Аннотация: Исправила некоторые стилистические ошибки. Прошу прощения, что не заметила их раньше. Работаю над второй частью.
Каменная Радуга
(роман)
Пролог
После того, как в XXII столетии от Рождества Христова был изобретён гиперпространственный двигатель, началось активное освоение Галактики. Отдельные мечтатели грезили о покорении Вселенной (не больше - не меньше!), но действительность складывалась так, что землянам пришлось поумерить свой исследовательский пыл и ограничиться лишь внутригалактическими перелётами.
Постепенно вокруг Земли образовалась сеть звёздных колоний с освоенными путями сообщения, которая стала зваться Галактическим Центром, хоть и не являлась таковой с астрономической точки зрения.
Межзвёздная конфедерация неуклонно росла и к концу четвёртого тысячелетия по земному летоисчислению уже занимала около четверти всей Галактики. Но чем больше становилась территория, тем сложнее было поддерживать на её пространствах порядок. И вскоре Центр "ужался" до одной восьмой Галактики, а всё остальное получило название Периферии. Многие колонии таким образом остались без защиты закона и стали заложниками преступных сил или полулегальных властных образований.
Центр наводнили потоки беженцев, но и тут их не ожидало ничего хорошего: одних депортировали обратно, других поставили в весьма унизительное, почти рабское положение. Всё это вызвало серию крупных кровопролитных бунтов, которые были жестоко подавлены мощными военными силами Центра.
Кто-то продолжал бороться за место "под солнцем" и после этого, но многие отступились, решив отправиться на поиски ещё не открытых планет, где смогут начать новую жизнь, свободную от тирании элитарной власти Центра и преступных группировок Периферии.
Таковыми были члены разумного космического корабля под названием "Звёздный Ветер", который сошёл со стапелей одной из лунных верфей ещё во времена активного освоения Галактики. Звездолёт достался его теперешнему капитану Родио Рэю от покойного отца, который значился в списках самых активных бунтарей. Рэй-старший желал, чтобы сын его продолжил неравную борьбу за права и свободы людей, оставшихся "за бортом" общественных благ, но перед самой смертью, увидев маленькую внучку Арсению, переменил решение. Девочка рано лишилась матери, и деду стало жаль её. Тогда Рэй-младший, получив благословение отца на "уход от проблемы", набрал небольшую команду единомышленников и отправился на поиски нового счастья, в неизвестность, в бесконечные глубины космоса...
Часть 1. Королева "Звёздного Ветра" и мальчик под дождём.
Глава 1. Арсения
Маленькая среброволосая девочка сидела на тёплом полу из искусственной пробки. Она играла. Вокруг неё, как вокруг звезды, вращались радужные кристаллики. Это были "её планеты", и у каждой имелось не только своё название, но и геолого-биологическая история, а у одной из них даже политико-экономическая и внутригалактическая.
Арсении не приходило в голову оперировать такими холодно-официальными понятиями, хотя она и знала уже их значение, но она сама придумала для своих планет красочные биографии, и это была целая Вселенная, особая жизнь, цветная и неповторяющаяся ни в одном из своих проявлений.
А "Звёздный Ветер" нёс её в неизведанные, сводящие с ума дали, о бесконечности которых она пока не задумывалась. Сейчас она была одна, так как Паоль - её друг и единственный, кроме самой Арсении, ребёнок на корабле - будучи старше её на семь лет, крутился возле взрослых, пытаясь досрочно приобщиться к их обществу. Чудной!
Но маленькую Арсению это не сильно удручало. К её услугам были все самые невероятные возможности, какие только могли прийти в голову мечтательному шестилетнему ребёнку: необъятные базы данных обо всём на свете, трансформирующееся по её желанию вещество, из которого она могла "лепить" всё, что заблагорассудится, и ещё много чего интересного. Это было крайне занимательно, и ребёнок из далёкого, ещё земного, прошлого мог бы ей только позавидовать. Был бы сейчас здесь Паоль - и игра стала бы сто крат интереснее. Но пока что Арсения была наедине со своим миром, ну, ещё, пожалуй, со "Звёздным Ветром".
Девочка вздохнула и вновь погрузилась в увлекательный процесс творения, создавая силами своего изобретательного ума чудесные картины самых невероятных фантазий. Она не была одна. О нет! Арсения сейчас находилась в компании миллиардов живых существ, для которых она была Богиней, Матерью и Покровительницей. Как же здесь скучать, если стольким душам нужна твоя забота! Даже если души эти - лишь плод разыгравшегося воображения.
Она как раз заканчивала придумывать историю для единственной обитаемой из семи своих планет, круживших вокруг неё на уровне больших серых глаз.
Супермозг летящего в открытом космосе корабля подслушивал её мысли, подсматривал удивительные картины, рождённые богатой фантазией ребёнка, и записывал их в память той самой "живой" планеты, которой пока ещё не дали названия.
В голову девочки, открытую для Супермозга, как цветок для солнечных лучей, проникла информация о приближении того, кого она очень хотела видеть.
Паоль! Наконец-то! Видимо получил всю порцию "взрослости", которая полагалась ему сегодня.
Через пару секунд дверь в её каюту растаяла в воздухе, пропустив в помещение не только пришедшего мальчика, но и гулявший меж вентиляционных шахт ветерок. Звёздно-серебристые волосы Арсении всколыхнулись, как настоящий поток космического вещества, но тут же осели на худенькие плечи в тёмно-сером генокостюме. Такие костюмы создавались лично для каждого человека на основе его собственных клеток. Они отличались удобством, прочностью и эффектом "второй кожи", способной дышать и регулировать теплообменные процессы.
А Паоль меж тем уже вошёл. Это был среднего роста тринадцатилетний мальчик, уже довольно плечистый и очень даже симпатичный. Почти год он путешествовал с командой "Звёздного Ветра" в поисках чего-то, о чём никогда никому не рассказывал. Даже ей, Арсении, капитанской дочери. Его просто нашли однажды на одной из подвластных Галактическому Центру планет. Он был один и настойчиво просился на борт звёздного странника. Назвал только имя, и ничего более.
