Глава 9 - Человек переизобретенный

Доктор Кристофер не отрываясь смотрел на своего маленького сына. Необъяснимость парадокса, который гарантировал, что он никогда больше не увидит сына, и, в то же время, в каком-то смысле, увидит всю его жизнь (то есть уже видел), заставила его замереть над люлькой. Сын моргал и тянул свои маленькие руки к отцу, седому бородатому незнакомцу, которого он пока еще не запомнил.

Ребенку был один месяц, а отцу около 50 лет. Сын был поздним чадом, единственной радостью отца, остепенившегося самоискателя, у которого только недавно в голове развеялся чад прокуренной молодости. И, тем не менее, доктор не стал бы менять своего решения. Все, что он мог позволить себе - это просто смотреть на своего сына ровно 10 минут, не обращая внимания на то, что дорогое и очень сложное оборудование было уже включено и настроено на полную мощность. Никто не спорил с доктором, никто его не подгонял.

- Ты станешь великим из малых, и самым малым из великих. Тебе будут сниться странные сны, ты будешь слышать голоса. Все это предрешено и уже заложено в твою голову. Ты сможешь читать и писать на языках, увиденных тобой впервые: и это все уже в тебе - иероглифы, буквы и смыслы. Ты будешь знать то, что знаем мы, не понимая, откуда приходят эти видения. Другие сочтут тебя сумасшедшим, не разглядев твои таланты и способности. И тебе всегда будет не хватать отца, несмотря постоянное присутствие людей вокруг, любящих тебя.

Доктор, прервав на секунду монолог, посмотрел на свой белый халат, на оборудование, на команду ученых и в иллюминатор. Оттуда, где нет жизни, родится идея, живучая и теплая, извивающаяся, как уж на сковородке (кому придет в голову жарить змею?) В этом теплом помещении, согретым работающими двигателями и генераторами, а также чувствительностью самого момента, доктор не чувствовал холод и пустоту, соседствующую с ними, отделенную от них тонкой огнеупорной стеной.

Кристофер вспомнил про свою жену и брата - ведь и их он тоже больше не увидит. Жена, молча, стояла невдалеке, в рваной грязной ветоши, с жирными масляными волосами, черными, как черт. Рядом стоял брат доктора, одетый так же: типичные жители Палестины первого века. Между ними, на гладком белом полу, лежал грязный мешок путешественников. Мало кто знал, что именно может пригодиться в подобном странствии, поэтому в мешок положили самое необходимое: провизию, компас, два ножа, веревку, тряпки, нитки, иголки, кремень, масло, необходимые химикаты, радиоэлементы, тестовую плату, провода, маленький моторчик и генератор, электрошокер, аккумуляторы, фонарик, пару дымовых и сигнальных шашек и многое другое.

- Лука, все будет хорошо, - не выдержала и сказала жена. Они уже тысячу раз все обсудили, и не было никаких сомнений. Была только какая-то тоска космического масштаба.

Оставалось несколько минут назначенного времени для прощания, но Лука Кристофер не пытался надышаться воздухом впрок на тонущем корабле и насмотреться на солнце перед казнью: он просто смотрел на сына, не говоря ни слова.

Потом передал люльку с ребенком ученым. Они поместили ее в небольшой челнок, размером полтора на два метра. Туда же зашли и жена с деверем, захватив мешок и бросив его в угол.

Ученые, молча настроив приборы, не вмешиваясь в процесс и не задавая лишних вопросов, как настоящие профессионалы, приступили к подготовке перемещения трех человек в пространственно-временном поле по методу Эйнштейна-Филатова-Каллахана.

Обнулив счетчик точки назначения, выставив ноль секунд с начала эпохи, именуемой "нашей эрой", давно уже переставшей быть нашей, они закрыли люк челнока. Доктор подошел к нему, заглянул в круг иллюминатора, тоже принявший форму нуля времени, и увидел три лица: грустное, уверенное и третье, не выражающее никаких эмоций, просто потому, что пока еще не умело. Кристофер прикоснулся к иллюминатору, прощаясь таким образом с дорогими ему людьми, но, вспомнив про технику безопасности, одернул руку.

Нарушив основной закон своего времени, ученые, не принимая на себя ответственность, а возлагая ее на доктора Кристофера, когда все было готово, потянули за рычаг и челнок пропал. Без звука, без вспышки - просто пропал, как будто его здесь и не было.

Ученые не сказали ни слова, но, улыбаясь, переглядывались между собой. Доктор Кристофер молча покинул зону эксперимента.

В это время, во времени "ноль"...

