Monosugoi : другие произведения.

Самаритянская чума

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками
 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Году примерно этак в 2013-м мне и еще паре молодых талантливых авторов Петр Разуваев из ныне канувшего в лету издательства "Астрель-СПб" предложил поработать над межавторским проектом про попаданцев. Сейчас попаданческая тема уже почти заглохла, но тогда была на самом пике популярности. Тем более, что идея была несколько более интересная, чем в большинстве подобных историй. Проект был, скажем так, "антипопаданческий". Увы, так и не увидевший свет. Первой ласточкой серии должен был стать сборник рассказов, набрасывающих общие контуры мира Империума, "Самаритянская чума" - один из них.


   Немного необходимой информации
  
   Году примерно этак в 2013-м мне и еще паре молодых талантливых авторов Петр Разуваев из ныне канувшего в лету издательства "Астрель-СПб" предложил поработать над межавторским проектом про попаданцев. Сейчас попаданческая тема уже почти заглохла, но тогда была на самом пике популярности. Тем более, что идея была несколько более интересная, чем в большинстве подобных историй. Проект был, скажем так, "антипопаданческий". Увы, так и не увидевший свет. Первой ласточкой серии должен был стать сборник рассказов, набрасывающих общие контуры мира Империума, "Самаритянская чума" - один из них.
   Чтобы понять, о чем речь будет идти в нижеследующем тексте, обрисую кратко картину параллельного мира, в котором происходили события и куда, как это было принято, периодически проваливались наши сограждане.
   Во-первых, его населяют несколько видов разумных существ.
   Люди - и с ними все понятно.
   Карлики - изрядно изменившиеся потомки не вымерших до конца неандертальцев, обладающие повышенным трудолюбием и покладистостью. Этакие "джамшуты", только не понаехавшие, а изначально проживающие рядом с обычными людьми. В основном работают на производствах, что исключает формирование политически подкованного пролетариата.
   Акваты - ушедшие жить под воду и в связи с этим ставшие сильно напоминать мифических русалок люди. Исход имел место несколько тысяч лет назад. Владеют биотехнологиями, которыми ни с кем не делятся.
   И, наконец, вилары - местные эльфы, но со своим колоритом (что-то среднее между толкиеновскими эльфами и цыганским ансамблем). Точно не обитатели того мира, то ли явившиеся из очередного провала между вселенными, то ли свалившиеся с неба в космическом корабле пять тысяч лет назад. Именно с их помощью появились акваты. На настоящий момент уже не владеют технологиями, позволявшими им проделывать подобные вещи. В основном - богема, художественная интеллигенция.
   В мире Империума как факт отсутствует нефть. Ну как-то так вышло. На дворе начало двадцать первого века, а кругом полнейший вундервафельный паропанк, законы физики тоже, скорее всего, несколько отличаются от нашего мира. Зато есть свой митрил, он же армаферрит, и супержидкость, позволяющая из малого ее объема создавать гораздо больший объем пара. Название уже не помню, переписка с обсуждением мира канула в лету на форуме одной экс-дружественной нам страны. Монополия на супержижу принадлежит акватам, а вот армаферрит и всякие вундервафли - это епархия Ордена.
   Орден, если коротко - бывший орден тамплиеров (куда же без них!), который сперва из закулисья, а потом открыто управлял развитием цивилизации и технологий. По социальному устройству, мир находится где-то в районе конца благородного девятнадцатого века. Сам Орден не правит ни одной страной, у них есть только штаб-квартира - город Лиссабон, и представительства по всему миру. В свое время учредители Ордена то ли посмотрели на плоды технического прогресса в одном из других миров, то ли просто шибко умные были, но в итоге решили не допустить ни боевого хлора под Ипром, ни ковровых бомбардировок, ни Хиросимы. А заодно и вообще всяких Адольфов Шикельгруберов. Справились успешно - на момент начала событий серии ни одна известная нам мировая война не случилась, хотя в мире достаточно неспокойно, он в состоянии перманентной холодной войны. Нами обсуждалась и возможность поставить мир на грань первой в нем "горячей" мировой войны. Главные рычаги Ордена - армаферрит, договор с акватами и бронированный спецназ. Армаферрит Орден производит и продает всем для поддержания паритета, но изготовить его самостоятельно ни одна страна не может. Кто с Орденом поссорился - сидит без всего, что из него сделано (подсказка - почти все, что связано с машинерией, из армаферрита делается все от мощных паровых двигателей до оружия). Договор с акватами, по сути, такая же кабала - тем, кто перейдет дорогу Ордену, ни грамма супержижи не продадут. То есть работать никакая современная, по тамошним меркам, техника не будет (в принципе есть масса паровых технологий, работающих без помощи эти веществ, но мощности они дают совсем не те). Ну а для самых несговорчивых - специальные боевые отряды Ордена, вооруженные отнюдь не пневматическими винтовками, а, например, теслаганами.
   В общем, кто смотрел "Last Exile", понимают, что этот Орден сильно смахивает на тамошнюю Гильдию.
   Ну и, напоследок, о попаданческой теме. Поскольку гости из нашего мира (ходоки) по условиям задачи валятся в Империум регулярно, в России была создана Особая экспедиция Третьего отделения Собственной Его Императорского Величества канцелярии (в других странах есть свои аналоги Особой экспедиции). Которая отловом и приведением в чувство подобной публики занимается. То есть, чтобы никаких десантников с "калашом" и РПГ на императорском троне не образовалось. Ибо это неполезно весьма для главенствующих в том мире империй, базирующихся на принципах престолонаследия, христианской морали и прочих викторианских штучках. А тут, понимаешь, понаехало всяких - Символа веры наизусть не знают, в голове всякое нехорошее, а как-то раз танк в расщелину между мирами провалился - вообще нехорошо вышло для местного населения... Поэтому Особая экспедиция бдит и к нарушителям межмировых границ принимает жесткие оперативные меры. Так что, увы, никакой перекройки мира и истории шибко эрудированными инженерами и знатоками вооружения.
   Вот, вроде бы, и все.
  
  
   Тишину в жарко натопленном кабинете начальника пудожской полицейской части Михаила Петровича Урицкого нарушали лишь завывания мартовского ветра за окном да равномерный перестук массивных напольных часов "Павел Буре". Солидный этот механизм опротивел всякому уездному полицейскому до чертиков, ибо был вручен Урицкому лично губернатором за заслуги перед Отечеством на десятилетие восхождения на престол Александра Четвертого, о чем Михаил Петрович считал своим долгом упомянуть по любому подходящему поводу. А поводов у него всегда находилось достаточно - и плохих, и хороших. Так что если к самому начальнику, отправленному в местную глухомань отнюдь не за успехи в борьбе с преступностью, местные сыщики относились снисходительно, посмеиваясь между собой, то злосчастные часы постепенно стали предметов всеобщей ненависти.
   Не подозревая об этом, детище потомков мастера Буре исправно продолжало отмерять утекающее в никуда время. Ибо заняться Михаилу Петровичу было решительно нечем.
   Перекидной календарь на обитом зеленым сукном столе раскрылся на страничке "20 марта 2002 года". Далее шел длинный список церковных праздников на этот день - "Памяти сщмчч. в Херсонесе епископствовавших: Василия, Ефрема, Капитона, Евгения, Еферия, Елпидия и Агафодора, сщмч. Николая пресвитера, прмч. Нила..." Список тянулся на пол-листа, а Урицкий хоть и старался не пропускать служб в церкви, понятия не имел и о половине упомянутых в календаре святых и мучеников.
   Михаил Петрович вздохнул и перевел взгляд с календаря на стопку рассмотренных заявлений - наследие широкого четверга, ежегодно всплывающее аккурат в первые дни Великого Поста. Ибо протрезвевшие и заговевшиеся обитатели Пудожа как-то совсем не по-христиански начинали вспоминать все причиненные на потехах увечья и ушибы.