- А я уже почти создала последнюю планету, то есть четвёртую по счёту, ту, которая "живая", - похвасталась Арсения с наскоку, как обычно и делают все дети её возраста; она вскочила с пола и макет планетарной системы едва не слетел со своих гравитационных орбит, - Как думаешь, может создать ещё?
- Вряд ли получится, - возразил Паоль; он держался очень уверенно, а порой даже слишком уверенно, - Ты не удержишь вокруг себя столько планет. Ну, если только не превратишься в маленькую и сверхплотную чёрную дыру...
Арсения посмотрела на Паоля с шутливым вызовом.
- А и превращусь.
- Тогда поглотишь весь свой многодневный труд.
- И тебя заодно.
Паоль недовольно скрестил руки на груди, но тут же светло-карие глаза его подобрели. Он не умел по-настоящему и подолгу сердиться. Чаще всего он вёл себя с девочкой как настоящий взрослый, когда тот общается с глупым ребёнком. Арсению это немного злило, но своему "рыцарю сердца" она готова была простить всё, даже покровительственный тон, тем более что все взрослые, хитро улыбаясь, намекали на их с Паолем совместное будущее. Маленькая дочь капитана всерьёз представляла себя его женой, когда вырастет. Это были детские мечты будущей женщины, но для самой Арсении всё было куда как серьёзно.
- Может, послушаешь историю четвёртой планеты? - предложила она, весьма интригующе подмигивая другу-жениху.
- Валяй, - согласился Паоль, не раздумывая. Как бы не хотел он казаться взрослым, а всё-таки был ещё мальчишкой. Он был очень загадочным, этот Паоль, и Арсения надеялась разгадать когда-нибудь его тайну.
Арсения со свойственной ей живостью раскрыла ему доступ к базе данных "системы", и мальчик погрузился в её изучение. Корабельный Супермозг неслышно нашёптывал ему историю зарождения, гибели и возрождения жизни, показывая картины, несколько минут назад извлечённые из мозга девочки, создавшей их.
- Прикольно! - вынес Паоль свой вердикт, - Сила, которая расколола надвое суперконтинент, разорвала спутник и чуть не разложила на атомы целую планету. Что же это за сила?
- Сила мысли, - таинственно ответила Арсения, многозначительно указав тонким пальчиком на свой слегка покатый лоб под искристо-звёздной чёлкой. Все люди на борту "Звёздного Ветра" имели по серебряной прядке в волосах, как знак принадлежности к клану капитана Рэя, и лишь сам капитан и его дочь носили на голове чистое серебро. Может, они и напрасно сделали это, вмешавшись некогда в собственные гены, но уж очень хотелось выделить себя не только идеологически, но и внешне.
- Сила ЗЛОЙ мысли, - уточнил Паоль, - но к тебе это не относится. Это был... э-э-э... - протянул он, придумывая имя злодею, чуть не разрушившему собственный мир.
- Пожалуй, - сказала девочка, - это был колдун, который хотел безграничной власти.
- Угу, - промычал мальчик, принимая версию полностью и безоговорочно, - А планету как назовём?
- Не знаю. Пока не придумала.
- Ладно, давай во что-нибудь поиграем.
- Давай, а во что?
- А в "Королеву "Звёздного Ветра", например.
Точная копия их корабля, поместившаяся у Паоля на ладони, была готова уже через пару часов. И маленький "Звёздный Ветер" полетел искать загадочную планету без названия. Паоль был капитаном, а Арсения - спасённой им от пиратов Звёздной Королевой.
Глава 2. Мараньятэ
Хмурые, переполненные влагой тучи нависали над частоколом дальнего леса, и уже накрапывал холодный осенний дождь, когда случилось то, что случилось.
Довольно большое селение из почти сотни дворов расположилось на самой высокой части огромного, укрытого тысячелетней порослью плато. А то пространство, что приютило на своей гладкой, как стол, поверхности дома-хорэ - огромные полые внутри растения, служившие отличным жильём - звалось Томее Теве - Искристой Дланью - за ровность и частые вкрапления слюдяных кристаллов.
Кто-то, может, и не решился бы жить на таком видном месте, но здешний князь-шае имел достаточно веских оснований, чтобы выбрать для своей твердыни Искристую Длань.
Во-первых, предки Великого шае Роткарнэ испокон веков жили в этих местах; во-вторых, его плёмя было достаточно сильным и многочисленным, чтобы противостоять любой возможной опасности; и в-третьих, Искристая Длань, не смотря на свою открытость, была неплохо защищена со всех сторон густым лесом и сетью сторожевых вышек, на которых круглые сутки бдели дозорные. И что самое главное, селение Великого шае довлело над всем подвластным ему Северным Краем - в общем-то, только ради этого и стоило поселиться в Томээ Тэвэ.
И жилось на сухом, открытом солнцу и свежим ветрам возвышении куда веселее, чем в сырых, тёмных лесистых Низинах.
В тот вечер на деревьях-вышках не было наблюдателей - в хмурое, пасмурное время от них не было особого проку - всё равно ничего не разглядишь, даже если глаз "острый". Да и кто же станет замышлять недоброе в такую непогоду?
А тучи надвигались и готовы были вот-вот разразиться затяжным дождём.
Всё попрятались в свои тёплые, сухие хорэ, и только семеро мальчишек, которым было лет эдак по десять-одиннадцать, не спешили бежать от небесных слёз. Они шумели, смеялись, пиная что-то ногами. Что это было? Сперва, особенно издали, догадаться было трудно, но, присмотревшись, в кучке грязного, мокрого рванья можно было заметить маленькое существо с бледно-синюшной кожей, вдрызг разбитым лицом и спутанными, грязно-белёсыми волосами, из-под которых испуганно блестели в преддождевом сумраке розоватые радужки заплывших синяками глаз.
Это тоже был мальчишка, однако он, будучи старше остальных на четыре-пять лет, был мельче и слабее самого низкорослого и хилого из них. Звали его Мараньятэ - Спутник Отчаянья - и он лежал на холодной земле, не успевшей ещё просохнуть после предыдущего утреннего дождя, лежал, скрючившись под жестокими ударами, и тихонько постанывал при каждом новом тычке сапогом под выступавшие рёбра.
