...После трудного дня заснул, конечно, сразу же, как молотком по голове вырубленный. Но, видимо, спал не так уж долго, так как разбужен был шумом в хижине, что даже как ошпаренный вскочил в постели: что происходит?!..
Но в темноте ничего невозможно было разглядеть, и я, закутанный в ватное одеяло и по ледяному полу добравшись до входной двери, кое-как нашёл включатель электрического света.
Странным показалось мне, что в хижине никого живого, кроме меня, не было, да и ничего такого особенного не происходило, чтобы производить шум, от которого я даже проснулся... Более того, тишина стояла, как в могиле на заброшенном кладбище.
Решив, что просто приснилось что-то несуразное из-за нервного перенапряжения накануне, выключил свет, быстрее рухнул на постель и опять тут же заснул, чтоб... тут же и вскочить от явного грохота!
Что за дела такие, не мог никак понять?
Но на этот раз поленился вставать в холоде и остался сидеть в тёплой постели в темноте, пытаясь сообразить, в каком в действительности измерении шум заставляет меня просыпаться ― во сне или наяву?..
Пока соображал, вдруг заскрипели половицы у двери, и совершенно явно услышал, как в кромешной темноте кто-то ко мне приближался!!!..
Конечно, остатки волос на моей голове встали дыбом, а побежавшие по спине мурашки так и посыпались из под одеяла на пол...
Мне представилось, как нечто такое страшное и ужасное, с раскрытой зубатой пастью и сверкавшими ненавистью красными глазищами где в глубине поросшей шерстью гортани чудовища, так и метит меня схватить, больно-больно разжевать, причмокивая высосать все соки, что ещё остались после милосердного батюшки, и проглотить куда-то в бездонность, как в клоаку запущенного и покосившегося деревенского туалета в крапиве за моим огородом!..
Но я всё же не стал дожидаться столь печального конца своего. Выдержав Крещение, я просто обязан был выжить уже в любых ситуациях, даже в самых сложных и страшных.
А потому, кинув одеяло на страхом навеянное и талантливым воображением в темноте представленное чудище, под которым аж пол скрипел и прогибался, я со звериным криком быстро спрыгнул с постели, прошмыгнул на четвереньках под столом и помчался к двери, по пути задевая всё, что можно было в хижине задеть, свалить, пролить, грохнуть на пол, и выскочил на улицу!..
Там же крепчал мороз, звёзды подмигивали и трещали заборы, а я носился босой и в ночнушке по заснеженному двору в поисках оглобли для самозащиты, но почему-то схватилась коса...
Когда, приободренный столь грозным оружием и в ожидании нападения из хижины, я остановился посреди двора и прислушался, вытянув уши чуть ли не до самой двери, то никого не увидел.
Лопоухий же пёс, спавший под заснеженными досками, разбуженный моими воплями, лениво вылез из своего убежища, но, увидев меня в белом балахоне и с косой, с визгом быстро юркнул обратно.
"Во, гад шелудивый", - подумал я, - "по дому какие-то звери толпами бродят, а он даже не тявкнул, чтобы предупредить"!..
Но долго стоять раздетому, босому и дрожать на морозе, было совсем не с руки, как бы ни боялся. Пришлось приблизиться с косой к двери хижины, чтобы хотя бы принюхаться, что же там такое тяжёлое скрипело?...
Но кроме треска заборов ничто не нарушало ночной тишины.
Тогда я решил аккуратно косовищем дотянуться до включателя у двери и зажечь свет. Получилось. Но из хижины почему-то никто не ринулся на меня.
Заглянул внутрь ― никого! Ни под столом, ни под кроватью...
"Однако", - грызла душу неприятная мысль, - "видимо, милосердный батюшка вместе с грехами из меня и рассудок вытряхнул".
Но, опять ложась спать, на всякий пожарный случай с собой под одеяло прихватил огромный топор!
Какое-то время лежал в обнимку с холоднючим топором, пытаясь быстрее согреться, и выпученными, как у совы, глазами старался пронзить тьму ночную, но всё-таки усталость клонила в сон и... и... и-и-и...
Топот и грохот заставили меня очнуться!.. Запутавшись с топором в одеяле при попытке принять боевую стойку на постели, я, наконец, застыл в изумлении...
