Секреты гоблинов
Самиздат:
[Регистрация]
[Найти]
[Рейтинги]
[Обсуждения]
[Новинки]
[Обзоры]
[Помощь|Техвопросы]
Уильям Александер
Секреты гоблинов
Лиаму.
Акт I
Картина I
Роуни проснулся от того, что Башка постучала по потолку с другой стороны. От стука сверху спланировали целые слои пыли. Башка снова постучала. Со стропил свисали цепи, а на них были подвешены корзины, и эти корзины тряслись от стука.
Роуни сел и попытался сморгнуть с глаз паутину сна (а с одного - комок пыли). Пол был покрыт соломенными матрасами, краденой одеждой, из которой сшили постельное белье, и спящими домочадцами. Два его брата сползли с соломы. Это были Кляксус и Щетинка. У Кляксуса были рыжие волосы, рыжие веснушки и примерно такого же цвета зубы. Щетинка был самым старшим и самым высоким, а еще он любил говорить, что у него растет борода. У него ее не было. У него росли отдельные волоски на кончике подбородка и на щеках около ушей.
Их сестра Вэсс вышла из комнаты девочек, которая на самом-то деле была частью той же самой комнаты, только отделенной простыней. Ее звали Вэсс и до того, как она поселилась у Башки. Некоторые Башкины внуки сохраняли свои старые имена. Некоторые придумывали себе новые. Кляксус и Щетинка придумали себе имена.
-Быстрее, - прошипела Вэсс.
Роуни поднялся на ноги, пальцами вычесал из волос солому и, спотыкаясь, поспешил убраться из середины комнаты. Он стоял с Вэсс и Кляксусом, пока Щетинка тянул за веревку, спускающую с потолка лестницу. Сверху долетал затхлый запах Башкиного чердака.
Вэсс поднялась наверх, остальные - за ней. Роуни пошел последним.
Повсюду на чердаке были птицы. По большей части это были голуби, серые и потрепанные. Встречались и цыплята. В темных углах нахохлились более крупные птицы незнакомой породы.
Башка сидела на стуле около железной печи, спрятав ноги под подолами своих серых юбок.
-Четыре внука, - сказала она. - Сегодня вас четверо. Достаточно для того, что я задумала на сегодня.
Слово "бабушка" не означало для Роуни, как и для остальных детей, находивших иногда приют в лачуге Башки, ни мамину мать, ни мать отца. Ни матерей, ни отцов в этом хозяйстве не наблюдалось, и слово "бабушка" значило просто "Башка".
Четверо детей выстроились перед стулом и застыли в ожидании. Рядом два цыпленка клевали доски пола, надеясь найти семена.
-Мне нужно отнести яйца на прилавок Хэггота, - сказала Башка. Она показала пальцем на Щетинку и Кляксуса, но не назвала их имен. Может быть, она и не знала их имен. - Сегодня он будет на рынке Северного берега. Обменяйте яйца на зерновой корм, лучший корм для цыплят, какой только найдете. Принесите его мне. Вы это сделаете, ну?
-Да, Башка. - Щетинка взял деревянный ящик с яйцами, переложенными соломой. Все четверо развернулись и собрались уйти.
-Не спешите уходить, - сказала Башка. - Она сняла со своей шеи маленький кожаный мешочек и протянула его Вэсс. - Повесь это на цепи ворот Часовой башни. Пропой заклинание, которому я обучила тебя вчера вечером, и отступи назад, когда это сделаешь. Только аккуратно с мешочком. Это дар гостеприимства, и он почти готов.
Вэсс осторожно взяла мешочек:
-Что в нем? - спросила она.
-Птичий череп, набитый кое-чем другим. Если хорошо выполнишь мое поручение, я могу научить тебя его готовить.
-Да, Башка, - сказала Вэсс.
-Идите, - сказала Граба. - Все, кроме карлика, самого маленького. Роуни пусть подождет со мной.
Роуни послушно остался. Он гадал, почему это Башка знает его имя. Она знала имена тех, за кем следила, а то, что за тобой следит Башка, не всегда было хорошо.
Он слышал, как Вэсс, Щетинка и Кляксус спускаются по лестнице.
-Да, Башка? - спросил Роуни.
-У меня кончился завод в ногах, - сказала она ему. - Заведи их, ну. - Она протянула ему свою механическую ногу. Она была похожа на птичью: три длинных когтя-пальца спереди, и один сзади, вместо каблука. Конечность целиком состояла из меди и древесины.
Роуни нащупал у нее под ложечкой ключ и завел его, наблюдая, как вертятся вокруг цепей шестеренки.
Башка всегда говорила, что мистер Скрад, местный механик, не умел делать человеческие ноги. Вэсс за ее спиной утверждала, что птичьи лапы требовались Башке, чтобы удерживать в воздухе ее мощную фигуру, и, не потеряй она свои собственные ноги, она бы сейчас не смогла ходить.
Щетинка говорил, что Башка была моряком или корабельной ведьмой, и ноги она потеряла в бою с пиратами. Он рассказывал, что Башка убила несколько пиратов с помощью взгляда, смеха и пряди волос, а потом они отрезали ей ноги ржавыми мечами. Рассказывая историю, он никогда не пропускал слова "ржавый": "Р-р-р-р-ржавые мечи! Ха!". На этом месте он тыкал Роуни палкой под колени, чтобы тот потерял равновесие.
Щетинка часто рассказывал эту историю. В первый раз Роуни заплакал, а остальные внуки Башки расхохотались. На второй раз Роуни злобно уставился с земли на Щетинку. Во время третьего рассказа Роуни нарочно упал навзничь, воздев руки и подражая скрипучему голосу Башки:
-Будь ты проклят, Пиратский король! - (К тому моменту история сильно разрослась, и обыкновенные речные пираты стали целой баржей под предводительством Короля всех пиратов)
Все засмеялись. Щетинка помог ему подняться и с тех пор уже не бил его так сильно во время рассказа, потому что Роуни не смог бы сказать свои слова, шипя от боли и держась за ногу. Это все еще было больно, но уже не так.
