Морозов Дмитрий Львович : другие произведения.

Истории волжского охранника

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками
 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    нАШИ ВОЛЖСКИЕ ЛУГА ЖИВОПИСНЫ И НАПОЕНЫ СКАЗКАМИ. иХ АВТОР - РАССВЕТ, КРИКИ ПТИЦ, ЛАЙ КАВКАЗСКОЙ ОВЧАРКИ


   Д Р И А Д А
  
   Искусство обольщения ...
   одно из самых древних
   и наименее почитаемых
  
   В лесу, омытом слабым весенним дождем, среди ветвей, покрытых
   нежной молодой листвой, зеленеющей непорочным цветом юнности, среди
   травы, мягкой и поддатливой как девичья кожа - я встретил дриаду.
   Я люблю лес. В тот день я шёл наугад, оставив машину на обочине и
   сняв ботинки - просто чтобы почувствовать ту весеннюю юнную сла-
   бость распускающегося леса - тот аромат возрождения, что пьянит и
   придаёт сил - даже тем, кто не смотрит на лес иначе, чем на источ-
   ник древесины. Мне же, с детства помнящему то особое чувство под-
   держки, какого-то подсознательного родства с миром зелёных велика-
   нов, эта пора давала почти неземное чувство отдохновения, забвения
   всего мира и его тревог.
   Нежная, молодая трава густо росла, спеша получить свою долю солн-
   ца, пока разросшаяся зелень не скроет его окончательно - и оброзо-
   вала мягкий ковёр, легко ложащийся под ноги и надёжно скрывающий
   сучки и рытвины лесных "дорог". Казалось, лес постелил мне, как до-
   рогому, ожидаемому гостю самую праздничную из своих тропинок - и
   вёл меня - куда ?
   Я как раз играл с этой глупой, попавшей в голову неизвестно отку-
   да мыслью - как играет ребёнок, отложив дорогие и красивые игрушки,
   с невзрачной, но причудливо изогнутой щепкой - как вдруг почувство-
   вал на себе чей-то внимательный взгляд - изучающий и чуть любопыт-
   ный. Резко обернувшись, я посмотрел туда, где должен был находиться
   мой невидимый соглядатай, но не увидел ничего, кроме причудливых
   узоров листвы. Не одна ветка не шелохнулась Я пожал плечами и ,
   внутренне усмехаясь собственной впечатлительности. пошёл дальше.
   Чуть позже, на небольшой поляне. возникшей на месте упавшего де-
   рева. заботливо согретой лучами солнца, я увидел гриб. Несомненно,
   это был патриарх грибов. На толстой - с мою руку - ножке покоилась
   шляпка величиной с хорошее блюдо.
   Внутренне уже слыша восторженные охи друзей, я наклонился, что бы
   сорвать это чудо природы - но при первом моём прикосновении гриб
   лопнул и тысячи мельчайших спор повисли в воздухе: боровик успел не
   только вырости, но и созреть - и это за несколько весенних недель!
   Кашляя, чихая и отплёвываясь, я выскочил из облачка спор и отско-
   чил на другой конец полянки. яростно отряхивая с себя осевшие на
   мою одежду споры. И тут я услышал лёгкий девичий слух, похожий в
   своей мелодичности на журчание бегущего по камням родника. Ошара-
   шенный, я оглянулся. ища источник голоса и вдруг поймал выразитель-
   ный взгляд лукавых, с задоринкой глаз. Чуть роскосые цвета... на-
   верное, цвета молодой коры - но разве кора бывает молодой ?
   Я не успел увидеть больше ничего. но вдруг поймал себя на том.
   что машу рукой кустам и деревьям - никого не было. Почудилось ? Не
   дрожала ни одна ветка. не была смята трава - ни один человек не
   смог бы уйти. не оставив за собой следов...
   и всё же ... Взгляд этих странных глаз преследовал меня. В них
   было что-то родное и близкое. И тут я понял : несмотря на бесенят.
   играющих в них, они смотрели с нежностью - и любовью...
           