По хижине с топотом и грохотом маршировали какие-то странные гуманоиды!..
Они были похожи на людей ― голова, уши, руки, ноги, но в то же время это были совсем иные существа!.. Вид одних вызывал омерзение, от других веяло жутью, от вида третьих хотелось побыстрее отмыться кислотой, ещё одни...
Но я не стал вникать во всю эту мерзость, а замахнулся на них топором, собираясь одним махом с ними покончить и выкинуть на улицу. В какой-то момент мне и в голову не пришло, что эти существа не материальны в обычном нашем понимании реальности!.. А они, видя мою решимость, только загоготали и ещё пуще стали топать своими копытами...
"Однако, это черти!" - мелькнула мысль.
Но от того, что я понял, с кем имел дело, легче не стало. Даже наоборот...
Сообразив, наконец, что из-за усталости, нервного перенапряжения и недосыпания у меня открылось Внутреннее Зрение так называемого "нижнего астрала", в котором обитают множество информационно-энергетических голограмм, порождаемых эгоистично-скотскими мыслями и желаниями грешных людей, я отбросил топор за ненадобностью: бесов им не победить. Но и бесы о том прекрасно знали и стали ко мне приближаться, жутко гримасничая своими мерзкими рылами!..
Что оставалось мне делать, кроме только как схватиться рукой за Освящённый Крестик, который навесил мне на шею добрейший наш батюшка, и, задрав голову к потолку и с выпученными глазами в кромешной темноте, да обливаясь слезами Покаяния, опять завопить о Спасении ко Всевышнему!
И завопил так, что бедный пёс на улице завизжал от страха.
Бесы, конечно, в какой-то момент застыли в нерешительности, но потом пуще прежнего ринулись на меня!.. Но я вопил, умоляя о Помощи и перебирая все святые Имена, какие только приходили в этот момент мне в голову!
И довопился...
Глава 7
...Окружённый ужасными видом чертями, волосатыми и хвостатыми, ушастыми и щупастыми, вонючими до умопомрачения и обросшими отвратительными бородавками, обтекавшими гноем и пошло извивавшимися, я орал, что было мочи, чтобы не слышать их наглого визга, гоготания, шипения, бульканья, топота!.. Орал, зажмурившись, повторяя и повторяя все, какие только знал, известные мне имена Святых всех религий, моля о скорейшей Помощи, уже явно ощущая, как мерзость и вонь окружали меня всё плотнее и безысходнее!..
И в самый последний момент, когда мне показалось, что чьи-то омерзительно склизкие и холодные щупальца уже стали обвиваться вокруг моего горла, а я, изнемогая о тошноты и ужаса, пуще прежнего завизжал, словно в предсмертном крике, вдруг сверкнула ослепительная вспышка Света, да так мощно, что я от неожиданности распластался зелёной соплёй на постели, и долго не мог прийти в себя!..
Бог мой, что это было?!
И поразила неожиданная тишина, будто и не было ничего, будто лишь проснулся из кошмарного сна...
Но не-е-ет, я прекрасно осознавал, что это не был сон, а самая что ни на есть РЕА-А-АЛЬНОСТЬ, которой почему-то мне пришлось коснуться, но почему?
"ПО-ЧЕ-МУ, в конце-то концов?!..", - хрястнул кулаком себе по ноге и завыл от боли.
И в этот же момент заметил перед собою уже знакомое, всё усиливавшееся в темноте свечение, в ореоле которого вскоре нарисовался тот самый Юноша в той самой косоворотке с верёвочным бантиком вместо пояса!..
Он так же приветливо улыбался, глядя на меня, неестественно распластавшегося на постели, ожидая, когда я приду в себя.
Но я не спешил приводиться в порядок. Честно признаться, мне порядком принадоела вся эта ночная кутерьма, я устал, замёрз и хотел спать. Надув губы, я обиженно отвернулся, поплотнее накрылся одеялом с головой, да сверху накинул овечью шубу и пуховик, и решил больше ни на что не обращать внимания, хоть всемирный потоп, хоть землетрясение или вулкан во дворе извергнется...