Теперь история почти превратилась в пьесу. Это было опасно. В Зомбее были запрещены любые спектакли.
Роуни завел левую ногу так туго, как только смог, и убрал ключ под колено. Башка поджала левую ногу и протянула ему правую. Роуни вытащил ключ и повернул его один раз. Конструкция громко и противно скрипнула. Башка сморщила лицо и замахала руками:
-Нужно масло, - сказала она. Она пошарила на антресолях, вынула оттуда маленькое коричневое яйцо и выжала его себе в рот. То хрустнуло. - У меня не осталось машинного масла, - сказала она под звук ломающейся скорлупы. - Сходи в лавку Скрада за баночкой. Я переплатила ему за починку ног, и он мне должен. Не позволяй ему тебя переубедить.
-Да, Башка, - сказал Роуни. - Он засунул обратно ключ, обогнул цыпленка и сбежал по лестнице.
Он схватил куртку, хотя снаружи было немного жарковато для курток, и попытался выйти через дверь. Та не поддавалась. Роуни вспомнил, что она и не должна поддаваться. Башка иногда передвигала куда-то свой дом. Она отсылала всех прочь, поднимала лачугу и отправлялась куда-то еще. Потом она пускала обратно тех, кому удавалось ее отыскать. В последний раз, когда она так передвигала свой дом, она повернула его дверью к соседской стене.
-Почему бы не воспользоваться окном? - сказала она, стоило Вэсс пожаловаться. - Так вид из окна лучше.
Роуни вылез в окно и спрыгнул на улицу.
Картина II
Южный берег города был пыльным. Роуни старался не наступать на пласты пыли, устилавшие улицу. Каждое утро подметальщики выметали дома, оставляя за дверью огромные буроватые пласты пыли. Каждый день пыль медленно, но верно возвращалась назад и покрывала пол. Существовала разновидность рыбы, которая плавала в южнобережной пыли, и разновидность птицы, длинным клювом рыбачившая в нагромождениях пыли. Когда пыльные рыбы начинали метать икру, жизнь подметальщиков становилась интересной.
Роуни натянул куртку, которая была очень сильно ему велика. Она была цвета пыли, а может быть, так покрыта пылью, что уже нельзя было разобрать, какого она цвета. Он хотел бы, чтобы Граба послала его на рынок с остальными, а не в мастерскую мистера Скрада. Он хотел есть. Башка никогда не кормила своих жильцов, а только посылала их с поручениями куда-нибудь, где можно добыть еду. Остальные обычно покупали в довесок к корму для цыплят какие-нибудь бутерброды или сладости, которые и съедали по дороге домой. Вряд ли ему достанется, а пить машинное масло по дороге домой Роуни не мог. Это поручение его не прокормит.
Он пнул комок пыли, лежащий около ржавеющих ворот старой железнодорожной станции, раскашлялся и пожалел, что он это сделал.
Улицы, по которой шел Роуни, не была прямой. Он шел мимо домов, построенных друг у друга на крышах, новые дома и комнаты пристраивались к ним на сваях или выстреливали в стороны, удерживаясь на одном месте толстыми цепями. Жестяные, соломенные и деревянные крыши клонились друг к другу через его голову, почти соприкасаясь где-то посередине дороги.
Роуни не был высок, но прохожие давали ему пройти. Люди всегда давали пройти Башкиным внукам.
Он подошел к мосту Скрипачей.
По обе стороны от входа стояло по скрипачу. Они как будто сошлись в музыкальной дуэли. Перед каждым из них лежала шляпа, и обе шляпы были до половины наполнены монетами.
Роуни подобрал с земли камешек, как он всегда делал, проходя по этому мосту. Камешек был серым, а посередине его пересекала оранжевая линия. Роуни пронес его через вход, мимо перекрестного огня музыки, и на мост.
Мост Скрипачей был широким и достаточно длинным, чтобы в туманный день конец его терялся в тумане. Его центральную улицу мостили несколько раз старым камнем и новым железом. По обе стороны стояли магазинчики и жилые дома, разделенные переулками, выходящими на реку Зомбей.
Роуни прошел мимо нескольких разных музыкантов и мимо пустых шляп, занимавших места еще не пришедших музыкантов. Он прошел мимо куч лошадиного навоза, коровьего навоза и какого-то другого навоза, насчет которого он не мог ничего сказать, но запах был не таким ужасным, как на южнобережных дорогах. Ветер, гуляющий над рекой, очищал воздух на мосту. Роуни убедился, что его куртка не попала ни в одну кучку.
Навстречу Роуни промаршировали несколько стражников во главе с капитаном. Роуни сразу понял, что капитан стражи решил его не замечать, но все равно помедлил, прежде чем отойти в сторону. Он знал, что они не могут задержать его, пока он на мосту. Мост скрипачей был святыней. На нем никого никогда не арестовывали. Роуни предположил, что большая часть стоящих здесь домов принадлежит контрабандистам и прочим людям, не могущим безнаказанно ступить и шагу по городу.
Капитан стражи попытался одновременно злобно поглядеть на Роуни и проигнорировать его. Его взгляд впечатлял. У всех стражников были механические ноги, у кое-кого - механические руки, но только у капитана были глаза, сделанные из крошечных стеклянных шестеренок с радужками из темного стекла. Радужки имели форму шестеренок. Они медленно поворачивались в глазных яблоках.
