Аннотация: "Золотая пора" - это возраст лет так с тринадцати и до двадцати. С этим мало кто из стариков осмелится поспорить. А что, если придумать способ, чтобы оставаться такими навсегда? А если применить это ко всему человечеству?
Подростковый рай.
Легенда.
Однажды в какой-то стране собрались вместе три силы: ученые, поэты и правительство. И стали разговаривать о том, о сем.
-Эх, хорошо быть подростком! - залился вдруг соловьем один из поэтов. - Первая любовь, романтика...
-Ага, - подхватил другой. - Уже все знаешь, все можешь, но еще остаешься ребенком. Вот бы остаться подростками навсегда! Что скажете, братья ученые?
-Это мы можем, - ответил неприметный ученый, сидящий в уголке. - Я почти разработал технологию омоложения. Остается убрать побочные эффекты от омоложения на полвека и больше. Если, конечно, правительство денег даст.
-Отчего ж не дать, - сказало правительство, и по рядам ученых прошел шепоток: где это видано, чтобы правительство деньги давало. - Перспективное довольно направление.
-Но позвольте! - возмутился какой-то недовольный ученый. - У нас и так перенаселение, а вы еще омоложения хотите.
-Давайте рассуждать, как вы любите, логически, - предложил поэт в очках, очень похожий на Пушкина. - Зачем людям дети? Чтобы продолжать свой род, свое дело, видеть в них отражение самих себя. А если умирать не собираешься, то эта причина отпадает. А подростки не очень любят детей заводить.
-Да и кому понравится, когда дети станут ничуть не младше родителей!
-Надо все же предусмотреть какой-нибудь легкий уход из жизни для тех, кто от нее устал, - повелело правительство.
-Лет с шестидесяти или в случае неизлечимой болезни, - предложил ученый, специализирующийся на лекарствах и ядах.
-Нет, именно для тех, кто устал. Мы же либеральное государство.
-Но ведь есть же всякие там юнцы, которые в пятнадцать от жизни устают.
-Они и в старые времена вскрывали вены и бросались с крыш. А так, если хорошо все продумать, можно их тела использовать в медицине. - Это был явно поэт, притом не чуждый жанру антиутопии.
-Решено. На каком возрасте мы их "закрепим"? Подросток - понятие растяжимое.
-От тринадцати до двадцати пяти, - повелело правительство. - Вопросы есть или можно расходиться?
-Вопросы есть, - поднялся давешний утопист. На него зашикали. - Что будем с недовольными делать? Кто-то же захочет остаться взрослым.
-А что с ними делать? - пожало плечами правительство. - Подростки старших не любят и не скрывают этого, поэтому сами выдавят консерваторов из общества, а там они сами перемрут.
На том и порешили.
Уже не легенда.
Вот и вся история. По крайней мере, так ее рассказывают. На просторах еще разросшейся Сети есть десятки версий: теория самозарождения, теория, по которой взрослые - это миф, теория войны подростков и взрослых, теория нового мира с новыми людьми... Люди просвещенные выбирают ту версию, которая приведена выше.
Дальше сказка заканчивается, и начинается историческая действительность. Историческая не потому, что все учат историю, а потому, что большая часть участников тех событий еще не решили отбыть в мир иной. Слушайте же - не сказку, но быль.
Страна, в которой зарождался новый уклад жизни, не была особенно большой, но на мировой арене появлялась регулярно, а выходцы из нее не брезговали уезжать жить в самые разные углы земного шара. Поэтому из года в год новые и новые желающие омолодиться приезжали в то государство, а самые предприимчивые люди проходили там стажировку и налаживали бизнес на родине. Вскоре мода стала государственной политикой, и вскоре весь цивилизованный мир напоминал собой университетский кампус. Противники находились, но они, как люди взрослые и мудрые, не считали нужным кому-то что-то доказывать и предпочитали изолироваться от нового мира в обществе себе подобных.
Где тинейджеры, там развлечения, поток идей, всевозможные проекты - там настоящая, яркая, насыщенная жизнь. Подростки и люди с подростковым темпераментом уже переросли войну и хотят мира, творчества, любви. Так что атомные бомбы были отброшены (естественно, это образное выражение), а мир напоминал один большой карнавал. Время полной свободы самовыражения наступило.
Картина мира в общем дана, остается либо завершить повествование, либо, напротив, начать его, рассмотрев жизнь отдельных представителей этой золотой эры и выявив пятна на солнце этой утопии. На чем остановлюсь я, мне самой неизвестно, а вот вы это уже знаете.
Семья.
Я - автор - бог создаваемого мной мира. Я вижу его перед собой, как на ладони. Мой взгляд скользит вдоль улиц, заглядывает в окна домов, и останавливается наконец на одной паре, которую хочется описать поподробнее.