Челнок, оставив ярко светящийся маяк на том месте, где появился, начал опускаться на землю. Мириам, Джозеф и Кристоферсон, тесно прижимаясь друг к другу, только что преодолев временную преграду, с некоторым облегчением смотрели в черноту космоса. Его вечная ночь медленно сменялась периодической ночью Земли. Ребенок был спокоен и засыпал от мерного покачивания.

Челнок, приближаясь к поверхности, набирал скорость. Приблизившись достаточно близко, он включил отталкивающие двигатели и раскрыл парашют - теперь им можно было управлять. Джозеф, выглядывая в иллюминатор, ориентируясь по огням вдалеке, направил аппарат к окраине крупного города на берегу моря. Видимо, челнок отклонился от курса, улетел восточнее исходной точки, и они теперь явно падали в Галилейское море. А крупный город рядом - Тивериада, не иначе.

После приземления нужно было спрятать челнок, поэтому Джозеф направил его в воды моря. Через минуту он упал, сработал датчик влажности, открылся люк, и Кристоферсон, Мириам и Джозеф впервые в жизни вдохнули настоящий воздух, который формально ничем не отличался от того, что был на станции. Этот воздух наполнил и слипшиеся подушки челнока, чтобы он еще некоторое время продержался на плаву.

Путешественники, жадно хватая воду руками, погребли к берегу. Доплыв до того места, где уже можно было ходить по воде, они, взяв на руки малыша Кристоферсона и мешок со всем необходимым, нырнули в воду.

Приняв крещение, они скрыли следы своего пребывания здесь, проткнув воздушные подушки челнока ножом и оттолкнув его от берега. Через мгновение он утонул, вместе с их именами, и на берег уже вышли: Мария, Иосиф и их сын - Иесус.

И так два паломника, типичных жителя Палестины первого века, с ребенком на руках, побрели вслед за путеводной звездой, ярко горевшей в ночном небе, висевшей точно над Назаретом. Они шли всю ночь и даже не знали, что прошли 33 километра пути, прямо как их сын, который тоже пройдет 33 километра жизни (о чем они, к сожалению, знали).

Под утро они приблизились к маленькому городу, спрятанному под песком истории до поры до времени. Его невысокие крыши - лысины каменных хижин, глина которых высохла под нещадным палящим солнцем, - не внушали ощущения присутствия на святой, обетованной (то есть обещанной) земле. Казалось, что правильнее было бы назвать ее "обитованной" - сухой пустыней, где много веков обитали другие люди, которые выжали из нее все жизненные соки.

Паломники обошли город в поисках подходящего места. На отшибе, за невысоким холмом, их взору предстал полуразрушенный хлев. Там они и поселились на ближайшие две недели, обустроив нехитрый быт.

Иосиф каждый день ходил на охоту (свою провизию они пока берегли), а Мария сидела с ребенком, поддерживая огонь и уют в очаге. Иосиф первым делом решил запастись кровью: поймав в первый день раненого шакала, он посчитал недопустимым использовать его для этих целей и отпустил с богом. Желательно было найти какое-нибудь жертвенное животное.

На второй день, Иосиф увидел пастуха, выгуливающего большое стадо коров. Травы было мало, поэтому стадо постоянно перемещалось. Воровство Иосиф тоже счел недопустимым, поэтому просто следил за ними, выжидая удачный момент.

Стадо двинулось дальше, и Иосиф незаметно проследовал за пастухом и его гекатомбой. Когда 1% этой самой гекатомбы, глядя круглыми глазами на колышущуюся траву, покинул своих товарищей, чтобы посмотреть, что же там происходит, пастух не заметил этого и увел оставшиеся 99% за холмы.

Иосиф быстро подбежал к одинокой корове и сделал небольшой надрез: она взвыла, болью расплачиваясь за свое любопытство, а Иосиф не обращая внимания на необходимые страдания, нацедил немного крови в бурдюк, ударил ладонью по крупу, и корова побежала обратно к своему защитнику.

Вернувшись в хлев, Иосиф достал мешочек с кровью, подошел к младенцу и, аккуратно присев возле него, чтобы не напугать, измазал ей его тело. Через некоторое время кровь засохнет, придав ему вид обычного ребенка, рожденного в антисанитарных условиях Палестины первого века. Остаток крови в мешочке Иосиф сжег.

- Ты уверен, что они придут сюда, а не в Вифлеем? - тихим голосом спросила Мария. Их редкие разговоры были очень похожи на общение людей, давно живущих друг с другом. Или на тех людей, кто только изображает брак, на самом деле, не знающих друг друга.

- Уверен. Придут в Назарет, а скажут, что приходили в Вифлеем. Это же короли древности...