Они маршировали, и ботинки стучали по мостовой через равные промежутки времени. Стражники всегда маршировали. Из ноги были сделаны таким образом, что им не предоставлялось иного выбора, кроме как маршировать.
-Пусть у вас отвалялся ноги, - прошептал Роуни им в спины, как только все они прошли. - Пусть ваше дыхание пахнет, как голубиные перья. - Он пытался придать словам силу, чтобы они стали настоящими проклятиями и пристали к ним. Если бы он только мог лучше проклинать! Конечно, Башка знала отличные проклятия, но она делилась своими секретами только с Вэсс.
В самом центре моста стояла Часовая башня Зомбея. На циферблате солнце из цветного стекла карабкалось на небо из цветного стекла, высоко над мозаикой города. Циферблат ярко сверкал, отражая солнце. Когда настоящее солнце зайдет, стеклянное солнце в часах закатится за стеклянный горизонт. Потом, ночью, за циферблатом зажгутся фонарики и осветят крошеную пробирающуюся на небо стеклянную луну.
Весь Зомбей гордился этими часами, хотя, по слухам, в башне обитал дух мастера-часовика. Главные ворота башни были заперты, задвинуты засовом и увешаны цепями. Внутрь никто никогда не входил.
Около дверей башни спиной к дороге стояла Вэсс с заклинала колдовской мешочек Башки. Роуни не мешал ей, хотя и не понимал, зачем привязывать дар гостеприимства с Часовой башне. В Часовой башне никто не жил.
Он продолжил путь к определенному участку низкой каменной стены, и там он обнаружил Щетинку и Кляксуса. При них был ящик яиц. Они сидели точно там, откуда Роуни всегда кидал камешки. Роуни не хотел, чтобы они оказались здесь, но они здесь были.
Они увидели его. Кляксус взял из ящика яйцо и предложил ему. Роуни протянул руку, потому что был голоден, хотя и знал, что Кляксус ни с кем ничем не делился.
Кляксус отвел руку и швырнул яйцо в реку.
Роуни вскрикнул.
Щетинка стукнул Кляксуса по лбу:
-Не бросайся едой. Никогда. - Он поглядел на Роуни. Роуни понадеялся, что он предложит ему другое яйцо, но этого не случилось. - Ты заводил ее колено? - спросил Щетинка. Роуни начал отвечать, но Кляксус заговорил одновременно с ним. У Кляксуса были большие, круглые, оттопыренные уши, но он редко их использовал.
-Ты упустил гоблинов, - сказал Кляксус.
-Каких еще гоблинов? - спросил Роуни.
-Которые приехали в фургоне, - сказал Щетинка.
-У одной из них были длинные, торчащие изо рта железные зубы, - сказал Кляксус.
-Не было, - сказал Щетинка.
-Были. Я кинул в нее яйцо.
-Она поймала яйцо и кинула его тебе. И это были не металлические зубы, а гвозди. Она использовала один из них, чтобы повесить вывеску.
-Неправда.
-Правда. Она просто держала гвозди во рту, чтобы освободить обе руки.
-Может быть, они используют металлические зубы вместо гвоздей, - сказал Кляксус. - Может быть, они отращивают их еще быстрее, чем выдирают.
-Ты зануда! - сказал Щетинка.
-Что было на вывеске? - спросил Роуни, но не получил ответа. Возможно, они и не знали.
-Вэсс уже должна бы закончить с дверью, - сказал Щетинка, меняя тему. Но Роуни не хотел менять тему.
-Я не знал, что гоблины могут выходить при свете дня, - сказал Роуни.
-Иначе им пришлось бы много двигаться, - сказал Кляксус. - Ни у кого из гоблинов нет дома. Поэтому они живут в фургонах. Солнце находит их и сжигает любое здание, где они пробыли больше, чем день и ночь. Поэтому они никогда не становятся ювелирами, а только кузнецами, потому что золото - это солнечный металл. А железо сжигает их поэтому приходится довольствоваться жестью.
-Лгунишка, - сказал Щетинка. - Они не работают с железом, потому что оно слишком тяжелое и твердое. С жестью просто проще обращаться.
-А еще они воришки, - сказал Кляксус, как будто с ним только что согласились.
-Это понятно, - сказал Щетинка.
-А что они крадут? - спросил Роуни.
-Все, - сказал Кляксус.
-Младших детей в каждой семье, - добавил Щетинка. - Поэтому Башка посылает с дырявыми жестяными банками только старших. Никто не посылает маленьких детей к фургонам, если, конечно, не хочет от них избавиться. - Он прыснул, и фырканье раздалось у него из носа, а не изо рта.
-Врунишка, - сказал Роуни.
-Это правда, - сказал Кляксус. - И они едят украденных детей.
Он запел песенку о воришках-гоблинах. Роуни отвернулся и поглядел на камешек в своей руке:
-Привет, - прошептал он так тихо, чтобы остальные его не услышали, и бросил его изо всех сил. Камень слегка плюхнул по поверхности реки, но вода осталась спокойной.
Щетинка перестал петь и щелкнул Роуни по голове:
-Не привлекай внимания реки, - сказал он. - По твою душу придет наводнение.
Роуни потер голову рукой. Он не обернулся. Он наблюдал за рекой. Она была широкой и полноводной, и Роуни не мог долго на нее смотреть. Слишком много надо было увидеть. Он смотрел, пока не был вынужден отвернуться, и перевел взгляд на обрывистые склоны по обе стороны реки, а потом - на камни перед собой.
У Роуни был брат, который был старше всех обитателей Башкиной лачуги, настоящий родной брат. Они были похожи, у обоих были темные глаза - глаза, сквозь которые было сложно увидеть душу. Все называли братьев Роуэн и Маленький Роуэн. Со временем "Маленький Роуэн" сократился до "Роуни". У Роуни никогда не было собственного имени. Их мать утонула, прежде чем могла ему его дать.