Однако, душонка-то не успока-а-аивалась... Любопытство, тварь этакая, лёгким пёрышком щеката-а-ало пяточки-то мои розовенькие, как бы я судорожно не подгибал ноги, потом повыше, пока не добралось до ноздрей, что я чихнул так, что одеяло откинулось вместе со всем остальным и...
"Ну на-а-адо же", - удивился я: Юноша, всепонимающе улыбаясь, продолжал смирно стоять рядом с моей постелью в ожидании, когда я громоподобно высморкаюсь в свой замызганный платок и готов буду внимать тому, что ему, видимо, очень хотелось мне сказать!..
"Ну ла-а-адно", - ещё раз шмыгнув носом, снизошёл я, и сдался, перестав обижаться. Всё-таки, он мне нравился, испытывал к нему Доверие, и хоте-е-елось у него многое спросить.
"Например", - подумал, - "каким всё-таки образом я его созерцал? Ведь не просто глазами?"
С этой мыслью я вытянул руку вперёд, чтобы корявым пальцем своими дотронуться до пупа явления, но потом, почему-то отдёрнул назад: или постыдился грязный палец совать в столь чистый Свет, или Сила Юноши не позволила, непонятно...
И хотя не произнёс я ни слова, но светящийся безбородый Юноша с длинными белыми кудрявыми волосами, тут же ответил, и я явно услышал его приятный голос:
"А ты попробуй закрыть глаза"...
"Закрыл, ну и что", - опять подумал я?
Однако... Во какая интересная штука! Крепко зажмурившись, я всё равно продолжал видеть Юношу так же хорошо и в подробностях, как и с открытыми глазами!..
"Как это, как это", - недоумевал я?
Как бы, забыв про холод, ни вертел головой и не поворачивался в разные стороны, елозя задом по постели, прекрасный Юноша продолжал светиться перед моим "анфасом"!
Открывал глаза и опять закрывал, но Юноша не исчезал, а продолжал, всё шире улыбаясь, стоять рядом с моей постелью...
"Так что, и чертовщину я видел таким же образом и даже явно ощущал?", - не раскрывая рта, задал я мысленный вопрос.
"Нет, другим зрением, но тоже не плотскими глазами", - ответил Юноша в косоворотке, пытавшийся скрыть свою милую улыбку, и добавил:
"Смотри внимательнее, сам догадаешься".
Сон как ветром сдуло, до того обуяло меня любопытство и радовала такая тёплая, доверительная беседа!.. Надо же!
Я внимательно присмотрелся к Юноше и светящемуся ореолу или кокону, в котором он комфортно пребывал, но за пределами которого было так же темно, как и при марше чертей, и заметил, что от него к моему плешивому темени тянулся так же светившийся луч или кишка, и я вспомнил, как он говорил в тот ещё первый раз своего появления, что он ― это я, а я ― это он...
"Так это, то есть... разговариваю сам с собою?!" - удивился я.
"И так и не так", - Юноша, как всегда, не давал прямого ответа и продолжал:
"Ты начитан, интеллектуально подкован,
но не обладаешь ещё практическими навыками, чтобы сообразить,
кто есть кто в последовательной цепочке первичности проявлений
в разной плотности Материи, и кто от кого зависим".
"Не по-о-онял?!"
Но Юноша, не в пример мне, был терпеливым:
"Каждый Уровень материальности обладает своим специфическим зрением,
но ты пока бессознательно скачешь по Уровням-одеждам
плотности проявлений Единого Духа своего".
"А ты кто, Ангел-Хранитель мой?"
"Нет".
"Та-а-ак, ладненько", - потирал я руки, млея от такого обалденного общения и предвкушая что-то такое в моей одинокой жизни, что теперь от Радости остатки волос зашевелились на голове!..
Опять закутываясь в одеяло и прижав волосы вязаной шапочкой, которую нашарил рукой на подушке и напялил по самые плечи, что только большой нос торчал из под неё, то ли Юношу, то ли себя самого мысленно спросил:
"Почему после Очищения Водою, когда, благодаря моему Искреннему Покаянию, добренький наш батюшка вытряс из меня весь негатив, тем не менее, какие-то подлые черти всё равно кинулись на мня в атаку, а-а-а?".