   О посте напомнил и уныло урчащий желудок. Не отличающийся миниатюрностью организм Урицкого в полном соответствии с крамольными дарвинистскими теориями требовал мяса.
   Помотав головой, Михаил Петрович отогнал от себя навязчивые видения пятничного застолья у тещи, и заставил вчитаться в набитый на расхлябанном "зингере" доклад околоточного Разова о хищении и побоях, приключившихся с некой девицей Вилюйской в Прощеное Воскресенье.
   К тому моменту, когда начальнику полиции удалось дойти до выводов бравого околоточного о том, что девица Вилюйская, будучи изрядно навеселе, сама поскользнулась в Двукирпичном переулке, потеряла сумку и выбила зуб, дважды ударившись лицом о фонарный столб, в приемной возникло некоторое оживление.
   Через дверь донеслись крики секретаря "Беспокоить не велено!", перебиваемые нервным голосом нежданного посетителя. Повышенные тона разговора и не позволили Михаилу Петровичу сперва опознать гостя.
   - Павлуха, а ну пусти! - гаркнул Урицкий, застегивая верхнюю пуговицу мундира и вставая из-за стола.
   Перебранка смолкла, дверь распахнулась, и в кабинет ввалился главврач уездной больницы Савенков.
   - Иван Алексеевич, дорогой! - Урицкий шагнул навстречу главврачу, распахивая объятия. - Какой неожиданный, но приятный...
   Урицкий не договорил. Обычно аккуратный и с иголочки одетый Савенков предстал перед начальником полиции без головного убора, в расстегнутом пальто, заляпанном начинающим подтекать снегом, со свалившимся с плеча шарфом. Лицо главврача при этом выглядело так, словно за рулем авто, на котором он, судя по несезонной одежде и кабинетным туфлям, прибыл в управление, восседал сам черт.
   - Неужели ограбили? - промелькнула в голове Урицкого скорая мыслишка.
   - Вот, - Савенков сунул в руки опешившему Урицкому медный цилиндр. - Читайте!
   - Иван Алексеевич, ну что ж вы так с ходу, - Урицкий повертел в руках контейнер пневмопочты. - Присядьте, успокойтесь, Павлуша вам сейчас чайку заварит!
   Контейнер отдавал резким химическим запахом.
   - Читайте, Михаил Петрович, черт вас дери! - взвился главврач. - Я вас уверяю, сейчас вам станет не то, что не до чаю, вообще не до чего!
   Урицкий отвернул крышку цилиндра и вытащил покрытый неровным строками листок бумаги, крошащийся по краям. На то, чтобы разобрать послание у Михаила Петровича ушло не больше минуты.
   - Это что, шутка такая, Иван Алексеевич? - едва закончив читать, спросил Урицкий.
   - Да какая уж тут шутка! - вяло отмахнулся Савенков. - Горелов человек серьезный, служил на границе с Халифатом, и с чувством юмора у него плохо.
   - Ну, может пьян-с был, - нервно хихикнул Урицкий. - Или морфием балуется...
   Спина под мундиром как-то нехорошо стала намокать. Пусть умом Михаил Петрович не блистал, зато потенциальные неприятности чуял за версту.
   - Ага, это Горелов-то, - Савенков закатил глаза. - Да он капли в рот не берет, уж с кем только на почве этого отношения себе не перепортил! Вот и сидит в земских врачах, а по уму пора отделением заведовать! Упрям он, честен и неглуп. Так что, Михаил Петрович, не шутка это и не розыгрыш. Что делать-то будем?
   Урицкий нашарил рукой один из расставленных вокруг стола для совещаний стульев и грузно рухну на него. Ножки у несчастной мебели протестующе заскрипели, но выдержали.
   - Срочно сообщение генерал-губернатору и в главную губернскую больницу... - Урицкий оттянул вдруг ставший чудовищно тесным воротник. - И пошлю-ка я депешу Матвееву в гарнизон. Если уж этот ваш Горелов так заслуживает доверия, сами понимаете - надо делать, как он пишет!
   В наступившей тишине порыв ветра громко шлепнул в окно горстью мокрого снега.
   Вечер, как говаривал один персонаж нежно любимого женой Михаила Петровича столичного спектакля, переставал быть томным.
  
  
   "Граф Андропов" вынырнул из ватного одеяла туч и по стеклу сбежали холодные струйки влаги, оставляя на иллюминаторе карты фантастических рек, исчезнувших спустя несколько мгновений. Отшвартовавшееся пару часов назад от причальной мачты Пулковского воздушного порта судно спешно приближалось к месту назначения.
   Идя на небольшой высоте в погоду получше нынешней, "Андропов" неизменно привлекал бы внимание населения всех попадающихся по пути населенных пунктов Олонецкой губернии младше пятнадцати лет, ибо относился к числу новейших моделей дирижаблей, что начали выходить из эллингов архангельских воздуховерфей не больше года назад. Жесткий сигарообразный баллон "Андропова" имел в длину сто двадцать метров. Под ним крепилась бронированная гондола с двумя скорострельными трехдюймовками на носу и корме. Еще одна сдвоенная скорострелка, невидимая с земли, обшаривала стволами небо с хребта баллона. От гондолы отходило два пилона с закрепленными в них легкими самолетами "стриж". В движение дирижабль приводили три рубящих винтами промозглый мартовский воздух орденских мотора. Одновременно и без особой тесноты на борту "Графа Андропова" могло разместиться до пятидесяти персон.
   Однако сейчас эта удивительная машина, помимо восьми человек экипажа, несла всего двух пассажиров, с комфортом расположившихся за обеденным столом в салоне нижней палубы гондолы.
   Первый, начинающий грузнеть, но не расплывшийся еще мужчина лет сорока пяти имел примечательную лысину, биллиардным шаром сверкающую под потолочными светильниками. В противовес зеркально гладкой макушке, лицо его украшали пышные рыжеватые усы со скобелевскими бакенбардами. Нос картошкой и позолоченные квадратные очки придавали бы их обладателю добродушный вид, если бы не тяжелый гладко выбритый подбородок с жесткими складками в углах губ. Да и взгляд за стеклами очков скрывался цепкий и внимательный к деталям.
   Второму пассажиру, расположившемуся в кресле напротив, едва перевалило за двадцать пять. В движениях его проскальзывала та легкость и скупость, что присуща профессионалам рукопашного боя. Серьезное впечатление, впрочем, портило совсем мальчишечье безусое лицо и не поддающиеся ни парикмахерам, ни бриолину залихватские вихры русых волос. И все же большинство знакомых молодому человеку столичных дам находили его внешность вполне очаровательной.
   Оба пассажира носили плотной вязки свитера с кожаными нашлепками на локтях и плечах, входящие в обмундирование офицеров воздушного флота, и шерстяные брюки, заправленные в тяжелые армейские ботинки. На поясе молодого висела кобура, из которой торчала увесистая рукоять револьвера. На плечах красовались нашивки поручика. Старший пассажир знаков различия не носил, оружия при себе не имел, однако методично орудовал ершиком в чубуке закордонной вересковой трубки. К столу с его стороны прислонилась лакированная трость, перехваченная по шафту армаферритовыми кольцами, со стальным набалдашником в форме волчьей головы.
   - Вот она, Ерофей Алексеевич, показалась! - молодой человек подался к иллюминатору.
   - Что ты какой неспокойный-то, Максим! - Ерофей Алексеевич опустил чубук и ершик в стоящую на столе пепельницу. - Неужели думал, что целое село вдруг куда-то денется?
   Он поднял заглушку с амбюшура переговорной трубы, медной змеей выныривающей из-под стола.
   - А ну-ка, голубчик, дай-ка нам круг над этим захолустьем.
   - Будет сделано, Ерофей Алексеевич, - отозвался из рубки старпом Трофимов.
