Но каждый цветет по-своему -

В этом высший подвиг цветка.

Басё.

Вообще-то я поэт, ну не то, чтобы пишу стихи, просто люблю думать красиво. Думать красиво? Именно так, и по мне - чем меньше думаешь, тем красивее получается. "Фигня какая-то" скажете вы и я даже не буду спорить - плевал я на ваше мнение и дело тут не в том, что я не уважаю чужое мнение - я в принципе не уважаю мнения, свои в том числе. Мнение - это лажа. Мнение - это когда нет понимания. Ну да ладно, не обращайте внимание, просто у меня сегодня лирическое состояние, или как там это еще называется. Почему?

Да потому что сегодня прекрасное летнее утро и отличный расклад на день - редкое сочетание в моей довольно геморройной жизни. Конечно все было бы намного хуже, если у меня не было ханки. "Что такое ханка?"- спросите вы. "Слава богу и как жаль, что вы этого не знаете" - отвечу я вам. Лично я похоже влип не по-детски - для меня ханка это практически все.

Все началось с головы, что называется "Горе от ума" - очень уж был мнительный, думал дофига и от этого постоянно болела бошка. Врачи, таблетки и прочие мед. прибамбасы не помогали, только хуже становилось, спасался бухалом. Короче трезвым практически не бывал, не-то, чтобы ужирался в мясо, просто постоянно был навеселе. Но бухало есть бухало - свинячья тяга по большому счету, сами знаете. Вкус отвратный, на агрессивность постоянно пробивает. А похмелье?! Вобщем когда появилась возможность в первый раз вмазаться, повелся сразу, не секунды не раздумывал. Было это уже в армии. Расклад был такой; Я был духом, то есть молодым солдатом, а наши деды, то есть старослужащие, где-то надыбали эфедрину - тогда это было не трудно, эфедрин-капли то ли в нос, то ли еще куда, не помню, продавался в любой аптеке и стоил копейки. Но его надо приготовить, а никто толком не умел, был правда один крендель с Хохляндии, который вроде бы пару раз видел как это делается, но без особой уверенности. В итоге он все-таки взялся и кое-как чего-то там забодяжил.

Вобщем раствор готов, а желающих быть первым нету - очко у дедов вибрирует капитально. Вот тут-то я и предложился, к всеобщей радости.

Что и говорить - вставило меня по взрослому, так круто я никогда еще в жизни не перся. С тех пор и пошло-поехало. Постепенно все штуки, которые раньше были на первом месте, стали цеплять все меньше и меньше. И вот на сегодняшний день картина такая - я капитально торчу на игле.

Но сегодня утром у меня отличное настроение. Есть ханка, или, как обычно пишется в ментовских протоколах - экстракт опиума, есть кислый - уксусный ангидрид, есть три таблетки димедрола - для усиления прихода. Все причиндалы - пятикубовая телега, железная кружка, плоскогубцы, вата, пузырек-самовар для отбивания на димедроле готового раствора - все вынуто из нычки и аккуратно разложено на кухне.

Стараюсь все делать очень осторожно и тихо - в комнате спит моя подружка. Она знает что я ширяюсь, я ей сам об этом говорил, но такой борзости - варить и ширятся в ее квартире, она бы мне не простила. Так что приходится шкерится.

Она для меня вроде как из другого мира, вовсю участвует в общественной свалке за кусок пожирней, относится к этому на полном серьезе, часами может бакланить о своем бизнесе, вобщем такая деловая колбаса. Я, видно, ей нужен для контраста, киник-циник, положивший хрен на все, что для нее и ее друзей считается важным.

У нас очень странные отношения, мы практически никогда не встречаемся днем, никуда не ходим вместе, большинство ее друзей даже не знает о моем существовании. Я просто прихожу к ней ночью, раз или два в неделю, а утром ухожу - вот и вся любовь.

Секс уже давно перестал быть важным для меня, прошли те времена когда я думал исключительно хреном, и слава богу. На самом деле сейчас мне даже кажется странным как это многие люди так серьезно к этому относятся. Но физиологически у меня пока все нормально, от опиума, как известно, стояк даже круче (если только димедрола по минимуму). Конечно ты хрен кончишь, да мне это и не важно. Тогда зачем же, спрашивается, мне все это нужно? Тут несколько причин: во-первых мне нравится эта женщина, мне нравится доставлять ей удовольствие, нравится как она полностью отдается этому мероприятию, как кричит, стонет, извивается чуть ли не восьмерками - это впечатляет!

У одного моего друга, слегка прибабахнутого на всяких восточных прибамбасах, на работе, он работает художником по свету в цирке, висит картина, на которой тетка с большими сиськами танцует на телах мужиков, в руках у нее оторванные мужичьи бошки с вытекающей из них кровью, или что-то вроде этого, точно не помню. Так вот он кричит, что это богиня Кали - символ пробудившейся женской энергии. Моя подружка, ее зовут Вика, когда разойдется, точно как та самая Кали. Для меня это удивительно.

Во мне уже давным-давно ничего не вызывает сильных чувств, одна знакомая девушка как-то сказала что я - эмоциональный урод. Немного обидно, но вобщем-то правда.

Другая причина по которой я вот уже третий год время от времени встречаюсь с Викой - это то, что у нее водятся деньжата и она без базара дает в долг - среди моих не многочисленных не ширяющихся знакомых она такая одна, другие не доверяют и правильно делают, долги я возвращаю редко.

Ну а самая главная причина в том, что я не теряю надежду когда-нибудь спрыгнуть с иглы и поэтому считаю важным поддерживать плотные отношения с так называемыми нормальными людьми. Если твой круг общения сужается до обычного наркоманского; барыги, менты, другие наркоманы - то считай все, жопа, ты приплыл, тебе уже никогда не спрыгнуть. Хотя, если откровенно, я иногда думаю: А чего ради спрыгивать? Да, проживу не долго, сдохну рано - ну и что? Все умрут, так я хоть кайфану перед отходом!

Вот мои предки, к примеру, жить не могут без телевизора, я так к опиуму не привязан, как они к ящику. Он у них тут на днях было сломался, так они два дня, пока не починили, натуральным образом кумарили, прямо как любой наркот кумарит без ширева - один к одному, те же симптомы. Смех да и только!

Все на чем-то сидят, от чего-то зависят. Так чего ради, спрашивается, мне спрыгивать? Что бы поменять так называемую неправильную зависимость на правильную - общепринятую? Вот такие иногда приходят в бошку мысли.

Только-только успел приготовить раствор, начал уже было смотреть куда жмякнуться, слышу Вика проснулась. Шесть секунд и все попрятано. Телега с раствором сзади, придерживается резинкой от трусов, сигарета в зубах, с деловым видом вхожу в комнату.

- Проснулась? - Спрашиваю я Вику и стараясь не поворачиваться спиной, подбираю свои шмотки, которые раскиданы по всей комнате.

- А ты чего так рано встал? - И так сладко зевает, вся вытягиваясь вдоль кровати, как бы невзначай скидывая простыню. Эх женщина! Но я не ведусь, есть дела поважнее.

- Да вот, - говорю, - тут с одним персонажем надо встретится. Насчет работы.

- А что за работа?

- Да точно пока не знаю, что-то по строительству, - гоню конечно, какая нафиг работа, просто сегодня я со своими друганами Андрюшей, по прозвищу Покойник и Аркашей-Арканом, договорились пить Кузмич нового урожая. Кузмич, это конопля сваренная в молоке - напиток мужчин, суровый и долгоиграющий. Бывалые наркоты, как правило, его не пьют и даже презирают, уж больно он для них кажется тяжелым, после всяких опиатов. Ну а нам нравится, хотя, если честно, чаще чем раз-другой в месяц желание его пить не возникает.

- А может подождешь немного, я бы завтрак сделала, а потом подвезла бы тебя на машине, - спрашивает Вика.

Ну нет дорогая, понимаю к чему клонишь - уж больно ей хочется выяснить, куда это я собрался. Въехала наверное, что гоню на счет работы.

Странный все-таки народ - тетки! Спрашивается на фига я ей? С точки зрения ее ценностей - я полное чмо, а все равно, все норовит подтянуть меня поближе, как-то развить отношения. Все ей хочется эмоционально стимульнуться - любовь и все такое.

- Нет, - говорю, - не получится, надо бежать, уже опаздываю, - и слегка помявшись, добавляю, - мне бы на моторе, а денег нет, может одолжишь полтинник?

- Там сумочка в коридоре, возьми, - говорит немного разочарованно.

Открываю сумочку, а там деньжищ немеренно. Вот интересно, действительно доверяет или потом пересчитывать будет? Внутренняя борьба, но все-таки лишнего не беру, не потому что честный, а просто очкую - мало ли, а вдруг это проверка?!

- Ну ладно все, исчезаю, - подхожу к кровати и пытаюсь поцеловать ее в лоб, но Вика крепко обхватывает меня руками и, чуть ли не в засос, начинает целовать в губы. Не без труда вырываюсь.

- Девушка, вы что себе позволяете?! Ведите себя прилично, - кричу я, а сам думаю, что еще бы чуть-чуть и шприц нащупала, вот шуму было бы!

- Когда теперь появишься, - спрашивает грустно Вика.

Вот как это понимать? Может действительно у нее какие-то чувства ко мне? Загадка - все это как-то сложновато для меня.

- Очень скоро, еще пожалеешь. Все, побежал, не хулигань. Дверь я захлопну. Пока, - кричу я и резвенько выбегаю из квартиры.

Ну вот, наконец то я на свободе! В наших отношениях вот эти утренние расставания - самая муторная часть и я всегда чувствую большое облегчение, когда наконец выхожу из ее подъезда.

На улице обалденно. Июль в нашем городе - самый жаркий месяц, но рано утром еще не жарко. Птички щебечут, дворники метут уже доставший всех тополиный пух, редкие прохожие с озабоченными физиономиями проплывают мимо меня. Стою у подъезда и щурюсь на все это. Хорошо! А через несколько минут будет еще лучше. Три куба правильного раствора, отбитого на двух таблетках димедрола - хорошее начало трудового дня! Конечно жаль, что не удалось вмазаться у Вики, но ничего, знаю поблизости местечко - детский садик, по утрам там народу не бывает. Промелькнула было мысль, что может быть вмазаться у Покойника на хате, но это глупая мысль, во-первых, ехать с раствором через весь город стремно, мало ли, вдруг менты повяжут, а во-вторых, и это главное, придется с Покойником делиться, а это плохо, я ведь не мать Тереза, что бы последним с ближними делиться. Дружба дружбой, а вдвоем мы с моего раствора не раскумаримся - маловато будет. Отсюда вывод - в детский сад.

Беседка в самом заросшем конце садика, вся исписанная юными графоманами, я имею в виду не детишек, а подростков, для которых такие вот беседки роднее дома родного.

Битые бутылки, ковер из окурков, воняет мочой - что поделаешь, зато уж точно в такое время сюда никто не нагрянет.

И вот наступает момент, ради которого в последнее время я вобщем-то и живу. Не очень люблю сам себя ширять, но иногда приходится. Накачиваю вену и смотрю куда бы половчее жмякнуться. Слава богу с венами у меня пока все нормально, не то что у Покойника, он бывает по два часа вмазаться не может, все никак жилу не найти. А Аркаша, тот вообще ширяется исключительно в пах, ему пробоины на руках ни к чему - спалится может. Он у нас деловой, работает в рекламном агентстве, иногда даже в роликах снимается, так что приходится капитально шифроваться.

У меня на левой руке наколка еще с армии - смерть с косой, как раз в том месте где вены проходят, так что очень удобно - проколов практически не видно, причем на одной из вен расположена глазница смерти и я частенько втыкаю иглу прямо туда. Для меня это ритуал, имеющий определенное символическое значение. Поступаю так и сейчас. И вот игла в вене, беру контроль - точно попал, с ветерком гоню раствор. Ништяк - пошел приход!

Как вам передать, что такое приход? Пожалуй словами это будет трудновато. Вот мой друг Аркан особо по этому поводу не парится, он обычно кричит "Это в сто раз лучше чем ебаться". По мне, так все гораздо сложнее, но не суть, у каждого свое мнение, как говорит все тот же Аркан "Каждый дрочит как он хочет"

Приход дело не долгое, несколько минут и он проходит, плавно переходя в правильную тягу. Теперь можно закурить. Каждая затяжка догоняет новой волной кайфа, так и сидел бы тут, да и курил! Но надо идти, народ уже наверное собрался, ждут меня.

С ханки обычно пробивает на болтливость. Курить и говорить по ханке - самое милое дело. Все люди братья, никакой агрессивности, любой случайный собеседник кажется роднее брата родного. Все эти басни про злобных наркоманов в основном полная фигня. Наркот бывает злобен только когда кумарит, а когда он кумарит - он слаб как ребенок. По бухалу люди намного опаснее для окружающих.

Хватаю тачку и мчусь через весь город. Водила все норовит про какие-то политические темы побазарить - возбужден, недобр. Слушаю в пол-уха - клал я на эту политику, не до нее - по радио поет мой любимый Джим Морисон. Тащусь как мокрый хрен по песку!

Ну вот наконец я у цели. Райончик, конечно, у Покойника еще тот - какие то задроченные двухэтажные бараки и зловонная свалка неподалеку от его дома. Правда есть один большой плюс - конопли тут растет немеренно, она везде.

Живет Покойник на первом этаже, что тоже очень удобно, не нужно заходить через подъезд и звонить в дверь, встречаться с его безумной мамашей. Прохожу огородами и стучусь в окно.

- Ну ты чё! Ты где лазиешь, мы тебя уже целый час ждем! - Это Покойник меня так приветствует. Окно не высокое и я с легкостью в него влезаю.

- Здорово негодяи! - Кричу я свое традиционное приветствие - из-за него меня прозвали Вовочка Негодяй

В комнате мебели по минимуму; старая кровать, круглый стол в центре, три кресла, в углу убогий шкаф для одежды и книжная полка на стене, под которой висит большое зеркало - довольно чистенько и вобщем-то уютно. Напротив зеркала сидит мой друг Аркан, это его любимое место - очень гордится своей внешностью и время от времени поглядывает на свое отражение - любуется. Он и впрямь парень видный; светлые волосы, правильные черты лица, голубые глаза, рост выше среднего - вобщем истинный ариец. - Привет, Вовчик, - здоровается со мной Аркан. - Как ты?

- Да ничего, жив пока. Кузмич сварили?

- Да, только что, вон стоит остывает, - говорит Покойник и как-то внимательно на меня смотрит. - А ты, Вовчик, походу раскумарился с утреца?

- Да так, смывками со вчерашнего подлечился, - скромно отвечаю я. - А чё?

- Да ни чё, просто мы с Аркашей пару чеков сварили, уже вмазались, тебе пару кубов со смывками тормознули. Ты как?

- Ооо, ништяк, я с радостью!

Жизнь полна сюрпризов - уж на это я точно не рассчитывал. Покойник протягивает мне самовар с раствором и новую, в упаковке, пятикубовую телегу.

- Только демида жаль нету, - говорит Покойник со вздохом.

- Фигня, у меня есть таблетка.

Быстренько раскатываю таблетку димедрола, засыпаю в пузырек с раствором, зажимаю большим пальцем отверстие и с силой стучу себе по коленке, затем наматываю на шприц ватку и выбираю готовый раствор.

- Вмажешь меня? - спрашиваю Покойника.

- Когда ты уже сам научишься? Такой большой, а ширяться не умеет, - ворчит Покойник, беря у меня из рук телегу с раствором.

Колет он конечно лихо, не каждая медсестра так умеет - все движения отработанные и уверенные, раз и готово - специалист!

Вообще Покойник очень своеобразный тип: небольшого роста, с кривоватыми ногами и большим, подвижным носом на некрасивом лице, короче личность внешне малосимпатичная, но спокойный и надежный (чего нельзя сказать обо мне). Мы с Покойником знаем друг друга уже давно, но плотно общаться стали только с недавних пор, до этого просто здоровались - слишком уж разные у нас были интересы. Кстати, погоняло Покойник ему дали после одной истории, которая случилась с ним года полтора-два назад.

Он тогда был челноком, гонял в Турцию за шмотками - все хотел что б как у людей было; квартира, машина, дача, жена, детишки - вобщем полный комплект. Впахивал он как Папа Карло, и вроде все уже шло к тому, что все его мечты сбудутся, но тут случился большой облом.

Снимал он тогда квартиру на пятом этаже. Как-то раз ночью к нему в дверь позвонили, а он только-только расстался с каким-то своим другом и решив что это друган зачем-то вернулся, без базара открыл дверь. И тут же получил нехилый удар в торец. Выключился он моментально - очнулся с каким-то мешком на голове и связанными руками и ногами. Черти эти, судя по всему их было трое-четверо, особо не базарили, просто сняли с него штаны и засунули в жопу паяльник, сказав "либо бабки, либо врубим паяльник". Так и лишился Андрюша всех своих сбережений, заработанных за два года ежедневного геморроя. Вобщем этой же ночью он выпил одним махом бутылку водки, сунул за пазуху большое распятие, висевшее над кроватью и сиганул рыбкой с балкона.

И представляете, не разбился! Только сломал ногу и потерял сознание. По утру его обнаружила соседка и потом еще целый год, наверное, каждому встречному рассказывала, "... присмотрелась, бог ты мой, покойник под окном лежит..."

Так это достойное погоняло и прилепилось к Андрюше - стал он Покойником. Ну и начал ширяться. Хотя, как он сам говорит, раньше он наркош презирал и считал конченными ублюдками, и даже представить себе не мог, что когда-нибудь сам станет таким.

- Ну как ханка? - Спрашивает меня Аркан

- Ништяк, правильная! - И действительно, аж дыхание сбило на приходе и мотор застучал как бешенный. Круто!

- Вы где такое ширево надыбали? - Спрашиваю я Аркана, которому и самому видно не терпится рассказать мне какую-то историю.

- Приколись, - говорит, - иду я вчера вечером с работы домой, смотрю, на встречу Ручка чешет. - Танька Ручка - известная половине города личность, говорят самая богатая среди барыг, по слухам ее мусора крышуют. Ручка - потому что у нее одна рука сухая, а еще она мать-героиня, героиня не от слова героин, просто у нее толи девять, толи десять детей. Детишки то в основном ханку и разносят.

- Подходит ко мне, - продолжает Аркан, - и говорит; "молодой человек, у вас сигаретки не будет?" А сама раскумаренная в соплищу! Толи с ханки, толи с колес каких-то, но виснет конкретно. "Будет", говорю и даю ей сигарету; "только спичек нету", и она давай у себя по карманам шарить, спички искать. Тут раз, из кармана габарит, грамм на пять, вываливается. Я его ногой в сторонку. Правда чувак какой-то мимо шел, увидел, пришлось поделится.

- А Ручка что?

- А чё ей, ей пофиг, у нее ханки немеренно - мусора еще подвезут.

- Ты думаешь она от мусоров торгует?

- А то от кого же, от Деда Мороза что ли? Думаешь чё ее до сих пор не закроют? Уже который год торгует - и ничего! Мусора у чужих барыг забирают и ей отдают на продажу. Опять же если чё, то всегда можно вечерком к ее подъезду подъехать и за десять минут повязать наркош сколько нужно, они там постоянно пасутся. И план выполняют и бабки имеют - очень удобно!

- Ну ладно, хорош базарить, пора приступать к делу, - говорит Покойник строго - очень ответственный товарищ. Он вытаскивает кастрюлю с Кузмичем из-под кровати и торжественно ставит на стол, открывает крышку и комната заполняется тошнотным запахом

- О круто, уже отжали, - говорю я. - Молодцы.

- А ты как думал, - Покойник напускает важности на свою физиономию. - Мы люди солидные.

Вот и отлично. Напиток получился и впрямь матерый - темно-зеленого цвета, густой и вонючий. Покойник разливает по стаканам, получается ровно три - ни больше, ни меньше. В этом Андрюша весь, все делает обстоятельно и надежно - с крестьянской хваткой чувак!

Молча берем стаканы и не отрываясь, все выпиваем. Рожи у всех сморщенные - какая гадость! Заедаем сахаром, ну вот и все, теперь нужно расслабиться и ждать.

- Сейчас чайку забодяжу, - хлопочет по хозяйству Покойник, - с вареньем, ништяк покатит, - и добавляет с гордостью. - Варенье черничное, сам собирал и варил тоже сам.

- Может помочь чем? - Вызываюсь я.

- Не, не надо. Там мамаша на кухне, с утра уже бухтеть начала, лучше пореже из комнаты выходить, сами знаете - ей только повод дай, потом не остановишь. Вон Аркана прямо с порога хуями обложила - вместо здрасти.

- Даа, я офигел, наехала по полной, прям как с цепи сорвалась, - кричит Аркаша возмущенно.

- Ладно, бывает, - Покойник смущенно шмыгает носом, ему хочется замять эту тему, - ты лучше расскажи Вовчику как вы там ролик снимали, пускай приколется, а я пока чай организую, - и выходит из комнаты.

- Прикинь, - оживляется Аркан, - на днях ролик снимали - полный улет! Короче заказал нам один мебельный деловар ролик сделать. Написали для него несколько сценариев, он долго мялся, бекал-мекал, наконец выбрал один вариант. Значит сюжет такой: сидит чувак в очечках за роскошным офисным столом из красного дерева, сидит значит и парится, чего-то у него там не получается, он вздыхает и задумчиво так на этот стол смотрит. И вдруг изгиб стола плавно превращается в женское бедро - есть такая компьютерная программа, морф называется. Чувак натуральным образом офигевает, морда удивленная, аж очки на лоб полезли. Трясет бошкой, протирает очочки и давай наяривать чего-то писать - работа пошла. Бойкий музончик и голос за кадром к чему-то там призывает. Вобщем что-то вроде этого.

Сидят, значит, наш режиссер и этот мебельный у нас в монтажке и детали обсуждают. И тут я вламываюсь, укуренный как положено, токо-токо косячок дунул. Этот тип пристально так на меня смотрит, я уж подумал что он меня вычислил, и говорит: "Мне бы хотелось что бы он снялся в этом ролике". Вобщем все меня начинают убалтывать, я для вида немного ломаюсь и наконец ведусь - чё мне, лишние бабки не помешают.

Аркаша переводит дыхание, не спеша достает сигарету и закуривает.

- Ну а дальше чё? - Спрашиваю я его нетерпеливо.

Аркан любит рисануться, подержать паузу - постоянно общается со всякими актерами-режиссерами, видно у них нахватался.

-Ты прямо как Покойник, тот тоже постоянно обламывает "короче... короче" - изображает обиженного Аркан.

- Ладно, ладно, - говорю, - продолжай, не томи.

- Вобщем ролик в принципе простой, нефиг делать. Нашли девушку посимпатичней, у нас для этого специальная картотека есть, подготовили студию, еле-еле притащили этот стол долбанный - даже мне пришлось впрягаться. Пиджачок с галстучком посолидней, очки дорогие - вобщем все готово. И тут началось представление.

Сначала решили снимать девушку. Положили ее на стол и начали выставлять свет. Прикинь картина - лежит деваха на столе, а вокруг нее пять мужиков трутся, вроде как все при деле. Мурыжили ее мурыжили...

Тут в комнату влетает Покойник с чайником и со злостью захлопывает за собой дверь, "вот сука, достала". Вдогонку ему несется отборный мат.

- Чё там за беда у вас случилась, - спрашиваю его.

- Да ну ее в жопу, с головой вообще не дружит, - говорит Покойник с мрачной физиономией и начинает разливать чай.

- А вы тут чё, о чем базарили?

- Да вот, все Вовчику про ролик рассказываю, - Аркан явно сбился с ритма, медленно мешает сахар в стакане.

- Так чё дальше-то?

- А... ну так вот. Короче час девку мурыжили, не меньше, потом режиссер говорит, мол композиция не выстраивается, мол нужно раздеться до трусов - у нее на лице внутренняя борьба на пару минут, но в итоге соглашается. Раздевается значит, ложится на стол и опять все по новой. А у меня косячина нехилый был с собой, я говорю звукооператору, мол пошли, пыхнем - он там вроде как не нужен был, так вы прикиньте, не повелся, типа некогда, занят - а у самого морда красная, потная и ручонки трясутся. Вобщем пошел я дунул махорки, прихожу, а они все композицию выстраивают.

- А девка то че? - спрашиваю я его.

- А чё девка, смирилась, сам понимаешь - искусство требует жертв. Короче в итоге режиссер говорит ей что надо снять с себя все - иначе никак.

- У вас не рекламное агентство, а какая-то банда дрочил-терористов, - вставляет Покойник.

- Ну, ну, а дальше то чё, - кричу я с нетерпением.

- Ну вот и Вовчик туда же, - Покойник полон сарказма.

- Вобщем девчонка повздыхала обречено и разделась догола. И тут началась настоящая вакханалия. Я смотрю на это дело и внутренне угораю, чуть живот не разорвало - смеяться-то нельзя. Они ее и так положат и так выгнут, все освещение врубили, камерой чуть ли не вплотную тычут - рожи красные, возбужденные, штаны оттопырены - цирк да и только!

- И чем все закончилось?

- Да ничем. В итоге все-таки отсняли ее и чуть ли не всем коллективом пошли провожать, только один оператор остался - меня снимать. Оказывается только он то и нужен был.

Некоторое время молчим, каждый думает о своем. Мне вдруг кажется, что вся эта ситуация, и эта комната и мы в ней сидящие, уже когда то была, в точности до мелочей - это начинает действовать Кузмич.

- Ооо, похоже меня начинает накрывать.

- Ты Вовчик только не зависай, как в прошлый раз, побольше разговаривай, - кричит Покойник.

- Да, кстати, чё у вас там в прошлый раз то было, я слышал вы кого-то там Кузмичем обпоили так, что у него крыша съехала, - спрашивает Аркан.

- Да чё было, Вовчик вон притащил с собой какого-то другана - тот тут такой цирк устроил, - отвечает Покойник раздраженно.

Его можно понять - я что-то действительно сплоховал: ехал к Покойнику на Кузмич и встретил знакомого - Гошу Тараканщика. Вобщем слово за слово, ну я и сказал ему куда еду, а он давай приставать, возьми мол с собой, я сдури и взял - сам потом триста раз пожалел.

- Ну ты Гошу-то знаешь наверное? - Спрашиваю Аркана.

- Какого Гошу?

- Ну Гошу, тараканщика.

- Как это - тараканщика?

- Ну работа у него такая - тараканов он морит.

- А что значит морит - это как?

- Ну тебя нафиг, Аркаша. Ты чё прикалываешься что-ли?

- Не не, постой...

Чувствую Аркана накрыло, глупое выражение на лице, рот открыт - не врубается. Длинная пауза.

- Постой, постой..., да ты заколебал..., ты о чем сейчас говорил-то?

Покойник угорает аж чуть ли не на пол валится.

- Да блин вы чё, в натуре, объяснить нормально не можете? - Кричит Аркан.

- Ну ты и тормоз Аркан. Объясняю еще раз: Ты Гошу с Физкультурной знаешь?

- Ну да, знаю. А причем тут Тараканщик?

- Ой бля, да он тараканов травит - работа у него такая, ты чё, не знал что ли?

- Да откуда же я должен знать, мне он и нафиг не упал, я с ним даже не здороваюсь - конченный придурок! Так ты че, сюда его что ли приволок?

- Да блин никак не отмазаться было, на хрен же его не пошлешь - одноклассник все-таки.

- Ну и чё он тут вытворял?

- Пускай вон Андрюша расскажет, меня тоже не хило вставило - мало чё помню.

Покойник не торопится рассказывать. Закуривает сигарету, откидывается на спинку кресла и подняв голову, мечтательно смотрит в потолок.

- Але, Андрюша, тебе вопрос задали, - Аркан толкает его кресло ногой.

- А, чего?

- Хрен через плечо. Чё этот Гоша тут вытворял?

Вдруг дверь содрогается от мощного удара: "Пошли на хуй, наркоманы чертовы!"

Аркан испуганно смотрит на меня. - Чего это было?

С Покойника моментом слетает вся мечтательность, вскакивает с кресла и рывком открывает дверь. - Пошла сама на хуй, сиди в своей комнате и не лезь сюда, - захлопывает дверь и закрывает ее на ключ.

- Слушай, Андрюш, - говорит Аркан в полголоса, - а чё вы так с матерью, может как-то по мирному можно, по человечески что ли?

- Да какая она к черту мать? Когда она матерью-то была? Меня бабка с детства воспитывала, а ей, видите ли, неудобно со мной жить было - все бухала, да мужиков меняла как перчатки. За все детство ни одной шмотки мне не купила, а за алиментами к бате аж на работу приходила - скандалы устраивала. Бабка на свою пенсию вырастила, а как только умерла, так эта тут же сюда приперлась, и еще права качает! Мать тоже мне!

- Все, закончили эту тему. Просто не обращайте внимания, пускай бесится, вы у меня в гостях - и пошла она нафиг!

- Даа, дела..., - говорю я, после некоторой паузы, - ну вобщем мы про Гошу начали. Короче прикинь, пили как обычно - по стакану. Я говорю Гоше: "Слышь, Гоша, если ты в первый раз пьешь, то стакан, это многовато - очень опасно, вещь сильная". А он мне кричит: "Только не надо меня пугать, я и не такие штуки пил". - Он вообще, этот Гоша, любит понты дешевые кидать. Ну мне-то чё, я предупредил, хрен с тобой. Короче он выпил столько же, сколько и мы. Я правильно расказываю, Андрюша?

Покойник уже отошел, успокоился - опять глазки закатил, чего-то там мечтает.

- Да, да, - говорит, - рассказывай.

- Так, подожди..., о чем это я? - мне становится все труднее и труднее сосредоточится. - Ага, вот, значит..., на чем я остановился?

- Выпили по стакану, - приходит на помощь Покойник.

- Ну да, прикинь, и сидит такой с презрительной рожей: "Ну и чё вы меня там пугали? Ну и когда этот ваш Кузмич накроет?" - Достал прямо. И вдруг смотрю, побледнел резко, глазки забегали. Как пробило его на шугань! Начал носится по комнате, кричит: "Где моя голова, вызовите скорую, у меня пропала голова!" - И все в таком духе. И долго так, то успокоится, то опять начинает. Чё он там еще вытворял, Андрюша?

- Да вообще дурогонил капитально, хорошо хоть мамаши дома не было, а то вони было бы!

- Слышьте, а чё это там у него с головой-то случилось? - Спрашивает Аркан с удивленной физиономией.

- Да тоже самое что и у тебя - съехала куда-то, - отвечает Покойник серьезно, и у того рука непроизвольно тянется к голове. Мы начинаем смеяться как сумасшедшие.

- Ты..., ты..., - Покойник не может говорить, только показывает пальцем на Аркана.

Я падаю с кресла и начинаю кататься по полу, живот разрывает от смеха. Тут и Аркан начинает угорать вместе с нами.

- Ой не могу, хорош... хорош пацаны, - Покойник закрывает лицо обеими руками, чтоб только не видеть нас. У Аркана смех в вперемешку с икотой: "Ик..., ой... ха-ха-ха..., ик... ой..., бошка..., ха-ха-ха... на хрен..., ик... ой".

Наконец, через некоторое время успокаиваемся. Все тяжело вздыхают - выбились из сил.

- Хорош Аркан, больше так не прикалывайся, ну его нафиг! - Говорит Покойник и встает. - Пойду чайник поставлю.

Когда дверь за ним закрывается, Аркаша, смущенно почесав затылок, спрашивает:

- А все-таки Вовчик, этот Гоша, - и увидев появившуюся на моем лице улыбку, энергично машет руками, - только не смейся, не надо, ... этот Гоша, чем все закончилось-то.

- Да хреново все закончилось-то на самом деле. Жарко было, окно было открыто, ну вот он и сквозанул в него в какой-то момент, мы и не сразу врубились, сам понимаешь, нас тоже накрыло не слабо. Прям как был, босиком, так и почесал по улице - хрен догонишь. Его потом на каком-то перекрестке повязали, стоял вцепившись в светофор, боялся дорогу перейти - еле отцепили. Короче в дурке он сейчас, мне сестра его это сказала.

- А не спалит вас-то?

- Да он родных-то не узнает, неизвестно еще вырулит из этого или нет.

- Да уж, попил Кузмича. - Аркан задумчиво достает сигарету, долго мнет ее и закуривает.

- И нафига ему этот Кузмич нужен был, а Вовчик?

- А тебе, допустим, нафига ханка?

- Да я уж тыщу раз пожалел, что вкрячился в это дерьмо. Если б не ханка, я б давно уж...

- Если бы у бабушки были яйца, она была бы дедушкой. - Жестко обламываю я его излияния. - Чё щас об этом базарить - все, поезд ушел!

Тут с кухни возвращается Покойник с чайником, и слава Богу, а то меня эта тема стала уже порядком грузить.

- Слушай, Вовчик, ты говорил у тебя друган какой-то в цирке работает? - Спрашивает Покойник, разливая нам чай.

- Ну да, работает, а чё?

- Да понимаешь, я в цирке ни разу в жизни не был. Может сходим как-нибудь вместе, а? А то с детства мечтаю, но все никак не срастается.

- Ну базара нет, сходим. Но вообще-то я туда к другу своему хожу, в основном по вечерам, после представлений - я их не люблю.

- Да? А мне нравится, я по телику смотрел, зверюшки там всякие прикольные - и вообще.

- Так то-то и оно, из гордых зверей там зверюшек делают. Ты прикинь как нужно какого-нибудь хищника отмудохать, чтобы он у тебя на задних лапках скакал!

- Да нуу, ты гонишь, чё же их там ебошат что ли на право и налево?

- А ты как думал?

- Ну там специальные методы, дрессировка, это ведь тоже наука.

- Аха, специальные методы - железным прутом по яйцам.

- Да ну тебя, Вовчик, ты все обосрать норовишь!

Странный все-таки человек Покойник, вроде жизнь его терла, в передрягах всяких бывал, с детских лет на себя только и надеялся, а все-де временами наивный, как дите малое.

- Слушайте, - говорит Аркан, - чё-то Кузмич у нас получился какой-то слабоватый, по началу вроде хорошо так крыло, а щас нифига.

- Ну да, особенно тебя, Аркан. - Говорит Покойник. - Ты если курить взялся, так кури - чего тормозишь?

Смотрю, Аркан сигарету зажег, а про то, что ее курить надо - забыл, так она у него в руке и истлела, вот-вот пальцы обожгет.

И тут опять мощный удар в дверь, я аж чуть стакан с чаем из рук не выронил. Опять Покойникова мамаша: "Я кому сказала, быстро расходитесь!" - кричит из-за двери.

Покойник спокоен - на провокации не ведется.

- Кстати, - говорит Аркан, - ммм ..., - растерянно чешет затылок. - Вот блин, чё-то хотел сказать, из бошки вылетело, - ... а, вот. Тут Димок-Лохматый недавно рассказывал историю: прикиньте, у него соседка одна есть, а у нее сын - конченный наркоша, ну то есть вообще без тормозов. Деньги ворует, барахло всякое из квартиры тащит, ну короче достал совсем своих предков.

- Подожди, а чё за Димок-Лохматый? - Спрашиваю я его. - Это не тот, который приставал к прохожим, пытался мину противотанковую продать - чтобы раскумариться?

- Ну да, тот самый, Андрюшин друг детства.

Мы все смеемся - вспомнили этого типа. Местная достопримечательность, клоун и подонок каких мало, но очень обаятельный. О его похождениях ходят легенды - постоянно попадает в какие-нибудь истории.

- Ну так чего он? - Спрашиваю с оживлением, в предвкушении очередной залепухи.

- Да вот ... фу блин, на чем я остановился?

- Соседка там какая-то.

- Ах да. Вовчик, хорош перебивать, а то щас все забуду! Так вот прикиньте, она уболтала Лохматого, что бы тот организовал передозняк для сыночка - за деньги естественно. В триста баксов дитя родное оценила, плюс расходы на ширево.

- И чё, хочешь сказать Лохматый повелся? - Спрашивает Покойник с сомнением.

- А ты как думал, ничего, с совестью договорился - типа защитник униженных и оскорбленных. Я же говорю, сам мне рассказывал.

- Так вот, прикиньте, - продолжает Аркан, - он наверное с неделю зависал у них дома, и ханкой того чувака травил и сонниками, в немереных количествах - а тому пофиг. Сам чуть не помер от передоза.

- Так они вдвоем там ширялись, или кто-то еще был?

- Ну да, вдвоем, нафиг там еще кто-то нужен. Прикиньте, под конец Лохматый герыча приволок, уж не знаю сколько там было, но он кричит, что сам отъехал с половины того, что он этому типу вмазал. И представляете, когда Лохматый очнулся, смотрит - тот в отключке, но живой!

Аркаша делает паузу и с восхищением на лице, качает головой:

- Прикиньте какой живучий!

- Ну и чем все закончилось? - Спрашивает Покойник.

- Вобщем взял он подушку и придушил бедолагу. - Заканчивает Аркан сухо.

- А мамаша что?

- А что мамаша, она на кухне чай пила. Когда Лохматый душить стал, тот вроде как очнулся, или это судороги какие-то были, мамаша на шум и прибежала - увидела чё-почем и обратно на кухню, чаек допивать.

- Слушай, - говорю я Покойнику после некоторой паузы, - а у тебя-то мать тоже, ё-моё - опасная.

- Сам знаю, на ночь вон дверь обязательно на ключ закрываю - мало ли что в ее безумную бошку придет! Да и вообще. Она уж и с топором на меня кидалась, прям как Чингачгук какой-то, еле-еле успел дверь закрыть, так она его в дверь засадила. Прикинь!

- Не пацаны, все-таки слабоватый Кузмич получился, - говорит Аркан с сожалением.

- Да нет, Кузмич-то нормальный, такой же как и в прошлый раз, это из-за ханки - две тяги друг друга перебивают. Да и мамаша постоянно обламывает, можно догнаться, если хотите.

Лично мне чего-то не хочется, а вот вмазался я бы с удовольствием.

- А может насчет ханки чего-нибудь замутим, а? - кидаю я популярный клич.

Все конечно согласны, но денег явно маловато. Начинаем перебирать разные варианты, где бы надыбать бабок.

- Слушай, Вовчик, а может у твоего бати занять? - Говорит Покойник.

- Не, не получится, он на работе, да и вряд ли у него есть, сам знаешь, у них на заводе уже третий месяц зарплату не плотят.

- Чё вообще что ли не плотят? А чё ж они тогда работают? - Спрашивает Аркан удивленно.

- А что делать? Батя с матерью на этом заводе всю жизнь проработали, куда им сейчас? Батя конечно нашел бы работу, сами знаете - руки у него золотые, да уж больно ему уходить не хочется, прикипел. И потом у него халтура там всякая бывает, время от времени. Чего-то им там продуктами выдают опять же - вобщем жить можно пока.

- Батя то бухает? - Интересуется Покойник.

- Ну да, понемногу, но регулярно. С друганами после работы по соточке - традиция.

Долгая пауза, все напряженно думают, перебирают варианты. Вдруг Аркан оживляется.

- Пацаны, я придумал! Короче план такой: щас едем к девчонке одной знакомой, она все меня просила травы ей купить, берем у нее денег, типа на махорку, а сами покупаем ширево - там как раз в соседнем доме Танька-Лягушка живет.

- А чё, Лягушка торгует что ли? - Спрашивает Покойник.

- Ну да, мне Лохматый говорил, у него кстати и сварить можно - он в том же подъезде живет.

- А знакомая твоя дома сейчас?

- А где ж ей быть, уже третий день дома сидит - загорала на пляже и уснула - сгорела вся.

- Ты ее кинешь что ли? - Спрашивает Покойник.

- Да нет, зачем, скажу мол сейчас пока нету, потом куплю. Ничего, потерпит.

Вобщем расклад понятный, допиваем чай, берем сигареты и выходим из дома.

На улице жара - сдохнуть можно, город как-будто вымер - ни людей, ни машин. Идти вобщем-то не далеко, но по такой жаре не очень хочется.

- А может на моторе домчимся? - спрашиваю я.

- Так денег же нет нифига, - кричит Аркан.

- Ну договоримся, дадим что есть.

- Не, не стоит, зайдем лучше по дороге кислого с димедролом купим. - Покойник как всегда рассудителен.

Идем пешком, каждый думает о своем. Почему-то вспоминается случай из далекого детства:

Было мне тогда лет пять, не больше. В то лето меня, как обычно, отправили в деревню к бабушке. Стояла такая же жара, прямо как сейчас, и вот как-то раз, после купания на речке, я со своей двоюродной сестрой-ровесницей, забрались в свое любимое потайное место - дровяной сарайчик в глубине сада. И сидя в темноте, она, по большому секрету, открыла мне страшную тайну - что когда-нибудь все мы, и я и она и все остальные, обязательно умрем. Меня это так поразило, что я с криком и ревом выбежал от туда и не разбирая дороги помчался куда глаза глядят. Уже на околице меня поймали какие-то люди и я долго бился и вырывался у них в руках, пока не потерял сознание.

Потом я заболел и болел очень долго. Приехали родители и забрали меня в город. Это вставлялово сильно изменило меня, мысль о том, что я умру, не давала мне покоя. Я завидовал камням и деревьям, потому что думал, что они никогда не умрут, почти не разговаривал, перестал тусоваться с друганами. Стал замкнутым и нелюдимым. И постоянно болел. А потом, в классе наверное в третьем, вдруг начал запоем читать книги. Читал все, что попадалось и везде, где только можно, а подчас и где нельзя - тоже. И как-то полегчало. Я и сейчас люблю читать. И еще ширяться - все остальное не сильно трогает. А в ту деревню я больше не ездил - никогда.

Жара конкретная, идем и обливаемся потом. По дороге распределяем кто куда пойдет. Решено, что мы с Покойником зайдем к Мухе - барыге, которая торгует ангидридом и димедролом, а Аркан пойдет, чтобы не терять время, к своей знакомой за деньгами. Встретимся у подъезда где Лягушка живет.

У Мухиного дома останавливаемся, Аркан уходит, а мы наблюдаем ситуацию, сразу идти нельзя - опасно.

Какие-то странные дела стали происходить последнее время в городе: во-первых, начал активно появляться героин, все меньше и меньше стало барыг торгующих ханкой, их либо менты закрывают, либо они переходят на герыч. Во-вторых, повально стали тревожить барыг торгующих кислым. Конечно ни чего серьезного за ангидрид не дадут, так, отмудохают в ментовке, да отпустят, но все равно - кислый стал большим дефицитом, хотя недалеко от города целый завод его производит. Даже многие цыгане теперь торгуют не ханкой, а герычем и это очень показательно - чавэллы народ ушлый, всегда знают в какую сторону ветер дует. Герыч, конечно, выгодней, по объему меньше, стоит дороже, а главное народ на него подсаживается намного быстрей. Вот и ходят слухи что крупные барыги, которые сами не ширяются (это ведь мешает вести нормальный бизнес), башляют мусорам, чтобы те закрывали все, что связанно с ханкой. Так это или нет, не знаю, но на правду уж больно похоже.

Одно очевидно - народу поумирает немеренно. Это уже началось, люди стали дохнуть как мухи. Герыч, это не ханка. С той все ясно - знай свой дозняк и не жадничай. И если у тебя есть хоть какие-то тормоза, лет пять-семь проживешь пожалуй. Хотя бывают и долгожители, которые лет по пятнадцать- двадцать травятся. Но это большая редкость.

С герычем все намного сложнее, передознуться с него - как два пальца обоссать, самое обычное дело. Дозу никогда не угадаешь, у одного и того же барыги берешь, сегодня ничего, вроде нормально, а завтра, с такой же дозы, лапти откинешь. А как с него ломает!!! Причем с первого же раза. Ты ширяешься снова, чтобы снять ломоту, и все - пошло-поехало.

Несколько раз вмазался - и герыч становится твоим хозяином и имеет тебя во все щели, пока не сдохнешь. А сдохнешь ты очень быстро. Люди, которые на герыче больше двух лет сидят - считай долгожители.

Я то сам раза три пробовал, и то, не стал бы в третий раз, да ситуация была; кумарил, мне предложили на халяву подлечится - случайно получилось. А так не стал бы, уж больно герыч для меня тяжеловат, хотя на будущее не зарекаюсь, мало ли чего в жизни бывает - но все-таки.

Вобщем стоим, смотрим ситуацию. Вроде бы все спокойно, кидаем монетку - кто пойдет; если уж и заметут, то что б не двоих сразу. Выпадает Покойнику, он берет сигарету, закуривает и идет, я остаюсь ждать. Когда ты с утра раскумарен, ничего, можно и подождать - не то что когда болеешь. Тогда намного хуже; кости ломит, потеешь вонючим ангидридным потом как последний мудак, понос мучает, того и гляди обосрешься - вобщем каждая минута часом кажется.

Тут как-то раз случай был: Я кумарил не слабо, второй или третий день без ханки. Денег на ширево не было, зато был кислый с димедролом. Ну и встретил знакомого одного, по прозвищу Джип - ныне покойного, в прошлом месяце помер от передоза. Говорю ему: "Ты за ханкой что ли?" А он мне кричит: "Да, а что?"

- Да кумарю как мудак, не подлечишь? Кислый с димедролом у меня есть. - А я его раньше много раз выручал, так что отказать ему было стремно. Он кричит мне: " Да нас двое, а денег на пару чеков всего, но пару кубов со смывками выделить можем". Очень хорошо. Идем брать ханку, как раз в доме, у которого я сейчас стою. А у меня на клапан давит, того и гляди обделаюсь, но терплю - поскорей бы вмазаться! Ханкой там торговали с окна на первом этаже, Джип к нему подошел и постучал. Я неподалеку, спрятался за дерево на всякий случай. Дело было поздним вечером, темнота - нифига не видно. Барыга высунулась из окна и взяла бабки у Джипа. Стоим, ждем. Вдруг, смотрю из-за угла дома менты выходят и к нам, Джип их даже не заметил, а я давай ломиться от них, скидывая ангидрид с димедролом по дороге, они за мной. Скорость развил не слабую, так бы и убежал, да не повезло - в соседнем дворе веревка была натянута, белье сушить, я ее в темноте не увидел и на полном ходу напоролся горлом, аж раза два воздухе перевернулся. Ну клапан-то тут и не выдержал, и я натуральным образом обосрался. Лежу, значит, обосранный, дышу еле-еле, тут и менты как раз подоспели и давай меня дубинками хуячить - видно не легко им эта пробежка далась, разозлились не на шутку. Оттянулись они по полной, а потом обшарили карманы - ничего нет. Спрашивают: "Ты чего это, братэлло, от нас поломился?" "Да так "- говорю, - "сам не знаю". Оказывается где-то неподалеку, с какой-то девушки кто-то снял сережки, выдрал прямо из ушей - вот они его и искали. Но у того белые волосы, а у меня черные, и тот маленький, а я метр восемьдесят с лихуем. Вобщем отпустили меня. Отыскал я заброшенный демид с кислым и пришел к Джипу - больной, обосранный, отмудоханный. По такому случаю выделили мне немного больше чем обещали - добрейшей души люди.

Чего-то долго нет Покойника, я начал уже беспокоится. Может сходить, посмотреть? Да, решено. Закуриваю сигарету и иду к Мухиному подъезду. Но не успеваю еще сделать и несколько шагов, как вижу подъезжающий к подъезду автобус. Дверь подъезда открывается и из него вываливают, один за другим, штук восемь ментов, у каждого под ручку по две штуки нариков,всей кодлой утрамбовываются в автобус. Среди них и Покойник - яркая личность с хмурой мордой. Автобус сразу же уезжает. Да, не повезло Андрюше. Вобщем-то конечно ничего страшного, но все равно не приятно. Из подъезда выходят еще два кренделя, одного из них я знаю, подхожу и говорю:

- Здорово, пацаны, а вас чего не забрали?

- Привет, Вовчик, да у нас бабки на кармане были, мы мусорам их отдали, короче отмазались. А ты за кислым?

- Ну да, - говорю, - а чё, есть там у Мухи чего-нибудь?

- Есть-то есть, да только она теперь до вечера никому не откроет. Так что лучше не ломись - бесполезно. - И уходят.

Ну ладно, делать нечего - придется обломится. Покойника теперь наверное до позднего вечера в ментовке будут держать, а может и всю ночь там просидеть придется, но ему это не впервой, привык уже, так что сильно на счет него не заморачиваюсь.

В назначенном месте меня уже ждет Аркан.

- Чего так долго-то, и где Покойник?

Рассказываю ему че по чем и он вполголоса обкладывает хуями родную милицию, а затем, деловым тоном, кричит мне:

- Вобщем так, бабки я взял, отдал их Лохматому - он пошел у Лягушки брать три чека. Кислый и демид у него есть, так что уже наверное взял и начал варить. Короче давай, двигаем к нему.

Поднимаемся на лифте на девятый этаж, Аркан подходит к одной из дверей и условным стуком, три раза, стучит в нее. После довольно долгой паузы из-за двери раздается: "Кто?" Аркан называется и нам открывает небольшого роста чувак, в одних семейных трусах, на которых изображены совокупляющиеся в различных позах скелеты, черные волосы до плеч, наколки по всему телу, приятная энергичная физиономия, в руках плоскогубцы.

- Закрывайте дверь пацаны и проходите, - и убегает на кухню.

Аркан кричит ему вслед: - Димок, это Вовочка Негодяй, я про него тебе рассказывал.

Я захожу на кухню, Лохматый поворачивается и несколько секунд внимательно смотрит на меня, затем протягивает пухлую, с пальцами как сардельки, руку.

- Дима. - Представляется он и добавляет:

- Только не сильно жми, кисть задул вчера - распухла.

Осторожно пожимаю его руку: "Вова".

Он спрашивает меня про Покойника и не выражает совершенно никаких эмоций, после того, как я ему рассказываю - стоит с сосредоточенной мордой у плиты и держит плоскогубцами кружку над огнем.

- Короче, пацаны, шесть чеков варю. Щас еще Лягушка с Контэйнером подтянутся. Покойнику тоже оставим, может еще и он подойдет.

- А что за Контэйнер-то? - Спрашивает Аркан.

- Не что, а кто. Пацан один, с Лягушкой щас живет, за ханкой для нее к цыганам в Дубовку ездит, она за это его кормит и раскумаривает.

- А почему Контэйнер? - Интересуется Аркан.

- Почему Контэйнер, да потому, что он ханку в жопе перевозит. Заталкивает себе в жопу габарит у цыган, и спокойно едет к Лягушке, а здесь выковыривает. Потому-то и Контэйнер. На, понюхай. - И сует кружку с ханкой прямо под нос Аркану.

Тот, с испуганной рожей, отшатывается. Лохматый очень громко и заразительно хохочет, топает ногами и хлопает свободной рукой себя по ляжке - я тоже начинаю смеяться. В дверь стучат три раза.

- Аркан, иди открой, только спроси кто, - говорит Лохматый, сразу успокоившись.

Аркаша открывает дверь и на кухню входят Лягушка и Контэйнер - здоровый детина с какой-то глуповатой мордой и светлыми волосами в мелкую кудряшку, как у негра.

- Привет, кого не видела, - здоровается Лягушка, - чего это вы тут так угораете, аж на весь этаж слышно?

- Да это Аркан вон кричит, что ханка чем-то воняет, - говорит Лохматый и опять начинает ржать во весь голос.

Пришедшие не врубаются, но тоже улыбаются.

- Хорош, Димок, шуметь, а то щас все соседи сбегутся, смотри лучше внимательно чё делаешь - ханку не сожги.

- Не ссы, Аркан, у меня все как в аптеке. - Танюш, ты чё так внимательно на мои трусы смотришь, чё, интересует? Приходи как-нибудь вечерком, разберем поподробней эту тему, - кричит Лохматый Лягушке и подмигивает. Та расплывается в улыбке.

- Да ну тебя, Дима, тебе бы все поприкалываться.

Так, с шутками и прибаутками, Лохматый наконец заканчивает варить. Я раскатываю демид и засыпаю в большой самовар, отдаю его Лохматому, он заливает туда готовый раствор из кружки и начинает с силой отбивать его об коленку.

- Димок, а у тебя телеги то есть? - Спрашивает Аркаша.

Тот без слов достает из шкафа большой желтый череп, полный шприцов.

- Пользуйтесь, пока я добрый!

Некоторое время все заняты: промывают телеги кипяченкой и выбирают себе иголки.

- Так, каждому по четыре куба, - говорит Лохматый строго. Садится на стул, ставит перед собой самовар и начинает каждому выбирать в его телегу.

- Димок, вмажь Вовчика, а то он не умеет, - говорит Аркан Лохматому.

- Ладно, давай свою телегу, пошли в комнату.

Заходим в комнату. Ободранные стены без обоев, на одной большими черными буквами написано "Анархия - мать порядка" и череп с костями под надписью, на другой, от пола до потолка - 666. В углу стоит шкаф, большая кровать по центру, перед ней неслабых размеров телевизор, видик и стереосистема, с мощными колонками по бокам.

- Качай жилу, Вовчик, - говорит мне Лохматый. Берет телегу и чуть ли не глядя, с ветерком, вмазывает меня. - Балдей!

Мощнейший приход, чувство, что ступни ног вот-вот загорятся, иголки по всему телу - почти не могу дышать. Лохматый прикуривает сигарету и дает мне, я затягиваюсь...

- Ну как, - спрашивает он через несколько минут.

- Круто, - шепчу я в ответ.

Он подходит к магнитофону и врубает музыку - Депиш Мод. Я балдею, рядом Лохматый, склонился над своей рукою - ищет вену.

На кухне какой-то шум. Через некоторое время входит Аркан.

- Чё там у вас? - Спрашивает Лохматый не поднимая головы.

- Да этот Контэйнер хренов отъехал - язык заглотал.

- Чё, спекся? - все также не поднимая головы, равнодушно, спрашивает Лохматый.

- Да нет, вроде дышит, я язык ему вытащил, чуть пальцы мне не откусил. На полу там валяется.

А мне все пофиг, и Контэйнер, и все остальное - вообще все. Я плаваю в музыке.

- А ты чё, Димок, все караешься? - Интересуется Аркан.

- Даа..., чё-то вены все попрятались, позадувал уже все.

Я скашиваю глаза на него, сидит весь потный, руки в ручейках крови. Вытирает их время от времени тряпкой.

- А ты как, Вовчик? - Спрашивает Аркан.

- Ништяк, - говорю, - круто кроет.

- Аркаш, позови Таньку сюда, пусть меня вмажет, - просит Лохматый.

В комнату заходит Лягушка, которую тоже видно кроет неслабо. Сейчас я ясно вижу, почему у нее такое погоняло: приземистая, коренастая, с отвисшей челюстью и закатившимися, мутными глазами - один в один лягушка.

- Танюш, попробуй меня под мышку жмякнуть, - говорит ей Лохматый. Он ложится на пол боком и задирает руку.

Лягушка склоняется над ним с телегой и закрывает глаза.

- Ну ты чё, зависла что ли? Коли давай! - говорит ей Лохматый раздраженно.

Та вздрагивает, открывает глаза и пару секунд смотрит на лежащего перед ней Лохматого. Наконец въезжает чё почем и аккуратно нащупывает иглой тонкую, едва видную венку. Берет контроль - точно попала. Начинает гнать раствор и опять зависает - глаза закрыты, челюсть отвисла чуть ли не до груди.

- Танька! Ты охуела что ли! Гони дальше, - кричит ей Лохматый.

- Да я гоню, чё ты ругаешься, - бормочет Лягушка и наконец прогоняет весь раствор.

Некоторое время в комнате никакого движения, я лежу на кровати, рядом Аркан с закрытыми глазами и потухшей папиросой во рту. Лохматый валяется на полу с раскинутыми руками, возле него на корточках, с закрытыми глазами и отвисшей челюстью, из которой текут слюни, сидит Лягушка.

Сквозь музыку слышу кто-то стучит в дверь. Медленно, не открывая глаз, Аркан встает с кровати и идет открывать.

- Спроси кто, - говорит ему Лохматый.

Аркан через пару минут возвращается и говорит:

- Там какая то девчонка молодая, Таньку спрашивает.

- Танюха, слышь, - говорит Лохматый и толкает Лягушку ногой, - дочка твоя из школы пришла.

Та открывает глаза и медленно встает, трет лицо обеими руками и идет в коридор.

- И Контэйнера своего тоже забирай, нефиг ему тут делать, - кричит ей в вдогонку Лохматый.

Она некоторое время возится на кухне, приводит в чувство того чувака и они уходят.

-Димок, - говорит Аркан, - давай может видик посмотрим?

Лохматый перебирается на кровать, берет пульт в руки и включает видик.

На экране какой-то толстый, лысый мужик в одних носках с кем-то трахается - лицо партнерши закрывают длинные волосы. Место, где все это происходит какое-то очень знакомое

- Димок, это чё такое? Вроде как на твою хату смахивает.

- Да это подружка моя, Велька, шоу тут устраивала, - отвечает тот с хитрой улыбкой.

- Чё за шоу? - спрашивает удивленно Аркан.

- Это ее начальник с работы, он все приставал к ней, ну она и решила его раскрутить по полной - перепихнуться и все это дело заснять на камеру, а потом наехать, чтобы бабосы забашлял, иначе, мол, кассету жене отдаст.

- И чё, забашлял?

- А куда бы он делся? - говорит Лохматый с довольной улыбкой.

- Ну вы даете! - У Аркана на лице восхищение.

- Так то, учитесь пока дядя Дима жив. Ну ладно, ананюги, побалдели и хватит, нефиг вас баловать, - кричит довольный собой Лохматый и вытаскивает кассету, ставит другую - Депеш Мод, концерт.

- Говорят солист у них, забыл как его, тоже ширяется, - говорю я.

- Да, правильный чувак, он на герыче торчит - жалко будет если совсем сторчится, - говорит Аркан и начинает хлопать себя по ляжкам в такт музыки.

- Не, не сторчится, - говорит Лохматый, - чего ему, бабок у них немеренно, если чё, ляжет куда-нибудь в клинику - перекумарит.

- Да с герыча не так-то просто перекумарить, - возражаю я ему, - тут с ханки то никак не перекумаришь, а с геры то и подавно.

- Если по уму, то можно - я вон сколько раз перекумаривал.

- Но совсем то не спрыгнул.

- А я и не хочу. Нафига мне это, чтобы быть как все? Бычить на работе, на пол-федора трахать жену - раз в неделю по привычке, детишек лупить за двойки? Скучно! Я с тоски повешусь.

- Ну а здоровье?

- А чё здоровье, его уже нету - всеми гепатитами переболел, хана печени, еще годика три протянуть, и то хорошо.

- Прикинь Вовчик, Димок то у нас раньше мореманом был, пол мира объездил.

- Да уж, походил по морям вдоволь. Прикиньте, пацаны, в последние рейсы уже внагляк брал ханки немеренно и ширялся всю дорогу - стены в машинном отделении ханкой обмазывал, и хрен поймешь, то ли мазут, то ли еще говно какое то. Проблем не было. Так всю дорогу и отколупывал по кусочку, и в кружку - варить.

- А не тянет опять в моря? - Спрашиваю я Лохматого.

- Нее, заколебало, одно и тоже изо дня в день. И рожи одни и те же. Под конец рейса уже смотреть не могли друг на друга - тошнило.

- А я, пацаны, твердо решил, - говорит Аркаша, - этот месяц еще поширяюсь, срублю бабок каких-нибудь на работе и поеду лечиться. Хватит уже травиться, столько возможностей упустил из-за этой долбанной ханки!

- Да ты об этом уже который год базаришь, - говорит Лохматый с усмешкой.

- Не, на этот раз точно. Я, короче, недавно Баклана видел, прикиньте, он только-только из какой-то общины приехал, там на халяву говорит лечат. Он там полгода был, кричит теперь вообще не тянет.

Этого чувака - Баклана, я тоже знаю, чувырла еще тот - чуть ли не всю молодежь в своем дворе подсадил на иглу. И девок и пацанов. Ему за это не раз в бубен били, а раз вообще бошку основательно пробили, ели выжил, теперь с какими то пластинами в голове ходит.

- Я тоже как-то на днях Баклана видел, - говорит Лохматый, - он и раньше то уродом был, а теперь вообще, походу крыша капитально съехала. Я с ним несколько остановок в троллейбусе ехал, так он меня заколебал по полной, всю дорогу лепил чего-то про Иисуса, аж слюни летели - всю морду мне заплевал. Я даже на остановку раньше вышел, что б только побыстрей от него избавится. Вот и ты Аркан таким же придурком станешь.

- Не ссы, Димок, не стану, если чё, оттуда всегда свалить можно, - Аркан уже видно все для себя решил. Флаг ему в руки конечно, но лично меня как-то не очень прикалывают эти общины всякие. По мне, так нет никакой разницы чей ты раб, божий или ширева - один хрен раб. Что-то мне подсказывает, что есть и другие варианты. Лично я пока буду время от времени перекумаривать, а там посмотрим, может и совсем спрыгну - было бы ради чего.