"Потому, что именно твоя Искренность им неугодна и раздражает,
даже если они и не твоё порождение, ибо они чувствуют опасность
и будут пытаться её ликвидировать в зародыше,
тем более, что ты ещё не Причастился
и твоё жилище не освящено".
"Д-а-а, ве-е-есело..." - отвисла у меня челюсть.
"А что это за вспышка Света была?", - продолжал допрос я, - "по твоей милости, что-ли?".
"Нет. Но ты же просил Помощи, взывая ко Всевышнему", - то ли спросил, то ли утверждал Юноша.
"Не ко Всевышнему вопил, а к Святы-ы-ым Его", - уточнил я.
"Это одно и то же", - терпеливо отвечал Юноша.
На-а-адо же... Есть над чем подумать...
"Ещё вопросик можно? Уж очень боязно опять обращаться к милосердному батюшке, как бы ласты косолапые мне не откинуть, когда он будет освящать мою хижинку!"
Юноша понимающе кивнул, не переставая белоснежно улыбаться, мол, после Причастия в храме, я уже и сам смогу защитить своё жилище Освящённой Водой, взятой в храме, или Чистой Водицей, набранной из соседнего Родничка в лесном овражке.
"Ну и ла-а-адненько, ну и чу-у-удненько", - успокоился я...
Паузы между моими вопросами стали удлиняться, сказывалась физическая и психологическая усталость. Нет, ну действительно, сколько можно было уже более суток мусолить крещениями тело и пудрить чертовщиной да явлениями последние извилины в голове плешивого дохлятика?!
К тому же, слишком много нужно было обмозговать.
Видимо, потому и свечение, как заметил я, в котором светился улыбочкой "косоворотный" Юноша, стало блекнуть, а это, как знал уже по прошлому опыту, предвещало наше расставание.
"Стой!" ― крикнул я, из последних сил продрав зенки, всем сердцем надеясь его задержать, уж очень мне хотелось задать на сей раз последний вопрос.
И действительно, свечение опять вернулось к прежнему состоянию, и Юноша в ожидании с подозрением прищурился.
"Почему я, то есть, почему мне такое выпало, ну... всё это... и ты вот?..".
"Не торопи событий. Скоро всё поймёшь. Судьба такая. Сам всему тому причина", - ответил Юноша более серьёзно и, не взирая на то, что я раскрыл рот ещё что-то сказать или спросить, быстро затух, что мне только оставалось в бессилии хлопать глазами, пытаясь оживить его присутствие.
Не получилось.
Тфу ты, совсем запутался, кто с кем говорит, и кто кому объясняет!.. То ли я ему, то ли он мне... А если я ― это он, а он ― это я, то почему тогда какой-то тот мой "Я" не хочет с собой, то есть мной, или ним, или... В общем, почему не пожелал больше сегодня общаться, а-а-а?...
Нет, постой, или это он с ним, то есть со мною он, нет ― я сам с собою не желаю... А может...
Застыв в позе задумавшегося демона, наподобие известной картины или скульптуры, только забинтованный в одеяло и в нахлобученной шапчёнке, я, видимо, так мямля и отключился под утро, а очнулся лишь к вечеру и долго не мог сообразить, почему валялся замёрзший и посиневший на полу в довольно интимных объятиях с топором?...
Но надо было приходить в себя, обогреться, подкормиться, чем Бог послал, осилить хозяйственные дела и ― я это прекра-а-асно помнил! ― готовиться к Причастию и Освящению своего жилища.
И тут пронзила вдруг мысль: а с понедельника до воскресения как быть?!
Вопро-о-ос...
Глава 8
...Однако за всю неделю ничего такого особенного не произошло, если не считать, что образ жизни всё-таки изменился, то есть, согласно известной песне, просто лопата сломалась, прекрасная маркиза.
Если раньше можно было беспечно проживать дни, посвистывая себе да приплясывая, когда на хуторе и на работе в лесу никто ничего не видит, то теперь постоянно ощущался зоркий посторонний глаз откуда-то из-за облачка, из-за дерева, из-за печки, из-за собственного плеча, неизменно отслеживающий ка-а-аждый мой шаг, записывающий в записную кармическую книжку не только все мои непригля-я-ядные дела, но даже и неправильные мы-ы-ысли!..