   Под дном гондолы поплыли серые с проталинами лоскутные одеяла полей. То там, то здесь всплывали нетронутые пашней островки леса и ленты ветрозащитных посадок. Дорог не было видно совсем, их скрывал набухший влагой снег - хоть весна в этом году оказалась несколько ранней, северная зима так просто своих позиций не сдавала.
   Из-под едва покачивающегося на пилоне "стрижа" показались первые дворы. Село было не из бедных - половина домов построена из кирпича, в основном в два этажа. Центральная улица вела на площадь с торговыми рядами и церковью. Дальше она разделялась, вдоль правого ответвления шли еще людские дворы, по левому двухэтажные деревянные бараки - общежития карликов. Еще дальше, за бараками, окруженная забором, темнела выстроенная буквой "П" льнотрепальная фабрика.
   Ни во дворах, ни на улице не видно было ни души.
   - Ерофей Алексеевич, - удовлетворив свое любопытство, Максим сел на место. - Случай, я конечно понимаю, из ряда вон выходящий, но почему все-таки нас вызвали?
   Тут все ж больше по части Главного Управления Государственного Здравоохранения...
   - А вот потому и вызвали, что случай из ряда вон выходящий, - Ерофей Алексеевич вновь взял в руки чубук и провел по внутренней стороне чаши перочинным ножиком. - Не понимают они, Максим, что там в этой Грачевке происходит. А куда наш брат чиновник бежит, если что не понимает? Правильно, в Третье Отделение собственной Е.И.В. канцелярии.
   Ерофей Алексеевич несколько раз провел лезвием ножа по чаше трубки, стряхнул едва видимое облачко нагара и аккуратно вытер лезвие об салфетку.
   - Так что привыкай. Я вот сам лично дважды на беса ходил с отцом нашим Павлом. Я с револьвером, отче с кадилом наперевес.
   - И что, действительно беса изловили? - в глазах Максима загорелся огонек любопытства.
   - Да ты шутишь что ли? - усмехнулся Ерофей Алексеевич. - Первый раз какой-то сумасшедший оказался, отправили болезного в Кащенку. А во второй раз взяли, да только не беса, а английского шпиона. Он как с отцом Павлом пообщался, чуть только не впереди нас в Третью экспедицию побежал во всем признаваться. Уж больно у батюшки радикальные методы бесогонства оказались. Я так думаю, будь тот бедолага и в самом деле черт, он бы тоже лучше признался, что шпион, чем с отцом Павлом дело иметь.
   Унылый пейзаж за стеклом поплыл влево. Дирижабль разворачивался на новый круг, и в глаза Максиму бросилась россыпь огоньков - Грачевку по периметру окружали костры. И, как уже знал Максим, невидимая с такой высоты колючая проволока.
   - Но, друг мой, дыма без огня тоже не бывает, - Ерофей Алексеевич насадил мундштук на трубочный чубук. - И задача наша - проверять все подозрительные сигналы, хоть сто раз, хоть тысячу. Потому что на тысяча первый что-нибудь, да и случится.
   - Ерофей Алексеевич, нам с земли семафорят, - раздался голос старпома из переговорной трубы.
   - И чего хотят?
   - Требуют назваться и предъявить разрешение на полет в карантинной зоне.
   Ерофей Алексеевич приложил к губам мундштук и изо всех сил в него дунул. Результат чистки его, видимо, удовлетворил, так как он положил курительную принадлежность на стол и наклонился к амбюшуру.
   - А ответь-ка им, друг любезный, что прибыл действительный статский советник Столбин из Третьего отделения Собственной Его Императорского Величества канцелярии для проведения проверки по подозрительным обстоятельствам, - Столбин бросил быстрый взгляд на своего спутника. - И с ним сыскной агент Хромов.
  
  
   В палатке гудели газовые лампы, ярко освещая стол с расстеленной картой. На раскладных походных стульях вокруг стола разместились вновь прибывшие Столбин и Максим, а с ними также начальник уездной полиции Урицкий и командир Петрозаводского 103-го пехотного полка полковник Алексей Иванович Матвеев.
   - И где этот ваш Шенберг? - Столбин, повертел в руках исходящий паром граненый стакан в серебряном подстаканнике и отставил его в сторону.
   - Обещал прибыть с минуты на минуту, - взявший на себя смелость отвечать Урицкий выглядел нездоровым.
   За прошедшие с момента внезапного визита Савенкова несколько дней, начальник уездной полиции страшно осунулся и потерял всякий аппетит, так что соблюсти строгий пост труда ему не составляло. Кажется, он даже скинул несколько килограммов, чего не могли добиться ни новомодные диеты, на которые его сажала жена, ни периодически просыпающаяся в нем страсть к здоровому образу жизни. Но, учитывая обстоятельства, не радовало это Михаила Петровича ни капли.
   - Ладно, черт с ним, с этим светилом науки, - вздохнул Столбин. - Вы-то сами в состоянии мне доложить обстановку?
   Урицкий бросил на особиста затравленный взгляд и кивнул, костеря в душе губернское полицейское начальство, которое предпочитало руководить наспех созданным оперативным штабом из безопасного Петрозаводска.
   - В среду двадцатого марта пневмопочтой из села Грачевки получено сообщение земского врача Горелова о начавшейся эпидемии, - начал Урицкий. - Поступило сообщение в уездную больницу, начальник которой сообщил о случившемся мне. Я поставил в известность руководство губернского УВД, сообщил генерал-губернатору. Главврач уездной больницы Савенков меня поддержал. В УВД нам, конечно, не поверили, потребовали, чтобы я послал людей на проверку... - Урицкий поперхнулся. - Я отказался. Не стал брать грех на душу. Отправил депешу в 103-й полк полковнику Матвееву...
   - У меня начальник санитарной части служил с Гореловым на границе, - заговорил Матвеев. - Не такой это был человек, чтобы дурака валять.
   - И что, на свой страх и риск дальше действовали? - спросил Столбин.
   - А мне не привыкать, - набычился Матвеев. - Меня учили если что действовать, а не сопли жевать. Ложная тревога оказалась бы - так и ответил бы как положено перед дисциплинарной комиссией. Я в округ сразу срочную депешу послал. И вон видите, господин полковник, какая штука - прав оказался, что ответа ждать не стал. Михаил Петрович с пожарных частей по уезду собрал нам защитных костюмов, да масок с воздушными баллонами, так что в Грачевку мои люди подготовленными вошли. Как раз вовремя успели, чтобы первых ходоков завернуть обратно.
   Слово "ходоки" заставило Максима насторожиться, но мгновение спустя он понял, что это просто совпадение, и Матвеев имел в виду обычных беглецов.
   - Сообщение Горелова где? - спросил Столбин.
   Урицкий молча подвинул на середину стола потертый контейнер пневмопочты. В окошко для адреса была вставлена пластинка с тремя перекрещивающимися полумесяцами. Надпись крупными буквами гласила "Главврачу уездной больницы Савенкову И.А. Без защиты не вскрывать". Ерофей Петрович развинтил цилиндр, вытащил хрупкий бумажный лист и пробежался по нему глазами, затем передал Максиму.
   "С 17 марта 2002 года в селе Грачевка происходит вспышка высокозаразной эпидемии. На настоящий момент из тысячи человек проживающих в селе заражено более половины, скончалось восемьдесят три, из которых девятнадцать детей. Рост числа заболевших продолжается. Симптоматика, сходная с проявлениями легочной чумы, характеризуется быстро наступающим развитием пневмоний. Процесс сопровождается обширным поражением легких с большим количеством крови в мокроте. Заболевание протекает бурно, с явлениями тяжелой общей интоксикации, с нарастающим поражением сердечно-сосудистой системы, резким падением кровяного давления, помрачением сознания, и быстро наступающим смертельным исходом. Возбудитель мной не установлен. Учитывая обстоятельства, необходимо срочно известить Главное Управление Государственного Здравоохранения, и в первую очередь Противочумную комиссию. Во избежание распространения болезни настаиваю на применении эпидемиологического протокола. Грачевку необходимо оцепить войсками и не выпускать местное население за карантинную зону. Проверить близлежащие села на предмет проявления заболевания. Подписано: земский врач Горелов Д.В. Заверено: урядник Прохоров С.П. 20 марта 2002 года".