Опять стучат в дверь.

- Иди сам открывай Димок, я уже заколебался, - говорит Аркаша.

Лохматый подходит к двери и громко кричит "кто?" Услышав ответ, он открывает, и впускает запыхавшегося Покойника, который быстро закрывает дверь и, не переводя дыхание, говорит:

- Значит так, пацаны, быстро вырубайте музыку и сидите тихо, щас сюда мусора подымутся.

- А чё случилось то? - Спрашивает Аркан с перепуганным лицом.

- Я к подъезду подошел, смотрю, два мужика стоят в гражданке, но по мордам видно - менты, бабок ваших, которые у подъезда сидят, про тебя Димок расспрашивают. Я бегом сюда. Так что щас наверное нагрянут.

- Сидим тихо, никого нет дома, - говорит Лохматый, закуривает сигарету и ложится на кровать.

Я ложусь рядом с ним и тоже закуриваю. Мне хорошо. В последнее время в раскумаренном состоянии, мне очень нравится играть с самим собой в одну игру - я как то совершенно случайно к этому пришел. Суть вот в чем: я лежу или сижу, это все равно, и наблюдаю как в голову приходит какая-нибудь мысль или воспоминание, и когда они приходят - не ведусь на них, то есть не пытаюсь их как то развить и продолжить, но в тоже время не пытаюсь их специально, с помощью какого-то усилия, остановить. Я просто смотрю на них равнодушно и они сами лопаются - как мыльные пузыри! Очень прикольная штука! В итоге, через какое-то время, мысли все реже и реже начинают меня посещать, а промежутки между ними становятся все больше и больше. В бошке приятная пустота и понимание, что все в твоих руках, что никакая мысль или образ не могут обломить тебя - ты и они не одно и тоже. Оболденное состояние! Ко мне в последнее время пацаны даже с подозрением начали относится. Допустим ханки мало, или шняжная какая-нибудь, всем не по приколу - недобор, нервничают, а я сижу спокойно и прусь, как будто раскумарился нехило. Вот они и думают, что тут что-то не так, что я хитрый, крысачу втихаря - может мне досталось больше, или догнался чем-нибудь, пока никто не видел. Правда пока так только по ханке получается, и то не всегда, но все чаще и чаще. Чувствую, когда-нибудь это будет со мной случатся и в обычном, не раскумаренном состоянии - вот было бы круто!

Слышу стук в дверь, все напрягаются, Лохматый подносит палец к губам. За дверью кто-то кричит громким шепотом: "Дима, открой это я".

Лохматый ухмыляется. Стучат еще минут пять, а потом слышим удаляющееся шаги. С полчаса еще, наверное, сидим тихо, затем Лохматый встает и врубает музыку.

- Все пацаны, мусора обломились. Ну чё, Андрюша, ты вмазываться то будешь, или тебя там в ментовке раскумарили?

- Аха, они раскумарят - дубиной по спине.

Все идут на кухню, Лохматый достает из холодильника телегу с раствором для Покойника и отдает ему.

- Ну, Андрюша, рассказывай, как там в застенках? - Спрашивает Аркан Покойника.

- Дай человеку сначала подлечится, потом расскажет, - говорит Лохматый, - давай лучше я тебя вмажу, а то будешь щас два часа мучится.

Он берет у Покойника телегу и начинает внимательно изучать его вены.

- Даа, Андрюша, прям как у меня - все вены попрятались.

Наконец он находит какую-то венку и осторожно начинает прогонять в нее раствор.

- Дуешь Димок, вытаскивай, - кричит Покойник со страдальческим лицом.

- Не ссы, щас подправлю, все нормально будет, - успокаивает тот.

- Блядь, дуешь, говорю, вытаскивай быстрей.

Лохматый, наконец, вытаскивает, прочухивает иголку и взбалтывает телегу, у Покойника прямо на глазах надувается большая шишка на том месте куда его кололи.

- Говорю же тебе - дуешь, нет, ты продолжаешь гнать, полкуба, наверное, под кожу загнал, - говорит Покойник с недовольной рожей, - ты чё такой упертый то?

- Да хрен поймешь твои вены, контроль то был! Ничего Андрюша, не гони, щас смывки подымим, добавим в раствор - все нормально будет.

Покойник нервно закуривает, затем берет йод и спичкой, с намотанной на нее ваткой, рисует сеточку на месте где вздулась рука, потом это место обматывает тряпкой.

Лохматый поднимает смывки: тщательно скоблит кружку ножом, добавляет воды, а затем выпаривает ее до нужной кубатуры.

- Может и мне с Андрюшей смывками догнаться, - говорит Аркан с надеждой.

- Аха, раскатал губу, а попа не слипнется? - Обламывает его Лохматый, - Пускай Андрюша нормально подлечится.

Аркан разочарован, обиженно поджимает губы.

Я иду в комнату и ложусь на кровать, следом за мной приходит Аркан, закуривает и ложится рядом. Меня по прежнему неслабо кроет, волна за волною накрывает блаженством. Я знаю, что за все нужно платить, и завтра, а в особенности послезавтра, придется хапнуть горя по полной за сегодняшнее удовольствие, меня ждут все радости кумарищего человека; ломота по всему телу, трясущиеся руки, болящая нудной, пульсирующей болью голова, слезящиеся глаза, текущие ручьем из носа сопли, обильный, воняющий ангидридом пот, понос и прочие "приятные" моменты.

Но сейчас, меня - лежащего на кровати в комнате с ободранными стенами и плавающего в волнах блаженства, то, что будет завтра - совершенно не волнует. Завтрашние проблемы будет решать завтрашний Вовочка-Негодяй, ему будет плохо, очень плохо, но сегодняшнего Вовочку это не беспокоит.

Конечно, можно будет найти где-нибудь денег да подлечится, вобщем-то всегда есть варианты, но в ближайшие три дня, до выходных, я этого делать не буду - предпочитаю время от времени притормаживать. А в выходные я зарабатываю на жизнь, торчу на рынке, торгую шмотками вместе с Покойником - там уж сам бог велел быть вмазанным, иначе не выдержишь.

В комнату, пританцовывая и щелкая пальцами, входит Лохматый.

- Че, Покойник вмазался? - Спрашивает его Аркан.

- Даа, ништяк подлечился, на полу сидит, слюни пускает. А вы тут чё, бармалеи, балдеете?

- Да, - говорю, - прет неслабо.

- А слабо, Димок, чаек забодяжить? - Спрашивает его Аркан и тот опять уходит на кухню.

- Видал, Лохматый какой хитрожопый, Покойнику кричит смывки, а догнался, небось, сам, - говорит Аркан недовольно.

- Да и хрен с ним, тебе мало что ли?

- Да нет, мне-то чё, только понты-то зачем кидать?

На улице начинает темнеть. Входит Лохматый с чаем, ставит поднос со стаканами на кровать и включает свет в комнате. Кто-то стучится в дверь и он идет открывать. В комнату заглядывает какая-то девушка: "Привет, пацаны" и уходит на кухню. Через некоторое время появляется Лохматый и говорит:

- Ну чё, наркоманы, время позднее, надо разбегаться.

- Разбегаться так разбегаться, как там Покойник то? - Спрашиваю я его.

- Покойник - никакой, - говорит Лохматый, - пускай здесь зависнет, ему в таком виде нельзя на улицу, мусора повяжут.

Мы с Арканом допиваем чай и начинаем собираться. Я захожу на кухню, там девушка Лохматого стоит у плиты, варит ханку, в углу, на полу сидит Покойник с закрытыми глазами.

- Живой? - Спрашиваю у девушки.

- Да вроде дышит, - отвечает она, не поворачивая ко мне голову - занята процессом.

На прощание Лохматый жмет нам руки, чего-то шутит насчет Аркана, сам, во весь рот, смеясь над своею шуткой и хлопая себя по ляжкам, кричит нам чтобы заходили еще, если будут деньги и наконец закрывает дверь.

- Прикинь, - говорит мне Аркан чуть позже, - так к нему и днем и ночью кто-нибудь приходит варить. Постоянно раскумаренный, мало того, он и от бухала не отказывается и колесами бывает догоняется. И до сих пор живой! Проглот какой-то!

Мы целый день ничего не ели, не было желания, но сейчас я почувствовал легкий голод. Говорю Аркану:

- Слышь, Аркаша, сейчас бы съесть чего-нибудь, у тебя там не завалялось бабок?

- Да, есть немного, пошли вон в ларек, купим по паре бутылок пива и сникерсов каких-нибудь. Посидим где-нибудь на лавочке, такой облом домой идти!

Мне и самому не очень хочется идти домой - вообще стараюсь последнее время пореже там бывать, уж больно там обстановка геморройная. Хорошо хоть родичи мои не знают, что я ширяюсь, а то вообще вешалка была бы. Мать правда чего-то такое подозревает, но доказательств нет. А недавно вон Аркан, придурок, чуть не спалил меня - пришел ко мне раскумаренный в соплищу и травы притащил, мы дунули косячину на двоих, он и совсем отъехал. А тут мать с работы вот-вот прийти должна. Я его перетащил в кресло, врубил музыку и наушники на него нацепил - вроде как балдеет человек, музыку слушает - меломан хренов! На этот раз прокатило, мать ничего не заподозрила, так он и сидел, наслаждался современными ритмами пока не отпустило.

Большая редкость, на самом деле, столько времени ширяться и что б родичи об этом не знали - приходится шифроваться постоянно. Я точно знаю, уж лучше пускай поменьше народу знает что ты на игле - чем меньше, тем лучше. А уж тем более что б об этом не знали родственники. Потому что ведь как получается; допустим ты вмазался, тебя просекли что ты вмазанный, начинают пилить - крики, слезы, становится так хреново на душе, так сам себе противен, что хоть в петлю..., или вмазаться. Некоторые выбирают первое, большинство второе. И круг замыкается, все начинается по новой. Выйти из этого замкнутого круга нет практически никаких шансов. По мне, так уж если ты умудрился присесть на ширево, то только сам и можешь с него спрыгнуть, никто тебе не сможет помочь, как бы не старались, какие бы добрые намерения небыли - только хуже сделают. Бывают конечно исключения, но очень редко. Есть такой простой и очевидный закон - кайф можно перебить только большим кайфом. То есть, пока у тебя в жизни не появилось чего-нибудь настолько стоящее и ценное, что ширево и рядом не стояло, толку не будет. Так вот покуда это не случилось, лично я предпочитаю не поднимать шуму, не будоражить близких.

Ночь просто волшебная, теплая, но не жаркая. Меня распирает от счастья, давненько так хорошо не было. Иду рядом с Арканом и наслаждаюсь самим процессом ходьбы, да и вообще - жизнью. Аркан видно тоже тащится, морда задумчивая, на губах легкая полуулыбка.

Смотрю, на встречу плывут две знакомые личности - местные уркаганы, Быстряк и Липа. Обоим лет по тридцать пять, оба высокие и худые и оба большую часть жизни провели по тюрьмам. Быстряк тут вроде как в авторитете, имеет вес, торгаши с местных мини рынков башляют ему за крышу, ну а Липа при нем как телохранитель. Оба капитально сидят на игле, вижу они и сейчас нехило раскумаренны, в особенности Быстряк. Ночь на дворе, а он в черных очках, грызет семечки, а Липа ведет его под ручку. Подходят к нам, Липа здоровается и заговаривает, а Быстряк проходит немного дальше и зависает. Липа причесывает нам про какого-то чувака, которого мы даже не знаем, и так увлекается, что напрочь забывает про своего другана. А тот стоит в нескольких метрах от нас в классической позе зависшего наркоши; ноги полусогнуты, челюсть отвисла, правая рука вытянута и в ней семечка, которую он видно хотел сгрызть, да не получилось - завис. Редкие прохожие, проходящие мимо, с испуганными лицами от него шарахаются.

Минут через пятнадцать Липа наконец заканчивает свою историю, прощается с нами, берет под руку своего, никак на это не реагирующего, другана и прогуливает его дальше.

- Прикинь, во что Быстряк превратился, - говорит мне Аркан, - а когда-то весь район в кулаке держал.

- Да чё, говорить, Аркаша, мы что ли такими не бываем?

- Я то нет, а вот тебя порой плющит еще похлещи, - говорит язвительно Аркаша. Это он напоминает мне недавнюю историю, когда я на хате у одного чувака нехило вмазался, а до этого съел пол-листа реланиума, ну и меня круто торкнуло - очень круто. Сначала я язык заглотил, мне его еле-еле вытащили, ложкой рот открывали, а потом, чуть позже, когда отошел немного, начал парить всем мозги. Меня глючило неслабо, я разговаривал с людьми, которых там не было, гнал всякую фигню, приставал к пацанам с какими-то дурацкими вопросами - вобщем устроил шоу по полной. Ну что сделаешь, бывает.

- Ты теперь сто лет будешь вспоминать мне эту историю. За тобой то самим, тоже не мало косяков водится, - говорю я ему раздраженно.

- Ну ладно, чё ты, не гони. Замяли базар. - Кричит Аркан примирительно.

Мы подходим к ларьку и Аркан покупает четыре бутылки пива, пачку сигарет и два сникерса. Подваливает толпа бухих подростков, ведут себя очень агрессивно.

- Пошли-ка побыстрей отсюда, - говорю я Аркану, - ну их нафиг, быков этих. И мы быстренько сваливаем, не хочется себя обламывать.

- Вот ведь молодежь пошла, - говорит Аркан чуть погодя, - мы такими не были. Куда только милиция смотрит?

И накаркал. Возле нас останавливается ментовский уазик, из него вылезают двое и идут к нам. Спрашивают документы. У меня на этот случай всегда с собой старый заводской пропуск, еще со времен, когда я ударно бычил на заводе, пару лет назад. У Аркана какая-то самопальная ксива, типа он журналист, с фотографией и печатью. Прокатывает. С виду мы на наркош не похожи, да и пиво в руках - вполне нормальные люди. Так что не шмонают и проколов не ищут, расходимся по мирному.

- Прикинь, Вовчик, - говорит Аркан, - у Лохматого знаешь какая ксива есть? Короче у него девчонка одна знакомая в морге работает, так она ему корочку сделала, типа он в этом морге работает, она у него постоянно на кармане, демонстрирует где надо и где не надо - срабатывает стабильно, не у кого больше никаких вопросов не возникает, он даже в общественном транспорте бесплатно ездит. Прикинь!

- Да, походу Лохматый твой отвязный чувак.

- Не то слово, клоун каких мало, с ним не соскучаешься. Недавно прикол один рассказывал: Короче сидит он как-то раз в парке на скамеечке, как обычно раскумаренный, смотрит мужик какой-то идет, бухущий в мясо, восьмерки выписывает, и к нему на скамейку падает. В кармане начатая бутылка водки и он давай приставать к Лохматому, мол выпей со мной. Вобщем отпили они из горла по глотку и мужик совсем вырубился. А мужик с виду приличный, не ханыга какой-то, в нормальном прикиде. Куртка кожаная, джинсы хорошие, гамасы путевые на ногах. Ну Лохматый долго думать не стал, рефлексы у него здоровые. Обшмонал карманы, глядь, а там лопатник набитый бабками и ксива ментовская - мойор милиции. Прикинь! Вобщем снял он с него куртку, удостоверение с бабками забрал и свалил. Кричит хотел с него и обувку снять, да чё-то жалко чувака стало. Прикинь сердобольный какой! И ты представляешь, через некоторое время пришел к этому типу на работу, в ментовку, ксиву отдавать - вообще страх потерял! Наплел ему там чето, что мол нашел случайно, ну мент на радостях и проглотил историю, даже не засомневался - Лохматый если чё, так сыграть может, что Станиславский отдыхает. Короче мент его коньячком дорогим угостил и денег слегка отслюнявил. Причем Димок по началу ни в какую брать не хотел, ели дал себя уговорить. Расстались лепшими друганами, мент ему телефончик оставил, кричит если чё, проблема какая, звони мол, не сомневайся.

- А если б тот его узнал? - Говорю я, качая головой.

- Да вот и я о том же. Говорят ему врачи уже приговор огласили: Два-три года и все - могила. Вот он и куролесит напоследок.

Проходим мимо пруда, место тихое и малолюдное, решаем здесь тормознуться на травке. Вытягиваемся на ней в полный рост и смотрим в черное, усыпанное яркими звездами небо. Хорошо! Долго молчим, затем Аркан вдруг резко приподнимается, садится по-турецки и пристально смотрит на меня.

- Вовчик, только честно, ты боишься смерти?

Я тоже сажусь и после некоторой паузы говорю:

- Да, пожалуй все еще боюсь. А ты?

- Понимаешь, я раньше никогда об этом не думал, как-то некогда было, ты же знаешь; то спортом занимался, потом студия театральная, друзья, подружки - вобщем жизнь била ключом, даже книжки читать времени не было. А потом вообще, когда в театральном учился, все еще быстрее закрутилось-завертелось, на учебу времени не хватало - чуть ли не каждый день тусняки голимые.

Только после того, как меня из института поперли, особенно первое время - когда депресняк был, начали в бошку приходить мысли всякие насчет смерти. Я же прикинь, с детства мечтал артистом стать, сколько себя помню, тысячи раз представлял как это будет: Огромный зал, публика в экстазе, крики браво, цветы немереными охапками и я - стою на сцене и кланяюсь. Красивый, чуть уставший, но счастливый. И так может быть и было бы, многие говорили что у меня талант, но тут случился такой облом. Вот я и не выдержал, начал ширятся, сам знаешь, у нас на Физкультурной с этим проблем нет - только ленивый не ширяется.

- Так вот Вовчик, - продолжает Аркан после некоторой паузы, - последнее время меня гложет какое-то нехорошее предчувствие. Понимаешь, мысли о смерти начали приходить чуть ли не каждый день, даже ширево уже почти не помогает. И скажу тебе Вовчик честно - мне страшно, я не хочу умирать. Я же молодой еще, жить да жить, еще может в люди выбьюсь, у меня столько планов. Только бы с ханки спрыгнуть, а там все будет нормально, я уверен - я же не дурак и не урод какой-нибудь. А Вовчик? Ты как думаешь?

- Базару нет, Аркаша, даже не сомневаюсь, все у тебя ништяк будет, ты только с иглы спрыгни. Уезжай куда-нибудь нафиг из города, хоть куда - все равно, главное вырваться из этого болота. Точно тебе говорю Аркаша, сваливай пока не поздно, предчувствия твои не к добру.

- А ты, Вовчик, может вместе рванем?

- Не, Аркаша, не получится, я другой, и планы у меня другие. Да и не нужен тебе никто, а я тем более. Если рвать, то с корнем, так что не тормози, а то поздно будет.

Молча курим, глядя на пруд в котором отражаются звезды. Я вспоминаю, как много лет назад, в далеком детстве, отец взял меня и моего двоюродного брата с собой на рыбалку и мы вот также сидели у озера в котором отражались звезды. Отец тогда был совсем другим, не то что сейчас. Горел небольшой костерок и он рассказывал нам - пацанам, про всякие планеты и созвездия и мы, пооткрывав рты, слушали его.

Я тогда очень любил своего отца, он мне казался самым умным и самым добрым человеком на земле. Как будто бы сто лет прошло с тех пор, многое изменилось, и наши отношения тоже. Мы отдалились друг от друга, той близости между нами уже давным-давно нет, отец стал мрачным и замкнутым, да и я тоже сильно изменился - и не в лучшую сторону.

Я провожаю Аркана и медленно, не торопясь иду домой. Я люблю ночь, это мое время суток - ночью я чувствую себя комфортно. Город спит, весь мир спит. Еще один день прожит.

Домой прихожу только под утро. Осторожно, чтобы не разбудить предков, открываю дверь и тихонечко пробираюсь в свою комнату. Спать не хочется. Не раздеваясь ложусь на кровать и напяливаю наушники. Долго лежу, слушаю музыку, и наконец засыпаю.

Рынок шумит как встревоженный улей, торгаши с напряженными и беспокойными лицами снуют то туда, то сюда, раскладывают и развешивают свой товар. Ругаются, смеются, суетятся. Общая нервозность - скоро хлынут толпы покупателей.

Я стою и получаю последние указания от хозяина, чьим товаром мы торгуем. И я, и хозяин товара, оба мокрые от пота - Покойника, с кем я на пару торгую, до сих пор нет, поэтому хозяину, которого за глаза мы зовем Колобком, пришлось тоже впрячься - помогал мне таскать шмотки из машины. Небольшого роста, лысоватый, с солидным брюшком и маленькими хитрыми глазками на круглом лице - он очень раздражен что пришлось самому бычить.

- Ну где этот мудак лазиет? Урод долбанный! Мне еще в три места товар надо закинуть!

- Да я откуда знаю, - говорю я ему, - должен прийти, проспал наверное. - Конечно я знаю где Покойник, мне ли этого не знать?! Покойник приперся сегодня ко мне ни свет, ни заря, я дал ему денег, которые занял у соседа до вечера, и он пошел за ханкой и всем остальным. Договорились что он сварит у себя дома и притащит мне на рынок готовый раствор.

Жду его с нетерпением, кумарю как гад последний - два дня не ширялся. Все это время сидел дома, ни разу даже не выходил на улицу. Предки, как обычно, рано утром уходили на работу и я оставался один, дверь ни кому не открывал: Либо спал, либо сидел в горячей ванной, что б меньше лихоманило, либо читал всякую шнягу - что полегче. С трудом, но все- таки выдержал, не побежал раскумариваться, хотя возможность была.

И вот теперь стою потный и несчастный, слушаю этого мудилу.

- Ну ладно, с Андрюшей я позже разберусь. Значит цены ты знаешь. Раскладывай товар и торгуй. Никому ничего не сбрасывать, если что отдаете дешевле - вычитается из вашей доли. Глядите внимательно, чтобы ничего не свистнули, сами знаете, тут народ ушлый. Если что, буду без сантиментов - рублем ответите. Все, торгуй. Я поехал, вечером приеду. - И уходит.

Ну наконец-то свалил, теперь можно немного расслабится. Закуриваю сигарету. Поскорей бы Покойник пришел! Бошка раскалывается от боли, на улице жара, а у меня сопли ручьем текут из носа, как у дауна. Шмотки решил не раскладывать, хрен с ними, вот Покойник придет раскумаренный, он и разложит. Где же этот тормоз?! Уже два раза можно было успеть все сделать! Просил же побыстрее, знает ведь что кумарю. В натуре, Покойник иногда достает своей обстоятельностью. Вы бы видели как он варит! Просто издевательство над людьми - то, что можно сделать за двадцать минут, он делает минут сорок, а то и больше. "Зато", - кричит, - "все стерильно и точно, как в аптеке". Да нафиг она нужна такая стерильность - не такой же ценой!

Вдруг вижу, Покойник идет, легок на помине. Выглядит как не от мира сего в этой рыночной суете: шаг не торопливый, руки в карманах, мечтательное выражение по всей морде - ему бы еще нимб над головой, для полноты картины. Я закипаю от ярости.

- Ну ты, пельмень недоделанный, - кричу, когда он подходит, - ты чё, в натуре, прикалываешься что ли?! Чё так долго?

- Хорош, Вовчик, наезжать, я тебе лекарство принес, - осторожно смотрит вправо-влево и шепчет мне. - Ханка офигенная!

Волшебные слова! Все мое раздражение мигом испаряется.

- Короче так, раскладывай барахло, а я отлучусь минут на двадцать, - говорю я ему и незаметно забираю телегу с раствором.

- Постой-ка, - говорит Покойник, - это еще не все, - и кладет мне что-то в руку. - Приз за терпеливость.

Смотрю, ё-моё, ампула седуксена! Приятная неожиданность, ханка с седуксеном - мой любимый коктейль. Покойник знает мои вкусы и решил побаловать.

- Где стекло-то надыбал? Хотя ладно, побегу, потом расскажешь.

Все мои неприятности позади. Странная штука, еще несколько минут назад кумарил, как не знаю кто, и вот, ширево на кармане и чувствую себя нормально, весь геморрой сразу куда-то отступил. Интересно, почему так? Может кумар, по большей части, вещь психологическая, а не физическая? Повод для размышлений! Ну ладно, потом, на досуге все обдумаю.

Чуть ли не вприпрыжку, как сайгак, ломлюсь сквозь толпу. Куда идти, обдумал заранее - неподалеку от рынка, метрах в двухстах, стройка, туда и направляюсь. Пролезаю через дырку в заборе и захожу в строящийся дом. Вроде никого. Достаю ампулу из заднего кармана, отламываю кончик и выбираю седуксен в телегу. Несколько раз встряхиваю, чтобы перемешалось с раствором. Готово. Вытаскиваю ремень из штанов и перетягиваю им левую руку, правая рука с телегой дрожит - только бы не задуть! Есть, попал, беру контроль - все нормально. Медленно гоню раствор. Ух, хорошо, есть контакт! Мягкий, но мощный приход, сладость во рту от седуксена. Ништяк. Минут десять сижу на грязном полу, прислонившись спиной к не менее грязной стене. Пофиг, мелочи жизни!

Ну вот, совсем другое дело, теперь я готов приступить к работе. Поднимаюсь с пола и долго, тщательно себя отряхиваю. Закуриваю сигарету и неторопливо, с достоинством, иду с головой погружаться в рыночные отношения.

На рынке не протолкнутся. Массовый психоз, такое впечатление, что весь город сегодня здесь: торговцы, покупатели, карманники - царство Мамоны.

Покойник уже все обставил - старый торгаш. Все шмотки на своих местах, что должно висеть - висит, что должно лежать - лежит. Стоит с какой-то теткой и, с умной и честной мордой, пытается втюхать ей длинный, светлый плащ. Тетка походу ведется. Что бы не отвлекать их от серьезных дел, стою в сторонке облокотившись о прилавок и щурюсь от яркого солнца.

- Здравствуй, Вова, как поживаешь? - Ко мне подходит чувак лет тридцати-тридцатипяти, с какой-то сладкой, до приторности, мордой - местный торгаш, у него тут точек пять по рынку, а может больше, точно не знаю. Странный тип, я вроде бы в друзья к нему не набивался, нафиг он мне упал, а вот ведь, каждый раз здоровается со мной, порывается побазарить о чем-нибудь, как будто я ему друган лепший. Чем-то он мне неприятен, никак не могу понять чем. Но сейчас я раскумарен, меня кроет правильной тягой, поэтому почему бы и не побазарить, все равно делать нечего.

- Привет, - говорю, - да ничего, как-то поживаю пока, хвала аллаху.

- Хорошо выглядишь, - продолжает он, облизывая губы, - правда бледненький какой-то, не любишь загорать?

- Да нет, просто недосуг как-то, все дела, да заботы.

- А я тут пикничок задумал небольшой у себя на даче, так милости просим, буду рад, если ты присоединишься. Место изумительное, до реки рукой подать. Шашлычок сообразим, позагораем, в речке поплаваем. Девушки красивые будут. Ну, соглашайся, не пожалеешь!

- Я бы с радостью, да вряд ли получится, бабушка родная тяжко болеет, не могу отлучатся на долго - не прощу себе, если старушка в мое отсутствие скончается, - меня понесло, гоню фигню всякую не задумываясь.

- Очень, очень жаль. Ну что ж, в другой раз, - говорит он вздыхая, и видя что к нам направляется Покойник, быстренько прощается и сваливает.

- О чем это вы тут с этим пидрилой ворковали? Прям как два голубка, - спрашивает Покойник ехидно.

- Да ты чё, в натуре что ли пидрила, или гонишь? - Ну, конечно, теперь все понятно, то-то я чувствовал, что что-то не так в чуваке.

- Ну, Вовчик, ты только дурочку то не включай, типа знать ничего не знаю. - Ну все, теперь Покойника не остановить, будет прикалываться надо мной по полной, пока не надоест.

- Ладно, Андрюша, хорош гнать. Лучше скажи как тут делишки, - говорю ему строго.

- Ништяк делишки, товар в полный рост уходит, - говорит Покойник важно, - два плаща и одну куртку уже втюхал, пока ты там наркоманил, да с пидрилами любезничал.

Ладно, хрен с ним, пускай прикалывается, главное дела идут, это очень хорошо. Начало дня, а на ханку мы уже заработали. Если дела и дальше так пойдут, то будет чего предкам отстегнуть, чтоб не наезжали. Покойнику в этом смысле намного легче, у них с мамашей раздельное хозяйство.

- Как ханка-то пошла? - Спрашивает Покойник.

- Ништяк, правильный раствор получился. У кого брал?

- У Пиджака, на Физкультурной. Кстати, Аркана видел. Прикинь, важный такой, в костюмчике, при гавриле, опять сниматься куда-то поломился, даже базарить со мной не стал - некогда мол. Кричит зайдет может, если раньше освободится.

- У Пиджака говоришь, он чё же, опять барыжничать стал?

- Ну так, для своих только, - говорит Покойник и подходит к двум девушкам, которые остановились перед нашим прилавком.

- Девчонки, обратите внимание на купальники, на всем рынке таких нет. Можете даже примерить, мы за это еще и доплатим, - говорит он им и подмигивает. Девки хихикают, рассматривают купальник и спрашивают цену, а затем, посовещавшись немного, покупают.

- Видал как надо! Учись, пока я жив.

- Да, Андрюша, мастерство не проколишь, молодец, - говорю я Покойнику и тот расплывается, любит когда его хвалят.

- Если б не те уроды, что меня на бабки обули, - говорит Покойник со вздохом, - сейчас бы уже на мерсе шестисотом ездил. Чего-чего, а торговать я умею.

- У тебя, Андрюша, шестисотый твой по венам плавает, с тех пор как ты присел.

Покойник мрачнеет и тяжело вздыхает. Да, неслабо его жизнь бортонула.

Чтобы как-то отвлечь его от печальных мыслей, рассказываю ему свежий анекдот про наркоманов. Он смеется и отходит от меня окучивать очередного покупателя.

Солнышко припекает все сильней и сильней, но народу на рынке не убывает. Вот ведь странные люди, вместо того, чтобы балдеть где-нибудь на природе в выходной день, тащатся сюда, в тесноту и давку, за какой-нибудь фигней. Некоторое время прутся от обновки, но недолго, и чтобы догнаться, опять приходят на рынок за очередной дозой. Прямо как у нас, у наркоманов, но при этом они нормальные, а мы - подонки.

Покойник сегодня явно в ударе, я даже и не пытаюсь ему помогать, у меня- то, в отличие от него, никаких коммерческих талантов нет, это я знаю точно; какие бы дела я не начинал, чего бы ни делал, итог был всегда один и тот же - полный облом. Я пролетал даже там, где казалось бы ну никак не возможно пролететь. Но меня это не сильно то и расстраивает, что ж делать, я такой, какой есть - не о чем не жалею. Побарахтаюсь еще немного в жизни и уйду незаметно. Все эти прибамбасы про то, что надо оставить какой-то след, меня как-то не очень трогают. По мне, так это даже не очень красиво - пришел, наследил и ушел. Что-то в этом есть такое вредное, заподляцкое. Я живу тихо мирно, никого не трогаю, кровь никому не порчу и был бы очень рад, если бы и мне никто не парил мозги. А то что ширяюсь, так это моя беда - сам влез в это, сам же и вылезу. Или сдохну. На все воля аллаха, или еще кого, не знаю кто там у них на верху главный.

Подходит Покойник и начинает важно пересчитывать заработанные за сегодняшний день бабки, вижу пачка становится все толще и толще.

- Ну что, Вовчик, капитал наш растет, может соломы сегодня возьмем, а то Пиджак предлагал, у него есть. Я на всякий случай попросил его тормознуть для нас стакан до вечера. Или ханки?

- Да хрен его знает, солома то конечно получше, да сам знаешь, ее варить геморройно, лично я не умею. А ты?

- Я видел пару раз, наверное смог бы сделать, - отвечает Покойник, - проблема в другом - где варить? Сам знаешь, во-первых, это долгий процесс, а во-вторых, вонища будет от растворителя. У тебя родичи, у меня тоже не прокатит, так что не знаю.

- Давай пока не будем ничего решать, время еще есть, посмотрим как все будет складываться, - говорю я Покойнику. На том и порешили.

- Кстати, Андрюш, в последний раз ты у Лохматого оставался, чё там дальше то было?

- Чё было, да хрен его знает чё там было, я нифига не помню. Вобщем очнулся под утро на кровати, рядом баба какая-то в отрубоне, Лохматый в туалете, на полу валяется. Я его в комнату попытался перетащить, он ни в какую, в унитаз вцепился, не оторвешь, еще и на хуй меня посылает. Короче нашел я на кухне какие-то вторяки в кружке, сварил и вмазался. Так, слегка подлечило. Посидел там еще немного, покурил и пошел домой, спать. Вот и все что было.

Время - вещь относительная, особенно на рынке это явно наблюдается: если раскумарен и идет торговля - оно бежит быстро и радостно, ну а если не раскумарен и торговли никакой, то оно тащится медленно и нудно. Сегодня, к счастью, первый случай.

Наш рабочий день подходит к концу, народу на рынке стало значительно меньше - можно расслабится, скинуть напряжение после тяжелого трудового дня. Каждый делает это по разному, на свой манер: кто-то, пуская слюни и нервно оглядываясь, пересчитывает в сотый раз дневную выручку. Кто-то треплется с соседями, делясь впечатлениями. Кто-то, из числа неудачно торговавших, сидит за своим прилавком и с завистью поглядывает на других торгашей, большинство же поступает традиционно - рынок начинает бухать. Это самая прикольная часть базарного дня. Царство Мамоны вдруг плавно трансформируется в какой-то веселый балаган. По мне, так рыночные отношения вещь все-таки не естественная и поэтому, вносящая значительный напряг в коммуникации между людьми. И тут, в качестве какого-то адаптера, традиционно выступает бухало. Идет чуть ли не всеобщее братание: бухой торгаш начинает видеть в покупателе не бездушный объект, которого надо "развести", "окучить", "обуть", а человека, товарища и брата, для которого последнюю рубашку отдать - предельное счастье. В свою очередь и покупатель начинает смотреть на бухого торгаша не как на хищника со злобным оскалом. Для покупателя в бухом торгаше начинает проявляться что-то родное, до боли знакомое и уж точно не опасное. Покупатель расслабляется, он чувствует себя комфортно и обязательно чего-нибудь покупает. В итоге все довольны, все счастливы.

Мы с Покойником тоже не лишние на этом празднике жизни - большая часть товара продана, это ли не повод для того, чтобы уверенно смотреть в будущее? Ну или хотя бы догнаться ханкой. План такой: заканчиваем всю эту шнягу базарную и идем к Пиджаку, с легендарной в нашем городе, исконно наркоманской улице Физкультурной. Если будет где сварить, возьмем соломы, а нет, так старой доброй ханки.

Стоим и потягивая пиво, наблюдаем кипящую вокруг нас жизнь. Скоро подкатит Колобок - хозяин товара, слегка попарит нам мозги, заберет выручку, естественно за вычетом нашей доли, загрузим оставшиеся шмотки в его тачку и все, мы свободны.

Соседи предлагают выпить водки, я не ведусь, а Покойник накатывает полстакана. Смотрю как он это делает и меня тянет блевать. Вот упырь! Всеядный какой-то, чем угодно готов догоняться. Покойник замечает мою гримасу и с ухмылкой говорит:

- Чё, Вовчик, брезгуешь?

- Ты, Андрюша, когда-нибудь ласты сдвинешь, если по ширеву будешь синькой догоняться.

- А я, Вовчик, и не рассчитываю сто лет жить. Хоть так, хоть этак, по любому сдохнем, не долго осталось.

Ну ладно, дело конечно хозяйское. Если его такие коктейли прикалывают, пускай, мне то что.

Тут на горизонте появляется Аркан. В светлом костюме, при галстуке, весь такой прилизанный и правильный - как с обложки журнала.

- Глянь, - говорю Покойнику, - Ален Делон наш чешет.

Аркан весь в образе. Не торопясь, с достоинством подходит к нам, тетки-торговки с вздохами провожают его глазами, он будто бы всего этого не замечает - горд и недоступен.

- Здорово, барыги, - приветствует он нас, - как торговля?

- Да ничего, идет помаленьку, - скромно отвечает Покойник, - ты то как, Оскара то скоро получишь?

- На днях подгонят, - отвечает Аркан и переходя на шепот добавляет, - я тут вам гостинчик принес, махорки правильной. Давайте сворачивайте свою лавочку, пойдем куда-нибудь, пыхнем по-человечьи.

- Щас, Колобок подтянется, тогда и свернемся по быстрому. Вот-вот подойти должен, - говорю я ему.

Аркан закуривает сигарету и с любопытством оглядывается вокруг.

- Даа, здесь правит рубль, - делает он вывод, - все на продажу, общечеловеческими ценностями тут и не пахнет. А что, барыги, намаялись небось на сделку с совестью идти?

- Ты чё то уж больно разговорчив, Аркан, - говорит ему Покойник, - постой, постой..., а ты чё куришь? Совсем что ли офигел, олень хренов!

Тут и я наконец учуял - пахнет травой.

- Да ладно, Андрюш, не ссы, никто ничего не заметит, если дергаться не будешь. На лучше, затянись, расслабься.

Протягивает сигарету Покойнику, тот берет ее, осторожно оглядывается по сторонам и затягивается, долго держит в себе дым и наконец выдыхает.

- Ого, - говорит, - ты где траву такую надыбал?

- Да оператор наш подогрел, - отвечает Аркан, - правильный чувак, он это дело уважает.

Я тоже затягиваюсь. Картинка тут же меняется, по всему телу разливается приятное тепло и покой. Да, действительно не плохая махорка.

Сосед с права начинает с подозрением поглядывать в нашу сторону. Не знаю как кому, а мне все-таки стремно, мало ли, менты тут часто проходят. Поэтому побыстрей докуриваю и выкидываю хапец.

Аркана еще ни разу никуда не забирали и видно поэтому он мнит себя неуязвимым. Флаг ему конечно в руки, но все-таки желательно быть поосторожней, не стоит судьбу провоцировать.

- Ты, Аркан ,больше так не делай, - говорит ему Покойник, - чё невтерпеж что ли было?

- А чё тут такого, - Аркан пожимает плечами, - подумаешь, да менты и сами траву да гашик с удовольствием курят. Да и вообще, чё за фигня, бухать можно, а траву курить нельзя?

- Аркаша, - говорю я ему, - мало ли чего менты сами с удовольствием делают, а нас поймают - отмудохают обязательно, это как минимум. У меня вон другана одного за коробок анаши посадили, прикинь! И все, считай жизнь поломали, так после этого и пошел по тюрьмам, там же и ширяться стал. Помер недавно от передоза.

- Ну ладно, хорош пацаны наезжать на меня, - кричит Аркан обиженно, - как лучше хотел, а они еще и наезжают.

- Расскажи, Аркаш, как там у вас съемки-то проходили, - говорит Покойник примирительно, после недолгой паузы.

Аркан оживляется и начинает уж было рассказывать, как видим Колобка, который торопится к нам. Подходит, запыхавшийся, к нашему прилавку и с ходу начинает наезжать - он какой-то секретарь комсомольский в прошлом и поэтому страсть как любит пошуметь, покомандовать - Павку Корчагина все из себя строит.

- Ну и чего не сворачиваемся? Что, особой команды ждете? - И без паузы, не дав нам даже и рта раскрыть, продолжает, - много продали? У кого деньги, давайте сюда. А ты Андрюша, что за моду взял опаздывать каждый раз? Смотрите, скоро штрафовать вас начну за такие дела, доиграетесь.

Я с трудом поспеваю за ходом его мыслей, тем более после травы, Покойник видно тоже. Стоим как два придурка с непонимающими мордами, смотрим на этого мудилу.

- Ну чего уставились? Чего тормозите? Вовчик, складывай вещи, Андрюша, давай докладывай, чего там с деньгами, - кричит Колобок, беря в руки калькулятор и вопросительно смотрит на Покойника.

После довольно продолжительной паузы Покойник наконец-то врубается, чего от него хотят. Аркан стоит чуть в стороне и угорает.

- Эй, ну вы чё, перегрелись на солнце что ли, - кричит Колобок недовольно, - шевелитесь, шевелитесь.

Наконец все сложено в большие сумки. Покойник, с грехом пополам, рассчитывается, аж вспотел бедолага от напряжения. Запихиваем сумки в машину и Колобок благополучно отчаливает. Все вздыхают с облегчением.

- Слушайте, какой-то он у вас тяжелый, - говорит нам Аркан и качает головой.

- Да, любит он у человека мозг выебать, хлебом не корми, дай покомандовать. Он раньше фюрером комсомольским работал, - говорит Покойник.

Конечно обломил нас Колобок слегка и теперь следует восстановить душевное равновесие. Весь дневной геморрой позади, мы с хорошей прибылью - самое время заняться культурной программой. Для начала конечно же накурится. Знакомой тропой проходим на стройку. Трава не требует особых условий, поэтому далеко не углубляемся, тормознулись прямо за забором. Покойник начинает заколачивать папиросу, шесть секунд и все готово. В этом деле он у нас вне конкуренции - большой мастер.

- Прикиньте, пацаны, - говорит Аркан после крепкой затяжки, - у меня друган один есть, так вот он, еще с каким-то кренделем на пару, организовали журнал. Ну такой, типа справочника, там всякие товары и цены, еженедельный. Короче дела идут круто, хороший офис на первом этаже сняли, штат человек двадцать, в общем, все по уму. Так вот они там с утра засылают гонца, тот привозит травы стакан и в течение рабочего дня они всем коллективом, от директора, до последнего курьера, этот стакан укуривают. Прикиньте, курить во двор выходят, встают в круг и пускают косяк в одну сторону и косяк в другую. Ну и как положено, время от времени, дуют друг другу паровозом, а там дом напротив. Вобщем кто-то из этого дома стуканул на них в ментовку, что мол секта какая-то тайная - по несколько раз в день выходят во двор, встают в большой круг и целуются друг с другом взасос, и парни и девушки, - Аркан глубоко затягивается, долго держит дым в легких и наконец с силой выдыхает.

Тут и мне припоминается, как я как-то раз стоял недалеко от своего подъезда и курил траву со своим товарищем, тот как раз пускал мне в рот дым паровозиком, а мимо проходил друган моего бати и увидел это дело. Через некоторое время чуть ли не весь двор пережевывал эту тему, как я внагляк, у собственного подъезда, целовался взасос с каким-то парнем. Особенно девки наши дворовые переживали, все меня допытывали, что мол со мной случилось.

- Ну а чё дальше то было, - спрашивает Покойник Аркана, - чё менты то им сделали?

- Да ничего им не было, отмазались, осторожней просто теперь стали, специальную комнату для этого выделили, что б на улицу не выходить.

Махорка, конечно, - хорошая штука, но я все-таки предпочитаю гаш. Лично для меня он приятней. Вот уж действительно странные вещи происходят, бухало кругом рекой течет, народ, особенно в глубинке, по сути спивается - и ничего. А за траву или гаш сроки дают, хотя они то как раз намного безобидней, и для собственного здоровья и для окружающих. Говорят, мол все с травы начинается, а ширевом заканчивается, тоже полная лажа, все как раз таки с бухала то и начинается и даже еще раньше, с детства, когда все кругом главной задачей воспитания считают сделать тебя послушным. Не смелым и умным, не самостоятельным, любящим и не боящимся жизни, а именно послушным. Ты можешь быть полным придурком, но если ты послушный, все кругом счастливы. И наоборот, если ты живой и любознательный, если ты пытаешься вырваться из рамок, пытаешься сам все узнать на собственном опыте не довольствуясь заготовленными кем-то ответами - ты плохой, тебя начинают клевать со всех сторон, пока не сделают ручным, или совсем не сломают. Так воспитывают рабов. А раб есть раб, он зависит от хозяина который его крепче держит. И вся эта борьба с наркотиками - полная фигня и ни к чему не приведет, хоть ты на кол всех сажай. Все равно чего-нибудь придумают, не одно, так другое - раб не может без хозяина.

Вот такие приходят ко мне в бошку мысли, пока я стою со своими друганами и курю отменного качества траву. И главное, что нас всех троих объединяет - это общий хозяин.

Аркашина травушка нас порадовала, и мы, три гармоничные личности, чешем по улице в сторону Физкультурной, где нас ожидают более существенные стимуляторы. Аркан в ударе, всю дорогу сыплет анекдотами и веселыми историями из своей и своих знакомых жизни. Жара спала, чувствуем себя отлично.

Наконец подходим к нужному нам дому. Покойника засылаем в разведку, сами остаемся ждать неподалеку. Пока Покойник отсутствует, мы с Арканом обсуждаем достоинства соломы перед ханкой. Мнения вобщем-то совпадают, солома, конечно если она качественная, и кроет круче и прет от нее дольше. Время от времени нервно поглядываем в сторону подъезда, куда зашел Покойник. Немного погодя он выходит с каким-то чуваком, оглядывается, и увидев нас, они направляются в нашу сторону.

- Вобщем так, расклад такой, - говорит Покойник подойдя к нам, - щас идем к пацану, его Боб зовут, будем солому варить, полтора стакана взяли, Пиджак сейчас вынесет.

- А далеко-то идти, - спрашивает Аркан.

- Да нет, пять минут ходу, - отвечает Боб.

Видок у него, конечно, прикольный: По годам, наверное, наш ровесник, высокий и худой, как будто только-только из Бухенвальда.

- А как насчет причиндалов всяких, ну там растворитель, дема, кислый?

- Все есть, только вот телег у меня нет нормальных, придется покупать.

- Ну тогда ты их к себе Боб веди, а я в аптеку за телегами сгоняю и сигарет заодно куплю, - говорит Покойник, - у тебя ведь седьмая квартира, если не ошибаюсь?

- Да, седьмая, только в дверь не звони, постучи два раза, - отвечает Боб и поворачивается к нам. - Пошли пацаны.

- А Пиджак то как?

- Щас подтянется, он знает где я живу.

По дороге Боб нас инструктирует:

- Короче пацаны, в коммуналке живу, у меня там еще соседи есть. В одной комнате мужик алкаш, в другой бабка, так что постарайтесь не шуметь. Вы с Пиджаком в моей комнате сидите, пока мы с Покойником на кухне варить будем. Договорились?

Мы конечно согласны, нам-то что. Правда чувака мы этого в первый раз видим, но если там, при варке, Покойник будет, то ладно, пускай. Покойник в этом смысле кадр надежный, проверенный, что большая редкость среди наркош - ни сам, ни другим не даст чего лишнего закрысачить. Аркан, допустим, совсем не такой, за ним глаз да глаз нужен, ему ближнего ширевом обделить, как два пальца обоссать - уж больно он жадный до ширева. Правда по поводу нас с Покойником он все же как-то пытается не идти на сделку с совестью, но все равно, пару раз мы ловили его за руку.

Мрачный, облезлый сталинский дом, вонючий подъезд, весь исписанный всякой фигней. Поднимаемся на второй этаж и заходим в дверь, оббитую драным дермантином. Боб проводит нас в свою комнату. Жилой эту комнату назвать трудно, единственное более менее чистое место, это диван вдоль стены, стоящий на кирпичах вместо ножек. Все остальное пространство комнаты - сплошная свалка. Какие-то тряпки, банки-склянки, сломанные радиоприемники, облезлые, обгоревшие тумбочки, стулья без ножек - все под толстым слоем пыли. Мрачноватое местечко!

Боб указывает нам на кровать и говорит:

- Вы, пацаны, устраивайтесь тут как можете, у меня тут бардак, сами видите, надо бы ремонт сделать, да все руки не доходят. Я пошел на кухню, приготовлю пока все, из комнаты желательно не выходить, соседи у меня дебильные, пиздеть будут.

Вытаскивает из кучи хлама, наваленной на полу, большой полиэтиленовый пакет и достает из него посуду для варки: - Услышите кто-то стучит, не открывайте, сам открою. - И выходит из комнаты.

Аркан, в своем цивильном прикиде, с галстуком на шее, выглядит прикольно среди всего этого хлама. С брезгливым выражением на морде, долго отряхивает себе место на кровати, прежде чем сесть.

- Ну и дыра, у нас на помойке перед домом и то чище, - говорит он мне.

С ним трудно не согласится, но мне вобщем-то пофиг, видали места и похуже.

Через некоторое время слышим стук в дверь, два раза, Покойник наверное пришел. В комнату входит Пиджак и жмет нам по очереди руки.

- Ты чё это, Аркан, такой нарядный, на раскумаровку что ли так принарядился? - спрашивает он Аркана ухмыляясь.

- Да нет, с работы я, переодеться не успел, - отвечает Аркан слегка смутившись.

- Ты с Покойником что ли зашел? - Спрашиваю я Пиджака.

- Да, он на кухню пошел, Бобу помогать.

Пиджак значительно старше нас всех, ему уже за сорок. Старый наркоша, ширяется лет с восемнадцати и до сих пор жив - редкий случай. Практически все его ровесники, с кем он начинал, уже давным давно сдохли, а ему хоть бы хны. Мы знакомы уже много лет. Время от времени он барыжничает, чтобы как-то заработать себе на ширево да на жизнь, но очень осторожен, продает только тому, кого знает, поэтому его еще ни разу не закрывали - что опять же, большая редкость.

- Давненько тебя не видно было Вовчик, не заходишь что-то. Куда пропал-то?

Вот ведь кадр, дурочку включил, как будто бы не знает, почему я к нему не захожу. Последний раз, когда я у него брал ширево, он мне какой-то бутор втюхал. Я сразу не посмотрел, за Пиджаком вроде никогда раньше такого не водилось, а ко мне пришли с пацаном варить и офигели, не ширево, а голимый шоколад. Ну, то есть опий то там был, но мало, а для веса он его шоколадом разбодяжил. Это вообще-то косяк серьезный, за такое как минимум в бубен бьют. Правда когда я принес ему эту шнягу на возврат, он поменял на нормальные чеки и долго извинялся, мол ошибочка вышла, но все равно, после этого я к нему больше не ходил. Но сейчас что старое вспоминать, я не злопамятный и поэтому говорю ему примирительно:

- Да так, все как-то не срастается, редко бываю теперь в ваших краях.

- Как солома, ты сам то пробовал? - Спрашивает Аркан Пиджака.

- А ты как думал, ништяк солома, у меня фигня всякая не водится, - отвечает Пиджак и осекается глядя на меня.

Я делаю вид, что не обратил внимание на его слова.

- Раскумаримся по-человечьи, - продолжает Пиджак.

- Слушай, а этот Боб, он как, шарит, нормально сварит? - Спрашиваю его.

- Ништяк сварит, не сомневайся, даже лучше чем я, - говорит Пиджак и в его устах это звучит убедительно, уж что что, а варить Пиджак хорошо умеет, вся округа об этом знает. Профессионал, что говорить.

- Слушай, а чё это у Боба этого тут бардак такой? Здесь же жить невозможно! - Спрашивает Аркан Пиджака.

- А он и не живет здесь. Он туберкулезник, в диспансере туберкулезном живет постоянно.

- А мы это, не заразимся тут чем-нибудь? - Спрашивает Аркан испуганно.

- Не ссы Аркан, не заразишься, ты главное подальше держись от него, - смеется Пиджак. Тут в комнату входит Покойник.

- Чё это вы тут угораете? - спрашивает он.

- Да вот, у Аркана тут очко играет, тубиком от Боба заразится не желает, - говорит Пиджак посмеиваясь.

- Как там процесс? - Спрашиваю Покойника.

- В самом разгаре, еще немного и будет готово. Вонища там на кухне от растворителя, аж глаза слезятся! Так, а чего я пришел? Ах да, вот телеги вам, димедрол, давайте раскатывайте, наматывайте ватки - скоро будет готово, - и уходит опять на кухню.

Пока мы с Арканом все подготавливаем, Пиджак рассказывает про старые добрые времена, когда вокруг города были целые плантации мака. Милиция тогда не сильно гоняла наркош, ведь как бы официально в стране их не было, и поэтому они без особого геморроя успевали за сезон так затарится соломой, что практически каждому хватало до следующего.

- Прикиньте пацаны, - кричит Пиджак мечтательно, - у меня в подвале по несколько мешков соломы лежало, бывало зайдешь утром в подвал, ложку соломы зажуешь, и на работу. Даа, были времена, не то что сейчас, да и солома была не чета нынешней.

- А щас чё, не выращивают мак что ли? - спрашивает Аркан.

- Как же не выращивают? Опий же в медицине в полный рост используют. Конечно выращивают, теперь правда все намного строже. Вышки на полях стоят, охрана с автоматами, стреляют без базара - прошли времена золотые.

Пиджак глубоко, с сожалением вздыхает.

Мне тоже есть что вспомнить. Я рассказываю как было у нас в армии: мы ходили в караул, охраняли огромные склады с боеприпасами за городом, а рядом, прямо за складами, были огороды и там, помимо всякой плодово-овощной шняги, рос мак, причем в немереном количестве. Конечно, то был не опиумный, а простой, пищевой мак, но тоже штука не плохая. И вот в сезон, бывало выйдешь на пост, потопчешься немного, засунешь автомат в собачью конуру (у нас там по всему периметру, чуть ли не через каждые двести метров, конура собачья была с собакой), и за колючку, молочко с мака на бинт собирать. А потом, после караула, варили в каптерке и вмазывались. Тоже не плохие времена были.

Пока мы ностальгировали по прошлому, варщики закончили процесс. И вот они потные и немного усталые, торжественно вносят кружку с готовым раствором и ставят на предварительно расстеленную на убогой тумбочке газету. Все немного нервничают. Каждый из нас сотни раз уже испытывал этот мандраж, это предвкушение и каждый из нас очень хорошо знает, что может быть это последние минуты его жизни, а даже если и не последние, то по крайней мере, уж точно это очередной гвоздь в крышку его гроба. И все же мы как завороженные, трясущимися руками и еле сдерживаемым волнением, вытягиваем готовый, отбитый на димедроле раствор, каждый в свою телегу.

- Предупреждаю сразу пацаны, раствор походу сильный получился, лучше за два раза прогоняйте, - говорит нам Боб.

- Ничего, сильный не слабый, прокатит, - говорит Аркан, расстегивая ремень и спуская штаны. Ширятся как он, в пах - очень опасное дело. Тут уж если чего не так, задуешь или грязь какая-нибудь попадет, считай все, с ногой можно попрощаться, а то и хуже - ласты откинешь. Сколько раз мы ему это говорили, не слушает - уж больно упертый.

Очень большое искушение, прогнать весь раствор за раз, но я все же решаю быть осторожным.

- Толян, - говорю я Пиджаку, - вмажь меня пожалуйста, только все не гони, два с половиной прогонишь и хорош, остальным потом догонюсь.

Пиджак берет у меня телегу и без лишних вопросов, знает в какое место я обычно колюсь, прогоняет мне два с половиной куба.

Приход сумасшедший. Дыхание перехватывает, по всему телу мелкие иголки, меня мощно вдавливает в кровать. Вот это да! А чтобы было, если б весь раствор прогнал? Точно бы отъехал! Все смотрят на меня вопросительно. Через пару минут Пиджак спрашивает: - Ну как?

С большим трудом, еле-еле, шепотом выговариваю:

- Ништяк... очень круто... весь нельзя... за два раза... гоните.

Но поздно, вижу Аркан уже вовсю гонит. Все происходит как в замедленном кино, колени его все больше и больше сгибаются, глаза закрываются, рука с телегой разжимается и та падает на пол. Боб пытается подхватить Аркана, но не успевает и тот с грохотом валится на кучу всякого хлама.

- Вот сука, козел ебаный, говорил же не гнать сразу, - кричит Боб и с силой начинает хлестать Аркана по щекам. Тот не реагирует, его лицо становится темно синим.

- Да чё ты его лупишь, - кричит Покойник, - не видишь он язык заглотил! Пиджак, ты чё тормозишь, помогай давай!

Они вдвоем пытаются открыть, стиснутый намертво, Арканов рот, чтобы вытащить язык. Боб стоит рядом со злобной мордой и стиснутыми кулаками.

Вся эта ситуация мне видится как во сне. Не испытываю никаких эмоций по поводу Аркашиного отъезда. Кажется, начни сейчас рушится, с грохотом и лязгом, весь мир вокруг - меня это никак не коснется. Прет по взрослому. Глаза начинают медленно закрываться и я плавно уношусь мягким и нежным потоком. Доносится слабый, еле слышный, далекий предалекий зов "Вовчик", "Вовчик".

- Вовчик, бляха муха, очнись, слышь! - Открываю глаза и вижу склоненное надо мной лицо Покойника.

- Ты чё, тоже решил отъехать? - спрашивает он меня.

- Не, не, все нормально, я в порядке, глаза просто закрыл, - говорю я ему, понемногу приходя в себя.

Картина вокруг меня еще та, просто сюр какой-то: комната, больше похожая на помойку, валяющийся в углу на куче всякого хлама Аркан, в пиджаке и при галстуке, но со спущенными до пяток штанами, рядом с ним сидящий на корточках Пиджак, с дымящейся сигаретой в зубах и закрытыми глазами, чуть поодаль Боб в какой-то йоговской позе; сидит на одной ноге, прижавшись спиной к стене, кисть левой руки, сжатая в кулак, на колене левой ноги, правая нога закинута сверху, зажатой в правой руке телегой пытается попасть в вену на левой кисти, в зубах дымящаяся сигарета - полный улет, таких акробатов я еще не видел!

- Аркаша то как, живой что ли? - Спрашиваю Покойника, у которого обычный геморрой - никак не может вмазаться, вену не найти. Сидит сосредоточенный и хмурый, внимательно рассматривает свои руки.

- Живой вроде. Еле откачали, я уж было подумал все, отмучился наш артист. Прикинь, зубы сжал, хрен разожмешь, пришлось плоскогубцами, весь рот ему разворотили, но язык достали, я ему искусственное дыхание сделал - вроде как завелся, начал дышать. Так что жить будет. Поглядывай за ним на всякий случай, мало ли что.

Да уж, на этот раз повезло Аркану, хорошо пацаны еще не успели вмазаться, а то бы никто и не заметил, так и задохнулся бы. Дождались бы мы ночи тогда, да и оттащили куда-нибудь дохлого Аркана, подальше от подъезда - тут уж как говорится "не до сантиментов". Никто из нас от этого не застрахован. Труп есть труп, ему уже ничем не поможешь, а живым из-за трупа влетать, нафиг это нужно.

Покойник все мучается, извелся весь бедолага, все ему не попасть никак. Наконец он не выдерживает и просит Боба, чтобы тот ему помог. Боб уже вмазался, сидит с закрытыми глазами спиной к стене, ноги вытянуты - балдеет. Нехотя, медленно поднимается с пола и подходит к Покойнику.

- Только осторожно, смотри не задуй, ну его нафиг, - говорит ему Покойник.

Боб некоторое время рассматривает Покойниковы руки и наконец находит какую-то венку. Осторожно берет контроль, есть контакт. Медленно прогоняет ему половину раствора из пятикубовой телеги.

- Постой, постой, не вынимай пока, - говорит ему Покойник чуть слышным шепотом. Пару минут сидит с закрытыми глазами и отвисшей челюстью.

- Давай... гони... дальше, - шепчет Покойник.

- Ты уверен, не отъедешь как Аркан?

- Нее... все нормально... не ссы... гони до конца.

И Боб прогоняет оставшийся раствор. Вытаскивает телегу и несколько минут пристально смотрит в лицо Покойнику.

- Как ты, Андрюша, живой? - Спрашивает его.

- Дааа... ништяк кроет..., дайте сигарету пацаны.

Я прикуриваю сигарету и даю ее Покойнику. В комнате всеобщая идиллия, каждый прется по своему, кроме Аркана конечно, тот тупо лежит в отрубоне. Эх и поколбасит же его завтра! После вот таких отъездов, как у него сегодня, особенно сильно кумаришь. Да и рот ему весь плоскогубцами разворотили, язык доставая, теперь наверное дня три нечего жрать не сможет. Ну ничего, зато жив остался. Тоже, в своем роде, полезный опыт, может после этого случая начнет спрыгивать, а то все уши нам с Покойником оттоптал, "Надо спрыгивать, надо спрыгивать". А чего базарить то, если надо тебе спрыгивать, то спрыгивай, нефиг попусту трепаться. А если не можешь или не хочешь, то и не вякай - лучше от этого не будет, только хуже. Нее, у таких как Аркан, я их называю потерпевшими, которые по всем их жизненным раскладам не должны были присесть на ширево, есть только один-единственный выход - рвать все связи и сваливать подальше, куда глаза глядят. Осесть где-нибудь, не важно где, лишь бы ты никого не знал и тебя никто, и жить там тихо и спокойно, без лишних трепыханий, по крайней мере годика полтора-два. А уж потом можно и вернуться, если почувствуешь что готов. Может я и ошибаюсь, может есть и другие варианты, спорить не буду - просто я это так вижу. Мой же случай намного сложнее, просто смена декораций мне не поможет. А что поможет, я пока не знаю.