  
   СВИДАНИЕ С РУСАЛКОЙ
  
   Вечер был прохладным - один из тех нежных вечеров, делающих ле-
   то не таким изнуряюще жарким здесь, на юге. Солнце садилось, купа-
   ясь в прозрачных водах тихого горного озера - небесно-голубая вода,
   под действием всё сгущающихся сумерек, постепенно темнела, а горы
   вдали тускнели, расставаясь с последними лучами солнца.
   Вода у берега была достаточно теплой, но по над самым дном уже
   потянуло холодом глубин, удивительных в этом небольшом озере, зато
   наверху, пропитанные последними лучами заката, волны приятно глади-
   ли кожу и были гораздо теплее быстро остывающего горного воздуха.
   Это было ни с чем не сравнимое удовольствие, я плыл, наслаждаясь
   теплотой и чистотой горной воды - все дальше и дальше от уже тем-
   невшего берега, и иногда, набрав побольше воздуху, нырял на самое
   дно - в безуспешных, но романтических поисках какой-нибудь раковины
   и плыл в обжигающе холодной воде как можно ниже, чувствуя, как ноги
   иногда касаются дна, а взбаламученный течением песок поднимается
   следом, как шлейф диковинного дыма - и вновь выскакивал на поверх-
   ность, возвращаясь к теплу закатного солнца - и нежился в разогре-
   той воде, как в теплой и мягкой перине, нежно обвалакивающей мое
   тело. Казалось, это будет вечно.
   На юге солнце садится быстро, проходит всего несколько минут - и
   оно уже село, оставив после себя легкий полумрак, медленно сгущаю-
   щийся в тёмную ночь. Вынырнув в очередной раз, я не увидел заходя-
   щего светила - все окутывал мягкий сумрак. Казалось, он пронизывает
   воду и влавствует над ней так же, как и над воздухом - он повис над
   озером, окутывая его зыбкой тьмой, и вскоре вода уже не отличалась
   от воздуха - все стало ровным и нереальным, как в тумане, граница
   воздуха и воды пропала, растворившись в сером полумраке.
   Берег не был виден, и я плыл, потеряв ориентировку, а беспо-
   койство постепенно всё сильнее овладевало мной: казалось вокруг ме-
   ня однородная масса, обвалакивающая меня своим мягким тёплым телом,
   и уже нет никакого смысла куда-либо плыть - надо лишь отдаться на
   волю окружающего меня сумрака преобредшего надо мной какую-то непо-
   нятную власть.
   Что бы стряхнуть это наваждение, вызванное колдовством приближа-
   ющейся ночи, я нырнул к самому дну, пройдя так близко к нему, что
   ощутил отдачу воды, отраженной от потревоженного дна и облачка
   взбаламученного песка потянулись за мной, как щупальца гигантского
   спрута.
   Холод, крадущийся из глубин, отрезвил меня, и я вынырнул в су-
   мерки, всё быстрее надвигающиеся на озеро - от самого дна, набирая
   скорость и, подскочив, попытался увидеть землю, но вместо земли я
   увидел её.
   Катамаран, казалось, плыл по воздуху - или поднялся из глубин.
   Он плыл, в неотличимой от воздуха воде и казалось, мог летать - но
   во всяком случае, это было нечто материальное, и я поплыл к нему.
   В нем сидела девушка. Длинные тёмные волосы были распущены, ку-
   пальник белел на фоне зарождающейся ночи, подчеркивая стройную фигу-
   ру и оттеняя изгиб бёдер. Чуть удлинённое лицо было полускрыто во-
   лосами, а глаза, соперничающие с тьмой наступающей ночи, с любо-
   пытством наблюдали за мной. Казалось, она знала о том, что происхо-
   дило со мной. Молча развернув катамаран, что бы мне было легче заб-
   раться на него, она вытянула тонкую стройную руку и приглашающе ука-
   зала на сиденье рядом с собой.
   Катамаран плясал на волнах и вода лизала его бока, доставая до
   наших ног. Я сидел, завороженный этим прекрасным, каким-то неземным,
   русалочьим миром - или, вернее, внутренней связью между приближаю-
   шейся ночью, темнеющим озером и этой девушкой, с улыбкой прижимающей
   палец к губам. Совершенно очарованный этой симфонией воды, света и
   улыбки, я покорился её обаянию.
   Моя сирена жестом попросила посмотреть за своим "кораблем", и
   через мгновенье уже исчезла в волнах. Она не показывалась довольно
   долго. Я уже начал нервничать и собирался прыгнуть следом когда уви-
   дел её - играющую с волнами, как ребёнок со своими любимыми игрушка-
   ми. И хотя сумерки окрасили воду в тёмные цвета, на ослепительно бе-
   лом фоне её купальника вода по-прежнему отливала голубизной и каза-
   лось прозрачной в неверном свете зарождающихся звёзд. Волны ласкали
   её, обнимали её тело и она двигалась в их ритме. с наслаждением
   прислушиваясь к мягким поглаживаниям.
   Это было похоже на какой-то неизвестный мне танец, танец горной
   воды, угасающего света и самой удивительной, самой чудесной девушки
   - чем то сродни и этой воде, и всему необьятному миру, сжимаюшему
   вокруг нас обручальные кольца темноты. Я прыгнул в воду - к своей
   незнакомке и её руки обвились вокруг меня - она ждала меня.
   Её тело было было удивительно ловким - казалось, она родилась в
   воде. Находясь рядом с ней, я чувствовал, что всё было предопределе-
   но, всё должно было быть именно так: в нагретой летним солнцем воде
   горных ручьев, заботливо прикрытой тёмным ночным одеялом. В поцелуе
   мы погружались на самое дно и вновь всплывали, чтобы вдохнуть свеже-
   го ночного воздуха. Одежда вдруг стала грубой и жесткой по сравнению
   с мягкими прикосновениями волн, и мы в очередном поцелуе стали осво-
   бождаться от всего, мешаюшего нам. Её купальник мягко обвился вокруг
   моих рук, и я почувствовал её небольшие груди - упругие и прохлад-
   ные, её бёдра - сквозь тонкую кожу можно было почувствовать игру не-
   больших, но твёрдых мышц - и нежную округлость её ягодиц. тоже прох-
   ладных и упругих, нежно льнущих к руке и ласкающих её одним своим
   прикосновением.
   Вода становилась то холодной, вдруг пробирающей до костей, то
   тёплой и мягкой, как взбитая перина и мы то плавали в ней, то вдруг
   оказывались на борту катамарана, почему-то теплого и мягкого, как
   бок у какого-то животного. Моя русалка прижималась ко мне всем своим
   небольшим телом, и моя кожа хранила следы её обьятий. Её волосы, мо-
   ментально высохшие на ветру, закрывали нас лёгким покрывалом, пахну-
   щем свежестью - и еще чем-то далёким и непонятным, но манящим и уди-
   вительно притягательным. Казалось, что я знаю её с изначально далё-
   ких времён - когда я был не я, а кто-то другой - и от этого мне хо-
   телось её всё сильней...
   А потом мы лежали, прижавшись друг к другу, и лениво слушали.
   как волны играют и поют свою бесконечную песню где-то далеко внизу,
   под нами, а сумрак над нашими головами давно исчез, уступив место
   бездонной черноте с крапинами звёзд - такое небо можно увидеть толь-
   ко высоко в горах, где звёзды особенно близки. Откуда-то из глубин
   сознания возникло удивительное ощущение полёта... головакружилась. а
   тело, казалось, плыло где-то там, среди звёзд, невесомое и непослуш-
   ное, внезапно обредшее свои собственные силы и желания, никак не
   связанные с сознанием...
   А потом всё кончилось. Внезапно я осознал, что лежу на узком и
   неудобном катамаране, а моя нимфа уже не сомной, а сидит в стороне и
   играет ногой с волнами. Увидев, что я смотрю на неё, она указала на
   берег - там зажглась целая россыпь огней и была слышна, хоть и приг-
   лушённая расстоянием. музыка с танцплощадки. И этот берег, вдруг
   оказавшийся удивительно близко. заявил на меня свои права - но не на
   мою русалку, и словно трещина разных миров разделила нас. Я хотел
   заговорить с ней - она не отвечала, лишь указывала рукой на берег. Я
   попытался подойти и обнять её - но она ускользала, упрямо отворачи-
   вая лицо. Вконец раздосадованный. я прыгнул в воду и поплыл к бере-
   гу. втайне надеясь. что она последует за мной, но когда я обернулся.
   то увидел лишь корму катамарана, бастро уплывающего вдаль: она отки-
   нула волосы назад и они развивались на ветру. как какое-то диковин-
   ное знамя, а под ними, на белой полоске сиденья, номер : три семёрки
   и нарисованный кем-то зелёный русалочий хвост...
   На секунду мне почудилось. что катамаран несёт на себе какое-то
   морское чудовище - так быстро он удалялся.
   Я искал её по всему побережью, поднял на ноги всех друзей и зна-
   комых, но ни девушки. ни катамарана с тркмя семёрками на корме я так
   и не нашёл. По вечерам я плаваю я плаваю всё дальше и дальше в на-
   дежде вновь увидеть мою русалку - и если мне повезёт, я поплыву за
   ней - поплыву, пока хватает сил - ибо что наша жизнь. как не извеч-
   ная погоня за недостижимым ?
  
  
   СНЫ.
  