   Деловой и спокойный тон письма резко контрастировал с неровным, рваным почерком, которым оно было исполнено. Из-за частокола пляшущих букв проглядывалась смертельная усталость и отчаяние пишущего, скорее всего самого уже заболевшего. Больше всего Максима поразила приписка мелкими буквами в конце письма "Бумага простерилизована в автоклаве".
   На шутку пьяного сельского медика, на взгляд Максима, это вовсе не походило.
   - Продолжайте, - Столбин кивнул Урицкому, убедившись, что Максим прочитал записку.
   - А чего продолжать? - пожал плечами Урицкий. - Когда Матвеев оцепил село, ему поверили сразу. Пошли сообщения в Петербург, прислали кое-какое оборудование и светило с кафедры архангельской медакадемии. Больше пока ничего не дадут, эпидемиологический протокол не позволяет. Да и от всего, что сделано, толку никакого... как никто не знал, отчего люди мрут, так и не знает до сих пор. Вам про это лучше Шенберг расскажет. Вот он, легок на помине.
   Входной полог откинулся и вошел давно ожидаемый профессор Шенберг - дородный, с покрытой крупными каплями бородой. Вслед за ним в палатку шагнула низкорослая угловатая девица - с некрасивым лицом, как отметил про себя Максим. Коротко кивнув присутствующим, Шенберг уселся на свободный табурет. Девушка осталась стоять, прислонившись к опорному столбу.
   - Грачевка сейчас по периметру обнесена проволочным заграждением и оцеплена войсками, - продолжил Урицкий. - Земской врач Горелов еще жив, но болеет и очень слаб. По нашим данным, скончалось по меньшей мере сто пятьдесят жителей. Незараженных почти нет. Шестеро крестьян застрелено оцеплением при попытке нарушить карантин...
   - А без этого никак было? - нахмурился Столбин.
   - Никак, - отрезал полковник. - Они с самострелами шли. Остальных просто обратно заворачивали. В селе обстановка тяжелая, мои солдаты патрулируют улицы, но в дома не суются. И обстановку нагнетать не хотят, и самим, чего уж греха таить, страшно - кругом покойники. Вся санчасть здесь, но они простые костоправы - что военный хирург может в такой ситуации? Порошки да пилюли раздают.
   - Так, а вы, профессор, что скажете? - Столбин повернулся к Шенбергу.
   - Ничем, увы, порадовать не могу, - откликнулся тот. - Этиология заболевания остается неизвестной, улучшения состояния у больных не наблюдается. Пока только мрут, хотя кое-кто из первых заболевших демонстрирует признаки реконвалесценции. Но незначительные. Хорошая новость одна - нигде в окрестных селах больше заболевания не выявлено, оно локализовано в Грачевке. А значит мера с оцеплением поспела исключительно вовремя. Страшно представить, что было бы, доберись хоть один местный до города!
   - И что вы теперь планируете делать?
   Шенберг пожал плечами.
   - Учитывая, что антибиотики на возбудитель не действуют - это проверено еще Гореловым и военными - скорее всего мы имеем дело с вирусом. А значит никакого лечения, кроме симптоматического, не существует.
   - Неужели нельзя получить вакцину? - спросил Максим.
   - Вакцина, молодой человек, появится, когда будет выявлен возбудитель, что произойдет не раньше, чем я смогу сделать вскрытия и поработать с образцами тканей. Но грачевцам она уже не поможет. Вакцина, молодой человек, позволит только предотвратить заболевание здоровых людей.
   - То есть вы еще ничего не сделали? - уточнил Столбин. - И не делаете, так?
   - В земской больнице нормальных условий для работы нет, - брезгливо фыркнул Шенберг. - Горелов нам помочь не в состоянии, и уж тем более у него нет должных навыков для работы с препаратами и возбудителем. Также как и у военных. Я... увольте, но я в Грачевку не пойду. И выносить из карантина тела не дам. Слишком опасно - это вам не ветрянка. Остается только ждать, кто выживет. Тогда можно будет исследовать и их, и тела погибших - когда передвижная лаборатория прибудет.
   - Профессор, а на кой тогда ляд тогда вы здесь сами сдались? - спросил Столбин.
   - Послушайте, милейший, да вы вообще такой, чтобы меня здесь строить?! - взвился Шенберг.
   - Заместитель начальника Особой экспедиции Третьего отделения Собственной Его Величества канцелярии, статский советник Столбин, - отчеканил Ерофей Алексеевич таким тоном, что, казалось, пар изо рта застыл.
   - И что, позвольте вас спросить, здесь делают жандармы? - Шенберг, резко сделавшийся Максиму неприятным, нарывался на скандал. - Разве болезнь крестьян дело политическое?
   Самым сообразительным оказался полковник Матвеев. Видя назревающую проблему, он прервал Шенберга.
   - Третье отделение, Лев Сергеевич, сюда вызвал я. И занимается Особая экспедиция делами совсем не политическими. В любом случае, учитывая полномочия Ерофея Алексеевича, я полагал бы неблагоразумным требовать от него какого-либо отчета.
   При этих словах Шенберг побагровел, но благоразумней не стал.
   - Ну, так поведайте нам, любезный Алексей Иванович, что вас сподвигло на такой шаг?
   - А вы, профессор, сами разок заглянули в Грачевку, глядишь и не задавали бы глупых вопросов, - огрызнулся Матвеев. - Вы в отчетах видели, чтобы там проскочили сведения о заболевших карлах? Хоть об одном? А ведь их там не меньше полутора сотен сейчас при фабрике живет.
   Взгляд Шенберга красноречиво говорил о том, что он думает о малых людях.
   - Так вот, докладываю вам, любезный профессор - все грачевские карлики чувствуют себя прекрасно. В отличие от людей.
   - И что?
   - Не знаю пока что, вот может Ерофей Алексеевич нам на этот вопрос и ответит, раз вы не можете. Вы все так же не горите желанием нам компанию составить завтра утром, когда мы в Грачевку пойдем? Осмотримся, так сказать на месте.
   На этот раз Шенберг заткнулся.
   - Я, с вашего позволения, выйду немного, - робко подал голос Урицкий. - А то что-то тут душновато стало.
   С места начальник полиции поднялся с трудом и, шаркая ногами, выбрался за полог. Не говоря ни слова, Шенберг вылетел вслед за ним.
   - Вы позволите? - подпиравшая столб некрасивая девица достала пачку папирос с фильтром.
   Столбин кивнул.
   - Меня Варвара Кольцова зовут, - сообщила девушка, сделав первую затяжку.
   - А по батюшке? - уточнил Столбин.
   - Варвара Ивановна. Вы не обижайтесь на Шенберга, у него жена и дети.
   - Милейшая Варвара Ивановна, у меня тоже жена и дети, - устало вздохнул Столбин. - И даже внуки со дня на день появятся. Но я все-таки здесь и, скорее всего, завтра в Грачевке буду. А по кой черт тогда этот ваш Шенберг сюда приперся, если он только штаны за периметром протирает?
   - Формально, вообще-то, он прав, - Варвара выпустила сквозь желтые, прокуренные зубы, дым. - Делать в селе нечего - все население заражено, заболевание протекает скоротечно. В том, что это вирус, Лев Сергеевич тоже, скорее всего, прав. А там, где дело доходит до вирусов, остается только руками развести - вот уже больше ста лет мы о них знаем только то, что они существуют. Вирусы - это такая дрянь, что ни в один микроскоп не видна и что они из себя на самом деле представляют, мы можем только догадываться. Так что эпидемиологический протокол как раз и обязывает нас изолировать зараженных и держать их под наблюдением, тем более при такой вирулентности и числе погибших. Помочь мы и в самом деле никому не сможем.