А еще он не знал своего возраста. Вэсс говорила, что Роуни восемь лет. Она помнила все дни рождения, но не всегда говорила о них правду, и Роуни подозревал, что тут-то она наверняка соврала. Он был уверен, что ему ближе к десяти.
Роуни и Роуэн частенько вместе кидали камешки с этого самого места на мосту Скрипачей. Они слушали музыкантов, и Роуэн рассказывал истории о реке и об их матери, о том, как она правила баржей и затонула с ней прямо под этим мостом. Только Роуэн смог доплыть до берега. Роуни он вытащил на спине.
Вэсс не верила его рассказу и утверждала, что никто не может переплыть реку в этом месте, потому что тут слишком сильное течение. Она говорила, что они должны были тоже утонуть. На это Роуэн лишь пожимал плечами и замечал, что они не утонули.
Потом он показал Роуни, где нужно кидать камешки с моста: "Мы бросаем их, чтобы поздороваться. Это похоже на то как, мы оставляем кучку камней на могиле. Мертвые общаются с помощью камешков. Здороваться с ними нужно галькой". Поэтому Роуни всегда здоровался, проходя по мосту, хотя совсем не помнил ни мать, ни ее баржу, ни тот день, когда Роуэн привел его к Башке, потому что жить им больше было негде.
Роуэн не появлялся уже пару месяцев. Щетинка, Кляксус и остальные, похоже, уже забыли его, но Башка помнила. Она не раз повторяла: "Если услышишь что-нибудь о своем брате, скажи мне. Очаровательный молодой человек. Твоя Башка скучает по своим внукам, по всем своим внукам, а за этого она особенно волнуется".
Роуни ни разу не замечал, чтобы Башка за кого-нибудь волновалась, а Роуэн не ночевал у нее уже больше года. Он был уже взрослым - ему было шестнадцать лет - и занимал слишком много места на соломенном полу. И все же Роуни кивал и обещал Башке сообщить, если что-то услышит о брате.
"Ты это сделаешь", - соглашалась Башка.
Щетинка и Кляксус запели песню о наводнении и падающих мостах, и петь такие вещи на мосту показалось Роуни несусветной глупостью. Он покинул их и перешел дорогу, высматривая вывеску гоблинов - а также высматривая какие-либо следы Роуэна, как он всегда делал на мосту. Он нашел вывеску, но и только. Она была прибита к перилам с противоположной стороны с помощью одного железного гвоздя. Роуни внимательно ее прочел. Он хорошо умел читать. Роуэн научил его. Там было написано:
"ТЕАТР!
Труппа АКТЕРОВ-Тэмлинов восхитит и поразит граждан этого почтенного города, когда настанут сумерки. Ищите сцену на ГОРОДСКОЙ ЯРМАРКЕ.
Сцена будет освещена хитроумными устройствами.
Актеры продемонстрируют чудеса МИМИКИ, ЖЕСТА и ДЕКЛАМАЦИИ, а также высочашие достижения в области музыки и акробатики, чтобы усладить все уши и глаза.
Два медяка за одного зрителя".
Он перечитал его. Он снова не смог поверить своим глазам. Он опять перечитал объявление.
Гоблины собирались поставить пьесу. Никто не мог поставить пьесу. Никому не разрешалось ставить пьесы, но гоблины собирались это сделать. Может быть, он успеет увидеть часть выступления, прежде чем всех их арестуют.
Остаток пути по мосту Роуни проделал бегом, мимо скрипок, духовых и барабанов. Куртка развевалась у него за спиной, как парус.
Картина III
Части механизмов и куски древесины устилали дорожку к мастерской Скрада. Роуни услышал, что внутри кто-то кричал. Он остановился на аллее и немного порылся в нагромождениях шестеренок, пока крик не превратился в тихое бормотание. Тогда он вошел.
Шум и не думал прекращаться. Он никогда не прекращался. Мистер Скрад все время кричал сам на себя.
-Добрый день, мистер Скрад! - крикнул Роуни из дверного проема, надеясь, что его сразу заметят. Мастерская пахла древесной стружкой и маслом, сквозь которые пробивался запах гнили. Скрад делал очень хорошие мышеловки, но все время забывал убрать оттуда мышь.
Пол покрывали деревянные доски, бруски меди и пирамиды шестеренок. Из одной стены торчали гвозди, на которых висели веревки, цепочки, инструменты и множество механизмов. На другой стене висели часы, и их было столько, что вся стена казалась сделанной из часов. Все они, или большая их часть, работали и тикали, никак не попадая в такт друг другу. Было похоже на ссору маятников.
Скрад склонился над верстаком посередине комнаты:
-Бурьян и чертополох! - орал он верстаку. Его голос был надтреснутым и усталым. Он отшвырнул погнувшийся инструмент и снял дугой со стены без часов. Он не заметил Роуни. На верстаке лежала заводная лошадиная голова, и она-то заметила Роуни. Глаза автомата следили за Роуни все время, пока он пробирался по полу, пытаясь не наступить на что-нибудь важное.
Роуни глубоко вздохнул:
-Добрый день, мистер Скрад! - снова крикнул он. Механик пугал его и всегда пугал его, но Роуни бывал здесь достаточно часто, чтобы не обращать на это внимания. Он почувствовал, как страх сжигает его изнутри, но это не мешало ему стоять посередине мастерской и пытаться докричаться до Скрада.
Голова механика резко поднялась. Он посмотрел на Роуни. Заводная лошадь посмотрела на Роуни. Потом они оба отвернулись, и мистер Скрад принялся бормотать себе под нос. Он не кричал. Это значило, что он слушает.