   Старость. Толпы людей стоят на краю непонятного мира, собираясь с духом для окончательного шага вперёд. Перед ними - мир, открытый лишь для тех, кто закрыл за собой дверь.
   Изумрудно - зелёная вода омывает небольшие островки коричневой земли - совершенно плоские, лишённые любой привычной растительности. Земля абсолютно голая - и вместе с тем она не похожа на сухую и безжизненную - нет, она вполне плодородна - это видно по цвету - насыщенному, живому, созданной лишь для одной цели - вскормить гигантское хрустальное дерево, возвышающееся в центре каждого островка.
   Деревья (или статуи) живыми не выглядят. Кажется, кто - то создал для своих непонятных целей пародию на дерево - Мотово-белое, кажется, просвечивающее насквозь - оно тянется вверх, чуть изгибаясь у каждого листа - строго горизонтального, похожего на аккуратную площадку - такую же неестественно чистую и обжигающе белую.
   Стоящие на краю люди молчат. Тишина царит во всём этом хрустальном мире, не нарушаемое ничем - даже дыханием. Людей никто не торопит, но все торопятся сделать выбор - или шаг вперёд. Сами? С чьей - то подсказки? В толпе всё время происходит какое - то движение, люди передвигаются, не глядя друг на друга, но чувствуя потребность ( последнюю? ) в чьём - то присутствии рядом. Можно даже пообщаться, найти родню - но не здесь, а одним шагом ранее - здесь царит тишина и одиночество - одиночество толпы.
   Время от времени одна из группок решается и, оторвавшись от привычной земли, устремляется к белым деревьям.
   Через несколько ударов сердца и я, подчиняясь чьему то приказу? Инстинкту? Отрываюсь от земли и лечу к одному из белых деревьев. Впрочем, это не полёт. Просто - я должен двигаться вверх - и я двигаюсь, не ощущая ни обтекающего меня воздуха, ни веса собственного тела - но есть ли здесь воздух и у меня есть тело ?
   Возле дерева движение замедляется. Мы двигаемся вверх по стволу, рассматривая пустые белые площадки. Движение кажется бесконечным и мои спутники понемногу отстают. Ствол постепенно становится всё тоньше, площадки - меньше. Я достиг вершины - но чувствую неудовлетворённость - я отказался от какого - то предложенного мне выбора, но и двигаться дальше вверх не хочу. Я разворачиваюсь и возвращаюсь обратно к тем, кто ещё не сделал выбор
   Ещё несколько ударов сердца и я вновь направляюсь к белым деревьям, что бы сделать ещё одну попытку. И вновь я остаюсь из группы один. Но едва я достигаю верхних ветвей, вокруг меня появляются существа, предлагающие мне что - то своё. Они похожи на людей, закутанных в розовато - серые плащи - и лишь потом я понимаю, что это крылья, обёрнутые за ненадобностью вокруг тела - и это высоко над землёй !
   Они что - предлагают, манят меня к себе, от них не пахнет злом, но веет чем-то чужим - они мне неприятны, и я ныряю вниз, к земле.
   У подножия белых гигантов тишина. Здесь нет никого, и здесь нет выбора, если только - зелёная вода оказывается совсем близко, и я ныряю в неё, ощутив приятное, нежное чувство - меня обхватывает тепло, истома, я нежусь в правильности моего выбора - и оказываюсь в белой комнате.
   Здесь есть несколько медсестёр и полно голых младенцев - откуда они появляются, я не вижу, наверно, мне это не позволено, но вижу младенцев, по наклонному желобу скатывающийся в длинный белый коридор и поток ручеек младенцев, собирающих детей из таких же комнат и исчезающий - но это я тоже не вижу. Я успеваю заметить, как одна из сестёр выхватывает из потока изуродованного малыша, не давая родиться калеке, и еще - среди потока я замечаю несколько мужчин - взрослых, в чёрных смокингах, двигающихся в том же детском обществе - и я оказываюсь среди них. Я начинаю меняться - в руке у меня листок печатного текста, и я смотрю на него - и буквы внезапно перестают складываться в слова. Всё заволакивает туманом, мне тесно и тепло, но недолго я выбираюсь на воздух. Мне больно и я кричу - первым криком младенца. А потом я остаюсь один в чужом, пугающем и полном опасностей мире - и я очень стараюсь понять, кто я и что происходит, и это похоже на длинную и опасную схватку - но внезапно она кончается, и я понимаю, что я - это я.
  
  
   Второе Пришествие
  
   Он родился на заре - как и положено цветам. Он был маленьким и
   нежным; юнное, хрупкое создание. Согретый и подбадриваемый лучами
   восходящего солнца, он раскрыл свои лепестки и стал собой - цвет-
   ком, символом красоты и счастья, полным сил и гармонии, несущим
   всему миру весть о том, что ОН - пришёл. Ликуйте ! Всё вокруг на-
   полнилось божественным ароматом. Новыми красками налился мир, по
   иному зазвучали птицы, быстрее заползали муравьи и даже трава под-
   тянулась и стряхнула с себя сонную одурь.
   Он был прекрасен. И - вечен. Он был уверен в этом, раскрывая
   листья навстречу волнам солнца. Упивался этим, щедро даря аромат -
   юности свойственно ошибаться. Это было прекрасно.
   В полдень солнце обожгло его лепестки, и он испугался. Разве
   можно повредить красоте ? И смерть впервые показалась ему близ-
   кой... и страшной. Аромат иcчез, оставив за собой след пыльцы.
   Листья стали толще, а краски на них - гуще. Он хотел сохранить всё
   для себя. Отвернувшись от палящих лучей, он испуганно вздрагивал и
   старался втянуть в себя все соки.
   - Где мой Спаситель ? - Он лихорадочно искал ответы, а в ма-
   леньком стебельке билось одно: - Жить ! Как же так ! Я молод, прек-
   расен, все восхищаются мной - я не могу умереть !
   К вечеру он смирился. Движения его стали вялыми, листья побуре-
   ли и свернулись, а заходящее солнце напрасно пыталось пробиться
   сквозь их тоску. Пусть ! Так и должно быть. В этом предназначение
   всего мира. Может быть я появлюсь снова и уже навсегда засияю навек.
   Ведь я могу ! Мог... Когда солнце скрылось за горизонтом, ле-
   пестки беззвучно и неторопливо осыпались на траву, как траурный ве-
   нок. Он умер. Нет, не так.
   Он умер в полдень.
  