   - А если завтра такой же вирус Петрозаводске хозяйничать начнет? - Столбин постучал чубуком трубки по карте. - Это не глухая деревня, там так просто все пути-выходы не перекроешь!
   - Ну, так не хозяйничает же пока.
   - Но ведь нельзя так просто сидеть и смотреть, как люди гибнут! - не выдержал Максим.
   - Да вы уж пожалейте семью профессора, - девушка желчно усмехнулась. - У него простатит, жена-истеричка и две дочки-дуры на выданье. Но если вы, с вашими полномочиями, действие протокола отмените, я с вами в село пойду. Мне, в отличие от Шенберга, терять нечего.
   - Что вы чушь какую-то несете! - буркнул Максим.
   - Да ладно вам, господин поручик, что мне в жизни с такой рожей светит? - усмехнулась Варвара.
   - Ну что вы... - начал было Максим.
   - Я же говорю - ладно вам, видела я, как вы на меня глянули, когда я в палатку вошла. Чай, каждый день на себя в зеркале пялюсь. Шенберг просто дурак, вот и лезет в каждую дырку затычкой, лишь бы доказать, что это не так. А как до дела доходит, тут у него ручки-то и опускаются. Так что я пойду с вами в село, а то если Лев Сергеевич вскрытие делать начнет, того гляди еще и в обморок упадет. Все нужное у меня с собой, если позволите - размещу в больнице, и не в таких условиях приходилось работать. Пока передвижная лаборатория из Архангельска по железке прибудет, да сюда ее по частям на дирижаблях доволокут, может уже и будут какие результаты. А я, между прочим, тоже доцент кафедры эпидемиологии.
   Подумав, Варвара добавила:
   - Только, вы уж меня извините, я что-то не пойму, чем вы, господин подполковник занимаетесь?
   - Никогда с Особой экспедицией не сталкивались? - усмехнулся Столбин. - Да вы не переживайте, меньше знаете, лучше спите. Впрочем, разрешение на работу в Грачевке, можете считать, вы уже получили. А вот Алексей Иванович, должно быть, о нас хорошо знает, поэтому спит плохо. Даже круги под глазами заработал. Так что же вас и в самом деле побудило нас вызвать, а, Алексей Иванович?
   - Вы не поверите, Ерофей Алексеевич, интуиция. А я ей с Халифата привык доверять. И, да, инструкции Третьего отделения я хорошо знаю - хоть в них и прямо о таком, как здесь, не говорится. Однако обо всем необычном докладывать обязывают.
   - То есть, по-вашему, ситуация здесь необычная?
   - Издеваетесь? Да тут же настоящий мор идет! Да еще, эти...
   - Карлики?
   Матвеев кивнул.
   - Я в Иваново вырос, там ткацкие карлы с нами на одних улицах жили. И если грипповать люди, начинали, карлы от них моментом подхватывали. Даже корью мы с ихними детьми вместе болели. А тут - все село слегло, а у этих только сопли да кашель.
   - Что-то я не пойму, в чем тут закавыка? - удивился Максим.
   - Закавыка, господин поручик, как я понимаю в том, помимо того, что никто в мире, насколько я знаю, с таким заболеванием не сталкивался, - заговорила вновь Варвара. - Карлики, люди и водяные от одних предков произошли. И болезни у нас с ними, как правило, общие.
   - А вилары? - спросил Максим.
   - Что - вилары? - удивилась Варвара.
   - Я до того, как в Особую экспедицию пришел, в Пятой работал по виларской линии. До сих пор не пойму - люди они или нет?
   - А бес их разберет, - хмыкнула девушка. - Если бы у нас такой микроскоп был, чтобы гены разглядывать, может что определенное и можно было сказать. А так, еще раз повторюсь - бес их разберет, кто они. Вилары и есть.
   - Ну, а болезни у них с нами тоже одинаковые?
   - И снова - бес их разберет. Я еще в людской больнице ни одного тощака не видела. Они сами лечатся по своему, - Варвара затянулась. - А если вас, господин поручик, интересует, как вилар отреагирует на местную заразу, так притащите одного сюда и суньте в село.
   - За что вы их так ненавидите? - поинтересовался Столбин.
   - А за что их любить? - пожала плечами девушка. - Только я тоже в толк не возьму, чем же вас-то эта болезнь заинтересовала.
   - А меня, Варвара Ивановна, не болезнь интересует. А тот, кто ее сюда притащил. Вот вы, дама неглупая, скажите мне, как в этом медвежьем углу вдруг такая зараза возникнуть могла, да еще и столь избирательная?
   Девушка задумалась, нервно сминая фильтр папиросы.
   - То есть, вы хотите сказать, что ее в деревню кто-то со стороны занес? Нет, исключено, учитывая малый инкубационный период, о ней до Грачевки стало б известно. Да и зима здесь такая, что порой до Козьмы-огородника безвылазно сидят. Сюда сейчас только на дирижаблях добираются... но ведь откуда-то же болезнь взялась! Не с неба же ее носитель свалился...
   - С неба, я думаю, милейшая Варвара Ивановна, он не свалился. А вот явился на нашу голову из таких мест, которые вам и не снились. И уж, будьте, покойны, лучше б никогда и не снились. Идите спать, утро вечера мудренее.
   Варвара бросила на Столбина странный взгляд.
   - Что ж, господа офицеры, спокойной вам ночи.
   Она затушила папиросу об пепельницу и вышла прочь.
   Проводив девушку взглядом до выхода, Матвеев хмыкнул:
   - Сумасшедшая баба. И крепко, видать, жизнью обиженная.
   - Хотя бы не робкого десятка, - пожал плечами Столбин.
   - Значит все-таки оттуда гость, да? - спросил Матвеев. - И все это их, безбожников, рук дело?
   - Очень может быть, Алексей Иванович, очень может быть, - Столбин разжег трубку и затянулся. - Идите-ка вы тоже спать ложитесь. А то на вас лица нет.
  
  
   Утром с неба посыпался редкий мокрый снег.
   Выбравшись из палатки, Максим сгреб с полога тающий в руках влажный белый комок, растер им лицо, и повторял процедуру пока щеки не потеряли чувствительность. Только после этого сон прошел окончательно.
   Теперь хотелось есть.
   Сунув руки в карман куртки, Максим огляделся.
   Солдатские палатки стояли ровно, словно шоколадные конфеты в коробке. Над трубами обогревающих их походных печей танцевал горячий воздух. Самих обитателей платок видно не было, только несколько человек в комбинезонах колдовали над разложенными по снегу траками бронехода. Оттуда доносились приглушенные поминания всяческой матери, гул паяльной лампы да редкие удары по металлу.
   Чуть поодаль в землю вросла лебедка с тяжелым чугунным основанием. От нее в небо убегал трос, на конце которого лениво покачивался чуть полощущийся по ветру аэростат. В корзине Максим разглядел двоих наблюдателей. То один, то другой прикладывали к глазам бинокли. Несложно было догадаться, что объектом их внимания служила невидимая из-за ветрозащитной полосы Грачевка.
   Больше в небе ничего не было - "Граф Андропов" еще ночью вернулся обратно в Петербург.
   Рядом с Максимом раздался протяжный вздох, затем еще и еще, пока, наконец, механические легкие не заработали в полную силу. Обернувшись, Максим узрел выгруженный из гусеничного кунга компрессор, подсоединенный к машинному котлу.
   - Утро доброе, вашвысблародь! - козырнул Максиму солдат в ватнике, ворочавший дыхательные баллоны.
   Максим кивнул.