Во рту пересохло, попить бы чего-нибудь. Спрашиваю Боба и тот выходит на кухню, ставить чайник.

- Эй Аркан, подъем, твоя остановка, пора выходить, - кричит Пиджак и дергает его за рукав. Аркан мычит чего-то в ответ не открывая глаз.

- Хорош, Толян, ну его нафиг, пускай спит. Чё он тебе, мешает что ли? - говорю я Пиджаку. Тот перестает дергать Аркана и закуривает очередную сигарету, он их курит одна за одной. Глубоко затягивается и спрашивает:

- Ну чё, пацаны, как вам солома?

- Правильная солома, ништяк пошло, - отвечает Покойник не открывая глаз. Судя по интонации ему действительно ништяк пошло. Надо думать, взял и за раз все прогнал! Если бы мы с ним не были раскумарены с утра, то точно бы отъехал, как Аркан. Меня тоже прет неслабо, а еще греет мысль что есть чем догнаться - полтелеги раствора.

- Там еще смывки можно поднять, не хуже чем сам раствор получится, - говорит Пиджак. Это он намекает, что мол тоже на что-то рассчитывает. Но это не прокатит, насчет смывок он явно пролетает, потому как это против всех принятых в нормальном обществе правил - если ты сбарыжничал и продал ширево, то нефиг на него рассчитывать, должен быть доволен что хоть чего-то тебе выделили по доброте душевной, а губу раскатывать еще и на смывки - это уже наглость.

Чтобы явно не посылать Покойник говорит ему дипломатично:

- Смывки мы с Вовчиком на завтра оставим, с утра подлечимся и на рынок

- Ну дело хозяйское, - Пиджак с нарочито равнодушным видом пожимает плечами, - чё завтра то, тормознуть вам что-нибудь?

- А чё, у тебя еще что ли солома осталась, ты же вроде говорил что нет больше? - говорит ему Покойник. У того легкое замешательство на лице, видно сболтнул с дури лишнего. Давай отмазываться:

- Да нет, щас то нет больше, но мало ли, может подвезут завтра еще, а если нет, то ханка то точно будет, так что подтягивайтесь.

Совсем что-то Пиджак плох стал в последнее время, с тех пор как барыжничать начал. Еще лет пять-семь назад, если бы кто-нибудь мне сказал, что Пиджак будет ширевом торговать, ни за что бы не поверил. В наших пампасах это испокон веков западло считалось. Солидные люди - уважающие себя наркоши, считали это ниже своего достоинства. А Пиджак у нас раньше числился как правильный пассажир - солидный человек. Но вот как в жизни бывает, он хоть и выжил, чуть ли не один-единственный из всех, с кем когда-то начинал, но совсем сторчался и помельчал.

Видя что ему здесь больше ничего не обломится, он стал собираться на выход: - Ну так как, тормознуть вам что-нибудь?

- Ну тормозни, денег если заработаем, то зайдем, - говорит Покойник и вопросительно смотрит на меня, - Ты как думаешь, Вовчик?

- Не знаю, завтра видно будет. Пиджак наконец прощается с нами и уходит.

- Вот ведь, - говорит Покойник через некоторое время, - нормальный чувак был, а щас барыга - барыгой. Входит Боб с чайником и говорит:

- Чё пацаны, как насчет чайку?

- Хорошее дело. Чё там, соседи твои не шумят?

- Да нет вроде, спокойно все, я тут с неделю наверное не появлялся, если не часто тут светится, то вроде нормально, не выступают. Алкаш из соседней комнаты, так тот еще ничего, он бухующий постоянно, ему недосуг, а бабка вредная, постоянно норовит нос свой сунуть куда не следует. А чё ей еще делать, она на пенсии, родственникам видно нафиг не нужна, вот она и треплет нервы окружающим, да на всякие митинги коммунистические ходит - каждый по своему развлекается.

- А ты я слышал, в диспансере туберкулезном живешь постоянно? - Спрашиваю я его.

- Ну да, - отвечает Боб смущенно, - туберкулез у меня.

- А как же ты там без ширева?

- Почему без ширева, наоборот, я как раз то сюда и приезжаю, в основном, перекумаривать. Ширева у нас там немеренно, диспансер то в Дубовке, а там сами знаете, цыгане в полный рост торгуют. Причем ханка весовая, не то что здесь, бутор всякий. Бабками скидываемся и гонца за габаритом засылаем, а потом ширяемся всей палатой, пока не кончится.

- Ну а варите где?

- Прямо в палате и варим, даже и не шкеримся. Бывает утром врач обход делает, так ему приходится ждать, пока не вмажемся, иначе на хрен посылаем. Терпят, а куда им деваться.

- Нифига себе, - говорит Покойник, - ну а чё они, выгнать или там в ментовку стукануть, не могут что ли?

- Бестолку, мы же вроде как заразные, нас поэтому в диспансер и загнали, - говорит Боб с печальным лицом и закуривает сигарету. - Ну вы пацаны не бойтесь, у меня еще что-то вроде легкой стадии, не заражу.

- Так вас все-таки иногда выпускают что ли?

- Не, нифига не выпускают, я в самоходе.

Несколько минут мы все молчим, курим и пережевываем информацию.

Тут видим Аркан начинает шевелится, открывает глаза и говорит:

- Пацаны... дайте сигаретку.

- Иди сюда, Аркан, на кровать, нефиг там на полу валятся. Или тебе по кайфу половая жизнь? - кричит ему Покойник и прикуривает для него сигарету.

Аркан медленно встает с пола, удивленно смотрит на свои ноги со спущенными штанами, трет обеими руками лицо и тут же кривится от боли.

- Ой блин, чё за фигня, чё здесь было то?

Покойник начинает красочно описывать Арканов отъезд и свои действия в качестве доктора Айболита. Заканчивает свой рассказ назидательными словами: "А я ведь тебе сколько раз говорил, нефиг быть таким жадным, добром не кончится. Но ты ведь у нас упрямый, старших товарищей слушать не желаешь. И вот результат - чуть кони не двинул!"

- Ладно, ладно, Андрюша, хорош наезжать и так плохо, - говорит Аркан усталым голосом, - есть чем подлечится пацаны, а то чё-то хреново мне.

- Может вторяки поднимем, пускай человек подлечится, - говорю я Покойнику.

- Это можно. Чё Боб, может организуешь, чтобы мне на кухне не светится?

- Хорошо, сейчас сделаю. Вмажемся и надо будет разбегаться, мне пора уже в диспансер возвращаться, - и он уходит на кухню.

Завтра у нас с Покойником тяжелый день, опять на рынок, и поэтому мы решаем вторяками не догоняться, оставить на утро, тем более что Покойника и так круто кроет, а у меня еще два с половиной куба раствора есть. Прошу Покойника вмазать меня и тот, под завистливым взглядом Аркана, прогоняет мне оставшийся раствор. Некоторое время мы сидим в полной тишине, пьем чай и курим сигареты. Мне хорошо, комфортно и спокойно. Внутри приятная пустота. Закрываю глаза и наслаждаюсь отсутствием всяких геморройных мыслей.

Слышу как в дверь кто-то стучит. Через некоторое время в комнату входит Верка Голованова по прозвищу Голова, бывшая одноклассница Покойника, худая девица среднего роста с истощенным, густо размалеванным косметикой, лицом и крашенными в дурацкий рыжий цвет волосами. Когда-то она была очень красивой, она и сейчас еще ничего, если смотреть на некотором расстоянии. Покойник рассказывал, что он, да и все пацаны в его классе бегали за ней. Она была отличницей и комсомольской активисткой, рано, чуть ли не сразу после школы вышла замуж и родила ребенка. Муж ее был известным в городе, да и в стране тоже, спортсменом - боксером, а потом стал не менее известным бандюганом. По началу все у них шло ништяк, жили в достатке и согласии. Я пару раз видел ее в те годы - такая дама была, хрен подкатишь. Но счастье продолжалось недолго. Сначала у нее от какой-то болезни умер ребенок, а потом, через некоторое время, грохнули мужа. Она начала ширяться и очень быстро сторчалась. Теперь она обыкновенная дешевая проститутка, вынужденная каждый вечер выходить на трассу, чтобы заработать себе на ширево и на еду.

Мы с Покойником рады ее видеть, у нас хорошие отношения, она девка то вобщем не злобная, да и не дура далеко, с ней приятно бывает побазарить, хотя, как и со всяким наркоманом, а тем более наркоманкой, ухо надо держать востро, а не то обязательно на чего-нибудь кинет, не удержится.

Она здоровается со всеми, достает из сумочки сигарету и садится на кровать рядом с Покойником, Аркан тут же подлетает к ней с зажигалкой, она с некоторым удивлением смотрит на него - отвыкла от такого обращения.

- Я с двумя чеками пришла, Боб их в ваше ширево докинет, не возражаете?

- Да нет конечно, ништяк, вместе вмажемся, - кричит Аркан с энтузиазмом.

Верка кивает головой, понятное дело, какие могут быть возражения - мы смывки варим, хоть из соломы, но все ж вторяки, а она два полновесных чека докинула. Ее вклад в общее дело весомее.

- Что это ваш друг такой нарядный, - спрашивает она нас с Покойником, - женится что ли?

Аркан слегка краснеет и открывает рот, чтобы что-нибудь ответить ей, но она уже обращается к Покойнику:

- Как поживаешь Андрюша, давненько тебя не видела, - засовывает руку в Покойниковскую шевелюру, - оброс весь, чего не стрижешься? И ты Вовчик, тоже какой-то заросший. Хотите я вас подстригу пацаны?

- Что, сейчас прямо? - Спрашивает ее Покойник удивленно.

- Нет, нет, не бойся, - смеется Верка, - похипуйте еще немного. На неделе как-нибудь заходите, часика в два-три, только не раньше, подстригу вас, будете как новенькие.

- Вер, а тебя как вообще в эти края занесло то? - Спрашиваю я ее.

- Да я у Пиджака ханку брала, он сказал что вы у Боба травитесь, я и прибежала. По вам пацаны соскучилась, - смотрит на нас и хитро улыбается.

Тут в комнату входит Боб, вспотевший, с кружкой готового раствора. Покойник вытягивает нашу с ним долю, сливает в маленький пузырек и прячет его в специальном потайном карманчике на своих брюках.

- А вы что же, сейчас не будете что ли? - Спрашивает Верка.

- Мы на завтрашнее утро оставим, перед рынком вмажемся.

- А я буду, - говорит Аркан, нетерпеливо переминаясь с ноги на ногу возле кружки.

Боб выбирает из кружки остатки раствора и выливает их в самовар с димедролом. Я отбиваю для них раствор, с силой стуча самоваром себе по коленке.

- Чего-то мусора последнее время стали цеплять часто, не наши, которым башляем, а какие-то залетные, из других отделов. Даже не знаю куда вмазаться-то, что б прокола не видно было, - говорит Верка, озабоченно рассматривая свои руки, и вдруг резко, рывком, снимает с себя кофточку, под которой ничего нет: - Боб, а Боб, вмажь меня пожалуйста как в прошлый раз, под мышку, - она ложится на бок на кровати, кладет свою сумочку под голову и задирает руку.

- Ты братишка отвернулся бы что ли, чего пялишься? - Говорит Верка изумленно глядящему на нее Аркану. Тот смущенно отворачивается.

Боб присаживается рядом с Веркой, долго примеривается и наконец входит иглой в ели видную венку и прогоняет раствор.

- Спасибо, дорогой, - шепчет ему забалдевшая Верка.

Аркан в дальнем углу, спиной к нам и со спущенными штанами, пытается вмазаться в пах. Я прикуриваю две сигареты и одну отдаю Верке, она глубоко затягивается.

- Добрый раствор получился, - говорит Верка, - ништяк ханка у Пиджака последнее время, вроде как не разбодяженная.

- Да нет, - говорю, - разбодяженная, только меньше чем у других. Я сам как-то раз видел как он бодяжит: короче, засовывает габарит в миксер и крутит там какое-то время, в итоге объем раза в два, а то и больше, увеличивается. Хитрожопый этот Пиджак, дальше некуда.

Верка смотрит на стоящего к нам спиной, в углу, Аркана, который все никак не может вмазаться. - Чего это ваш друг там делает, дрочит что ли?

- Нее, это он в пах пытается ширнуться, - отвечаю я с ухмылкой.

Аркан молчит - ему не до нас. Наконец он видно попадает и прогоняет себе раствор. - Ух, наконец-то, - говорит он, пережимает прокол пальцами, чтоб не текла кровь и садится на пол, спиной к стене. - Вовчик, прикури сигарету, - просит он меня.

- Ну чё, как ты, Аркаша, все нормально? - Спрашиваю я его и даю сигарету.

- Да ништяк, все нормально на этот раз, - говорит Аркан с закрытыми глазами.

Верка медленно встает с кровати и неторопливо одевает свою кофточку.

- Все пацаны, стриптиз окончен. Может вмазать тебя, а Боб?

- Не, не надо, спасибо. Я сейчас не буду, попозже в диспансере вмажусь.

- Ну как хочешь, дело хозяйское. Ну чё пацаны, спасибо всем, я пожалуй пойду, пора уже, - говорит Верка и начинает собираться. Вываливает из своей сумочки содержимое на кровать, берет зеркальце и начинает прихорашиваться. Сколько она с собой барахла всякого тоскает, чего тут только нет! Всякие баночки-скляночки, сигареты, куча презервативов, губные помады, шприцы в упаковке - целый склад!

- Мы тоже пойдем, слышь Аркаша, вставай, пора сваливать, - говорит Покойник. Мы все прощаемся с Бобом и выходим из квартиры.

На улице Верка напоминает нам с Покойником, чтобы мы зашли на неделе, почему-то чмокает в щеку смутившегося и покрасневшего Аркана и весело засмеявшись, убегает по своим делам. Мы стоим у подъезда и думаем, куда бы двинуть дальше. Время еще не позднее, светло на дворе и лично у меня нет никакого желания идти домой. Чего я там не видел? Мать последнее время как с цепи сорвалась, постоянно наезжает на нас с батей, с поводом и без повода, так что он наверное тоже где-нибудь с друганами тусуется, домой идти не хочет. Поеду-ка я в цирк, к моему другу Феде, давненько я его не видел. Вот уж действительно с кем пообщаться интересно! Да и трава у него еще осталась наверняка, я сам ему подогнал ее недели две назад, стакан целый. Специально ездил по его просьбе к цыганам, через весь город. Прикольный у нас расклад в городе; на одном конце цыгане торгуют ханкой и герычем, а на другом, тоже цыгане, травой. Все об этом знают, в том числе и менты, и это длится уже много лет.

Надо придумать какую-нибудь отмазку, чтобы Покойник с Арканом не обиделись, они-то сейчас наверняка решат к Покойнику идти, Аркашин гаш докуривать. Мне с ними чего-то не хочется, мы и так в последнее время слишком часто общаемся, надо время от времени отдыхать друг от друга, менять декорации. Можно было к Вике нагрянуть, да рано еще. Если с Федей допоздна не засидимся, то может быть и поеду к ней, там видно будет. Все, решено.

- Ну чё, какие у вас планы, - спрашиваю я их.

- А у вас? Ты чё, от компании отколоться решил? - говорит Покойник.

- Да, - придумываю я на ходу, - у нас телик сломался, мать просила пораньше прийти, починить. Она же без него не может, с говном меня съест если не починю. Ей ведь сериал какой-нибудь не посмотреть, все равно как нам без ширева остаться.

- А батя что? Он ведь у тебя мастер на все руки, - говорит Покойник с подозрением.

- Да батю не дождешься, он допоздна будет где-нибудь с друганами в домино рубится. Они чего-то поссорились с матерью, вот он и хрен кладет на все ее просьбы. Так что пойду я, делать нечего, - говорю я им и с сожалением вздыхаю.

- Да плюнь ты, Вовчик, пойдем лучше к Андрюше, гашик докурим, - начинает сбалтывать меня Аркан.

- Не, не, надо, пойду я.

Аркан может и не догоняет, а Покойник то уж точно врубился, что я просто свалить куда-нибудь от них хочу - немного обижен, но делать нечего. Он рассчитывается со мной по деньгам, отдает мою долю, и мы, договорившись по поводу завтрашнего утра, прощаемся. Они идут к Покойнику, ну а я делаю вид что пошел в сторону своего дома, захожу за угол и жду пока они скроются из вида. Потом ловлю тачку и мчусь на встречу со своим другом Федей.

Минут через двадцать благополучно добираюсь до цирка. На вахте проблем не возникает, меня тут уже все знают и поэтому без базара пропускают. Цирк будто вымер, представление давно закончилось и свет везде выключен, только под самым куполом, в светорежиссерской, еле-еле светится окошко. С трудом забираюсь на самый верх по узким и крутым, ступенькам, открываю тяжелую металлическую дверь с кодовым замком и иду по длинному, узкому коридору. Еще на подступах к помещению, где обитает Федя, слышу глухой, бухающий звук тамтамов - все нормально, хозяин на месте. Я открываю дверь и вежу живописную картину; безумный, однообразный ритм, крутящиеся и мигающие по всему помещению, разноцветные огни светомузыки и худой, с гадской бороденкой чувак, извивающийся в какой-то дикой пляске - мой друг Федя.

Я пару минут наслаждаюсь зрелищем, а затем свищу со всей дури. Федя наконец замечает меня и ничуть не изменившись в лице, салютует мне рукой, продолжая отплясывать, я тоже слегка приплясывая, подхожу к стоящему вдоль стены дивану и валюсь на него. Вихляя бедрами и мотая в разные стороны головой, он подходит к магнитофону и делает звук потише. Включает свет.

- Здорово, Вовчик, - кричит он мне с энтузиазмом, - какими судьбами?

- Да вот, проходил мимо, дай думаю зайду, навещу старого друга.

- Молодец, - говорит он, - правильная мысль. Как ты?

- Да жив пока, ты то как?

- Я в норме, танцую вот. Чай будешь?

- Хорошее дело, с удовольствием, - отвечаю я ему.

Он наливает воду в чайник и ставит его кипятится. Затем подходит к стоящему в углу сейфу и достает из него пакет с травой и папиросы.

- Заколачивай Вовчик, выкурим трубку мира, для правильного состояния.

Я начинаю забивать папиросину травой, а он тем временем кладет на стол всякие печенья и разливает чай.

Я всегда очень комфортно чувствую себя у Феди. Его светорежиссерская занимает две комнаты, в одной стоит большой режиссерский пульт и всякие другие необходимые для работы прибамбасы, другая комната раньше использовалась под склад, потом Федя ее расчистил, выкинул всякий хлам, поставил туда большую кровать, телевизор с видиком, холодильник и теперь, с разрешения директора цирка, живет там. Федя работает в цирке уже лет десять-пятнадцать, не бухает, держит все в идеальном порядке, вобщем начальство с ним горя не знает, поэтому уважает и мозги понапрасну не парит.

- Здесь что ли курить будем, - спрашиваю я его.

- Ну да, сегодня уже никого не будет, можно спокойно здесь курить.

Он зажигает палочку благовония и выключает свет. Я закуриваю забитую травой папиросу, глубоко вдыхая дым. После первой же затяжки чувствую как мое сознание слегка сдвигается. Трава как раз такая, как мне нравится; не слишком крепкая, зато веселая и не грузит. Федина хибара плавно трансформируется в таинственное, мистическое место, с мелькающими разноцветными огнями светомузыки и дурманящим запахом смеси марихуаны с благовониями, чуть слышно играет музыка с пронзительными ситарными партиями. Мы молча курим, передавая друг другу по очереди папиросу, на душе спокойно и хорошо. Федя сидит рядом со мной на диване со скрещенными в позе лотоса ногами. Лицо его, в отблесках разноцветных огоньков, кажется будто бы вырезанным из камня - невозмутимое, с широко открытыми, не моргающими глазами, которыми он смотрит куда-то в пустоту. Глубоко затягивается последней затяжкой, долго держит дым в себе и наконец выпускает его со словами: "Ом маха шивая."

- Чего, чего, - спрашиваю я его удивленно.

Он смотрит на меня пару секунд с ничего не выражающим лицом и вдруг его как будто бы что-то прорывает изнутри, с всхлипываниями и стонами, с выступившими на глазах слезами, с дрыганием ног и жестикуляцией рук, он начинает дико хохотать. Я тоже заражаюсь его состоянием и мы вместе угораем минут наверное десять - как два придурка.

- Ну так что, Федя, - говорю я ему после того, как мы немного успокаиваемся, - чего ты там кричал про маху какую-то?

Федя открывает рот чтобы что-то сказать мне и не удерживается, опять начинает смеяться. Наконец он успокаивается, закуривает сигарету и отхлебывает чай. Сконцентрировавшись, взяв себя в руки, он медленно, четко выговаривая каждое слово, говорит: - Это мантра такая у шиваитов. Шиваизм, это такое направление в индуизме. Они поклоняются Шиве - он у них главный. Шива когда-то был человеком, но в результате долгой и упорной практике стал богом. Шиваиты нормально относятся к траве, многие из них используют ее в своих практиках. Я даже слышал, что у них есть версия по поводу всего нашего мира, они говорят что весь наш мир, это галлюцинация обдолбанного Шивы. Круто да! Представь, сидит Шива с огромным косяком в руке, затягивается время от времени и его глючит капитально, а мы с тобой, да и весь мир тоже, всего лишь на всего содержание его глюка.

- Даа, прикольная религия у этих шиваитов. Так а ты что же, шиваитом теперь заделался?

- Да нет, я сам по себе. Я вообще считаю, что большинство бед на земле от этих религий, вот уж действительно - опиум для народа. От слабости человеческой это все, от страха.

- Нуу, не знаю, - говорю я с сомнением, - а как же, допустим, христианство с его ценностями, заповедями всякими, ну там не убий и все такое.

- Заповеди то хорошие, а кто их соблюдает? Вот уж два тысячелетия это самое христианство существует и что? Лучше жить что ли стало? Людей это как-то изменило? Войн что ли меньше стало? На самом деле христианство то как раз самая людоедская религия оказалась. Вспомни крестовые походы, инквизицию, да мало ли они еще всяких дел натворили, крови людской попили. Да и другие религии не намного лучше. Я сейчас не говорю про Иисуса, он никого отношения не имел к христианству, он даже слова такого не знал. Иисус никогда не был христианином, он был самим собой, его именем просто воспользовались, чтобы создать организацию, чтобы людей в рабстве держать.

- Ну ладно, допустим, может ты и прав насчет христианства, бог с ним. А как насчет твоего индуизма, или скажем буддизма.

- Да тоже самое, схема такая же. Сначала появляется человек, который ценой своих собственных усилий, своей практикой, становится просветленным - то есть человеком полностью реализовавшим заложенный в нем потенциал, познавшим себя. Затем, после его смерти, приходят люди, которые прикрываясь авторитетом этого человека, начинают выстраивать организацию, создают иерархию, пишут священные книги, включая в них то, что им выгодно и с помощью всего этого начинают эксплуатировать людей, превращая их в стадо баранов, при котором они, естественно, в качестве пастырей.

- Нуу, Федя, вот ты жути нагнал! Я и не подозревал, что все так плохо. Ну хорошо, вот ты говоришь, что человек этот, который просветленным становится, он типа того, реализует заложенный в нем потенциал. А кем заложенный? Может богом как раз таки, то есть бог есть получается?

Федя достает сигарету из пачки, закуривает, затем тихо говорит мне:

- Какая разница кем заложен этот самый потенциал и какая разница есть ли на самом деле бог или нет. Пускай об этом попы всякие, да люди, которым не жалко свою жизнь на пустую болтовню тратить, спорят. Это не важно. Единственное что важно, это как достичь - что делать.

- Ну и как?

- Для этого существуют всякие методы, их много, для любого человека найдется подходящий. Ну а выбрав, надо практиковать упорно, изо дня в день.

- Упорно, изо дня в день - это как то звучит нерадостно, - говорю я ему с сомнением, - не знаю не знаю, нужно ли, скажем мне, это твое самое просветление, мне вобщем-то и так не плохо.

- Это тебе то не плохо? Ты гонишь, Вовчик! Тебе то как раз и плохо, а то б не ширялся.

- Ты то сам тоже, траву только так куришь, в полный рост, - говорю я ему обиженно.

- Да курю и много чего еще делаю, чего делать не нужно. Пока. Мне жизнь тоже не просто дается. Но лично я нашел свой путь и практикую его. Пока не просто идет, со скрипом, но любое дело в начале тяжело дается, тут уж ничего не поделаешь, - Федя встает с дивана и подходит к столу, доливает воду в чайник и ставит его кипятится.

- Понимаешь, - продолжает он после паузы, - ты ведь слышал историю про Адама и Еву, которые были счастливы, жили в полной бессознательности, как животные, пока не съели яблоко с дерева знания. И все, начались их несчастья, они были изгнаны из рая. На самом деле это метафора, мы все изгнаны из рая, все в несчастье. Только два типа людей живут абсолютно счастливой жизнью - это идиоты, у которых нет сознания, и просветленные - пробужденные, которые полностью осознанны. Мы же, подавляющее число людей, вынуждены жить в этом промежутке, между бессознательностью и полной осознанностью. На самом деле только от этого все наши страдания. Есть только два пути, как выйти из этого - либо назад, то есть деградировать до животного состояния, либо вперед, то есть расширять свое сознание до тех пор, пока не останется в тебе ничего бессознательного, ничего темного - это и называется просветление, познание самого себя, - он делает небольшую паузу и глядя на меня немигающими глазами, продолжает, - все наши стимуляторы - алкоголь, наркотики всякие, все это попытки какими-то внешними средствами уйти из обычного состояния, в какое-то из двух, о которых я говорил, то есть бессознательное или осознанное. Для тех же целей люди организовывают войны, и не важно какие при этом причины они декларируют. Людям это просто необходимо, иначе скука, тоска и желание покончить самоубийством. Мы не любим себя, нам скучно с самими собой. Мы готовы делать что угодно, работать как проклятые, гонятся за деньгами, властью, престижем, только бы как-то занять себя, только бы не оставаться наедине с самим собой. Все это от того, что мы не знаем себя. Человек знает миллионы вещей о внешнем мире и прогрессирует в этом знании все больше и больше, сумасшедшими темпами, а сам для себя - темный лес, - Федя встает, подходит к столу и наливает мне и себе чай, - ты печенье-то ешь, Вовчик, или может варенья хочешь. Есть малиновое и вишневое.

Я с трудом поднимаюсь с дивана, беру кружку с чаем, печенье и возвращаюсь на свое место.

- Вот ты говоришь, Федя, что мы себя не любим и типа от этого все беды, - говорю я ему с усилием, пытаясь сконцентрироваться, собрать в кучу разбегающиеся от меня в разные стороны мысли, - я правильно врубился?

- Да, правильно.

- Ну так вот, я с тобой не согласен, - с трудом заканчиваю свою мысль и с облегчением перевожу дыхание.

- Хорошо, - отвечает Федя, - а ты как думаешь?

- Я думаю..., - и я забываю, чего я там думаю. Делаю паузу, закуриваю сигарету, пытаясь судорожно поймать ускользающую от меня мысль. - Я думаю, что все как раз таки наоборот, все себя слишком любят. Эгоизм процветает, такая вот Федя фигня.

- Ты прав насчет эгоизма, он действительно процветает. Но что такое эгоизм? Это как раз противоположность любви к себе. Ведь как происходит, мы рождаемся и начинаем жить невинными, чистым листом. Затем общество, в лице наших родителей и вообще окружающих, начинает загружать нас всякими целями, правилами, желаниями, а мы слабы, мы не выживем без них и поэтому вынуждены подчиниться. Конечно бунтуем время от времени, но нас, кнутом или пряником, все равно заставляют подчинится. Нас, по сути, программируют. Программируют чужими желаниями, ожиданиями, целями и в итоге, через какое-то время, мы забываем самих себя и свою природу - свое естество, и полностью отождествляемся с заложенной программой. Эта заложенная кем-то извне программа и есть эгоизм. Конечно, как правило все это делается не по злобе, с благими намерениями, с нашими родителями точно также поступали их родители и так далее до самих Адама и Евы. Но сути это не меняет - мы начинаем жить чужой, неестественной для нас, жизнью, все больше и больше забывая самих себя. И как, спрашивается, можно быть счастливым, живя чужой, неестественной для тебя, жизнью? Поэтому я и говорю; мы не любим себя, мы не знаем себя. Точнее знаем, но это знание загнанно очень очень глубоко. Вот для этого и существуют всякие практики, техники. С помощью них мы начинаем, мало-помалу, разгребать горы всякого мусора, который в нас накопился, залежи неестественных для нас вещей. В итоге, если практиковать постоянно, сделать это самой главной целью своей жизни, то можно прийти к себе, познать самого себя. Тысячи людей во все времена достигали этого, почему бы и нам с тобой не достичь? И не нужен никакой бог, не нужны никакие церкви, попы. Иисус или Будда, прочие лучшие люди из рождавшихся на земле, ты думаешь они стали такими, потому что были последователями каких-то религий или сект? Как раз наоборот. Они следовали своей природе, упорно практиковали и в итоге познали самих себя, их эго развеялось как туман. Они стали едиными со всем существованием, абсолютно удовлетворенными и, как следствие, излучающими вокруг себя любовь и сострадание. Вот такие вот дела, Вовчик. - Федя встает, делает несколько круговых движений головой, подходит к чайнику, доливает в него воду и включает.

Я сижу в какой-то прострации, загрузил меня Федя по полной, мне хочется задать ему какой-то важный вопрос, да только я забыл какой. Он делает музыку погромче и начинает отплясывать с закрытыми глазами. Я еще некоторое время сижу, а затем присоединяюсь к нему. Музыка все больше и больше захватывает меня, в такт ей я вытворяю какие-то совершенно дурацкие телодвижения, голова мотается в разные стороны как будто не родная, все геморройные мысли вытряхиваются из нее как из дырявого мешка, меня захватывает какой-то дикий восторг, от которого я начинаю вопить со всей дури. Федя тоже не отстает от меня в этом.

Эта вакханалия продолжается минут пятнадцать-двадцать, пока не заканчивается кассета, и мы в изнеможении валимся на диван. Вода в чайнике уже давно успела остыть, Федя подходит к столу и включает его по новой. Мы закуриваем.

- Вот это да, - говорю я ему, - реальное вставлялово. Расколбасило меня по полной.

- Даа, танец - это круто.

- Слушай, а это ничего, что мы так орали, там внизу не слышали нас, как думаешь?

- Не, Вовчик, все нормально, здесь хоть как кричи, никто не услышит.

- Ну тогда может еще одну трубку мира выкурим? - Спрашиваю я его и он без слов достает из сейфа пакет с травой.

- Кстати, как тебе фильм, помнишь я тебе оставлял в прошлый раз, "Мертвец" Джима Джармуша? - Спрашиваю я Федю, заколачивая папиросу.

- Очень хороший фильм, спасибо Вовчик, порадовал, давно уже не попадалось что-то стоящее. Не забудь, кстати, забрать обратно.

- В следующий раз, пускай пока у тебя полежит. А у тебя ничего интересного не появилось?

- Есть пара фильмов, "Телохранитель" Куросавы и что-то Джармуша, название не помню. Только посмотреть не получится, мне минут через сорок надо будет выходить, к подруге обещал прийти сегодня, ты уж извини Вовчик, - говорит Федя с сожалением.

- Да ничего страшного, дело житейское. В следующий раз посмотрим. Ну тогда чё, дунем косячину, посидим немножко, да и вместе выйдем. Я правильно говорю?

- Да, так и сделаем, - говорит Федя наливая чай в кружки.

Я закуриваю папиросу с травой и вдруг вспоминаю, чего я так хотел спросить Федю.

- Федь, а что это за метод, который ты практикуешь? - спрашиваю я его передавая папиросу.

Он глубоко затягивается, долго держит дым в себе, затем с силой его выдыхает.

- Вобщем это такая медитация, называется Випассана. Изобрел ее Будда, правда некоторые говорят, что она и до него известна была, а он только возродил ее, но не суть, это не важно, - он передает мне папиросу и продолжает, - это сидячая медитация, во всяком случае в начале, потом в принципе ее можно практиковать в любом положении, хоть двадцать четыре часа в сутки, что Будда и делал. Точнее он, после своего просветления, уже и не практиковал ее, он просто находился в ней, она стала его природой, как дыхание. С языка пали, это название переводится как наблюдать или смотреть, - он берет у меня папиросу, затягивается и продолжает, - вобщем ты сидишь в позе лотоса или полулотоса, как удобней, только обязательно с прямой спиной ни к чему не прислоняясь, и следишь за своим дыханием, наблюдаешь все, что происходит внутри тебя и снаружи. В голову приходят всякие мысли, образы, эмоции - ты не отвергаешь их и не принимаешь, они тебя не касаются, это не ты, ты наблюдатель, а не наблюдаемое. Ты просто продолжаешь следить за дыханием, - Федя делает паузу, затягивается и продолжает, - это все равно как смотреть на небо, по которому проплывают облака, ты - не они, не отождествляешься с ними. Также и мысли в твоей голове, появляются, медленно проплывают и исчезают. То же самое и со всем остальным; боль в теле, образы всякие, эмоции, какие-то шумы снаружи - все появляется и исчезает, а ты продолжаешь наблюдать за дыханием. Вобщем примерно так. Поначалу мне и десять минут сидеть было трудно, а теперь я каждое утро по часу сижу, а иногда еще и вечером, и все больше и больше мне это занятие в радость.

- Слушай, - говорю я взволнованно, докуривая папиросу, - честное слово, я врубаюсь о чем ты говоришь, со мной такая же фигня по ширеву случается, все тоже самое как ты говоришь, только я не дыхание наблюдаю, я просто наблюдаю.

- Можно и так, - говорит Федя, - но дыхание наблюдать все-таки надежнее и легче. Попробуй как-нибудь.

Вот это да, вот ведь как чувствовал, что что-то ценное на подходе. Как же это меня так угораздило-то, самому к этому прейти!? Чудеса да и только! И почему Федя мне раньше этого не говорил?

- Федь, чё ж ты раньше-то мне про это ничего не говорил? - Спрашиваю я его укоризненно.

- Да я бы раньше и объяснить толком не смог. Сам только-только более менее начал понимать что к чему. Да и уж больно тема деликатная, мало кто поймет о чем речь. Но все к лучшему, все в свое время. Видишь как получилось - я почему то сказал, а ты почему то понял.

Вторая папироса пошла уже не так хорошо, как первая, как-то тупит меня. Так всегда с травой, к ней быстро прикуриваешься и она теряет свои хорошие качества, ты просто чувствуешь себя тяжелым и тупым, поэтому приходится курить ее с частыми, длительными перерывами. Во всяком случае у меня так, хотя я знавал людей, которые курили чуть ли не каждый день, к примеру Аркан. Тот чуть ли не каждое утро, после ухода родителей на работу, забивает косячок, вместо зарядки, высовывается из окна и курит, наслаждаясь видами зарождающегося дня. И самый у него популярный из этих видов, это шоу, которое каждое утро устраивается у отделения милиции, находящегося в его доме, с торца здания. Он живет на третьем этаже, а ментовка расположена на первом, одно из его окон как раз выходит на их подъезд. С начала от туда выпускают всяких бедолаг, которые были по каким-то причинам задержаны и провели там ночь. Аркан утверждает, что девять из десяти этих самых бедолаг поступают следующим образом; не останавливаясь у порога, они выпуливаются из ментовки и только отойдя на какое-то расстояние, согласно Аркановской статистике это тридцать-тридцать пять метров, останавливаются, осторожно озираются по сторонам, поворачиваются лицом к зданию и начинают крыть ментов и всех их ближайших родственников, отборным матом - начиная с полушепота и заканчивая довольно громко. Затем, исчерпав хоть как-то свои эмоции, они опять осторожно оглядываются по сторонам и быстрым шагом удаляются. Не знаю, может Аркаша и гонит, он, как всякий артист, любит обставить дело красочными прибамбасами - творческая натура, что делать. Но это первый акт, самое интересное происходит во втором, тут уж Аркан наслаждается по полной. Короче подъезжает на машине ментовское начальство, все местное ментовство высыпает на улицу и строится. Главный, как положено, с хмурой и недовольной мордой чего-то им там выговаривает, все больше и больше распыляясь, затем исчерпав скудный запас обычных слов, он переходит на более привычные и удобные в таких случаях нецензурные, громкость врубается на максимум. Аркан, к тому времени уже порядком обдолбанный, просто млеет от удовольствия, впрочем, как и всякий ценитель крепкого слова и стройной фразы на его бы месте. Шоу продолжается минут двадцать, затем все расходятся, вполне удовлетворенные друг другом. Главный прыгает в машину и уезжает, менты, доведенные до должного градуса злости, разбегаются в поисках жертв, на которых можно оторваться - слить весь геморрой. Ну а Аркан, сытый и хлебом, в виде косяка с правильной дурью, и зрелищем, счастливый идет на работу. Вот такие вот маленькие радости у моего друга Аркана.

Я планировал на ночь нагрянуть к Вике, предварительно позвонив, да что-то расхотелось. Интересный у нас сегодня разговор получился с Федей, я, если честно, не во все въехал, до конца не пережевал информацию и поэтому как-то не хочется с кем-либо общаться, тем более с Викой, которая живет как будто бы в совершенно другом мире. Мне хочется тщательно обдумать все услышанное сегодня, да и вообще - о многом надо подумать.

Мы с Федей выходим вместе из цирка, закуриваем и некоторое время стоим, наслаждаясь свежим, прохладным вечерним воздухом. Договариваемся, что я зайду к нему на днях, посмотреть два новых фильма, которые у него появились. Обещает не смотреть их без меня. Мы оба большие любители хорошего кино и поэтому, время от времени, встречаемся для совместного просмотра, который, как положено, сопровождается выкуриванием трубки мира, для более полного погружения в произведение - трава этому очень способствует, значительно обостряя восприятие.

Наконец мы прощаемся и каждый идет в свою сторону. Ехать в автобусе мне в облом, а на тачку жалко денег, да и торопится некуда, и я решаю идти пешком. Идти конечно далековато, но вечер замечательный - сумерки, вот-вот стемнеет, ветерок, приятно обдувающий утомленное дневной жарой тело, все это очень радует. Медленно, не спеша, плетусь по городу, выбирая улицы попустынней, что не так уж просто - такое впечатление, что чуть ли не все городское население повылезало на улицу, побалдеть на прохладе, отдохнуть от уже всем надоевшей жары.

На душе приятно и спокойно, хотя и чуть грустно, но грусть тоже бывает приятной, это я уже давно понял. Так что иду себе и с удовольствием грущу. А грустно мне от того, что я вспомнил сегодняшние Федины слова по поводу детства. Многие люди, когда у них спрашивают про самую счастливую пору в жизни, без базара называют детство. У меня же не так, я не очень люблю его вспоминать, да и вспоминать то особенно нечего, так, несколько счастливых моментов и все. В целом же детство для меня - самый геморройный период в жизни, в особенности школьные годы. Дело не в том, что у меня плохие родители, нет, они по-своему любили меня, добра желали, растили, кормили-одевали. Дело во мне. Я, после Фединых слов это становится понятным, всегда очень чувствителен был к попыткам навязать мне какие-то правила, сделать из меня послушного, хорошего мальчика. И поэтому детство вспоминается как сплошной, большой наезд на мою индивидуальность, постоянные попытки превратить меня в мягкого, пушистого барана. И причем ладно бы родители, у них хоть какие никакие права на меня были, так нет же, любой тупорылый мудила, только потому, что он взрослый, считал себя вправе настырно лезть в мою жизнь, парить мне мозги. Учителя школьные - это вообще отдельная тема. До сих пор говно кипит, как про них вспоминаю. Не даром мне один чувак говорил, он у какого-то мудрого дядьки вычитал, что мол в учителя идут, как правило, люди с садистскими наклонностями - для меня это очевидно, надо только присмотреться повнимательней. Бывают конечно исключения, но очень редко. И как итог всего моего десятилетнего обучения, это, помимо всего прочего, стойкое отвращение ко всякой учебе и ко всем предметам, которые там изучались. Кроме, конечно, литературы и то, это не благодаря, а вопреки школьному обучению. Просто я люблю читать.

В своих нежных чувствах к педагогам, я даже дошел до того, что практически все женщины, с которыми я когда-либо имел отношения, были учительницами. Вика вон тоже, в прошлом учительница. Для меня это даже стало каким-то священным актом, под названием "возвращение долгов" - десять лет они меня имели во все щели, также теперь и я поступаю с ними.

Я иду по ночному городу, наслаждаюсь самим процессом ходьбы и мало помалу во мне зарождается план. Плюну-ка я на все эти рынки-базары, на друганов своих, да на ширево с прочими радостями жизни, возьму свою старую добрую палатку, продуктов, да рвану завтра по утру в лес недельки на три, пока тепло. Забурюсь в самую глухомань, благо мест таких у нас вокруг города немало. Очко немного вибрирует правда, без ширева мне там придется пострадать, недельку как минимум меня поколбасит, буду кумарить как пидор последний, но думаю выдержу, как не крути, а спрыгивать то все равно кагда-нибудь надо начинать. Иначе сдохну как пес приблудный. Буду сидеть в лесу и практиковать ту самую штуку, про которую Федя кричал - Випассану. Окрыленный возникшей перспективой, я прибавляю ходу.

2

Прошло три с лишнем недели с тех пор как я свалил в лес. И вот, с рюкзаком на спине, загорелый и весь насквозь провонявший дымом, я возвращаюсь домой. С удовольствием остался бы еще на недельку в лесу, но кончились продукты, да и холодновато стало по ночам. Как я жил все это время? Откровенно говоря все оказалось намного тяжелее, чем я предполагал. Первые две недели, в особенности первую, я думал что не выдержу, сдохну. Много раз порывался плюнуть на все и сбежать оттуда в город, к ширеву. Так бы и сделал наверняка, да только сил на это никаких не было, уж больно далеко было топать до ближайшей трассы - часа полтора по сплошному, местами трудно проходимому, лесу. Поэтому пришлось терпеть, хотя, если честно, так хреново мне еще никогда в жизни не было.

Место, где я тормознулся, было мне знакомо. Много лет назад, еще до армии, мы как-то его проходили, будучи в походе со своими одноклассниками. Мне еще тогда оно очень понравилось, помню было чувство, что я здесь еще побываю, так и получилось. Для моих целей все здесь было просто идеально - гора, заросшая густым, труднопроходимым лесом с трех сторон и крутым обрывом, нависшем над протекающей в низу рекой, с четвертой. Водой я был обеспечен, хотя для того, чтобы ее набрать, каждый раз приходилось минут сорок, подчас с риском для жизни, карабкаться вниз вверх по обрыву. Чтобы делать это пореже, я предусмотрительно взял с собой большую пластмассовую канистру, набрав ее водой сразу же по прибытию на место, зная что потом, в ближайшие дни, на это не будет сил. С продуктами тоже был полный порядок - рис, гречка, различные супы в пакетиках, сухари. Ночи стояли теплые, поэтому палатки и спального мешка было вполне достаточно. Единственное о чем я совсем забыл подумать - это комары. Ох и доставали же они меня! Целые тучи злобных тварей, неистово сосущих мою, капитально разбавленную опием кровь. Наверное не одну тысячу комаров я раскумарил своей кровушкой! Приходилось целыми днями окуривать себя дымом, тратя последние силы на собирание дров. Жрачку готовить уже не было никакой физической возможности - по крайней мере первые четыре-пять дней грыз сухари. Да вобщем-то жрать и не хотелось по началу. Меня постоянно тошнило, голова раскалывалась от боли, тело ломало так, что приходилось туго перетягивать руки и ноги полотенцем и рубашками. Первую неделю практически не спал, не было никакой возможности заснуть, а если и выключался на короткое время, то снился один и тот же сон, в разных вариациях - как я ввожу в вену иглу и медленно прогоняю раствор. Вобщем хапнул горя по полной. С самого начало пытался практиковать то, о чем говорил Федя - Випассану. Старался наблюдать за дыханием, но по началу толку никакого от этого не было, мысли постоянно уносили меня далеко далеко от места где я находился, но боль всегда грубо возвращала в настоящий момент. Так меня и колбасило, от фантазий к реальности. Временами накрывало ощущение, что я схожу с ума или вообще, вот вот сдохну, о том, чтобы наблюдать дыхание я просто забывал на долгие периоды времени. Потом, мало помалу, я начал врубаться в такую вещь, что раз уж Випассана, как кричал Федя, это наблюдение реальности такой, какая она есть, а в моем случае самая реальная реальность - это боль во всем теле, то нефиг дергаться, пытаясь хоть как-то от нее избавится, все равно никаких шансов нет. Я расслабился и начал внимательно наблюдать свою боль, в особенности в тех местах, где она сильнее всего проявлялась. По началу от этого боль стала просто не выносимой, но через некоторое время, не сразу конечно, начал замечать прикольную штуку - боль, как какое-то живое, заподляцкое существо, вдруг исчезала из наблюдаемого места и проявлялась где-нибудь в другом, не наблюдаемом. Я тут же ломился за ней, перемещая внимание. В таких догонялках у меня прошли несколько дней. Боль становилась все слабее и слабее, а затем и совсем исчезла. Я начал наблюдать дыхание, уносясь время от времени всякими мыслями, и снова возвращаясь к дыханию. На исходе второй недели состояние мое значительно улучшилось, мне даже стало там нравится. Последние же дни я откровенно наслаждался жизнью. Конечно, время от времени меня посещали всякие геморройные штуки вроде скуки, мыслей о ханке, воспоминаний из прошлого и прочей шняги, но теперь я был сильней, я понял секрет - чего они боятся. В итоге радостный, в прекрасном самочувствии, я снялся с места.

И вот я, немного уставший от длинного пути, чешу по городу,? распространяю вокруг себя стойкий духан смеси пота и дыма, от которого? шарахаются встречные прохожие. Честно скажу, полной уверенности в том, что я окончательно спрыгнул с иглы у меня нет, но теперь я знаю точно, что? это возможно и, главное - есть, ради чего. Вот приду сейчас домой, помоюсь, пожру основательно и пойду вычислять? Аркана с Покойником. Все им выложу, по полной, поделюсь своей радостью.? Им будет полезно, в особенности Аркаше, он то уж точно въедет в тему, а? может и Покойника пробьет! Хотя, конечно, Покойник - тяжелый случай.? Небось будет кричать: "Иди ты в жопу, Вовчик, со своими Випассанами, нефиг? мне уши оттаптывать!". Но я все равно расскажу, а будут пробовать или нет,? это уж их дело, как говорится "Каждый дрочит, как он хочет" - флаг им в? руки!? Дома предки в полном составе, хоть сегодня и рабочий день. Батин цех не? работает, опять нет работы, ну а мать чего-то приболела, каким-то образом? умудрилась простудиться. Родители соскучились по мне, да и я по ним тоже.? Сижу вместе с ними на кухне, в ожидании пока наберется ванная, и с? удовольствием поглощаю домашнюю жрачку. Мать засыпает меня вопросами, а? батя, как обычно, молчит. Редкий случай в последнее время такая вот? семейная идиллия, никто ни на кого не наезжает.? Исчерпав все свои вопросы, мать начинает рассказывать про то, что? случилось в мое отсутствие, долго трет мне про каких-то наших дальних? родственников, на которых мне, по большому счету, абсолютно насрать. Я? слушаю, делая вид, что мне интересно, киваю бошкой и вставляю какие-то? реплики. На самом деле все мое внимание сейчас сфокусировано на жрачке,? чего-чего, а в готовке моей матери нет равных. Давненько я так вкусно не? хавал! Мать делает паузы, чтобы перевести дыхание. И тут отец получает? возможность сказать то, что, видно, давно хотел сказать, не имея? возможности пробиться сквозь мамкину болтовню.? - Слушай, Вов, тут еще одна новость есть. Плохая новость, - говорит он,? по своему обыкновению медленно, выбирая слова. - Возникает пауза и я? перестаю жевать. Тон, с которым отец произнес эти слова, меня насторожил,? внутри почему-то похолодело. Мать, не дожидаясь, пока отец продолжит,? быстро вставляет, прижимая свои руки к груди: "Ой, Вовик, тут такое? случилось! Я так переживала, так переживала, всю ночь валериану пила,? заснуть не могла - так переживала! Так мне его жалко было, так жалко!"? - "Да говорите толком, чего случилось! Кого жалко!?",- я с раздражением? перебиваю ее излияния.? - "Вов, друг твой, Аркаша, ... умер ... завтра хоронить будут", - говорит? мне отец с паузами, нервно теребя в руках вилку и пряча от меня глаза.? Внутри у меня как будто бы что-то оборвалось, я судорожно сглатываю, до? конца еще не врубившись в его слова.? - "Как умер, когда? Почему умер?", - выкрикиваю я, офигевший от известия.? - "Да-да, Вовик", - говорит мне быстро успокоившаяся мать, - "позавчера? умер, нам Лидка из 25-ой сказала, у нее свекровь в их подъезде живет.? Подробностей не знаем. Сказала только, что вроде бы он от наркотиков умер.? Он кололся, оказывается. Кто бы мог подумать? Такой красивый, такой? хороший, вежливый мальчик, и на тебе - наркоман!", - она некоторое время? внимательно смотрит на меня и с подозрением спрашивает: "А ты не знал? Ты? сам, случайно, не пробовал?"? Я сижу в прострации, новость эта меня просто оглушила, "Эх, Аркаша,? Аркаша! Как же так!?" - Единственное, что у меня сейчас в бошке.? - "Чего молчишь, Вовик!? Посмотри на меня, отвечай, ты тоже ?колешься?!", -? говорит она мне требовательно, глядя мне прямо в глаза. Я с недоумением? смотрю на нее, не сразу врубившись, перевожу взгляд на отца, который явно? избегает глядеть на меня, по-прежнему нервно теребя в руках вилку. Наконец?? я догоняю, чего у меня спрашивают. С раздражением, изображая искреннее? негодование по поводу обидного подозрения, я кричу, уставившись прямо в? глаза матери: "Да вы что, с ума что ли сошли?!! Думай, что говоришь. Я? что, по-твоему, идиот что ли полный?! Да, я подозревал, что Аркаша? колется, то есть один раз он даже сам в этом признался, бросить обещал, и? бросил вроде, клялся мне в этом во всяком случае. Тут что-то не так, надо? пойти и все выяснить", - заканчиваю я свою речугу, вставая из-за стола.? Вижу, мать успокоилась, пафос мой, видно, ее убедил. Но для верности все-?таки требует: "Поклянись мне, Вовик, что ты не колешься!"? - "Клянусь", - отвечаю я ей с выражением предельной честности на лице, -? "и больше не приставай никогда ко мне с этими глупостями".? Мать окончательно убеждена, что касается отца, то тут все посложнее,? краем глаза замечаю некоторые сомнение на его лице. Ну и пусть! Пускай? думает, что хочет - фактов-то, все равно, нет!? Перво-наперво решаю идти к Покойнику и у него все выяснить, уж кто-кто, а? он-то точно в курсе. Я быстренько моюсь и, переодевшись в чистые шмотки,? выбегаю на улицу.? В шесть секунд домчался до цели и обычным путем, через огороды подхожу к? Покойниковскому окну. Стучу. Слава богу - он дома! Открывает окно и? говорит: "Здорово, Вовчик, объявился, наконец, залезай быстрее, ты как раз? вовремя."? Забравшись в комнату, я здороваюсь с ним и спрашиваю с нетерпением: "Про? Аркашу - это правда?"? - "Правда, Вовчик, правда! Нет больше Аркана, спекся бедолага", -? отвечает мне Покойник печально. Признаться честно, во мне еще была слабая? надежда, что может тут какая-то ошибка. Теперь эта слабая надежда? испарилась. Сажусь в кресло и закуривая устало говорю? Покойнику: "Рассказывай, Андрюша, как это случилось, поподробнее".? - "Щас расскажу все, Вовчик, не торопи. Я тут ханки взял, кумарю, как? мудак. Щас подлечимся и я все тебе подробно расскажу. Посиди пока,? покури.", - и он выходит на кухню доваривать ширево. Я, пока он? отсутствует, расскатываю лежащий на столе димедрол и засыпаю его в? самовар. Достаю из-под кровати коробку с телегами и нахожу там свою,? персональную. Чухаю ее кипяченкой из стоящего на столе стакана. Вот так? вот, перекумарил, называется, но не вмазаться нет никакой возможности, уж? больно на душе погано.? Через некоторое время в комнату входит Покойник с кружкой. Мы молча, не? глядя друг на друга, совершаем обычные много раз деланные-переделанные? действия.? - "Качай жилу", - наконец произносит Покойник. Я пережимаю правой рукой? свою левую, чуть повыше локтя, и качаю вену. Покойник садится поудобнее на? корточки рядом со мной с телегой в руке. Уверенными, точными движениями? вводит иглу и прогоняет "с ветерком" раствор. Только сейчас соображаю,? что дозняк-то у меня сброшен, столько дней не ширялся! Надо было? предупредить Покойника, но поздно, дело сделано, пошел приход. Меня? вдавливает с огромной силой в кресло и ударяет по горлу димедролом, мотор? стучит, как бешеный. Ништяк пошло!? - "Ну как?", - спрашивает Покойник.? - "Да ... да ... ништяк", - еле-еле шепотом отвечаю ему. Приход на? удивление долгий, чувствую, что вот-вот отъеду. Но понемногу начинает? отпускать, все нормально. Через некоторое время я открываю глаза и беру из? лежащей на столе пачки сигарету. Закуриваю. Кроет меня неслабо. А я уже? было стал забывать, какой это все-таки кайф. Смотрю, Покойник тоже стал в? пах колоться, как Аркаша. Как когда-то Аркаша. Вспоминаю, по какому я? здесь поводу. И странно, точнее, конечно нет в этом ничего странного, все? эмоции, вся горечь по поводу Аркашиной смерти куда-то испарились. Мне? хорошо, и никакие мысли меня не обламывают.? Долго-долго мы сидим в молчании, каждый прется по-своему, и наконец? Покойник, не открывая глаз, начинает рассказывать, медленно и негромко. Он? говорит, что после того, как я свалил из города, Аркаша тоже по серьезному? решил спрыгнуть. Он от кого-то узнал про клинику где-то под Москвой и,? типа того, "круче этой клиники в стране нет". Вот он и решил туда? ломануться. Но клиника - дело дорогое, и поэтому ему пришлось взять в долг? денег у кого-то на работе. Уж под каким предлогом и сколько - Покойнику? неизвестно. Факт тот, что ему дали, и дали, видно, немало. Дальше, по? словам Покойника, Аркаша в тот же день собрал вещи и причесав родителям,? что, мол, едет в длительную командировку от работы, свалил из дома. Ему бы? тогда прямо на вокзал и все было бы иначе, но Аркан, как всегда,?лоханулся.? - "Прикинь, Вовчик, решил он вмазаться напоследок, и нет, чтобы ко мне,? ну или к другим нормальным пацанам пойти, так нет - поперся к Мордвину.? Знаешь Мордвина-то наверное?"? - "Еще бы мне его не знать, черта этого!", - отвечаю я.? - "Ну так вот: сварили они у Мордвина три чека и вмазались, а перед этим? еще каких-то колес схавали. Прикинь, Аркан какой тупорылый! Это надо же -? три чека в два рыла, да плюс колеса!", - кричит возмущенно Покойник,? делает паузу и закуривает.? - "Ну а дальше-то чего", - спрашиваю я его.? Дальше, по словам Покойника, Аркан, естественно, отъехал, и очнулся? только через три дня у себя дома. Без сумки, без денег и без документов.? Где он был все это время и чего делал, не помнит. Он - к Мордвину,? выяснять, что было, а тот, мол: "Ничего не знаю, ты посидел немного, да и? на вокзал поехал".? - "В общем, никаких концов", - говорит Покойник, - "по всем своим? друганам Аркан прошелся - никто ничего не знает".? После этого Аркаша как с хрена сорвался, пустился во все тяжкие. И бухал,? и ширялся, и колеса хавал. На работе он уже не появлялся, дома тоже почти.? У него там, дома, была аппаратура хорошая - он ее всю загнал кому-то, на? это и куралесил.? - "Несколько дней он и у меня зависал, а потом мы поссорились, он и? свалил куда-то", - Покойник глубоко вздыхает, трет лицо и продолжает, - "и? вот позавчера объявился, рано утром. Я как увидел его, охуел просто. Прикинь,? весь какой-то потасканный, грязный, руки трясутся, морда бледная, как у? покойника и зубов передних нет".? - "Как это", - спрашиваю я удивленно, - "зубы-то куда делись?"? - "Выбили", - отвечает Покойник, - "он накануне у Лягушки зависал, и тут? к ней мусора нагрянули - она, дура, им дверь открыла зачем-то. Они, как? раз, ханку только-только сварили и по телегам повытягивали. Аркан свою? телегу даже спрятать не успел, так и сидел на стуле с ней в руке. Ему? мусор кричит: "Что это?!", а Аркан по соникам был и давай фигою всякую? лепить, типа, что это для его собаки, специальная жидкость глаза? протирать. Мусор слушал, слушал, а потом как зарядит ему с ноги, прямо по? зубам. Три зуба выбил напрочь. Потом всех, кто там был, повезли в? ментовку, а Аркана отпустили - типа "Нафиг нам там красавец такой нужен,? отвечать за него", Аркан в крови весь был, потому и отпустили".? Некоторое время мы молча курим, затем Покойник продолжает: "В общем,? пришел он ко мне, кумарит, жалко его стало, сгонял я, взял пару чеков на? последние бабки, мы вмазались и разбежались; толком-то, в общем, даже не? поговорили, он все спешил куда-то. Я, честно говоря, уже тогда понял -? все! Не жилец Аркаша. Так и получилось, пришел Аркаша домой - родичи как? раз на работе были - насобирал "рыжья" по квартире, сдал пошел, и взял? ханки немерено. Вернулся домой, сварил ее, потом помылся, побрился -? причесался, переоделся в новый костюм, галстук нацепил. Под концовку? написал записку: "Простите за все - жить больше нет сил!", и прогнал себе? за раз весь раствор, лошадиную дозу. И все. Был Аркаша, да весь вышел"?. - "А ты откуда узнал про концовку?", - спрашиваю я Покойника после? довольно долгой паузы.? - "Их участковый - мой одноклассник бывший, он и рассказал".? Эх, Аркаша, Аркаша. Верно он тогда мне кричал, что чувство у него? нехорошее, так и вышло. Эх, был бы я здесь - все было бы по-другому, точно? знаю. А Покойник что? Чем он мог помочь? Да ничем! Он, в общем-то, и не? понимал никогда его, уж больно разные они были. Единственное, что их? объединяло, это ширево, да я, общий друг. Теперь кругом все будут кричать,? что наркотики во всем виноваты, да друзья-наркоманы - ни фига! Ширево -? только следствие, а причину еще с детства посадили, посадили, да лелеяли.? Родители его в особенности старались, не со зла, конечно, по? глупости: "Аркаша у нас самый умный, самый красивый, самый талантливый".? Пылинки с него сдували, накачивали самомнением, амбициями. И? перестарались. Первый же серьезный облом в жизни ( когда его из института? поперли) - и все, Аркаша сломался. А потом ширево и классическая западня:? в мечтах и фантазиях он суперстар, принц на белом коне, а в реальности -? обычный наркоман, то есть в понимании окружающих вообще не человек,? вызывающий, в лучшем случае, жалость и презрение. И чем больше разрыв? между мечтами и реальностью, тем больнее, и тем больше желание забыться с? помощью доступного и проверенного средства - ширева. Все - ловушка? захлопнулась. Порыпался Аркаша немножко, да устал. ("Жить больше нет ?сил").? Со мной такая фигня не пройдет, пускай хоть вся прогрессивная? общественность хором орет, что я козел, наркоман хуев, урод - я все? равно себя презирать не буду. И пускай так называемые добрые из них,? желающие помочь мне, кричат, что наркотики - это плохо; а их цели, их? ценности - это хорошо и их надо добиваться, мне насрать. Я забью хрен, в? итоге, и на то, и на другое: и на ширево, и на так называемые общественные? ценности. Или сдохну. Но помощи ни у кого просить не буду, и не позволю? никому лезть в мою жизнь. Это моя жизнь - что хочу, то с ней и сделаю. Я? не ребенок и не идиот, поэтому нефиг лезть, сам разберусь.? - "Вовчик, а Вовчик", - выводит меня из этих мыслей Покойник, - "Аркашу? сегодня из морга привезут домой, завтра хоронить будут, ты бы сходил, а?"? - "Пойду конечно. А ты что, не пойдешь?", - спрашиваю я Покойника. Он? немного смущен, отвечает мне: "Не могу я, Вовчик. Сам знаешь, какие у него? родичи. Они меня терпеть не могут, думают, что это я Аркана на иглу? подсадил, хотя это не так - ты же знаешь. Прикинь, меня товарищ мой, ну? тот, который участковый у них, предупредил, что папан Аркашин грозился мне? даже бошку вдребезги разбить, мол это я во всем виноват. Представляешь?!"? Конечно я представляю. Аркашин отец, он директором музея работает -? заслуженный работник культуры, действительно, пожалуй, разобьет? Покойникову бошку, ни за что ни про что, так, для снятия напряжения. Должен же? кто-то ответить за то, что все его надежды, связанные с сыном, разрушены.? А Покойник в качестве козла отпущения - самая удобная фигура. Не будет же? Аркашин папа себе бошку разбивать! Он же всю жизнь сеял только разумное,? доброе, вечное! Причем сеял он это все напористо, как танк. А потом пришел? злобный Покойник, со шприцом наперевес - и все рухнуло. Так что Покойник? прав, ему лучше не ходить.? - "А ты сходи, Вовчик, к тебе они нормально относятся, они даже не в? курсе, что ты ширяешься".? Понятное дело, что не в курсе. Уж что-что, а шифроваться за эти годы я? научился, любой шпион позавидует.? - "Ну ладно тогда", - говорю я Покойнику, - "пойду я потихоньку".? - "Ты туда, да?", - спрашивает Покойник.? - "Ну да, куда же еще?", - отвечаю я ему, - "спасибо, что раскумарил.? Потом после всего зайду, расскажу".? Мы прощаемся и я, тем же путем, как пришел - через окно - выпрыгиваю на? улицу.? Вот так всегда бывает, ты строишь какие-то планы на будущее, а жизнь их? разбивает вдребезги. Раскатал я губу ; мол, все, перекумарил, с ширевом,? мол, покончено, буду теперь вести правильный образ жизни: кушать морковку,? матом не ругаться, не ковыряться в носу, за дыханием наблюдать с утра до? вечера. Но не тут-то было, жизнь решила по-своему. Иду теперь по улице,? вмазанный ширевом, на похороны близкого друга, который с помощью этого? самого ширева свалил на днях из этого геморройного мира.