  
  
  
   Ш У Т
  
   Когда я говорю о нашем мире, я опираюсь на те законы, которые я знаю о нём - а я знаю их гораздо больше, чем большинство людей. Не досконально, конечно, но тем не менее...
   И этому не стоит завидовать, "в большем знании - больше печали", правы были древние, а понять и принять образ этого мира, можно и не изучая его - нужно лишь открыть ему душу и попытаться понять его, не то, как он устроен, а что он хочет сказать нам.
   Так вот, я никогда не пытался определить мага как человека, постигшего законы этого мира и умеющего частично управлять этим миром, используя эти законы. Возможно, потому, что это слишком скучно и банально - для меня, во всяком случае.
   Этот мир и так уже раздирают на части множество жадных личностей и совершенно неважно, что не все из них - люди. Я даже подозреваю, что не все из них - личности, но это ещё менее важно.
   И чем больше я вижу истинную подоплёку этого мира, тем отчётливей понимаю, что за зримыми силами стоят незримые, и когда какой - нибудь уверенный в себе... хм, Маг принимает очередное "судьбоносное решение" - он просто делает очередной ход в непонятной для него игры - игре жизни. Или, вернее, им делают ход - и он в лучшем случае пешка, потому что офицеры и ладьи - они стоят сзади - за пешками, перенимая манеру своих играющих.
   Это как матрёшка - "матрёшка, матрёшка, я тебя знаю, а под ней другая, меньше, под ней - ещё меньше, и вот она уже такая маленькая, что мы её не видим - но она важнее всех.
   А мы - вот простая, но подходящая аналогия - просто марионетки, танцующие свой танец жизни - но только с помощью кукловода. Так можно ли назвать Магом ту куклу, что танцует лучше всех - если за ней всё равно - в вышине и темноте, незримо стоит кукловод?
   Если кукле перерезать нити - она умрёт. Значит, кукловод необходим, и все мы - лишь пешки в чужой игре?
   А если не так грубо? Самые сильные нити, которые заставляют нас двигаться - наши желания. Человеком в большинстве случаев движет не разум - а лишь инстинкты данного ему тела. Попробуем отказаться сперва от них - не отрывая, а лишь давая обвиснуть, лишая кукловода возможности дёрнуть на ненатянутую нить?
   Это не значит - не есть или не испражняться - просто отчистим разум от давления тела, сделаем его свободным от страстей.
   Нити никуда не делись, они держит нас, не давая упасть в пустоту небытия, но они ослабли, давая нам крохотный островок свободы - глоток воздуха самоопределения. Теперь мир. Он действует на нас, Действует и через желания, конечно, но если желания убрать, мир останется. Можно, конечно, всё бросить, залезть в тёмную пустую келью, или уехать на необитаемый остров и т.д., а потом сказать - я уничтожил мир в себе. Чушь! Мир остался, он никуда не делся и он по-прежнему, даже ещё больше, в тебе. Он может вместить в себя всё: и тебя и твои потуги и твоего кукловода и даже его потуги - и всё равно останется тем же миром, какой и был. И когда ты умрёшь, он не рухнет и даже не изменится: просто обеднеет на одного любопытного человека.
   Нельзя! Нельзя уничтожить мир, даже не мир в себе - но можно уничтожить себя в мире. И это опять на грани самоубийства, опять надо рвать по живому и это ещё сложнее - эти нити сродни пуповине. Соединяющей тело младенца с матерью - но без этого тебе не видать свободы, не иллюзорной, а подлинной.
   Очень трудно ослабить эти нити. Твой уклад жизни, твоя работа, друзья, родственники - всё должно перестать быть первоочередным, отступить на шаг в сторону, давая возможность увидеть заслоненное ими. Не уйти совсем - не порвать окончательно, это смерть ещё более верная, чем от рук палача - потому что эта смерть - духовная.
   Следующий шаг - нити обвисли, и ты оказался вне танца, вне игры - но ты ещё должен понять, осознать почувствовать и принять это.
   Понять - разумом, осознать - телом, почувствовать - сердцем и принять - душой. Это ещё сложнее и зачастую на это требуются годы. Так и хочется рвануться, натянуть нити, почувствовать себя живым и в центре Вселенной - ну пусть не вселенной, но своего мироздания - наверняка. Но это тоже желание и ты гасишь его, но при этом - это уже твой выбор, не зависящий от твоего кукловода - эти нити тоньше и тянут за них совсем другие игроки: Но ты отказываешься от их игр - и потому оказываешься втянутым в новую игру - игру, правила в которой отсутствуют.
   Первый ход в ней всегда делаешь ты сам: первое движение, неуверенное движение только что родившегося ребёнка - движение не по потребности мира, или желанию кукловода, а самостоятельное - без причины и следствия, даже не из прихоти - у тебя не может быть желаний, даже случайных - вот тогда и рождается шут. Если он не найдёт в себе источник сил, сил, свободных от любых воздействий и чаяний - его бессильные дёргания способны лишь всех рассмешить: поглядите на эту нелепую куклу! Шут, паяц! Смешной арлекин!
   Но если твои движения наполнены силой, если стены мироздания дрожат, раздвигаясь под непонятными, нелогичными движениями шута. Если нити желаний натягиваются в бессильной попытке удержать, но тут же вновь опадают - приходит черёд смеяться шуту: над кукловодом, над миром, над собой. Не презрительно, нет и не торжествующе, А искренне и легко, как смеётся ребёнок, довольный своей первой удачной шуткой.
   И тогда игрокам страшно: страшен не шут, страшна ситуация - кукла получила свободу! Она делает что хочет, не обращая внимание на потуги кукловода! И можно перерезать бесполезные теперь нити совсем, но дрожит рука: а вдруг непонятная кукла, вместо того, чтобы обвиснуть нелепой грудой, поднимет голову и, глядя поверх кукловода, увидит игрока? И тогда страх сводит губы, выдавливая из них неуверенную улыбку.
   И это тоже шут!
  