Довольно высокий и хорошо сложенный для своих десяти лет мальчишка по имени Даниарэ - Наследник - бил активнее и больнее всех. И если для его приятелей пинание слабого Мараньятэ (которого, к слову сказать, никто здесь не называл по имени) было просто весёлой игрой, то для Даниарэ это являлось ещё и делом чести.
Даниарэ, сын самого Великого шае, нанёс ещё один, особенно сильный удар, и вконец избитый парнишка отлетел в сторону шага на полтора, распластавшись в какой-то ладони от грязного месива, которым начиналась большая круглая лужа возле чьих-то задворок.
Мальчишки загоготали пуще прежнего, а шае-дарэ*, побрезговав дотрагиваться до жертвы голыми руками, схватил с земли брошенную кем-то рваную тряпку и, подцепив через неё грязные колтуны Мараньятэ, приподнял его голову над землёй.
- Ну, кто я тебе, червяк? - прорычал Даниарэ, убивая бедного Мараньятэ одним лишь горящим ненавистью взглядом.
- Шае-дарэ... - простонал поверженный мальчишка; ему было трудно говорить -
*Буквально шае-дарэ - сын шае
перебитая грудь болела, а всё лицо, в том числе и губы, были синие, и не столько от их природной бледности, сколько от синяков и ссадин, наставленных сегодня, вчера, позавчера, да что там, они никогда не сходили с его лица и тела.
- Правильно! Наконец-то я вбил это в твою тупую голову, - сказал шае-дарэ, всё так же злобно глядя на избитого парня, - И только попробуй хоть раз ещё сказать, что я тебе брат по отцу! - последние слова он произнёс тихо, так, чтобы слышал только Мараньятэ. Такое святотатство немыслимо было озвучивать в полный голос, да ещё при всех. Даниарэ и так уже пострадал, когда этот болотный червь, у которого в жилах вместо крови трясинная жижа, осмелился назвать его братом, а шае - отцом. Бр-р! Противно даже думать об этом, и тем неприятнее, что это, к несчастью, было правдой. Впрочем, в последнем Даниарэ упорно не желал признаваться себе, не признался бы даже под страхом смерти.
- Ещё раз скажешь что-нибудь подобное - убью! - снова процедил он сквозь скрипящие от злости зубы, - Теперь говори, кто ты?
Мараньятэ молчал. Как не был он унижен и запуган, как не страдал душевно и телесно, а всё же не хотел падать так низко.
- Ты ещё не всё понял, не до конца? - спросил Даниарэ тоном, не обещающим ничего доброго, - Так сейчас объясню ещё раз.
И он с силой, которой уже наливались его крепкие руки будущего воина, ткнул Мараньятэ лицом прямо в грязную жижу неподалёку.
- Жри, жри, лаедеру*, - приговаривал он, тыча свою жертву разбитым лицом в грязь, - до тех пор будешь жрать, пока не поймёшь, что ты никто, и мать твоя была бесстыжей блудницей, а отец твой - болотным червём. Понял? Понял, я спрашиваю?
Ещё чуть-чуть, и озверевший Даниарэ, наверное, оторвал бы Мараньятэ голову, так непрочно державшуюся на тонкой шее, но тот вдруг выкрикнул удивительно громко и надрывно, так, как никогда не кричал:
- Понял!
- Так говори - кто ты, кто твои мать и отец?
Мгновение Мараньятэ колебался, но Даниарэ так дёрнул его за волосы, что мальчишка, едва не прослезившись, всё же выдавил из глотки страшные для себя слова.
- Я - никто, лаедеру без имени и без рода, моя мать... блудница, а отец - болотный червь...
- Молодец! - с издёвкой похвалил его Даниарэ, в последний раз опустив голову Мараньятэ в грязь и разжав, наконец, пальцы, - вот теперь я тебя по-настоящему презираю.
Он сказал это с какой-то особой злобной радостью, которая одновременно и греет, и холодит душу.
А Мараньятэ так и лежал в грязном месиве, не вставая. Да, поистине, ему теперь здесь было самое место. Он так запятнал себя, что, думается, земле невмоготу уж было его носить, воздуху - наполнять его впалую грудь, гнилым отбросам - набивать его желудок, воде - омывать проклятое за что-то тело.
От отца он только что отказался. Да, но ведь и отец не желал его признавать. А вот мать... Мать он оболгал, осквернил её память, а ведь она не была дурной женщиной. Малодушные родичи отдали её совсем ещё девчонкой как откуп Великому шае. Тот над этим лишь посмеялся, но "дар" принял. А она была красивой. Мараньятэ, хоть и смутно, но всё же помнил её.
Ей, бедняжке, пришлось тут хлебнуть горя. Шае поиграл с ней, как с диковинным зверьком, да и выбросил в жестокий мир. Уже беременной.
* Буквально "лаедеру" - болотник; племя, живущее в диких болотах и презираемое остальными племенами.
Сына шае, естественно, не признал. Её с малым дитём на руках отовсюду гнали, бранили, а то и били камнями. Она питалась тухлыми объедками, голодала, зимой мёрзла в заброшенно трухлявом хорэ.
И потихоньку сходила с ума. Мараньятэ помнил, что она то целовала его в лоб, то била нещадно и жестоко; то говорила о счастье, которое их ждёт, когда они убегут из Искристой Длани и пела какую-то странную, красивую песню, то принималась выть и клясть несправедливую, беспросветную жизнь.
И вот однажды, когда мальчику было лет пять отроду, один из воинов услышал от женщины-лаедеру "оскорбительные, святотатственные речи", будто бы шае - отец её сына и когда-нибудь его признает. Воин, не желая поганить свой добрый меч кровью болотницы, поднял с земли тяжёлый камень и размозжил им голову сумасшедшей. Мараньятэ тогда малодушно сбежал и просидел в трухлявом хорэ пол дня. Но потом всё-таки вернулся. Тело
матери так и лежало в луже натёкшей крови - никто не собирался придавать его земле. И потому Мараньятэ сам принялся рыть ей могилу. Рыл он её руками и острыми палками аж два дня подряд, а когда ему всё же удалось выкопать достаточно глубокую и длинную яму, то ещё
долгое время у него никак не выходило перекатить в неё мёртвую родительницу. Он сам едва не упал туда вместе с нею.