И хотя до Арканова дома вобщем-то недалеко я, выбирая какие- то окольные пути и не торопясь, подхожу к его дому часа только через два. Ханка пока еще меня держит и поэтому состояние мое вобщем нормальное.

У подъезда толпятся какие-то личности со всеми надлежащими прибамбасами - черными платками на головах и печальными физиономиями. О чем-то оживленно друг с другом перешептываются. Я прохожу мимо них и они в раз замолкают, с любопытством меня разглядывая. Дверь в Аркашину квартиру на втором этаже, раскрыта настежь, я не громко стучусь в нее для порядка и прохожу внутрь. В квартире полно народу, все сплошь не знакомые мне личности. Вдруг, откуда-то сбоку, ко мне подлетает Аркашина мать и со слезами и всхлипываниями бросается мне на грудь. Я не знаю что сказать и надо ли вообще говорить что-то в таких случаях, молча глажу ее рукой по голове. Наконец она, немного успокоившись, говорит мне: - Спасибо, Вовочка, что пришел, он там, в своей комнате.

Сколько раз я здесь бывал, чего тут только не происходило! Аркашин батя с утра до вечера на работе, а мать его, она работает костюмершей в театре, постоянно пропадала то в театре, то ездила на гастроли, поэтому мы частенько куролесили тут по полной. Бухали, приводили девок, просто сидели часами, базаря на разные темы и слушая музыку. Траву курили и ширялись тут тоже частенько.

Кто бы мог подумать, что я увижу эту, такую знакомую и почти родную, комнату такой! Окна завешены тяжелыми темными шторами, кругом горят свечи, на стене висит огромный Аркашин портрет, перевязанный сбоку черной лентой, и открытый гроб, стоящий на стульях в центре комнаты. Аркаша лежит в нем в строгом черном костюме и при галстуке, лицо его, с явными следами грима, торжественно и спокойно: если бы живой Аркан увидел бы сейчас себя мертвого, он бы наверняка с уважением покачал головой и сказал бы "матерый перец". Если бы был живой. У меня подкатывает комок к горлу. Огромным усилием крепко стискиваю зубы, сдерживаю себя чтобы не заплакать.

Вокруг гроба суетится, прилепляя какие-то рюшечки из красной материи, Баклан - наш новоявленный христианский мессия. Эта картина вызывает во мне приступ тошноты - со своим большим носом и высунутым от усердия кончиком языка, он напоминает мне огромную птицу-падальщика. Я не выдерживаю и выхожу из комнаты. В коридоре ко мне подходит Аркашин батя и без слов крепко жмет мне руку, затем полу обнимает меня и говорит: - пойдем Вова, помянем.

Мы заходим на кухню, в которой, вокруг большого круглого стола, уже сидят несколько человек. Из всей компании я знаю только одного - Женьку, двоюродного брата Аркаши, чувака доброго и приветливого, который мне всегда нравился. Я жму всем руки по очереди и сажусь рядом с Женькой.

На столе множество тарелок со всякой закуской и несколько бутылок водки, мне наливают чуть ли не полный стакан. Я немного со страхом смотрю на него, мне еще ни разу в жизни не приходилось пить столько водки за раз. Во-первых, я ее терпеть не могу, а если и пью, то только чтоб не больше глотка за раз, иначе все полезет наружу. А, во-вторых, я же вмазанный! А ширево с алкоголем - очень опасно, запросто можно коньки отбросить. Но делать нечего, не буду же я им объяснять всего этого! Сжавшись весь внутри и закрыв глаза, я, глоток за глотком, все выпиваю. Ну и гадость! Женька предусмотрительно сует мне огурец и я с благодарностью им закусываю. Пару раз к горлу подкатывает тошнотный спазм, но через несколько минут внутри все вроде успокаивается. Хорошо хоть времени прошло порядочно, с тех пор как вмазался, может и пронесет, а не то завтра будут двоих хоронить. На всякий случай, когда мы с Женькой через некоторое время выходим в коридор покурить, я ему говорю:

- Слушай, Жень, я вмазанный, так что сам понимаешь, пить то мне не очень хорошо.

- Понял, Вовчик, я тебе по чуть-чуть наливать буду. Пойдет?

- Да пойдет, слушай, а что здесь Баклан делает? Аркан то его недолюбливал.

- Да хрен его знает. Приперся вот, не гнать же. - Женька пожимает плечами.

Некоторое время мы стоим в молчании. Чувствую ему это все нелегко дается, они с Аркашей были очень близки. Женька сам не ширяется, только иногда траву покуривает, зато бухало уважает. Они с Арканом последнее время редко контачили, Женька с утра до вечера на работе бычит, да и живет далековато. Стоит мрачный, переминается с ноги на ногу. Я чувствую водка меня крепко цепанула, на глаза наворачиваются пьяные слезы: "Жалко Аркашу" - говорю я, и вытираю их рукой. Из квартиры выходит Баклан и говорит: - Я там все сделал как положено. Дайте сигаретку пацаны. Женька дает ему сигарету, а я захожу обратно в квартиру - совсем не хочется базарить с Бакланом.

На кухне все уже довольно пьяные, делятся воспоминаниями об Аркаше, его батя сидит за столом, обхватив руками голову. Мы опять выпиваем. Время от времени на кухню заходят какие-то женщины, убирают со стола пустые тарелки и ставят вместо них все новые и новые закуски.

Через некоторое время я уже с трудом ворочаю языком, совершенно не соображаю, что мне говорят и что я отвечаю. Сознание постепенно затухает и я вырубаюсь.

На утро просыпаюсь от чудовищной головной боли, в глубоком кресле в Аркашиной комнате. Некоторое время не могу врубится где я, затем взгляд мой упирается в гроб и я наконец въезжаю в ситуацию. С трудом поднимаюсь с кресла, чуть не потеряв сознание от раздирающей голову боли и, не глядя на гроб, выхожу из комнаты. На кухне сидит Женька в полном одиночестве, перед ним бутылка водки - похмеляется. Как только я унюхиваю ее духан, тут же к горлу подкатывает мощный рвотный спазм. Ели успеваю добежать до туалета и минут наверное десять зависаю над унитазом, выблевывая в него чуть ли не все свои внутренности. Потом с трудом умываю рожу и возвращаюсь на кухню. Женька с пониманием смотрит на меня.

- На вот, Вовчик, поправь здоровье, полегчает, - и наливает в стакан немного водки. Я выпиваю ее и опять бегу в туалет блевать. Возвращаюсь на кухню и говорю Женьке:

- Слушай, Жень, я не поеду на кладбище, не могу, не выдержу, сдохну по дороге. Домой пойду. Извини. И родителям его скажи, пусть простят.

- Ничего страшного, они поймут. Иди, Вовчик, зачем себя насиловать.

Я прощаюсь с ним и выхожу на улицу. Еле-еле, в полуобморочном состоянии, добираюсь до дома. Слава богу никого нет, предки на работе. Я валюсь на кровать и отрубаюсь.

Очухиваюсь только к вечеру. Состояние мое немного улучшилось, но все равно, чувствую себя очень хреново. По прежнему сильно болит бошка и слегка поташнивает, заснуть я теперь наверное не скоро смогу, а терпеть головную боль нет никаких сил. Нужно вмазаться.

Денег совсем нет и хотя родители уже дома, слышу их голоса, брать у них не хочется. Начнутся расспросы, что да как, в моем состоянии только этого не хватало. К Покойнику тоже идти нет смысла, его наверняка нет дома, в такое время он там никогда не бывает. Остается только один вариант, идти к Пиджаку, он хоть и жмот, но отказать не должен - я его много раз выручал.

Тихонько, стараясь что б родичи не заметили, выхожу из комнаты. Но мать на стреме.

- Куда это ты, Вовик, намылился? - Спрашивает подозрительно.

- Скоро приду, так, зайти кое-куда надо, - отвечаю я ей, быстренько впрыгиваю в башмаки и вылетаю из квартиры.

Чешу по улице на всех парусах, вроде и не жарко, но я весь обливаюсь потом, нудная, пульсирующая боль терзает мою бошку. Уже на подступах к Пиджаковскому дому встречаю Верку Голову.

- Привет, Вовочка, - кричит она радостно.

- Привет, Вера, - я тоже рад ее видеть, она девка не жадная, может войдет в положение, раскумарит, а то Пиджака убалтывать занятие не из приятных.

- Ты к Пиджаку?

- Ну да вобще-то, - отвечаю я ей и рассказываю про свои проблемы.

- Ладно, подлечу я тебя. Я только от него, взяла пару чеков, раскумаримся. Пошли, у меня дома сварим, - она цепляет меня под руку и мы плывем к ее дому.

- Помнишь, Вер, друга моего Аркана, у Боба мы еще как-то вместе вмазывались? - Спрашиваю я ее по дороге.

- Как же, помню конечно. Красавчик такой, еще в костюме был и при гавриле. Как он? - Спрашивает Верка с любопытством.

- Да нет его больше. Умер на днях, - отвечаю я ей со вздохом.

- Да ты чё! - она останавливается и смотрит на меня, - отчего умер?

- Известное дело от чего, оттого, отчего мы все в итоге сдохнем, - и я ей рассказываю подробности.

Всю оставшуюся до дома дорогу, она идет со мной рядом, крепко вцепившись в мою руку и молчит. Наконец, уже перед самым домом, говорит со вздохом: - Да, жалко парня, такой красивый, молодой, жить да жить. Он то что в это дерьмо полез, чего ему не хватало?

Я пожимаю плечами, нет сил уже распространятся на эту тему. Бошка по прежнему болит не переставая, поскорей бы вмазаться!

Когда-то, сто лет назад, еще когда был жив ее муж и ребенок, Верка жила в большой, роскошной квартире в центре города. Потом, через некоторое время после смерти мужа, она поменяла ее на скромненькую двушку-хрущевку в нашем районе, далеко не самом лучшем в городе. Доплату, которую ей дали за квартиру, она ударно, месяца за три-четыре, прогнала по вене, после чего вынужденна была влиться в стройные ряды Сосущих голов с трассы.

- Проходи, Вовочка, не обращай внимание, у меня тут бардак, все обламываюсь уборку сделать, - говорит Верка, когда мы входим в ее квартиру.

По поводу того, что у нее бардак - это она гонит, на самом деле в хате полный порядок. Я уже бывал у Верки раньше и всегда удивлялся этому. у нее свои приколы по ширеву, Верку во вмазанном состоянии пробивает на всякие хозяйственные подвиги, она начинает суетится, мыть чего-то, натирать, короче шуршит как электровеник - оттого и порядок в доме.

Я прохожу в маленькую, тесную кухоньку и сажусь на стул возле окна, меня колбасит по взрослому, терпеть нет никаких сил.

- Вер, а может я сварю? Я быстро варю, - предлагаю я ей нетерпеливо; все знают, когда кумаришь, варить намного легче, чем ждать пока сварят.

- Ну тебя нафиг, Вовочка, знаю я как ты варишь, - отказывает мне Верка твердо. Это она не может забыть, как я раз сварил раствор, забыв его проангидридить, всех присутствующих тогда тряхануло неслабо, меня потом чуть не покалечили за это.

- Не ссы, - успокаивает она меня, - я быстро сделаю, потерпи немного.

Она быстренько достает все необходимые причиндалы и начинает процесс, я весь скрючившись на стуле, жадно, с нетерпением, наблюдаю за ее действиями.

Хотя жизнь колбасила Верку нехило, она все же, где-то глубоко в душе, так и осталась девочкой-отличницей - старательной и аккуратной. Уверенными и точными движениями, она смазывает опиум с целофанок на нож, затем тщательно, не оставив не единого дэцэла, шприцом сливает все в кружку и начинает варить. Чистая работа! Невольно проникаюсь уважением к ее мастерству.

- Как там Покойник поживает? - Спрашивает она меня, не прерывая процесс.

- Жив пока Покойник, вчера перед похоронами его видел, - отвечаю я ей, как завороженный уставившись на кружку.

- Так он что же, не ходил на похороны?

- Не пошел, Аркашин батя его грохнуть грозился, вот Покойник и обломился.

- А за что грохнуть-то? - Верка на секунду отрывается от варки и смотрит на меня.

- Ну он считает, что Покойник главный злодей в этом деле, типа это он подсадил сына.

- А на самом деле?

- На самом деле каждый по своему, сам по себе в это дело вкрячился. Так что Покойник тут вообще никаким боком не виноват.

- Даа, Андрюша еще в школе всегда крайним оказывался, все учителя его терпеть не могли, постоянно засирали. Трудовик, разве что, души в нем не чаял, все кричал что у Андрюши руки золотые, - Верка наконец приступает к финальной части - заливает кубатуру. Я в это время раскатываю демид и засыпаю его дрожащими руками в самовар. Телег я с собой не ношу, мало ли, вдруг мусорам приспичит меня обшмонать, поэтому меня терзают сомнения - чем ширяться?

- Вер, - чуть смущенно говорю я ей, - а у тебя телеги новой не найдется? - Понятное дело я очкую, мало ли кто ходит к Верке, да и сама она далеко не балетом занимается, запросто можно какую-нибудь заразу подхватить.

- А что, стремно? - Смотрит на меня насмешливо. - Что Вовочка, до пенсии дожить рассчитываешь?

- Ну мало ли, всяко в жизни бывает, - говорю я, еще больше смущаясь.

- Ну ну, флаг тебе в руки, - она открывает нижний отсек плиты и вытаскивает оттуда какую-то коробку, - на, выбирай что понравится.

Я беру из коробки новый, в упаковке, шприц.

- Стучи, Вова, - Верка отдает мне самовар в который она залила готовый раствор. Я с остервенением колочу себе самоваром по коленке, затем она вытягивает из него раствор по нашим телегам.

- Ну что, Вовочка, тебя опять вмазать, так и не научился сам ширяться?

- Не научился, вмажь, пожалуйста. Ты в курсе, да? В наколку.

- Да помню, помню, не суетись, Вова, сиди спокойно, а то задую.

Она садится на стул рядом со мной и кладет мою руку себе на колени. Не торопясь вводит мне иглу и медленно прогоняет раствор. - Балдей Вовочка.

И я балдею. Приход правильный, головная боль мигом проходит, меня накрывает волна блаженства, как будто бы все мое тело массируется изнутри мягкими, теплыми руками. Верка уходит ширяться в комнату, а я, закрыв глаза, сижу в одиночестве на кухне и наслаждаюсь. Мысли потеряли всяку власть надомной - приходят и уходят, не затрагивая меня никаким образом. Пустота внутри становится все шире и шире, тела как будто бы нет совсем. То, что я всегда считал собой - тело, мысли, эмоции, тают, растворяясь в блаженстве, которое заполняет все пространство в помещении.

Через некоторое время на кухню заходит Верка, она включает радиоприемник, стоящий на подоконнике и долго настраивает его на какую-то танцевальную волну, делает звук погромче. Бойкая мелодия с дурацким текстом про любовь наотмашь хлещет по моим ушам. Я глубоко вздыхаю и открываю глаза.

- Очнулся Вовочка? Где был, что видел? - Спрашивает меня энергичная, оживленная Верка. Она хватает стоявшую в углу швабру и пританцовывая, начинает подметать пол.

Какой облом! Какое бездарное отношение к делу! Раз уж вмазываешься, так используй это для более глубокого проникновения в себя, для узнавания себя, будь внимательным и не отвлекайся на всякую фигню! Попытайся увидеть, что такое ширево, как оно работает в тебе, чем тебя держит. Неужели в кусочке опиума живет блаженство? Или оно в тебе, всегда присутствует, а опиум только включает его, действуя в качестве стартера? И если так, то можно ли обойтись без всяких внешних заводилок? Что мешает этому, что служит барьером? А тупо растрачивать ценную возможность, которую ты каждый раз оплачиваешь собственным здоровьем, собственной жизнью - западло!

Вот такие мысли возникают у меня, при виде Верки, энергично махающей шваброй. Я немного раздражен, мало того, что она себя обламывает, так она еще и меня не может оставить в покое.

- Вер, - говорю я ей, - обломись, посиди покури.

- А мне в кайф, чего сидеть то? Не обращай внимание, - отвечает мне Верка и добавляет, - пересядь, Вовочка, на другой стул, я подмету здесь.

Нет, не будет мне покоя в этом доме! Я встаю со стула и говорю:

- Спасибо, Вер, что подлечила, мне пора, пойду я потихоньку.

- Да ты чего, Вовочка, посиди еще десять минут, чаю попьем. Вместе выйдем, мне тоже пора на работу.

Ну ладно, десять минут так десять минут, я опять сажусь на стул. Она ставит чайник на плиту и говорит мне: - Я пока переоденусь, а ты чай завари, как закипит, - и выходит из кухни. Я делаю музыку потише и закрываю глаза, пытаюсь опять войти в интересующее меня состояние. Но ни фига не получается. Мысли, как будто бы почуяв слабину, со всех сторон атакуют мою бошку. По радио очередная певица жалуется про несчастную любовь, под бойкий, жизнерадостный музончик. Какая шняга! Вот монстры, как им не стыдно за такое "творчество". Я начинаю энергично искать какую-нибудь приличную волну, но везде одно и то же - все те же сопли, слезы и дешевый пафос. Да, этим миром правит Лажа! Наконец, к счастью, натыкаюсь на правильную вещь - музыка к фильму "Однажды в Америке", Энио Мориконэ. Делаю звук погромче, завариваю чай и сажусь на стул, целиком захваченный пронзительной мелодией.

На кухню входит Верка, в полной боевой амуниции, готовая к трудовым подвигам. На ней темные чулки, очень короткая, кожаная юбка, черного цвета и светлая, почти прозрачная кофточка, сквозь которую явно видны все ее причиндалы. На лице килограмм косметики. Выглядит не то, чтобы очень привлекательно, но зато весьма убедительно.

- Ну как я тебе, - спрашивает она, глядя мимо меня на висящее на стене зеркало.

- Нет слов Вера, - говорю я ей правду, у меня действительно нет слов.

- Спасибо, - она воспринимает мою реплику как комплимент. Разливает чай и садится на стул рядом со мной. Мы закуриваем.

- Ты куда сейчас, Вовочка?

- Да надо бы к Покойнику зайти, я обещал ему. Сама понимаешь.

- Ну да, зайди конечно. Привет ему от меня.

Я стараюсь не смотреть на Верку, уж больно на ней наряд откровенный, как-то это меня слегка смущает. Она видно просекла это - сидит развалившись на стуле, нога на ногу, манерно откинула руку с сигаретой, смотрит на меня и ехидно ухмыляется.

- Что же ты, Вовочка, глазки прячешь, или не нравлюсь я тебе?

- Нравишься, Вера, нравишься, хорош смущать меня, - кричу я ей со смехом.

- А то может любовь замутим? - Верка видно решила меня добить, это она видно на работу так настраивается.

- Не до любви мне сейчас, потом как-нибудь, - шучу я, пытаясь замять скользкую тему.

- Хорошо, смотри, не обмани девушку, - она встает со стула и, враз посерьезнев, говорит: - Ну ладно, пора двигать, хватит трепаться.

Мы выходим из ее подъезда, на улице уже начинает темнеть. Довольно прохладно, явно чувствуется, что осень не за горами. Верка зябко поводит плечами и накидывает на себя черную, кожаную куртку.

- Ну, Вовочка, спасибо за компанию. Забегай как-нибудь, раскумаримся, - говорит мне Верка и с хитрой ухмылкой добавляет, - ну или еще чем-нибудь приятным займемся, - делает небольшую паузу и насладившись моим смущением, говорит, - не ссы, Вовочка, не трону, я имела в виду подстричь тебя надо, зарос совсем, - она весело смеется, посылает мне воздушный поцелуй и убегает.

Я стою еще некоторое время у ее подъезда, соображая куда бы пойти. К Покойнику идти почему-то не хочется, а домой еще рано, нет никакого желания отвечать на мамкины вопросы. Сейчас бы в цирк, к Феде, да поздновато, пока доеду уже совсем ночь будет. И тут я вспоминаю, что давненько не был у Вики, надо бы ее побеспокоить. Я дохожу до ближайшего телефонного аппарата и звоню ее. На другом конце провода долго не берут трубку, наконец слышу сонный Викин голос "Але ".

- Привет, Вика, - кричу я ей, - ты спишь уже?

- Это ты что ли, Вов? Ты где пропадал?

- Да так, уезжал из города, только вчера вернулся. Ты одна? Можно к тебе в гости?

- Ммм, вообще-то я уже спала. Ладно, приезжай. Через сколько будешь?

- Минут через пятнадцать-двадцать.

- Ну давай, жду, - и кладет трубку.

Я не торопясь, наслаждаясь приятным вечером, дохожу до троллейбусной остановки и через пять минут уже еду к ее дому.

Странное дело, пока я ехал к Вике, мне почему то все дорогу вспоминалась Верка. Какая то она все-таки необычная, вот ведь как мощно ее жизнь прессанула, а она держится, худо-бедно, но все же держится. Есть в ней какой-то оптимизм природный. Откуда? Каким чудом все еще не исчез? Загадка! Невольно я начинаю сравнивать ее с Викой, вот уж где полные противоположности! Вика, с ее снобизмом, временами явным, временами плохо скрываемым, и Верка - простая как три копейки, доброжелательная и улыбчивая, конечно если не кумарит - тут уж не до улыбок. По возрасту они наверное ровесницы, но по внутреннему опыту Верка лет на сто старше Вики. И неудивительно, ведь как не крути, а только через страдания приходит реальный жизненный опыт - это почти правило, конечно с некоторыми, не частыми исключениями. Но самое прикольное, что мне нравятся обе; и Вика, с ее снобизмом и некоторой стервозностью и Верка, с ее нарочитым цинизмом и естественной добротой.

Наконец я добираюсь до Викиного дома, поднимаюсь на ее этаж и звоню в дверь. Проходит минут наверное пять, прежде чем она мне открывает. На ней короткий, темно-синий шелковый халатик и туфли на высоком каблуке - веселенькая композиция!

- Привет, - говорю я ей и пытаюсь поцеловать, на она отворачивается и убегает на кухню, на ходу крича мне: - Там чайник кипит, раздевайся и проходи.

Ооо, тут все не так просто, дело не в чайнике, нюхом чую какую то педагогическую уловку, что-то мне подсказывает, что меня сейчас будут воспитывать - это не радует, я, собственно, сюда не за этим пришел. Но по собственному жизненному опыту знаю: единственное, что может остановить распоясавшегося педагога - это чувство юмора, только оно его обламывает. Поэтому спокойно прохожу в комнату, расслабленный и уверенный в себе. Давненько я тут не бывал! За время моего отсутствия здесь произошли некоторые перемены; новый телевизор, видик, мебель кое-какая новая - видно дела у Вики идут нормально.

Через некоторое время она появляется в комнате с подносом всякой всячины в руках. Молча, со строго поджатыми губами, начинает выкладывать все на стол. Я какое-то время за ней наблюдаю, а затем говорю примирительно:

- Вик, может помочь чем? Что ты такая напряженная, не рада видеть меня?

- Слушай, Вова, ты лучше молчи, не зли меня. Целый месяц не слуху, не духу и на тебе, заявляется среди ночи, будит меня, - она, судя по всему возмущена не на шутку или прикидывается - кто их, женщин, поймет!

- То есть, я так понимаю не очень рада меня видеть, так сказала бы по телефону, чего себя мучить.

Она со злостью бросает пустой поднос на пол и выбегает из комнаты.

Ого, как ее колбасит! Наверное все-таки не прикидывается, действительно злится на меня. Я поднимаю поднос с пола и иду за ней на кухню. Печальное зрелище! Вика стоит у окна со слезами на глазах и нервно пытается закурить сигарету.

- Вик, ну зачем так, ну не было меня в городе, мамой клянусь, - я подхожу к ней и пытаюсь обнять. Она вырывается из моих рук и залепляет мне звонкую пощечину. Вот это да! Тут уж она явно переиграла, увлеклась своей ролью! Все мое благодушие как ветром смело, во мне закипает ярость. Я делаю глубокий вдох-выдох и говорю:

- У вас, уважаемая, видно не очень хорошее настроение сегодня, пойду я пожалуй, а то еще покусаете, - я иду в прихожую и начинаю обуваться на выход. Следом за мной в прихожую влетает разъяренная Вика и истерично кричит: - Если ты сейчас уйдешь, то больше здесь никогда не появишься.

Я, не глядя на нее, открываю дверь и говорю устало:

- Иди ты в жопу, дура, - и выхожу из квартиры.

В вдогонку мне раздается оглушительный удар по двери чем-то тяжелым. Хорошо если бы это она своей симпатичной головой-калькулятором по двери шандарахнула, привела бы себя в чувство!

На улице темно, общественный транспорт уже не ходит. Сигарет нет, денег тоже, но на душе почему-то легко и приятно - чудеса! Медленно плетусь по пустынным улицам, не очень то и расстроенный разрывом с Викой. Когда-нибудь это должно было случится - уж больно мы разные. Правда как-то все по дурацки получилось, но что поделаешь - на все воля аллаха.

На следующее утро я проснулся от настырных звонков в дверь. Кто бы это не был, открывать не буду, пошли все нафиг. Полночи вчера гулял по городу, а потом придя домой, долго не мог заснуть, так что спать хочется - просто беда! Но кому-то я видимо очень нужен, звонят не переставая. Вот уроды! Наконец я нехотя, с трудом, встаю с кровати и плетусь к двери.

- Кто? - каким-то не своим, хриплым голосом спрашиваю я.

- Это я, Покойник, открывай Вовчик, - слышу из-за двери до боли знакомый голос.

Я открываю дверь и не глядя, поворачиваюсь и плетусь обратно в комнату. Пока Покойник раздевается в прихожей, я падаю на свою кровать и накрываюсь одеялом.

- Ты чего, Вовчик, сколько можно дрыхнуть, вставай давай, - кричит мне Покойник, заходя в комнату.

- Андрюш, ну его нафиг, дай поспать пять минут, - говорю я еле слышно.

- Ладно, поспи еще чуток, я пока делами займусь, - и он оставляет меня в покое. Я моментально проваливаюсь в сон.

"Огромный, роскошный дом. Кругом кипит работа - последние внутренние доделки. Я в сопровождении Аркана, хожу по залам и комнатам, которым нет числа. Аркан, цветущий и счастливый, с гордостью демонстрирует мне все это. С удивлением замечаю, что люди, которых мы встречаем на своем пути, мне хорошо знакомы. У всех приветливые, радостные лица. Вижу, на подоконнике огромного окна, за которым бесконечный, уходящий за горизонт ярко голубой океан, сидит и беспечно болтает ногами Трэша - мой старый друг. Он широко улыбается и приветливо машет мне рукой. Как же так? В чем дело? Он же умер от передозняка еще лет пять тому назад! Да и остальные - они же все умерли! Я поворачиваюсь к Аркану и кричу с изумлением:

- Что это? Ты, Трэша, да и все остальные - вы разве не умерли?

- Умерли, умерли, - успокаивает меня Аркан и начинает громко хохотать. Затем с радостным выражением на лице продолжает, - ты тоже, Вовчик умер, уже давно умер, просто не знал об этом.

- Да ты гонишь, Аркан, я не умер, я живой!

- Да нет, Вовчик - ты умер".

- Эй, ты чё, умер что ли? - Покойник со всей дури трясет меня за плечо, - дядя Андрюша щас быстренько тебя оживит!

Я открываю глаза и с удивлением гляжу на Покойника. - Ну чё вылупился, - кричит он, - подставляй жилу, не тормози.

Только сейчас, окончательно проснувшись, замечаю, что у Покойника в руках телега с раствором. Я высовываю из-под одеяла свою руку и он быстро, профессионально, вмазывает меня. Пережимаю другой рукой прокол и откидываюсь на подушку. Пошел приход! Покойник прикуривает мне сигарету и вставляет в рот. Вот это сервис!

- Ну что, как полет? - спрашивает он меня через какое-то время.

- Полет нормальный, - отвечаю ему чуть слышно, - ты то... сам... вмазался?

- А ты как думал, тебя что ли ждать буду, пока ты сон досмотришь.

- Слышь, Андрюша, - говорю я ему изумленно, - а ты откуда... мне тут такой сон щас приснился!

- Ты короче, хорош гнать, давай вставай, времени мало, - обрывает меня Покойник.

- А мы что, куда-то торопимся? На рынок что ли сегодня?

- Ну ты тормоз, Вовчик, ты чё, прикалываешься что ли? Я же говорил тебе - накрылся наш с тобой рынок.

- Сам ты тормоз, Андрюша, ни фига ты мне не говорил, - кричу я ему и встаю с кровати, - чё там случилось?

- Да чё чё, сцепился я с Колобком, с мудилой этим комсомольским, - отвечает мне Покойник и смущенно шмыгает носом.

- В смысле, подрались что ли? Из-за чего? - спрашиваю я его с удивлением - не похоже это как-то на Покойника, не в его стиле. Если речь идет о деньгах, то тут Андрюшеному долготерпению и гибкости кто угодно может позавидовать. Хотя конечно по поводу Колобка, Покойника можно понять - эти черти комсомольские, большие мастера людей доставать, так они "сталь закаляют".

- Да достал меня этот урод! - кричит Покойник возмущенно. - Прикинь, как ты перестал на рынке появляться, он тут же начал подвигать меня на бабки, типа тебя теперь нет, а одному мне весь навар - слишком жирно будет. Конечно, в прямую мне этого не говорил, отмазки всякие лепил, - Покойник делает паузу, закуривает и продолжает. - А потом вообще офигел: уж не знаю как, но он въехал, что я ширяюсь. Хотя есть подозрение кто ему стуканул. Помнишь пидрилу с рынка, он к тебе еще всю дорогу подкатывал?

- Ну да, помню конечно, как не помнить - отвратный тип.

- Ну так вот, - продолжает Покойник, - заявляется как-то Аркан на рынок, раскумаренный - просто никакой. А я его до этого за ханкой послал, денег дал, так вот он кричит мне, что типа мусора его повязали и что он, типа, в последний момент успел проглотить три чека - потому в итоге отпустили. Стоит и всю эту лажу мне гонит. А рядом как раз этот пидрила терся и видно все это слышал.

- А что, Колобок друган этого черта что ли? - спрашиваю я Покойника.

- Ну да, как выяснилось, уж не знаю каким местом он с ним дружит. Короче прикинь, он начал штрафовать меня, типа за то, что я раскумаренный на рабочем месте.

- Ну ни фига себе, - кричу я возмущенно, - его то какое дело, это чё, каким-то боком на работе сказывается?

- Вот и я о том же. Ну короче кончилось тем, что я ему в пятак дал. Вобщем теперь я там больше не появляюсь, - заканчивает свою речь Покойник.

- Да и правильно, нефиг этих уродов баловать!

Мы молчим некоторое время.

- Ну как, Вовчик, ты был? - спрашивает меня Покойник, делает паузу и добавляет, - У Аркаши.

- Да, был, - и вкратце рассказываю как все прошло.

Покойник слушает меня внимательно, не перебивая мой рассказ, а потом, после того, как я заканчиваю, говорит:

- Ну ладно, подлечились, потрепались, пора и делом заняться. Давай Вовчик, собирайся.

Я с удивлением смотрю на него и спрашиваю: - Куда собираться-то?

- Нам на что-то жить надо? Надо. Короче я придумал, чем мы теперь будем заниматься, - он делает паузу и с гордой физиономией смотрит на меня, ожидая мою реакцию.

- Ну... даже не знаю что сказать, смотря что за тема. Я вобщем то на все готов, ну то есть почти на все, - и добавляю с пафосом, - для меня есть только две святые вещи - Родина и жопа, их я никогда не продам.

- На счет этого можешь не волноваться - и то и другое на хрен никому не нужно, - говорит мне Покойник, - Короче, будем с тобой раков ловить и продавать.

- Чего чего ловить?

- Не чего, а кого. Короче разжевываю для недоразвитых, - Покойник принимает важный вид и менторским тоном начинает мне объяснять, - Раки, это такие маленькие зверюшки, которые водятся в различных водоемах, то есть...

- Иди ты нафиг, Андрюша, хорош мне на мозг гадить, объясни толком тему, - обламываю я его речугу.

Покойник садится на стул рядом со мной и коротко излагает мне суть дела:

- Короче, тут неподалеку за городом, есть озеро, там раков немеренно. У меня есть бредень специальный - за один заход можно ведро набрать. А потом будем их на рынке продавать, тут, рядом с твоим домом, часть сварим, а часть так - живыми. Ну как тебе тема?

- Ну... не знаю. Это ведь по воде лазить придется, не май месяц все-таки, осень вот-вот.

- Фигня, вода еще теплая. Разожжем костер на берегу. Пятнадцать минут в воде, а потом греемся у костра - так что не ссы. Плохо то, что идти далеко, от электрички до озера час где-то идти надо - больше трех ведер не унесем, - Покойник с сожалением вздыхает, - я там бывал уже как-то. Короче, если сейчас выйдем, к вечеру на месте будем, там неподалеку егеря живут, переночевать у них можно будет. Они мужики нормальные, привезем им бухала - базару не будет. А с утра ханки сварим, вмажемся и на озеро, к вечеру уже в городе будем, с раками, - он смотрит на меня вопросительно, - Ну чё, покатит?

- Вообще-то можно попробовать, хотя конечно геморройная тема. А продадим, думаешь?

- А ты думал! Я же не просто так говорю, все просчитал - на сыночке пацаны одни торгуют, я интересовался, кричат в полный рост улетают. Если с утра начнем торговать, к обеду уже все продадим, - и добавляет, - Короче пару раз в неделю так можно делать, до октября протянем - не помрем, а потом чего-нибудь еще придумаем.

Ну ладно, раки так раки, делать то все равно больше нечего, даже интересно вобщем то. И я соглашаюсь.

Сборы занимают немного времени, Покойник действительно все продумал: Три чека ханки, все необходимые причиндалы для варки, литр спирта для егерей, бредень и два рюкзака. Мне лишь остается взять свою старую теплую куртку да немного жрачки и вот, через какой-то час с лишним, мы уже сидим в электричке и едем по направлению к озеру.

Пока мы едем, Покойник рассказывает мне всякие истории из своей жизни. Мне интересно, слушаю его с удовольствием, стараюсь не перебивать - не часто он так откровенничает, в отличие от Аркана, тот был любителем побакланить - и что было и что не было выкладывал.

Покойник рассказывает, что когда ему было лет двенадцать-тринадцать, он решил уйти из дома - начать новую жизнь. Он никогда не был романтиком и его не интересовали приключения, просто его все достали: Учителя, которые считали его тупым и агрессивным и которые с завидным энтузиазмом радовались любой возможности его опустить. Одноклассники, за исключением пожалуй только Верки, которые ненавидели его и презирали за не симпатичную внешность, мрачный, неконтактный характер, бедную, почти нищенскую одежду и еще бог знает за что, и с которыми ему регулярно приходилось драться, иногда одному против чуть ли не всего класса. Мать, которой было абсолютно насрать на него и которая вспоминала что у нее есть сын только тогда, когда приходила пора получать алименты от бати.

Отец, который жил на другом конце города, с другой семьей и который приезжал к нему раз в полгода бухующий, привозил ему какую-нибудь шоколадку, проливал море пьяных слез и опять пропадал на полгода. Единственный человек, который хоть как-то его любил, была его бабка, да и то, с ней тоже было не просто.

Вобщем как-то раз Покойник плюнул на все и свалил из дома. Уже тогда, в юные годы, Андрюша имел упорный характер и деловую хватку. И ничего не боялся - жизнь в окружении сплошных врагов воспитала в нем бойцовские качества, сделала его не по годам взрослым. Целью его путешествия был Крым - место, где теплое море, солнце и фрукты - круглый год и где человек упорный и деловой (каким он себя без сомненья считал), может пустить корни.

У него было с собой все что нужно для того, чтобы начать новую жизнь; кое-какие шмотки, запас сухарей на месяц, карта маршрута и перочинный ножик. И еще деньги, которые он скопил в течение года, собирая пустые бутылки и ведя торговые отношения со старшеклассниками, продавая им всякую шнягу, которую находил на городской свалке.

Путешествие заняло у него почти три месяца. Он уже и сам толком не помнит в каких городах и селениях он был, упорно продвигаясь по маршруту. Было всякое; поезда, автобусы, электрички, попутные машины. Ночевал где придется и как придется; на вокзалах, в канализациях, в заброшенных домах и просто где-нибудь в кустах какого-нибудь парка очередного города. Несколько раз его ловила милиция, но ему каждый раз удавалось успешно сваливать. Короче в итоге он оказался в Ялте - грязный, уставший, но счастливый. Почти неделю он наслаждался жизнью, купался в теплом море до одурения и загорал на пляже, попутно организовав небольшой бизнес - подгонял клиентуру уличному фотографу за комиссионные, тот в итоге и сдал его ментам.

Так Покойник очутился в городском дет. приемнике, откуда, после двух неудачных попыток к бегству, был возвращен на родину.

В память о всей этой эпопее у него осталась наколка на правом плече - роза, обвитая колючей проволокой, которую ему сделали в приемнике.

- Ну, а как тебе потом, после всего этого жилось в городе? - спрашиваю я его.

- Ты знаешь, стало как-то получше. Одноклассники зауважали сразу, да и вообще все пацаны и девчонки в школе и во дворе, в друзья стали набиваться. Учителя начали стараться не наезжать уж так явно, видно шуганулись - мало ли я еще чего-нибудь выкину. С матерью все по прежнему было, да мне и пофиг она теперь стала, чуть что просто ее посылал откровенно. А батя прикинь, начал время от времени деньжат подкидывать, теперь если и приезжал, то трезвый, вобщем у нас с ним нормальные отношения наладились. Бабка долго обижалась на меня, но в итоге мы зажили душа в душу, старались не портить нервы друг другу. Единственное что обламывало, то что стали меня время от времени в ментовку вызывать, в детскую комнату, да и домой иногда приходили. Прикинь, а инспекторша наша, ну такая стерва, я как первый раз пришел, она мне кричит "помоги мне шторы поправить", я короче, залезаю на стул, протягиваю руки и тут она как даст мне по почкам, минут пять вздохнуть не мог.

- Ого, нифига себе! За что? - спрашиваю я удивленно.

- Да просто так, для профилактики, чтоб боялся. Потом года два еще, пока ее на повышение куда-то не отправили, она меня каждый раз, как чего в городе случится, к себе вызывала. Прикинь, без базара закрывала дверь на ключ и начинала мудохать. И каждый раз чего-нибудь новое придумывала, правда были у нее любимые штуки; очень уважала стучать мне по голове каким-то талмудом тяжеленным - не знаю, толи это кодекс уголовный был, толи еще какая юридическая шняга. - Покойник невидящими глазами смотрит в окно и нервно кусает губы.

- Даа, бывают же такие, - говорю я.

- Но я ей все равно в итоге отомстил, - говорит Покойник после паузы, - после армии уже

- Да ты чё! - кричу я.

- Короче увидел я ее в городе как-то случайно, ну и проследил куда идет. Через какое-то время я уже точно все ее повадки знал, во сколько она из дома выходит и во сколько приходит. Вырезал дубинку увесистую и как-то с утреца подкараулил ее в подъезде, - Покойник достает из кармана пачку сигарет и вытаскивает одну из нее. Затем, видимо вспомнив, что курить нельзя, засовывает ее обратно.

- Ну и что дальше? - спрашиваю я его с нетерпением.

- Что дальше, да ничего, долбанул ей по бошке как положено.

- Ого, силен. Так чё, убил что ли?

- Не, не убил, живая была, сознанье только потеряла.

- А ты откуда знаешь, может убил на самом деле?

- А я проверил, - говорит Покойник с недоброй ухмылкой, - поссал ей на рожу она и очнулась.

- Нифига себе, ну ты даешь! - я с удивлением качаю головой, с совершенно новой стороны увидел Покойника, а я то уж думал, что знаю его вдоль и поперек. Вот ведь он оказывается какой граф Монте-Кристо!

Оставшуюся часть пути мы едем в полно молчании, каждый думает о своем. Я гляжу в окно на пролетающие мимо леса и поля, и хотя по прежнему ярко светит солнце, вижу - лето доживает последние дни, то там, то здесь видны желтые пятна на, пока еще в целом зеленом, пейзаже. Невольно представляю себе холодную воду, по которой мы будем лазить в поисках этих долбанных раков - нерадостная картина. Я зябко повожу плечами.

Наконец мы благополучно прибываем на место. Небольшая деревушка возле станции, через которую мы ударно шлепаем, ловя на себе любопытные взгляды редких аборигенов. На окраине деревни Покойник обращает мое внимание на склон, густо поросший какой-то порослью. Я присматриваюсь и офигеваю, - ё-моё, так это же конопля! - кричу я Покойнику, который смотрит на меня и ухмыляется.

- Ну как, Вовчик, впечатляет? А ты еще ехать не хотел, - говорит Покойник весело.

- Вот это да, вот так сюрприз. Да матерая какая, ты чеж, Андрюша, сразу то не сказал? - кричу я возбужденно. Мы подходим к склону и я начинаю тереть между ладонями первое же попавшееся мне растение. Конопля и впрямь матерая; чуть ли не с меня высотой, с толстыми стеблями и жирными, маслянистыми листьями. Я смотрю на свои ладони, на них солидный слой липкого, темного "пластилина". Показываю с восхищением Покойнику. Тот улыбается и говорит:

- Ладно, ладно, Вовчик, на обратном пути займемся, щас некогда, да и не нужно. Сам понимаешь, работать будем, а с этой бодяги какая работа?!

Я неохотно с ним соглашаюсь, действительно - конопля работе не способствует. Но все-таки не удерживаюсь и чуть ли не как дите малое начинаю канючить:

- Андрюш, ну может на сигаретку натрем, а?

- Не, Вовчик, не прокатит, - отвечает Покойник твердо, - нам еще идти больше часа, обломись!

- Ну ладно, - говорю я со вздохом, - пошли тогда.

Мы углубляемся в лес. Меня все еще кроет с утренней ханки и поэтому я шагаю бодро и весело, Покойнику тоже видно ходьба не в напряг - резво чешет впереди меня. Ярко светит солнышко, птички щебечут, тропинка петляет по оврагам и горкам, через небольшие полянки и густой, смешанный лес. Всю дорогу молчим, балдея от природы и легкой ходьбы.

Где-то через час с лишним Покойник останавливается, скидывает рюкзак и начинает неторопливо отливать, говоря мне при этом:

- Пришли почти, Вовчик, привал. Давай покурим и прикинем.

- Чего прикидывать-то, - спрашиваю я его, тоже активно отливая.

Вобщем у нас с тобой два варианта; либо сразу сейчас идти на озеро ловить, и тогда мы можем, если поднапрячься, успеть на последнюю электричку, либо идти к егерям и у них переночевать.

- Ну я не знаю, - говорю я пожимая плечами, - ты-то сам как думаешь?

- Понимаешь, с одной стороны хорошо бы конечно у егерей заночевать - отношения наладить и все такое. Но тут есть минус. - Покойник нерешительно чешет репу.

- Чё за минус?

- Короче нам всю ночь бухать с ними придется, хрен отмажемся. - Покойник вопросительно смотрит на меня.

- Нее, ну его нафиг, - говорю я ему с гримасой отвращения.

- Вот и я про то же, вобщем давай так; видишь тропинка дальше расходится? - он вопросительно смотрит на меня.

- Ну, вижу и чё дальше?

- Короче главная, это к егерям, а та что на лево уходит, к озеру. Врубаешься? - я утвердительно мотаю головой и он продолжает, - Вобщем ты иди на озеро, тормознешься у большого дуба - мимо не пройдешь, делай костер и вари ханку, а я пока к егерям сбегаю, спирт им занесу. Пока ты все сделаешь я уже буду на месте. Пойдет?

- Слушай, а может нафиг егерей, потом как-нибудь? - спрашиваю я его нерешительно.

- Не, Вовчик, не прокатит, если мы им не проставимся они кипеш поднимут. Это же их работа - таких как мы вылавливать! Тут ведь что-то вроде заповедника, так что сам понимаешь. Да ты не ссы, я быстро, бухало только отдам, потреплюсь минут десять и обратно.

- Ну а если начнут убалтывать с ними выпить? - говорю я с сомнением, по себе знаю - такие черти бывают, хрен отмажешься.

- Ну накачу, может, в крайнем случае пять капель. Да ты не сомневайся, соображу как отмазаться. Все, хорош базарить, давай разбегаться, - он отдает мне рюкзак с причиндалами и бреднем, показывает куда заныкал ханку, забирает бутыль со спиртом и сваливает.

Делать нечего, я беру рюкзак Покойника, запихиваю в него свой, закуриваю и не спеша начинаю продвигаться в сторону озера.

Минут наверное через десять, передо мной открывается панорама озера, не очень в общем-то большого, густо заросшего по берегу камышом и прочей дрянью. Еще минут через десять ходьбы вдоль берега, я наконец замечаю большой дуб - судя по всему, именно тот, что мне нужен.

До темноты еще полно времени, да даже если и не успеем, тоже не беда - если что, то можно и у костра ночь просидеть, а с рассветом двинуть обратно. Опять же ханка есть, так что будет не в тягость.

Я быстренько собираю костер, предварительно выяснив, что вода в озере действительно теплая. Раскладываю на большом, белом платке все причиндалы и достаю ханку. Действую как хороший хирург перед операцией и это понятно - ошибок быть не должно. С начала сижу в медитативной позе, с закрытыми глазами и минут пять проигрываю в уме все детали предстоящего процесса, затем энергично шевелю поднятыми вверх пальцами и наконец делаю глубокий вдох и интенсивно выдыхаю, открыв при этом глаза. Теперь я готов.

Полностью погруженный в процесс, я и не замечаю, как к берегу подплывает какой-то чувак на резиновой лодке и кричит "Михан!". Кружка с почти готовым раствором едва не вываливается из моих рук в костер, очко падает на ноль, я резко поварачиваюсь и вижу какую-то личность с бородой и в камуфляжной форме.

- Ой, извините, обознался, - кричит мне этот тип, - а вы тут не видели мужчину с черными волосами?

Я напрочь потерял дар речи, чего-то мычу и отрицательно мотаю головой.

- А вы за раками? - продолжает пытать меня этот чувак. Я в панике, не знаю что говорить, только таращусь на него выпученными глазами как дебил. И тут вижу, появляется Покойник. Хвала аллаху! Я молча показываю ему на мужика. Покойник невозмутимо подходит к нему и говорит:

- Все в порядке, я с Пашей договорился, от него иду, - неторопливо закуривает и добавляет, - Чё, как служба, все ништяк?

- Да чё нам, у нас всегда порядок, - отвечает ему мужик, - Ну ладно, удачи вам, - и он отчаливает от берега.

Я шумно перевожу дыхание. - Кто это? - спрашиваю Покойника.

- Егерь, я же говорил тебе проставляться, обязательно надо, тут с этим строго. Покойник Удовлетворенно шмыгает носом.

- Слушай, Андрюш, доделай, а? А то я чего-то перенервничал, очко до сих пор вибрирует.

- Ладно, давай. Раскатывай демид пока.

Я быстренько раскатываю димедрол и, засыпаю его в самовар, потом подхожу к воде и долго, с наслаждением плескаю ее себе на морду.

- Кушать подано, - кричит мне Покойник, - давай, Вовчик, по быстрому, еще успеешь наплескаться - по самые помидоры.

На такие дела меня дважды звать не надо, через секунду я уже сижу возле Покойника и качаю вену.

После того, как мы успешно вмазались и покурили как положено, пошла ударная работа. Часа наверное три, если не больше, мы почти без всяких перерывов и перекуров, лазили по горло в воде, таская Андрюшен бредень. Что и говорить, Покойник оказался прав - раков в озере было действительно немеренно. А вот по поводу того, что "вода теплая, да тем более вмазанные - холодно не будет ", тут все оказалось не так гладко. Короче под конец мы задубели так, что уже никаких сил не было лезть в воду и мы обоюдно, без базара решили, что с нас достаточно, свой первоначальный план мы по любому перевыполнили - вместо предполагаемых трех, набрали почти четыре ведра раков.

Так как до темноты еще оставалось часа полтора, мы решили - раз есть немного времени, то просто необходимо сварить оставшийся чек со смывками - поправить здоровье. Что и было сделано.

И вот уже мы идем обратно по знакомой тропинке, нагруженные как ишаки тяжелой поклажей. Наши спины мокрые и по ним карябаются клешнями неугомонные раки, это не то чтобы больно, просто как-то неприятно. За целый день мы ничего не жрали и поэтому сейчас жуем на ходу хлеб с помидорами.

Где-то на половине пути начинаю чувствовать, что еще чуть-чуть и я сдохну, Покойник тоже видно притомился. Хорошо хоть вмазались, а то вообще бы жопа была. Как-то резко темнеет и последние несколько сот метров до деревни мы идем почти на ощупь, постоянно спотыкаясь и выкрикивая всякие нелестные выражения в адрес природы-матери.

Наконец мы подходим к конопляному бугру и валимся на землю. Какое блаженство! До электрички еще минут сорок. Мы молча лежим на траве, смотрим на звезды и курим. Голова пустая и легкая, всякие разные мысли почему-то обходят ее стороной - меня это устраивает. Так и лежал бы здесь лет триста, но Покойнику, как всегда, неймется - когда-нибудь его деловые качества доведут его до беды.

- Ладно, Вовчик, время осталось мало, давай травы насобираем, жаль тереть пластилин времени нет, - он встает с земли и кричит нетерпеливо, - ну чё ты, давай, поднимай жопу.

- Андрюш, а может не стоит, в следующий раз насобираем - такой облом!

- В следующий раз тоже наберем, на зиму то надо запасаться, пока возможность есть!

Оптимист, рассчитывает дожить до зимы. Ладно, делать нечего, Покойник упрямый как баран когда ему приспичит, хрен отстанет. Я с огромным трудом поднимаю с земли свое разбитое, тяжелое тело и начинаю помогать Покойнику. Дело не хитрое - хватаешь за стебель и тащишь на себя, в итоге в руке остаются одни листья. Принцип простой - чем ближе к верхушке, тем круче кроет. Минут пятнадцать активной работы и у нас средних размеров нейлоновая сумка, до отказа набитая травой.

Уставшие, но гордые за себя, перевыполнившие все свои планы, мы идем по деревне на станцию. Проходя мимо одного из домов, вижу толпу подростков, явно бухих. Они молча провожают нас недобрыми взглядами и у меня появляется какое-то нехорошее предчувствие, я негромко говорю Покойнику:

- Видал как молодежь набычилась, жопой чую - будет битва!

- Да, похоже на то, - говорит Покойник спокойно. Он незаметно вытаскивает из своего рюкзака нож и кладет его в карман. Я озираюсь в поисках какого-нибудь кирпича или дубины, краем глаза замечаю, что вся толпа двинулась за нами, предводимая каким-то здоровенным детиной с лицом дебильного ребенка. Мы почти подошли к станции, но что толку, в это время там все равно никого нет. До электрички еще минут десять-пятнадцать. Покойник достает из кармана пачку сигарет, вытаскивает оттуда сигарету и закуривает, повернувшись, как будто от ветра, в сторону этих уродов, не спеша идущих за нами метрах в двадцати.

- Не слабо, - говорит Покойник, - человек десять, не меньше! Но ничего, прорвемся.

Мы заходим на станцию, кругом не души, еле-еле горит свет. Покойник говорит мне тихо:

- Глянь, Вовчик, вон в углу чайник какой-то, - и действительно, в нескольких шагах от нас на полу стоит какая-то странная штука, чем-то похожая на чайник, массивная и с ручкой, - если чё, хватай и лупи по бошкам со всей дури, а я их резать буду, - говорит Покойник с каким-то недобрым выражением на лице. Я гляжу на него и вижу, да, пожалуй действительно за Покойником не заржавеет. Мы скидываем рюкзаки и начинаем ждать.

Толпа останавливается в нескольких метрах от нас, впереди здоровенный детина, он кричит нам:

- Слышите, братэллы, вы чё, городские что ли?

- Ну да, из города, - отвечает спокойно Покойник, - А чё?

- Да ни чё, хрен в очё - вот чё, - вся толпа начинает громко угорать, детина победно ухмыляется, чего-то жуя во рту.

Покойник - маленький, чуть ли не в два раза меньше детины, смачно сплевывает и спокойно говорит:

- А ты чё жуешь-то?

- А чё? - немного опешив говорит детина.

- Да ни чё, хуй в очё - вот чё! - выдает Покойник, отчетливо и громко.

- Да ты... да я тебя..., - кричит детина, с перекошенной от злости мордой и кидается на Покойника, тот, молниеносным движением, выхватывает свой нож и засаживает ему в ляжку. "Уй, ё" - вопит раненный монстр. Толпа делает попытку дернуться. "Стоять суки" кричит дурным голосом Покойник и махает своим ножом. Видя такой расклад, я хватаю изделие, похожее на чайник, которой оказывается довольно тяжелым, и с воплем "гаси уродов" начинаю наносить удары на право и на лево. Враг дрогнул и побежал - полная победа! В свете приближающейся электрички я вижу, что они остановились в метрах пятидесяти и чего-то обсуждают.

- Расслабься, Вовчик, больше не сунуться, - говорит мне Покойник и с гордостью добавляет, - А круто мы их обломали!

- Даа, а я уж думал, что калекой доживать придется, - говорю я ему, не выкидывая, на всякий случай, тяжелое изделие из своих рук. Покойник смотрин на меня с ухмылкой и говорит:

- А ты чё, эту фиговину на память решил взять?

- Да нет, просто мало ли, - отвечаю я ему слегка смущенно и наконец выкидываю свое оружие.

К платформе подкатывает электричка и открываются двери, Покойник заходит первым, а я в последний раз смотрю в сторону, куда скрылась банда этих баранов и вдруг, не понятно откуда, получаю страшной силы удар по морде. Покойник втаскивает меня, почти потерявшего сознание, в электричку, двери закрываются и мы трогаемся.

- Вот уроды, - в сердцах кричит Покойник, - ну-ка, Вовчик, встань-ка на свет, - он двигает меня поближе к свету и начинает рассматривать. Я стою с закрытыми глазами - боль труднопереносимая.

- Ну ничего, не смертельно, - ставит диагноз Покойник, - это они булыжником в тебя метнули. Губа чуть порвана, а так ничего. Щас подожди, - он некоторое время роется в своем рюкзаке, достает сверток с причиндалами, завернутыми в большой чистый платок, отрывает от него кусок и дает мне, - На, Вовчик, прижми чтоб кровь не шла.

Через некоторое время боль слегка утихает, я беру сигарету у Покойника и закуриваю.

- Может в вагон пойдем, - спрашивает меня Покойник.

- Да, щас пойдем, докурю только, - говорю я ему, - а что, Андрюша, похоже обломился теперь наш бизнес раковый?

- Аха, щас, да мне насрать на этих уродов, чё я из-за них должен теперь доходов лишится, так что ли? - кричит Покойник возмущенно.

- Ладно, ладно, - говорю я примирительно, понимая что доходы для Покойника - это святое.

- Не ссы, Вовчик, придумаем что-нибудь.

Мы входим в пустой вагон и разваливаемся на скамейках и хотя разбитая губа болит по прежнему, через некоторое время я вырубаюсь.

До дома добираемся вполне благополучно, заходим ко мне и, несмотря на шумные протесты матери, высыпаем всю свою добычу в ванную. Батя как обычно непроницаем - хрен поймешь что у него на уме. Мы с Покойником некоторое время стоим на лестничной площадке и курим, затем, договорившись по поводу завтрашнего дня, прощаемся и разбегаемся.

На следующее утро я просыпаюсь от звука захлопываемой двери - родичи ушли на работу. Тело - будто чугунное, еле-еле поднимаюсь с кровати, губища болит - просто беда. Я подхожу к зеркалу и офигеваю " ну и рожа". За ночь моя верхняя губа распухла до каких-то карикатурных размеров и теперь не слабо нависает над нижней. Я с огромным трудом, собрав в кулак всю свою волю, умываюсь и совершенно обессиленный этим нелегким делом, опять валюсь на кровать. Но не проходит и десяти минут, как слышу настойчивый звонок в дверь - Покойник приперся. Тяжело вздыхая и недобрым словом вспоминая Покойникову мать, я волоку свое несчастное тело до двери и открываю ее.

- Ну у тебя и рожа! - приветствует меня Покойник.

- Я тоже рад тебя видеть.

- Ладно, Вовчик, до свадьбы заживет, - говорит он мне с ухмылкой, - давай собираться по быстрому, надо пораньше прийти, место занять.

- А нет ничего раскумариться? - спрашиваю я его с надеждой.

- Не, нету, придется потерпеть малехом. Вот наторгуем, тогда и раскумаримся по-человечьи. Как там, кстати, раки-то, не сдохли?

- Да чё им будет, мы скорее сдохнем, - отвечаю я ему печально.

- Ладно, Вовчик, не тормози, давай по быстрому, одевайся-умывайся, а я пока сварю часть - вареные тоже не хило улетать будут.

Несчастный и больной, я с огромным трудом начинаю собираться, а Покойник, азартный и оживленный в предвкушении предстоящей прибыли, тем временем варит на кухне раков.

Наконец, через какое-то время, мы выходим на улицу. Идти до рынка хоть и недалеко, но несчастнее меня человека нет. Солнышко светит, птички щебечут - и все такое, но я не радуюсь, иду еле-еле волоча ноги, согнувшись под тяжестью рюкзака.

На рынке торговля уже в полный рост, все места забиты - не воткнуться. Я стою со скучной мордой, как будто не при делах и сторожу раков, а Покойник тем временем носится по всему рынку в поисках свободного местечка. Наконец он прибегает счастливый и оживленный и кричит мне:

- Все, ништяк, нашел местечко. Цепляй рюкзаки и пошли.

И вот мы, воткнувшись между какими-то хмурыми и недобрыми бабками, разложив на ящике несколько кучек вареных раков и поставив рядом широко раскрытый рюкзак с живыми, через пять минут уже замерли в ожидании первого клиента. И он не заставил себя долго ждать.

- Чё, пацаны, раками торгуем, - полуутвердительно, полувопросительно говорит нам какая-то личность в спортивном костюме и кожаной куртке, на бычьей шее висит огромная рыжая цепь. Он неторопливо достает из кармана полиэтиленовый пакет и тщательно выбирая, набивает его раками из рюкзака. Я с недоумением смотрю на Покойника, тот стоит с напряженным лицом, играя желваками. "Недорого отдадим" - говорит он каким-то странным, хриплым голосом. Этот чувак с удивлением смотрит на него, а потом говорит, опять же полуутвердительно полувопросительно: "Новенькие" и добавляет "Торгуйте до вечера", поворачивается и не спеша уходит.