Они русские - Марина и Вячеслав Пахомовы. Они выглядят на семнадцать лет, очень спортивные, любят гулять пешком, кататься на лыжах и плавать на байдарках. Они вместе уже пятнадцать лет, чем вызывают смешанные чувства их в основном полигамных друзей - от легкой зависти до снисходительного высокомерия. И, что не менее важно, они готовы прожить вместе всю жизнь, состариться вместе - да, они уже решили, что пройдут путь предков до конца, но несколько попозже.
Они программисты, но скорее программисты-любители, чем те, кто зарабатывает этим на хлеб. Они проводят наедине с компьютером значительную часть своего времени, тщательно прописывая незначительные детали кода. Они по месяцу - гигантский для подростка срок - сидят над одной игрой, но, когда она наконец закончена, следующую неделю интернет-сообщество только ей и гудит: все геймеры-ценители ищут потайные ходы, бонусы, обманные пути и пасхальные яйца, которыми славятся их игры. У Марины и Вячеслава много подражателей, один такой коллектив насчитывает восемнадцать программистов, но все они далеки от оригинала.
При этом Пахомовы не купаются ни в деньгах, ни в славе. Они умышленно не раскрывают публике свои имена, адреса и данные компьютеров (уж это-то засекретить им ничего не стоит). Любимую другими игроделами кнопочку "Помочь проекту" они прячут в таких закоулках игр, что только самый въедливый геймер доберется (впрочем, их поклонники все такие - это целое поколение будущих и настоящих математиков и писателей) - но уж если доберется, то ему уж совестно будет не поддержать авторов такого титанического труда. А поскольку въедливых геймеров много - надо же чем-то, кроме работы, занять бессмертие - и денег у Марины с Вячеславом достаточно. Но деньги - не главное, не так ли?
Главное для Пахомовых - дети. Двое старших уже живут отдельно - с тринадцати до бесконечности у всех людей равные права. Кстати, после тринадцати возраст уже можно не считать, в паспорте, который меняют аккурат в это время, так и написано: 13+. Напоминание о крайнем сроке добровольного омоложения приходит раз в пять лет. Как уже упоминалось, Марина с Вячеславом собираются со временем отказаться от омоложения. Пока что они обзаводятся друзьями в Анклавах Матери-природы (так называются поселения людей, упорно отказывающихся от подаренной им вечности).
Жители Анклавов никаких статусов неприкасаемых не имеют - просто большинству не очень-то и интересно с ними общаться (что, кстати говоря, вполне взаимно). Они занимают не облюбованные подростками места: горные долины, опушки лесов, берега рек. Марина, Вячеслав и другие туристы знают, как нужно бывает порой гостеприимство "бабушек" и "дедушек" - так ласково называют отщепенцев. Эти последние никогда не отказывают в помощи заблудившимся "детишкам", могут снабдить их продуктами питания и являются крайне интересными собеседниками, если кому-то охота поговорить о чудесах природы или об истории. Потому что история и в нашем-то обществе не всегда популярна, что уж говорить об обществе подростков.
-Мам, я свалю погулять с Кристиной? - спрашивает средненький, Артем. Слово "свалю" - всего лишь дань времени, в котором он живет. Родителей он любит, хотя и подсмеивается иногда над их небольшой старомодностью. Артему одиннадцать, меньше двух лет до совершеннолетия. Он закончил так называемое обязательное образование и теперь отдыхает перед тем, как взять дополнительный курс языков и программирования. Он почти женат - до тринадцати не разрешают - и, бессознательно проецируя на себя жизнь родителей, думает, что Кристина - его любовь на всю жизнь. Кристина так не думает, но не спешит его разуверять.
-Иди. К обеду возвращайся, мы сделаем осетинские пироги. Подружку тоже приводи.
-Сколько раз говорить, это иначе называется! - ворчит Артем.
-Извини, мы начинаем устаревать, - смеется Марина.
Артем убегает, и Пахомовы остаются вдвоем, потому что младшие дети где-то бегают, или учатся, или еще что: дети нынче взрослеют еще быстрее, чем в таком далеком начале двадцать первого века, и раньше перестают посвящать родители в свои секреты и планы.
Оставшись наедине, Марина и Вячеслав берутся за почти готовую игру. Сюжет, в общем-то, уже готов, осталось прорисовать тонкие детали, добавить головоломок и наметить мир ходов и переходов, который, на самом-то деле, создавался не программистами, а самими игроками, повинуясь случайным движениям их мыши и другим незаметным факторам.
Код пишет Вячеслав, Марина все больше предлагает ходы и придумывает алгоритмы. Не то чтобы Вячеслав лучше программировал, просто Марине сейчас не нужно лишний раз подходить к компьютеру - семья Пахомовых ждет прибавления.
На этом счастливое семейство можно оставить. Еще разрушу ненароком их идиллию.
Разница в возрасте.