Так, бесславно и нелепо погибла первая красавица в своём племени Даяртери, дочь шае болотного народа. Так сын её остался совсем один на белом свете, среди злых, надменных людей, не признающих очевидного.
И вот теперь Даяртери была оболгана и обругана своим же неблагодарным, никчёмным сыном.
В Мараньятэ вдруг что-то перевернулось. Он напрягся и привстал.
- То, что я сказал тебе, шае-дарэ, ложь, - начал он робко, но потом охрипший голос его набрал силу, - Не важно, кто мой отец, но мать моя не была блудницей.
- Да мне плевать, блудницей она была или праведницей, - отозвался Даниарэ, уже собравшийся уходить во главе своих приятелей, - главное что ты - мерзкий, вонючий червяк. Слов, которые уже были сказаны, никто не отменял, и ты навечно останешься жалким, ничтожным трусом, как и всё твоё поганое племя. А вот за дерзость тебя надо бы наказать, да так, чтобы на век запомнил!
С этими словами Даниарэ выхватил из-за пояса нож, который полагался ему до тех пор, пока не наступит время носить меч взрослого воина. Одним прыжком он подскочил к насмерть перепуганному Мараньятэ и уже хотел раскроить ему вымазанные в грязи щёки и лоб, как вдруг лаедеру, пытаясь избежать столь незавидной участи, дёрнулся, совсем не владея собой, нечаянно пнул Даниарэ ногой под колено, и рука шаева наследника ткнула ножом не в щёку, а прямо в левый глаз. Мараньятэ вскрикнул, схватившись за вспоротую глазницу. Кровь вытекала из неё, сочась меж тонких, узловатых пальцев, и вместе с нею вытекало что-то склизкое и плотное.
Сознание того, что держит в ледяных, дрожащих ладонях собственный глаз, повергло парня в такой шок, что даже боль на мгновение отступила.
Что случилось потом, в дальнейшем он мог вспомнить лишь смутными, несвязными отрывками.
- Так ему и надо! - прокричал кто-то.
- Брось нож, Дание, на нём скверна, - подхватил ещё чей-то голос.
- Ладно, пойдём. Дождь сейчас начнётся. Что-то неохота мокнуть.
- А его, что, тут оставим? - спросил вдруг один из мальчишек.
- А чего с ним ещё делать? - отозвались сразу двое, - На нём всё как на звере заживает, а не заживёт, так его горе. С нас никто не спросит.
- Ну, пошли тогда. Чего мы ждём?
Голоса стали удаляться, а потом и вовсе потонули в шуме начинавшегося дождя.
Мараньятэ так и остался лежать под холодными струями, одинокий и несчастный, мучимый болью души и тела. Ему отчего-то всегда было холодно, и он за пятнадцать лет своей жизни к этому почти привык. Но теперь холод просто навалился на него со всей своей злостью и ненасытным голодом. Да ещё так больно, и умирать так не хочется! Парень почему-то был абсолютно уверен, что умрёт вот здесь, на этом самом месте, и его труп к утру уже начнут растаскивать мерзкие тоссы.*
Вдруг кто-то окликнул его и толкнул в саднящий правый бок.
- Эй, ты, вставай.
Голос был грубый, даже грубее, чем обычно, будто говоривший изо всех сил старался сделать его таким.
Мараньятэ послушно поднялся на локтях и потихоньку, превозмогая боль и головокружение, встал на колени.
- Ну, мне тебя тащить, что ли? - проворчал некто, кого Мараньятэ ещё не успел опознать.
- Я не могу так сразу встать, - прохныкал лаедеру, пытаясь оставшимся глазом, заливаемым кровью и заплывшим от побоев, разглядеть говорившего.
Раздался звук плевка, и Мараньятэ ощутил на своей щеке противную склизкую влагу. Говоривший презирал его, но отчего-то не уходил, как остальные.
- Вставай, я отведу тебя к матери, и она залечит твою рану.
Мараньятэ, наконец, узнал того, кто стоял рядом.
Тойге - сын доброго рода, состоявшего в дальнем родстве с семейством самого шае. Он тоже бил Мараньятэ вместе с остальными мальчишками, но почему-то вернулся, чтобы помочь тому, о кого готов был вытереть ноги.
Лаедеру с трудом встал и, сильно шатаясь, пошёл на звук шагов Тойге, так как следить за ним взглядом одного единственного перебитого глаза никак не удавалось. Мараньятэ знал, где обитала семья Тойге, но головокружение совсем сбило его с толку. Он был голоден, избит и очень слаб. Дрожь пробивала каждый кусочек его тела, заставляя кровоточащие зубы стучать, как стучат друг о друга клювы суалов**, предвещая холода.
Тойге это раздражало, но он молчал, надменно и сурово глядя на жалкого изгоя, которого этот мир упорно отказывался принимать хоть как-то. Мальчишка сам толком не понимал, что заставило его вернуться за раненным лаедеру, да ещё предложить ему помощь своей матери - женщины уважаемой, добропорядочной и гордой. И, тем не менее, он вёл сейчас противно стучащего зубами болотника к своему не самому просторному, но вполне добротному и чистому хорэ, и ему казалось, что это правильно.
- Мать, - позвал Тойге холодно и сурово, как и подобает настоящему мужчине обращаться к женщине. Однако нечто ласковое в этом слове всё же прозвучало.
- Что, сынок, тебе угодно? - послышался тут же кроткий, тихий женский голос, и мать, ещё молодая и красивая, вышла в некое подобие тёмных, прохладных сеней.
- Вот, лаедеру глаз выкололи, - бросил он, будто говоря о раненом зверьке, - залечить бы надо.
Женщина бросила на сжавшегося у порога Мараньятэ хмурый, подозрительный взгляд, а потом растерянно взглянула на сына. Тойге ни чем не выказал того, что готов переменить ей в угоду своё решение, и матери пришлось подчиниться.