Покойник достает трясущимися руками сигарету и безуспешно пытается закурить, ломая одну за одной спички. Я беру у него коробок и даю ему прикурить.

- Позавчера женщина одна тут черникой торговала, платить ему отказалась, так он как даст ногой по ведру - все рассыпалось, - полушепотом говорит нам соседка с права, осторожно поглядывая по сторонам.

- А кто это? - спрашиваю я ее.

Она удивленно смотрит на меня и говорит:

- Это Коля, ему весь рынок платит, с ним лучше не связываться, у него тут вся милиция куплена.

- А что этот Коля ваш, бессмертный что ли? Его что, нож не режет или пуля не берет? - со злостью спрашивает ее Покойник. Бабка испуганно смотрит на него и поворачивается в другую сторону.

- Ладно, Андрюша, не бери в голову, подумаешь фигня какая - не мы первые, не мы последние, - говорю я ему, пытаясь успокоить.

- Ты лучше молчи, Вовчик, ну его нафиг, - взрывается Покойник и добавляем после некоторой паузы, - Ненавижу я этих уродов, вся жизнь из-за таких наперекосяк пошла.

Мы минут десять стоим в молчании, стараясь не смотреть друг на друга, а затем к нам подходит первый покупатель, потом, через пару минут, другой - и пошло поехало. Часа через три мы продаем почти весь наш товар, остается лишь две кучки вареных раков

- Ладно, Вовчик, давай сворачиваться, этих, - он кивает на оставшихся раков, - сами сожрем.

Меня долго убалтывать не надо, я быстренько все собираю и мы сваливаем с рынка под завистливые взгляды соседок.

Бабки в кармане, отличная погода, что еще нужно для счастья? Глупый вопрос - конечно же вмазаться, тут уж сам бог велел!

Мы забегаем ко мне, оставляем рюкзаки и чешем к Пиджаку за ханкой.

По дороге мы встречаем моего старого товарища, которого я не видел уже года два наверное. Я останавливаюсь поговорить с ним, а Покойник идет к Пиджаку, сказав что все возьмет и будет ждать меня у его подъезда. Мы с моим товарищем берем в ближайшем ларьке по бутылке пива и начинаем расспрашивать друг друга про житье-бытье, вспоминаем былое и наших общих знакомых. И тут выясняется такая штука; фирме, в которой он до недавнего времени работал, нужен ночной сторож - работа через ночь, без всякого геморроя и деньги нормальные. "Вобщем, если тебя это интересует, я могу договориться" - говорит он мне. Меня это конечно интересует, ловить с Покойником раков мне как-то в облом - не царское это дело, да и после вчерашнего инцидента хочется чего-нибудь более спокойного. Покойник конечно будет недоволен, но ничего, найдет себе какого-нибудь другого компаньона. Товарищ мой оставляет мне свой телефон и говорит, чтобы я позвонил ему завтра. Довольные друг другом, мы разбегаемся.

Во дворе Пиджаковского дома я вижу Покойника, который с нетерпением меня высматривает.

- Слушай, - говорит он мне, когда я подхожу, - короче расклад такой; с ханкой полный облом, но есть герыч. Там к Пиджаку таджики приехали, муж дочери и два его брата, - он делает паузу и спрашивает нерешительно, - Ну так как, Вовчик? Конечно, можно ханку поискать, но если честно, мне в облом - кумарю как пидор последний.

Я в сильном сомнении, с одной стороны очень хочется вмазаться, а с другой стороны как-то стремно - уж больно у меня с герычем отношения сложные. Да и стыдно, если честно, перед самим собой, да и перед Покойником тоже. Я столько раз тер Покойнику, что герыч - говно, вмазываться им - западало, что сейчас даже и не знаю как поступить, он наверное подумает что я трепло и туфтогон. Я некоторое время борюсь с самим собой, а потом решаю "Ладно, хрен с ним, этот раунд я опять проиграл, но еще не вечер, я еще отыграюсь".

- Ммм... а герыч то хоть нормальный? - спрашиваю я Покойника.

- Понятное дело нормальный, - кричит Покойник с оживлением, - неразбодяженный, "из первых рук" что называется.

- Ладно, пошли тогда, только инсулинок надо купить.

- Не надо, у Пиджака есть новые, я спрашивал.

Мы стучимся в Пиджаковскую дверь и, после подробного разглядывания нас в глазок, нам открывает сам хозяин.

- Ну и рожа у тебя, Вовчик, - говорит он мне после взаимных приветствий, - за что получил?

- За дело, - отвечаю я ему сухо.

Мы проходим в комнату в которой сидят два персонажа восточной внешности, один примерно моего роста, крепкого телосложения, с темным лицом и ярко белыми зубами, которые он демонстрирует, постоянно улыбаясь, другой, чуть поменьше ростом и по-хилее, с тонкими усиками на темном лице. Тоже постоянно улыбается, сверкая белоснежными зубами. Того что покрепче, мужа Пиджаковой дочери, зовут Ислам, я уже как-то встречался с ним - хороший, простой парень, а другого, его брата, которого зовут Рустам, вижу в первый раз.

Пока Покойник с Пиджаком выясняют финансовую сторону дела, мы с Исламом и Рустамом заходим на кухню. Ислам чуть ли не полжизни прожил в России и поэтому свободно говорит по-русски, почти без всякого акцента, его брат же, судя по всему, в русском вообще нифига не рубит - молчит и постоянно улыбается чуть застенчивой улыбкой.

- Вова, - говорит мне Ислам, - ты меня в прошлый раз анашой угощал, хочешь нашей попробовать, я из дома привез немного.

- Хорошее дело, только чуть попозже, сначала вмазаться надо, - и добавляю, - Как там у вас, воюют?

Он мотает головой, цокает языком и говорит:

- Нее, сейчас уже нормально, война кончилась, иногда только стреляют, а так нормально, - он чего-то говорит на своем брату, видно переводит мой вопрос и тот тоже цокает языком и мотает бошкой "нээт".

- А я думал, ты уже бросил травиться, - говорит Ислам, - ты же вроде не любил белый?

Я без слов, с грустным видом, развожу руками.

- Понятно, - говорит он и широко улыбается, - но ничего, когда-нибудь все равно бросишь, ты сможешь. А это что, - он указывает пальцем на мое лицо, - дрался?

- Да, с Покойником от хулиганов отбивались.

- Молодец, мужчина, - говорит он и опять широко улыбается, затем переводит брату и тот тоже улыбается, мотает бошкой и цокает языком.

На кухню входят Пиджак с Покойником. Пиджак вытаскивает из кармана золотинку с герычем, садится на стул и начинает аккуратно ее раскрывать. Я замечаю жадный блеск в глазах Рустама, Ислам видно тоже это видит, он что-то кричит ему резкими, сердитыми фразами и тот, виновато улыбаясь, выходит из кухни.

- Видал, - говорит мне Ислам, - братишка тут тоже ширятся начал, я ему за это морду бью, так они со старшим все равно колятся, пока меня нету. Пора их домой отсылать, а то тут совсем наркоманами станут.

Это еще что, думаю я про себя, знал бы ты, что и жена твоя - тоже в полный рост ширяется, а у нее ребенок годовалый на руках.

- У нас там трудно сейчас, работы нет никакой, - продолжает Ислам, - я думал устроить их здесь куда-нибудь, но пока не получается, мусора совсем заколебали и шагу ступить не дают, постоянно нужно деньги платить, чтобы за прописку не цепляли! - Ислам возмущенно бьет кулаком по столу.

Пиджак смотрит на него испуганно и кричит:

- Ну ты чё, Ислам, чуть не рассыпал все!

-Ооо, извини Толик, нервы играют, - говорит Ислам, смущенно улыбаясь.

Пиджак высыпает герыч в ложку и начинает кипятить над газом - шесть секунд и все готово. Он берет пятикубовую телегу, нахлобучивает сигаретный фильтр на иглу и вытягивает раствор.

- Ну чё, вы как, с демидом или без? - спрашивает он нас.

- Ну таблеточка бы не помешала, чтоб блевать не тянуло, - говорит Покойник.

- А чё таблетка, раскатывайте лучше две, - кричит Пиджак.

- А две не многовато ли будет? - спрашиваю я его с сомнением.

- Да нет, нормально, - Пиджак достает из кармана лист димедрола, отрывает от него две таблетки и кидает на стол, - раскатывайте.

Пока я стаканом раскатываю демид, Покойник тщательно чухает самовар и заливает туда раствор, берет у меня готовый порошок и засыпает его туда же, начинает отбивать, яростно колотя самоваром себе по коленке. Мы все, кроме Ислама, полностью сосредоточены на процессе, а тот сидит и безучастно смотрит в окно, покуривая сигарету. Наконец все готово, Пиджак достает из шкафа две новые инсулинки и нерешительно спрашивает:

- А может одной вмажетесь?

- Давай, давай, не жмись, - говорит ему Покойник.

Покойник берет инсулинку и вытягивает в нее раствор. "Качай жилу, Вовчик" - говорит он мне. Я накачиваю и Покойник, как всегда мастерски, прогоняет мне раствор.

Не успел еще Покойник вытащить иглу из моей вены, я уже понял - все, это смерть и еще промелькнула мысль, что если выживу, никогда не буду больше ширятся героином, и я отрубился.

Очнулся я от хлестких пощечин. Еще пару минут лежал, не чувствуя боли, а затем, когда попали по разбитой накануне губе, я окончательно пришел в себя и открыл глаза. Я лежу на кровати, надомной склонившись стоит Рустам, весь потный и со злой мордой замахивается на очередную пощечину. - Все, все, хорош, - говорю я ему шепотом.

- Фуу, ну слава богу, - говорит Покойник с шумным выдохом.

- Вовчик, ну его нафиг такие шутки выкидывать, - возмущенно кричит Пиджак, - отвечай потом за тебя.

Я сажусь на край кровати и тру отбитое Рустамовскими пощечинами лицо. В теле какое-то неприятное ощущение, не то, чтобы его ломает или оно болит, просто чувствую, что как будто вся моя кожа усохла на несколько размеров и мне очень тесно и неудобно в ней. На затылке нащупываю огромную, непонятно откуда появившуюся шишку. Видя, что я ее ощупываю, Покойник говорит мне:

- Это ты, Вовчик, со стула рухнул и прямо затылком об шкаф.

- Долго я в отключке был?

- С полчаса наверное, даже пульса не было, мы уже думали все, не откачаем. И воду на тебя лили и искусственное дыхание делали, Рустам вон, все руки об тебя отбил, - говорит Покойник и кивает в сторону Рустама, тот стоит и смущенно улыбается, явно не въезжая о чем речь, но услышав свое имя.

- Ну ладно, раз все в порядке, пойду я наконец вмажусь, - говорит Покойник и идет на кухню.

- Ты смотри, Андрюша, лучше половиной вмажься, ну вас нафиг ширяльщиков таких, - кричит ему в вдогонку Пиджак.

Я еще некоторое время сижу, врубаясь в происшедшее, потом благодарю Рустама, который в ответ говорит мне "пажалста" и опять же смущенно улыбается. Я встаю и плетусь в ванную, включаю там холодную воду и подставляю под нее свою многострадальную бошку. Мне становится немного полегче, я вытираю голову полотенцем и иду на кухню.

Покойник уже вмазался, сидит на стуле со спущенными штанами и пережимает пробоину в паху, глаза закрыты. У окна сидит Ислам и забивает анашой папиросу. Увидев меня, он расплывается в широкой, белозубой улыбке и говорит:

- Ну что, Вова, ты теперь понял наконец, что такое героин?

- Да уж, - говорю я ему, - ну его нафиг этот героин.

Ислам удовлетворенно кивает головой и указывает на папиросу: - Будешь?

Я конечно соглашаюсь - трава, это как раз то, что мне сейчас будет очень кстати.

- На, взрывай, - он протягивает мне папиросу и я прикуриваю ее.

Первая же затяжка сразу приводит в норму мои ощущения, голова перестает болеть, а кожа растягивается до своих обычных размеров. Мне становится значительно легче. Я передаю косяк Исламу и тот глубоко затягивается, он пару секунд держит дым в себе, с закрытыми глазами, а затем медленно его выдыхает.

- Эй, Андрюша, - говорит он Покойнику, - ты будешь?

Покойник открывает глаза и берет косячину. На кухню подтягиваются Рустам с Пиджаком. Покойник, сделав глубокую затяжку, предлагает папиросу Пиджаку, но тот со словами "не, не люблю я баловство это", отказывается. Косяк берет Рустам, предварительно посмотрев с вопросом на Ислама, тот кивает ему головой и Рустам затягивается.

Так, чинно и не спеша, мы докуриваем траву, практически в полном молчании.

- На следующее лето, - наконец прерывает молчание Ислам, - хочу взять поле в аренду.

- Под коноплю что ли, - спрашивает его Покойник заинтересованно. Тот с удивлением смотрит на него, а затем говорит:

- Да ты чё, какая конопля-монопля. Под капусту.

Мы все вдруг дико начинаем хохотать, кроме Пиджака, который хмуро на нас поглядывает, даже Рустам, явно не врубившийся в тему, все равно угорает как сумасшедший, Ислам сквозь смех, говорит ему что-то по-таджикски и бедолагу Рустама аж сгибает пополам от хохота. Наконец кое-как успокоившись, мы наливаем себе чай.

- Капуста, это очень хорошее дело, да и вообще овощи, - говорит Ислам деловым тоном, - можно хорошо заработать. В России никто толком в этом не разбирается, а мы, - он кивает в сторону брата, - с детства этому обучены, а я еще к тому же в сельхозинституте учился. Тут у вас одни алкаши и наркоманы, никто работать не хочет, поэтому думаю с землей проблем не будет - любой колхоз с удовольствием даст в аренду, чтоб хоть какие-то деньги получать.

Меня немного задевают его слова, я уж было собрался вступится за Родину, но меня опережает Покойник, которого явно заинтересовали Исламовы слова.

- Слушай, очень интересно, - кричит он возбужденно, - но там же вкладываться надо, где бабки достанешь?

- Я уже думал об этом, разговаривал здесь с земляками, вобщем какую-то сумму мне одолжат, да и я сам, если не поймают, чего-нибудь к весне на белом заработаю.

Вот же блин, кричит что кругом наркоманы, а сам герыч сюда тащит. Вот кадр!

- А вдруг поймают? - говорю я ему.

- Да, - говорит он спокойно, - рано или поздно, все равно поймают, да и не нравится мне это, поэтому и хочу с этим делом побыстрей закончить, но пока другой возможности заработать нет.

Покойник, не на шутку заинтересовавшийся темой, начинает подробно расспрашивать Ислама, глаза его оживленно горят, а нос ходит ходуном, явно унюхав прибыль. Меня же эта тема овощная как-то не очень торкает и поэтому я иду в комнату и прошу Пиджака поставить мне что-нибудь по видику. Тот поначалу отмазывается, явно не желая, чтобы мы с Покойником тут задержались, но затем врубает.

Я вижу странные вещи, какая-то явно любительская съемка; на экране полутемное помещение, в котором, в свободных позах, вдоль стен валяются мужики, у каждого горы подушек и тонкий шланг от кальяна во рту, тут же множество блюд и вазочек с наваленными на них кучей всяких яств. В свободном пространстве по центру стоит тетка с большими сиськами, едва прикрытыми какой-то материей и голым животом, она босая, в полупрозрачных шароварах. Звучит очень необычная мелодия и она, удивительно красивым голосом, поет песню, время от времени делая какие-то странные жесты. Потом вдруг мелодия ускоряемся и тетка начинает танцевать, причем пластика ее просто завораживает, она будто бы входит в какой-то экстаз, точно следуя своими движениями все более и более ускоряющемуся ритму. Меня это зрелище так вставляет, что я забываю обо всем на свете - сижу в застывшей позе с открытым ртом и пялюсь в экран.

Наконец музыка резко обрывается и тетка падает в изнеможении. Минуту стоит тишина, а затем зал взрывается криками, хлопаньем в ладоши, улюлюканьем. Откуда-то выбегает здоровенный мужик, накидывает сверкающее покрывало на лежащую без движения женщину, бережно берет ее на руки и уносит. На этом кадр обрывается и следующим идет другая съемка - живописная панорама какого-то очень красивого места.

Я наконец выхожу из оцепенения и оглядываюсь: Рустам сидит с таким выражением на лице, как будто бы только-только кончил, глаза его полуприкрыты, челюсть отвисла. Рядом со мной стоит Ислам, он нервно облизывает свои губы и глядит в экран немигающими глазами. Пиджак дрыхнет в кресле, как ни в чем не бывало. Покойника не видно, наверное на кухне - пережевывает полученную от Ислама деловую информацию.

- Ну как тебе? - спрашивает меня Ислам через некоторое время.

- Круто, очень круто, - кричу я с восхищением, - А что это было?

- Это какой-то подпольный клуб гашишистов в Кашмире, у меня еще одна кассета есть, эта же женщина выступает, только ее брат землякам отдал посмотреть, ты как-нибудь заходи на днях, анашу покурим и посмотрим.

- Спасибо, с удовольствием.

В комнату входит Покойник и говорит:

- Ну чё, Вовчик, пойдем что ли?

- Да, пора идти.

Мы прощаемся с провожающими нас братьями и выходим на улицу.

Некоторое время мы идем молча, наконец Покойник говорит:

- Хорошая тема у Ислама, я наверное подпишусь на нее, вот только бабок достать надо.

- Да и с ширева спрыгнуть, - вставляю я.

- Ну да, и это тоже, - соглашается Покойник.

- А где ты денег достанешь?

- Пока не знаю, но придумаю что-нибудь, - говорит Покойник уверенно.

"Если раньше от ширева лапти не откинешь", - думаю я про себя.

- Ну чё Вовчик, какие планы на вечер?

- Домой пойду, чего-то я хреново себя чувствую, а у тебя какие?

- Я тоже домой. Ну ладно, не болей, я зайду к тебе завтра, обсудим наши дела.

Он отдает половину от оставшихся денег и мы разбегаемся.

Я медленно иду по направлению к дому. Состояние хреноватое, действие травы заканчивается и скоро, чувствую, будет совсем хреново. "Может пойти куда-нибудь, найти ханки да переколоться?" - возникает провокационная мыль. Я некоторое время пытаюсь ее игнорировать, но в итоге сдаюсь - похоже сегодня не мой день. Но только куда пойти? Я мысленно перебираю все возможные варианты и наконец решаю, что самый оптимальный - пойти к Лохматому, он по идеи должен быть дома, да и барыга - Лягушка, под боком. Решение принято, я поворачиваю и иду к Лохматому.

Когда-то давным-давно, еще в армии, со мной раз произошла удивительная штука: Я тогда был что называется духом, то есть молодым воином. Жизнь духа - вещь суровая, во всяком случае так было у нас, потому как процветала в полный рост дедовщина. Сейчас все знают, что это такое, об этом везде пишут и говорят и я до армии тоже обладал кое-какой информацией, думал что готов ко всему, но реальность оказалась намного жестче. Но мне в итоге повезло, уж не знаю по какой причине, но после примерно двух месяцев активной прессовки, я вдруг случайно словился с одним из самых уважаемых людей в нашей части, с чуваком по прозвищу Кирюха "правильным пассажиром", - как он сам любил о себе говорить. Дело было так; как-то после отбоя, я, за строптивый нрав, был в очередной раз отмудохан, после чего спать уже не мог, меня переполняли всякие, по большей части нехорошие, чувства и я пошел в ленинскую комнату, где под большим и полым внутри бюстом Ленина, мной была спрятана шестнадцатикилограммовая гиря. Всю переполнявшую меня недобрую энергию я начал выражать в поднимании, различными способами, этой фиговины, которая никогда до этого не казалась мне такой легкой.

Я так увлекся этим процессом, что забыл обо всем на свете и поэтому, чуть не наложил в штаны от неожиданности, когда услышал в полной тишине отчетливую и сухую фразу, которая изменила всю мою последующую жизнь: "Значит так, душара, если еще раз увижу, что занимаешься без меня, получишь в табло". Я резко обернулся и увидел Кирюху, о котором в части ходили легенды и который до этого со мной не разу не разговаривал. С этого момента и началась наша странная дружба.

Кирюха был уникальный чувак, основной его чертой была какая-то неимоверная страстность. Еще до армии он успел посидеть на малолетке и был, что называется "тертым калачом". В армии же, буквально с первых дней, он сумел нагнать на старослужащих такой жути, что никто не решался с ним связываться. Малейшие попытки наехать на себя он обламывал жестко и окончательно - мне рассказывали, что одному чуваку он проломил кирпичом бошку, другому загнал штык-нож в жопу, чуть ли не по рукоятку, от третьего его еле оттащили пять человек, когда он его залома и начал яростно бить головой об угол железной койки и так далее. Пару раз его пытались забить толпой, но и это в итоге заканчивалось плачевно для обидчиков - никто не остался безнаказанным. Вот таким монстром был Кирюха.

И вот со всей своей страстностью, он начал мучить меня спортом. В любую свободную минуту, он хватал меня и тащил в спортгородок, где доводил до потери пульса всякими перекладинами, кольцами, гирями и танковыми траками, причем сам, напрягаясь не меньше меня, оставался всегда бодрым и энергичным. И не было в части такого места, где можно было от него спрятаться и не было такой причины, которая показалась бы ему уважительной, чтобы не заниматься. Единственной возможностью отдохнуть от него и спорта, были дни, когда он уходил в самоходы - за пределами части у него было множество знакомых теток, которых он регулярно навещал.

Но были и огромные плюсы от нашей дружбы. Во-первых, всякие наезды на меня со стороны старослужащих быстро прекратились, а если что-то и случалось, то Кирюха не давал бить меня толпой - он просто брал меня и чем-то недовольного, моего оппонента и отводил в тихое спокойное местечко и заставлял нас биться один на один, сам при этом не вмешиваясь в ход поединка. Он просто сидел где-нибудь в сторонке и наслаждался зрелищем, время от времени подбадривая нас какими-нибудь репликами. В скором времени я окреп физически и стал гораздо увереннее в себе, армейская жизнь перестала казаться мне такой геморройной.

Вторым огромным плюсом было наше общение. Он жил в совершенно другом мире чем я - в мире простом и ясном. Кирюха вообще не парился всякими сложными рассуждениями и поисками каких-то смыслов, для него существовало либо черное, либо белое - или друг, или враг. Если друг, то можно последнюю рубашку отдать, а если враг, то надо гасить пока не сдохнет. За долгие годы своих геморройных внутренних поисков, я впервые наслаждался такой простотой и ясностью.

Вскоре я знал про Кирюху практически все, он же первый и познакомил меня с наркотиками. Помню после того, как я в первый раз вмазался, мы всю ночь лежали с ним на соседних койках, беспрерывно курили и слушали негромкую музыку по радио. Утром, не на минуту не заснув в прошедшую ночь, я встал со своей койки и с огромной благодарностью пожал его руку, сказав при этом: "Спасибо, Кирюха, огромное спасибо". Это действительно было для меня откровением, он по сути ввел меня в совершенно другой, незнакомый и огромный мир. И хотя сегодня, в очередной раз, я чуть не сдох от этих самых наркотиков, все равно ни о чем не жалею и до сих пор благодарен моему другу Кирюхе.

Кирюха же, по рассказам одного нашего сослуживца, которого я как-то случайно встретил, после армии сначала женился и стал воспитывать родившегося ребенка, а потом сторчался и умер от передозировки.

Так вот сейчас, пока я иду к Лохматому за ханкой, мне вспоминается одна фантастическая штука из армейской жизни: Вобщем мне оставалось еще служить и служить, когда Кирюха уходил на дембель. Со своим призывом я не особо контачил - они не могли простить мне мою легкую жизнь, в то время как их дрючили как положено. Практически все, с кем я дружил, уходили и поэтому мне было как-то грустно. Видя это, Кирюха посоветовал мне сойтись с одним чуваком из соседней части, он отрекомендовал его как "правильного пассажира" - что в его устах звучало как высшая оценка.

И вот как-то раз, где-то через месяц после того как Кирюха ушел, я решил свалить в самоход и навестить этого чувака. Была как раз середина лета - самое время собирать мак, я переоделся в гражданку и по наглому, среди бела дня, свалил из части. Хоть и с трудом, но я все-таки нашел этого человека и мы договорились, что он через пару дней придет ко мне в часть ночью и мы пойдем на огороды, находящиеся в двух-трех километрах, собирать опиум.

В тот день я был дневальным по парку, что было очень кстати. В назначенный час я договорился с караульным и стал ждать своего нового другана. Тот проявился без опоздания, я спрятал свой штык-нож, перелез через забор и мы поперли на поля.

Была полная луна, мы шли по дороге быстрым шагом, прячась время от времени в кювете от проезжающих машин. До поля мы дошли довольно быстро и достав заранее приготовленные кусочки бинтов и лезвия, начали ходить по полю, в ярком лунном свете и отрезать бошки у маков. Вскоре наши бинты были полностью пропитаны молочком и мы стартанули в обратный путь.

Через некоторое время мы уже были в части и предварительно посвистев условным свистом - чтобы часовой сдуру не пристрелил, перелезли через забор. Затем мы пошли в столовую, где спокойно и неторопливо сварили бинты. В те времена еще не было известно про кислый - уксусный ангидрид, или может просто мы про него не знали, короче готовый раствор мы очистили капнув туда несколько капель крови, а потом через ватку вытянули то, что получилось. А получилась у нас, как потом выяснилось, просто какая-то чудовищная штука.

Я пошел вмазываться в туалет, сел на корточки и жмякнулся - что потом было не приснится и в страшном сне; ступни моих ног как будто бы загорелись и на меня навалилась огромной тяжести плита, вдавившая меня плашмя в пол, единственной мыслью в тот момент, показавшийся длиннее всей моей прошлой жизни, была мысль о том, что если я выживу, то никогда, никогда, никогда, больше не буду этим заниматься - прямо как сегодня с герычем. Но я выжил, чудовищный приход понемногу отпустил и новое ощущение захватило меня целиком - мне казалось, что я легкий, как воздушный шарик, причем чувство это было настолько реальным, что я на полном серьезе боялся отпустить дверную ручку туалета, в опасении того, что меня поднимет под потолок и в таком виде с утра кто-нибудь увидит.

К счастью пришел мой товарищ, с трудом оторвал меня от ручки и отправил в парк - нести службу.

И вот сейчас, по дороге к Лохматому, мне вспомнился тот фантастический путь в парк. Почему фантастический? Да потому, что всю дорогу я не прошел, а пролетел, да, натуральным образом пролетел, медленно, где-то в метре над землей и совершенно не двигая ногами. Уж не знаю, как это выглядело со стороны, но для меня это было настолько реальным - я в жизни никогда ничего реальнее этой реальности не чувствовал!

До этого я пробовал только эфедрин, это был мой первый опыт с опиумом. Конечно, ничего подобного со мной больше не случалось, во всяком случае по опиуму, но тот первый опыт крепко засел у меня в бошке и всегда, во все последующие годы я, сознательно или бессознательно, страстно желал повторения этого фантастического состояния - но тщетно. Только теперь, по прошествии многих лет, я наконец начал врубаться, что это естественно - это закон, по которому действует любая зависимость, не важно от чего, будь-то наркотики, религия, женщины, власть, деньги - что угодно. Счастье ощущается нами как состояние легкости и полета, и если что-то вне нас дает нам это ощущение, мы привязываемся к этому крепко и надолго, даже если последующие опыты все менее и менее радуют. И очень трудно из этого вылезти, во всяком случае мне это пока не удается.

Дойдя уже почти до Лохматовского дома, я вдруг вижу идущую мне на встречу Верку. Она чешет на всех парусах под ручку с каким-то пузатым и лысым мужиком - лицо непокобелимое и гордое, меня в упор не замечает. И только поравнявшись со мной, она как-то озорно мне подмигивает и проплывает мимо. Все понятно - дела есть дела. Как-то жалко мне ее все-таки, хорошая ведь девка, даже себя мне так не жаль как ее. Я то что, в моем случае все закономерно, что называется "за что боролся, на то и напоролся", а вот ее главный, который на небе, как-то совершенно напрасно прессует или может у него планы какие-то хитро-дальние на нее имеются? Кто их знает, богов этих!

Наконец я стучусь в Лохматовскую дверь, потом еще и еще - никто не открывает. Похоже облом. Хорошо что я - сильный, был бы слабый - огорчился. Хотя нет, я огорчился, я не просто огорчился, я вдруг почувствовал что это катастрофа - только сейчас ощутил как я кумарю! Стою в прострации и не знаю что делать. Вдруг замок в двери осторожно щелкает и в узкую щель приоткрывшейся двери просовывается лохматая голова.

- Тьфу, ё-моё, это ты, Вовчик, заходи быстрей, - кричит мне Лохматый и широко открывает дверь.

Я быстро захожу в квартиру и Лохматый моментально закрывает за мной дверь.

- Привет, Вовчик, ну и рожа у тебя! - радостно кричит Лохматый ставшее уже популярным сегодня приветствие.

- Привет Димок, как дела?

- Дела делаются, какими судьбами?

- Да вмазаться бы надо, - говорю я ему, - кумарю, бабки есть.

- Ладно, поможем тебе в твоем горе. Сколько брать будешь?

Лохматый видно раскумаренный - рожа энергичная и веселая. А может он всегда такой, кто его знает.

Я стою и думаю сколько бы взять, так чтоб деньги еще остались.

- Рожай быстрей Вовчик, время - деньги, - нетерпеливо подгоняет Лохматый.

- Ну парочку наверное, по чеку тебе и мне, - наконец решаю я, - А у тебя демид с кислым есть?

- Все есть, давай бабки быстрей и жди, щас приду.

Я даю ему деньги и он уходит, а я прохожу на кухню. Минут через пять он возвращается, проходит на кухню и кидает на стол пару чеков. На вид они довольно увесистые - видно Лягушка по-соседски не обижает его.

Лохматый скидывает с себя майку, достает необходимые причиндалы и начинает варить, напевая про себя какую-то песенку и прихлопывая по ляжке свободной рукой.

- Чё у тебя с рожей то?

- Да так, упал, - говорю я ему, не желая вдаваться в подробности.

- На чей-то кулак упал? - кричит он весело, на секунду повернувшись ко мне и подмигивает.

- Ну да, что-то вроде этого, - говорю я ему и добавляю после паузы, - слыхал про Аркана?

- Ага, слыхал. Царство ему небесное. Он тут несколько дней перед концовкой зависал, такие корки мочил, что я уже тогда понял - не жилец Аркаша, - кричит Лохматый все тем же веселым тоном.

- А как там Покойник, живой еще? - И радостно угарает от сказанного каламбура.

- Живой, недавно только с ним расстались. Герычем сегодня пришлось вмазаться, ханки нигде не было, так я чуть не отъехал, - жалуюсь я ему печально.

- Героин - это говно, - выдает Лохматый весомо и опять начинает громко угорать, а затем, успокоившись, говорит мне:

- Ты чё сидишь, Вовчик? Давай демид раскатывай, чё как маленький - не знаешь что делать? - И снова начинает громко смеяться.

"Вот упырь, что же ему так весело" думаю я.

- А ты чё, Димок, такой счастливый, случилось что? - спрашиваю я его раскатывая димедрол.

- Да тут перед тобой дружок-пирожок один заходил, гашиком меня угостил. Хороший гашик! Давненько я такого не пробовал!

Лохматый заливает в кружку куб кислого и накрывает ее блюдцем, затем, когда ангидрид нагревается, он снимает блюдце и наклоняет кружку над огнем, кислый вспыхивает и через секунду гаснет, весь сгорев. Лохматый остужает кружку в холодной воде и начинает энергично ей махать - чтобы выветрить запах.

- Понюхай, Вовчик, не пахнет? - он подносит кружку к моему носу.

Я принюхиваюсь, вроде бы нормально. Это очень важный момент - если кислый весь не убрать, то может тряхануть так, что мало не покажется. Мне вспоминается один случай и я говорю Лохматому: - Нормально, можно заливать, - и пока он работает над последней стадией процесса, я рассказываю про хорошо известного в наших пампасах менторского майора Звягина - редкостного урода.

- Ты слышал про него? - спрашиваю я Лохматого.

- Еще бы, кто про этого козла не слышал, мало того, он мне несколько раз морду бил - просто так, для профилактики, а один раз руку сломал. А ты чё о нем вспомнил?

- Да тут девка одна есть, так он как-то у нее телегу с кислым нашел и прикинь, взял воткнул ей в ногу и прогнал все. Девка чуть ноги не лишилась, хорошо хоть кислого мало было! - кричу я возмущенно.

- Да, я слышал эту историю. А ты в курсе что он сам по ханке торчит?

- Да ты чё! В натуре что ли?

- Факт, - говорит Лохматый весело, - ты Карманиху знаешь?

- Слышал, но видеть не видел, а что?

- Она барышничает вовсю, а Звягин сосед ее, тоже на первом этаже живет, окна рядом, только тот в соседнем подъезде. Не знал?

- Нее.

- Прикинь, он каждый день поутру перед работой, заходит к Карманихе, берет у нее пару грамм весовых и тут же по кишке пускает, а потом на работу - наркоманов ловить. - Лохматый говорит все это таким веселым тоном, что можно подумать, что он искренне рад за раскумаренного мента.

- Круто, - кричу я с восхищением, - вот монстр!

- Это мне Ручка как-то выдала, по соникам была, а ей Карманиха сама, по большому секрету, рассказала. Ручка ему тоже регулярно башляет, - он вытягивает готовый раствор из кружки и заливает его в самовар. - Стучи, Вовчик.

Пока я отбиваю раствор, Лохматый говорит мне: - Ты, Вовчик, не прогони только, но посидеть сегодня не получится, ко мне щас люди должны прийти, у нас разговор серьезный будет.

- Базару нет, - говорю я ему, ничуть не огорчившись, я собственно и не думал долго у него задерживаться - еще по дороге сюда я решил, что если вмажусь и все будет нормально, то поеду к Феде, в цирк, - щас вмажусь, сигаретку выкурю, да пойду. Нормально?

- Да, ништяк. Ищи себе телегу, вон в черепе, видишь?

Я достаю со шкафа череп, в котором намеренное количество всяких разных шприцов. "Бедный Ерик" думаю я. Тщательно промываю выбранную телегу кипяченкой и отдаю ее Лохматому, том вытягивает туда готовый раствор.

- Готов? - спрашивает он меня, - Куда тебя?

Я указываю ему место и он, подобрав свои длинные волосы, вмазывает меня. Минут пять я сижу с закрытыми глазами и наслаждаюсь приходом, потом открываю их и закуриваю. Лохматый, прочухав мою телегу, садится на стул и начинает внимательно рассматривать свои руки, выясняя куда бы ему половчее вмазаться. Зная, что для него это долгий процесс, я встаю и говорю:

- Спасибо что помог, Димок, поплыл я дальше.

- Пожалуйста, всегда рад помочь в беде, - говорит Лохматый не поднимая головы, затем поднимает ее и добавляет, - Будут деньги, заходи, - и весело смеется.

Он провожает меня до двери, мы прощаемся и я выхожу из квартиры.

На улице уже начало темнеть, я подхожу к автобусной остановке и через пять минут уже мчусь к моему другу Феде, по которому я успел соскучится и с которым мне просто необходимо сейчас поговорить.

3.

Дверь в Федину берлогу открыта настежь, внутри пусто, никого нет. Федя видно лазит где-нибудь поблизости, подожду. Я сажусь на диван и закуриваю сигарету. Через несколько минут появляется сам хозяин, он ничуть не удивляется увидев меня, как будто так и должно быть.

- Привет, Вовчик, давненько не виделись.

- Здорово, Федя, - кричу я ему радостно.

Федя подходит ко мне и крепко жмет мою руку, затем закуривает сигарету и садится рядом со мной.

У Феди есть одна особенность, которая меня немного смущает - разговаривая с собеседником он всегда смотрит прямо в глаза, немигающим взглядом. Вот и сейчас он уставился на меня, такое чувство, что он видит меня насквозь и я, как человек которому есть что скрывать, немного напрягаюсь от этого.

- Что с твоим лицом, Вовчик, - спрашивает он меня спокойно.

И я почему-то, невольно, рассказываю ему историю своей травмы, немного правда отретушировав ее, убрав все моменты связанные с ханкой.

Федя слушает меня внимательно и не перебивает. Затем он встает, подходит к своему сейфу и достает из него сверток с травой и папиросы.

- Заколачивай, Вовчик, расслабимся немного, - говорит он все так же спокойно и уходит в другую комнату, включает там магнитофон.

Помещение наполняется пронзительными ситарными звуками. Я с удивлением замечаю, что сверток тот же самый, который я брал для него уже месяц как тому назад, с тех пор количество травы в нем не особо уменьшилось. Чтобы не парится долго над загадкой, я спрашиваю об этом Федю.

- Да я последнее время как-то мало курю, - отвечает он мне, - судя по всему уходит от меня трава.

- То есть как это, уходит? - спрашиваю я его удивленно.

- Трава, Вовчик, кого-то любит, кого-то нет, со мной ей видно становится неинтересно, поэтому она меня постепенно оставляет.

"Ого, вот ведь загнул" думаю я и мотаю с сомнением головой. Видя мою реакцию, Федя смеется, а затем спрашивает меня:

- Ты где пропадал-то, Вовчик?

Я оживляюсь, и не прекращая заколачивать папиросину, начинаю рассказывать ему про свою отсидку в лесу, Федя внимательно меня слушает. Забив косяк, я прикуриваю и глубоко затягиваюсь, долго держу дым внутри, а потом шумно его выдыхаю. Передаю папиросу Феде.

Уж не знаю какие там у Феди отношения с травой, но меня она точно любит - в голове моментально все проясняется, становится спокойно и хорошо.

Через некоторое время я продолжаю свой рассказ, Федя меня не перебивает, косяк ходит между нами пока не заканчивается. Наконец я завершаю свою историю словами:

- Вобщем, Федя, я въехал в эту Випассану, действительно крутая штука и знаешь, я уже радовался, думал все - с ширевом покончено, но опять сорвался, последние дни с утра до вечера ширяюсь. Прикинь, - заканчиваю я печально.

- Ничего, Вовчик, не расстраивайся, на все нужно время, Будда и тот шесть лет практиковал, пока не пробудился, - успокаивает меня Федя.

- Нугу, - тяну я в ответ разочарованно, - шесть лет меня не устраивает, я столько не проживу, сегодня вон чуть не сдох.

Федя весело смеется и говорит:

- Вот видишь, ты в лучшем положении чем он, его так смерть не подгоняла.

Мысль о том, что я в лучшем положении чем Будда - царский сын, здорово меня забавляет и я начинаю смеяться, Федя, заражаясь от меня, тоже начинает угорать. Затем, после того, как мы успокаиваемся, он говорит мне:

- Понимаешь, у тебя, Вовчик, нет других вариантов - это хорошо, это придает интенсивность, так что продолжай свои попытки, не обращай внимание на разочарование. Что такое разочарование? Это совокупность мыслей, сбитых в один плотный клубок, который воспринимается как состояние. Это облако - большое, хмурое облако, которое накрывает тебя. Если ты впечатляешься им, принимаешь его всерьез - оно становится реальным и давит на тебя. Твое внимание - это его пища, не важно какого рода внимание. Если ты с ним борешься, то оно становится еще сильней, это все равно как гнаться за собственной тенью - нет никаких шансов догнать. Нужно просто выйти из этого. Состояния, мысли - они приходят и уходят, ты - не они, не отождествляйся, просто наблюдай как они приходят и как они уходят. В этом суть Випассаны. Здесь нет успеха или поражения и то и другое просто облака, - он делает короткую паузу, - Хочешь чаю?

Я не сразу врубаюсь в его вопрос, а наконец врубившись, киваю головой. Он встает и начинает заниматься чаем, а я сижу в полной прострации, не могу ни на чем сосредоточится, звучащая музыка, как будто дразнясь, точно передает состояние в моей бошке; единственную мою, на данный момент, извилину, как будто бы кто-то оттягивает, а затем отпускает и она вибрирует, издавая звук, точь-в-точь похожий на звук ситара.

Что я точно понял из всего того, что было сказано, это то, что Випассана - это хорошо, а Федя - классный чувак, все остальные подробности как-то не удосужились задержаться в моей бошке.

Видя мое затруднительное состояние, Федя делает музыку погромче, выключает свет и врубает светомузыку. Выделывая какие-то совершенно непристойные движения в такт музыке, он наливает мне чай и передает кружку, а сам начинает отплясывать в центре комнаты. Музыка все больше и больше меня захватывает и наконец я не выдерживаю и тоже пускаюсь в пляс.

Минут наверное десять, пока не заканчивается тема, мы в бешенном ритме носимся по всей его большой комнате, выкорячиваясь самыми что ни на есть дурацкими способами и строя мерзкие рожи в такт музыке, а затем валимся в изнеможении на диван.

В голове приятная пустота и спокойствие, редкие мысли которые с большими интервалами появляются в бошке, никоем образом меня не затрагивают, я ясно вижу, что от меня до них - километры расстояния. Во всем моем теле рождается радость, которая все разрастается и разрастается и наконец наполняет все пространство в комнате. Я открываю глаза и смотрю на Федю, который сидит рядом со мной с закрытыми глазами и с легкой полуулыбкой на спокойном лице - видно тоже, как и я, прется.

Нас обламывает звонящий телефон, Федя не торопясь встает и подходит к нему. Чего-то там, на том конце, его спрашивают и он утвердительно отвечает, а затем говорит "поднимайся" и кладет трубку.

- Что там? - спрашиваю я его.

- Подруга моя с вахты позвонила, сейчас поднимется, но это ничего, посиди еще, если хочешь, фильм какой-нибудь посмотрим. У меня тут кое-что новенькое появилось

- Да нет Федь, спасибо, поздно уже, пойду я, - говорю я ему и встаю с дивана. Общаться с людьми, тем более с женщинами, у меня сейчас нет никакого желания, да и мало ли, может я их обламываю, пойду лучше, пока автобусы ходят.

Мы с ним прощаемся и я ухожу. Спускаясь по ступенькам вниз к арене, я уступаю дорогу поднимающейся мне на встречу симпатичной девушке, которая мельком взглянув на меня, проходит мимо.

На улице темно и слегка прохладно, я быстрым шагом, чтобы согреться, направляюсь к автобусной остановке. Во мне все поет и радуется. Да, прикольная жизнь у меня все-таки - заканчивается день, который вместил в себя все, и радость и горе, смерть и воскрешение. Я не знаю, что меня ожидает впереди и мне насрать на то, что прошло, я в настоящий момент живой и радостный - а все остальное не существует.

Утром следующего дня я встал сразу же после того, как родичи ушли на работу. Зная, что вот вот припрется Покойник, зазывать меня на раков, я написал записку, что мол срочно уехал по делам на три дня и что рюкзаки он может взять у соседа - я отдал их ему, и засунув записку в свою дверь, опять лег спать.

Провалялся я почти до вечера, просыпаясь время от времени и опять отрубаясь. Вечером я пошел звонить своему товарищу, тот сказал мне что все ништяк и что через три дня я должен буду подойти в контору с документами. Весть эта меня очень порадовала - значит у меня есть более-менее достаточно времени, чтобы моя рожа пришла в полный порядок и чтобы хоть как-то перекумарить. Что касается последнего, то меня ожидали веселые денечки.

Я сходил в нашу районную библиотеку, которая находилась неподалеку, набрал там всякой литературы, что полегче и сказав предкам что заболел и что ни для кого меня нет, ушел в глубокое подполье.

Два дня меня неслабо колбасило, предки видя мое состояние, на полном серьезе думали что я действительно сильно простудился вылавливая раков, мать порывалась даже вызвать врача, еле отговорил ее. Потом, на третий день, мне стало получше и я, в более-менее нормальном состоянии пошел и устроился на работу.

Заканчивается уже вторая неделя как я веду правильный образ жизни; не ширяюсь, хожу на работу или сижу дома и смотрю всякую фигню по ящику. Родичи поглядывают на меня с подозрением - что-то недоброе им чудится в моем поведении. Покойника за все это время я ни разу не видел - сам я к нему не заходил, а он, видимо обидевшись на меня, тоже не появлялся. Ширяться меня все еще тянет, временами даже очень сильно, но пока справляюсь, практикуя Випассану и обходя за километр барыжные точки и своих друганов. Один раз звонил Феде, желая проконсультироваться по поводу некоторых тонкостей своей практики, но как-то неудачно, мне сказали что он уехал в отпуск, куда - неизвестно.

Работа моя, как и предполагалось, оказалась не пыльной - приходишь вечером, всех выгоняешь, все закрываешь и спишь до утра - вот и вся работа. Сначала я работал ночь через ночь, а последние дни приходится торчать там каждую ночь - мой сменщик запил и куда-то пропал. А мне ништяк, какая разница где спать? Да и денег теперь получаю в два раза больше. Вобщем, в целом я доволен собой и жизнью.

Отлично выспавшись на рабочем месте, я выхожу с утра из своей конторы и неторопливым шагом направляюсь к дому. Настроение хорошее, в кармане есть бабки и поэтому, проходи мимо парка, я покупаю себе пару бутылок пива и заворачиваю в него, посидеть на скамеечке и понаслаждаться осенью - моей любимой порой. В парке в этот утренний час никого нет, я выбираю себе скамейку поудобней и сажусь на нее. У меня какое-то лирическое настроение и мне хочется читать стихи, но вспомнив, что ни одного не знаю, я обламываюсь и открываю бутылку пива. Вокруг буйство красок невероятное, как будто сам небесный босс, щедрым взмахом сеятеля, метнул в этот парк все имеющиеся у них там на складе цвета. Я пью пиво и тащусь эстетически.

Вдруг, в дальнем конце парка, я вижу какую-то девушку, медленно идущую с низко опущенной головой и обхватившую себя руками, разбрасывающую ногами ковер из опавших листьев. Подойдя немного поближе, она поднимает голову и я узнаю Верку. Лицо ее оживляется и улыбаясь, она подходит ко мне.

- Пьянствуем? - кричит она мне весело.

- Привет, Вера, рад тебя видеть. Присаживайся, - я действительно очень рад ее видеть, она появилась как нельзя кстати.

- Хочешь пива?

- Давай.

Я открываю бутылку пива и отдаю ей.

- Слушай, Вер, я и не сразу узнал тебя, ты волосы покрасила?

Она невольно поправляет свои волосы и тут я вижу огромный синяк на ее шее.

- Не а, это мой настоящий цвет, - говорит она улыбаясь и замечая, что я смотрю на ее шею, немного смущается и поднимает воротник своей куртки.

- Случилось чего? - спрашиваю я ее.

- Да так, ерунда, крыша у одного придурка поехала, начал меня душить, а я ему коленкой по яйцам и убежала, - говорит Верка отпивая пиво.

- Сильно, - я одобрительно качаю головой, затем достаю пачку сигарет и угощаю ее.

- А ты, Вер, какими судьбами здесь?

- К Пиджаку иду за ханкой, рано правда, спит еще наверное, - она озабоченно смотрит на свои часы, а потом спрашивает меня:

- Ты что, Вовчик, перекумарил что ли?

- Да, - говорю я ей с гордостью, - две недели уже не ширяюсь. На работу вот устроился - все как у людей.

Она уважительно смотрит на меня, отпивает глоток пива и задумчиво говорит:

- А у меня житуха похоже к финишу подходит, подохну где-нибудь и некому будет даже похоронить, как Андрюшу.

- Какого Андрюшу?

- Как какого? - она не сразу врубается, а затем, после паузы, говорит с удивлением, - Андрюшу, Покойника. А ты не знаешь что ли? Помер Андрюша, уже с неделю как.

Вот это да! Вот это новость! Я сижу с глупым выражением на лице, рот мой открыт, в бошке как-то все непонятно. Андрюша - умер? Уж от него-то я не ожидал такой заподлянки! Да нет, быть такого не может, тут чего-то не так.

- Да ты чё, Вера, чтобы Андрюша умер? Кто тебе эту фигню сказал? - говорю я с сомнением.

- Ты гонишь, Вова. Раз говорю, значит знаю, - сухо отрезает Верка.

Значит все-таки умер! Я залпом выпиваю оставшееся пиво и говорю:

- Да, Вер, вот так новость. Как все случилось?

Верка спокойно, без эмоций, говорит мне:

- Тут история темная на самом деле, никто толком ничего не знает, мне пацан один рассказал, а ему еще кто-то. Мать его в комнате уже мертвым нашла, типа того, что он вмазался и упал прям виском об угол кровати. Вот и вся история, - и немного помолчав, она продолжает, - Его как был, в той же одежде и похоронили. Мать, за пару бутылок, подтянула каких-то алкашей со двора, так и похоронили без лишнего шума, по быстрому. Отмучился Андрюша, царство ему небесное.

Я сижу и молча пережевываю историю. Что-то тут не так, уж больно это как-то странно получается - упал и виском об угол кровати? Чудеса! Сдается мне, что тут не обошлось без мамкиного участия, зная ее, это запросто можно предположить. Но кто будет разбираться - подумаешь, очередной наркоман сдох. С точки зрения добропорядочных граждан - туда ему и дорога. Зарыли по быстрому и забыли.

Верка энергично встряхивает головой и говорит мне:

- Ладно, ты как хочешь, а я к Пиджаку пошла, - она встает со скамейки, - А ты, Вовочка, молодец что не ширяешься, так и надо. Держись вобщем, - она поворачивается и уходит.

"Нет, никакой я не молодец" думаю я, вскакиваю со скамейки и догоняю Верку. - Я с тобой, Вер, чего уж там, раз такое дело. - Она взглянула на меня печально и ничего не сказала.

Всю дорогу мы не проронили не единого слова, каждый думал о своем. Мне немного стыдно перед Веркой - кидал понты, кидал, а в итоге все оказалось лажей. Но посудите сами, как же тут не вмазаться?! Сначала один мой близкий друг умер, затем, не прошло и месяца, другой - как-то это тяжеловато. Странная вобще-то получается штука, за годы что я торчу на игле, вокруг меня уже сменилось несколько составов друзей - а я до сих пор жив. Видно у аллаха есть какие-то специальные планы на мой счет, а может мне просто очень везет. Но как бы там ни было, долго это вряд ли может продолжаться, когда-нибудь и меня курносая с косой достанет. А я, по большому счету и не возражаю, есть правда одно пожелание - хотелось бы перед концовкой все-таки узнать, действительно ли есть что-нибудь такое, рядом с чем наркотики и срать не садились. Хотя и сейчас я догадываюсь что есть, а временами, на какие-то мгновения, даже вижу это - но мне этого мало. Хочу, чтоб вставило меня пониманием раз и навсегда, чтоб никаких сомнений и близко не было - вот тогда и помереть не западло. Даа, Аркаша, а теперь Андрюша - очень грустно.

Перед самым Пиджаковским домом Верка спрашивает меня:

- У тебя деньги то есть, Вовочка?

- Да, Вер, есть. Ты в прошлый раз меня раскумарила, теперь я башлять буду.

Верка равнодушно пожимает плечами.

Минут десять наверное я дубасю в Пиджакову дверь, звонок почему-то не работает. Наконец он открывает, сонный и недовольный.

- Привет, есть чего-нибудь? - говорю я ему негромко. Он кивает головой и впускает нас в квартиру.

- Чего это вы в такую рань приперлись, - радушно приветствует он нас.

- Извини, Толя, так получилось, - говорит ему Верка.

Мы раздеваемся и проходим на кухню.

- А где Ислам с братьями, - спрашиваю я Пиджака.

- Ну его нафиг этого Ислама, - отвечает Пиджак мрачно, - свалили в свой Чуркестан и внучку забрали.

На кухню заходит Пиджаковская дочь, девица лет двадцати, с длинными черными волосами, сонная и в каком-то задрипанном халате. Мы здороваемся с ней.

- Сколько вам? - спрашивает Пиджак.

- Да парочку наверное, - отвечаю я ему и смотрю на Верку, - Да?

Она кивает головой.

- А можно мы у тебя сварим? - спрашиваю Пиджака. Тот молча кивает головой.

- Кислого с демидом нет, - говорит он.

- У меня есть, - успокаивает его Верка.

Я даю Пиджаку деньги и он, откуда то из-под холодильника, достает габарит - увесистую плюшку опиума грамм этак на десять, берет нож и поддевает на него оттуда добрый шмат, по-басяцки. Прячет обратно свое богатство и достает все необходимые причиндалы, начинает варить. Мы с Веркой садимся на стулья, а Пиджакова дочь - Ленка, стоит у холодильника и время от времени широко зевает.

Меня охватывает до боли знакомый мандраж - пока Пиджак варит, я нетерпеливо ерзаю на стуле. Закуриваю сигарету, чтоб хоть как-то успокоится. Чувствую Верка тоже нервничает, хотя тщательно это скрывает.

- Ленка, ты бы хоть оделась-причесалась, чего стоишь как чувырла? - воспитывает Пиджак свою дочь, на секунду отвлекшись от процесса. Ленка с недовольным лицом выходит из кухни.

- Задолбала наркоманка хренова, - бурчит Пиджак себе под нос.

- Что, ширяется? - спрашиваю я его в полголоса.

- Да ну ее, молоко на губах еще не обсохло, а туда же! - кричит Пиджак со злостью.

"Интересно, а чего он хотел - с таким то папой" - думаю я.

- Вот молодежь пошла, - продолжает Пиджак, - дите малое на руках, ответственность такая, так нет же, нифига, пускай бабушка воспитывает, а я ширятся буду! Все материно воспитание, а надо было в детстве ремнем лупить почаще, глядишь и человеком бы выросла, - он делает паузу и говорит, - чего сидите, демид раскатывайте.

Тоже мне, Макаренко выискался! Я начинаю раскатывать димедрол и спрашиваю Пиджака:

- Так она что же, у тебя теперь живет, не у матери?

- Да вот, приперлась и живет теперь, ханку у меня таскает, уже и не знаю, куда от нее прятать, - говорит Пиджак и замолкает, увидев входящую на кухню дочь.

- Пап, ты на меня тоже варишь? - спрашивает Ленка требовательно.

- Обойдешься.

- Ну, папа! - кричит Ленка обиженно.

- Да, да, варю. Заколебала.

Ленка успокаивается и закуривает сигарету.

- У тебя новая прическа, - говорит она Верке, - тебе идет.

Верка расплывается в улыбке. Она открывает свою сумочку-склад и достает оттуда несколько новых телег в упаковке. - Берите кому надо.

Наконец процесс закончен. Пиджак вытягивает раствор по телегам. Верка просит Ленку помочь ей вмазаться и они идут в комнату. Я даю свою телегу Пиджаку и тот ловко меня вмазывает. Хорошо пошло! Мощный приход через какое-то время плавно переходит в правильную тягу. Я закуриваю сигарету и сижу, балдею. Пиджак, прочухав мою телегу, тоже вмазывается. Минут десять мы молчим, а потом он спрашивает меня:

- Знаешь про Покойника?

- Да, Верка сегодня рассказала.

- За последний месяц уже человек пять знакомых умерло, - говорит Пиджак, - это все от жадности, все норовят по-пределу раскумариться. Вот я например, сколько лет ширяюсь - и ничего, жив до сих пор. А почему? Потому что с умом все делаю. А вот вы, молодежь, к примеру друзья твои Аркан с Покойником...

- Ну его нафиг, Толян, - обламываю я его очередную "Педагогическую поэму", - давай о чем-нибудь другом поговорим. Ты мне лучше скажи, чего Ислам свалил-то?

- Да он что-то быковат часто стал последнее время. Как будто это я виноват, что его братаны подсели. А еще про Ленку узнал, что ширяется. Короче сцепились мы с ним и я сказал, чтобы он проваливал в свой Таджикистан задроченный. Не хватало еще, чтобы меня какой-то чурка-молокосос учил как жить! А еще ребенка забрал без спроса.

- Так он что же, больше не вернется?

- Как это не вернется, кто же ему позволит мою внучку в каком-то Чуркестане воспитывать? Весной приедет с ребенком.

Уж лучше бы он не приезжал, нафиг нужен такой дедушка. Там у них хреново сейчас говорят, но хоть в нормальной семье ребенок расти будет, а судя по рассказам Ислама, семья там хоть и не богатая, зато дружная и многочисленная.

На кухню входит Верка, с блуждающей на губах улыбкой, глаза затуманены.

- О чем бакланите, пацаны? - кричит она фамильярно.

- Да так, о том о сем, - говорю я ей и подвигаю стул, - присаживайся, Вер.

- Как там Ленка? - спрашивает Пиджак.

- Ништяк, бааалдеет девочка, - говорит она растягивая слова.

- Добалдеется когда-нибудь, - ворчит Пиджак.

- Ах, Толя, Толя, ну что ты такой вредный, - произносит она томно, - чего уж теперь ворчать - поздно.

Пиджак встает и ставит на плиту чайник.

- Воовочка, - тянет Верка и гладит меня по волосам, - ты такой хороший, а подружки у тебя нет, хочешь я буду твоей подружкой? Али не нравлюсь? - она выпрямляет спину и проводит руками по своему телу.

Ну вот, началось, сейчас начнет прикалываться надомной.

- Хорош придуриваться, Верка, - обламывает ее Пиджак.

Верка смеется и говорит:

- Угостите девушку сигареткой.

Я достаю сигарету, прикуриваю ее и отдаю Верке.

- Спасибо родной, - говорит она ласково.

Чайник закипает и Пиджак наливает нам чай. В коридоре звонит телефон и он выходит из кухни. Верка медленно помешивает сахар в стакане, глаза ее закрываются и она клюет головой, затем она открывает их и переводит взгляд на меня.

- О чем мы говорили, Вовочка?

- Не слабо тебя плющит, Вера.

- Какие наши годы, Вовочка, мы еще поживем. Правда? - она вопросительно смотрит на меня.

- Поживем, Вера, конечно поживем.

Она удовлетворенно кивает головой и ее глаза опять закрываются. На кухню входит Пиджак и говорит:

- Вер, а Вер, ты спишь что ли?

- Нее..., задумалась просто. А что?

- Да ничего, - говорит он, - мне уходить надо, так что пора разбегаться.

- Слушай, Толь, ты видишь Верка какая, может она зависнет у тебя на пару часиков, отойдет немного, - спрашиваю я его.

- Не, не, я в норме, - говорит Верка, - тебе показалось, Вовочка, - я в полном порядке.

- Ну пошли тогда, раз так, - говорю я ей и встаю. Верка с трудом, но тоже поднимается. Мы выходим в коридор, я одеваюсь, помогаю одеться Верке, мы прощаемся с Пиджаком и выходим на улицу.

Выходя из подъезда, Верка останавливается, долго роется в своей сумочке и наконец вытаскивает из нее темные очки, надевает их.

- Как я выгляжу? - спрашивает она меня.

"Хреновато" думаю я про себя, а вслух говорю "нормально".

- Вов, а ты никуда не торопишься? Будь другом, проводи меня до дома.

Я и в самом деле никуда не тороплюсь и поэтому соглашаюсь. Да и состояние у Верки уж больно раскумаренное - мало ли, вдруг мусора заметут.

Она цепляет меня под руку и мы не торопясь двигаем к ее дому. Верка идет плотно прижавшись ко мне и я замечаю, что глаза у нее закрыты. Время от времени она спотыкается и тогда открывает глаза, смотрит на меня и еще плотнее прижимается.

Так, с горем пополам, мы наконец доходим до ее дома. У подъезда она сует мне свою сумочку и просит, чтобы я достал из нее ключи от квартиры. В куче всякого барахла, я наконец нахожу их и протягиваю ей, она мотает головой и просит, чтобы я поднялся и сам открыл дверь.

Я открываю дверь и мы заходим в квартиру. Верка говорит мне что бы я прошел в комнату, а она пока забодяжит чай. Из всей мебели в комнате только "стенка", или не знаю как там еще называется такая фиговина вдоль всей стены, раскладывающийся диван, пара кресел и небольшой стол. На полках стенки обычная обывательская шняга; какие-то вазочки-рюмочки, дурацкие статуэтки и все такое прочее. Барахла вобщем-то по минимуму. Книг тоже практически никаких нет, так, обычный набор: Салтыков-Щедрин, Куприн, Гоголь-Моголь и какие-то дедективчики. На книжной полке стоит большая фотография, Верка ее муж и ребенок. Верка на ней получилась очень удачно, выглядит прям как какая-то кинозвезда, ее муж типичной боксерской наружности - сломанный нос, тяжелый подбородок, плотное телосложение, на руках у него их маленькая дочка, симпатичная мордашка и большие темные глаза - как у Верки.

Что-то ее долго нет, зависла она там что ли? Я иду на кухню и вижу прикольную картину - Верка в классической наркоманской позе зависает у плиты. Она стоит с закрытыми глазами на полусогнутых, губы ее что-то шепчут.

- Вер, - кричу я ей, - спишь что ли?

