На некоторых соревнованиях по карате левому бойцу повязывают красный пояс, а правому белый, и потом до конца боя их различают уже только по цвету поясов. Кто получил красный пояс, кто белый - неважно. Важно, кто выиграл.
Красный цвет - цвет крови, агрессии. Любви, правда, тоже, но это вторично. Белый - цвет спокойствия и мудрости. А еще пустоты, холода и, пожалуй, апатии, но на это никто не смотрит.
Философия закончилась. Теперь история.
Однажды на заре веков жили два брата. Нормальные, здоровые и любящие подраться мальчики. Спортивные, как сейчас сказали бы, юноши, не утратившие боевых навыков. В веселых старичков, до последнего старающихся забыть про свой возраст и затеять потасовку, они превратиться не успели.
Маленькая провинность, а может, маленькая услуга кому-то важному - и награда-наказание в виде бессмертия. Да еще и миссия в придачу. Миссия отражать две стороны зарождающейся в людях морали: один будет злом, другой добром. Добро побеждает.
Мораль была новой, превосходство добра над злом еще не укоренилось в умах, поэтому стороны распределяли почти случайно. Только потом, много веков спустя, въелась в голову ужасная правда: брат, выбравший Добро, защищал все лучшее, что есть в мире, а брату, выбравшему Зло, досталось все худшее.
Выбравший Зло был менее азартным, не стремился к победе, поэтому мог после долгого и виртуозного боя незаметно поддаться Добру. Добро побеждало. Все радовались.
За схватками их следила не только та публика, которая собирается поглазеть на гладиаторов. Люди искусства, люди духа, расставляющие в своей душе приоритеты добра и зла, снова и снова проигрывали их битвы в головах, вновь и вновь приходя к победе Добра. Мальчики и юноши, вырастая, мечтали подражать.
Начались войны. Войны освободительные, войны захватнические, войны религиозные. Почти во всех них одна сторона - чаще, конечно, та, что выигрывала - отстаивала истину и добро, а другая - свои интересы и зло. Братья наблюдали за ними, вели долгие и грустные беседы, размышляя, к чему же это все приведет, а потом снова брались за мечи.
Когда войны немного поутихли и установилась диктатура добра, истины и, следовательно, ума, мир стал бурно развивать свои технологии, чтобы оставить себе больше времени то ли на разработку еще более совершенных технологий, то ли на размышления все о том же - о добре и зле. Не всем, однако, удавалось правильно впитать идеологию добра и зла, и многие продолжали осознанно и неосознанно творить зло. Скажем, новые типы оружия.
Так вышло, что новосозданное оружие тут же доставалось братьям. Наверно, так повелел тот же, кто когда-то даровал им их нынешнее положение. Не суть.
Когда мечи сменились фехтовальными шпагами, братья радовались: фехтование - скорее искусство, чем бой. Когда им доставалось огнестрельное оружие, а то и вовсе артиллерия, они роптали на несправедливость, но выбора не имели. Пришел двадцатый век, потом двадцать первый.
-Я не буду драться атомными бомбами! - заявил представитель Зла. - Мы бессмертны, но это же ужасно. Вдобавок, я не знаю, как здесь все устроено, может пострадать вся планета.
-Добро должно быть с кулаками, но я с тобой солидарен, - согласился представитель Добра. - Не буду.
И они впервые задумались: к кому и как взывать, чтобы это прекратилось? Не чтобы атомное оружие заменить мечами - эта забава надоела, - а чтобы закончить свою вечную пытку.
"Пожалуй, - задумалась высшая сила, слушавшая их молитвы, - и вправду пора вместо добра со злом придумать что-нибудь более сложное и более в духе времени. А эти двое свое уже отбыли, за что бы их ни наказывали мои предшественники".
Братья тихо дожили то, что еще оставалось их телам, наблюдая за человечеством, и тихо ушли. В мире понемногу забыли про добро и зло, вспоминая позабытую было когда-то, но немного возрожденную модой на атеизм привычку ставить в центр всего себя и свои интересы. Новая, более сложная мораль еще не дана миру. Ее ждет все ширящаяся прослойка людей, не знающих, во что им верить. Наверно, сами в итоге что-нибудь придумают. Люди - народ самостоятельный, даже богов себе придумали.