Она подошла поближе к тому, кого требовалось "залечить", протянула было к нему тонкую, красивую руку в узорчатом рукаве, но тут же её отдёрнула.
- Отец скоро вернётся, - вновь попыталась она возразить сыну; уж очень не хотелось ей касаться своими белыми, чистыми ручками грязного болотника, а уж тем более пачкаться его гнилой кровью.
*тосса - небольшое, с локоть, животное-падальщик, вроде крысы.
** суал - большая птица без оперенья, но с твёрдой чешуёй и перепончатыми кожистыми крыльями
- Так вот и сделай всё побыстрее, - стоял на своём упрямый сын, так похожий на властного, непоколебимого в решениях отца, - руки потом в мыле выполощешь, и будет.
Женщина тяжко вздохнула и поспешила за тазиком с водой, целебной мазью из серой глины и тряпками для перевязки.
Мараньятэ ослабевал с каждой каплей вытекающей из глазницы крови, и к тому времени, когда женщина вернулась врачевать его, уже осел на мокрый от дождя порог.
- Убери руку, - велела женщина, опускаясь возле лаедеру на корточки и стараясь при этом быть от него как можно дальше, - Дай посмотрю, что там у тебя.
От Мараньятэ не укрылся тот особый тон, которым люди обычно в шутку разговаривают с домашними животными, но это его не сильно обидело - к дурному обращению он давно привык. А вот то, что при перевязке ему не избежать сильной боли его по-настоящему огорчало.
Он медленно оторвал залитую кровью руку от того, что когда-то было глазом. Мать Тойге прошептала нечто непонятное, будто выругалась сквозь зубы, и стала смывать мокрой тряпкой кровь и грязь с перекошенного от боли лица Мараньятэ. Мальчишка, не отличавшийся завидным терпением, то и дело дёргался, и потому, закончив омывать рану, она кое-как залепила её края вязкой глинистой мазью, а в довершении несколько раз обернула вокруг его грязной головы старую рваную тряпицу, правда, вполне чистую и ещё не совсем сгнившую.
Сделав это, женщина брезгливо фыркнула и скорее принялась вытирать перепачканные кровью руки о второй кусок такой же старой дырявой тряпки. Она хоть и видела, что кровь у парня такая же, как и у всех, но слишком уж привыкли все её соплеменники считать, будто у лаедеру вместо крови болотная вода, гнилая и выродившаяся от близкородственных связей.
Женщина ещё раз поморщилась, с нескрываемым отвращением глядя на деревянный тазик, полный кровянисто-розовой жидкости, и пошла выливать его куда-нибудь подальше от дома. Вернулась вся мокрая и раздражённая, но на последок всё же научила Мараньятэ как через сутки снять глиняную мазь, отмочив её предварительно в воде.
Более Мараньятэ в этом хорэ делать было нечего, и холодные взгляды матери и сына весьма красноречиво о том говорили. А потому он, неразборчиво буркнув что-то благодарственное, встал и, пошатываясь, исчез за пеленой холодных, похожих на стальные иглы, водяных струй, будто растворился в них. Ни Тойге, ни его мать, более не встречали его той осенью, да и думать о жалком оборванце им было недосуг. Близилась зима - время трудное и опасное даже для таких непомерно гордых, но всё же очень слабых и беззащитных перед природой людей.
А Мараньятэ в тот вечер снова остался один. Только он и ледяной осенний дождь. Мысль о том, что перед этим вот дождём все равны, и сам Великий шае кажется ему не менее ничтожным, чем измученный жизнью мальчик, посетила Мараньятэ, но тут же исчезла. Да, дождю всё равно, кого хлестать, но бил-то он в тот момент именно Мараньятэ, не жалея, изо всех сил, как только и могут колотить твёрдые ножи водяных капель. Именно его. Только его.
Даже дозор не делал в такую погоду свой обычный обход. От кого охранять затихшее селение? Кто осмелится и нос высунуть из тёплого, сухого хорэ?
Да, только ливень и мальчик под ним.
Мараньятэ сел прямо посреди чьего-то двора - ничего не разобрать было в серой завесе. Ему было ужасно холодно, крупная дрожь пробирала до самых костей, но парня теперь не отогрел бы ни один даже самый жаркий очаг, ибо стужа эта была не в продрогшем теле, а где-то внутри, в душе. Он был совсем один во всём огромном мире, а мир этот, казалось, до самого последнего уголка погрузился в промозглую тьму, и стылый осенний дождь полосовал мальчишку снова и снова.
Мараньятэ заплакал. Слёзы больно обожгли рану пустой глазницы. В пору было выть. Спутник Отчаянья - да, мать не зря назвала его так.
Что толку выть, коли шум ливня всё равно заглушит все звуки. Да и без дождя никто не услышал бы - какое кому дело до боли одинокого несчастного лаедеру?
Плакать тоже бессмысленно - и больно, и слёз от дождевых капель не отличить.
В тот вечер Мараньятэ затолкал все свои чувства поглубже, в самые потайные чуланы души и запер холодным, отстранённым взглядом сухо сверкавшего в темноте глаза. В чувствах этих никто не нуждался, а стало быть, и ему самому они были не надобны. И на протяжении пятнадцати последующих лет ни единой слезы не скатилось по его впалым щекам.
Глава 3. Нарге
"Звёздный Ветер", заботясь о своих пассажирах, включал и гасил свет в помещениях ненавязчиво и плавно, будто солнце вставало и садилось, будто все они были в естественных планетарных условиях. Каждый, если б только пожелал, мог установить в каютах своё время для рассвета и заката, уровень освещённости и густоту тьмы, усыпать потолок звёздами, украсить его лунами и Млечным Путём. Однако это требовало дополнительного расхода драгоценной энергии, и хоть оснащение корабля позволяло забирать энергию из неисчерпаемых источников космоса и из непрерывного цикла возобновляемых внутренних потоков, оборудование это, как и любое другое, подвергалось износу, и люди прекрасно понимали, что зря расходовать ресурсы "Звёздного Ветра" не стоит.