Иначе говоря, Госпожа Совесть, потирая белоснежными ручками с розовыми ноготками, крепко взяла меня в оборот.
Если раньше вытворял, что хотел, и как хотелось, то после Очищения Водой почему-то совсе-е-ем не хотелось загрязнять своё сознание всякой мысленной и чувственной чепухой, то бишь грехом.
Видимо, любвеобильный батюшка от души вмазал мне в лоб и залил в уши елей христовой Любви, что, когда нечаянно наступил на хвост раскляксавшемуся у двери псу, заскулившему так, что ворона от неожиданности чуть с сердечным приступом не кувыркнулась с крыши в сугроб, то из глаз моих, не в пример с прошлыми пинками, которыми обычно сопровождались подобные ситуации, полились столь обильные слёзы жалости и умиления к бедному животному, что даже валенки на ластах моих отсырели, а блохи псиные, не теряя времени, уплыли брасом подальше от грязной шкуры его...
Кровь из носу, но необходимо было эти несколько дней сохранить непорочность моей души в чистоте и покое, чтобы к воскресному Причастию как-то незаметно подползти незапятнанным хотя бы перед всевидящим оком добрейшего, но не в меру грозно-справедливого нашего батюшки.
Однако, вездесущие черти, как назло, были начеку, когда Бог подрёмывал в моей жалкой, неокрепшей ещё в невидимых простым глазом баталиях, душонке.
И находили же они самый неподходящий момент для подлости так искусно, что как бы я ни ограждался Крёстными Знамениями, как бы не глядел на землю, осторожно передвигая свои косолапые ласты, опустив глаза ниже пупка между ног, как бы не шевелил отвислыми ушами во все стороны, всё равно не мог предугадать всех козней рогатых и хвостатых тварей этаких!..
Казалось бы, что такого особенного растопить печь? Да ничего такого. Ан не-е-ет...
Прежде чем зажечь спичку и поднести её к уложенной в топке бумаге и мелко нарезанным сухим лучиночкам, сперва нужно было выполнить ряд предшествующих этому священному процессу действий.
То есть, сперва, например, накинуть на себя хотя бы вон ту-у задрипанную шубейку, что на гвоздике у двери, чтобы выйти на улицу в трескучий мороз и принести дров из поленницы. Но оказывается, что петля у воротника так накручена чертями собачьими, что шубейку совсем не про-о-осто снять одной рукой с гвоздя, изогнувшегося вопросом, ибо другая, как обычно, усердно чешет поясницу...
"Спокойно, только без нервов", - уговариваешь сам себя, и пытаешься понемногу раскручивать шубейку в нужном направлении, но, через пару-другую оборотов, понимаешь вдруг, что крутил не в ту сторону...
Очень споко-о-ойно, но, как-то незаметно для себя, уже сопя пуще прежнего крыльеподобно раздутыми ноздрями, всю операцию по раскручиванию шубейки на ржавом гвозде повторяешь в обратном направлении...
Конечно, рука обязательно немеет, кровь понемногу закипает, и в самый момент, когда уже решил, что достиг цели, оказывается, перекрутил лишка!..
Рука же, нежно почёсывавшая поясничку, замирает, зрачки глаз слипаются у переносицы, нижняя челюсть отвисает и, подобно ящику письменного стола, легко выдвигается вперёд, освобождая проход, чтобы, где-то изнутри проснувшийся и всё агрессивнее поднимающийся вулкан бешенства не встретил никаких препятствий, когда будут изрыгаться отборные звуковые нечисто-о-оты!..
Именно в этот момент, дотоле притаившиеся, бесы выскакивают из-под лавки в тёмном углу и виртуозно накидывают на вцепившуюся ― в не менее онемевшую от страха шубейку ― посиневшую руку мою арканы из своих крысиных хвостов, чтобы рука дёрнулась вниз и петелька оторвала-а-ась, а сам я, с отборными проклятиями, конечно, потерял равновесие и поцеловался с дверным косяком, да так сильно, что губы распухли и отвисли, как у взасос целовавшегося под луной верблю-ю-юда!..