- А..., не не ... щас я, - вроде как очухивается она, но тут же опять закрывает глаза и зависает.

С чего ее так прет? Вроде вместе вмазывались, одинаковым количеством - мне ништяк, а ее плющит по взрослому. Может она колесами какими-нибудь втихатя догналась? Ну ладно, делать нечего, это на долго. Я хватаю ее и тащу в комнату, она слабо сопротивляется, - Хорош..., отцепись... иди в жопу, Вовка.

Я кладу ее на диван и накрываю каким-то покрывалом, а сам иду на кухню и наливаю себе чай. Ради интереса заглядываю в холодильник и ухмыляюсь, видя очень понятную мне картину: практически полная пустота, всего несколько бананов и все, зато морозильник битком забит мороженным разных сортов. У меня у самого когда-то, долго довольно, так было - ничего не мог есть кроме фруктов, как правило бананов и мороженного. Ну еще постоянно грыз семечки, все остальное просто не лезло.

Посидев какое-то время на кухне, попив чай, покурив и слопав пару стаканчиков мороженного, я собираюсь и ухожу из квартиры, предварительно убедившись что с Веркой все нормально.

Не спеша плыву к своему дому и тихо, про себя, балдею - радуюсь жизни. Пару раз ловлю себя на мысли, что вроде как-то это нехорошо - друг умер, а у меня прекрасное настроение, я даже пытаюсь вызвать в себе какую-то печаль и жалость, но не получается - мне по-прежнему хорошо. Но мир не без добрых людей - краем глаза замечаю спешащих мне наперерез двух ментов. Делаю вид, что не замечаю их.

- Эй ты, иди-ка сюда, - кричат они мне.

- Я?

- Головка от руля, - с борзым видом американского шерифа, кричит мне один из ментов. - Документы!

У меня на такие случаи всегда с собой мой старый заводской пропуск. Я достаю его из заднего кармана брюк и протягиваю менту, изображая на лице предельное недоумение.

Второй мент деловым тоном говорит мне: "Колющие, режущие, наркотики?"

- Откуда?! - кричу я ему широко улыбаясь и поднимая руки.

Мент начинает хлопать меня по карманам. Второй протягивает мне мой пропуск, внимательно смотрит на меня и говорит: "Что-то у тебя братишка вид раскумаренный, а ну, покажи руки".

Я спокоен, за две недели, пока не ширялся, все мои проколы исчезли, а сегодняшний, сделанный тонкой иглой - копеляркой прямо в наколку, совершенно не заметен. Я с готовностью закатываю рукава и демонстрирую ментам свои руки, они тщательно их рассматривают.

- Я не колюсь, что я дурак что ли? - кричу я им весело, - и наркотиков у меня нет.

Один из ментов, видно, обидевшись на мой тон, говорит мне мрачно:

- А хочешь, будут? Можем устроить.

"Вы можете" думаю я про себя. Запросто чего-нибудь подсунут, если их разозлить - потом хрен отмажешься.

- Ну что вы, - включаю я дурочку, - мне это ни к чему, я спортсмен, здоровый образ жизни веду.

- Ладно, свободен спортсмен, - наконец говорит мне один из ментов и они уходят.

Хорошо я с собой телег не таскаю, а то бы сейчас просто так не разбежались бы. А еще все кругом кричат, что мол наркоманы СПИД распространяют, грязными шприцами пользуются! Так в чем проблема? Не цепляли бы менты, все бы со своими телегами ходили и ничего бы не распространилось!

Оставшийся до дома путь прохожу без всяких приключений, но дома меня ожидает неприятный сюрприз. Только я открываю дверь, не успел еще раздеться, как из комнаты выруливает мать и говорит мне каким-то, ничего хорошего не предвещающим, тоном: " А ну-ка, пошли на кухню дорогой".

Я захожу за ней на кухню: "Так, показывай свои руки".

Ну вот, и она туда же, чего это с людьми творится сегодня, все норовят на мои руки поглядеть!

- А в чем дело, - говорю я ей спокойно, - чего тебе мои руки?

Вместо ответа она начинает ныть, крича мне сквозь слезы:

- Дожили, воспитали сыночка, целыми днями работали, света белого не видели и вот благодарность!

На кухню заходит отец и говорит мне: "Андрюшина мать приходила, пьяная, скандал тут устроила, сказала что Андрюша от наркотиков умер и что вы с ним постоянно у них кололись и Аркаша тоже, и что это ты их к наркотикам пристрастил.

Вот новость! Ну и сволочная же тетка эта Андрюшина мать! Ну кто ее за язык тянул? Покойнику всю жизнь испоганила, так теперь и за меня решила взяться?

- Покажи руки немедленно, - истерически кричит мать.

Я медленно и спокойно заворачиваю свои рукава и говорю: "На, гляди".

Мать начинает тщательно рассматривать мои руки, а отец достает сигарету и закуривает.

- Ну что, нашла что-нибудь? - говорю я ей победно. Вместо ответа она кричит мне: " Признавайся, куда ты колешься?"

Вот тебе раз! Не хватало того, чтобы я еще начал тут во всем признаваться!

- А мне не в чем признаваться. Кого вы слушаете? Андрюшина мать - дура конченная, она вам по-пьяне чего угодно скажет.

- Отец, ты чего молчишь? - мать начинает наезжать на отца, - чего ты постоянно молчишь? Нормальный бы отец давно бы взял ремень и быстро бы отучил от наркотиков!

Ну нифига себе, чего-то она явно с головой не дружит - мне ж не десять лет, что бы меня ремнем лупить. Моя мать хоть и хороший человек и не глупая вобщем-то, но иногда как скажет что-нибудь - хоть стой, хоть падай!

Отец пропускает мимо ушей ее слова и говорит мне спокойно:

- Но ведь Андрюша то умер? От наркотиков?

- Да умер, а от чего - это как раз таки не известно. Дома, с проломленной головой лежал, может это его собственная мамка сама топориком звезданула, - говорю я им версию, к которой и сам все больше и больше склоняюсь. - Она же сумасшедшая, у нее даже справка есть, она в дурке пару раз лежала, - насчет последнего я конечно загнул, насколько я знаю в дурке она не лежала, но это только по недосмотру - таким как она там самое место, она же опасная!

Мать видя, что лобовые атаки не прокатывают, меняет тактику.

- Вовик, ну мы же твои родители, мы же тебя любим, кто еще тебе поможет, если не мы, ну признайся, наркоманишь?

Ну нет уж, не дождетесь. Тут дело серьезное, вопрос жизни и смерти. Чем это вы мне помочь сможете? Наездами? Слезами? Уговорами и глупыми советами? Вы же не понимаете о чем вообще речь идет и как, на самом деле, все намного сложнее чем вы думаете! Намерения благие, а толку от них мало. Только хуже сделаете. Нет уж - только я сам смогу из этого выйти, мне просто нужно немного времени и чтоб не мешали.

- Я и не сомневаюсь, что вы меня любите, я вас тоже люблю, но признаваться мне не в чем, - говорю я твердо.

- Ах так, - взрывается мать, - тогда уходи, видеть тебя не хочу, иди к своим наркоманам, пускай они теперь о тебе заботятся!

- Постой, так нельзя, надо ..., - начинает было отец примирительно, но мать его яростно обрывает, - а ты молчи, не лезь не в свое дело! Пускай уматывает!

Я пожимаю плечами, встаю и выхожу из кухни, быстро одеваюсь и закрываю за собой дверь квартиры. Уже на лестнице меня догоняет отец и говорит смущенно: "Вов, не бери в голову, иди сегодня вечером на работу, а завтра утром возвращайся домой, за ночь она остынет, успокоится - ты же ее знаешь, у нее сплошные эмоции!

- Хорошо, пап, ты тоже не бери в голову. Все будет нормально, вот увидишь, - я махаю ему рукой на прощание и ухожу.

На улице я закуриваю и думаю куда бы податься. К Верке пойти, так она наверняка еще в отрубоне, хрен откроет, до работы еще времени немеренно, Федя свалил куда-то из города, а остальных своих друганов мне как-то не хочется видеть. Я медленно иду и перебираю в бошке варианты и тут замечаю куда меня сами по себе тащат ноги - к Лохматому. Деньги у меня есть, настроение паршивое - все условия для того, чтобы вмазаться.

Стучу в Лохматовскую дверь и как обычно мне долго никто не открывает. Я уже было подумал что облом, но тут слышу женский голос: "Кто там?"

- Мне бы Диму, это Вовчик. Вовочка-Негодяй, - кричу я, немного помявшись - как-то странно кричать собственное погоняло.

За дверью кто-то долго возится с замком, а затем дверь открывается - Лягушка собственной персоной.

- Привет Тань, Димок дома? - спрашиваю я ее.

- Привет, Вовчик, заходи. Димок придет сейчас, за кислым побежал, - говорит мне Лягушка, одетая по-домашнему, в халат. Я захожу и она закрывает за мной дверь, долго ворочая замками.

- Тебе чего? - произносит она обычную барыжную фразу.

- Да вот, вмазаться нужно.

- Прямо так и нужно, - улыбаясь говорит она мне.

- Нужно Тань, просто беда как нужно.

- Ну проходи на кухню, раз так.

Я прохожу на кухню и вижу, что попал как раз вовремя - на столе разложены причиндалы, только-только видно собралась варить. Я достаю деньги, отсчитываю нужную сумму и отдаю ее, она без слов берет их и сует себе в карман халата, затем она достает откуда-то из нижнего отсека плиты один чек и говорит мне:

- У тебя хороший нюх Вовчик, я только варить собралась, пришел бы ты на пять минут позже - не открыла бы.

С чем я искренне себя поздравляю. Она смазывает мой чек на нож и докидывает его в кружку. Начинает варить. Буквально через пять минут я слышу как кто-то ковыряется в замке, дверь открывается и входит Лохматый.

- Аа, Вовчик. Рад тебя видеть, чего приперся? - кричит он мне.

- Ну как обычно, вмазаться.

- Ааа, хорошее дело, это к Таньке.

Лягушка на секунду отвлекается от процесса и кричит ему: "Вовчик чек взял, я его к нашим докинула".

- Ништяк, - говорит Лохматый и заходит на кухню. Он вытаскивает из носка телегу с кислым и кидает ее на стол со словами:

- Сосем Курунтяиха охуела, чуть ли не каждую неделю цены на кислый поднимает. Прикинь, - он поворачивается ко мне, - бабке уже лет восемьдесят, а жадная - просто жопа. На тот свет что ли хочет денег забрать?

- Ну так на ней все семейство висит, - говорит Лягушка не оборачиваясь, - сын все по тюрьмам, внук наркоман, а еще правнук подрастает.

- Кстати, Вовчик, это ты говорил что у тебя знакомый в отделе по надзору за милицией работает? - спрашивает меня Лохматый.

- Нет, это не у меня, это у Покойника. Он кстати умер, ты в курсе?

- Ну да, в курсе. Жалко блин, сейчас бы этот знакомый нам очень пригодился, - говорит Лохматый озабоченно.

- А что случилось?

- Да прикинь, мусора на Таньку наехали, приперлись позавчера трое, два мужика и баба, все трое бухие, отмудохали Контэйнера, забрали деньги у Таньки и сказали, чтобы Танька теперь им каждую неделю башляла, а иначе мол закроют ее.

- Аха, представляешь, - говорит Лягушка возмущенно, отрываясь от варки, - прямо при дочери, не постеснялись. А эта сучка ментовская еще и говорит "Вот закроем тебя и пойдет твоя дочка на трассу, членососить."

- Ты, Тань, не отвлекайся, вари дальше, - говорит ей строго Лохматый и добавляет, - Танька с дочкой пока ко мне перебрались, пока все не уляжется.

- Да нет, - говорю я им, - насчет отдела по надзору не прокатит, бесполезно. Будут они что ли за вас впрягаться? Мы же для них не люди.

- Не скажи, Вовчик, тут дело даже не в Таньке, мусора знаешь как друг друга засирать любят, хлебом не корми, - кричит Лохматый весело.

- Ну и чё, даже если и так, Таньку то все равно до кучи повяжут, так что вряд ли, лучше и не дергаться, - говорю я уверенно.

Лохматый пожимает плечами и мы некоторое время молчим, затем он говорит мне: "Катай демид, Вовчик" и добавляет:

- Даа, вот и спекся Покойник, ништяк был чувак, с прибабахом правда. Но ему там лучше будет.

- Где это там? - спрашиваю я его удивленно.

- На небе, Вовчик, на небе. На пару с Арканом там куролесить будут, - отвечает Лохматый и громко хохочет.

Лягушка испуганно озирается на него: "Ты чё, Димок, тише".

Тот хохочет еще громче и насмеявшись говорит мне:

- Ты чё сидишь, Вовчик, ищи себе телегу, чё как не родной?

Я достаю череп со шкафа и нахожу себе телегу, долго чухаю ее кипяченкой и отдаю Лохматому. Процесс завершен и он начинает выбирать по телегам готовый, отбитый на димедроле, раствор.

Вдруг мы слышим стук в дверь, все напрягаются. Лохматый жестами показывает, чтобы мы сидели тихо. Через некоторое время из-за двери раздается "Мам, это я". Лохматый шумно выдыхает воздух и говорит Лягушке: "Иди, открой дочке". Та встает и идет открывать дверь. В квартиру входит молодая девчонка лет тринадцати- четырнадцати, высокая и худая, с длинными волосами и настороженным, из подлобья, взглядом волчонка. Она не здороваясь раздевается в прихожей и сразу же проходит в комнату. Лягушка возвращается на кухню и просит Лохматого:

- Димулька, давай потише, сам понимаешь - неудобно.

- Чего это она такая набыченная, - спрашивает Лохматый, продолжая вытягивать раствор.

- Поругались с утра с ней, прикинь, ушла вроде в школу, я выхожу через какое-то время в магазин, а она стоит у детского садика с подружками и курит - уроки прогуливают, - говорит Лягушка возмущенно, - я и накричала на нее.

- Правильно, детишек надо воспитывать, - говорит Лохматый солидно и добавляет, - качай жилу Вовчик.

Для меня его слова звучат как музыка, я не заставляю себя долго упрашивать. Лохматый, подобрав свои волосы, садится рядом со мной на корточки и вмазывает меня в указанное место. Раствор получился не слабый, вот только демида похоже многовато, мое горло перехватывает так, что я не могу вздохнуть. Но через минуту отпускает и я с наслаждением откидываюсь на спинку стула.

- Ну как, - спрашивает Лохматый, - прочухивая мою телегу.

- Ооо, ништяк, - говорю я ели-ели.

- То-то, - удовлетворенно констатирует он. - Балдей.

Он просит Лягушку вмазать себя и они долго чего-то там мурыжатся, а я, закурив сигарету, балдею по полной с закрытыми глазами. Лягушка уходит вмазываться в туалет.

Через какое-то время она возвращается на кухню и говорит:

- Давайте, пацаны, в комнату перебазируемся, я дочку накормлю, а то голодная девчонка.

Я нехотя встаю со стула и протягиваю руку Лохматому, помогая ему встать с пола. Он просит Лягушку сделать нам чай и мы идем в комнату.

Лохматовскую комнату не узнать; появились обои на стенках, диван, большое кресло и шкаф - стало тесновато, но вобщем-то уютно. На диване лежит Лягушкина дочка и смотрит какие-то мультфильмы по видику, она никак не реагирует на наше появление.

- Надюшка, - кричит ей Лохматый, - кончай фигней заниматься - такая большая, а все мультики смотрит, иди вон лучше на кухню, кушать.

Та без слов поднимается с дивана и окинув нас хмурым взглядом, идет на кухню. Лохматый ложится на ее место и впирается в телевизор, я сажусь на кресло.

Происходящее на экране действие не на шутку увлекает Лохматого, он шумно реагирует, взрываясь время от времени диким хохотом, хлопая себя рукою по ляжке и крича мне: "Видал, видал. Эх и ублюдки!" Я тоже некоторое время смотрю мультик, а потом мне надоедает, я закрываю глаза и начинаю наблюдать свое дыхание. Постепенно все внешнее отодвигается куда-то далеко на периферию, мое сознание заполняет блаженная пустота, которая становится все шире и шире. Мысли, как будто бы проникнувшись какой-то уважительной деликатностью, обходят мою бошку стороной, проявляясь лишь время от времени на доли секунды и тут же исчезая, не получив никакого внимания с моей стороны. Ощущение собственного тела пропадает напрочь, его как будто бы не существует вовсе - только пустота и душевный покой.

- Эй, Вовчик, прием! Хорош балдеть, чай бери, - выхватывает меня Лохматый из Нирваны. Я открываю глаза и вижу стоящую передо мной Лягушку с кружкой, она внимательно смотрит на меня, протягивает чай и говорит: - Ты чего, Вовчик, догнался чем-нибудь втихаря?

- Да нет, - отвечаю я ей слегка удивленно, - ханка просто по-доброму вставила, - вижу недоверие в глазах Лягушки и уже было порываюсь рассказать про Випассану, да обламываюсь, ясно понимая, что мои слова в лучшем случае вызовут недоумение, а скорее всего меня просто поднимут на смех и пошлют нафиг или еще куда подальше - как злостного туфтогона.

Через некоторое время в комнату заходит Лягушкина дочка и говорит: "Мам, я пойду погуляю?"

- Иди, но только не допоздна, - она поворачивается ко мне и говорит озабоченно, - столько всяких уродов развелось, боюсь дочку по вечерам на улицу выпускать, мало ли что! - и кричит вслед вышедшей в коридор дочке, - только возле дома и никаких сигарет, еще раз увижу, вообще на улицу не выйдешь!" Она встает и идет в коридор, закрыть за дочкой дверь.

До работы еще часа три и поэтому я не тороплюсь - идти мне все равно некуда.

- Курить здесь можно? - спрашиваю я Лохматого.

- Чё спрашиваешь, кури и мне тоже дай сигаретку. - Мы закуриваем. В комнату возвращается Лягушка и кричит недовольно:

- Дим, я же просила, не надо здесь курить.

- Ладно, ладно, не шуми, пошли, Вовчик, на кухню, видишь как тут все сложно теперь, - говорит он и проходя мимо Лягушки пускает ей в лицо струю дыма. Та в ответ пытается его стукнуть рукой, но он с хохотом уворачивается. Зайдя на кухню он громко говорит:

- Ну раз никто не хочет догоняться смывками, то придется опять дяде Диме травить свой организм, - и берет в руку кружку с вторяками.

- Ну ты наглый, - чуть ли не восхищенно говорит ему Лягушка, - может я тоже хочу догнаться!

- Может и хочешь, - говорит ей с ухмылкой Лохматый, - но догонюсь я.

Меня тут вообще в расчет не берут, что немного обидно - признается честно, я бы тоже не отказался догнаться. Можно, конечно, взять еще чек у Лягушки, но я решаю все-таки обломится, на сегодня пожалуй хватит. Лохматый начинает варить вторяки, а Лягушка, немного помявшись, говорит:

- Ну ладно, пацаны, пойду я, пройдусь немного. - Она быстро одевается и выходит из квартиры, я закрываю за ней дверь и возвращаюсь на кухню.

- Куда это она, - спрашиваю Лохматого.

- Ханку раскидывать, - отвечает он, не отрываясь от своего занятия, - она теперь на Пятак торговать ходит, с квартиры я не разрешаю - нафиг нужно хату палить.

- Тяжело теперь тебе наверное с ними, не напрягает? - спрашиваю я его с любопытством.

- Да ты чё, наоборот ништяк, - он поворачивается на секунду ко мне и улыбается, - прикинь, я теперь на полном обеспечении, во-первых, ханкой раскумаривает на халяву, жрачку покупает, по хозяйству шуршит, а еще я ее убалтываю хату ихнюю сдать, тогда вообще заживу - горя знать не буду. Правда она пока не ведется, но деваться ей некуда, один хрен в итоге по-моему будет!

Ну да, не слабый для него расклад получается, все как по нотам, закрадывается даже подозрение - не он ли тех мусоров безумных навел? Судя по тому, что я о нем знаю - вполне может быть, за ним не заржавеет! Тогда понятно чего это он речь завел про знакомого из отдела по надзору - перед Лягушкой понты кидал, искреннюю заботу разыгрывал. Ну и жук! Недаром про него Аркан говорил: "Крученый, как поросячий хрен".

- Ну а если ее мусора цепанут, что тогда? Куда дочку денешь?

- Не ссы, Вовчик, все продумано, - кричит он весело, - в деревню отправлю, к родственникам ихним. Ей там даже лучше будет, - и обернувшись добавляет, кивает на меня, - хоть рож ваших наркоманских видеть не будет, - и начинает угорать диким хохотом.

Ништяк, действительно все продумал, пожалуй может быть и сам потом Лягушку сдаст, чтобы за ее хату самому бабки получать. А может и нет - кто его хитрожопого знает!

Стук в дверь. Лохматый враз посерьезнев, жестом показывает мне, чтобы я сидел тихо, а сам быстро, но не суетясь понапрасну и не делая лишних движений, без шума складывает все причиндалы в пакет, к которому привязана тонкая веревочка. Он вывешивает пакет за окно, а конец веревочки сует мне в руку и говорит шепотом на ухо: "Если мусора, отпускай веревку " и идет открывать дверь: "Кто?" кричит он. Из-за двери раздается громкий шепот - "Это я Димок, Лёха". Лохматый поворачивается ко мне, поднимает указательный палец и качает головой.

- Вы ошиблись, тут такие не живут, - кричит он через дверь.

- Да это я, Лёха, из ночного клуба, ты чё Димок, - раздается из-за двери. Лохматый смотрит на меня и успокаивающе кивает головой, показывая жестами что все нормально. Я, на всякий случай, все-таки не вытаскиваю пакет.

Лохматый открывает дверь и в квартиру входят два каких-то кренделя.

- Ты чё, Димок, - говорит один из них, по моде прикинутый чувяк, с крашенными в белый цвет короткими волосами и несколькими кольцами в ухе, - своих не узнаешь?

- Свои все дома, - отвечает ему Лохматый весело, - здорово пацаны, зачем пожаловали?

- За радостью, - отвечает ему другой чувак, высокий и широкоплечий, с красивым лицом какого-то киногероя, - по чем она тут у вас?

- Для вас пацаны даром, - радушно кричит Лохматый.

Я достаю пакет с причиндалами, слегка удивляясь Лохматовской щедрости - опять видно какой-то умысел хитрожопый.

- Да чё даром, - говорит спокойно широкоплечий, - мы и заплатить можем - не бедные.

- Да вы чё, пацаны, обижаете, - Лохматый искренне, во всяком случае так кажется, оскорбляется, - я же не барыга какой-нибудь, западло это.

- Ну ладно, ладно, - быстренько проговаривает крашенный, - спасибо, Димок, мы твои должники.

"Это уж будьте уверенны", думаю я, Лохматый не из тех, кто долги забывает. Они раздеваются и проходят на кухню.

- Это Вовочка Негодяй, - кричит Лохматый и заметив гримасу на моем лице, поправляется, - Вовчик, для друзей он Вовчик.

Крашенный подскакивает ко мне, сует свою руку и называется "Лёха". Широкоплечий неторопливо подходит, внимательно на меня смотрит и говорит степенно "Герман".

Лохматый как фокусник, неизвестно откуда, достает три чека и начинает смазывать их на нож.

- А ты, Вовчик, не травишься что ли? - спрашивает меня Герман.

- Травлюсь, - и с интересом смотрю на Лохматого.

У того на долю секунды на лице появилось недовольное выражение, которое тут же сменилось широкой улыбкой.

- Ну мы вобщем-то только что вмазались, - говорит он, - но если хочешь, Вовчик, догонись.

Я про себя ухмыляюсь, вспоминая русскую народную поговорку: "На хитрый хрен с винтом, всегда найдется жопа с лабиринтом". Лохматый попался на собственную хитрозделаность - мелочь, но приятно. И хоть я не собирался больше сегодня вмазываться, против халявы устоять не могу.

- Можно, пожалуй, - говорю я чуть равнодушно, внутренне угорая над Лохматым. Тот с кислой мордой достает еще один чек и докидывает его в кружку. Начинается процесс варки. Мы сидим и курим, наблюдая за Лохматым - он звезда этого шоу.

- Вобщем, Димок, - говорит Герман после некоторой паузы, - поговорил я с братом, он берет тебя, можешь завтра вечером приходить. Паспорт только возьми и трудовую, если есть.

Лохматый поворачивается и с радостной мордой порывается что-то сказать, но Герман добавляет строго:

- Только предупреждаю сразу, мой брат - человек резкий, чуть что не так, сразу бьет в бубен. Так что смотри, будь осторожен.

- Да ты чё, Гера, я шифроваться буду как Штирлиц, никто и не догонит, что я ширяюсь.

- И еще учти, если у тебя там в гардеробе пропадет что-то, ты будешь отвечать. А насчет бабок все ништяк будет, зарплата хоть и маленькая, но зато чаевых поднимать будешь - мало не покажется.

- Все путево будет, не сомневайся, Гера, я тебя не подставлю, - кричит Лохматый радостно и добавляет, обращаясь ко мне:

- Меня Герыч к своему брату в ночник гардеробщиком устраивает, ништяк работка - непыльная.

- Классно, - говорю я, - а я тоже Димок на работу устроился, в фирму одну, ночным сторожем - тоже неплохая работенка.

- Ништяк, - говорит он и добавляет, - давай, Вовчик, демид раскатывай, а вы пацаны выбирайте себе телеги, вон на шкафу в черепе.

Я начинаю катать демид, а Лёха лезет за черепом.

- А вот интересно, кто это был, - говорит он, выбирая себе телегу.

- Дедушка мой, - говорит Лохматый очень серьезно и повернувшись к нам начинает угорать, увидев вытянувшееся от удивления лицо Лёхи.

Наконец все готово, Лохматый вытягивает готовый раствор по телегам и спрашивает:

- Ну чё, пацаны, кого первого вмазать?

- Меня не надо, я сам, - говорит Лёха и идет ширяться в туалет.

- Мне в кисть, - Герман сует Лохматому свою руку. Я жду своей очереди.

Лохматый, откинув свои космы, наклоняется над Германом и вмазывает его: "Балдей, Гера". Тот откидывается на спинку стула и у него отвисает челюсть, глаза закрываются. Лохматый начинает чухать его телегу и обернувшись, спрашивает: "Живой, Герыч?" "Ммм... да", - мычит тот. Лохматый кричит: " Эй, Лёха, ты как там?" "Зер гуд", - раздается из-за двери туалета.

- Щас, Вовчик, потерпи, сначала я вмажусь, я быстро, - говорит мне Лохматый. И действительно, он как-то на удивление удачно, с первого раза, попадает себе в вену и прогоняет раствор.

Несколько минут он сидит на полу с закрытыми глазами, пережимая пальцами пробоину. А затем встает, явно на полуавтомате, берет кружку и начинает варить смывки. Про меня он будто забыл.

- Димок, - кричу я ему, - ты вмажь меня-то, потом смывки сваришь!

Он трет рукой свое лицо и говорит мне: "Щас, щас, Вовчик, потерпи секунду". Все понятно, чувака переклинило, его теперь не дождешься, придется самому вмазываться. Я смотрю на Германа, тот потихоньку сползает со стула, из его открытого рта текут слюни. "Гера", - кричу я ему - ноль внимания. "Гера!", - никакой реакции. Я начинаю тормошить его, он не реагирует, залепляю ему две пощечины - нет контакта. Минут пять наверное я хлещу его со всей дури по физиономии, пока он наконец с трудом, медленно, не открывает глаза. Слава богу, очухался! Убедившись, что он будет жить, я начал было уже примериваться куда бы жмякнуться, но тут из туалета раздается грохот упавшего тела, я бегом туда, рывком открываю дверь и вижу мрачную картину: Лёха валяется на полу, лицо его темно-синего, почти черного цвета. Все понятно - заглотил язык.

Я бегу на кухню и кричу: - Димок, Димок, Лёха язык заглотил, сюда бегом, поможешь откачивать, - тот ноль внимания. Стоит спиной ко мне с кружкой и как ни в чем не бывало варит смывки, отбивая себе по ляжке свободной рукой какой-то ритм.

- Димок, чё глухой что ли, быстрей сюда!

- Щас, щас, - даже не повернувшись говорит он. Бесполезно - тяжелый случай. Делать нечего, придется одному откачивать. Я резво возвращаюсь в туалет, прислоняю Лёху к стене и пытаюсь разжать его зубы - не прокатывает. Тогда я начинаю со всей дури дуть ему в рот, его щеки раздуваются, вот-вот лопнут, а воздух не проходит. Картина трагичная и в тоже время комичная - чувак с ярко-белыми волосами и темно-фиолетовой мордой, с раздутыми до безобразия щеками.

Забыв все на свете - как и что надо делать в таких случаях, я в сердцах бью Лёхе открытой ладонью по морде и кричу Лохматому:

- Димок, Лёха загибается, бегом сюда! - Никакого движения. Выбегаю на кухню и хватаю Лохматого за руку, "Димок...". "Пошел в жопу", - кричит он раздраженно и вырывает свою руку. Я секунду смотрю в его бессмысленные глаза и оставляю в покое, хватаю со стола ложку и мчусь в туалет.

С трудом, но все-таки я вставляю Лёхе ложку между зубов и пользуясь ей как рычагом, чуть-чуть, еле-еле, разжимаю его зубы и подковыриваю язык, начинаю ритмично давить на грудину и дуть что есть мочи ему в рот. В бошке я уже обдумываю куда бы деть труп и еще мне обидно, что не дали спокойно вмазаться. Но вдруг, когда я уже было совсем отчаялся, он делает судорожный вдох и мало-помалу начинает дышать, рожа его прямо на глазах приобретает нормальный цвет. Слава богу завелся! Для верности, и не без удовольствия, я отвешиваю ему пару пощечин, он болезненно морщится и открывает глаза. Взгляд бессмысленный, кричит: "Чё... чё..., что случилось?"

- Случилось страшное, - говорю я ему весело, - ты опять живой.

Видя, что все нормально, я иду на кухню. Лохматый уже доварил, сидит на стуле и засыпает демид в самовар. Морда по-прежнему бессмысленная. Вот ведь уникум - взял, да и сварил смывки на автопилоте! Здоровые рефлексы у чувака! А еще мне приходит мысль, что если б я сразу вмазался, то в хате сейчас бы было два трупа. Может быть и нет, но скорее всего я вел бы себя как Лохматый - забил бы на все хрен!

На кухню покачиваясь заходит Лёха, с дурацким выражением на морде.

"Иногда они возвращаются", - думаю я. Он с жадностью смотрит на мою руку, в которой телега с раствором, трет руками свою морду и спрашивает меня: - А где мой раствор?

- Твой раствор у тебя по вене плавает, - говорю я ему.

- Как это? Я че, уже вмазался? - спрашивает он меня недоверчиво.

- Мало того, ты уже и отъехать успел, ели откачал тебя.

- Да ладно, ты гонишь, я никогда не отъезжаю, - кричит он убежденно.

- Ну тогда с почином, - поздравляю я его. Но он меня уже не слушает, пристально смотрит на Лохматого, который вытягивает готовый раствор в телегу.

- А что это? - спрашивает он меня, указывая пальцем на Лохматого.

- Смывки.

- Раскумаримся, Димок? - кричит он Лохматому.

- Да чем тут раскумариваться то, - вполне осмысленно говорит тот, поднимая голову, - тут и на одного мало.

Дальше я уже не слушаю, взглянув на Германа, который уже тоже понемногу приходит в себя, я выхожу из кухни - должен же я в конце концов вмазаться! Я захожу в комнату и сажусь на диван, вытягиваю из своих штанов ремень и перетягиваю им руку. В комнату входит Лёха и кричит мне: "Чего мучаешься, Вовчик, давай вмажу". Я секунду колеблюсь, а затем отдаю ему телегу. Он берет ее и садится передо мной на корточки, лихо, без всяких сомнений, втыкает мне иглу в вену и начинает гнать раствор. Прямо на глазах, у меня на руке вздувается шишка, боль неимоверная. Задул гад! Я кричу ему: "Дуешь, ты чё, офигел что ли!" - И вижу, что глаза у него закрыты. Он открывает глаза и смотрит на меня удивленно, будто не при делах. Я отбираю у него телегу со словами: "Иди ты нафиг, Лёха, сам вмажусь". Обиженный, он молча встает и плетется обратно на кухню. Вот чувырла! На моей правой руке огромная шишка, наверное с куб загнал под кожу!

Кое-как, с грехом пополам, я, наконец, вмазываюсь. То ли я перенервничал, то ли еще чего, но кроет не очень сильно, да что там говорить - откровенно слабо! Но состояние в принципе нормальное - жить можно. Посидев еще пару минут, я иду на кухню.

Там уже кипит чайник и все сидят живые и здоровые, почти вполне пришедшие в себя. Я беру йод, наматываю на спичку вату, закуриваю сигарету и сажусь на пол, прислонившись спиной к холодильнику. Начинаю рисовать йодом сеточку на своей шишке, расползающейся по руке все больше и больше.

- Чего же ты так не аккуратно, - спрашивает меня Лохматый с сочувствием.

- Да это не я, помогли по-братски, - я укоризненно смотрю на Лёху.

Тот не врубается - забыл уже видно.

- Сказал бы мне, я бы тебя вмазал нормально, - говорит Лохматый.

- Аха, ты бы вмазал. Лёха чуть коньки не отбросил, я звал тебя на помощь, так ты ноль внимания - смывки варил.

- Ты гонишь, Вовчик! Лёха мне как брат, если бы чего было, я тут же бы повелся! - кричит Лохматый, искренне возмущенный, ну или прикидывается таковым.

Ну и ладно, хрен с тобой, чего уж теперь выяснять и я ничего не отвечаю.

В дверь кто-то стучит и Лохматый, на этот раз ничего не пряча, спокойно идет открывать. В квартиру заходит Лягушкина дочка и увидев кучу мужиков на кухне, быстро разувается и бочком прошмыгивает в комнату.

- Кто это? - с интересом спрашивает Лёха.

- Да так, дочка моей подруги, - говорит Лохматый пожимая плечами.

- Симпатичная, - кричит Лёха. Он идет в коридор, вытаскивает из своей куртки шоколадку и заходит в комнату. Через пару минут он возвращается со счастливой улыбкой и говорит:

- Люблю дарить шоколадки молоденьким девчонкам.

- Ну ты, педофил хренов, даже и не думай, - говорит ему Лохматый строго.

- А я чё, я ничего, я по-доброму.

- Пора двигать, Лёха, - впервые за долгое время произносит Герман, - давай вставай и пошли.

Да и мне тоже пора, до работы остался час с небольшим, так что можно уже не торопясь стартовать. Я встаю с пола и мы всей толпой выходим в коридор. Герман напоследок напоминает Лохматому, что бы тот пришел с документами завтра вечером к ним в клуб, мы прощаемся и выходим из квартиры. Уже в лифте Лёха спрашивает меня, чуть помявшись:

- А чё, Вовчик, я в натуре что ли отъехал? Чё прям мертвый уже был?

- Мертвее не бывает, - говорю я ему и ухмыляюсь, - если конечно не прикидывался.

Лёха нечего мне на это не говорит, лишь качает головой. Германа видно до сих пор неслабо прет - вид какой-то отсутствующий.

На выходе из подъезда Герман указывает на стоящую неподалеку машину и говорит: "Мы на машине, может подвезти тебя, Вовчик?" Мне хочется пройтись пешком, да и не тороплюсь я, поэтому отказываюсь. Герман пожимает плечами, мы прощаемся и они идут к машине. Я отхожу уже на какое-то расстояние, когда меня окликает Лёха, я поворачиваюсь и он кричит мне "Спасибо, Вовчик!". Я махаю рукой мол "фигня делов-то", поворачиваюсь и не спеша плетусь дальше.

На работу я прихожу вовремя. Уборщица уже как раз домыла все, она порывается побазарить со мной, но мне это как-то не в кайф, хочется чтобы она побыстрей свалила и оставила меня одного. Но тетка настырная, так и норовит влезть ко мне в душу. Наконец она обламывается, закрывает в шкаф свои щетки-метелки и сваливает из офиса. Я остаюсь один. Закрываю все, что можно и выключаю свет там, где нужно - вот и вся моя работа. Дальше уже по личному распорядку, у меня есть три варианта; либо на диван и на массу, либо в каптерку охранников к телевизору, либо на мягкое, роскошное кожаное кресло в вестибюле - наслаждаться Випассаной. Спать мне не хочется, да и при всем желании не получится, телик смотреть тоже как-то не очень тянет. Выбираю мягкое кресло и древнюю буддовскую практику, с помощью которой, я это точно знаю, когда-нибудь выберусь из болота - если конечно раньше не помру.

Как-то незаметно отрубавшись среди ночи, все в том же кожаном кресле, я просыпаюсь с утра от настойчивых звонков в дверь, смотрю на настенные часы и офигеваю - уже полчаса, как меня должен сменить утренний охранник. Я рывком вскакиваю с кресла и мчусь к двери, по ходу действия растирая свою морду руками. Предварительно глянув в глазок, открываю дверь, перед которой стоит мой сменщик с недовольной физиономией.

- Ничего что разбудил Вас, - спрашивает он меня ехидно, - у меня уже рука устала на звонок давить!

- Извини, Коля, - говорю я смущенно, - чего-то я вырубился под утро.

- Ладно, бывает, - говорит он мне великодушно, проходит в помещение и жмет мою руку. Мы перекидываемся с ним несколькими фразами, я по быстрому собираюсь и сваливаю из конторы.

Перво-наперво нужны сигареты, а уж потом я буду решать, куда мне собственно идти, потому как по известным причинам домой я теперь не ходок, во всяком случае не сегодня. Я дохожу до ближайшего ларька, беру сигареты и бутылку пива и не спеша двигаю в сторону парка, где накануне мы встретились с Веркой.

Накрапывает мелкий дождь, но это меня не обламывает, я люблю дождь, не ливень конечно, а вот такой, освежающий и негеморройный, гуманный осенний дождик. Чего нельзя сказать о попадающихся мне на встречу, спешащих на работу, людях. Почти у всех такие лица, что можно подумать круче горя с ними никогда в жизни не случалось. А может им просто в лом идти на работу? Хотя любого из них спроси, ценнее качества чем трудолюбие не назовут. Лично мне само это понятие кажется дурацко-инфантильным, мало того, пафосно-лицемерным. Ведь если прикинуть, то что за фигня такая "трудолюбие"? Если "любие", то труд тут не причем, тогда это радость, хобби, то, делание чего доставляет удовольствие. Если же "трудо", то тогда любовь тут не причем - пусть плюнет в меня тот, кто считает любовь трудом! Хотя наверное есть и такие извращенцы. Некто Иисус в свое время любил говаривать, что "Бог - это любовь". И кто же эта удивительно вредная личность, которая сбила в одно слово два совершенно разных понятия?! Возможно это был тип, известный в некоторых кругах как сатана. Есть над чем чесать репу разным теологам, а то занимаются всякой фигней, когда под носом у них такой беспредел процветает! Трудолюбие!!! Ну можно, допустим, любить плоды труда - это я еще могу понять, но сам по себе труд - то есть то, что трудно? Получается что "трудолюбие" - чисто мазохисткая заточка. Видимо поэтому оно меня никогда не привлекало - с моей то здоровой психикой! А сколько еще всего такого, что при подробном рассмотрении оказывается полной лажей - тьма просто!

Поэтому-то мы и предпочитаем не загоняться и принимаем все за чистую монету, так вроде как проще - в полусонном состоянии, без всяких геморройных сомнений. Но в этом полусонном состоянии нам, как последним лохам, втюхивают какие-то непонятные "ценности", которые мы проглатываем целиком, не пережевывая. А потом почему то страдаем несварением и запором и лечим их единственным известным нам способом - всякого рода возбуждающими стимуляторами "возбудилками", одни из которых мы считаем вредными, другие чуть менее, а большинство же хаваем с удовольствием, совершенно не догоняя их природу и чего творим. В итоге к старости дряхлеет не только тело, но и мозги тоже и не удивительно - а почему должно быть иначе, если мы в основном используем их на сложение и вычитание? Вот они в итоге и деградируют.

И вот до боли знакомая всем старым людям картина - жизнь пролетела как сон, вроде и не жили, а уже умирать пора! И нефиг удивляться - меньше спать надо было.

Чего-то я с утра злобен не на шутку, от того видно, что идти мне некуда и я вынужден, как какой-то романтик недоделанный, торчать на скамейке в волшебном осеннем парке, с пивом в правой руке и сигаретой в левой. А может это оттого, что я мало-помалу начинаю чувствовать приближение расплаты за вчерашнюю связь с опием - начинаю понемногу кумарить.

Я допиваю пиво, сижу еще некоторое время, а потом встаю и медленно плетусь куда глаза глядят, так и не решив чего делать и куда податься. Мой организм расколот на две части, одна очень хочет вмазаться, а другая кричит ей "хрен тебе". Борьба происходит нешуточная и я с интересом наблюдаю за ходом поединка. Наконец, по сложившейся традиции, побеждает первая, выкинув под концовку решающий козырь - "не торчать же весь день на улице". Я успокаиваю проигравшую половину тем, что уж завтра-то я точно что-нибудь придумаю... и иду к Пиджаку.

Я долго стучусь к нему, но никто не отвечает, потом еще минут сорок сижу на лавочке перед его подъездом в надежде что либо он, либо его дочка появятся, но напрасно. Наконец обламываюсь и иду к Лохматому. Я настолько уже накрутил в себе желание вмазаться, что трудно с него сорваться, да и голова начала болеть и немного подтряхивает - поэтому нужно обязательно найти ханку.

У Лохматого меня тоже ожидает облом, никого нет дома. Да что за фигня такая, какой-то день сегодня заподляцкий! Наверное минут двадцать я торчу у подъезда, но тоже бесполезно. Я уже было собрался уходить, как вижу Лягушкину дочку, подхожу к ней, здороваюсь и спрашиваю насчет Лохматого и Лягушки. Как-то неприветливо, сквозь зубы, она говорит мне, что они уехали в Дубовку и вернуться видимо часа через два, не меньше. Вот так новость! Два часа, да и то, кто знает, может быть и больше - столько я не выдержу. Головная боль набирает обороты, все больше и больше, меня уже довольно основательно колотит. Я решаю пойти к Верке, может она чего-нибудь придумает, хотя шансов что она откроет мне дверь маловато - дрыхнет наверное после ударной трудовой вахты.

По дороге к Верке, я вдруг вижу радостную для себя картину, на встречу мне чешет чудо по имени Мосел - чувак лет эдак под пятьдесят с редкими волосиками на голове и мордой классического вурдалака, одет он в какое-то задрипанное, короткое пальтишко с большим стоячим воротником, на нем узенькие брючки заправленные в полусапожки желтого цвета, явно женские. Подходя ко мне он широко улыбается, обнажая беззубый рот.

- Привет, Саня, рад тебя видеть, - кричу я ему совершенно искренне.

- Здорово, Вовчик, давненько тебя не видно было. Перекумарил что ли? - спрашивает он с интересом, потому что у нас, у наркош, если кто-то надолго пропадает из поля зрения, то он, как правило, либо умер, либо посадили, либо перекумарил - последнее случается крайне редко и вызывает повышенный интерес и зависть коллег.

Мы же с Мослом не виделись уже наверное год как, потому что у меня тактика такая - почаще менять декорации.

- Ну да, так только, раз другой в месяц ширнусь, когда в охотку, - гоню я ему, не удержавшись от того, чтобы не рисануться.

- Молодец, - говорит он уважительно, - а я вот плюнул на это еще лет пять назад, как с тюрьмы последний раз откинулся, да у меня уже и не получится - годы не те. Ну а здесь то какими судьбами?

- Да так, от пацана одного иду. А ты куда направляешься?

- Я к Горгазу за чеком, - отвечает Мосел, - а что?

- Да так, ничего, - и добавляю равнодушно, - а что у Горгаза ханка то хоть нормальная?

- Да ничего. Пацаны с утра брали - хвалят, - отвечает он и я по глазам вижу, что не очень то верит в мою версию насчет перекумаровки.

Я делаю вид что чего-то обдумываю, он стоит и с интересом смотрит на меня. Наконец я решаю, что пора заканчивать рисоваться и говорю ему:

- Может и мне чек возьмешь?

- Возьму, чего не взять, давай бабки.

Я даю ему деньги и мы идем к Горгазовскому дому. Недалеко от нужного нам подъезда, он говорит мне чтобы я ждал его, а сам идет брать ханку. Я захожу в стоящий неподалеку магазин, покупаю себе бутылку пива и начинаю ждать Мосла. Минут через десять он выходит из подъезда и идет к своему дому, я следую за ним на некотором расстоянии, так, на всякий случай, по старой памяти я в курсе что здесь менты иногда устраивают облавы.

Догоняю Мосла у его подъезда и он говорит мне:

- Ты пока поднимайся ко мне на пятый, а я к Морозу зайду, демида у его мамки возьму.

Я поднимаюсь на пятый этаж и через пару минут подтягивается Мосел, мы входим в его квартиру.

- Проходи, - говорит он мне, - сейчас Мороз еще подойдет, димедрол с кислым притащит.

Я раздеваюсь, надеваю какие-то задроченные тапки и прохожу в хату. Давненько я тут не был! В последний мой приход здесь было почище, у него тогда еще младший брат только-только откинулся - тоже в своем роде уникальный персонаж; из сорока с небольшим своей жизни, он на свободе был от силы лет семнадцать, как в первый раз попал на малолетку пятнадцатилетним пацаном, с тех пор и мотал сроки по всей стране, изредка выходя на свободу и опять садясь через два-три месяца.

- А где народ весь твой, мать, брательник?

- Старуха умерла два месяца назад, а брата опять посадили, в этот раз он правда долго гулял, почти семь месяцев! - говорит Мосел, раскладывая причиндалы на столе.

- И сколько ему теперь дали?

- Шесть. Глянь, Вовчик, какие чеки жирные!

Я подхожу к нему и смотрю, чеки действительно солидные, не то что Пиджаковские.

В дверь стучатся и Мосел говорит мне чтобы я открыл, мол это Мороз. Я открываю дверь и впускаю его в квартиру.

Мороз, судя по виду, наверное ровесник Мосла, ну или не много помладше. Я уже встречался с ним раньше, одно время даже бывало зависал у него, если Мосла небывало дома или когда у того был брат - чтобы не делится с ним ханкой. Мороз здоровается со мной, как будто мы только накануне расстались. Сколько его знаю, у него всегда на лице недовольное выражение, как будто бы его чем-то неслабо обидели. Он тоже, как и Мосел, чуть ли не полжизни провел в тюрьме, причем первый свой срок за убийство и как он мне рассказывал, ширятся начал только под конец своего первого срока.

Хотя внешности он тщедушной и кажется не опасным, я знаю что это не так, в минуты сильного раздражения, а с ним они случаются время от времени, он всегда норовит схватится за нож. Но когда раскумаренный - добрейшей души человек. Главное ничем не корябать его, какое-то на редкость строгое, чувство справедливости.

Мы проходим с ним на кухню, где уже вовсю идет процесс варки.

- Как поживаешь, Вовчик, рассказывай чего новенького, - кричит мне Мосел.

- Да ну как, живу пока, работаю.

- Чё за работа? - спрашивает Мороз без особого интереса.

- Сторожем ночным в конторе одной.

- Чё у вас там, стащить чего-нибудь можно? - спрашивает Мосел.

- Меня разве что, - отвечаю я ему со смехом, - все остальное дешевка, так, скрепки-кнопки.

- Нуу, тогда не интересно, - говорит Мосел.

- А что делать, жить то на что-то надо, - говорю я, - а еще мамка моя меня из дома выгнала, стуканули ей что ширяюсь. Так что бичую теперь.

- Если хочешь, можешь у меня тормознуться, - говорит Мосел, - места полно теперь.

- Спасибо, может так и сделаю. - Вобщем-то чем не вариант, хотя конечно есть и минусы - ширяться придется ежедневно, иначе не получится, а еще Мосла раскумаривать, моей хилой зарплаты на это точно не хватит, но иногда, время от времени, если уж совсем припрет - то можно.

- А у вас тут что новенького? - спрашиваю я их.

- Да тут все та же фигня, кругом одни наркоманы да мусора, - кричит Мороз с брезгливой мордой, - а еще дохнут все по черному, что не неделя, то новый покойник.

- А что так?

- Что-что, из-за героина этого сранного, понавезли черножопые этой отравы, вот все и дохнут как мухи, молодежь в основном, - Мороз искренне возмущен, - Лично мне героин этот и на хрен не упал.

- Ну да, - вставляет Мосел ехидно, - тебе бы соников, да побольше.

- А если даже и так, то кому какое собачье дело! - кричит Мороз с вызовом.

- Ладно, ладно, Мороз, не заводись, - успокаивает его Мосел и добавляет, - В натуре беда какая-то творится в последнее время. Почти всех позакрывали, кто ханкой торговал, на днях вон к Манасу какие-то черти нагрянули, хрен поймешь, толи мусора, толи еще кто, морду ему набили, ногами попинали и всю ханку забрали, грамм двадцать там было. Прикинь! А сразу же после них к нему какой-то чувак пришел с ментовской ксивой и предложил от него герычем торговать - у Манаса то место прикормленное! То ли в натуре мент, то ли залетный какой, хрен догонишь. Вобщем, Вовчик, беспредел какой-то творится. Я уж не говорю про кислый, того вообще последнее время не стало, полдня надо бегать чтобы найти.

- Да везде, куда ни глянь беспредел, не только с ширевом, а вообще со всем. Дали волю всяким чертям - фуфлыжникам, никто по понятиям жить не хочет! - с яростью кричит Мороз, аж щеки его начинают трястись.

- Катай димедрол пока, Вовчик, - говорит мне Мосел и продолжает, - вот что, скажи мне, молодежь нашла в этом героине? - Я пожимаю плечами и он продолжает:

- Вот и я не понимаю, ведь говно же, ни кайф прочувствовать ни пообщаться толком, я вот раз попробовал, угостили, дерьмо откровенное - либо недобор, либо перебор, и никакой радости. То ли дело раньше было, - продолжает он потеплевшим голосом, - Помнишь, Мороз? Вокруг города целые плантации мака росли, бошки с кулак, бывало в сезон наберешь несколько мешков соломы, а потом до следующего урожая горя не знаешь. А, Мороз?!

- Даа, были времена, - подхватывает тот с удовольствием, - бывало с утреца пару ложек схаваешь и на работу, еще и с собой возьмешь, пацанов угостить, никто не жался - всем хватало, да и вообще житуха была - живи не горюй, не то что при этих демократах сраных. Да что говорить, тогда даже среди ментов правильные попадались, не то что нынешние - молокососы беспредельщики. Вот недавно, например, выхожу я значит от Горгаза с чеком, во рту его держу, на всякий случай, глядь, догоняет меня один такой, из нынешних, молодой да ранний, кричит мне: "Стоять", и все такое, как собаке. Я чек то конечно проглотил сразу и говорю ему по мирному: "Я ж тебе в отцы гожусь, что ж ты так грубо-то", а он прикиньте, кричит мне: "Ты дядя лучше заткнись, пока по морде не получил" и давай меня шмонать, естественно ничего не нашел, я ему и говорю: "Ты же начальник молодой еще, по умней бы тебе, повежливей, а то, неровен час, не дай бог конечно, старым и быть не придется".

- И что он тебе, по морде дал? - спрашиваю я с интересом.

- По морде не дал, еще не хватало, но матом обложил, - отвечает Мороз спокойно, - Вот такие они теперь и так везде. Куда страна катится!? Хана стране, угробят ее черти эти.

- На, стучи, - говорит мне Мосел, протягивая самовар с раствором.

Я энергично колочу им себе по коленке, а затем отдаю его обратно Мослу, он слегка остужает раствор и говорит мне:

- Телеги у тебя конечно нет? - я мотаю головой, - Возьми вон в коробке какую-нибудь, только чухни получше.

Я выбираю себе телегу поприличней, хотя конечно на вид они все какие-то занюханные. Но что делать? И хотя все уши оттоптаны разговорами про СПИД и всякую другую дрянь, выбирать не приходиться. Тщательно чухаю телегу и отдаю ее Мослу, тот вытягивает в нее раствор со словами "Пошли в комнате вмажемся, там удобнее". Мы идем в комнату.

Я сажусь в старое обшарпанное кресло со следами многочисленных сигаретных ожогов на подлокотниках, в комнате вообще все старое и обшарпанное - полная антисанитария. Но меня это мало сейчас волнует, приближается момент о котором я мечтал с самого утра.

- Куда тебя, - спрашивает Мосел.

- В наколку Саня, как обычно.

- А у тебя дозняк то скинут наверное, не отъедишь?

- Да нет Саня, все нормально, коли, - тороплю я его нетерпеливо.

- Ну смотри, - и аккуратно, чувствуется старая школа, вводит иглу мне в вену, дуя на нее. Медленно прогоняет раствор. Я зажимаю пальцами прокол и в блаженстве откидываюсь в кресле. Да, враг у меня достойный, шапками ханку не закидаешь, уж очень ее радостно организм принимает!

Через некоторое время я закуриваю сигарету и дым теплой, нежной струей окутывает мои внутренности.

Мосел уже тоже вмазался, сидит на своей грязной постели с закрытыми глазами и пережимает свой пах.

Минут десять мы сидим молча, каждый прется по-своему. Лично я, как обычно, это стало уже для меня доброй традицией, наблюдаю свое дыхание. Так бы и сидел до самой своей концовки, но тут Мороз встает со своего стула и говорит:

- Ладно бродяги, пойду я, - Мосел встает и идет его провожать.

Закрыв за Морозом дверь, он возвращается в комнату:

- Ну как ты, Вовчик?

- Отлично, Саня. А ты как?

- Нормально, - отвечает он, - хорошая ханка у Горгаза, он тут наверное единственный приличный барыга остался, остальные таким говном торгуют!

- А ты, Сань, давно травишься? - спрашиваю я его через некоторое время.

- Давненько, с первой отсидки, мне тогда лет двадцать пять было. А до этого даже не курил. Спортом вовсю занимался, футболистом был, даже одно время за областную сборную выступал - кандидат в мастера спорта, - говорит он мне тихим голосом.

- А потом что случилось?

- А потом все накрылось. Я только-только женился, вот-вот должен был квартиру получить, но не сраслось. Набухались мы как-то с пацанами в ресторане и повздорили с какими-то чертями, в итоге двое из них в больнице оказались, а меня и еще одного моего друга закрыли, меня на пять, а его на четыре года. В тюрьме я и пристрастился к зелью. Когда вышел жена уже с другим жила, да это и понятно - кто же пять лет ждать будет. Ну а потом пошло-поехало, очередной срок, только вышел и опять сел. Такие вот дела. Ну а ты, давно торчишь?

- С армии, уже считай лет семь наверное, но я время от времени перерывы делаю, чтобы плотно не подсаживаться.

- Ну а совсем спрыгнуть слабо? - спрашивает он меня и закуривает.

- Пока не получается, но что-то мне подсказывает что когда-нибудь так и будет, - говорю я ему уверенно.

- Дай то бог, пока молодой это еще можно, а потом поздно будет. Спрыгнешь, заведешь семью и заживешь как нормальный человек.

- А что, думаешь эти самые нормальные люди с заведенной семьей, ты что думаешь, они на много лучше нас живут? - говорю я с сомнением, - ты посмотри на их жизнь повнимательней, какая в ней радость?

- А должна быть радость всегда? Нужно ведь еще и на жизнь зарабатывать, детей воспитывать. Это как?

- Ну так тем более, как же можно воспитывать ребенка, если родители не в радости живут? Уж лучше тогда и не заводить совсем, а то ведь в итоге такие как мы получаются. А насчет зарабатывания на жизнь, это вообще классическая отмазка, мол "некогда мне с ребенком возиться, надо на жизнь зарабатывать" - нафиг нужно такое зарабатывание!? Ребенку не нужны игрушки за немеренные бабки и шмотки какие-нибудь супермодные его тоже не интересуют, ему насрать на это. Единственное что ему нужно - это любовь родителей и их внимание, - тема меня что-то распалила не на шутку, я перевожу дыхание и закуриваю сигарету.

- Ладно, Вовчик, чего ты так разошелся, нам то что до этого? - говорит Мосел, обнажая в улыбке свой беззубый рот.

- Не скажи Саня, лично меня эта тема сильно торкает. Я вообще считаю, что родить ребенка - самое ответственное и самое сложное дело, всякие ракеты в космос запускать - фигня по сравнению с этим. А то ведь плодят несчастных людей, а потом удивляются, чего это мы живем в таком геморройном мире. Любой придурок у которого мозгов с гулькин хрен и который сам толком не въезжает что такое жизнь и нафига он живет, норовит запустить нового человека в мир, как хоккейную шайбу, чтоб по нему потом лупили со всех сторон. Лично я, на себе, решил остановить эту порочную традицию, - добавляю я высокопарно, состроив соответствующую рожу, - у меня детей не будет, во всяком случае пока я досконально не выясню, кто я такой и что здесь делаю.

- Ну ты даешь, - говорит Мосел со смехом, - а если все так решат, то все, хана земле.

- Ну насчет этого ты не волнуйся, во-первых, земля и без людей очень даже неплохо жить будет, а во-вторых, такого не случится никогда, это же испокон веков у людей любимое занятие - детей рожать. Причем делается это очень часто по самым что ни на есть дурацким причинам; в нищих странах потому, что это единственное развлечение, в странах побогаче потому, что положено так и чтоб было кому мозги парить. А еще есть такая причина - "Чтоб было кому стакан воды в старости поднести". Прикинь! Еще бывает - "Случайно", "Просто так", "А почему бы и нет?". Короче цирк сплошной, так что не волнуйся насчет этого. Да и потом, этого попы, политики да барыги не допустят - кто же будет в церкви ходить, воевать и всякие разные стимуляторы покупать?!

- Ладно, пойду я чайник поставлю, - говорит Мосел после некоторой паузы и добавляет с улыбкой, выходя из комнаты, - ты, Вовчик, какой-то нигилист просто-напросто, - и уходит.

Ну ни фига себе, я нигилист? А может и так, мне пофиг как это называется - просто я так вижу. Я закрываю глаза и пытаюсь вернуться к наблюдению за дыханием, но не получается, в бошке как заведенный, продолжается гневный монолог.

Мосел возвращается в комнату, садится на свою зачуханную кровать и закуривает сигарету.

- Тебе бы надо с Морозом по этой теме схлестнуться, он тоже любитель насчет этого побазарить.

- А ты думаешь я любитель что ли? Мне наоборот эта тема не нравится - уж больно печальная. Это я так, просто, сам не знаю почему, - я достаю сигарету и закуриваю, потом, через пару минут спрашиваю его:

- А чего ты над Морозом прикалывался насчет соников, он разве уважает это дело?

- Еще как! Особенно последнее время. Он и сейчас наверное ими догнался.

- После ханки, да еще и сониками, запросто можно ласты откинуть!

- Еще бы! Когда-нибудь так и случится, - говорит уверенно Мосел, - он и сам это знает - не маленький. Но ему пофиг, он свое уже отжил, да и я тоже. Какая хрен разница - год раньше, год позже. А?

- Да вообще то никакой, все помрем в итоге.

- То-то и оно, - Мосел встает и идет за чаем.

Через некоторое время он возвращается с двумя стаканами чая и начинает рассказывать мне прикольную историю про одного типа, которого я тоже знаю. Крендель этот как то ширялся в незнакомой компании, ну и отъехал, как это частенько случается, но отъехал он на этот раз как-то уж больно убедительно, даже пульс не прощупывался. Присутствующие при этом долго мозги себе не парили и дождавшись середины ночи, вынесли труп, как они думали и выкинули его на помойку, засунули в контейнер с мусором. Утром этот персонаж очнулся от истошного визга, переходящего в какой-то хрип и похрюкивание. Ни во что не въезжая, он с трудом начал вылезать из контейнера и чуть сам, по-настоящему, не умер от испуга, увидев сидящую перед ним на жопе толстую старую тетку с выпученными глазами и вставшими дыбом седыми волосами, которая выдавала какие-то не человеческие звуки. Как оказалась, это была местная дворничиха, которая как положено вышла на свою трудовую вахту в этот предрассветный час.