-Башка заплатила больше, чем нужно, мистер Скрад. В последний раз, когда вы чинили ей ногу, она заплатила больше, чем нужно.
-Чертополох! - сказал Скрад. Он сунул в ухо лошади длинную булавку и повернул ее. Лошадь закрыла один глаз.
-Это правда, мистер Скрад, - сказал Роуни. Он видел три бутылки машинного масла в шкафу за верстаком. Это было то, что нужно Башке, и Роуни знал, что одна бутылка стоит два медяка. "Два медяка за одного зрителя" - говорилось на табличке. Гоблинское лицедейство на сцене - за два медяка. Может быть, они будут в масках. Может быть, они будут извергать огонь. Может быть, у них будут железные зубы.
Он очень боялся делать то, что собирался сделать. Он сделал еще один глубокий вдох.
-Она переплатила, мистер Скрад, - сказал он. - Ей нужны два медяка сдачи.
Роуни встретил взгляд Скрада, когда тот злобно на него уставился. Он не собирался удирать. Он стоял здесь и этим показывал Скраду, что никуда не убежит.
Скрад сунул руку в шкаф у себя за спиной, взял бутылку машинного масла и поставил ее на верстак рядом с Роуни.
-Нет, - сказал Роуни, стоя и дыша. - На сей раз ей нужны два медяка.
Механик забормотал себе под нос. Он убрал масло обратно, порылся в кармане своей рубашки и положил на стол одну медную монетку. Потом он положил на нее вторую.
Роуни взял их:
-Спасибо, мистер Скрад. - Он вышел из мастерской, не переходя на бег. Он вышел с дорожки, не переходя на бег. Аллея за его спиной наполнилась лязгом, металлическим скрежетом и воплями. Металлический звук заставлял думать, что за ним гнались Башкины птицы. Роуни побежал.
Роуни пробежал полпути до рыночной площади мимо знакомых фонтанов и памятников. Один раз он споткнулся, удержал равновесие и остановился отдышаться под бронзовой статуэй Мэра. Статуя была в костюме с торчащей из нагрудного кармана цепочкой часов и протягивала вперед руки таким образом, что выглядела не то радушной, не то удивленной. Бронза была старой и позеленевшей, за исключением головы. У статуи менялась голова каждый раз, когда в городе менялся мэр. Башка намекала, что будет очень рада, если кто-нибудь снимет голову со статуи и отнесет ей, но пока что никто на это не осмелился.
Рядом кто-то закричал на кого-то, не на Роуни, что не помешало его желудку перевернуться. Он сунул две монетки в единственный карман куртки и пошел, шаг за шагом вспоминая, как нужно дышать. Ему очень хотелось сорваться на бег, но стражники могли решить, что он бежит по каким-то Ужасным Причинам и попытаться его поймать.
Большая часть семейства Башки ненавидела Северный берег и все время терялась здесь. Местные улицы подчинялись другим правилам. Они были идеально прямыми и пересекались под прямыми углами. Но Роуни знал все ориентиры и довольно легко находил дорогу на Северном берегу.
Он прошел мимо реликвария и железнодорожного вокзала Северного берега. У решетчатых дверей стоял привратник. На нем была яркая, привлекающая внимание униформа. Он держал в руках копье с кисточками и смотрел на противоположную сторону улицы.
Роуни медленно прошел мимо. Он мог только гадать, зачем тому понадобилось охранять заржавелый вход. Он был здесь один, поэтому вряд ли справился бы, если бы изнутри выползло какое-нибудь создание и попыталось взломать вход. На станции Южного берега стражники не дежурили. Они не были нужны. Если из глубин южнобережья вдруг выползет что-нибудь мерзкое, Башка с ним расправится. Возможно. Если захочет.
Роуни прошел мимо вокзала и дошел до площади, огромного открытого пространства, мощенного булыжниками, с фонтаном посредине и лотками повсюду. Уже была середина дня, и некоторые лотки уже сворачивались. Фермер с десятками длинных кос снимал палатку, позволяя крыше сложиться и превратиться в кучу ткани.
Роуни чуял всевозможную еду. Запахи накладывались друг на друга. Они набросились на него и не позволяли думать о чем-либо другом. Он подошел к лотку пекаря и улыбнулся лучшей своей улыбкой.
Пекарь протянула ему кусок хлеба:
-Вчерашний, - сказала она. - Все равно скоро заплесневеет и никто его не купит.
-Удачной торговли завтра! - сказал Роуни, вернее, попытался сказать сквозь хлебный сухарь, в который он вгрызался. За такие слова она дала ему еще кусок и помахала ему рукой, чтобы он ушел. Потом она потянула за цепочку у себя за спиной, и прилавок сложился в небольшой квадрат.
Механизм прилавка скрипнул, как правая нога Башки. Звук заставил Роуни вздрогнуть.
Он проскользнул между палатками и фургонами, оставляя позади всю суету и направляясь к фонтану в центре площади. Каменный медведь, каменный лев и каменный дракон извергали струи воды в треснутую каменную ванну. Он зачерпнул воды одной рукой и отхлебнул столько, сколько мог. Он окунул свой второй кусок хлеба в фонтан, пытаясь размягчить его, но хлеб только отсырел.
Голубь слетел на край фонтана и искоса посмотрел на Роуни. Голуби умеют смотреть только искоса. Роуни не стал обращать на него внимания. Он знал, что птица просто хочет хлеба. Он не думал, что это голубь Башки. Он так не думал.
Кто-то схватил Роуни за руку:
-Отдай мне хлеб, карлик Роуни, - сказала Вэсс. На ее плече висел мешок с зерном. - Я хочу есть.