   Служивый подсоединил к запущенному компрессору баллон и постучал пальцем по манометру. Рядом с ним громоздилась целая батарея армаферритовых цилиндров. В распахнутой двери кунга виднелись развешанные под потолком пожарные костюмы с лупоглазыми латунными масками.
   - Ну, Максим, как спалось?
   Столбин, накинув на плечи шинель, стоял перед палаткой, разжигая трубку.
   - Спасибо, Ерофей Алексеевич, плохо, - отозвался Максим, облизнув осевшие на губах тяжелые капли. - И есть хочется.
   - Вот этого я бы тебе делать не советовал, - покачал головой Столбин. - Поверь мне, блевать в глухую маску дело не самое приятное. А в карантине еще и смертельно опасное.
   - Да вы что, Ерофей Алексеевич! - возмутился Максим. - Я что, выпускница Смольного что ли, чтобы мне от вида жмуров поплохело!
   - Не говори "гоп", пока не перепрыгнешь, - Столбин выпустил клуб дыма. - Не думаю, что мы с тобой такое, что ждет нас в Грачевке, хоть раз в жизни видели. И, Максим, моли Бога, чтобы никогда больше и не увидели.
   Из-за кунга вышел Матвеев в тонком полотняном исподнем, поверх которого набросил шинель.
   - Утро доброе, господа, - кивнул он, нисколько не смущаясь собственному непотребному виду, и, заметив удивленный взгляд Максима, добавил. - Я бы вам тоже советовал раздеться. В этих пожарных костюмах как в бане - через полчаса отжимать можно.
   Матвеев подошел к солдату, заправлявшему воздухом баллоны.
   - Ну что, Кучма, все готово?
   - А то, вашвысблародь, - отозвался солдат, не отрываясь от своего занятия. - Ровнехонько на шесть часов каждый, только что золотники не вышибает!
   - Вам с нами идти обязательно? - спросил Столбин. - Вполне достаточно сопровождающего.
   - Да ничего, я там уже не один раз бывал, а солдаты у меня все на счету. Одно оцепление на сколько километров выставлено.
   - Воля ваша, - Столбин выдернул из снега трость и полез в кунг.
   Там при помощи Кучмы Матвеев напялил на себя мешковатый защитный костюм. Покрытая огнеупорной пропиткой ткань лоснилась, источая резкий химический запах, а металлические кольца, укрепляющие локтевые и коленные сгибы, покрывали пятна коррозии. Надевался костюм довольно чудно. Сперва Кучма затянул у Матвеева на поясе плотную ленту ткани с жесткими вставками - ну чисто дамский корсет, затем застегнул на шее кожаную горжетину. Верхняя часть защитного костюма натягивалась через голову, эластичный ворот при этом плотно охватывал горжет. Нижняя часть, этакие штаны-чулки, натягивалась до корсета и плотно прижимались к нему пропущенным по поясу жгутом. Поверх дополнительно затягивался ремень. Матвеев сунул ноги в растоптанные кирзачи, отчего брючины костюма вздулись на бедрах как шаровары. Следующим Матвеев надел латунный шлем, плотно севший резиновым основанием на горжет. Кучма ловко соединил вентили на шлеме с баллоном, который закинул на спину полковнику. Мгновение спустя клапан на свином рыле маски щелкнул и выпустил первый выдох.
   Шлем полностью скрывал всю голову, превращая Матвеева в какое-то странное насекомое.
   - Присоединяйтесь, господа, - из-за маски Матвеева будто с набитым ртом говорил. - Через пятнадцать минут в Грачевку идет свежий патруль, мы войдем с ним.
   Максим споро разделся и предоставил Кучме делать свое дело. С помощью солдата они управились за пару минут.
   Когда на голову опустился шлем, в ушах зашумело. Изнутри маска была обшита мягкой тканью с подбивкой, уже изрядно пропитавшейся застарелым потом. В ноздрях у Максима запершило, глаза заслезились, и он едва не чихнул, но в этот момент Кучма воткнул соединительный шланг воздушного баллона и в то же мгновение заработал насос. Под шипение и щелчки приводимых в движение армаферритовой пружиной поршней в маску хлынул свежий воздух.
   Повертев головой, Максим убедился, что шлем неподвижен и это было чертовски неудобно. Хорошо хоть окуляры оказались достаточно широки, чтобы компенсировать ограничение свободы движения.
   На вопросительный взгляд Кучмы он показал большой палец. Тот кивнул и перешел к Столбину.
   Потоптавшись на месте, Максим наклонился к лавке со своей одеждой, подобрал портупею с револьвером и принялся застегивать ее поверх пожарного костюма.
   С непривычки справиться с ней удалось, только когда Кучма уже одел Столбина, и спина к этому моменту у Максима оказалась полностью сырой.
   Матвеев подошел к Максиму, обхватил шлем на его голове руками и сильно надавил, насаживая на горжет. Одновременно что-то щелкнуло, и в ушах снова зазвучал внешний мир.
   - Мембраны открыл, - пояснил Матвеев. - Они каучуковые и воздух не пропускают. Без них не слышно нишиша. Пожарные их закрывают только когда в огонь идут, а нам это не грозит. Когда выходить будем через обеззараживатель, я их снова вам закрою.
   - Вы готовы? - в дверях в кунг появилась Варвара.
   В отличие от наспех приспособленных для карантина пожарных комбинезонов, костюм девушки изначально предназначался для защиты от всякой заразы. Он был заметно тоньше и удобнее, а широкое стекло шлема давало куда больше обзора, чем окошки в пожарных шлемах.
   У ног Варвары стояла два пузатых саквояжа. На шее висела фотокамера с огромной вспышкой.
   Отчаянно чертыхаясь, и одновременно моля Бога, чтобы не сверзиться в неудобных сапожищах, Максим сделал несколько шагов и оказался на улице.
   - Доброго вам утра, - пробормотал он, наклонился и поднял один из саквояжей Варвары.
   Веса в нем было, прямо скажем, преизрядно.
   - Оставьте ваши светские манеры, сама управлюсь! - Варвара неожиданно попыталась выдрать саквояж из рук Максима.
   - Да вы совсем больная?! - Максим рванул сумку к себе. - Чертова феминистка! Нисколько не сомневаюсь, что нагрузить вас можно как осла, и вы такая же упрямая! Только и тащить вы все это будете на своем горбу два часа! Мы вас все это время ждать, что ли, будем?
   В ответ девушка вперила в Максима горящий взгляд.
   Раздавшийся за его спиной смех Матвеева и Столбина больше походил на далекое утиное кряканье. Кучма, отвернулся, но плечи его заметно подрагивали.
   Максим, не говоря больше ни слова, развернулся и с саквояжем в руке затопал к ветрозащитной полосе, за которой находилось село.
   За полосой, там где показались первые заборы, стояли здоровенные деревянные катушки, меж которыми в три ряда тянулась колючая проволока. На проволоке висели латунные колокольцы, слишком тяжелые, чтобы их мог поколебать ветер, но исправно гремевшие если через ограждение ломилось что-то живое. Вдоль ограды, в переделах взаимной видимости, находились пикеты, греющиеся вокруг костров. Солдаты не носили ни масок, ни защитных костюмов - ограждение протянули почти в сотне метров от окраины села.
   Максим проволок саквояж до грубо сколоченного шлагбаума, перекрывавшего въезд в Грачевку. Накатанная траками бронеходов, здесь более-менее угадывалась дорога. Шлагбаум охраняло с десяток солдат под командованием унтера, со стороны лагеря проезд держали под прицелом два пыхтящих в холостом режиме пулемета.
   А за шлагбаумом, чуть в стороне от дороги, возвышалась совсем уж необычная штуковина - здоровенный, в два человеческих роста железный бак с дверью на затворном колесе. К баку тянулись толстенные шланги от вкопанных в снег баков поменьше, на одном из которых красовался череп с костями, а во втором Максим признал обычный паровой котел на газу.