Мы долго угораем над этой историей и мне самому вспоминается чем-то похожий случай, произошедший с одним моим товарищем, ныне покойным. Дело было так: мой товарищ ширялся в компании своих друзей и тоже отъехал. Так как рядом были друзья, а не незнакомые люди и к тому же никто еще не успел вмазаться, его начали усиленно откачивать, долго мурыжились, но все бесполезно, мой товарищ продолжал находится в полной отключке, не проявляя никаких признаков жизни. Его друзья, в благородном порыве, вызвали скорую, хотя тем самым они шли на реальный риск спалить хату. Скорая забрала моего товарища и увезла в больницу, а его друзья имели потом серьезные проблемы, но что стоят какие-то проблемы по сравнению с жизнью друга! Через некоторое время, полные сознанием своего благородства, они пришли в больницу навестить друга и выслушать от него слова благодарности. Каково же было их изумление, когда мой товарищ встретил их отборным матом. Нескоро успокоившись, он наконец объяснил им, что все это время, пока они его откачивали, он был в полном сознании и его перло так круто, что не было не малейшего желания реагировать на их дурацкую активность. И даже когда они стали вызывать скорую и потом, когда та приехала, мой товарищ не мог, да и не хотел прервать свой волшебный полет, про себя лишь сетуя, что у него друзья - такие придурки.

Мосел ржет широко разинув свой беззубый рот и порывается рассказать мне еще какую-то историю, но тут слышится стук в дверь. Он встает и с веселой мордой идет открывать дверь.

В комнату заходят два каких то чувака, явно уркаганской наружности. Я их не знаю и у меня нет никакого желания с ними общаться, да и пора мне. Я встаю и иду на кухню, где Мосел уже смазывает на нож принесенные этими личностями чеки.

- Пойду я, пожалуй, - говорю я ему. Он отрывается от своего занятия и говорит:

- Пойдешь, ну ладно. Давай я за тобой дверь закрою.

Мы идем в коридор, я одеваюсь и выхожу из квартиры. Уже на лестничной площадке он говорит мне:

- Ну ты, Вовчик, забегай и пожить у меня можешь если что. Ладно давай, не болей. - Он заходит в квартиру и закрывает за собой дверь.

Я выхожу из подъезда и закуриваю. Куда бы теперь податься? Некоторое время думаю, а затем решаю пойти к Верке, не вмазываться, а так просто - пообщаться.

Верки почему-то не оказывается дома, а может спит крепко, но в любом случае, дверь мне никто не открывает. Но сейчас уже не то, что было утром и поэтому облом меня не сильно огорчает. Проблема все та же - куда бы податься? До работы еще куча времени и мне в голову приходит интересная мысль, навестить Аркашиного двоюродного брата Женьку, которого я последний раз видел в день похорон. Эта идея мне очень нравится и я, все также не спеша, иду на автобусную остановку, ехать мне предстоит чуть ли не через весь город.

Минут через десять я уже сижу в автобусе и занимаюсь своим обычным делом - сижу с закрытыми глазами и наблюдаю дыхание. Сидя на мягком сидении, почти недоступный для всяких геморройных мыслей, я наслаждаюсь процессом, пока, минут через сорок после старта, автобус не привозит меня на нужную остановку.

Дверь открывает Женькина подруга, я здороваюсь с ней и спрашиваю дома ли хозяин. Она как-то без особой радости кивает в сторону кухни со словами "Там он, заседает". Что это такое, я не понимаю, но раздеваюсь и прохожу на кухню.

Женька сидит за столом, перед ним бутылка водки и какая-то закуска, судя по его виду, он уже основательно датый.

- О, Вовчик, как ты кстати! - кричит он мне, встает из-за стола и с чувством жмет мою руку, - давай присаживайся, как я рад тебя видеть! - он без лишних вопросов наливает рюмку и сует ее мне в руку, - давай за встречу.

Один только вид водки вызывает во мне отвращение, но делать нечего, я чокаюсь с ним и с перекособоченной мордой, выпиваю. Минуту наверное, я борюсь с тошнотой, а затем, наконец, организм кое-как принимает пойло.

- Ты что же, в одну харю пьянствуешь? - спрашиваю я его.

- Да, приходится. Равиль еще был, да эта, - он кивает в сторону коридора, - наехала на него, он обиделся и ушел.

- Как поживаешь-то, Женька, давненько не виделись.

- Да у меня все по-старому, - отвечает он мне, - ты то как? Торчишь все? - он указывает вилкой с огурцом на свою руку.

- Бывает время от времени.

- Ну это напрасно, вот лучше бы беленькой расслаблялся, как все нормальные люди, - говорит он и наливает мне рюмку.

- Подожди, Жень, не гони, у меня еще первая не улеглась толком. Как тогда, родители Аркашины не обиделись на меня?

- Да нет, все нормально. Вобщем похоронили мы Аркашу. Давай его помянем.

Мы выпиваем и некоторое время молчим. Вторая рюмка пошла уже ловчее, чувствую как по всему телу разливается приятное тепло

- А ты в курсе, Жень, что Покойник тоже умер?

- Да ты чё! А от чего? Хотя постой, не говори, понятно от чего. Я прав? - спрашивает он меня. Я киваю головой, не желая почему-то рассказывать про свою версию случившегося.

- Вот видишь, водка вернее, тоже плохо, но все-таки получше. Хотя дело конечно хозяйское, помнишь как Аркаша говорил: "Каждый дрочит как он хочет". Вот и додрочился. Ну ладно, давай и Покойника помянем, хороший пацан был. - Он разливает водку и мы, не чокаясь, выпиваем.

- Ладно, - говорит Женька, - завязываем о грустном. Давай рассказывай, чего у тебя новенького в жизни.

- Чего новенького? Ну на работу я устроился, сторожем ночным в контору одну, а еще меня из дома выгнали, Покойникова мать стуканула моим что я ширяюсь.

- Вот сука! - кричит Женька возмущенно, - вот же люди какие вредные бывают. Ну нафига ей это было надо спрашивается?

- Не знаю. Приперлась бухая ко мне домой, да и выложила все, еще и от себя какую-то фигню добавила, мол это я злодей главный, хожу и всех на ширево подсаживаю.

- Бабы! Вреднющий народ, - кричит Женька убежденно и переходя на полушепот, добавляет, - меня моя уже так достала, видеть ее не хочу, - и уже совсем шепотом говорит, - прикинь, я уже и трахаться с ней не могу - неприятно. Ну так ты как теперь, где живешь то? - продолжает он нормальным голосом.

- Пока нигде, еще не определился, сейчас я пока на работе каждую ночь - вроде нормально, днем то по любому куда-нибудь приткнутся можно, но скоро мне сменщика найдут, тогда будет хуже, даже и не знаю что придумать.

- Ну у меня тут, Вовчик, война, эта, - он кивает головой в сторону коридора, - целыми днями наезжает, да еще дочь ее тоже начала гонор показывать, у мамки видно научилась, сам стараюсь тут пореже бывать. Ну если уж совсем туго будет, тогда пожалуй можно, квартира то моя в конце концов!

- Да нет, Жень, я что-нибудь придумаю, спасибо конечно, - торчать у Женьки, когда тут такая ситуация - уж совсем последний вариант!

- Давай, Вовчик, накатим, - он разливает водку по рюмкам. - За то, чтобы у тебя все срослось

Мы выпиваем и закусываем. Я уже слегка бузой, мысли путаются, но состояние вобщем то хорошее.

- Слушай, - кричит Женька возбужденно, - я придумал! Короче я недавно Простого встретил, он кричал что на днях должен на Север поехать, на заработки, на пару месяцев. Хата пустовать будет. Ты был у него?

- Ну да, - говорю я оживленно, - пару раз мы бухали там. А может он ее сдавать кому-нибудь будет?

- Не, точно не будет, он сам мне сказал. Короче, щас допьем и пойдем к Простому договариваться. У тебя как со временем?

Со временем у меня все нормально, до работы его еще куча, единственное что меня немного настораживает, это то, что бухать придется - как бы мне не стало хреново. Но дело есть дело - тут уж не до сантиментов.

- Времени у меня куча, пошли.

- Куда пошли? - останавливает он меня, - а допивать кто будет, Пушкин?

На кухню заходит Женькина подруга с недовольным лицом, руки в бока, вся дышит агрессией.

- Куда это вы собрались, а?

- По бабам, - смеется Женька, - а что?

- Я тебе дам по-бабам, - кричит она с белым от ярости лицом.

- Да это шутка, ты что, Галь, глупая что ли, шуток не понимаешь? Садись лучше выпей с нами. Вовчик вон тебе что-нибудь интересное расскажет, - он наклоняется к ней, чтобы усадить рядом с собой, но она вдруг неожиданно дает ему нехилую оплеуху по бошке, а затем еще и еще. Женька сидит с удивленной мордой и даже не защищается. В кухню врывается Галькина дочка и та увидев ее, резво отпрыгивает от Женьки и кричит:

- Если ты еще хоть раз позволишь себе ударить меня, я тебя ночью зарежу!

- Не смей трогать маму, ты! - кричит Галкина дочка, девчонка лет тринадцати.

Женька, да и я тоже, сидим в полной прострации, офигевшие от всего этого шоу. Затем немного придя в себя, в раз протрезвевший, он качает хмуро головой и говорит:

- Ну ладно красавицы, это уже перебор, - делаем паузу и добавляет спокойно, - собирайте свои монатки и проваливайте отсюда, - потом он встает и говорит мне, - бери бутылку, Вовчик, и пошли отсюда.

- Никуда ты не пойдешь! - кричит безумная Галка и загораживает проход.

Он аккуратно, но убедительно, ели сдерживаясь от того, чтобы не взорваться, отодвигаем ее со своего пути и идет в коридор одеваться. Галка, ясно увидев по его лицу, что дергаться не стоит, молча провожает его взглядом. Я цепляю недопитую бутылку и тоже выхожу в коридор. Пока мы одеваемся, Галка стоит рядом и смотрит на нас, а потом говорит нормальным голосом, как ни в чем небывало:

- Ну куда ты пойдешь в таком виде, Жень? Ведь пьяный же, в милицию попадешь! Пускай Вова идет, а ты ложись спать, завтра на работу рано вставать.

Женька никак не реагирует на ее слова, открывает дверь, пропускает меня вперед, а сам, задержавшись на секунду, говорит:

- Желательно чтобы к моему приходу вас здесь не было, - и закрывает за собой дверь.

Выйдя из подъезда, Женька останавливается, берет у меня бутылку и залпом допивает ее из горла. Потом он закуривает и говорит мне:

- Вот так вот, Вовчик, а как все хорошо начиналось! Она тогда еще замужем была, три года втихаря встречались, а потом взяла и стала жить у меня и очень скоро любовь иссякла. Смотри, Вовчик, и делай выводы! Ладно, пошли, по дороге заскочим куда-нибудь пузырь возьмем.

Некоторое время мы идем молча, а потом я спрашиваю его:

- Слушай, Жень, а им что, есть куда идти?

- Есть конечно, у Галки комната в семейной общаге. Да только она еще хрен уйдет, вцепилась в меня намертво. Вот скажи, Вовчик, ну что за тупорылый народ эти тетки, ведь нет между нами уже ничего, целыми днями только и делаем, что грыземся, так нет же, не врубается что надо разбегаться! Ну как это?

- Ну тетки тоже разные бывают, - говорю я ему и добавляю, - а ты сделай как Простой в свое время.

- Это как?

- А у него примерно такая же ситуация была, тоже баба все никак уходить не хотела, так он прикинь чё сделал, взял и ушел в запой по черному, - говорю я ему со смехом, - сидел у себя дома и водяру глушил. Баба его сначала сама чего-то там пыталась дергаться - бесполезно, тогда она мать свою на подмогу вызвала - тоже не прокатило, в итоге обломилась и ушла. А начиналось у них тоже, как и у тебя, с большого и светлого чувства.

- Ну не знаю, с Галкой этот номер скорее всего не прокатит, скорее я от белой горячки сдохну, - Женька с сомнением качает головой.

По дороге мы заходим в магазин и Женька берет литровый бутыль водяры, меня это слегка пугает, но я ничего ему не говорю. Мы продолжаем наш путь.

Всю оставшуюся дорогу до Простого мы молчим, Женька полностью ушел в свои переживания, не хочется его обламывать. Да и мне самому есть о чем подумать. Я вспоминаю недавнюю сцену и в который раз удивляюсь - как мало оказывается я знаю женщин! Мне вспоминается Вика и ее непонятное для меня, безумное поведение при нашей последней встрече. Зачем? Какой в этом смысл? Что вообще это такое было? Просто какая-то загадка, которую мне никак не разгадать - мою бошку напрочь сносит от этих размышлений.

Федя мне как-то рассказывал про одну фиговину, принятую у дзэн-буддистов, которая называется коан. Вобщем, по словам Феди, это что-то вроде загадки, но загадки совершенно бессмысленной, изначально не имеющей никакой разгадки. И все об этом знают: и мастер, который дает этот самый коан, и ученик, которому тем не менее, надо во чтобы то не стало его разгадать. Для ученика начинается самый настоящий ад, он целыми днями мучает свои мозги, пытаясь прейти хоть к чему-нибудь. И каждый раз, когда он вроде находит какой-то ответ и приходит с ним к мастеру, тот посылает его нафиг, продолжать попытки понять коан, а иногда и просто, без всякого базара, лупит его дубиной. Так продолжается до тех пор, пока ученик, совершенно заколебавшись и почти сойдя с ума, вдруг, внезапно, в каком-то мгновенном озарении, не получает ответ, который может быть еще более абсурдным, чем сам коан и тем не менее правильным. Ученик ломится к мастеру, поделится радостью, но тот уже из далека, по одному только виду бедолаги, понимает что ответ найден. Федя говорил, что коан действует как вирус, при должном усердии разрушающий напрочь всю нашу запрограммированность, освобождая нас тем самым от всякого говна, которое в нас понапихали добрые люди.

Так вот для меня все эти женские заточки, тоже своего рода коан, от которого я когда-нибудь либо окончательно свихнусь, либо стану просветленным.

Еще мне почему-то вспоминается, как пару лет назад, когда Галка только-только переехала к Женьке и когда их отношения были почти идеальными, мы справляли чей-то день рождения у них дома. Чей именно уже не помню, да это и неважно. В первый день народу было намеренно, люди постоянно приходили и уходили, бухала тоже было намеренно - веселье било через край. Мы с Арканом ни в чем не уступали другим, пили как два мерина, хотя давалось нам это поначалу очень непросто - это было время самых плотных наших отношений с ханкой. Несмотря на отвращение и всякие другие неприятности, мы героически вливали в себя синьку, во-первых чтобы показать всем присутствующим, что мы нормальные люди, а во-вторых у нас был такой план - спрыгнуть на бухале с ханки.

На второй день остались только самые стойкие, в том числе и мы с Арканом. Ну а на третий, кроме нас да Женьки с Галкой, уже никого не было. Для нас с Арканом это был день каких-то чудес - два дня почти непрерывного пьянства напрочь выбили наши мозги и на третий с нами случился полный катарсис. Нам стало что называется "море по колено" и хотя бухало уже практически не цепляло, мы были в каком-то предельном эмоциональном состоянии, полностью свободные от всяких моральных прибамбасов и общепринятых норм поведения. И мы небыли злобными, наоборот, веселье било через край, все наши зажимы, все наши комплексы, растворились как будто их и не было.

Я уже не помню кто был инициатором, кому это пришло в голову, но почему то Галка взяла и накрасила губы Аркану, а потом мне и пошло-поехало. Она полностью размалевала наши рожи, сделала нам какие-то безумные прически, мы переоделись в женские шмотки, чулки-юбки и прочее, и в таком отвязном виде пошли гулять по городу, ведомые под ручку Женькой, одетым в строгий черный костюм и при галстуке, с лицом серьезным и солидным. Аркан был в ударе, он просто фонтанировал весельем и всякими остроумными клоунскими выходками, я тоже от него не вставал. Народ встречал нас на ура, проезжающие мимо троллейбусы и автобусы притормаживали, а некоторые и вовсе останавливались и люди в них с изумлением пялились на нас, видя это, Аркан начинал выделывать такие коленца и строить такие рожи, что народ просто умирал от смеха. Все вокруг были счастливы, наше маскарадное представление как будто бы позволило людям на какое-то время забыть о своих геморройных делах. И лишь какие-то пэтэушники сильно набычились при виде нас, один из них, растягивая по-басяцки слова, выдал: "Вы чё, пидоры что ли?". На что Аркан моментально среагировал: "Пидоры, пидоры" и с любовью и нежностью уставился на этого кренделя, всем своим видом демонстрируя страстное влечение. Чувак, с ужасом на морде, ломанулся от нас, увлекая за собой своих друганов, стоящих с упавшими до предела челюстями.

Потом, почувствовав что кураж уходит, мы вернулись домой, накупив еще какого-то бухла. Расколбас продолжался до самого вечера, затем все вырубились.

На утро нас ждала расплата, мы просто умирали от похмелья и недолго думая, забыв свой ловкий план спрыгнуть с ханки, пошли и вмазались, а потом еще и еще.

Наконец мы подошли к дому где живет Простой. По пути ни у кого из нас не возникло даже сомнения - а дома ли он? Мы заходим в единственный подъезд этого, похожего на какой-то особняк, дома, в котором всего два этажа с чердаком и шесть квартир, одну из которых, двухкомнатную на первом этаже, занимает наш товарищ Простой. Мы стучимся в дверь и почти сразу же, как будто бы нас ждали, дверь открывается и нас радушно приветствует хозяин: "Ого, какими судьбами!? Рад, рад, проходите пацаны". От Простого разит алкоголем, мы заходим и он жмет наши руки своей неслабой лапой.

Раздевшись, мы проходим на кухню, где уже сидит какая-то личность, лысая и хмурая. На столе следы серьезного мужского разговора: бутылка водяры, огурцы-помидоры и прочие закуски. Под столом полный отчет о проделанной работе - целая батарея пустых бутылок. Пока мы жмем руку и знакомимся с лысым, Простой достает из шкафа две дополнительные рюмки и ставит их на стол. Шах! Женька, не долго думая, делает свой ход - ставит на стол нашу литровую бутылку. Мат! Простой и лысый с уважением качают головами.

- Тем более рад вас видеть, - говорит Простой, - падайте на стулья и начнем. Он разливает водку по рюмкам и мы выпиваем, предварительно чокнувшись.

- Ты, Вовчик, никак за ум взялся? - спрашивает меня Простой, закуривая сигарету, - завязал с наркоманией?

- Да, - гоню я ему, - ну ее нафиг - не царское это дело! - Еще по дороге мы договорились с Женькой, что мол я в завязке с ширевом.

- Правильно, молодец, - кричит Простой.

- Терпеть не могу наркоманов, отстреливать надо этих ублюдков! - говорит лысый заплетающимся языком.

- Ну, они тоже всякие бывают, - исправляет Простой бестактность своего другана.

- Нее, все ублюдки. Хороший наркоман - мертвый наркоман.

Мне почему-то не нравятся его слова, но не желая заострять, я пытаюсь перевести стрелки на другую тему.

- Ты то как поживаешь? Женька говорит на Север, за длинным рублем намылился.

- Ну да, послезавтра стартую, настоебало мне в городе торчать, а то что-то я последнее время на кочергу плотно присел, просохну хоть там, да и денег подзаработать - тоже не помешает.

- Хрен ты там просохнешь, - возражает Лысый, - там еще больше бухают чем здесь.

- Ну тебя нафиг, Алька, - кричит Простой, - еще накаркаешь. А ты Женька чего такой хмурый?

- Да так, с бабой своей разругался, достала она меня - сил никаких нет.

- Ненавижу баб, все бабы - суки! - кричит уже совсем окосевший лысый Алька и ударяет кулаком по столу. Початая бутылка водки чуть-чуть не падает, ее в последний момент хватает Простой. Он шумно переводит дыхание и тихо, но с едва сдерживаемой злостью, говорит лысому:

- Еще один такой косяк, Алька - получишь по ебальнику.

До того с трудом, но все-таки видно доходит вся серьезность сказанного, на его морде появляется какое-то глуповато-извиняющееся выражение и он пытается оправдаться:

- Дык я же чё, я ни чё, просто эти, ... ну как их - бабы вобщем, они же в натуре короче..., ну ты понял.

- Ладно, проехали, - говорит великодушно Простой и добавляет, - ты Женька сильно не загоняйся, не стоят они этого. У меня такая же фигня была. И прикинь, самое смешное, что я свою бывшую с самой свадьбы, у одного чувака считай из-под носа увел - в какая любовь была! Представляете пацаны, в другой город, за двести километров на такси примчался, а там уже все в разгаре - народ гуляет, я ей кое-как, через пацана какого-то, передал чтобы вышла из подъезда - хвать, и увез ее к себе. С полгода наверное жили душа в душу, а потом вдруг из нее полезло дерьмо всякое. Я уж ее и так, и сяк пытался урезонить - она ни в какую. В итоге я плюнул и послал ее к едрени матери. А ты, Вовчик, говоришь "Любовь"!

Это он вспоминает наш давний спор с ним, который случился как раз недели через две-три после того, как он окончательно разбежался со своей подругой. Он тогда говорил мне, мы естественно бухали, что любви никакой нет, а есть лишь половое влечение, я же ему кричал, что любовь- это любовь, а половое влечение - это половое влечение, и что первое бывает без второго, точно также как и второе без первого. Еще я ему тогда сказал, что любовь, это когда другой для тебя важнее чем ты сам, на что он послал меня на хрен и сказал, что мне нужно поменьше читать всякой шняги и завязывать с наркотиками, пока они совсем не разъели мои мозги.

Простой поводит своими мощными плечами, его лицо, с тяжелой челюстью и сломанным носом, грустно и задумчиво, он тяжко вздыхает и разливает по рюмкам водку.

- Давайте пацаны за то, что бы мы впредь думали не хреном, а головой, - он поднимает свою рюмку, мы все чокаемся с ним и выпиваем. Некоторое время мы сидим в молчании, Лысый - Алька с тупым выражением на морде жует огурец, все остальные думают каждый о своем. Лично я о том, как бы поскорее перейти к тому, зачем мы сюда пришли, да и сваливать на работу.

Я спрашиваю Простого сколько сейчас времени.

- А ты чё, торопишься что ли куда-нибудь? - и показывает свои часы. До работы еще два часа.

- Да мне еще на работу сегодня, - говорю я ему, - я теперь сторожем работаю в конторе одной.

- Да ну ты чё, Вовчик, в коей-то веке встретились, я вон уезжаю послезавтра, забей на работу! - кричит Простой.

- Нее, никак не получится, - говорю я якобы с сожалением, - ты уж не обижайся - надо.

- Кстати, - говорит Женька Простому, - Вовчик с родоками поссорился, может он поживет у тебя, пока ты в отъезде будешь?

- Базару нет, - Простой пожимает плечами, - живи если надо, только не таскай сюда никого.

- А кого мне таскать? Спасибо, очень выручил. Все ништяк здесь будет - гарантирую.

Мы договариваемся что я зайду к нему послезавтра с утра, он отдаст мне ключи и поедет на вокзал. Мы еще выпиваем, некоторое время сидим, перетираем какие-то темы, а затем я прощаюсь со всеми и выхожу на улицу.

Шаг мой нетверд, в голове слегка шумит - я и не предполагал сидя у Простого что я такой бухой. Но настроение отличное, уже одно то, что срослось наконец-то с жильем, наполняет меня радостью. До работы еще час с лишним и чтобы хоть как-то протрезветь, я чуть ли не половину пути прохожу пешком, а затем сажусь на автобус.

На работе я появляюсь точь-в-точь как положено. Некоторое время общаюсь с уборщицей, а затем, после ее ухода, вырубаю везде свет, запираюсь по полной и ложусь спать на стоящий в вестибюле кожаный диван.

Сменившись с утра, я выхожу из своей конторы и первым делом покупаю себе бутылку пива. Состояние слегка хреноватое, то ли от вчерашней пьянки, то ли я кумарю, не могу разобрать. Планов на день нет никаких, но так как сегодня рабочий день и мои предки почти наверняка уже ушли на работу я, немного поколебавшись, решаю заскочить домой, помыться-переодеться, а главное взять денег из своей заначки.

Дома, в моей комнате на столе, меня ожидает записка, написанная батей: "Вова, возвращайся домой, мы с мамой подумали и решили - у нас есть кое-какие сбережения, мама навела справки и узнала про специальную клинику для наркозависимых, вобщем, хоть в ближайшие дни, ты можешь лечь туда - там очень хорошие специалисты, они помогут тебе справится с бедой".

Батя в своем стиле! Наверняка это он уболтал мать отдать на мое лечение деньги, которые они уже лет триста копят на дачу. Вот кадр! Столько лет меня знают и такое предлагают! "Они помогут тебе справится с бедой" - какая лажа! С какой это бедой интересно? Это что же, они помогут мне избавится от страха? Научат любить? Сделают счастливым не смотря ни на какие жизненные передряги? Прямо как в сказке получается - приходишь, башляешь и выходишь - радостный и счастливый! К сожалению дорогой папа чудес не бывает. И беда моя далеко не в наркотиках - они только веточки, а проблема в корнях сидит, глубоко под землей, до нее еще докапаться надо. А веточки как не обрезай - все равно что-нибудь опять повылезает, может другой формы, внешне не похожей на прежние, но сути это не меняет.

Прикольный расклад получается: они там, в лечебнице этой, на какое-то время избавят меня от моей беды - наркотиков, а я, забашляв им бабки с великим геморроем собранные моими родителями, на какое то время избавлю их от их собственной беды - жадности. В итоге, на какое-то время мы будем друг другом довольны! А потом наши беды опять начнут нас мучить. И что же, повторять все по-новому? Нет уж, увольте, мне не нужны эти бесконечные косметические манипуляции, я либо сам решу все свои проблемы раз и навсегда, либо сдохну! У любого человека есть два исконных права - право на жизнь и право на смерть! И никто не должен сувать в это свой нос.

Я беру ручку и пишу под батиным посланием: "Домой я пока не вернусь, мне хочется пожить одному. По поводу лечения - спасибо, конечно, но мне этого не нужно. Если вам хочется потратить деньги, то уж лучше съездите куда-нибудь, отдохните хоть раз в жизни по-человечески".

Помывшись и покидав в сумку кое-какие шмотки, чтобы не приходить сюда завтра, взяв пару-тройку любимых книг, а также достав свою денежную заначку, я выхожу из дома. Состояние мое откровенно говоря фиговое. Чтобы не тратить свои силы во внутренней борьбе, я решаю, ладно, хрен с ним, раз уж сегодня мне опять целый день болтаться, пойду-ка я к Пиджаку - поправлю здоровье. Ну а уж с завтрашнего дня, на новом месте жительства, начну по серьезному перекумаривать.

Без всякого внутреннего конфликта, слегка правда нездоровый физически, я направляюсь к Пиджаку, чисто удостоверится, что моя беда - по-прежнему со мной. Как-то раз я смотрел по телеку передачку одну, про какую-то наркологическую клинику. Главарь этой клиники показывал свое заведение, чего-то там рассказывал, причем умудрялся это делать так, что я толком-то и не понял их главную фишку - каким все-таки способом они снимают с психической зависимости? Потому что физическая - это фигня, как бы интенсивно человек не ширялся, он и сам, без клиник всяких, может переломаться. Либо "насухую", либо принимая какие-нибудь соники. А можно, допустим, с помощью марихуаны, или, что чуть похуже, с помощью бухала - короче много всяких вариантов.

Лично я предпочитаю "насухую", забурившись в какую-нибудь нору, где никто не будет беспокоить. А если есть какие-нибудь легкие, интересные книги и ванна - то вообще просто идеально. Почему на "сухую" - да что бы полностью прочувствовать ломку, сознательно, чтобы в каждый миллиметр твоей требухи въелась память об этом. Потом если ты даже опять начинаешь ширяться, то уже появляется надежный тормоз, который не даст тебе этого делать уж совсем безбашенно. Но все равно, в целом, это не решает проблемы, потому что главная беда - это психологическая зависимость. Вот против нее-то, лично я нашел свой метод - Випассана. Что же касается той передачки, то хрен поймешь, то ли это было что-то вроде рекламного ролика, то ли еще чего, но факт то, что так они толком ничего и не сказали. А может у них действительно есть какая-то фишка, но они ее держат в секрете, что б конкуренты не переняли? Загадка! В той передачке их главный сказал одну очень любопытную вещь, в которую я не сразу и врубился, он сказал, причем с неподдельной гордостью: "Большинство бывших наркоманов, успешно прошедших курс в нашей клинике, остаются у нас и помогают вновь поступившим в их лечении", или что-то вроде этого, сейчас уже точно не помню. То есть тем самым этот деловар по сути признался, что лечение не было никаким таким уж успешным! Почему я так говорю? Посудите сами, если их метод работает, если он избавляет от зависимости, то какого хрена там оставаться тем, кто успешно спрыгнул? Помогать другим? Ни фига, - это все отмазки, ведь метод-то и так успешный. Что же, они остаются чтобы сделать еще успешнее? Нет, тут дело не в этом, на самом деле они просто боятся выйти из этой клиники, потому что чувствуют, где-то глубоко внутри, что так они и не решили свою проблему, а просто загнали ее на самое дно своего подсознания. Их держит там страх. Как говорится "Белый Джо умеет ждать", - ширево умеет ждать и оно практически всегда дожидается, рано или поздно. По мне, так уж лучше ширятся, чем жить в страхе.

Страх - вот настоящая беда! Страх сужает наше сознание, держит нас в тюрьме, которая нам кажется крепостью. И он же делает нас скучными и тупыми. Мы выживаем, но какой ценой?! Это не жизнь, это существование овоща, нафиг нужна такая жизнь, если она без радости! Так что, если после лечения ты больше не ширяешься, но в тебе сидит глубокий страх перед ширевом, то считай что ты поменял одну беду на другую, намного более опасную. Ширево по сравнению со страхом, как гулькин хуй, по сравнению с Останкинской башней. По мне так "избавиться от наркозависимости" - это когда ты стоишь в центре плантации опиумного мака и равнодушно ковыряешься зубочисткой в зубах - никак не меньше, все остальное лишь отсрочка на какое-то время.

Пиджака и на этот раз не оказывается дома, или, может быть, просто мне никто не открывает? на всякий случай я еще минут двадцать сижу у его подъезда в надежде, что кто-нибудь появиться, но тщетно. Повздыхав и смирившись с обломом, я встаю со скамейки и начинаю двигаться, куда - я пока еще не придумал. К Мослу что-то не очень хочется, пожалуй, можно к Лохматому, хотя тоже не факт, что он будет дома, но все-таки попробовать можно.

Лохматый, на удивление, открывает мне сразу, без всяких предварительных выяснений "Кто там?". Он, как обычно, весел и оживлен.

- Здорово, Вовчик, - кричит он мне, - ты как раз вовремя, раздевайся и проходи на кухню, будем кашу манную есть.

- Вообще-то я по другому поводу, - говорю я ему удивленно, что такое "каша манная" мне как-то и не врубиться. Может, это код какой-то, неизвестное мне, новое вставлялово? На всякий случай осторожно спрашиваю - "А что это за штука - "Каша манная"?

- Да ты чё, Вовчик?! Нее, тебя надо срочно спасать! Манная каша - это каша такая, ее едят - она очень полезна, - говорит он мне как какому-нибудь дауну, медленно и раздельно произнося слова, помогая себе жестами и начинает громко угорать надо мной, топая ногами и хлопая руками себя по ляжкам.

- Ладно, ладно Димок, - кричу ему, пытаясь остановить его безумный хохот, - нафиг мне твоя каша упала, ханка то есть?

- Ханки, ...ханки маленькому хочется, кашку они не желают, - сквозь смех, едва не надрываясь кричит Лохматый. Я с раздражением закуриваю сигарету и жду пока он успокоится. Наконец, насмеявшись вдоволь, он вытирает выступившие от смеха слезы и говорит мне, улыбаясь - "Ну ты и клоун, Вовчик, развесилил, давно дядя Дима так не смеялся! - и качая головой, он, наконец, отвечает на мой вопрос - "Ханки нет пока, Танька в Дубовку с утра поехала, скоро уже будет, - и добавляет с улыбкой, - пошли пока поедим ... каши манной".

Мы заходим на кухню, в которой чистота и порядок - прямо и не верится, что это та самая, лохматовская кухня, опять же стол новый появился, небольшой, чистый и аккуратный - чудеса какие-то.

- Нуу, Димок, кухню твою и не узнать, - говорю я ему, усаживаясь за стол, - а Иорик куда подевался?

- Какой еще Иорик? - спрашивает он удивленно.

- Ну, череп с телегами.

- Ааа, это, - он достает из шкафа череп и устанавливает на прежнее место, - Лягушка тут все порывается новые порядки устраивать, прикинь, офигевшая, всю мою коллекцию телег повыкидывала!

- Даа, Димок, - большое горе, зато чистота и порядок теперь, - говорю я ему, окидывая взглядом кухню.

- Да мне пофиг, мне и раньше не плохо было, - говорит Лохматый, помешивая чего-то там в кастрюльке, стоящей на плите и добавляет, - ладно, пускай шустрит пока я добрый, - и начинает смеяться. Затем он достает из шкафа банку варенья и ставит ее на стол. - Малиновое, Вовчик, с кашкой ништяк прокатит! - Наконец, он заканчивает свою готовку, ставит на стол две тарелки и насыпает туда кашу. Только я успеваю зачерпнуть из банки варенья, как кто-то начинает стучать в дверь. - "Танька, что ли, а", - спрашиваю я Лохматого, - "Нее - у нее ключи есть", - он встает из-за стола и подходит к двери, кричит "Кто", "Свои" - отвечают ему. Лохматый поворачивается ко мне и ухмыляясь, показывает рукой себе на плечо. Он открывает дверь и в квартиру вваливаются трое мужиков, крича при этом "Милиция".

- Здравствуйте, - говорит им вежливо Лохматый, - а мы тут как раз завтракаем, не желаете присоединиться? - Вместо ответа, они молча отодвигают его в сторону и входят на кухню. Минуты три они стоят офигевшие от представшей перед ними идеалистической картины, чистенькая, ухоженная кухня, занавесочки на окнах, цветочки на подоконнике, банка варенья и две тарелки манной каши и никаких тебе шприцов и прочих наркоманских прибамбасов. На их лицах жестокое разочарование, ведь они пришли с боем брать банду подонков-наркоманов! Наконец, один из ментов требует мои документы, а двое других говорят Лохматому, чтобы он открыл холодильник, потом шкаф, потом плиту и так далее. Лохматый с явным удовольствием выполняет все их пожелания. Один из ментов не выдерживает напряжения и сам, встав на корточки, начинает шарить под плитой, по и там его ожидает облом. Другой, не придумав ничего лучшего, берет с полки железную кружку и спрашивает Лохматого - "А это что?", на что тот уверенно отвечает - "Железная кружка". Мент слегка краснеет и поправляется - "Я спрашиваю, в этой кружке ты ханку варишь?". "Нее, нее, с ханкой покончено, - кричит Лохматый с на редкость честной мордой, а вот Вова, - он указывает на меня, - вообще спортсмен".

- Ну, и каким же ты спортом занимаешься, ... Вова? - спрашивает меня один из ментов.

- Легкой атлетикой, - отвечаю я ему с гордостью.

- Ну ладно, - наконец говорит мент, видно старший у них, - мы еще будем наведываться, так что не расслабляйтесь, легкие атлеты. Кушайте свою кашку, а то уже остыла наверное. - Он выходит в коридор и двое других, многозначительно ухмыляясь, мол "Еще не вечер, будет и на нашей улице праздник", тоже подтягиваются за ним. Лохматый идет их провожать, он открывает дверь и вежливо прощается: "До скорой встречи", - говорит ему уверенно один из ментов и они выходят из квартиры.

Лохматый закрывает за ними дверь, и показывая жестами, чтобы я молчал, мол, менты подслушивают за дверью, начинает корчить такие рожи, такие демонстрировать телодвижения, что я, долго крепясь, наконец не выдерживаю и начинаю угорать, едва не падая со стула. Лохматый подходит к шкафу и указывает пальцем на кружку, с изумлением крича - "Ой... что это!", - Тут уже я совсем выпадаю в осадок, Лохматый тоже взрывается безумным хохотом.

Минут, наверное, десять мы никак не можем успокоиться, пока, наконец, не слышим звук отворяемой ключом двери. В хату заходит Лягушка, вся в непонятках, и кричит нам - "Да вы что, пацаны, офигели что, аж на первом этаже слышно как вы ржете!".

Лохматый начинает рассказывать ей о ментовском визите и о том, как они обламились. Лягушка тоже начинает смеяться, время от времени с восхищением повторяя - "Ну, Димок, ты даешь", "Ну, Димок, ты и клоун". Затем, отсмеявшись, она берет нож и выходит в комнату и через пару минут появляется с солидным шматком ханки на ноже и говорит - "На, вари, Димок". Тот не заставляет себя долго упрашивать и начинает процесс, я расплачиваюсь с Лягушкой.

- Кислого то взяла, - спрашивает ее Лохматый. Та кивает головой. - А демида? - продолжает он.

- Да все взяла, не парься, и кислого и демида и даже телег новых купила, - кричит Лягушка.

- Молодцом Татьяна, - весело говорит ей Лохматый, - умница.

Мы с Лягушкой закуриваем и она говорит озабоченно. - Вообще-то это плохо, что мусора приходили, видно, стуканул на тебя кто-то, а Димок? - Тот машет рукой, мол "Ерунда, не загоняйся".

- Тебе то, кончено, все пофиг, а мне о дочке думать надо, - говорит Лягушка ему, - вот закроют меня, куда она денется?

- Не ссы, Танюха, я тогда ее усыновлю, - кричит ей весело Лохматый, - знаешь какой я отец хороший?! Настоящим человеком выращу! Ну, или может женюсь на ней, маловата она еще, правда, но ничего - "любви все возрасты покорны", а Танюшка? - он подмигивает Лягушке и весело ржет. - Прикинь, будешь моей тещей, ох и уважать я тебя буду - жуть просто!

- Да ну тебя нафиг, Дима, тебе бы все шутки шутить! - кричит ему Лягушка возмущенно. Тот в ответ начинает громко выдавать мелодию свадебного марша.

- Заткнись, Димок, - кричит ему Лягушка, - это не смешно.

- Ладно, Танька, не гони, ну приходили, ну и что? Подумаешь, фигня какая! Они ко мне чуть ли не каждую неделю приходят, что ж теперь, вешаться, что ли? Просто по уму надо все делать - и все ништяк будет! - говорит ей Лохматый уверенно.

Я, как обычно, начинаю делать то, что у меня лучше всего в жизни получается - раскатывать демидрол. Лягушка, немного успокоившись, идет в коридор, достает из сумки кучу новых телег и, вернувшись на кухню, вываливает их на стол.

- А что это там за торба такая в коридоре, - спрашивает она.

- Это моя, - говорю я ей.

- Ты куда собрался, Вовчик, не в клинику ли наркотскую, от греха подальше? спрашивает меня весело Лохматый.

- Да с родоками разругался, вот, на новое место жительства перебазируюсь, - отвечаю я ему, - к другу.

- Эх, вы теперь там надружитесь всласть! - кричит Лохматый с мерзкой ухмылкой, сделав пару похабных движений бедрами.

- Вот придурок, - говорит Лягушка смеясь, - тебе Димок в цирке надо выступать.

Лохматый заканчивает процесс, ставит кружку на стол поудобнее - между ручек плоскогубцев, кидает туда ватку и, аккуратно намотав другой кусочек ватки на иглу своей телеги, начинает выбирать раствор. Затем он сливает выбранный раствор в самовар с раскатанным демидом и говорит мне - "Отбивай, Вовчик". С минуту стучу себе самоваром по коленке, а затем отдаю его Лохматому. Финальная стадия - Лохматый вытягивает готовый раствор в наши телеги.

- Ну, Вовчик, готов к полету? А то, может, передумаешь? - дразнит он меня, крутя перед моей мордой телегой с раствором, - собери всю свою волю в кулак и скажи "Пошли вы нафиг с вашей ханкой!".

- Пошел ты нафиг со своими шутками, - кричу я ему раздраженно, - коли давай! - Лохматый, смеясь, присаживается на стул рядом со мной и ловко вмазывает меня, прогоняя раствор "с ветерком".

Приход мощно вставляет меня, мотор колотит как бешенный, я сижу с широко раскрытыми глазами, потому что чувствую, если я их закрою, то тут же отъеду. Ртом я хватаю воздух, как выброшенная на берег рыба. Вот это раствор получился! От души видно Танька черпанула из своего габарита!

Наконец, приход мягко отпускает и я закрываю глаза, теперь уже точно зная, что не отъеду.

Довольно долго я сижу на кухне один, никем не отвлекаемый от своего любимого занятия - наблюдения за дыханием, а затем на кухню подтягивается сначала Лягушка, а потом, чуть попозже Лохматый. Лягушка ставит чайник на плиту, или точнее, пытается это сделать, на самом деле такое впечатление, что она просто держится за ручку чайника, стоя с закрытыми глазами на полусогнутых ногах. Лохматый, судя по виду, чуть посвежее - морда хоть и расскумаренная донельзя, но в глазах более-менее осмысленное выражение. Он замечает, что Лягушка зависла и вдруг, неожиданно и звонко, хлопает в ладоши, Танька аж подскакивает вместе с чайником. Лохматый дико ржет, мотая в разные стороны своими патлами.

- Иди в жопу, Димок, - бормочет себе под нос Лягушка, зажигает огонь и ставит на него чайник.

Лохматый усаживается на пол рядом с холодильником, облокачиваясь на него и вытягивает ноги.

- Прикури мне сигарету, Вовчик, - просит он меня.

Я прикуриваю две сигареты и одну отдаю ему. Лягушка опять начинает зависать, того и гляди обожжется об горячей чайник.

- Тань, - говорю ей, - ты спишь что ли? Хорош виснуть, обожжешься сейчас, - она поворачивается, глядит на меня мутными, бестолковыми глазами и мычит что-то нечленораздельное. Я встаю, выключаю закипевший чайник и сажаю Лягушку на стул, а себе наливаю кипятку в стакан, бухнув туда предварительно малинового варенья. Лохматый тоже начинает зависать, сигарета из его рук падает на пол и прожигает линолеум, я не торопясь, поднимаю ее и кладу в пепельницу.

Так мы и сидим долгое время, я, попивая чаек и куря сигареты одну за другой, а Лохматый с Лягушкой, мирно зависая. Время от времени они открывают глаза и смотрят на меня мутным взглядом, а затем опять их закрывают - продолжая виснуть.

Вдруг кто-то стучит в дверь. На столе лежат все причиндалы, но у меня нет никакого желания их прятать, поэтому я решаю не реагировать. Стук повторяется и затем, через некоторое время из-за двери раздается - "Мам, это я, открой". Понятно - Танькина дочь вернулась из школы. Я встаю и открываю ей дверь, она, не здороваясь, с хмурым лицом, заходит в квартиру, раздевается в коридоре и проходит в комнату, на секунду заглянув на кухню и, увидев наглядное пособие под названием "Не будь таким".

Делать мне здесь больше нечего, да и неудобно как-то перед Танькиной дочкой, пора сваливать. Я встаю, беру свои сигареты со стола и выхожу в коридор одеваться.

- Я ухожу, закрой за мной дверь, - говорю я, заглядывая в комнату. Та молча встает и выпускает меня из квартиры.

Выйдя из подъезда я еще некоторое время стою, туго соображая куда бы теперь двинуть. До работы еще полно времени, торопиться мне некуда, и поэтому я не спеша плыву по направлению к Веркиному дому, почему-то ноги меня сами туда несут. Шансов, что она будет дома, конечно, маловато, но меня это не обламывает, в теперешнем моем состоянии я готов к любым раскладам.

Давненько я не видел Верку и, если честно, даже соскучился немного по ней, чего там скрывать - она мне нравится, причем все больше и больше. Что меня в ней привлекает? Наверное то, что она настоящая, такая как есть и это ее сильно отличает от, допустим, Вики или той же Галки - Женькиной подруги, те постоянно в образе, все норовят рисануться и делают они это, на мой взгляд, как-то бездарно и нелепо.

Одно думают, другое говорят, подразумевая третье, а четвертое делают - и хрен поймешь, когда они настоящие!

"Эй, Вовчик", - слышу я чей-то крик, оборачиваюсь и вижу, как мне наперерез чешет Лёха - чувак, которого я недавно так героически откачивал. Я останавливаюсь и жду его. Запыхавшись, он подплывает ко мне и кричит:

- Привет, Вовчик, ты от Лохматого?

- Здорово, Лёха, да, от него.

Он пару секунд мнется, смотрит по сторонам, блеснув на солнце колечками в своем ухе, а потом, понизив голос, спрашивает:

- Ханка-то есть у Лохматого?

- Не знаю, - отвечаю я ему осторожно, - мы вмазались только что, а осталась или нет, врать не буду, не знаю. - Это я не всякий случай так говорю, что бы Лохматый мне потом не предъявлял, что, мол я хожу и треплюсь всем. Внимательно смотрю на Лёхино лицо с бегающими глазами и явно вижу - товарищ похоже, влип - нашего полку прибыло!

- Так он дома сейчас? - допытывается Лёха.

- Дома-то дома, только уже не знаю, откроет или нет, - они там раскумаренные сильно, зависли основательно. Ты-то как сам поживаешь?

Он, с печальной мордой, машет рукой и отвечает:

Да, как, как, кумарю, как последний мудила, вот как.

Я с сочувствием качаю головой и говорю ему:

- Ну, не знаю, попробуй зайти к нему, может поможет чем, ну или обломись. Оно и пройдет само по себе.

Последнее он, естественно, пропускает мимо ушей, говорит мне:

- Ладно, Вовчик, побежал я к Лохматому, - и, не дожидаясь чего я скажу, поворачивается и резвенько так трусит навстречу собственной погибели. Я же продолжаю неторопливо плыть к Верке - к женщине, которую мне хочется видеть.

Так, чинно и не спеша, я подхожу к Веркиному дому, захожу в подъезд и стучу в ее дверь.

Хвала Аллаху - она дома! Открывает мне дверь и радостно кричит:

- О, Вовчик, здорово дорогой! Проходи.

- Привет, Вера, - кричу я ей с не меньшим энтузиазмом и прохожу в квартиру.

- А ты чего с сумкой, - спрашивает она меня, - собрался куда?

- Да как тебе сказать? Вобщем чуть позже все расскажу, - отвечаю я ей, чего-то мне не хочется пока про это говорить.

Пока я раздеваюсь в коридоре, Верка смотрит на меня и весело говорит - Раскумаренный походу, а Вовочка?

- Да так, слегка подлечился, - скромно отвечаю я ей и в свою очередь говорю, - да и ты, Вера, видно не болеешь?

Она смеется и жестом приглашает меня на кухню. Там она ставит чайник на плиту и спрашивает - Как насчет мороженого, Вовочка, составишь компанию?" - Я, конечно, соглашаюсь - еще бы! Чего, чего, а мороженое я страсть как уважаю! Она достает большой брикет из холодильника, делит его пополам и кладет на тарелки, подвигает мне одну и говорит "Лопай, Вовочка".

Некоторое время мы сидим молча, кушаем мороженое, время от времени весело друг на друга поглядывая.

Закипает чайник и Верка наливает нам чаю, ярко светит солнце в окно и я щурюсь, глядя как она это делает. На душе спокойно и радостно. Мне хочется сказать Верке что-нибудь очень, очень приятное, но что - я не знаю. Чтобы не париться, я говорю первое что пришло в голову: Очень вкусное мороженое, просто очень-очень! - Видок у меня при этом, наверное, глуповатый. - Верка заливается звонким смехом.

Я говорил вам какой у нее смех? Это что-то исключительное!

Однажды, много лет назад, теплым вечерком, я сидел в открытом летнем кафе и попивал пиво, наслаждаясь зрелищем заходящего солнца. Народу было немного, звучала негромкая, мелодичная музыка. И вот, к кафе подкатила какая-то крутая тачка, из нее вышли высокого роста парень, явно боксерской наружности, и стройная, красивая девушка в коротком, белом в красный горошек платьице, с накинутой на плечи розовой кофточкой. Они сели за свободный столик рядом со мной, парень заказал что-то у подошедшего официанта и сказал Верке - это была она, какую-то смешную вещь. Вот тогда-то я и услышал в первый раз как она смеется! Она заливалась как колокольчик, звонко и открыто, совершенно не смущаясь окружающих. И так искренне и заразительно звучал ее смех, что люди, сидящие в кафе, и я в том числе, забыли на какое-то время про все и улыбаясь, любовались ей. С тех пор прошло много лет, жизнь прессанула ее по полной, но несмотря ни на что, она смеется все также, как когда-то та беззаботная девушка в легком платьице.

Мы доедаем мороженое и закуриваем.

- Ну, выкладывай, Вовочка, как поживаешь.

- Даже не знаю с чего начать, - говорю я ей с улыбкой, - неплохо вообщем-то, вот только из дома меня выгнали.

- Бедненький. А что так? - спрашивает она.

- Да Покойниковская маман удружила - стуканула моим, что я ширяюсь, - отвечаю я ей и добавляю, - но это ничего, я уже нашел куда притулиться - друган мой один на Север уезжает, на два месяца, я у него пока зависну.

- Хорошо что так. Ну ты смотри, если что, иногда можешь у меня тормознуться, не всегда, правда, сам понимаешь, ко мне иногда люди приходят, - и хитро улыбнувшись, добавляет, - если, конечно, не боишься что приставать буду.

- Нуу. И ни таких приставал видывали, - говорю я ей со смехом.

Она показывает мне кулак.

- Слушай, Вер, а ты не в курсе куда это Пиджак подевался? - спрашиваю я ее, - уже который раз к нему захожу, а дома никого.

- Да я и сама не могу понять, - говорит Верка удивленно, - я тоже уже несколько раз обламывалась и потом у него там на окнах решетки какие-то появились - странно как-то, ты видел?

- Не, не видел, действительно странно - нафига Пиджаку решетки.

- Ну ладно, бог с ним, - говорит Верка.

- Я сильно тогда гнала, ну, в тот день ... ну, ты понял.

- Ааа, ну как бы тебе сказать, чтоб помягче вышло... - начинаю я нагонять жути.

- Ну, Вов, ну честно, - обрывает она меня.

- Да нет, Вера, все нормально было... Правда...

- Что?

- Да нет, ничего. Хотя...

- Пошли вы в жопу, Владимир, неужели нельзя нормально ответить?

- Да ну что ты пристала, все нормально было. Ну зависла слегка - с кем не бывает!

Она заметно успокаивается и спрашивает - А ты долго еще у меня сидел?

- Нее, чаю попил, мороженым твоим догнался, да и ушел.

Она молчит некоторое время, а потом говорит мне.

- Это я тогда релахи слопала пол-листа, как раз перед тем как мы встретились в парке.

- Да, ладно, какие между нами наркоманами счеты, - говорю я ей великодушно.

- Да, наркоманами, - произносит она грустно и задумчиво смотрит в окно.

Сегодня она выглядит значительно лучше, чем обычно. Без всякой косметики на лице, которая ее только портит, в простом домашнем халатике, задумчиво смотрящая в окно своими большими темными глазами - сейчас она мало чем напоминает ту отвязную деваху, которую я уже привык в ней видеть. Передо мной сидит совершенно другой человек - хрупкая и беззащитная женщина. Мне становится невыносимо ее жаль.

- Вера...

- Вовочка, - перебивает она меня тихим голосом, - увези меня куда-нибудь отсюда, все равно куда, лишь бы подальше, а?

Меня смущает ее взгляд, так иногда смотрят совсем маленькие невинные дети на взрослых, кажущихся им всемогущими - с безграничным доверием. Я молчу в растерянности, не зная что сказать. Она встряхивает головой, закуривает сигарету и говорит мне:

- Ладно, не бери в голову, Вовчик, это я так, нашло вдруг что-то.

Мы некоторое время молчим, наконец, я говорю ей:

- Вер, а что тебе, продавай свою хату да и уезжай отсюда, - чувствую, что говорю что-то не то, от растерянности что ли? На самом деле мне хочется закричать: "Да, да. Сваливаем отсюда, прямо сейчас, куда угодно, хоть к едрене матери, только подальше от этого болота". Но я почему-то, сам не знаю почему, вместо этого леплю всякую ересь.

Верка смотрит на меня грустно и говорит: Во-первых, Вовочка, хату я продать не могу, она на мать записана, а мы с ней уже год не виделись, она меня знать не желает. Презирает. Как же, всю жизнь завучем в школе работала, чужих детей уму разуму учила, а тут собственная дочь - проститутка и наркоманка! А, во-вторых, - добавляет она с залихватским выражением на лице, - не ссы, Вовчик, прорвемся, где наша не пропадала! Она встает со стула и говорит: "Ну ладно, мне скоро выходить, так что я пошла одеваться", и выходит из комнаты.

Я сижу на кухне как обосранный, мне тошно от самого себя. Что это? Почему все так получилось? Что за нелепый страх принять решение? Видно слабоват я еще, сыроват. В конце концов что меня держит в этом городе? Дом - так его теперь у меня нет, родители, тоже не очень - последние годы мы только тем и занимаемся, что друг другу жизнь портим, практически все мои друзья уже поумирали, тогда что же? Может ширево? Может быть, хотя сдается мне что и это не основная причина. На самом деле это страх, да-да, тот самый подлый страх, который когда-то, в далеком детстве впервые предстал передо мной во всем своем ужасающем виде. Страх смерти, страх не быть, страх неизвестности, страх потерять себя, - вот они, различные, но не единственные, проявления одного и того же, невыразимо громадного и невыносимо тяжелого чувства, которое сидит во мне и держит меня мертвой хваткой. Причем он ушлый, этот самый страх, ух он и ушлый да хитрый! Делает вид, что его нет, скрывается и проявляется в самый неожиданный момент, застает тебя врасплох, показывая кто на самом деле хозяин. - То, что только что со мной случилось. Но ничего, сегодня я проиграл - это факт, но зато он проявился, я его увидел, теперь я внимательно буду за ним наблюдать, буду бдительнее. Когда-нибудь ему придется от меня уйти! Если, конечно, я раньше не сдохну.

Верка заходит на кухню в полной боевой раскраске, превратившей ее в обычный рабочий вид. Напевая какой-то дурацкий куплет она садится на стул, закинув ногу на ногу, донельзя задрав свою короткую кожаную юбку, от нее разит каким-то дешевым парфюмом. Закуривает сигарету и, смотря мне прямо в глаза, весело спрашивает - Ты чё, такой грустный, Вовочка? Может тебя порадовать чем, ты только скажи, я готовая, - и подмигивает мне.

- Зато я чего-то не готовая, - говорю я ей со смехом.

- Ну это ты напрасно, не знаешь, от чего отказываешься! - и выпрямляет спину, выдавая вперед свои баллоны, туго обтянутые полупрозрачной кофточкой.

Хозяйство у нее действительно исключительное, при ее-то худобе!

- А, каково, - говорит она, ловя мой взгляд, - впечатляет?

- Еще бы, ты девчонка хоть куда, - говорю я ей искренне.

- Но, но, без пошлостей, - тянет она томно.

Мы докуриваем и идем одеваться, затем я цепляю свою сумку и мы выходим из квартиры.

У подъезда она говорит мне - "Ладно, Вовчик, забегай, если будет желание. Пока, - и уходит по своим, нелегким делам.

Я смотрю ей вслед некоторое время, а затем тяжко вздохнув поворачиваюсь и иду к автобусной остановке, где сажусь в первый появившийся автобус - делать мне все равно нечего, времени до работы немеренно, поэтому почему бы ни покататься на общественном транспорте и не обдумать хорошенько все произошедшее.

На следующее утро, после работы, я поехал к Простому. Почти всю ночь я не спал, все думал и думал, довел себя до такого состояния этим думанием, что чуть не свихнулся. Так бы, наверное, и было, если бы под утро меня не накрыло спасательным сном. Утром я проснулся где-то за час до прихода смены, умылся, выпил чаю и сел заниматься Випассаной, за этим занятием меня и застал звонок сменщика. Випассана внесла какую-то ясность в мою бошку, я твердо решил, что на этой недели больше ширяться не буду. Это для начала, а дальше видно будет - по своему опыту я точно знаю, что больше чем на неделю не нужно строить планов - нет смысла.

По дороге к Простому я заехал к одному знакомому, жена которого работает медсестрой, я купил у нее, точнее взял - денег я ей потом обещал дать, все необходимое для того, чтобы почистить кровь: ну там бутыли с раствором, саму систему и прочие штуки. Пока она ковырялась в своем шкафу, где у нее хранилась всякая медицинская шняга, я краем глаза заметил какие-то ампулы, присмотрелся - реланиум. И хотя по моим планам намечалась "сухая" перекумаровка, я не удержался и стырил пару ампул - пригодится.

Возле дома Простого я зашел в магазин и купил там пузырь водяры - порадовать хозяина.

Он меня уже ждал, как обычно бухой. В коридоре стояла большая сумка с его шмотками, оставалось часа полтора до его выхода. Все это время мы пили водку и он меня инструктировал, что и как в его хате. Затем мы оделись и пошли на автобусную остановку, где прощались минут десять наверное, пока не подошел автобус до аэропорта.

Потом, придя в свой новый временный дом, я перво-наперво основательно проблювался, после чего жизнь показалась мне значительно радостней, и для того чтобы уже совсем прийти в норму, я завалился на кровать и проспал до самого вечера, потому как на работу идти было не нужно - начальство, наконец, нашло мне сменщика.

Проснувшись, я сходил в магазин и купил себе жрачки - все самое необходимое: бананы, яблоки, мороженое, кефир. Затем я детально ознакомился с новым местом жительства, лазил по шкафам, заглядывал на полки, ковырялся в вещах, после чего, часа два наверное, отмокал в ванной, слушая магнитофон и наблюдая за дыханием. Потом лег спать.

Неделя прошла довольно быстро. Никаких, ну почти никаких, проблем со здоровьем у меня не было, разве что в первые три дня меня слегка поколбасило, да и то - не в пример тому что было раньше. Я был горд за себя. Один раз, на второй день, я ставил себе систему, привязав пузырь с физраствором повыше к батареи, и лежал несколько часов под капельницей. В пузырь с раствором я налил реланиума и поэтому процедура не показалась мне долгой. На книжной полке я обнаружил пару томов Дюма "Королева Марго" и "Граф Монте Кристо" и с удовольствием, в который раз, их перечитал. Из дома я практически не выходил, только на работу, через день. Ну и, конечно же, практиковал Випассану, строго два часа в день - час утром, час вечером. По началу это было сложно, да что говорить - беда как сложно! Но я продолжал, и дня, наверное, с четвертого, я уже временами даже начал получать удовольствие от этого занятия, причем, хотите верьте, хотите нет, иногда даже еще похлещи чем от ханки. Короче я в очередной раз поблагодарил Главного, что он привел меня к этому методу.

На исходе недели у меня даже начали закрадываться провокационный мысли - а не покончить ли окончательно с ширевом? Но я их решительно отмел - мы не ищем легких путей!

А еще я вчера случайно встретил Вику. Я возвращался домой после работы и вдруг передо мной лихо тормознула машина, я присмотрелся - Викина девятка! Она вылезла из нее, вся такая разодетая, прекрасная - распрекрасная, и кричит мне, как ни в чем не бывало: "Привет, Вовочка, ты куда пропал?" Ну я, конечно, не подал виду, что удивлен таким оборотом, ни один мускул не дрогнул на моем лице - как у матерого буддиста. Вежливо с ней поздоровался и спросил, как водится, как у нее дела, проигнорировав ее реплику по поводу моей якобы пропажи. Она начала чего-то рассказывать про свое житье-бытье, я стоял, курил и как будто бы внимательно ее слушал, хотя на самом деле мне было абсолютно пофиг и ее дела и она сама. Хотя, если честно признаться, мне вдруг очень захотелось ее трахнуть. Но я сжал всю свою волю в кулак и проигнорировал это желание - вот я какой! Потом она спросила куда я иду, и я сказал ей, что возвращаюсь домой с работы, она вызвалась меня подвести, я, после секундного колебания, согласился, не увидев в этом ничего дурного. Но я лоханулся, это было, оказывается, часть коварного плана.

По дороге она вдруг завернула к стоящему неподалеку кафе, сказав мне, что ей срочно нужно позвонить. Типа того "Это не долго". Она там, видно, была своим человеком, встречный персонал здоровался с ней, мелко-мелко кивая бошками и улыбаясь.

- Присядь за столик, Вовочка, и закажи чего-нибудь, пока я звонить буду.

- У меня нет денег, - я сказал ей, слегка задетый тем, что так глупо попался, - ведь я же поклялся себе, что никогда не буду с ней иметь никаких дел!

- Не думай об этом, - важно выдала она и ушла звонить.

Ну не думать, так не думать, в таком случае будем с тобой твоим же оружием бороться - рублем. Как говорится "Кто к нам с чем-то пришел, тот от того и погибнет". Я беру меню у подошедшего официанта и, к его радости, заказываю много и самое дорогое. Вика приходит не скоро, к тому моменту уже почти весь столик забит посудой со всякой всячиной, а официант все носит и носит. Я с удовольствием смотрю на ее слегка побледневшую физиономию и скромно говорю: "Я тут заказал немножечко чего-то, ничего?" Она только кивает головой на это, язык, видно, отнялся.