После этого достаётся всему неодушевлённому, что попадается под руку, а Госпожа Совесть со своим другом Стыдом, почему-то опять исчезают из поля зрения моей бессмертной души...
Только когда всё-таки выкатился, наконец, полуголый на улицу и некоторое время, к великому удивлению всенаблюдающей вороны, поторчал распухшим "фейсом" в том самом сугробе, чтобы остудить боль и успокоить душевный вулкан, появилась и Госпожа Совесть под ручку со Стыдом.
Вдохнув морозного воздуха и окончательно успокоившись, ужаснулся своей уязвимости, а выдержать предстояло ещё несколько деньков...
Глава 9
"...Та-а-ак", - изгибал и заворачивал я свои извилины в голове, с остервенением запихивая себе в рот горстями снег, чтобы прочистить язык и внутренности от вулканического гноя неконтролируемых чувств : "если ты, парниша, даже по бытовым мелочам выходишь из себя, то что из тебя вылезет, когда жизненные Испытания прижмут основательно?!".
И мне было стыдно, стыдно, СТЫДНО-О-О!..
Я плевался во все стороны окровавленным снегом, пытаясь обуздать чёрных коней своих эмоций, пока они окончательно не выбились из сил, а я устал и замёрз, и только потом заскочил в дом.
Все эти дни только и размышлялось, что о своей слабости и ещё о том, что сам себе удивлялся такой перемене сознания или души своей, как оказалось, способной уже не только ПОКАЯННО оценивать свои неблаговидные поступки, но и анализировать Процесс её Преображения, чтобы предугадывать моё поведение в предстоящих неприятных ситуациях и искушениях...
О приятных же незачем было особо размышлять, так как Радость и Ликование в таких случаях, как заметил, никогда не несли собою разрушительности.
Также не мог отвязаться от мысли, что если не понимал религиозности людей, будучи атеистом, то теперь, даже после Крещения в христианском храме, это непонимание во мне ― как это, как это! ― только усилилось... Но почему?
Меня всегда поражало, угнетало и, признаюсь пред Госпожой Совестью, даже злило порой, видя, с каким раболепием люди сюсюкали перед добрым батюшкой, готовые ему не только руки лизать, но и...
Ну не мог я с безмятежностью принять выпученной душой своей конкретные ситуации и моменты, видя, как создаются кумиры и процветает глупость невежественной, по Сути суеверной религиозности, в которой некий бог превращён в идола, когда непонимание человеком своей Внутренней связи с Истинным Богом, превращает Веру в тусовку недальновидных фанатиков...
Вот мне самому теперь предстояло Причастие в христианском храме так называемых Крови и Тела Христых, который, как не раз он заявлял при жизни пару тысячелетий назад устами Иисуса, есть просто Любовь, которая, как Психическая Энергия или АЛЬТРУИСТИЧНОЕ качество человеческого Сознания, должна быть кристально Чистой, как у младенца к своей матери, ещё незапятнанной никакими внешними религиями и посредниками между его Душою и Творцом её!..
Ибо Любовь Истинная подразумевается сперва к Богу или к Творцу своему с единственным чистейшим Чувством ДОВЕРИЯ, как младенец прижимается к груди мамы своей без сомнений, без каких-либо внешних правил, человеческих, религиозных, партийных или там эзотерических!
Ибо, как вера младенца маме не анализируется никакими "науками", так и Вера в Отца Небесного не терпит лицемерия внешней религиозностью, пусть даже битьём пустой головой о пол храмовый...
Размышляя так, я незаметно для себя всё сильнее распалялся, прекрасно осознавая, что, ну не смогу я, как бы ни пытался, изображать из себя религиозного человека, который будет бегать по воскресениям в храм, чтобы показать, какой он религиозный...
Ну не буду кланяться с толпой только потому, что так принято кем-то, не имея представления, о чём там милейший батюшка гундосит на старославянском языке, спрятавшись в Алтаре...
Ну не буду лизать батюшке где только можно, даже если он из-за этого и не будет отпускать мне грехи...
Или всё-таки буду, не выдержав мнения, шипения, скрежета зубами вездесущих богомолок, не выстояв перед гипнотическим взглядом лучезарных очей святейшего настоятеля нашего приходского храма?..