   - Обеззараживатель.
   У ног Максим врезался в снег знакомый саквояж.
   - Сперва, на две минуты, подается пар, потом формалин из опрыскивателя, потом снова пар, - похоже, Варвара сменила гнев на милость. - Обрабатываем всех на выходе из села. В пожарных костюмах почти не успеваешь вспариться... Главное, чтобы дыры где не оказалось...
   Следом подошли Матвеев и Столбин. Отличить их одного от другого под масками оказалось возможно только по трости в руке Столбина. Такими же близнецами выглядели выстроившиеся в ряд перед шлагбаумом солдаты, похожих на вставших задние лапы увальней-бегемотов в страшенных апокалиптических масках, с громоздкими баллонами и болтающимися на груди винтовками. Лишь у прапорщика красовался наспех приетанный к портупее погон.
   Глядя на патрульных, Максим вдруг сообразил, что спусковая скоба на винтовках-то рассчитана на толстую солдатскую перчатку, а вот его револьвером теперь можно разве что по голове глушить, если за ствол ухватишься.
   - Равняйсь! Смирна! - прохрюкал прапорщик сквозь маску.
   Ответ строя, даже если он и прозвучал, слышен не был.
   Прапорщик, придерживая винтовку, подбежал к Матвееву и доложил о готовности выдвигаться. Тот махнул рукой часовым у шлагбаума. С протяжным скрипом березовый ствол с приколоченным фанерным знаком поднялся, открывая проход. Патруль вразнобой, не соблюдая никакого строевого шага, затопал по дороге.
   - Идемте, - Варвара подхватила свой саквояж и двинула за военными.
   Максим последовал его примеру. Через несколько шагов нагнали Столбин и Матвеев.
   Дорога протянулась между добротными крашеными штакетниками. За заборами виднелись укрытое сугробами хозяйство, и не из бедных. Однако, как и вчера, ни в одном дворе не было видно ни души. Тишина в Грачевке стояла гадкая, давящая на уши даже сквозь мембраны шлема.
   Хотя, подумал Максим, возможно, это лишь игра воображения, накачанного вчерашними разговорами.
   Навстречу попался возвращающийся с обхода патруль. Матвеев с прапорщиком коротко переговорили с командиром, и вернулись обратно.
   - Пока все без изменений, - сообщил Матвеев. - За ночь умерли еще двое, родственники привезли тела в земскую больницу. Скорее всего, еще кого-нибудь упрятали под снег или в погреб.
   - Как-то это все не по-христиански, - пробормотал Максим.
   - Зато безопаснее, - ответила ему Варвара. - Грешно, конечно, так говорить - но хоть повезло, что зима...
   Патруль вышел на торговую площадь, где еще торчали столбы с разноцветными лентами. Между ними бродил одинокий отощавший пес, при виде людей бросившийся наутек.
   - Нам сюда, - Матвеев махнул рукой, указывая направление.
   С ним пошли двое солдат.
   Ворота во двор с двухэтажным зданием больницы были распахнуты настежь. Внутрь вела накатанная колея от полозьев. Во дворе, под навесом, стоял шестиколесный вездеход, судя по толщине снежного покрова не приводившийся в движение с Рождества, зато рядом угрюмо жевала сено впряженная в сани лошадь.
   - Подождите немного, - остановил своих спутников Матвеев.
   Сам он протопал прямо на больничное крыльцо, открыл незапертую дверь и скрылся внутри.
   - Порядок, заходите, - полковник выглянул наружу через минуту. - В прошлый раз какие-то скоты прямо в приемный покой труп бросили, так он там сутки валялся, пока мои не заглянули. Горелов еще слишком слаб, чтобы самому тело выволочь...
   В приемном кабинете царил сущий хаос. Повсюду валялись разодранные картонные упаковки, в углу навалены окровавленные тряпки, стекла в шкафчике для лекарств выбиты. Под тяжелыми подошвами сапог хрустели осколки ампул и шприцов.
   Доктор Горелов в грязной, с пятнами крови, полосатой пижаме, сидел на кушетке для пациентов. На пижаму он набросил овчинный тулуп, из которого торчали синюшные как у мертвеца руки. Вообще, принять Горелова за покойника было несложно - кожа на лице посерела, подбородок и щеки поросли щетиной, глаза запали, волосы слиплись сосульками. О том, что доктор не помер, первое время свидетельствовал только дробный звон ложки о край стакана с кипятком, который Горелов сжима в ладонях.
   - Здравствуйте, Дмитрий Валентинович, - поздоровался Матвеев. - А я вот к вам с гостями...
   Горелов с трудом повернул голову и уставился на прибывших. Потом кивнул.
   Вперед выступила Варвара.
   - Я Варвара Кольцова, доцент кафедры эпидемиологии Архангельской медакадемии, - она протянула было руку, но вовремя опомнилась. - Как себя чувствуете?
   - Спасибо, хреново, - прохрипел Горелов едва слышно. - Но хотя бы еще жив.
   - Если уже зубоскалить можете, значит, худшее позади, - Варвара деловито придвинула к кушетке табурет и уселась на него. - Можете рассказать, как все началось?
   - Там на столе журнал, - Горелов слабо махнул рукой куда-то в сторону. - Пока силы были, все записывал.
   - Ну, мы, если позволите, так бы послушали, - Столбин тоже устроился рядом на табурете и жестом пригласил Максима присоединяться. Свою трость он осторожно прислонил к столу.
   Тот осторожно уронил неподъемный варварин саквояж и подошел поближе. Горелов бросил недоверчивый взгляд на портупею с револьвером, но, очевидно, оказался слишком слаб, чтобы задавать вопросы.
   - Массово первые больные стали приходить в воскресенье. Высокая температура, хрипы, головная боль... Сперва я решил, что это обычный грипп. В понедельник у некоторых заболевших началось кровохарканье, проблемы с дыханием и помрачение сознания. Тогда я заподозрил пневмонию и поместил людей в изолятор... В тот же день вечером умер первый больной, Осип Колов. Перед смертью у него начались скачки давление, и из горла пошла кровь. На следующий день умерло еще трое в лазарете и двое человек в самом селе. Больные появились в каждом дворе, обнаружились новые симптомы - аритмия, бессоница, кое-кто начинал бредить. Местные стали проявлять заметное беспокойство... Я раздал все, что у меня было - антибиотики, отхаркивающее, салицилаты, жаропонижающие. Ничего не помогло...
   Горелов перевел дыхание - слова давались ему с большим трудом - и сделал глоток кипятка.
   - В среду утром я окончательно убедился, что беспомощен и не знаю, с чем имею дело. Пока хватало сил, отправил депешу в уездную больницу, полагая, что Савенков далеко не дурак и сложа руки сидеть не будет. А главное, я надеялся, что с применением эпидемиологического протокола не опоздают... Урядник Прохоров мне помогал первое время хоть как-то селян в узде держать, но вечером в среду заболел и он. Сердце у него ни к черту было, ночью он скончался, а потом и я слег. Фельдшера ушли к своим и не вернулись. Потом я все очень плохо помню, пришел в себя, только когда в больнице появились солдаты...
   Дальше Варвара задавала еще какие-то свои вопросы, и разговор этот не всегда был понятен Максиму, который принялся ходить по приемному покою, разглядывая царящий беспорядок. Его внимание привлекла треснувшая вдоль оконная рама. Подойдя ближе, Максим уставился на торчащее из расщелины в крашеном дереве оперение тяжелого болта от самострела - по видимому одно из проявлений "заметного беспокойства" местного населения, о котором столь тактично упомянул Горелов. В общем, если подумать, вряд ли такой свинарник в приемном покое устроил едва живой земский врач...
   Максим нащупал револьвер и решил сразу после возвращения из села переговорить с Варварой на предмет еще одного такого защитного костюма, как у нее. Тонкие и прочные перчатки спецкостюма, как успел заметить поручик, вполне позволяли нажать на спусковой крючок оружия.
