью его Еленой, а за ним - Киев, завоевавший эту высокую честь благодаря Владимиру и бабушке его - первой русской княгини - христианке Ольге. Сравнивая Византию и Русь, Илларион отмечает: "оуже бо й вь онъхь и вь онъхь и вънасъ Христосъ царемь зовется. Онъ съ матерью своею Еленою кресть от Iєрусалыма принесъша по всемь мру своемь раславъша въру оутвердиста ты съ бабою твоею Ольгой, принесъша кресть от новааго Iєрусалима Константина града".
Это дает основание говорить об Илларионе как основоположнике еще одной традиции, утвердившейся в дальнейшем в творчестве древнерусских книжников. Речь идет об образе Киева как "второго Иерусалима, как духовного центра христианского православного мира".
"Вторым Иерусалимом" называет Киев Яков Мних, автор из древнейших памятников "Память и похвала князю Владимиру" С этим же образом связано и распространенное название Киева "мать городов русских", которую летопись приписывает Олегу. Ведь по библейской традиции именно Иерусалим именовался "матерью городов" как духовный центр, как "город Бога живого", в соответствии с характеристикой, даной Иерусалиму апостолами Павлом в Послании к евреям (12,22). "Матерью городов" называет Иерусалим Георгий Амартол - очень популярный на Руси византийский автор.
Заканчивает Илларион изложение своего видения христианской истории посредством рассмотрения триады, передполагающей личностную персонификацию этапов течения человеческой истории. Эту триаду составляют персоны, опосредствующие приобщение человеческого к Божьему, - Моисеев, как их называет Илларион, выносят в заглавие "Слова" имя Моисей в дательном падеже множественного числа: "О законъ Моисъомъ данъъмъ". Триаду эту составляют, "Моисей - Константин - Владимир". Т.Шумейко, специально обративший внимание на "множения" Моисеев в заглавии "Слова",объясняя эту особенность, замечает: "Образы Моисея, Константина и Владимира сближаются мотивом "перенесения" определенной "харизматической" сущности". Таким образом они отождествляются, представляя возможность истолковать "несоответствие" заглавия: все три, правителя - Моисеи.
"Закон" библейский Моисея - благодать для евреев, "закон" Константина - благодать для греков; последним, третьим звеном этого движения благодати есть "закон" Владимира - Благодать для Руси"
Академик Дмитрий Лихачев отмечает: "Русская литература возникла еще в X веке. Официальное принятие христианства Русским государством в 988 году потребовало не только множества переводных церковно-богослужебных и церковно-просветительских книг, но и составления собственных, русских сочинений, посвященных нуждам местной, русской церкви. Одним из первых таких сочинений была составленная, очевидно, на основании переводных произведений, "Речь философа", включенная затем в состав древнейшей русской летописи. "Речь философа" - это изложение всемирной истории с христианской точки зрения. Оно было сделано в форме речи, обращенной к князю Владимиру Святославичу с целью убедить его принять христианство.
Летописцы утверждают, что именно под влиянием этой речи Владимир и принял христианскую веру. Это должно было придать ей особую авторитетность в глазах всех русских подданных Владимира. "Речь философа" - произведение литературно умелое. Мировая история изложена сжато и точно. Говорится только о самом главном из Ветхого и Нового заветов - двух основных христианских исторических книг, из которых первая рассказывала всемирную историю от "сотворения мира" до рождения Христа, а вторая - земную жизнь Христа.
Изложение всемирной истории в "Речи философа" и сейчас поражает своей "педагогичностью", однако "Речь" не осмысляла значение принятия христианства русским народом. В этом отношении исключительное значение имеет "Слово о законе и благодати" митрополита Илариона. Это произведение по теме своей обращено к будущему Руси, а по совершенству формы и, в самом деле, как бы предвосхищает это будущее.
Тема "Слова" - тема равноправности народов, резко противостоящая средневековым теориям богоизбранничества лишь одного народа, теория вселенской империи, или вселенской церкви. Иларион указывает, что Евангелием и крещением Бог "все народы спас", прославляет русский народ среди народов всего мира и резко полемизирует с учением об исключительном праве на "богоизбранничество" только одного народа.
Идеи эти изложены в "Слове" с пластической ясностью и исключительной конструктивной целостностью. Точность и ясность замысла отчетливо отразились в самом названии "Слова": "О законе Моисеом данеем, и о благодати и истине Иисус Христом бывшим, и како закон отъиде, благодать же и истина всю землю исполни, и вера и вся языкы простреся и до нашего языка (народа) рускаго, и похвала кагану нашему Владимеру, от негоже крещени быхом, и молитва к Богу от всеа земля нашеа"1.
...Итак, истинная цель "Слова" Илариона не в догматико-богословском противопоставлении Ветхого и Нового заветов, как думали некоторые его исследователи [Первоначально считали, что "Слово" было направлено против иудейского учения. Мнение это опроверг акад. И. Н. Жданов. // См.: Жданов И. Н. Соч. Т. I. СПб., 1904. С. 1-80. ]. Традиционное противопоставление двух заветов -- это только основа, на которой строится его определение исторической миссии Руси. По выражению В. М. Истрина, это "ученый трактат в защиту Владимира" [Истрин В. М. Очерк истории древнерусской литературы. Т. 2. Пг., 1922. С. 131.]. Иларион прославляет Русь и ее "просветителя" Владимира.
Следуя за великими болгарскими просветителями -- Кириллом и Мефодием, Иларион излагает учение о равноправности всех народов, свою теорию всемирной истории как постепенного и равного приобщения всех народов к культуре христианства."