"А вот и посмотрим", - решил я, предвкушая нечто соблазнительно-интересное в предстоящий воскресный день, и, при этом, смачно откусывая ядрёный солёный огурец, который, после долгих гоняний в мутном рассоле по дну пятилитровой банки, всё же пронзил ножом и кое-как, словно скользкого налима из проруби, вытащил на свет Божий!
Я звонко жевал в такт своим мыслям и, довольный жизнью, одновременно ныл любимую песенку любимых "The Beatles", ёрзая и извиваясь на табурете, видимо, изображая голую проститутку в обнимку с оглоблей в баре, как вдруг, кусок мстительного огурца нагло полез куда-то не туда, затыкая мне дыхание и заставляя выкатиться глаза из орбит и полезть в ту же банку вместо огурца...
Я кусок оттуда, а он дальше, я его оттуда кашлем, а он ни в какую...
Тогда спрыгнул с табуретки и, задыхаясь окончательно и согнувшись пополам, опять быстрее поскакал на улицу и прыгал и бегал, к радости обхохатывавшейся вороны - "ка...ка...ка...", пока не стукнулся головой о стойку крыши хижины, и сверху прямо мне на горб не свалился старый валенок, когда-то засунутый за стропилину... Только тогда кусок паршивого огурца, как из гаубицы, со свистом вылетел наружу и прилип к стойке, как распятый, а Ворона, в обнимку с трубой, чтобы не свалиться с крыши, закончила, наконец, свой хохот длинным "...ррррррр"!..
Когда потом уже обтирался полотенцем и глядел на себя в зеркало у рукомойника, в глазах своих под жалостливо, как у Арлекино, приподнятыми бровями, мне вдруг померещилось лицо Госпожи Совести, внимательно и строго глядевшей на меня, видимо, в поисках своего друга Стыда, куда-то запропастившегося в закоулках извилистой душонки моей...
"Да-а-а, что это я" - подумалось с огорчением, - "не в меру разошёлся осуждениями направо и налево? Не пора ли помочь Госпоже в поисках...".
Однако, срочно надо Освящать хижинку, а то черти полосатые, как назойливые мухи к падали, так и норовили залезать в душу мою несовершенную...
Глава 10
...Чтобы обезопасить себя во время сна, когда воля человеческая отключена, и он становится беззащитным в своих бессознательных блужданиях по Тонким Мирам перед разного рода демонически агрессивными существами, так и пытающимися повлиять в плохую сторону на сознание спящего, пришлось, пока жилище ещё не освящено, принимать необходимые меры.
Во первых ― Молитва, как сильнейшее Информационно-энергетическое моделирование Психической Энергией материальных форм разной "тонкости" и плотности и ситуаций в них.
Во как круто выразился, аж самому понравилось! Зря, что ли в своё время пережевал столько эзотерической литературочки.
Но и Молитва молитве рознь.
Можно усердно барабанить заученные слова, даже в рифму, даже песнопениями, но если в этот момент мысли человека блуждают где-то в стороне от сюжета произносимых им же словесных фраз, то всей этой молитве грош цена и потеря времени.
"Ну посмо-о-отрим", - решил я попробовать правильно помолиться, когда пришло время выключать свет и ложиться спать, дабы защититься от вполне возможного очередного ночного нашествия бесовской "братвы", вполне реальной для меня настолько, что уже всерьёз опасался её...
Когда же в темноте присел на постели и перекрестился, долго, правда, соображая, как именно это делается: справа налево или слева направо, то вспомнил, что не знал ни одной молитвы!..
А спонтанно что-то бормотать, как-то совсем не получалось.
Надо же, и популярное "Отче наш, сущий на небесех...", столько раз слышанное и не только в храме, теперь не складывалось в уме, чтобы без запинок, предпочтительно трижды, выпалить автоматной очередью по предполагаемому ночному противнику...
Конечно, Крещение в храме не превратило меня в религиозного фанатика, но раз уж приходилось сосуществовать рядом с христианами, к тому же православными, то совсем не хотелось выделяться среди них никакой экзотикой, восточной или там языческой, а то и сектантской.