Впрочем, людям была доступна радость от созерцания годовых ритмов стандартных умеренных широт, когда они наслаждались длинными "летними" днями, замирали от восторга и трепета перед долгой "зимней" тьмой и радовались приходу долгожданной "весны". Почти осязаемые голограммы времён года у звенящей горной речки радовали органы чувств и грели душу. Многие, в том числе и Паоль, утверждали, будто организм такого рода игрушками всё равно не обманешь, однако Арсения предпочитала придерживаться иного мнения. Более того, она подозревала, что в глубине души и остальные не вполне верят своим словам, а лишь пытаются убедить себя в этом. Ведь когда годами летишь неизвестно куда, к неведомым космическим горизонтам, до сумасшествия хочется почувствовать себя в нормальной, привычной для человека обстановке. И кому, как ни Арсении, было об этом знать, ведь за всю свою четырнадцатилетнюю жизнь она ступала на поверхность планет всего лишь два раза, при том, что первого раза она не помнила, так как тогда ей было два с половиной года, а во второй раз экипаж "Звёздного Ветра" пробыл на теле одной из планет несколько местных суток. Тогда девочке едва исполнилось пять лет. Тогда они взяли на борт загадочного мальчика по имени Паоль.
Паоль. Он был уже совсем взрослый - двадцать один год, - взрослый и серьёзный, всё так же скрывающийся в глубине своих немного раскосых карих глаз. И всё такой же добрый по отношению к своей "невесте".
Девушке по-прежнему казалось, будто она влюблена. И Паоль думал так же. Он всерьёз полагал, что она любит его уже по взрослому. Впрочем, до сих пор не было ни одного повода, который бы позволил ему в чём-либо усомниться. Хотя были и другие темы для размышлений, помимо любовных. И не мало.
В один из дней условно девятого месяца условно шестнадцатого года их затянувшегося путешествия несколько человек собрались в небольшой, как и все помещения на корабле, кают-компании, чтобы вновь и вновь, уже в тысячный, наверное, раз обсудить самое насущное.
Их было шестеро: Капитан Родио Рэй, его подросшая дочь Арсения, Паоль, Анна - корабельный врач, Микел - штурман - и Леон, ведающий на корабле всеми хозяйственными делами.
- Ну, что скажете, братья и сёстры? - полушутливо, но не теряя серьёзности, спросил капитан. Он сидел во главе плоской антигравитационной панели, которая, тем не менее, гордо именовалась столом заседаний.
- А что говорить, капитан? - пожал плечами завхоз, мужчина лет сорока, довольно плотный, статный и видный, что не очень-то вязалось с его приземлённой и совсем неромантичной должностью, - С энергозатратами, питанием, циркуляцией воды и кислорода всё в порядке. Если смотреть с этой точки зрения, то мы ещё хоть сотню лет пролетаем без всяких затруднений. А вот если говорить о психологии, то тут не всё гладко, сами понимаете.
- Да, я это подтверждаю, - включилась в разговор Анна; ей было тридцать шесть лет, но выглядела она лет на десять моложе; средний рост, аккуратная, миниатюрная фигура, светлые волосы, выразительные глаза, полные доброты и понимания позволяли ей казаться вечно молодой и неизменно милой всему экипажу, - Люди, какие условия им не создай, очень тяжело переносят бесконечный полёт неизвестно куда.
- Да, всё это понятно, - нетерпеливо сказал Рэй, перебирая пальцами что-то вроде чёток из кусочков древесины, привезённых, как утверждал продавец на одном из перевалочных пунктов, с самой Земли, - Мне предложения нужны, конкретные предложения.
Установилось тупое, тягостное молчание, вовсе не обещавшее принести какие бы то ни было результаты.
- Ничего в голову не идёт, капитан, - виновато заговорил Леон, всё уже перепробовали, что можно. Ну, не Лас-Вегас же им тут устраивать!
Никто уже доподлинно не знал, что такое этот Лас-Вегас, но ассоциировалось древнее слово с развлечениями и азартными играми.
- А что тут такого? Пущай поиграют, - вставил обычно молчаливый штурман.
- А у нас есть такие игровые программы? - ехидно спросил завхоз, мстя штурману за вечные с его стороны противоречия.
- А вот пусть молодые придумают и создадут, - не унимался Микел.
Он многозначительно посмотрел на Арсению, хотя говорил о "молодых людях", имея ввиду их с Паолем, обоих. Язык молчаливого штурмана редко мог высказать всё, что хотелось бы, и тогда ему, языку, на помощь приходили глаза - тёмные, пронзительные и тем немного пугающие. Он смотрел на Арсению, и все сразу поняли недосказанное.
- Да, Сени, ты ведь у нас прирождённый программист и инженер-дизайнер, - оживилась Анна, как и все, обращая открытый голубоглазый взгляд на дочь капитана.
- Ну-у, я попробую, - отозвалась Арсения неуверенно, - Игру-то я создам, но надолго ли её хватит?
- А ты создай такую, чтоб хватило.
Капитан строго глянул на Леона, сказавшего эту фразу несколько резковато. Он не был склонен думать, что вправе как-то выделять свою дочь среди других членов экипажа, но порой не мог сдержать отцовских чувств.
- Создай несколько игр, а не хватит и их, там что-нибудь ещё придумаем. Нам главное протянуть время.
Как долго тянуть это самое время, не знал никто, даже Супермозг "Звёздного Ветра". Собравшиеся прекрасно понимали, что все их выдумки - лишь бесплодные трепыхания утопающего посреди океана, которому помочь может только невесть откуда появившийся корабль. Людям срочно нужна была чудесная планета, шестнадцать лет назад обещанная капитаном, или хотя бы намёк на её скорое обнаружение.
Капитан безразлично пожал плечами: мол, вы делайте, что хотите, а я останусь здесь - думать за вас всех. Он тоже был весьма озабочен и раздражён, но старался сохранить перед экипажем истинно капитанское спокойствие.
Арсения хотела было остаться с отцом, чтобы поддержать его морально и попытаться помочь в нелёгких размышлениях, но напряжённый взгляд его подсказал девушке, что лучше всего пойти и заняться делом, которое получалось у неё лучше всего, - виртуальным программированием.