Теперь я заглядываю в окно квартиры, где живут всего трое: мальчик лет пятнадцати и две девочки двенадцати-тринадцати лет. То есть это на мой взгляд им столько лет, опытный взгляд жителя того времени, может статься, отличит ребенка от молодящегося взрослого. Только вот как? По глазам, в которых виден опыт? Но не всех в ту благословенную эру, которую я описываю, жизнь успевает побить. В этом обществе каждый работает по интересам, никто никому не навязывает привычную колею, поэтому все приносят пользу обществу, нет безработицы, нет дефицита каких-либо направлений (все люди, как ни крути, разные). Поэтому, как я ни бьюсь над поисками несчастий, следов прожитых лет, хоть чего-нибудь, нарушающего гладкость и блеск жизни, я не преуспеваю. И поэтому взрослые могут выглядеть как дети, а дети - удачно притворяться взрослыми.
Так вот, в квартире, куда меня занесло на сей раз, живут трое: отец, мать и дочь. Или отчим - не знаю точно. Старшее поколение где-то работает, чем-то живет, пока что любит друг друга. Дочь (назовем ее Люба) - почти взрослая, тоже кого-то любит, ищет свое призвание в жизни.
Люба - очень робкая, неуверенная в себе девочка. Она все время стесняется чем-то отличаться от сверстников, как-то проявлять инициативу. Поэтому она никак не выберет, чему будет дальше учиться, поэтому никак не найдет себе "вторую половинку". Она уверенно себя чувствует только дома, наедине с книгами. Она довольно интересно пишет, но не думает, что сможет зарабатывать этим деньги.
Частенько Люба чувствует необходимость спросить совета у кого-нибудь старшего, мудрого, опытного: чтобы кто-нибудь ободрил ее насчет будущего, оценил ее рассказы, посоветовал, куда идти и что делать. Но у кого спрашивать? Авторитеты нашего времени - родители, учителя, психологи - в том времени были одного с Любой возраста, оставались подростками, либо слишком легкомысленными, либо такими же неуверенными. И в наше время взрослые часто не знают, что сказать детям, но у них остается один метод убеждения - их старший возраст, солидность. Поэтому им хочется верить. А вот "13+" времени Любы должны приобретать авторитет своими словами и делами. А какие лестные характеристики можно дать подростку? Острый ум, нестандартное мышление, юмор, интересный собеседник, всегда готов помочь... Ни следа мудрости, никакого желания довериться.
Люба более-менее знает, что будет изучать математику, языки и музыку, а в свободное время пытаться написать что-нибудь достойное прочтения. Она не уверена, что преуспеет.
Иногда в семейных разговорах мелькают упоминания о чьей-то из них бабушке, которая живет в Анклаве. Люба все собирается навестить бабушку, но никак не соберется то ли сказать об этом родителям, то ли что-то предпринять.
Анклавы.
У стереотипного камина сидели два стереотипных седых усатых старичка, пили стереотипный чай и стереотипно разговаривали о том, куда катятся потомки:
-А ко мне недавно одноклассник заглядывал, - смеялся один. - Выглядит так, как будто школу еще не окончил. И веришь ли, разговаривает соответственно.
-Это же нормально сейчас, - отвечал второй. - Ко мне частенько приходят переночевать из внешнего мира. Они-то еще ничего, в них по крайней мере романтика есть - понимают красоту природы, путешествуют. А как начнут рассказывать о внешнем мире, мне страшно.
-Ага. Правда, что ли, в тринадцать лет уже детей можно рожать?
-Правда. Возврат в средние века какой-то.
-Стареем мы с тобой. Им, может, так и лучше.
-Конечно лучше! Когда тебе предлагают бессмертие и полное исполнение желаний, отчего ж не лучше. Только мне там чудится какая-то фальшь.
-Точно. Не может быть такого счастья.
Правда.
Не может быть такого счастья. Значит, есть где-то под слоем счастливых людей, реализующих свой потенциал, огромная масса несчастий, голода, смерти. А если и нет, то какой-то подвох непременно найдется.
Хотя подростки и разные, никому из них не хочется обрабатывать поля, класть кирпичи. Всякую нетворческую механическую работу могут выполнять машины. Но машины-то ремонтируют люди. Кто-то любит машины, кто-то их хорошо понимает. Но сельскохозяйственные монстры ломаются редко, поэтому таким любителям интересны мало. Зайти раз в год, оглядеть, смазать - если вспомнишь еще.
А ведь много людей, которые любят писать мелкие гадкие программы, выводящие механизмы из строя. Прилетит в одну цель десяток-другой таких программ - и все, как метко говорили недовзрослые люди предподростковой эры, "песец не лечится". А добывать из земли материалы, обрабатывать их, собирать новые машины - кому охота. Со временем, значит, снова будет аграрное общество, любители земли и труда будут пахать поля, остальные, может статься, и не заметят разницы. Вот только какое аграрное общество с нашей экологией?..