  
   И Н О М И Р Ь Е
  
   Игроки и мастера
  
   Толпа бесновалась и ревела, как и любая толпа при виде захваты-
   вающего зрелища. Волны какого-то почти животного экстаза пробегали
   по ее волнующейся поверхности и в её невнятном гуле слышался рев
   наслаждающегося добычей зверя - на двухцветном помосте стояло двое.
   Это происходило не так уж и редко - не меньше двух раз в год, а
   иногда и чаще - значительно чаще - но никто и никогда - кроме самих
   участников - не знал, когда очередной взыскующий очередного подвига
   поднимется на помост - и потому увидеть "состязание" было явлением
   уникальным - и счастливцы, оказавшиеся в первых рядах изо всех сил
   сопротивлялись остальным, так же стремившимся сполна насладится кро-
   вавым зрелищем.
   Но не всем это нравилось. Кто-то изо всех сил толкался, стараясь
   выбраться из гудящей толпы, кто-то молча стоял, ожидая окончания по-
   единка - ибо состязание уже перешло в поединок, исход которого был
   почти наверняка предрешен. На лицах молчавших не было удовольствия -
   скорее, отвращение и какая-то отрешённая усталость - казалось, глядя
   на схватку они выполняли неприятный, но обязательный общественный
   долг.
   Учитель Андре всегда принадлежал к числу последних. И хотя сей-
   час он не был так же спокоен и сосредоточен, как его друзья, но это-
   му были виной не взгляды, а личные причины.
   На ринге размахивал гигантским - в полтора человеческих роста -
   мечом кузнец. Двое обычных людей с трудом могли бы просто держать
   его, а уж выписывать замысловатые фигуры вряд ли смог бы и Крод -
   прославленный силач Приозёрья, но в руках кузнеца меч посвистывал
   легко, сливаясь в размытые посеребренные стальным отливом исполинские
   дуги и все затаили дыхание, ежесекундно ожидая, как сверкающая мол-
   ния меча обрушится на небольшую фигурку мастера Н"Дара и случится
   небывалое - мастер мастеров, непобедимый Н"Дар будет повержен обыч-
   ным - хотя и очень большим мечом.
   Н"Дар был непобедим. Даже когда он только вышел на ринг и был в
   категории " НАЧАЛ ", он не проиграл не одной схватки. Менялись года
   и соперники, состязания и оружие, а Н"Дар по-прежнему спокойно стоял
   в зелёном углу ринга. Схватки с ним почти прекратились - никто не
   верил в возможность победы у величайшего из мастеров, но время от
   времени находился очередной безумец - ибо победивший Н"Дара мог по-
   лучить всё - даже жизнь - у властителей Приозёрья, и закон, провозг-
   ласившие это, был намного древнее, чем сама страна, подчиняющаяся
   им. Н"Дар был воистину непобедим, но и победивший его - ненадолго,
   но становился Владыкой Мира, и ему подчинялись все - и не только
   Приозёрье.
   В учебниках истории хорошо была описана схватка, приведшая к
   окончанию затянувшейся войны между тремя великими державами - тогда
   Мастер мастеров проиграл в первый - и последний раз схватку с отцом
   трёх погибших сыновей и желание победителя остановило войну - ибо ни
   один правитель, даже если у него хватает смелости вести своих солдат
   в бой на вдесятеро превосходящие силы врага, воевать, не зная уста-
   ли, на два фронта, не зная жалости и пощады - ни один безумец не
   пойдет против Мастеров, поддерживаемых народом - и великая война
   окончилась. Поговаривали, что Мастер мастеров сам нырнул грудью на
   нож обезумевшего отца - зная его желание и сочувствуя ему - но так
   ли это на самом деле - знали только Мастера.
   Н"Дар не любил оружие. Это было нормально для любого человека,
   но для мастера поединка, где оружием всегда - или почти всегда - за-
   вершалось состязание, а смерть одного из участников была обязатель-
   ным условием - власти особенно настаивали на его выполнении, создав
   включавшееся с выходом на ринг претендента высокоэнергетическое по-
   ле, не дающее выйти с ринга ДВОИМ - только одному. Но Н"Дар был иск-
   люченим во всём. Однажды на помост выскочил расшалившийся ребёнок -
   и в тот день на площади затаили дыхание все - потому что исключений
   не делалось никому - даже очаровательным трехлетним мальчуганам, не
   понимающим, что происходит и доверчиво идущим навстречу одетой в
   красное с зелёным фигуре и не замечающего серебристого купола, сот-
   каного из легкого тумана, которое закрыло помост от внешнего мира.
   Н"Дар взял ребенка на руки и, повернувшись к толпе, безошибочно на-
   шёл в ней фигуру матери, в немом отчаянии ломающей руки - и ребёнок,
   как снаряд, пробил гордость Приозерных техников - Высокоэнергети-
   ческое, способное выдержать нагрузку более тысячи Пси - оно оказа-
   лось слабее Мастера, не желавшего убивать. С обожженной рукой, с си-
   няком на пол тела, но живой ребенок упал прямо на мать и люди, ви-
   девшие это долго не могли поверить своим глазам.
   Сейчас же эта особенность Мастера, оставившего из всего многооб-
   разия, дозволенного мастерам оружия лишь малый Бадек - небольшой, с
   изогнутой рукоятью и богато отделанный серебром нож, легко исчезаю-
   щий в рукаве и напоминающий о себе лишь тускло блестящим на солнце
   концом рукояти - сейчас эта причуда мастера могла обернуться против
   него. Малый Бадек обезумевшей птицей вертелся в руках Н"Дара, и
   спасти его не могли ни острое, как лист камыша, лезвие, ни пре-
   восходное качество стали, наполняющей его упругое тело - ибо меч,
   описывающий над ним круги, был создан лучшим из кузнецов и не в чём
   не уступал ему, а в размерах и превосходил - десятикратно. Кузнец,
   изготовивший в своей жизни тысячи мечей и выигравший тысячи поедин-
   ков - он всегда считал, что невозможно создать хороший меч, не зная,
   для чего он предназначен и как он будет действовать - кузнец, о силе
   которого складывались легенды - был достойным соперником Мастеру
   мастеров.