Она была за рулем и поэтому не пила, я же ни в чем себе не отказывал. Дорогущий коньяк, сигара и отменная жрачка - мое настроение становилось все лучше и лучше. Вику пробило на ностальгию, она вдруг начала вспоминать нашу первую встречу.

А было это так: как-то раз, года, наверное, три назад, я шел по городу, обдолбанный качественной травой. Было лето, ярко светило солнце и я находился в полном согласии с самим собой. И проходя мимо "американских горок" - которые только этим летом были установлены, я решился на научный эксперимент. В чем он заключался? Широко известно, что трава усиливает в несколько раз все чувства, то есть, если, допустим, в тебе в данный момент присутствует смех - то после принятия косяка тебе будет очень-очень смешно, если страх - то будет очень-очень страшно - и так со всеми чувствами. Так вот я решился на очную ставку со страхом - во всей ее неприглядной красе. У меня были все необходимые для эксперимента составляющие: обдолбанное состояние и "американская горка", которая, по моим расчетам, должна была вызвать во мне чувство страха. Итак, на последние деньги я покупаю билет и отстаиваю длинную очередь. В болиде, который по всякому носится на этих горках, по два сиденья в ширину, я занимаю одно, а на другое садится какая-то симпатичная девушка, это я увидел краем глаза - мне было не до разглядываний, научный опыт - дело серьезное и требует особой концентрации - не до девушек!

Короче мы стартанули и крутились-вертелись не долго, но очень интенсивно. И представляете, в течение всего этого мероприятия сидящая рядом со мной девушка - это была Вика, визжала мне на ухо дурным визгом, вцепившись мертвой хваткой, двумя руками, в мою руку, да так, что у меня аж следы от ее когтей остались на руке! Стоит ли говорить, что мой научный эксперимент полностью обломился!! Какой там страх, единственным моим чувством, было желание поскорее избавиться от этой придурочной! Но это моя версия, Викина же версия звучит так: "Ты как-то с первого момента внушил в меня уверенность, поэтому у меня не было никакого страха", - вот так вот, у нее оказывается не было никакого страха! А у меня в таком случае был - страх что нас запустят по второму кругу и меня эта ненормальная тогда уж точно доконает!

Мне так и не удалось свалить от нее в тот день, сначала она отпаивала меня пивом в ближайшем кафе, а потом добивала танцами в ночном клубе и окончательно растерзала под утро у себя дома, причем именно всего дома, а не только в постели, помимо постели еще был коридор, ванная, кухня, пол, кресло - нигде я не мог от нее скрыться. Но это опять же моя версия, ее звучит более пафосно и романтично.

Вобщем сидели мы с ней в кафе и вспоминали былое, а про то, что случилось при нашей последней встречи она даже не заикнулась, да и мне чего-то об этом не хотелось говорить. Так мы и досидели до вечера, немереное количество коньяка, выпитого мной, сделало свое черное дело - я полностью размяк. А потом появилась какая-то рок-банда и начались танцы, по ходу которых, если это был какой-нибудь медляк, Вика плотно, всем телом, прижималась ко мне и оставалась только констатировать, что что-то во мне поднимается..., вобщем какое-то светлое чувство.

По старой, доброй традиции все завершилось у нее дома, где она преподала мне урок мужества.

Утром, едва проснувшись в ее постели, с трудом собрав свои раскиданные по всей квартире шмотки, я тихонечко, чтобы, не дай бог, не разбудить Вику, оделся, да и свалил из хаты от греха подальше. Выйдя из ее подъезда, я глубоко, с облегчением вздохнул, закурил и пошел к Пиджаку - поправлять расшатанную нервную систему.

По дороге я завернул к себе на работу, был день получки и, дождавшись начальства, получил причитающиеся мне бабки. Потом, чтобы не мучить свой организм похмельным синдромом, купил бутылку пива и попивая его, не торопясь, дошел до Пиджакова дома.

Дверь, после довольно долгой паузы, мне открыл какой-то здоровый мужчок в спортивном костюме, я даже как-то растерялся от неожиданности. Он пролаял: "Чего тебе?", на что я ему ответил: "Мне бы Толю, ну или дочку его", у меня, как назло, вылетело из головы как ее зовут. "Нету их, они здесь больше не живут", все тем же грубым лаем ответил тот чувак и уже хотел было закрыть дверь, но я вставил ногу в проем и вежливо спросил его: "А не скажите, где они?". Он как-то не хорошо ухмыльнулся и ответил "На том свете. Умерли они", и захлопнул дверь, чуть не прищемив мне ногу.

Вот так новость! Где же я теперь ханку брать буду? Это была первая мысль, а потом я как-то устыдился своего эгоизма и черствости и от всей души пожалел их. Но как бы там не было, все это очень странно! Какой-то мужик непонятный, решетки на окнах - чтобы это все значило? Но долго париться не в моих правилах, да и состояние мое не допускает такой непозволительной роскоши - надо идти искать ханку. У меня два варианта, либо к Лохматому, либо к Мослу. Но это основные, есть, конечно, и дополнительные, например, к Верке. Да, Верка - что-то внутри меня больно сжимается при мысли о ней, а еще мне стыдно, откровенно стыдно за себя, за свое малодушие. Поэтому Верка исключается, мое чувство собственной важности не выдержит встречи с ней.

Тогда к Лохматому - самый лучший вариант.

Я покупаю вторую бутылку пива и иду к Лохматому.

Лохматого я встретил еще на подступах к его дому, он шел не спеша и тоже с бутылкой пива.

- Здорово, Димок, ты откуда и куда?

- Здорово, Вовчик, домой иду с работы.

- С ночного клуба, что ли?

- Нее, - смеется он, - с клубом завязано, я теперь магазинчик сторожу по ночам, тут неподалеку.

- А что с клубом-то случилось?

И он мне рассказывает. История проста как три копейки. Он там успел всего несколько дней проработать, как нагрянул какой-то санитарный контроль, ну или что-то в этом роде, вобщем у всех начали выяснять кто чем болел и все такое. Ну и Лохматый с дури выложил им, что мол болел гепатитом, мало того, еще и с гордостью уточнил что почти всеми гепатитами. Его и уволили от греха подальше. Правда, как он говорит, директор - брат Германа, напоследок, чтобы слегка смягчить Лохматому моральную травму, обслюнявил немного бабок, в качестве отступного.

Но Лохматый долго не горевал и почти сразу же нашел себе другую халявную работу.

- Чё, Димок, может замутим насчет ханки. Есть там у вас чего-нибудь?

- Не плохо было бы, но только Лягушки нет, ее мусора повязали.

- Да ты чё! Давно?

- Да уж, наверное, третий день в ментовке парится. А дочка в деревню, к родственникам уехала. Так что, Вовчик, не все так просто, я уже даже не знаю куда идти, кругом одним герычем торгуют. Или может герыча?

- Не, Димок, - говорю я ему твердо, - за герычем я не ходок, это без меня, - пару минут соображаю, а потом добавляю, - можно к Мослу пойти, только и его тогда придется раскумаривать, но зато он хороших чеков взять может. Ты как?

Лохматый тут же соглашается. Мы идем к Мослу, а по дороге Лохматый заходит к Курунтяихе - матерой пенсионерке, торгующей ангидридом и демидролом.

У Мосла нас ожидал большой облом, и хотя сам он был дома, но где ханки взять - не знал, потому как у Горгаза ханка ожидалась только к вечеру. До вечера ждать нет никакой возможности и поэтому мы решили идти дальше - искать ханку. Мосел порывался идти с нами, но мы ловко от этого отмазались, во-первых, от него все равно толку мало - других барыг он не знает, а, во-вторых, уж больно у него вид стремный, мусора обязательно с ним повяжут. Мосел выглядит как классический, плакатный наркоман.

На всякий случай зашли еще к Морозу, но тоже без толку, он облопался сонниками и только мычал в ответ на наши расспросы.

Лохматый вспомнил про какую-то барыгу, к которой сам он был не вхож, но она жила неподалеку, поэтому стоило попытаться.

Если ты не вхож к барыге, то лучше и не соваться, все равно тебе ничего не продадут. Бывают, конечно, исключения, но очень редко - это либо барыга с крутой ментовской крышей, либо какой-нибудь отморозок - беспредельщик, которого в шесть секунд вычисляют менты или бандюганы.

Зная все это мы мирненько уселись на скамеечку неподалеку от точки и стали ждать каких-нибудь знакомых, которые вхожи. Ждали мы ждали, да так и не дождались, хотя было видно, что ханка на точке есть - от нашего наметанного взгляда не могла ускользнуть деловая активность у подъезда, время от времени туда заходили какие-то личности, явно наши коллеги, и долго, не задерживаясь, быстренько от туда сваливали, судя по их резвости, вполне удовлетворенные.

Наконец, не выдержав, мы решили обратиться к кому-нибудь, чтобы нам тоже взяли пару чеков. Но и тут все было не так просто, нам либо говорили: "Да вы чё, пацаны, какая ханка, я и слова-то такого не знаю", либо просто посылали на хрен. Торчать там становилось уже опасно, мы явно примелькались и Лохматый решил сделать последнюю попытку, подошел к какому-то кренделю и долго чего-то там с ним перетирал, а затем я увидел как он, едва заметно, отдал деньги и тот нырнул в подъезд.

Мы стали ждать. Ждали мы, наверное, минут сорок, наркоты по-прежнему заходили и выходили, а того кренделя все не было. То есть нас просто кинули, как последних лохов: хмурые и злые, мы, наконец, ушли с этого неудачного для нас места, и медленно поплелись по улице, совершенно не догоняя куда нам теперь поддаться. Что и говорить, состояние наше было хреновым. Я уже не раз замечал такую штуку - стоит только позволить какому-нибудь желанию развиться, набрать обороты, как оно становится таким сильным и так крепко начинает держать тебя за хобот, что уже нет никакой возможности с этого сорваться и ты вынужден идти до последнего - пока его не удовлетворишь. Тем более если это желание - желание вмазаться! Поэтому, на своем собственном опыте, я знаю, что с желанием можно справиться, проигнорировав его, только когда оно только-только зародилось, пока оно еще слабое. Потом это сделать гораздо сложнее, а в случае с ширевом, вообще почти невозможно, лучше даже не рыпаться, а расслабиться, не усугубляя своего состояния внутренней борьбой.

Вот и сейчас, мое желание вмазаться достигло своего предела, заслонило все на свете, но я не напрягаю себя борьбой с ним - это бесполезно, это только его усиливает.

Лохматый начал настырно убалтывать меня взять герыча и я может быть даже и сдался бы в конце концов, но тут судьба сжалилась над нами и преподнесла подарок. Подарок выглядел весьма стремно - худющий, с огромной лошадиной мордой и мутными глазами, одетый в длинное, черное пальто и китайские кеды - наш с Лохматым общий знакомый по прозвищу Буцифал, или просто Буцик.

К счастью, он нас узнал. Почему к счастью? Да потому, что он был раскумарен по взрослому, его челюсть отвисла чуть ли не до кален.

Не сразу, и не без труда, но все-таки он нам выдал ценную информацию, что неподалеку, у детского садика, пасется Ручка с ханкой и что если мы поторопимся, то может и успеем у нее взять, но только надо поторопиться, а то ханка может закончиться.

Буцик еще даже не успел закончить свою речь, как мы уже были в ста метрах от него. По дороге нам встретилась несколько знакомых наркош и мы в двух словах поделились с ними ценной информацией. В итоге к садику мы финишировали толпой человек в шесть.

Картина напоминала раздачу халявного хлеба голодающим: Ручка, как какая-нибудь пчеломатка, стояла в центре, а вокруг нее густым роем вились жаждающие, тесня друг друга и суя ей бабки. Лохматый вклинился в толпу, как атомный ледокол, без всяких сантиментов расталкивая осаждающих Ручку коллег. Он успел взять для нас пару чеков и ханка на этом закончилась. Тут же, со стороны тех, кому не хватило, посыпались деловые предложения, но Лохматый, твердо и однозначно, все их отмел. Желающие упасть на хвост от нас отстали.

Довольные собой, мы в шесть секунд достигли Лохматовского дома.

У подъезда стоял какой-то чувак и курил сигарету. Весу в нем было как минимум две тонны и росту он был немалого. При виде его Лохматый чуть слышно воскликнул в сердцах "Блядь", но тут же изобразил на своей физиономии радушную улыбку, от уха до уха, тот чувак в ответ тоже затряс своими тремя подбородками с криком "Ну, наконец-то, появился".

- Здорово, Слон, - все также улыбаясь, сказал Лохматый, протягивая свою ручку и та утонула в руке этого монстра.

- Здорово, здорово, Димок, - поглядывая на меня своими маленькими свинячьими глазками, произнес Слон, - я уже запарился тебя ждать, хотел уйти уже. Ты где шляешься?

- Да по делам с Вовчиком ходили, - кивает на меня Лохматый.

Моя рука тонет в рыхлой, влажной массе "Валера" - знакомится со мной Слон и добавляет, глядя на Лохматого:

- Знаем мы ваши дела, травишься все - наркоман хуев?

- А хули нам - кабанам! - кричит весело Лохматый.

- Бить тебя некому, а мне недосуг. Ну ладно, горбатого могила исправит.

Мы заходим в подъезд и еле-еле вмещаемся в лифт, меня плотно вдавливает в пузо Слона. Он смотрит на меня снисходительно и кричит своим зычным голосом "Не раздавлю, братишка?" - в ответ я только мотаю башкой, не в силах вымолвить ни слова.

У квартиры Лохматый долго роется в карманах, ища ключи, Слон с нетерпением говорит ему "Ну ты чё, Димок, резче давай, чего тормозишь", - Лохматый ощупывает все свои карманы, но ключей нет.

- По ходу облом пацаны. Я ключи где-то посеял, - говорит он с растерянным видом.

- Ну вот, Димок, ты в своем репертуаре, ищи лучше. Может ты другу своему их отдал? - он поворачивается и смотрит на меня, а Лохматый из-за его спины хитро мне подмигивает.

- Да нет, - печально тянет он, - точно у меня были.

Но тут замок щелкает, дверь открывается, вот так неожиданность - Лягушка собственной персоной! Лохматый, больше с раздражением, чем с удивлением, говорит ей: "Чё, Танька, - откинулась?"

- Да, отпустили с утра, - отвечает она машинально, смотря с вдвое увеличившимися от изумления глазами на Слона.

- Ну чё, так и будем стоять, - кричит Слон, - войти-то можно? - Лягушка молча отодвигает свое тщедушное тельце в сторонку.

Мы заходим в квартиру и раздеваемся, причем первым, неторопливо, это делает Слон, мы с Лохматым ждем прижавшись к стенке - Слон занимает все пространство. Наконец, и мы раздеваемся и проходим на кухню, где Слон достает из своих необъятных штанов бутылку водки и ставит ее на стол.

- Какие возражения? - кричит он переводя взгляд с Лохматого на меня.

- Нее, Слон, мы не будем, у нас свои дела, - говорит ему Лохматый и достает откуда-то из-за воротника два чека, кладет их на стол. Слон берет их, нюхает и с презрением говорит:

- Какая гадость! - смотрит на Лягушку и спрашивает. - Ну а ты, красавица, меня кстати Валера зовут, составишь компанию?

Та лишь качает головой, тоже достает чек из кармана своего халата и кладет его рядом с нашими.

- Ну вот, - кричит Слон разочарованно, - кругом одни наркоманы. Нормальных людей и не осталось! Ладно, рюмка-то у вас есть? Да и закуска тоже не помешала.

Лягушка берет из холодильника банку огурцов и ставит ее на стол. Лохматый достает из шкафа рюмку.

- Это все, что ли, - Слон разочарованно смотрит на банку.

- Ты чё, сюда жрать что ли пришел? - говорит ему Лохматый, - нет ничего больше, ничего, перетопчешься, тебе худеть надо.

- С таким хозяином не то что похудеешь, умрешь от истощения, - Слон садится за стол, открывает бутылку и наливает себе рюмку.

- Ну ладно, черти, за встречу, - и выпивает ее одним глотком.

Лохматый смотри на него сморщившись, а потом достает причиндалы и начинает процесс варки.

Слон с брезгливой мордой наблюдает за ним, закуривает сигарету и говорит.

- Гляди, Димок, какую я себе цепь голдовую купил, - расстегивает ворот рубашки и демонстрирует ее с гордым видом.

- Ништяк цепочка, - говорит Лохматый с равнодушным видом, на секунду отвлекшись от процесса.

- Как думаешь, сколько весит, - спрашивает Слон и не дождавшись ответа, говорит, - почти восемьдесят грамм! Прикинь.

- Ништяк, - все также равнодушно произносит Лохматый.

- А ты, брат, забыл как тебя зовут, может все-таки накатишь водочки? - спрашивает он меня с надеждой.

- Его Вовчик зовут. Мы не будем, нам нельзя пить, - отвечает за меня Лохматый.

- А ты чё за него решаешь. А, Вовчик? - предлагает он мне рюмку.

- Не могу, Валера, - качаю я головой.

Тогда он опрокидывает ее в свою пасть, зажевывает огурцом и говорит назидательно:

- Вы, пацаны, одного не можете понять: отрава эта ваша до добра не доведет, так и сдохните ничего в жизни не добившись. Вот я, например, - продолжает он, - полсвета объездил. Сколько мы с тобой по морям походили, а Димок?

- Да, немало.

- Вот, немало. Я деньжат заработал и дело свое открыл. А ты, Димок, куда свои бабки дел? - Лохматый кружкой показывает себе на вену.

- Вот именно, все по вене пустил. И ради чего, ну, Димок, скажи мне, что в ней такого хорошего?

- Это сложно словами, попробуй - узнаешь.

- Да в гробу я ее видел, я и так знаю что говно, - он наливает себе очередную рюмку и посылает ее в пасть.

- Надо от жизни взять все, - продолжает он парить нам мозги, - а у вас что, ни семьи, ни детей, живете как чуханы какие-то.

- Кто бы говорил, ты то сам который раз женат? Третий? Ну так вот от тебя и третья также сбежит, как и две предыдущие, - говорит Лохматый со смехом.

- Я ей сбегу, - Слон с грозной мордой сжимает свою лапу в кулак. Я, кстати, тут на днях ей устроил курс молодого бойца, - добавляет он с ухмылкой, - так она теперь из дома не выйдет, пока фингалы не пройдут.

Меня уже начал слегка доставать этот персонаж, как-то очень неудачно, что он нам навязался. Я обычно сторонюсь этой категории людей - сплошные дешевые понты, и ничего больше. Мало того, они еще считают себя вправе другим людям мозг трахать - тупо и настырно. Как бы не обломал он нас!

Я начинаю раскатывать демидрол, а Лягушка достает телеги. Слон с интересом смотрит за нашими действиями.

- Димок, а помнишь, как мы в Амстердаме куролесили?

- Еще бы!

- Прикинь, Вовчик, всех проституток обошли, я в жизни столько не трахался, - говорит он уже слегка заплетающимся языком и подмигивает Лягушке.

- Ты лучше расскажи, как тебя в итоге на корабль тащили, всего облеванного, - говорит ему Лохматый заканчивая процесс и ставя кружку на стол.

- А, это фигня, - махает рукой Слон, он вливает в себя очередную рюмку, закусывает и продолжает, - там одна такая нимфеточка была, я ее...

- Ну хватит, - обрывает его Лягушка, - давай о чем-нибудь другом поговорим, - мне не нравятся такие разговоры.

- У ты, у ты... какие мы, ну давай о другом, о чем желаешь, кисуля, - говорит он Лягушке и опять подмигивая порывается стряхнуть пепел от сигареты в кружку с раствором. Лохматый успевает вовремя ее убрать и кричит:

- Ну ты чё, Слон, охуел что ли? Смотри что делаешь!

- Подумаешь, тоже мне, чистоплюи, - говорит он с презрительной мордой, скажите спасибо, что не нассал в вашу драгоценную кружку, - и начинает громко ржать, довольный своей дебильной шуткой.

Ну вот, так я и думал, точно нас обломает этот упырь! Сейчас еще подопьет маленько и вообще с ним сладу не будет. Хорошо хоть бутылка заканчивается!

Все его жирное тело сотрясается от дикого хохота и вдруг стул, на котором он сидит, не выдерживает и ломается, Слон со страшным грохотом валится на пол, сметая рукой все стоящее на столе, в том числе и кружку с раствором.

Мое сердце чуть не разрывается от ужаса, крик застревает в горле и я беззвучно шевелю губами. Лохматый с Лягушкой, будто в оцепенении, смотрят на разлитый раствор, ни в силах произнести и слова.

- Вот уроды, - кричит возмущенный Слон, - вы чё за стул мне подсунули? Издеваетесь что ли?

Лягушка смотрит на него с побелевшим от ярости лицом и еле сдерживая себя говорит: "Так, Валера, одевайся и вали отсюда".

- А ты, овца, мне не указывай что делать, - говорит он ей со злобной мордой, вставая с пола, - а то щас быстро научу как надо с мужиками разговаривать!

В ту же секунду он получает страшной силы удар сковородкой по голове. Бум!

- Козел, - мрачно произносит Лохматый и ставит сковородку обратно на плиту.

Слон - эта гора дерьма и сала, валяется на полу в полном отрубоне. Я с изумлением смотрю на Лохматого.

- Димок, - спрашиваю я его тихо, - а ты не грохнул ли его?

Он вместо ответа пинает Слона ногой и я вижу как у того еле заметно шевелятся губы.

- Что теперь делать будем? - спрашивает Лохматого Лягушка растерянно.

- Что, что, за ханкой надо идти.

- Не, Дим, я про другое, ханка-то у меня есть, я тут заначку на черный день держала. Я спрашиваю, что с этим делать? - она кивает в сторону валяющегося на полу Слона.

Есть ханка! От сердца отлегло, я радостно смотрю на Лохматого, тот тоже заметно повеселел.

- Ну, Танюшка, тебе цены нет! А это, - он опять пинает Слона, - мы щас быстро в чувство приведем.

Он уходит в комнату и через некоторое время возвращается с нашатырным спиртом, макает на вату и подносит к Слоновьему хоботу. Тот дергает своей мордой и, наконец, открывает глаза. Для верности Лохматый дает ему еще пару оплеух. Слон некоторое время сидит на полу и кривит от болт свою рожу, затем с трудом поднимается и, пошатываясь, без слов выходит в коридор. Мы с Лохматым кое-как надеваем ему башмаки, накидываем куртку и все так же без слов, придерживая по сторонам, доводим его до лифта и утрамбовываем туда. Отсылаем лифт с телом на первый этаж.

К нашему приходу Лягушка уже закинула добрый шмат ханки в кружку и начала варить.

- О, умница Танька, - кричит ей с одобрением Лохматый.

Мы приводим в порядок кухню и садимся за стол.

- А что это вообще за черт-то был, - спрашиваю я Лохматого.

- Да так, плавали вместе, он меня еще тогда достал, одно время приходилось даже в одной каюте с ним жить, несколько раз с ним ебошились - очень геморройный чувак. Он хоть и здоровый, но ссыкло страшное, а еще начальству жопу лизал чуть ли не до дыр, очень любил это занятие. Короче чмо полное.

- Лихо ты его припечатал, - говорит Лягушка с восхищением.

- А с ним иначе нельзя, он по нормальному не понимает. Да хрен с ним, ты, Танька, лучше расскажи как там в мусарне тебе жилось и вообще как все было.

- Да чё рассказывать, все как обычно было. Сидела в скверике, уже почти все чеки раскидала, семь штук только оставалось, один в кармане и шесть на плече под курткой. Тут подходят ко мне двое парней молодых, явно менты, хотя косят под наркош и насчет ханки спрашивают. Ну я им и кричу, мол я не знаю, сама жду, что кто-нибудь придет раскидывать. Короче, они в итоге показывают ксиву и шманают меня, так, слечка, чек, который в кармане был, нашли и на этом успокоились. А в ментовку привели, я сразу же чеки с плеча незаметно в другое место перепрятала. Куда - не скажу.

- А хочешь я отгадаю? - говорит ей Лохматый весело.

- Не надо, - Лягушка ухмыляется и продолжает, - короче почти три дня я там проторчала, но ничего, ханка была, так что я перекумарила, по кишке ее забрасывала.

- А мыла-то хоть предварительно, а, Тань, - Лохматый подмигивает ей и весело смеется.

- Дурак, - улыбается Лягушка. - Вобщем дело на меня завели и пока отпустили. Она заканчивает варку и начинает выбирать раствор, а я раскатываю демид.

Только бы и это не пролить! Мое бедное сердце тогда точно не выдержит. Мы с Лохматым жадными глазами смотрим за Танькиными действиями, оба в крайнем напряжении и нервно вздрагиваем от неожиданности, когда слышим негромкий стук в дверь.

Лягушка с испуганно-вопросительным лицом смотрит на Лохматого, тот неприличным жестом показывает, мол "Хрен тебе всяк входящий" и тихонечко, одними губами произносит "Делай".

Это он правильно решил, пошли все нафиг - хоть кто там: милиция, пожарные, Гринпис - на всех насрать! Главное сейчас во что бы то ни стало вмазаться, а уж потом будь что будет!

Но кто-то там за дверью не успокаивается и продолжает настырно постукивать - прямо дятел какой-то! Тем временем Лягушка демонстрирует чудеса расторопности, ее руки так и мелькают. И вот уже она заливает раствор в самовар с демидролом и отдает его мне. Я как чувак с мексиканской погремушкой из кинофильма "В джазе только девушки", начинаю потряхивать самоваром, строя рожи и повиливая бедрами в такт. Лохматый с Лягушкой весело улыбаются. Наконец, раствор отбит, я возвращаю самовар Лягушке и она принимается вытягивать его по нашим телегам. Все это время стук не прекращается, наконец, из-за двери раздается громкий шепот: "Димок, это мы, Лёха с Германом".

- Тьфу ты, ё-моё, - в сердцах кричит Лохматый и идет открывать.

- Быстрей заходите, - нетерпеливо говорит им Лохматый, открыв дверь и те резво просачиваются в квартиру. Он закрывает дверь, выглянув перед этим в коридор, произносит "Проходите" и тут же возвращается на кухню, не в силах больше терпеть.

Раздевшись и зайдя на кухню, Лёха с Германом завистливо смотрят на наши готовые к употреблению телеги.

- А есть еще ханка? - спрашивает Лёха с надеждой.

Лохматый вопросительно смотрит на Лягушку и та кивает головой.

- Вон Таньке бабки давайте, - и добавляет, - только демида больше нет.

- У нас есть лист, а еще можем релахой подогреть, - говорит Герман.

Меня эта новость очень даже радует, ханка с релахой - добрый коктейль.

Вот это дело, пацаны, спасибо, спасибо, - кричит Лохматый, радостно и жадными глазами смотрит на кучу ампул, которые Герман вываливает на стол. - Танька, - кричит он по-хозяйски, - доставай им ханку.

Та идет в комнату, а он берет одну ампулу, подламывает ее и вытягивает реланиум в свою телегу.

- Варите себе, пацаны, - говорит он, - а мы пока вмажемся.

Лягушка возвращается со шматком ханки на ноже и отдает его Лёхе, Герман сует ей бабки.

- Я возьму? - Лягушка кивает на релаху.

- Бери, бери, и ты, Вовчик, - говорит Герман.

- Где это вы столько набрали, - спрашивает Лягушка, добивая под завязку свою телегу с раствором.

- Да так, места надо знать! - с гордым видом кричит Лёха, смывая ханку с ножа в кружку.

Я тоже с удовольствием вытягиваю себе релахи слегка болтаю свою телегу - чтобы по-лучше все смешалось.

- Смотрите только, пацаны, у вас раствор нехилый получится на наших смывках, как бы вам не отъехать, - предупреждает их Лохматый и берет мою телегу, чтобы первым меня вмазать.

- Не, не, все нормально будет, Димок, не ссы, - как ребенок, у которого пытаются отнять любимую игрушку, спешит нас заверить Лёха.

- Ну, ну, я вас предупредил, - говорит Лохматый равнодушно и добавляет, - готов, Вовчик?

- Всегда готов, - отвечаю я ему как положено.

Лягушка уходит ширяться в туалет, а я закатываю рукав своей рубашки и пережимаю себе вену.

Без лишних колебаний, уверенно и аккуратно, Лохматый вмазывает меня.

Мощная, тугая и сладкая от реланиума струя ударяет меня в горло, мои глаза чуть ли не выскакивают из орбит, рот, непроизвольно открывается до предела и я не в силах вздохнуть. Мотор стучит как бешенный.

- Э-э-э, держись, Вовчик, - кричит мне Лохматый.

Его голос как будто бы за сотни километров от меня. Картинка начинает расплываться и я отъезжаю.

Очухиваюсь я от серии пощечин по своим щекам, передо мной Лохматовская морда, он с интересом меня разглядывает.

- Ожил, - радостно констатирует он и кричит,- алё, гараж, живой Вовчик? - и не без удовольствия отвешивает мне дополнительную пощечину, так, на всякий случай.

- Чё... ну... да, хорош, блин, - чего-то такое мычу я и, наконец, окончательно прихожу в себя.

- Больше так не делай, - строго говорит Лохматый, - ну ладно, поглядывай за ним Герыч, а я пойду, наконец, вмажусь. - Как будто дядя Дима вам скорая помощь какая-то, - добавляет он недовольно и уходит из кухни.

- А чё было-то? - спрашиваю я Германа после паузы и усиленно тру свою морду.

- Да ты хотел покинуть нас, да Димок не позволил, - смеется он.

- Долго я в отключке был?

- С неделю, наверное, - кричит Лёха со смехом.

- Хорош прикалываться! Чё в натуре долго?

- Да нет, - успокаивает меня Герман, - пару минут, наверное, всего.

Пару минут? Даже как-то с трудом верится, такое чувство, что действительно минимум неделя прошла! Все это время я несся по какой-то спирали и у меня от восторга захватывало дух. Видимо так и ворвался бы, восторженный, на тот свет, если бы никого рядом не было. Вот бы удивился бы моему виду этот, как его...? Ну вобщем чувак, который там, на том свете, на воротах стоит. Представляете картину?!

Я с наслаждением закуриваю сигарету. Лёха заканчивает варку, а Герман сидит на стуле рядом со мной и внимательно за ним наблюдает. Я гляжу на него и, наконец, догоняю кого он мне всю дорогу напоминал - французского актера, который постоянно всяких героев играет, в старом фильме графа Монте-Кристо, например. Как его звали то? Забыл. Ну ладно, хрен с ним, вобщем Герман - его копия.

Меня не слабо прет, но все равно, по инерции что ли, хочется еще догнаться. Возникает слабая надежда, что, может быть, вторяками-смывками со мной поделятся? Хотя, наверное, вряд ли, судя по Лёхиной роже - он не из тех, кто способен поделиться ханкой. Стопроцентный кандидат на тот свет - уж больно жадный до ширева, без тормозов - по повадкам видно. Сколько я уже видел таких вот как Лёха - немереное количество, и все они давно на кладбище! Вот и Аркан был таким, но он еще довольно долго продержался, не в пример остальным. Без ложной скромности я считаю, что в этом была и моя заслуга, я ему личным примером демонстрировал, что нужно себя время от времени притормаживать. Но видно этого было недостаточно.

- Как себя чувствуешь, Вовчик, - спрашивает меня Герман, раскатывая демид.

- Ништяк, Гера, - говоря я откровенно, пока я себя еще чувствую, но все-таки релаха дает знать: такое ощущение, что кости в моем теле отсутствуют напрочь и если мне придется вставать, то я вряд ли смогу это сделать. Хорошо хоть по ханке не надо в туалет ходить - не возникает ни малейшего желания, да и не получится, как не старайся. А еще у меня в глазах все как-то слегка расплывается, реальность кажется совершенно другой, более реальной что ли. И еще эта штука..., забыл как называется эээ... ну, вообщем, как будто все это уже когда-то было, один в один. Ну и память, с этим тоже проблема, а так, в целом, пока все ништяк. Да, еще забыл сказать кого мне напоминает эээ... Лёха вобщем, чувака из этой банды, как ее..., ладно, фиг с ней, короче он его напоминает - все то же самое, и белые короткие волосы, кольца в ухе и слегка нагловатая морда.

- О чем задумался глубоко седлок приветливо спросил, какая на сердце кручина, чем белый свет тебе не мил? - Это мне Герман выдал такой навороченный опус. - Кадр!

- Да это я так, о своем, - говорю я ему. Классный он чувак все-таки, даже хочется ему сказать что-нибудь приятное, ну, например, что он похож на того актера французского. Но, наверное, не стоит, мало ли, подумает еще что я какой-то ни такой. Вместо этого я спрашиваю его почему-то:

- А как ты, Гера, раскумаренный на тачке ездишь? Не страшно, мало ли что.

- Уже не страшно, - отвечает Гера печально, - мы с Лёхой ее разбили на прошлой недели, так что теперь пешеходы.

- Хорошо хоть не покалечились, - кричит Лёха. Он достает новые телеги, распаковывает их и начинает вытягивать готовый раствор, бухнув туда предварительно пару ампул реланиума.

- Чё, раскумаренные были?

- Ну, а то какие же?

На кухню заходит лягушка, точнее заходит - это громко сказано - чуть ли не приползает, аккуратно держась за стенку. Она обводит всех мутным взглядом, пару секунд концентрируется на телегах с раствором, чего-то там мычит и так же осторожненько тащится в комнату.

- Этому больше не наливать, - констатирует Герман.

Он садится на корточки, пережимая вены коленкой под мышкой, качает свой кулак и питается уколоть себя в кисть.

- Вмажем меня, Вовчик? - спрашивает Лёха.

- Вообще-то я... ну ладно, давай, - и беру у него телегу.

Я сажаюсь рядом с ним, нащупывая вену и ввожу в нее иглу.

Зрение меня подводит, в глазах все расплывается.

- Ай, дуешь, дуешь, вытаскивай... Ну тебя нафиг, Вовчик, я лучше сам, - со злобной мордой кричит Лёха.

Ну и ладно, не очень-то и нужно, я опять пересаживаюсь на свое место. Звук падающего шприца, смотрю, Гера вроде отъехал. А, нет, дышит - все нормально. Лёха тоже внимательно на него смотрит, а затем, успокоившись, продолжает свои попытки вмазаться самостоятельно. - Чухни его телегу, - говорит он мне из-под лобья. Я игнорирую его пожелание - такой облом подниматься со стула!

Лёха, наконец, вмазывается и с закрытыми глазами откидывается на спинку стула.

- Прикури сигаретку, - просит он шепотом меня через какое-то время.

Я, с трудом, это делаю и вставляю сигарету ему в рот. Он, с закрытыми глазами, затягивается и забывает про нее, она вываливается из его рта и падает на штаны.

Я это вижу, но не реагирую. Обжегшись, он резко стряхивает ее на пол и продолжает зависать. С глубоким вздохом, я дотягиваюсь ногой до сигареты и тушу ее.

Я какое-то время отрубаюсь, а очнувшись, вижу все ту же картину - все в отключке. Но вроде дышат.

На кухню пошатываясь заходит Лохматый, перешагивает равнодушно через валяющегося на полу Германа, и берет кружку - поднимать смывки.

- Поднимем смывки? - спрашиваю я его, намекая на то, что тоже в доле.

Он смотрит на меня удивленно, а потом, видимо узнав, кивает головой и начинает варить.

Через некоторое время очухивается Лёха и как сомнамбула, ничего не соображая, на полном автопилоте, берет лежащую на столе телегу с ангидридом и приноравливается вмазать себя им, с полузакрытыми глазами.

- Ты чё, дурак что ли, - кричу я ему и пытаюсь вырвать у него телегу. Он ее не отдает.

- Это кислый, Лёха, сдохнешь же! - пытаюсь я его урезонить.

Он обиженно смотрит на меня, и видно подумав, что я просто не хочу с ним делиться ханкой, бубнит мне заплетающимся языком. - Чё ты... жалко... в натуре, ну ладно... на здоровье, - и пытается вмазать меня. Лохматый никак на все это не реагирует. Я еле-еле разжимаю Лёхину руку, забираю телегу и подношу к его морде.

- Это кислый, Лёха!

Тот пару секунд смотрит на телегу бестолковыми глазами, а потом опять отрубается.

Лохматый заканчивает варить и вмазывает меня, на этот раз уже без релахи. Сам он тоже удачно, с первого раза, догоняется.

Минут десять мы сидим молча и прёмся, а потом он встает и говорит: "Пошли музыку слушать".

Мы заходим в комнату. Лягушка сидит в кресле и пускает слюни из упавшей челюсти, она поднимает на нас свои мутные глаза и опять их закрывает.

Я ложусь на кровать и через некоторое время засыпаю.

Просыпаюсь я уже под утро. Встаю с кровати и плетусь на кухню, где уже в сборе вся компания, нет только Лохматого. Все целы и невредимы, Лёха с Герой попивают чай, а Лягушка стоит у плиты, варит ханку.

- Вот и Вовчик очнулся, - весело кричит Леха, - как спалось-то?

- Да ничего. Тань, а еще чека не будет, на меня?

- Все нормально, на тебя тоже варим, - говорит она мне.

Я успокаиваюсь, закуривая и спрашиваю:

- А где Димок?

- На работе, еще вчера ушел, опаздывал, правда, немного, - говорит Танька.

Работа! Ё-моё! Я же совсем забыл, что мне вчера на работу надо было. Вот черт, как неудачно-то. Эх и вони будет! Уж лучше тогда, наверное, совсем там больше не появляться, один хрен, теперь меня выгонят, так зачем же еще и наезды до кучи выслушивать? Жалко, конечно, такая халява была! Теперь надо думать на что жить. Ну ладно, это потом, Сначала вмазаться нужно, а там что-нибудь придумаю.

- Ты чё печальный такой, - спрашивает Герман.

- Да на работу вчера не пошел, теперь выгонят.

- А, фигня, меня тоже на днях выгнали, подумаешь! - говорит Лёха.

- Да, Вовчик, не горюй, придумаем что-нибудь, щас вот подлечишься и мысли появятся, - говорит мне Лягушка и подмигивает.

- Да, кстати, - я достаю бабки и отсчитываю нужную сумму, - сам при этом думая, что теперь придется на всем жестко экономить, но только не сейчас.

Лягушка без слов берет у меня деньги и прячет их в карман халата.

Пока Лягушка варит, мы о чем-то беседуем, так, ни о чем, а я все думаю про себя куда бы мне теперь пристроиться. Все варианты, которые приходят в бошку - какие-то нереальные.

Потом мы вмазываемся и через некоторое время Герман с Лёхой сваливают. Я еще сижу немножко, а потом тоже собираюсь на выход. Уже в коридоре Лягушка советует мне:

- Ты, Вовчик, зайди сейчас по дороге к Димке, он вроде говорил, что его хозяин на второй свой магазин тоже сторожа ищет, узнай, может что и получится. - Димок еще пока на работе должен быть.

Она объясняет где это находится, я благодарю ее за информацию и ухожу.

Вот и пришли хорошие денечки, над городом зависло хмурое, огромно-недоброе облако, - одно во все небо. Я вышел из подъезда и минут пять, наверное, смотрел на него - это не то, чтобы как-то ухудшилось мое состояние (облакам слабо тягаться с ханкой), просто мне вдруг стало очевидно, что все подходит к концу. К какому - этого я пока не знал.

Как обычно, не торопясь, я поплелся к месту, где Лохматый, презрев все опасности, сторожил чье-то имущество.

Еще из далека я заметил пожарные машины и толпу народа. Первой моей мыслью было "Что за активность ни свет, ни заря?" И только подойдя поближе я вдруг понял в чем дело, там, где должен был стоять магазин, охраняемый Лохматым, дымились одни головешки! Не испытывая ничего кроме любопытства, я спросил первого попавшегося мне человека, что случилось.

- Что, что, обычное дело, сторож, видно пьяный заснул с сигаретой - все сгорело! Все водка, все эти демократы, мать их перемать! Довели страну, кругом одни алкаши! Хозяин тоже хорош - не видел что ли, кого на работу брал?! ... и так далее, дальше я уже не стал слушать эту бабку - мое внимание привлек какой-то ара, месяце так на девятом - судя по животу, небритый и причитающий как в безумии.

- Э..., чумошник, э..., ой билат!

- Чего это он? - спросил я бабку, указывая на этого кадра.

- Хозяин, - и добавила, не без злорадства, - горе у черножопого!

- А человек, ..., ну... сторож, он ...?? - промямлил я, уже почти наверняка зная ответ.

- Сгорел, полностью сгорел, только косточки остались, - оживленно поспешила заверить меня бабка, и увидев выражение моего лица, спросила с любопытством.

- А что, знакомец твой был?

Вот именно был, был да сплыл. Вместо ответа я только покачал головой и пошел - сам не зная куда.

В итоге я оказался в каком-то пустынном дворике, сидящим на скамеечке. Я закурил и зябко ежась в своей простенькой, не по погоде, курточке, стал думать что делать дальше. Появилась мысль пойти к Лягушке, рассказать ей о случившемся, ну и вмазать, как заведено в таких случаях. Но, на удивление, эта мысль повела себя очень необычно, как-то застенчиво, слегла послонялась по моей бошке, да и пропала, не вызвав к себе никакого интереса. Через некоторое время я вдруг ясно понял, что мне сейчас нужно и это понимание с легкостью оторвало от скамейки мое тело, до этого такое тяжелое и неподъемное.

Быстрым шагом, временами переходящим чуть ли не на бег, я понесся в цирк к Феди - единственному человеку на всем белом свете, которого я хотел сейчас видеть. Мне просто необходимо было его увидеть, поговорить с ним, приобщиться к той ясности, которая от него исходила. По моим подсчетам, Федя уже должен был появиться на работе, да и день сегодня выходной, то есть уже через час-другой будет первое представление - исходя из всего этого я почти не сомневался в том, что увижу его.

Забыв надвигающуюся финансовую катастрофу, я схватил тачку, и уже минут через двадцать был в цирке.

Как и в прошлый раз, дверь в его берлогу была открыта настежь, я зашел туда, но внутри никого не оказалось. Я сел на диван и стал ждать, думая что он вот-вот появится. Чтобы чем-то себя занять, я закурил и взял первую попавшуюся книгу с висевшей над моей головой книжной полки. Не глядя на название я без особого интереса открыл ее на середине и прочитал: "Веселье и гнев, печаль и радость, надежды и раскаянье, перемены и неизменность, благородные замыслы и низкие поступки - как музыка, исторгаемая из пустоты, как грибы, возникающие из испарений, как день и ночь, сменяющие друг друга перед нашим взором. И неведомо, откуда все это? Но да будет так!"

Меня так вставили эти строки, что я даже не заметил как в комнату кто-то вошел.

- Привет, Вовочка!

Я вздрогнул от неожиданности и поднял глаза, передо мной стояла Ленка - Федина помощница, работающая в зале на световых пушках, она приветливо мне улыбнулась.

- Ты к Феде? А его нет.

- Как это нет? - испуганно промолвил я, уже почти привыкшей за последнее время к этой фразе.

- Он уехал, насовсем, три дня назад появился из отпуска, написал заявление об уходе, забрал свои вещи и уехал.

- Куда? - спросил я удивленно.

- Точно не знаю, меня не было при этом, говорят куда-то на Дальний Восток, в какую-то общину.

Я еще пару минут посидел на диване, а затем, тяжело вздохнув и отложив в сторону раскрытую книгу, тяжело поднялся и печально побрел на выход, мимо смотрящей на меня с интересом Ленки.

- Да, Вовочка, - окликнула она меня уже в дверях, - Федя тебе тут записку оставил и книгу, подожди, я сейчас достану.

Она открыла сейф, тот самый Федин сейф, в котором у него обычно лежали любимые книги и трава, достала из него какую-то книжку и листок бумаги и протянула мне.

- Держи, Вовочка, - ты забегай, - и добавила, - не пропадай надолго.

- Да-да, спасибо, - пробормотал я и вышел из помещения.

В зале уже вовсю шла подготовка к предстоящему представлению, на арене суетились какие-то люди, а оркестр настраивал свои инструменты. Я точно знал, что я здесь больше никогда не появлюсь - без Феди это место не имело для меня никакого смысла.

Спустившись по крутым ступенькам до середины зала, я присел на сиденье и развернул согнутый пополам листок. Там было всего два предложения: "Держись, Вовчик! Когда-нибудь мы еще обязательно встретимся" и все. Я опять согнул листок пополам и положил его в книгу, прочитав ее название: "Десять быков дзэн". Да, "печаль и радость, надежды и раскаяния, перемены и неизменность..." - как грустно!.. Но да будет так!

Я встал, спустился вниз и вышел из цирка.

Придя домой, я наполнил себе ванную и залез в нее. Я курил сигареты и слушал магнитофон, из которого негромко лились печальные и волшебные звуки Брайана Ино. Взгляд случайно упал на лежащую на полочке, мою старую опасную бритву. Как в каком-то забытьи, я взял ее и раскрыл, мне вспомнился Сенека и его способ ухода, а также слова одного моего старого друга, умершего лет пять назад, который говорил мне, что перерезать себе вены в горячей ванной - самый красивый и самый приятный способ свалить из жизни. А потом мне вспомнился Федя, и его "Держись, Вовчик!" и я, поколебавшись с секунду, аккуратно положил бритву на место.

Через некоторое время печаль как-то незаметно отпустила меня и на ее место пришел тихий, но надежный оптимизм, который все сильнее и сильнее накрывал меня и вдруг в какой-то момент я резким движением выскочил из ванны с криком "да будет так!".

Едва подсохнув и съев банан, я нашел свою старую записную книжку и вышел на улицу, звонить из ближайшей телефонной будки Колобку - чуваку, от которого мы с Покойником там долго торговали шмотками. Я почему-то был уверен, что он найдет для меня какую-нибудь работу - сейчас для меня это было главным, а все остальное - что ж, насчет всего остального пускай жизнь сама все решает! Мне остается только расслабиться и наблюдать - вот такая вот получается Випассана.

Колобок оказался дома, он на удивление благодушно меня выслушал, почти не перебивая, а под концовку важно выдал:

- Вобщем тема эта, Вовчик, не телефонная, давай сейчас ко мне. Помнишь где я живу? Ну вот, приезжай, а я уж так и быть, придумаю для тебя что-нибудь.

Я уже был как-то раз у Колобка, мы с Покойником затаскивали к нему какой-то тяжеленный диван. Помню Покойник после очень сильно возмущался, что Колобок нам за это ни копейки не забашлял, сказав лишь "Спасибо, пацаны, я ваш должник". Это было как раз после рынка и у нас были бабки, так что мы по доброй традиции пошли потом брать ханку и все дорогу Покойник был в какой-то мрачноватой задумчивости, только восклицая время от времени с завистью: "А ты видел какие у него полы?", "А ты видел какой у него телик с видиком? "А ты видел..." и так далее.

И его можно было понять, хата у Колобка оказалась действительно роскошной - во всяком случае по нашим с Покойником меркам.

Я доехал на автобусе до нужной мне остановки и сразу направился к семнадцатиэтажному, из красного кирпича, дому, где на пятом этаже жил Колобок.

Колобок, наверное, минут десять открывал бесчисленные замки на своей чуть ли не бронированной двери, наконец, он открыл ее и предстал передо мной в длинном, черном халате, разрисованном красными и белыми драконами.

- Быстро ты добрался! Ну ладно, давай проходи, раздевайся, - без всяких лишних приветствий встретил он меня.

Я разделся в большой, с зеркалами от пола до потолка, прихожей, повесив свою куртку на железную, в виде дерева вешалку и прошел за Колобком в огромных размеров гостиную. Там, на темно-синих, роскошных креслах, сидели два каких-то чувака. На низеньком столике перед ними стояла бутылка чего-то темного, наверное, коньяка и большое блюдо с фруктами и виноградом. А еще на столе лежала пачка долларов, довольно увесистая. Чуваки эти уже явно были в хорошей кондиции. Они с каким-то преувеличенным интересом меня рассматривали и широко улыбались, морда одного из них показалась мне очень знакомой, но откуда, я не мог вспомнить. Колобок подкатил к столику и взял с него бабки, достал из кармана своего халата ключ и подошел к огромному аквариуму, в котором плавали какие-то яркие, разноцветные, то ли рыбы, то ли хрен знает что, штуки.

По пути к аквариуму он кинул "Это Вовочка", и открыл своим ключом какой-то ящичек под ним, положил туда пачку баксов и опять закрыл, опустив ключ себе в карман.

- Здравствуй, Вовочка, как я рад тебя видеть! Присаживайся дорогой, вот сюда, со мной рядышком, - с какой-то приторно сладкой улыбкой сказал мне один из присутствующих, - а ты меня разве не узнаешь? Гадкий, - кокетливо добавил он.

Ё-моё. Теперь-то я его узнал. Это же тот педрила с рынка, который приставал ко мне постоянно! Эх и влип же я!

- Иди вот сюда, Вовочка, - сказал второй, с длинным шнобелем, указывая на место рядом с собой.

- Так, так, друзья, - пропел Колобок, хлопнув пару раз в свои ладошки, - у нас с Вовочкой деловой разговор, так что извините, вам пора.

- Нуу, Виталик, - чуть ли не в один голос стали ныть Колобковские друганы, - ну еще минутку!?

- Пора, пора, - обломил их Колобок.

Они тяжко повздыхали, бросая на Колобка укоризненные взгляды и жадно-липкие на меня, затем встали и начали прощаться со мной, подолгу держа мою руку в своих и говоря какую-то фигню. Это продолжалось бы, наверное, часа два, если бы Колобок, в конце концов, не выдержав, твердо и решительно, не стал их подталкивать к выходу. Вся троица, наконец, вышла из гостиной и я, чтобы успокоить свои нервы, налил себе коньяка и по быстрому выпил, а затем, почти без перерыва, еще раз. Минут через десять Колобок вернулся и сказал, слегка утомленным тоном: "Хорошие ребята, но иногда с ними так тяжело!" Он сел рядом со мной и добавил:

- Ну, Вовчик, давай за встречу, давненько мы с тобой не виделись!

Он разлил коньяк по рюмкам и бутылка опустела, мы чокнулись и выпили, закусив лимоном. Колобок, откинувшись в кресле, посидел пару минут с закрытыми глазами, а затем встал и подошел к стоящему неподалеку бару и взял оттуда одну бутылку.

- Как тебе коньяк? - с гордым видом спросил он.

- Хороший, - солидно ответил я.

- То-то - французский. У меня все самого лучшего качества! Так что со мной выгодно дружить, ты это учти, Вовочка. Со мной не надо как это козел, дружок твой, Андрюша - плебей этот. Как он, кстати, не сдох еще от наркотиков?

- Он умер, но не от наркотиков. Несчастный случай, - ответил я ему нахмурившись.

- Ну, ну, ладно, - поспешил сказать Колобок, заметив мою реакцию, - я зла не держу на него, тем более теперь, хоть, конечно, обидел он меня сильно, но бог ему судья! Ладно, давай уж и за него выпьем, за упокой его души.

Он неторопливо открутил бошку у бутылки и разлил коньяк по рюмкам.

Так мы и сидели с Колобком, пока не допили вторую бутылку. Он стремительно пьянел и всю дорогу кидал дешевые понты, демонстрируя какую-то не детскую манию величия. За все это время о работе он так и не заикнулся, я же, уже тоже порядочно поддатый, все слушал его, кивал бошкой и ждал, когда же он, наконец, перейдет к делу. В моей душе зарождалось какое-то недоброе желание, хотелось дать ему увесистую оплеуху, послать на хуй, да и свалить из этой, уже вызывающей во мне отвращение, хаты. Наконец я не выдержал и спросил его:

- Ну а как все-таки насчет работы, есть у тебя что-нибудь?

Он уставился на меня мутным взглядом и заплетающимся языком ответил: "У меня все есть, только это от тебя зависит, будешь себя хорошо вести - все у тебя будет, и работа и деньги - вообще все, что душа пожелает! Подожди, я сейчас.

Он с трудом встал с кресла и нетвердым шагом вышел из комнаты, оставив меня в недоумении по поводу своих слов. - Они мне не очень-то понравились. Но я все-таки решил выяснить до конца, чего же этот упырь хотел этим сказать.

Я чуть не обосался от смеха, едва-едва себя сдержав, когда минут через десять он появился в гостиной. В каких-то велосипедных штанишках, туго обтягивающих его жирные ляжки и узенькой маечке, с выкатившимся вперед момоном, он вплыл в комнату держа в одной руке очередную бутылку, а в другой пульт управления, на котором он нажал какую-то кнопку и в комнате зазвучала дурацкая, томная мелодия. Закатив глаза и гладя себя по ляжкам, он медленно подплыл к столику, неуверенным движением поставил на него бутылку и со словами: "Сделай мне приятно, Вовочка, и у тебя будет все", плюхнулся всей своей массой прямо мне на коленки. Я офигел от такой борзости! С откуда-то появившейся силой, я рывком скинул эту тушу с себя. Но этот монстр не успокоился на этом, с криком: "Вовочка, Вовочка, ну пожалуйста, ну увидишь, тебе понравится", он поднялся с пола и с безумными глазами и растопыренными руками, метнулся ко мне, пытаясь меня схватить. И тут я, напуганный не на шутку видом этого безумца, дал ему кулаком в нос, вложив в этот удар все свое возмущение поведением этого типа. Майк Тайсон гордился бы мной! Колобка откинуло аж метра на три и собрав по ходу полета в кучу все стоявшее на столе, он рухнул, не слабо ударившись головою об пол.

Готовый продолжить битву, я некоторое время стоял напряженный, с сжатыми кулаками и смотрел на поверженного злодея. Затем слегка обеспокоенный тем, что он не показывает никаких признаков жизни, я подошел к нему и присмотрелся. Он дышал, но был в явной отключке. Ну и хрен с ним, ничего - очухается! Сам виноват, нефиг было лезть!

Я взял бутылку коньяка, сделал солидный глоток прямо из горла и вышел из комнаты. Уже открывая закрытую на немереное количество замков дверь, я вдруг вспомнил про бабки, которые Колобок при мне прятал. Точно помню, ключ он положил в карман халата, а халат, наверное, в спальне. Я ринулся в спальню и точно, на огромной кровати валялся скомканный халат. Достав из кармана ключ я зашел в гостиную, Колобок по-прежнему отдыхал после страшного удара судьбы, я подошел к аквариуму и открыл ключом ящичек. Бабки были там где им и положено было быть. Хотя нет, теперь им положено было быть в моем кармане. Как им повезло!

Напоследок я еще раз убедился в том, что Колобок дышит.

- Извини, брателло, у меня тоже в жизни не всегда все гладко, - зачем-то сказал я и вышел из комнаты.

Спускаясь пешком по лестнице, я остановился между третьим и вторым этажом, вытащил пачку из кармана и пересчитал бабки. Пятьдесят купюр, по сто долларов каждая! Вот это да - пять тысяч долларов! Я ни разу в жизни не видел столько денег.

Решение пришло моментально - я сегодня же сваливаю из этого полностью исчерпавшегося для меня города! Куда угодно, лишь бы подальше. Один? Нет, не один! Есть человек в этом долбанном городе, судьба которого мне не безразлична. Этот человек такой же изгой как и я и ему точно также здесь делать больше нечего. Верка!

Моя голова начинает работать четко и ясно. Так, на дворе ночь, единственное место где можно поменять бабки - это вокзал. Я хватаю тачку и еду домой, за шесть секунд собираю все необходимое, беру паспорт и кидаю все в сумку. Потом я мчусь на вокзал, отпускаю водилу заплатив ему своими последними рублями. Слава богу, обменник работает! Я меняю несколько сотен, затем сдаю свое барахло в камеру хранения и некоторое время стою перед огромным табло, выбирая куда бы поехать.

Владивосток - самый дальний маршрут, как раз то, что мне нужно! Я беру два билета, не скупясь башляя за СВ места, а затем вылетаю из вокзала и хватаю тачку. Теперь предстоит самое трудное - найти Верку! Времени у меня не много, поезд уходит утром. Сначала я заехал к ней домой, не очень-то надеясь на успех, и точно - ее там не оказалось. Я приблизительно знал где она может быть, но только приблизительно. Ресторан "Восток" - здесь, на пересечении двух дорог, Верка чаще всего тусуется.

Отпустив тачку у ресторана я начал ее искать, расспрашивая встречных знакомых и незнакомых девок. Наконец одна из них, сказала мне, что Верка теперь здесь не бывает, у нее тут какие-то проблемы, и что она сейчас точно должна быть у "Якоря" - большого ресторана в нескольких кварталах отсюда. Я опять поймал тачку и понеся туда. Попросив водилу ехать у ресторана помедленнее, я с напряжением начал всматриваться в тусующихся на обочине девах. Наконец я увидел ее. Сегодня явно мой день! Она стояла с каким-то мужиком восточной внешности, он держал ее за руку и со злобной мордой чего-то говорил. Я попросил водилу остановиться, вышел из машины и быстрым шагом подошел к ним.

- Вера, я за тобой, мы уезжаем из города.

Она дернулась ко мне, но этот чувак ее крепко держал.

- Иди отсюда, парэнь, пока я тэбе челуст не сломал! - закричал мне этот чувак.

В ответ на что, без лишнего базара, я дал ему со всей дури ногой по голени.

- Оуу, чумо, - завыл раненый джигит, - убью! - И выхватил из кармана выкидуху, но тут же получил струю газа в лицо, как он взвыл!

- Бежим, Вовчик, - закричала мне Верка, засовывая баллончик в свою сумочку и хватая меня за руку.

Не став выслушивать джигита, которого переполняли недобрые эмоции, мы ломанулись к тачке, прыгнули в нее и водила, видевший всю картину, без лишних слов рванул с места.

В машине, я сказал ей на ухо, что у меня есть бабки, много бабок, есть два билета на утренний поезд и что с этим городом теперь навсегда покончено. "И с этой жизнью" - добавил я. В ответ она прижалась ко мне и почему-то, скрывая от меня свое лицо, заплакала. Всю дорогу до ее дома мы молчали: она плакала, а я глядя ее по волосам, думал о дальнейших действиях.

Проблема состояла в следующем: почти неделя пути - я то ладно, для меня это уже не проблема, а Верка будет натуральным образом умирать - насколько я знаю, она уже давненько не перекумаривала. Хорошо хоть у нас купе двухместное! И все-таки на сухую она вряд ли выдержит - женщинам это намного труднее. Подумав немного, прикинув все за и против, я решил заехать к девчонке - жене моего товарища, у которой я брал на днях систему, зная точно, что у нее есть соники. - Если Верке будет уж совсем невмоготу, буду ей их давать.

Мы подъехали к Веркиному дому, я остался в машине, а она выбежала за своими шмотками. Довольно долго ее не было, и я уже начал было беспокоиться, но тут она выбежала из подъезда с большой спортивной сумкой в руках.

- Паспорт не забыла?

- Нет, все нормально, ничего не забыла.

По дороге на вокзал мы завернули за сониками. Я вышел из тачки, долго звонил в дверь и, наконец, мне открыл мой товарищ, сонный и хмурый.

- Вовчик? Ты чего?

Я вкратце объяснил ему ситуацию, без лишних подробностей, и его жена, тоже сонная и хмурая, после некоторой возни, выдала то, что было мне нужно. Я сполна и даже больше расплатился с ней, попрощался и убежал.

До поезда еще оставалось пару часов. Мы сидели в зале ожидания и ждали: Верка спала, положив голову мне на плечо, а я сидел и думал, нет, не о том, что ожидает нас впереди, сейчас меня это совершенно не волновало, я прощался с городом, в котором родился и прожил почти всю свою жизнь. Я вспоминал своих друзей - бесконечную череду своих умерших друзей, я вспоминал свою жизнь - такую странную, полную пиков и падений. И еще я думал о своих родителях, которых, кто знает, мне может быть не придется увидеть.

Наконец, объявили посадку, я разбудил Верку, мы немного задержались у почтового отделения, где я, написав сего пару строк, опять же без подробностей, отослал письмо родителям.

Потом мы сели в поезд, который через всю страну промчит нас к новой жизни. Жизни, которая, я это точно знаю, будет для нас радостной и счастливой.

Поезд тронулся и через некоторое время, слегка освоившись на новом месте, Верка закрыла дверь в наше купе и достала из своей сумки две телеги с раствором. Глядя на это я понял, почему это она так долго собиралась - она варила ханку.

- Последний раз, Вовочка? - спросила она, как будто бы извиняясь.

Я равнодушно посмотрел на телеги и сказал ей:

- Ты как хочешь, а у меня последний раз уже был.

Она секунду поколебалась, а затем взяла и по очереди, одну за другой, вылила содержимое из телег на пол.

- У меня тоже... - и улыбнулась.

КОНЕЦ