-Отпусти меня, - сказал Роуни. Она не послушалась. Он отдал ей второй кусок хлеба, и она поставила мешок на землю, чтобы взять его, но так и не отпустила Роуни.
-Помоги мне отнести цыплячий корм домой, - сказала она. - Болвашки отнесли яйца, но корм пришлось нести мне. Он тяжелый. - Вэсс называла остальных детей из лачуги Башки, тех, у кого не было имен, тех, кому приходилось придумывать себе имена, болвашками. Она произносила это, как дразнилку: Башкины болвашки, Башкины болвашки.
-Не могу, - сказал Роуни. - Мне нужно кое-что сделать для Башки.
-Что?
-Доставить сообщение.
-Какое сообщение?
-Не могу сказать.
-Значит, ты врешь. Мне кажется, нет никакого сообщения, поэтому ты должен помочь мне тащить цыплячий корм. - Она сунула в рот остаток хлеба и швырнула в Роуни пакетом. Он помал его за один конец, чтобы он не сбил его с ног. Вэсс пихнула его в спину, и они отправились на юг. Они очень медленно шли на юг, прочь от ярмарки и прочь от гоблинов.
Вэсс была в два раза выше него. Она могла бегать гораздо быстрее, чем он. Она поймает его, если он попытается убежать.
Они достигли южного края площади. Стражник уже ушел со своего поста у ржавых дверей вокзала, исполнив свои обязанности.
Роуни мотнулся в сторону, увлекая Вэсс за собой, бросил мешок и побежал к дверям. Он нажал на металлическую решетку и проскользнул внутрь. Он почувствовал, как следом за ним просунулась рука Вэсс и схватила его за шиворот. Он потянул на себя.
-Глупый карлик! - крикнула Вэсс.
-У меня важное сообщение от Башки! - Роуни злился, что она не позволяла ему доставить его, хотя на самом деле и не было никакого сообщения.
-Глупый, - сказала она. - Такой глупый. Теперь копатели тебя достанут. Ты слышишь их? Ты слышишь их за твоей спиной?
Роуни шагнул назад, глубже внутрь. Он не смотрел себе за спину.
-Там все затоплено, - сказал он. - Они прокопали туннель в реку, и теперь все затоплено. - Все это знали. Мэр хотел проложить рельсы между Северобережьем и Южнобережьем. Он не оставлял попыток, но туннель все время оказывался затоплен.
А еще мэр хотел выкорчевать хаотичные постройки Северного берега и насадить там прямые дороги. Так всегда говорила Башка.
-Люди все еще слышат, как они копают, - сказала Роуни Вэсс. - Это значит, что копатели все еще здесь, в туннеле. - Она дала этой мысли укорениться в голове Роуни. Мысль укоренилась. Роуни представил себе копателей к кожей, серой от постоянного нахождения в воде. Он представил себе, как они копают и копают без конца, как они все время продвигаются вперед и ломают препятствия лопатами, ломами а то и просто голыми руками. Копатели были людьми без сердец, без собственной воли, и они просто делали то, что им было приказано. Роуни мог только гадать, не остался ли кто-нибудь из них внизу, заплутав среди воды, и не всплывет ли когда-нибудь с другой стороны мира. Он подумал о туннелях за своей спиной, в которых роились духи копателей.
-Я защищу тебя, - сказала Вэсс самым сладким голосом, на который была способна. - Выходи и тащи мешок.
Роуни снова отступил назад и ответил: "Нет". Теперь он будет бродить по туннелям. Теперь его надо бояться.
Вэсс плюнула на землю. Потом она улыбнулась, и это было похоже на миниатюрную копию улыбку Башки:
-Где мое масло, карлик? - спросила она.
Сердце Роуни билось, как будто хотело сбежать от него:
-Какое еще масло? - Вэсс уже ушла из дома, когда Башка дала ему поручение. Вэсс не мола о нем знать.
-Хватит! - заорала Вэсс, и Роуни не думал, что это было обращено к нему. Ее глаза были закрыты. Все мышцы ее лица были напряжены. - Ты не можешь! Я не болвашка. Хватит, хватит! - Вэсс побрела прочь и скрылась из виду. Мешок она забрала с собой.
Роуни стоял неподвижно. Он не понимал, что только что произошло. Он аккуратно сложил это в шкаф на задворках своей памяти, где хранились другие вещи, которых он не понимал.
Он все ждал, когда позади него раздастся скрежет лопат и шум шагов. Было тихо, холодно и угнетающе, хотя тепло и суета рынка, где Вэсс могла все еще поджидать его, были всего в нескольких футах.
Он стоял столько, сколько мог, а потом еще столько же. Он не оглядывался. Он не слышал ни лопат, ни шагов, ни других признаков приближения копателей. Наконец он сам шагнул три раза и выскользнул из железных дверей.
Вэсс ушла, как и большая часть рыночной публики. С пустой площади уезжали несколько открытых фургонов. Небо было синим, но темнее, чем прежде. Почти сумерки. Он побежал.
Картина IV
В центре ярмарочной площади стоял закрытый фургон. У него были стены и крыша, как у маленького дома на колесах. Вокруг него собралась толпа. Небо все еще было синим, но солнце уже закатилось.
Роуни спустился по склону с дороги на траву. У него болели ноги. Он слышал барабаны и флейту, хотя и не видел ни одного музыканта. Он встал в самой задней части толпы. Ему пришлось встать сбоку, чтобы разглядеть фургон сквозь плотное скопление людей. Он нашел местечко, с которого было хоть что-то видно, и стал ждать развития события. Он пытался стоять неподвижно, но все время переминался с ногу на ногу.
Дверь фургона выпала наружу. Она остановилась параллельно земле и превратилась в сцену. Там, где была стена, повис занавес, пряча внутренности фургона. Другой занавес висел по краям сцены, пряча то, что было внизу. Откуда-то с крыши фургона аздались звуки труб, играющих фанфары.