   На ринге стояло двое. Впрочем, никто не мог за это поручиться.
   Иногда казалось, что кузнец одиноко возвышается на помосте, силясь
   сверкающей лентой дотянуться до окружающей его двухцветной, постоян-
   но меняющейся полосы с одиноко поблёскивающим языком ножа - малень-
   кого, почти незаметного, но неизменно оказывающегося на пути ги-
   гантского меча, сводя на нет все его усилия.
   - Что тебе не хватало, Кузнец ? - Горечь в словах Н"Дара много
   могла бы сказать тому, кто услышал бы его - но на помосте не было
   никого, кто мог бы понять всю тоску, всю жажду не-убийства, звучащую
   в одиноком, чуть усталом голосе.
   - Ты слабеешь ! - и двуручник меча неодолимой громадой обрушился
   на источник голоса - но там вновь не оказалось ничего, кроме узкой
   полоски ножа, почти нежно коснувшегося своего великана-собрата и
   этим лёгким прикосновением погасившего всю силу удара - Н"Дар не лю-
   бил выбоин па помосте.
   - Что ты хочешь добиться ? Разве найдется в Приозерье кузнец,
   лучший, чем ты ? - и вновь мастеру ответил не человек, а его меч -
   удар, последовавший за этим, был царственным - неуловимо медлитель-
   ный, без недостойных уверток он был простым и красивым - но от него
   очень трудно было увернуться.
   - Власти ! Глупец, не понимающий простых истин ! Защищающий сы-
   тое существование Властителей и не желающий стать одним из них -
   прочь с дороги - и удары меча вновь утяжелились и стали еще беспо-
   щаднее, хотя казалось, это уже невозможно.
   Н"Дар вздохнул. Что ж, выхода кузнец ему не оставил. и места для
   сожалений - тоже. Люди, стоявшие вокруг помоста, вдруг увидели
   двухцветный вихрь, взметнувшийся на помосте и втянувший кузнеца в
   свои бесчисленные кольца - огромного, все быстрее вращающего своим
   ужасным мечом - но вихрь заслонял его, закрывая от глаз толпы - де-
   лая его незаметным, маленьким и почти не страшным - в отчаянном рыв-
   ке блеснул меч, входя в тугие двухцветные кольца - и всё кончилось.
   Медленно исчезала туманная пелена защитного поля, а на помосте оди-
   ноко стоял человек, и поднявшийся ветер играл с разрезанными лоску-
   тами его двухцветного одеяния.
   Уже были убрано тело кузнеца, Н"Дар, переодевшись, вновь занял
   свое место. а толпа всё стояла в каком - то трансе, не в силах вер-
   нуться в обычный мир своих дел после увиденного. Но когда по ней на-
   конец побежала рябь и ручейки покачивающих головами жителей Прио-
   зёрья стали растекаться по прилегающим к площади улочкам - у помоста
   прошло волнение и учитель Андре медленно поднялся по ступенькам.
   Толпа застонала, перенасыщенная увиденным, она не хотела продолже-
   ния, как женщина, утомленная бурными ласками, она воспринимала вто-
   рой поединок как насилие после бурной ночи - но не в силах отка-
   заться, она не отрываясь следила за густеющим серебристым куполом -
   на двухцветном помосте стояло двое.
   Учитель стоял, не спеша поворачивая голову и оглядывая сцену,
   скорее всего, последнюю в своей жизни. Дымка энергетического купола
   надёжно отрезала его от прежней жизни : не было слышно шума толпы,
   привычного гула города, зато были видны обращённые к нему лица :
   жадные, ожидающие великолепного зрелища, они сливались в одно ги-
   гантское лицо с тысячью глаз - и оттого стали чужими и незнакомыми.
   Привычным осталось лишь лицо Н"Дара, в напряженной позе застывшего в
   углу ринга, но он был врагом, соперником, которого нужно было побе-
   дить - о другом исходе нельзя было и думать.
   Андре не спеша сел на плотный настил помоста, повернувшись лицом
   к Н"Дару, достал из-за пазухи небольшую свирель, поднес к губам - и
   нежная мелодия заполнила купол. Н"Дар усмехнулся и достал с привыч-
   ной ловкостью откуда-то из-под помоста сложное сооружение, состоящее
   из гитары, флейты и чего-то еще, незнакомого Андре и в его мелодию
   тонким ручейком вплелась новая гармония - его вызов был принят.
   Свирель учителя пела тонко и нежно, её чистый, но чуть надт-
   реснутый звук заполнил купол ринга, пропитал его своей простой гар-
   монией - и выплеснулся на площадь. И лица людей за помостом стали
   более привычными и близкими - мало найдется сердец, до которых не
   могла бы найтись своя тропка у Музыки - музыки человека, стоящего на
   грани бытия.
   Свирель пела о маленькой девочке - казалось, это ее голосок выво-
   дил незатейливые, но красивые мелодии - мелодии о ней самой,
   Свирель пела высоко и тонко. В ее трепетном звуке звенел голосок
   девочки - совсем маленькой хорошенькой куклы, глядящей на мир широко
   раскрытыми доверчивыми глазами. ё мир - это мир грёз, и что может
   передать это лучше, чем нежный напев свирели ?
   Паутина девичьих грёз набросила свой покров на лица толпы и в них
   появилось то знакомое выражение, с которым смотрят на маленького
   щенка, сосущего мать, птенца, делающего свой первый взмах = или на
   хорошего ребёнка.
   Учитель хорошо знал свою свирель и свирель отзывалась на каждое
   движение его души. Внезапно музыка взвилась вверх - так вскрикивают
   женщины в момент горя - и иная мелодия заставила застонать толпу, и
   не одно лицо покрылось слезами : ребёнок умирал. Он не знал еще, что
   умирает, и доверчиво тянул руки к солнцу, но руки становились все
   тоньше и тоньше, а музыка - всё выше и выше ... сейчас она обор-
   вётся.
   Теперь каждый в толпу понял, что толкнуло Андре на безумство
   ринга - если не осталось надежды на врачей, на самые дорогие ле-
   карства и на самые престижные клиники - можно было выйти на двухц-
   ветный помост - и если случится чудо и мастер будет повержен - Пана-
   цея всех времен и стран, эликсир жизни, о котором неизвестно ничего,
   даже названия, мог достаться счастливцу. Правители Приозёрья один