На пятый день, проснувшись рано (а спали они, как Тристан и Изольда, положив между собой младенца Иесуса), Иосиф посмотрел на Марию и младенца, тихо лежащих в соломе, и, будучи в хорошем настроении, в шутку нарисовал палочкой на земле круги вокруг их голов. Тихо посмеялся и ушел, оставив святых почивать.

Иосиф отправился в город за холмами, который манил его своей неторопливой жизнью, такой необходимой и притягательной, особенно после всего того времени, проведенного на космической станции.

Первым делом нужно было достать деньги: шекели, тетра-, пента- или декадрахмы. Иосиф отправился на городской рынок и там продал торговцу немного масла, получив горсть монет. Потом он стал неторопливо бродить по городу, обращая пристальное внимание на группы беспризорных мальчишек, снующих туда-сюда, преследующих диких животных или воюя между собой.

Жестом он подозвал одного из них. Молодой охотник на кошек, увидев блеск золотого шекеля или драхмы, мигом оказался перед ним. Иосиф что-то долго объяснял ему, изображал из себя важного человека, сматывал свой пояс, который принимал форму то тюрбана, то плаща, украшенного звездами. Чтобы изобразить это, Иосиф показывал на небо, прикладывал золотые и серебряные монеты к одежде, указывал рукой в сторону холмов, за которыми они спрятались, постоянно повторяя на пальцах числа 3 и 7.

Мальчик, удивленно уставившись на странного пророка, послушно кивал, и, получив несколько монет, повторив последние слова Иосифа на древнеарамейском - "bar anash", сделав услужливый жест, означающий, что все будет исполнено, убежал прочь.

Для верности, Иосиф поговорил еще с несколькими беспризорниками - королями улиц - и, растратив все монетки, побрел обратно к семье. Сеть была запущена, силки расставлены и теперь оставалось только ждать и готовиться.

Долго ждать не пришлось. Всю следующую ночь Иосиф не спал и под утро услышал какие-то голоса (других звуков в этой местности не было). Он выглянул из своего убежища и увидел три тени: одну маленькую и две большие, переливающиеся в редких отсветах зарниц.

Они подошли ближе и Иосиф увидел, что один из тех беспризорников, с которыми он разговаривал в городе, привел двух взрослых мужчин в рваных одеждах, один из которых держал в руках острую палку, а другой - обломок меча. Мальчик указывал на хлев за холмами, испуганно озирался, пытаясь держаться за спинами своих старших товарищей.

Иосиф предполагал, что такое возможно - ведь он показывал деньги беднякам и вообще вел себя странно. Не удивительно, что посланец привел не тех, кого он просил, а своих бессовестных дружков, готовых убить и богатых паломников и тех, кого они ожидали - видимо, еще более богатых путешественников.

Иосиф, не думая ни секунды, побежал к спасительному мешку. Открыв его, он увидел нож, который лежал на самом верху (его брали, чтобы утопить челнок). Голоса приближались, и Иосиф испуганно схватился за эфес. Но что-то помешало ему вытащить нож из ножен мешка, и он стал копать глубже.

Вожак воров, приближаясь к хлеву, крепко сжимал в руках оружие: меч достался ему после нападения на римского солдата, отбившегося от патруля и попавшего случайно в богом забытый Назарет. Солдат тогда искал место для ночлега, и тщетно пытаясь объяснится с коренными жителями на вульгате, не мог даже купить еды. Тогда к нему подошел мальчик, тот, который сейчас показывал путь к скрытному убежищу за холмами, и жестом завел в дом, где солдата убили и ограбили. От той добычи сейчас остался лишь обломок гладия, но сегодняшний налет должен был знатно пополнить опустевшие с тех пор карманы.

Вдруг во тьме ночи вспыхнул яркий красный свет, как закатное солнце, но не на исходе дня, а перед восходом. Свет двигался по направлению к ним, окутывая дымом все вокруг. Грабители остолбенели, кровь заледенела в жилах, как если бы яркое закатное солнце предвещало не холодный день, а холодную ярость мстительного демона, который почему-то защищает этих паломников. Демон приближался и страшно шипел. Искры летели во все стороны, а руки главаря воров стали холоднее железа, сжимаемого ими.

Мальчик убежал первый - видимо, его спасло воображение: он расценил демона просто как опасность, которая абсолютно реальна, от которой нужно просто бежать изо всех ног. Мир же взрослых перевернулся, когда они увидели то, чего, по их мнению, не может существовать. Возможно, кто-то из них подумал, что это законное наказание за прошлые преступления, и смирился со своей участью. Но тут демон истошно завопил, и тогда оба застывших вора, потеряв сердце в жестких пятках, шлифующих лысые улицы Галилеи, побежали прочь, забыв свои имена.

Иосиф, когда все было кончено, потушил шашку в песке, подобрал обломок гладия и устало побрел домой.

Следующая глава