Гоблин шагнул на сцену.
Роуни смотрел во все глаза. Он никогда раньше не видел Измененных. Этот был абсолютно лыс и куда выше, чем, по мнению Роуни, могли быть гоблины. Его острые уши торчали из головы в разные стороны, а его глаза были большими и все в серебристых и коричневых прожилках. Его кожа была зеленой, как мох и водоросли. Его одежда была сшита из ткани самых разных цветов.
Гоблин поклонился. Он поставил два фонаря по углам сцены, а сам встал в центре. В руке он держал несколько тонких прутьев. Он смотрел на зрителей с жестоким любопытством, как паук смотрит на мух, прежде чем начать сосать из них кровь.
Роуни почувствовал, что ему нужно за чем-то спрятаться. Когда гоблин наконец пошевелился, взмахом обеих рук посылая прутья в воздух, Роуни дернулся.
Гоблин начал жонглировать. Потом он три раза стукнул по сцене ногой. Из занавеса позади него высунулась марионетка дракона. Она была сделана из гипса и бумаги и блестела золотом. Кукла выдыхала на сцену огонь. Гоблин подкинул свои прутья так, что они пролетели на пути драконьего дыхания и загорелись. Марионетка взревела и исчезла за занавесом, а гоблин жонглировал огнем.
Роуни попытался попрыгать на месте, чтобы лучше видеть. Он хотел быть в первых рядах, у самой сцены. Он попытался пробраться между коленями и плечами других людей. Ему не удавалось. Он сжал руки и устремился вперед, но не мог заставить себя двигаться.
-Если хочешь стоять поближе, это будет стоить тебе два медяка, - сказал голос.
Роуни обернулся. Перед ним стояла маленькая, полная и сморщенная гоблинша.
У нее была седые волосы, стянутые в узел на затылке, и очки с толстыми стеклами на цепочке. В ее глазах мелькали искры золотого и ярко-зеленого цвета, а сами глаза из-за очков казались больше. Она вежливо протянула руку, не поднося ее слишком уж близко к Роуни. Кожа на ее руке была насыщенного зеленовато-бурого цвета, а пальцы были длиннее, чем должны быть пальцы.
Роуни вынул Башкины монетки из кармана куртки и уронил их в руку гоблинши.
-Спасибо, - сказала она, кивнув. - Ты оплатил проход через стену из зрителей, пятую стену, и ты можешь пересечь ее и верить, что она сделана лишь из песни и волшебного круга на траве.
Старая гоблинша отошла. Роуни слышал ее голос у другого края толпы: "Два медяка, ладно?"
Он принялся пробираться вперед между коленями множества высоких людей. Это было довольно-таки несложно.
Жонглирование огнем закончилось. Высокий гоблин потушил горящие прутья, поклонился и ретировался со сцены. Его сменил низенький гоблин с аккуратной седой бородой и в огромной черной шляпе. Его лицо было широким и круглым, а подбородок сильно выдавался вперед. Он оперся на полированные перила на краю сцены. Он был даже ниже Роуни, но двигался так, как будто знал, что выше всех, кто здесь собрался.
-Дамы и господа! - сказал он. - Вы, несомненно, в курсе, что наша профессия запрещена его величеством мэром.
Кто-то засвистел, остальные захлопали.
-Мы здесь, только чтобы посмотреть, как вас арестуют! - прокричал кто-то сзади.
Стары гоблин вежливо улыбнулся:
-Мне очень жаль разочаровывать зрителей, сэр, но мне кажется, что ни мне, ни моим коллегам закон особенно не вредит. Гражданам этого почтенного города запрещено притворяться теми, кем они не являются. Но мы-то - не граждане. Нас официально не считают людьми. Мне грустно об этом думать, потому что я жил здесь задолго до того, как вы все родились, но отложим сожаления на потом. Вы пришли на пьесу - мы дадим вам пьесу. Мы уже изменены, и дополнительная смена маски и костюма не повредит вам и не нарушит закона.
На сей раз хлопали все - и те, кто хотел насладиться представлением, и те, кто хотел полюбоваться, как гоблинов заберут стражники, не веря, что какие бы то ни было лазейки в законе и игры словами способны это предотвратить.
-Мы начнем с маленькой сказочки, чтобы порадовать собравшихся здесь детей, - сказал гоблин. Он снял шляпу и достал из нее маску великана. У маски был низкий морщинистый лоб и два ряда крупных квадратных зубов. Роуни был очень удивлен, что маска великана помещалась в шляпу гоблина, хотя шляпа была очень большой.
Старый гоблин закрыл глаза. В этот момент все уважительно замолчали, хотели они того или нет.
Он надел маску, изменил осанку и внезапно стал надо всеми возвышаться, хотя и не был особенно высоким:
-Я - великан, - сказал он голосом великана, и это было правдой, потому что он так сказал.
Роуни тоже хотел так сделать. Он хотел назвать себя великаном. Он постарался сосредоточиться на том, чтобы стоять неподвижно и не переминаться на пятках.
На сцене появился маленький тощий гоблин с плетью, деревянным мечом и огромными глазами, глядящими сквозь маску храброго героя. Герой попытался перехитрить Великана:
-Я слышал, что ты можешь превращаться во льва, - сказал гоблин высоким и тонким голосом. - Но я не верю, что тебе это удастся.
-Дурак, - сказал гоблин-великан очень низким голосом. - Я могу превращаться во что моей душе угодно! - Он отбросил маску великана и одним движением надел маску льва. Он зарычал и навис над героем.
Зрители зааплодировали, но скорее от волнения.