Моя Вера в Творца, а тем паче в существование бесов, от которых столь рьяно приходилось защищаться, не обрамлялась рамками избранной религии или этнического верования, никакой группировки, общины или секты...
Для меня Вера моя зиждилась как на моём личном жизненном, так и личном Духовном Опыте, подтверждаемом Созерцанием ЧЕРЕЗ ДЕЛАНИЕ ОБРАЗОМ ЖИЗНИ, а не словесными спекуляциями лишь многочисленной книжной информации.
И если на шее моей висел Освящённый Крестик, то это совсем не значило, что я посвящён в партию христиан, а воспринимался он мною лишь как магический Оберег и ничего более.
Христос же для меня, и это прекрасно чувствовал в себе, олицетворялся в первую очередь с энергией Любви, которая не может ограничиваться ни христианством, ни какой-либо иной религией или сектой, как не ограничена она личностью, Народом, Нацией, цветной Расой или даже Человечеством!..
Потому, Любовь во мне в первую очередь должна выражаться Терпимостью и Всепрощением, Покаянием за неправильно содеянное и Безмятежностью, Милосердием и Состраданием, даже Самопожертвованием, но не сопливым сюсюканьем, чем так грешат не только сектанты, прикинувшиеся голубочками по наущению бесноватого кумира своего, но и те самые христиане, ежесекундно распинающие своего идола-иисуса, как только выйдут за стены золочённых храмов своих...
Так размышляя, сидел, понурив голову в темноте, усердно соображая, как же всё-таки зарядить своё оружие Молитвы?..
И тогда заметил то самое, уже знакомое свечение над собою, но совсем не глазами, а как-то так, что, зажмурившись, видел вокруг себя сразу на все 360 градусов!..
Свечение, тем не менее, усилившись, как и в тот раз, потом постепенно переместилось передо мною, как мне визуально представлялось, на расстояние двух шагов от меня, и в нём показался лучезарный Юноша, но только одним прекрасным ликом своим...
Он также был приветлив и улыбчив, а Сердце моё затрепетало от Благоговения!..
Юноша, то есть, моё большое Духовное "Я", но почему-то самостоятельно и довольно властно распоряжавшееся мною плотским, сразу приступил к делу, прекрасно ведая проблему моего ― или своего! ― маленького и глупого "я"... То есть, мы вместе радели о себе самих?..
"Делами восхищаться я (ты) Христа, призван Мудростью из небытия...
И как бы мне (тебе) ни было тяжко и грешно по Пути пройти извилистому одиноко,
Но только Свет Звезды моей (твоей) далёкой
Мне (тебе) Жизнь и Смысл даёт широко!..
И каждый день, вставая и кружась волчком в безумии людском,
Постигну (постигнешь) Смысл Идеи ратной,
В потоке не сложившихся надежд отвратных...",
сказал он и добавил:
"Повторяй эту СВОЮ Молитву-мантрам постоянно,
и не только защищён будешь, но и Устремлён на Пути тебе Предначертанном.
Но не спеши по нему чрез меры, ибо всё в своё время"...
"Погоди, погоди-и-и, милейший", - засуетился сидевший на постели взъерошенный от неожиданности маленький "я", во плоти и в трусах, пытаясь в темноте нащупать на столе ручку и бумагу, чтобы записать свою Молитву!..
Пару раз сунув пальцы в тарелку с квашенной капустой, наконец, содрал обёртку с пачки печенья и нашёл ощупью в ящике стола огрызок карандаша...
Прекрасный Юноша всё это время спокойно наблюдал за моей суетой, и когда всё уже было записано, добавил, видимо, прекрасно зная о моих, то есть его во плоти, в общем, наших, но совсем не одинаковых мыслях, имея в виду мои сомнения начёт христианства и храма в деревне:
"Не отворачивайся от этих людей... Так надо...
Повторяй постоянно Мантрам этот и будь осторожен"...
"Ла-а-адно", - снизашёл я во плоти своей голой, соглашаясь, так как перечить ему - Божественному! - совсем не хотелось, но больше всё же думая, как запомнить наизусть записанный текст. Потому Юноша исчез как-то незаметно для меня.
"Ну-у", - потирал я руки, держа в зубах бумажку с Молитвой, - "теперь держись бесовщина!..".