Но не успела она выйти из кают-компании, как Супермозг передал всему экипажу информацию о приближении к неизвестному дрейфующему судну, на вид брошенному и неуправляемому даже корабельным компьютером. Но самое главное, по данным "Ветра" из чрева неизвестного корабля шёл сильнейший поток отрицательных эмоций, которые были оценены как не совместимые с нормальными психоритмами даже очень возбуждённого существа.
Рэй отреагировал тут же. Была, конечно, опасность, что испускаемые биотоки - ловушка для сердобольных простачков, но то неоспоримое доказательство, что там, внутри брошенной посудины, кто-то страдает, мучимый чем-то или кем-то безжалостным, заставило его в спешном порядке пристыковать челнок "Звёздного Ветра" к брошенному кораблю и в одиночку, как и полагалось честному звёздному капитану, ступить на его мрачный борт.
С ног до головы закупоренный в средства защиты от всего, что только возможно себе представить, капитан через стыковочный шлюз проник внутрь корабля. Биолокатор безошибочно вёл его по незнакомым коридорам и подъёмным полям, а сигналы прибора с каждым шагом становились всё чётче. По мере приближения к искомому объекту и сердце начинало биться сильнее, и холодок, то и дело пробегавший по телу, становился всё неприятнее. Большинство дверей отворялось по его приказу, но многие из них приходилось просто вышибать силовым излучателем.
Идущий к неизвестной цели человек был в достаточной мере отважен и дерзок, раз выбрал для себя судьбу звёздного странника, но в то же время, до хладнокровности спецназовца ему было очень далеко.
Наконец, когда капитан "Звёздного Ветра" подошёл к одной из множества закрытых дверей, сигнал локатора стал максимальным, показывая, что источник сильных эмоций находится прямо здесь, за этой дверью.
Рэй подошёл к плотно закрытым створкам, похожим на сжатые дьявольские клыки, и велел Супермозгу незнакомого корабля открыть их. Электронная система, слишком разумная, чтобы быть бесконечно верной покинувшим её хозяевам (а их, без сомнения, на борту не было) повиновалась. Трудно порой понять загадочную организацию искусственного разума, и иногда в его лабиринтах можно заплутать не меньше, чем в душах человеческих.
И вот, зубастые челюсти металлической двери разошлись в стороны, и человек, едва заглянув в то пространство, что они до сих пор скрывали, ощутил сильную, мягко говоря, неприятную вибрацию. Датчики, встроенные в его защитный костюм, показывали, что наряду с вибрацией в комнате присутствует ещё три сильных раздражающих фактора: звук, превышающий все допустимые акустические нормы; яркий свет, мигающий непрерывно с амплитудой в десять вспышек в секунду; и электромагнитное излучение, своей частотой опасное для клеток организма.
Небольшое помещение, разделённое на несколько крошечных секторов-клеток, было полно мёртвых тел, странных и экзотических, но в этом аду находился и кто-то живой. Он был в последней клетке из восьми, и, глядя на него, можно было прийти к мысли о каких-то генетических экспериментах, так как являл он собой невообразимую смесь человека и огромного мохнатого членистоногого. Человеческие голова, руки и торс, переходящий в покрытое чёрной шерстью брюхо на восьми длинных членистых ногах, могли удивить кого угодно, даже видавших виды звёздных странников.
И он, несчастный, бился в своей клетушке площадью метр на полтора, кричал и, думается, уже молил о смерти.
От беспорядочных ударов о ребристые стены голова, лицо, полуобнажённые плечи и кулаки его были сплошь покрыты кровяными подтёками и ссадинами. Казалось, ещё чуть-чуть, и он разорвётся.
"Убрать все воздействия!", - скомандовал Рэй чужому кораблю, но это не принесло результата. Дверь в пыточную камеру открылась по его повелению, а прекращать муки пленника Супермозг отчего-то не желал. Или не мог.
Не видя другой возможности освободить несчастного, неожиданный его спаситель быстро вошёл в помещение, выбил решётку при помощи особого устройства, прикреплённого к поясу, и просто выволок бьющееся тело из страшного места.
Ничто уже не раздражало спасённого, ничто не мучило, но он, кажется, не замечал перемены.
"Слишком сильно возбуждён, - подумал Капитан Рэй, даже не пытаясь приблизиться к существу, неистово колотившему всё и вся девятью парами конечностей, - остаточные рефлекторные явления".
"Что ж, подождём" - Рэй прислонился к гладкой уныло-серой стене коридора и, отчасти чтобы скоротать ожидание, отчасти чтобы отвлечь внимание от страданий того, кому всё равно сейчас не мог помочь, попытался наладить контакт с электронным мозгом корабля.
"Как тебя зовут"?
"Пронзающий Время".
"Что случилось с тобой, с экипажем и с пленниками"?
"Экипаж состоял из пяти человек - все они были браконьерами. Однажды, в поисках биологических диковинок мы набрели на одну планету. Однако там нас ожидал нерадушный приём. Какая-то примитивная система защиты, которую мы не заметили в силу её моральной устарелости, повредила некоторые мои части. Два блока вовсе вышли из строя. Мы совершили теперь уже вынужденную посадку возле странной, по-видимому, древней постройки, похожей на маяк. Люди из моей команды встретили там существ, одного из которых вы только что спасли. Захватив нескольких, они наспех произвели ремонт и заставили меня покинуть планету, хоть я и настаивал на более основательном устранении повреждений. Уйдя в гиперпрыжок, я обнаружил ещё более серьёзные неполадки, потому вышел из гиперпространства в произвольном месте, в этом самом секторе. Курс у нас был совсем иной, но все настройки сбились, а тут ещё, откуда не возьмись, вынырнул "пират", за которым по пятам шёл патрульный корабль. Мой экипаж, узнав о грозящей опасности, всем составом попросился на борт к пиратам. Те согласились. А о пленниках, судя по всему, просто забыли в спешке. Забыли как раз во время усмирительных процедур".
"Пыток, ты хочешь сказать"?