-Это небезопасно, - сказал старик, стоявший позади Роуни. Его спина были настолько сгорбленной и кривой, что ему приходилось поворачивать голову набок, чтобы видеть сцену. - Не верь, что это так, потому что они гоблины. Ни маски, ни изменения - это вовсе не безопасно.
-Это было великолепно! - сказал гоблин-герой. - Но величественный лев - это всего лишь маленький шажок от великана. Ты можешь превратиться в питона?
Лев засунул лапу в свой собственный рот и вывернул маску наизнанку. Теперь это была змея, медленно покачивавшаяся из стороны в сторону.
-Невероятно! - сказал гоблин-герой. - Но питон - все еще очень большое создание. В тебе не может найтись достаточно магии, чтобы превратиться в маленькую жалкую муху.
На фонари опустились металлические крышки. Во внезапно наступившей темноте Роуни едва мог разглядеть, как гоблин снял свою змеиную маску и подкинул что-то в воздух.
Фонари снова засветили. Сделанная из бумаги и шестеренок муха принялась жужжа, описывать круги над сценой. Гоблин-герой взмахнул плетью. Муха разлетелась яркими искрами.
-Одним великаном меньше! - закричал герой. Толпа захлопала. Роуни засвистел. - Но, может быть, здесь есть еще? - Он всмотрелся в толпу и прыгнул через край сцены: - Есть здесь великаны? - крикнул он откуда-то из темноты.
Между тем старый гоблин исчез. Сквозь занавес, точно в том месте, где раньше была марионетка дракона, высунулась устрашающая голова. Огромная кукла подмигнула толпе, прикрыв бумажным веком разрисованный деревянный глаз.
Кукла заговорила:
-Нам нужен доброволец, который сыграет нашего следующего великана. Маска лучше всего подойдет ребенку.
Зрители ответили ошеломленным молчанием. Никто не знал, шутка ли это. Никто не знал, смешно ли это. Все знали, что даже гоблинские лазейки в законе не позволят неизмененному ребенку надеть маску.
Роуни ожидал услышать, как какая-нибудь важная персона озвучит официальный отказ. Он ожидал, что появятся стражники и запретят делать что-либо подобное. Но стражников поблизости не было. Никто не сказал ни слова.
-С ребенком все будет в порядке! - сказала огромная кукла. - Эй, ты, вкусненький мальчик в шляпе! Не хочешь сыграть? - Она облизала губы длинным кукольным языком, и толпа нервно рассмеялась. Кто-то - отец, дядя, старший брат - оттащил ребенка в шляпе от сцены.
Огромная кукла оглядела всех деревянными глазами:
-Ты! - позвала она. - Девочка в цветочном ожерелье! Сыграй нам великана, и я обещаю, что ты не потратишь следующие несколько тысячелетий, заключенная в подземных пещерах. Мы ничего подобного не делаем.
-Нет! - крикнула в ответ девочка.
-Как скажешь, прекрасное дитя. - Глаза куклы снова зашевелились. - Есть среди вас кто-то достаточно храбрый или сумасшедший, чтобы встать здесь и изобразить существо моего роста?
Роуни взметнул руку вверх:
-Я сделаю это! - Он не боялся. Он чувствовал, что будет бояться еще меньше, если будет стоять высоко над толпой. Он хотел управлять ими, как только что делал старый гоблин.
Толпа разразилась злорадными криками, убежденная, что с ним точно произойдет что-то ужасное, а они на это посмотрят. Гоблины заберут его, а потом стражники придут и заберут гоблинов. Это будет замечательное зрелище.
Сгорбленный старик попытался удержать Роуни одной жилистой сморщенной рукой:
-Глупый мальчик, - сказал он. - Глупый, глупый мальчик. - Раздались голоса других людей, не желающих подвергать ребенка такой опасности.
Роуни вырвался и попытался вскарабкаться на сцену, но ему все никак не удавалось это сделать. Сцена сопротивлялась.
-Я предлагаю сделку, - сказала огромная кукла. - Пусть он схватится за конец железной цепи. Другой конец будет держать первый ряд зрителей. Вы можете оттащить его в безопасное место, если актеры вдруг соберутся укусить его, проклясть или похитить. Соглашение достигнуто? Такой защиты достаточно?
Кто-то все еще протестовал, но другие крики были громче:
-Пусть он попробует!
-Если он будет держать железо, все будет в порядке.
-Дайте нам немного повеселиться!
Роуни не обращал внимания. Он сконцентрировался на огромной кукле. Кукла смотрела на него сверху вниз. Он видел, что ее глаза были всего лишь резной расписанной древесиной, но все равно смотрел прямо в них.
-Мы согласились, - сказал великан и исчез за занавесом.
Гоблин с опрятной седой бородой и мятой черной шляпой вернулся на сцену. Он снял шляпу и вынул из нее кусок цепи. Он расстелил ее по сцене и кивнул Роуни.
"Похоже, они могут трогать железо, - подумал Роуни. - Ну и лгунишка этот Кляксус!"
Он взялся за один конец цепи, а другой подхватили другие руки.
Он устремился вверх. Он все еще не мог вскарабкаться на сцену. Было не очень высоко, но воздух отказывался дать ему пролезть.
Старый гоблин наклонился к нему:
-Дай мне другую руку, - сказал он тихой версией Башкиного громового голоса.
Роуни поднялся на цыпочки, взял гоблина за руку и вскарабкался на сцену. Он встал, отпустил руку с длинными зелеными пальцами и вцепился в цепь. Он стоял лицом к занавесу, а не к зрителям. Неожиданно он почувствовал, что не хочет поворачиваться и встречаться глазами с толпой. Он не ощущал себя высоко над всеми, как ожидал. Он чувствовал себя полностью в их власти. Он попытался сглотнуть, но в горле было сухо.