   раз в жизни, на пятидесятилетие, принимали его = и жили еще пять-
   десят - здоровыми и полными сил. поэтому властителей отбирали среди
   лучших из лучших, после двадцати лет обучения - их обучал лично пре-
   дыдущий правитель - зная свой срок и не имея детей, он вкладывал в
   это все силы - а народ после его смерти выбирал лучшего. Но не того
   же - создать еще дозу успевали лишь тогда, когда новый властитель
   достигал преклонных лет - раз в столетие. И потому отчаяние отца,
   играющего об умирающей дочери, было понятно людям, и потому же затея
   его казалось все более фантастической..., а в мелодии появился новый
   звук.
   Сперва он казался отголоском плача той же девчушки, но вот все
   лучше звучал еще один голосок - и еще один, и ещё - и уже множество
   детей в страхе плакало на площади, подчиняясь умелой руке Н"Дара -
   но и они стали неслышны, заглушённые реликвиемом по скончавшемуся
   правителю - и набатом смерти смуты, межвластия, звучащем в нем. И
   хотя вся площадь стояла, затаив дыхание, Н"Дар обращался только к
   учителю - и музыка его грозно вопрошала : ты этого хочешь ?...
   Свирель еще раз вскрикнула - тонко и протяжно и хрупкой тростин-
   кой сломалась в руках Андре, закрывшем лицо в попытке удержать слёзы
   - первый поединок был проигран.
   Н"Дар спокойно стоял в противоположном углу ринга . На другом
   краю мира - ибо для них мир извне перестал существовать. осталось
   лишь "здесь" и "сейчас" и это было одновременно и прекрасно и щемяще
   больно. Мастер мастеров уже убрал куда-то под помост свой инструмент
   и лишь обломки свирели у ног учителя напоминали о проигранном состя-
   зании. Первом из трёх.
   Андре отнял руки от лица. Его глаза были сухи, пронзительны и
   спокойны. он сурово взглянул на Н"Дара, но не переменил позы. И это
   был вызов. Мастер шагнул вперёд - и легко оказался напротив учителя.
   Он скопировал его положение и застыл. Теперь никто из них не шелох-
   нётся - две статуи в странных позах будут смотреть друг на друга -
   две статуи с удивительно живыми, полными сил глазами.
   Что нужно, что бы взглядом победить человека ? Сила? Воля? Уме-
   ние видеть мысли, скрытые в них? Учитель был спокоен - спокойствист-
   вием каменной стены, встававшей в его глазах - необходимость, скреп-
   лённая отцовской любовью. И не было больше ничего в его странно
   пустых глазах.
   Глаза Н"Дара говорили - полные сил, живые и выразительные, они
   передавали мысли из души в душу и, скорее всего, говорили больше
   всего Н"Дара... и они жалели учителя.
   - Тебе не выиграть... Отчаяние не сила. Я видел много поединков
   и во многих учавствовал... Тебе нужно было лучше подготовиться.
   Глаза Андре шевельнулись :
   - Всё случилось так быстро...
   - Ах да, твоя дочь... но сейчас на чаше весов две жизни - её и
   правителя. Две, не одна. Лекарство готово, он примет его через
   год... или не примет. Но тогда он протянет еще один год, не больше.
   Итого -два, Подготовить нового правителя, хотя бы временного, нужно
   не менее пяти лет. Три года у власти будут дилетанты, а в Приозёрье
   - анархия. Эта плата за жизнь одной маленькой девочки. Это много -
   или мало ? Взгляд учителя остался прежним
   - Она моя дочь.
   - И поэтому ты пришёл сюда ? Пришёл умереть, не в силах видеть,
   как угасает твоя дочь? Пришёл убаюкать совесть попыткой её спасти -
   а на деле обрести покой для своей души, истерзанной страданиями до-
   чери. Вечный покой.
   Глаза Н"Дара затуманились, но потом вновь потемнели - мастер
   принял решение.
   - Помнишь ребёнка, выскочевшего на помост. Ты тяжелее, но если
   ты мне поможешь, я смогу ... Ты нужен дочери...
   Мысль обрушилась на Андре, как рысь с дерева - на ничего не по-
   дозревающего путника. Лица за барьером вдруг придвинулись и вновь
   стали привычными и близкими.
   Учитель вскочил и сжал глаза руками, силясь прогнать такое при-
   тягательное искушение.
   - Нет !!! Хрипло, чужим, каркающим голосом закричал он. А когда
   опомнился, Н"Дар одиноко стоял в своём углу ринга, а в глазах его
   гасли огоньки сожаления.
   - Жаль, Андре,... жаль... Состязание завершилось. Андре огля-
   нулся и шагнул в противоположный угол ринга с облегчением человека,
   наконец-то нашедшего тот единственный путь, по которому ему суждено
   идти. Альтернатив больше не было. Он сунул руку за пазуху и вытащил
   нож. В руках Н"Дара тот час же появился малый Бадек, но нож учителя
   так же отличался от оружия мастера, как до этого Бадек - от меча
   кузнеца. Простой, без проковки и баланса, длиной едва ли в ладонь,
   он не годился для финальных поединков.
   - Постой, Андре, что ты делаешь, это же... Понимание обожгло,
   как огнём, Н"Дар молнией метнулся через ринг, но опоздал. С неспеш-
   ной, но неотвратимой обстоятельностью, учитель развернул нож к себе
   и резко полоснул - так, как показывал пьяный солдат в таверне - дав-
   но, кажется, в другой жизни. Андре хотел повернуть рукоять - гово-
   рят, тогда удар точно смертелен, но лезвие никак не хотело провора-
   чиваться в ослабевших руках - а пол оказался так близко. Чьи-то руки
   подхватили его и бережно опустили на помост. Н"Дар стоял, глядя на
   учителя, в глазах его застыла отчаяние и тоска. Он не делал попыток
   помочь ему, и учитель отметил это про себя со странным удовлетворе-
   нием - хоть это он сделал правильно.
   Жизнь учителя Андре угасала, и вместе с ней угасала серебристая
   дымка защитного поля. Последнее, что он увидел, был пустой угол по-
   моста и толпу, расступающуюся перед уходящим Н"Даром.
   Дочь учителя получила лекарство и выздоровела. Н"Дар был убит
   через три года в одном из сражений начавшейся гражданской войны. А
   учителя Андре люди вспоминали со странным чувством восхищения....
   и ненависти.
  