Рэй был тронут столь обстоятельным и подробным рассказом, но всё-таки не смог удержаться от саркастического вопроса.
"Они забыли, а ты не вспомнил"?
"Я с большой охотой отключил бы воздействия, но не мог этого сделать из-за частичного повреждения некоторых систем. Я смог открыть вам дверь в это помещение, но всё, что находилось внутри его, было мне недоступно. Вы ведь сами в том убедились".
"Да, - согласился капитан, почёсывая тонкий чисто выбритый подбородок, - прошу прощения. Ну а теперь-то что? С нами полетишь или уйдёшь в одиночное плавание"?
Разумный корабль ответил не сразу. Лишь десятка через два секунд в голове человека раздался его неслышный шёпот.
"С вами. Думается, это лучше, чем постигать вечность в одиночку".
"Такой разумный, а служил негодяям", - удивился Рэй.
"Меня не спрашивали", - откликнулся "Пронзающий Время".
"Ну да, ну да", - снова проявил согласие капитан "Звёздного Ветра".
А меж тем спасённый пленник стал понемногу успокаиваться. Теперь он просто тихонько выл, свернувшись клубком и держась за голову. Попытка притронуться к нему вызвала неожиданно бурную реакцию с его стороны, но кое-как его всё же удалось доставить в уютное тепло "Звёздного Ветра", с момента создания не знавшего жестокости на своём борту.
***
- От его дрожи весь корабль скоро ходуном ходить станет! - проворчал вечно чем-то недовольный, не слишком-то чуткий Леон.
- Я никак не могу его успокоить, - посетовала Анна после почти часа непрерывных стараний привести спасённого в чувство, - А ведь всё попробовала: и инъекции, и электроволны, арома, - звукотерапию. Ничего не воспринимает.
- А своё фирменное средство пробовала? - спросил капитан, вновь неодобрительно глянув на нетактичного завхоза. Тот примирительно улыбнулся - неплохой он был парень, только болтливость порой подводила.
- Какое фирменное средство? - не поняла Анна.
- Ну, как какое? Аннатерапию, - пояснил капитан, полушутливо указав взглядом на её тонкие руки с красивыми длинными пальцами.
Весь экипаж прекрасно знал об особом интересе давно и рано овдовевшего капитана к корабельному доктору, но в данном случае никто не посмел бы назвать слова и намёки капитана лестью из-под розовых очков влюблённости. В волшебной силе ласковых Анниных рук не сомневалась ни одна живая душа на борту "Звёздного Ветра" - почти каждый, так или иначе, испытал на себе это чудесное средство.
Лицо женщины слегка заалело; она ответила:
- Я пробовала, но он дико возбуждён, поверьте. И от прикосновений, даже моих, ему становится только хуже.
- Да быть того не может, - не поверил капитан, - Это что же, особенность нервной системы такая?
- Да нет, капитан, не думаю, - ответила Анна задумчиво, - Скорее всего, клетки его ещё не пришли в норму после такого чудовищного раздражения.
А существо, дрожащее всем телом, съёжившись до размеров вдвое меньших, чем ему полагалось бы быть, сидело в углу медицинского помещения, поджав под грязное паучье брюхо длинные ноги, и тихонько поскуливало с каждым прерывистым выдохом.
Капитан, Анна, Леон, Микел, ещё несколько мужчин и женщин, а также две помощницы-медсестры, стояли в недоумении до тех пор, пока не появилась Арсения.
Капитанская дочь была решительно настроена установить контакт со спасённым существом, и взрослые не решились противостоять этому, мудро полагая, что, возможно, ей удастся сделать то, что никогда не получится ни у кого из них.
- Эй, - негромко окликнула она его, пытаясь снизу заглянуть в глаза, полуприкрытые ранеными ладонями, - привет.
Спасённый поначалу никак не реагировал на её появление: в бледно-зелёных глазах, светлеющих по направлению к зрачку, ничего не отражалось. Арсения полагала, что должна казаться напуганному всем происходящим существу намного меньше его самого, и потому села рядом с ним, также поджав ноги и немного ссутулившись. Несколько секунд поколебавшись, она всё же решила сделать смелый шаг: протянула в его сторону правую руку и положила её на одно из мохнатых колен.
Судя по всему, шерсть смягчила неприятные ощущения, и взбудораженное существо на удивление спокойно на это отреагировало. Глаза его вдруг упёрлись в девушку пристальным, заинтересованным взглядом. И теперь оно смотрело весьма осмысленно.
- Дарэ, - произнесло существо на никому не известном языке, и было непонятно, назвалось оно или попыталось угадать имя говорившей с ним девушки.
При этом Арсения даже вздрогнула от неожиданности: она и не надеялась, что незнакомец, пребывавший в состоянии глубокого шока так скоро из него выйдет.
- Я, - она показала рукой на себя, - Арсения.
- Арр-сэни?
Девушка оживлённо закивала головой. Их "почти уже разговор" чрезвычайно воодушевлял её.
- А - ты? - Арсения ткнула пальцем в направлении своего нового собеседника.
- Нарге. Нарге... моё... имя...
Произнесено это было неумело и неуверенно, но - что несказанно поразило всех присутствовавших, - на языке "галакто" - всеобщем наречии населённого людьми космоса.
- Ты говоришь на "галакто"? - изумилась девушка
- Говоришь - нет. Почти... понимать...
- Говоришь плохо, но понимаешь, - помогла ему Арсения, видя, что он совсем запутался в малознакомых ему словах.
Нарге сделал какое-то еле заметное движение грязной, растрёпанной и разбитой головой, скорее даже просто моргнул, давая понять, что подтверждает догадку Арсении.
- А почему ты решил со мной заговорить? Почему не говорил с другими?
- Ты - дарэ... ребёнок. Ребёнок не... обижать.
"Неужели я выгляжу таким уж ребёнком"? - недовольно подумала Арсения. Она-то уж давно не считала себя малюткой. А тут, на тебе! Этот странный членистоногий человек при первой же беседе развеял этот миф.
Однако контакт состоялся, и Арсения была уверена, что нашла в этом огромном космосе ещё одного хорошего друга.