   П У М А
  
   Мои глаза по ночам горят жёлтым огнём. Раcширяяcь во веcь зра-
   чок, они вcпыхивают, как маленькие солнца, =огни южной ночи. Когда
   же на них попадает свет фонарей, сужаютcя до узких вертикальных по-
   лосок - оcтрых, как лезвие ножа.
   Охочусь я всегда в городе. Это интересней, рискованней, я посто-
   янно настороже - в любой момент свет моих глаз может увидеть кто-ни-
   будь из этих вечно вздрагивающих людей в форме, и я из охотника
   превращусь в добычу. Впрочем. я достаточно осторожна - глаза мои по-
   луприкрыты, а шерсть старательно маскирует то. что видно. Жаль, что
   сейчас мои ресницы не толь длинны - Но жалеть об этом так же
   бессмысленно, как и ловить рыбу в здешнем пруду - занятие никчемное
   и совершенно непродуктивное.
   Мне нравится мое тело. Оно подходит к ночи, к тёмной траве, к
   моему настроению. И ещё - оно подходит к моей охоте. Мышцы упруго
   скользят под кожей, вздымаясь и опадая едва заметными бугорками.
   Волнами по всему телу бегут они, заставляя шерсть топорщится и поз-
   воляя мне легко скользить от куста к кусту - бесшумно, как как пада-
   ющий лист и нежно, как первое прикосновение влюблённого.
   Впрочем, прикосновения бывают разные. Тот лев прошлой весной -
   он был нежен как взбесившееся торнадо, неистов и неотвратим, как па-
   дающая лавина - но боже мой, как с ни было хорошо !
   Нет, все мысли побоку. Сейчас я охотник, а не влюблённая самка !
   А жаль, честное слово, жаль...
   Я замерла, припав к земле за кустом - по парку шли трое. Их фо-
   нари ощупывали пространство вокруг, руки подрагивали на оружии. Тра-
   ва под лучами света предательски вспыхивала зелёным, выдавая всё,
   что минуту назад надёжно укрывала. Впрочем, предательством я была
   знакома, тем более, с таким...
   Одним прыжком я взлетела на ветку и, пройдя по ней, улеглась
   прямо над дорожкой, по которой шли эти олухи.
   Они уже совсем близко, но ннчего не слышат - я умею ходить тихо,
   это совсем просто - надо быть нежной, ощущать землю, по которой
   идешь, и лакать её подушечками лап, и земля ответит благодарной ти-
   шиной.
   Ветка чуть пружинит подо мной, и это держит в напряжении. Бывает
   всякое. Вдруг кто-нибудь из этих олухов что-то заметит - тогда я
   прыгну и собью двоих - тех, что идут ближе друг к другу, и пока они
   будут приходить в себя, разорву горло третьему. Дальше как пове-
   зёт...
   А этот третий = симпатичный. Жаль, если ему придётся умереть...
   Они прошли прямо подо мной и при желании я могла смахнуть фуражку у
   самого маленького из них кончиком хвоста. Их страх ударил мне в
   ноздри - запахом адреналина и вспотевших тел. Я дала им уйти, с со-
   жалением посматривая на стройную фигурку в форме. Тот, третий, был
   красавчиком. с каким удовольствием бы я...
   Охота ! Пора заняться делом. Сев на ветке, я втянула в себя аро-
   маты ночи. Где-то среди них есть тот, что приведёт меня к тому к мо-
   ей добыче.
   Ветка пружинит, подсказывает, - пора. Неслышно скользнув, иду
   навстречу самому приятному из букета запахов.Где-то там - моя судьба
   на эту ночь.
   Тёмное и сильное тело легко струится сквозь лунные блики как не-
   большая, едва заметная тень. Периливаясь и чуть отблёскивая шерстью,
   оно движется, наполняя мои мускулы упругой силой. Каждый прыжок -
   как гребень волны, встреча с землёй - как затишье между волн.
   Танцплощадка. Я успела вовремя - все как раз расходятся, яркие
   огни тухнут. Настаёт время ночи. Моё время...
   Его я вижу сразу. Вот он идёт, высокий, красивый, обняв красивую
   блондинку. Дура! Его поцелуи недолговечны. Впрчем, это неважно - на
   этот вечер он мой ! На этот вечер - и навсегда.
   Они улыбаются - им хорошо вместе. Она целует его и смеётся. Его
   рука уже не на талии - она ниже - он не обнимает, он ласкает её !
   Глаза мои вспыхивают яростным огнём, он я заставляю их потухнуть.
   Пока. Ещё не времяТак даже проще - они сами удут туда, где темно и
   пустынно. В тихое, укромное местечко.
   Я легко скольжу рядом с ними в темноте, замечаяя каждую мелочь :
   сейчас он ласкает ей грудь, попку, она целует его - ему неудобно
   раздевать её на ходуИ он едва сдерживает себя, дожидаясь благоприят-
   ного момента.
   Наконец парочка сошла с тропинки и пошла к развесистым кустам. Я
   слежу за их приближением, потом легко ухожу в сторону - ещё не вре-
   мя. Моя страсть, как и моё время всё ещё впереди.
   Скрывшись от посторонних глаз, они тут же превращаются в два ма-
   леньких вулкана: летит во все стороны одежда - и поцелуям несть
   числа... Я ложусь на землюкладу морду на скрещенные лапы. Сейчас им
   нельзя мешать, можно только позавидовать. Наблюдать за ними приятно.
   Он опытен и легко преодолевает её смущение, умело возбуждая и
   без того возбуждённую дувушку, его пальцы длинны и нежны. Он достоин
   моей охоты. Она уже лежит на земле и теле её блестит в лунном свете,
   напоминая статую, облитую водой и почему-то - меня.
   Она застонала, когда он вошёл в неё, дыхание их стало преры-
   вистым и страстным, а мои глаза закрылись. В конце концов- это их
   личное дело. я не люблю подсматривать - и когда подсматривают за
   мной. Плотно прижав уши, я отгораживаюсь от них и от их любви. Может
   быть, я ошиблась и здесь мне не место! Я лежу, отгородившись от
   влюблённой парочки, расслабившись, ка на солнцепёке - или возле го-
   рячеё печки. У меня есть, что вспомнить, чувствуя под боком вот та-
   кую влюблённую парочку. Воздух легко пьянит прохладой и свежестью
   травы, кустов, деревьев - и ароматом этой пары. Их запахи могут
   рассказать о том, что происходит, не хуже глаз. Вот сейчас - это он.
   Запах торжества мужчины - его я всегда узнаю.Ему хорошо - ещё немно-
   го, и я оставлю их в покое.
   Адреналин бьет в ноздри. Тело моё оказывается на ногах, готовое
   к броску - в глазах горит жёлтый огонь.
   Он бьёт её. Голова её откидывается, стукается о корягу и
   бессильно повисает. Он наклоняется, всматривается в её глаза - на
   губах его играет улыбка - и я прыгаю.
   Зависнув на один стук сердца в ночи. я безмолвной массой призем-
   ляюсь на его его плечах - возникнув ниоткуда и из некогда, мгновенно
   и неотвратимо.Выпустив ещё в прыжке когти, я одним ударом - даже
   скорее косанием вскрываю горло и вновь исчезаю в ночи, оставив его
   коченеть. Миг - и я в кустах, настороже. Уши ловят каждый шорох но-
   чи. Всё тихо - лишь пьянящий аромат ночи разносится по парку и
   блестит в лунном свете тело девушки - как статуя, облитая водой. По-
   колебавшись, я возвращаюсь. Кровь! Лёгкая, дымящаяся, пьнящая. Я ла-
   каю её. ощущая себя могучей - и странно воздушной. Сила наполняет
   меня, струясь по мышцам. Эту ночь я запомню надолго. Набрав полный
   рот, я прыгнула к девушке, нагнулась над ней. Поцелуй вышел долгий -
   наконец она завозилась, приходя в себя. Отскочив в кусты я наблюдала
   за ней. Вот она пришла в себя, приподнялась на нетвёрдой ещё руке -
   и тут она увидела его. Её вырвало. Сразу. Всю.
   Ну что ж. Жаль, не судьба. Я повернулась и помчалась к окраине
   парка - ожидая каждую секунду за спиной истеричный крик. Но всё было
   тихо. Показался пруд. Поколебавшись, я нырнула в него, с наслождени-
   ем отмываясь от ночной охоты. Вода смывала усталость, очищала от
   грязи - и крови. Переплыв пруд, я вылезла с другой стороны, чувствуя
   себя чистой и бодрой - будто всю ночь сладко спала, отдыхая от сума-
   тошной жизни, бурлящей вокруг.
   Цель была уже близко. В кустах на окраине парка я задержалась.
   На секунду всё смешалось, глаза вспыхнули жёлтым светом, звёзды ока-
   зались ближе, тело - невесомым и я испытала оргазм небытия...
  
   Полицейский, дежуривший у входа в парк, увидел молодую девчонку,
   вышедшую из куста на окраине парка и заспешившую к выходу.
   - Небось напилась и в кустах заснула. Надо везти в участок - ре-
   шил он и шагнул к ней, поднимая руку - и вдруг смутился.
   В лёгкой маечке и мини юбке, с небольшой сумочкой, перекинутой
   через плечо, она шла стремительной и плавной походкой. легко обходя
   коряги и перепрыгивая через рытвины. Волосы короткие и тёмные, легко
   и красиво лежали на её симпатичной головке, напоминая шерсть живот-
   ного.
   От неё пахло не табаком и водкой, а прохладой с свежестью, и ещё
   чем-то пряным и пьянящим - знакомым и непонятным одновременно.
   Только сейчас она была вдалеке - и вот уже стоит перед ним,
   смотрит вопросительно и слова, заранее приготовленные. застревают в
   глотке, и на место их лезет совсем другие неподходящие для сурового
   блюстителя порядка:
   - Девушка, зачем вы ходите через парк. здесь маньяк орудует -
   насилует девушек и убивает, уже два месяца ловим!
   - А кто вам сказал. что он их насилует? Нежные губы легко косну-
   лись его губ, и вот она уже проходит мимо и растворяется в лабиринте
   улиц. А на губах почему-то солоноватый привкус крови.
  
  
  
  
 Ваша оценка:

Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"