   Пока Максим изучал обстановку, Столбин, судя по всему, внимательно слушал разговор, хотя какую пользу это могло ему принести, Максим не понимал.
   Наконец, с полчаса спустя, Варвара Ивановна удовлетворила свое профессиональное любопытство. Горелов закончил говорить, сделал еще глоток кипятка, закрыл глаза и откинулся к стене.
   - Я когда на границе в начале девяностых служил, в киргизских степях, - проговорил врач, не открывая глаза, - В одном из урочищ, Таш, рядом с нашими позициями случилась вспышка легочной чумы. Местные рассказали, что по степи чума косит одно племя за другим, а сюда она пришла вместе с беглецами из одного из зараженных стойбищ. Так вот, тогда киргизы оцепили зараженный Таш и никого не выпускали - стреляли в каждого, кто шел с той стороны. Женщин, детей, стариков... Никто не хоте повторить судьбу зараженных. После того, как люди оттуда идти перестали, киргизы спалили все урочище - закидали горящими стрелами издалека.
   - Ясно, - Варвара поднялась с табурета. - Где у вас тела лежат?
   - В леднике, - прокаркал Горелов.
   - Вскрытие буду делать в операционной, - заявила девушка. - Маловероятно, что теперь ее по назначению использовать удастся. Господин полковник, давайте распорядимся, чтобы туда перенесли пару трупов.
   Варвара и Матвеев вышли на улицу.
   - Ну, а теперь, Дмитрий Валентинович, - Столбин придвинулся ближе к изнеможенному Горелову, - позвольте мне занять у вас немного времени. Вы еще небольшой разговор выдержать в состоянии?
   Горелов кивнул.
   - Тогда представлюсь - Столбин Ерофей Алексеевич. Третье отделение Собственной Е.И.В. канцелярии. Скажите, вы давно в Грачевке живете?
   - Да уж пять лет.
   - Местных хорошо знаете?
   - Некоторых даже лучше, чем хотелось бы...
   - Ну и прекрасно. Часто у вас здесь чужие появляются?
   - Бывает... в селе льнотрепальная фабрика вдовы Митрофановой стоит, для нее почти все село лен сеет. Фабрику в прошлом веке муж Марии Николаевны построил, но он скончался еще до моего приезда. Так что с весны, как дороги протаивают, полно приезжих - карлы и люди на сезонные работы приезжают, компаньоны митрофановские, водители грузовиков... За зиму на фабрике порядочно волокна скапливается, вывозят до середины лета, а там уж новый сбор начинается.
   - А в последнее время новые люди в Грачевке не появлялись?
   - Господин подполковник, вы сами-то как сюда прибыли, на дирижабле? Большую часть зимы другого пути нет. Спасибо Митрофановой, хоть на ее деньги пневмопочту пустили, а то в феврале я даже на своем вездеходе иногда не могу до ближайших деревень добраться на обход.
   - Значит, чужих не было? - уточнил Столбин.
   - По крайнем мере мне про таких неизвестно. Вам бы может Прохоров что подсказал, да вы слышали - преставился он...
   - А из местных нам еще кто-нибудь может помочь? - спросил Максим.
   - Сейчас - вряд ли. Я бы на помощь грачевцев вообще не рассчитывал, - Горелов бросил быстрый взгляд из-под полуприкрытых век на торчащий из рамы самострельный болт. - Люди боятся, озлоблены и не понимаю, почему их в карантине держат. Не объяснишь же им, что такое эпидемиологический протокол... Ситуацию небось засекретили, да?
   - Засекретили, Дмитрий Валентинович, - согласился Столбин. - Лично генерал-майор Дубельт указание дал. И вам, я полагаю, не нужно объяснять, для чего это сделано.
   - Так, а кого же вы-то ищете? - спросил Горелов.
   - Если бы мы и сами знали... Ну, а вот у вас не было такого чувства, что все это неспроста в Грачевке началось?
   - У меня и времени над этим задуматься-то не было. Сперва других лечил, как мог, потом сам слег...
   - Послушайте, но ведь это кошмар какой-то, - снова заговори Максим. - Как же так получилось, что почти все село заразилось?
   - Да нет в этом ничего удивительного... - Горелов протянул Максиму стакан. - Вы мне еще кипятку не нальете, а то знобит жутчайше.
   Максим набрал воды из чайника, стоящего на разогретой плите в углу кабинета.
   - Так вот, - Горелов высыпал в стакан какой-то порошок и сделал глоток. - Здесь же все друг другу братья, сватья и кумовья, и всю масленичную неделю из гостей не вылазили. И собираться в хате меньше чем по два десятка рыл не принято. В такой обстановке стоит одному чихнуть - а меня и сомнений нет, что болезнь воздушно-капельным путем передается - как остальные тут же подхватят. И потащат дальше по гостям. А потом, когда все началось... Я же глотку надорвал, уговаривал деревенских по домам сидеть! Но меня разве кто послушался? Панкрату поплохеет, так к нему соседские Иван с Петром наведаются помочь. Ивану с Петром плохо станет - так вообще полдеревни помогать припрется... Ну, какой тут, к чертям, режим карантина?! Теперь-то уже никто носу до двора не кажет, от страха трясутся, а толку?
   Горелова прервали. Дверь распахнулась, и в приемный покой влетел Матвеев, которого узнали по голосу.
   - Господа, у нас чрезвычайное происшествие - солдат из патруля пропал!
   - Я знал, что рано или поздно этим закончится, - тяжело вздохнул Горелов. - Я же вам говорил - люди на взводе, и вооруженные солдаты в защитных костюмах их совсем не успокаивают!
   - Может, еще и врачей с медикаментами присылать не надо было?! - огрызнулся Матвеев. - Господа, я вас пока прошу не покидать здание больницы, по крайней мере, пока мы ведем поиски.
   - Я вам помогу, - подскочил Максим. - У вас все равно людей мало.
   - Я, собственно, не возражаю, - согласился полковник. - Отказываться не буду.
   - Ерофей Алексеевич, не против? - обернулся Максим к Столбину.
   - Иди, Максим, иди. А я пока с Дмитрием Валентиновичем еще побеседую.
   Максим и Матвеев вышли на улицу. За воротами больницы стояли все солдаты из патруля.
   - Значит так! - начал Матвеев. - Где последний раз Никитаева видели?
   - У дома Скопина задержался сапоги поправить, вашбродь, - отозвался прапорщик. - Остальные вперед ушли, а когда хватились - его уже и след простыл.
   - Двор Скопина обшарили?
   - Так точно, первым делом. Нету там никого, и хозяева еще позавчера померли.
   - Тогда разбиваемся по двое, - скомандовал Матвеев. - Из виду друг друга не упускать. Сперва обшарить все людские дворы, осмотреть все пристройки. В сами дома, где еще живые есть пока не соваться. Пустые дома прошмонать сверху донизу. Оружие держать наготове, но без крайней необходимости не стрелять. Иначе лично шкуру спущу! Прапорщик, подели людей и определи участки! А вы, поручик, - Матвеев обернулся к Максиму. - Вы, пожалуй, давайте со мной. Начнем с дома Ипатьева, он в самом конце, на въезде.
   Матвеев направился вниз по улице.
   - Сбежать ваш солдат не мог? - спросил Максим, пока они шли.
   - Да куда он денется? Село окружено, родственников у него тут нет... Бежать надо за периметром, а не посреди карантинной зоны.
   Они подошли к красным деревянным воротам. Двумя размашистыми мазками белой краски на них был намалеван крест.
   - Эти скончались одними из первых, - Матвеев толкнул калитку. - Вся семья почти в один день, семь человек.
   Во дворе Максиму первым делом в глаза бросилась припорошенная снегом деревянная лошадка-качалка, стоящая у крыльца. Распахнутая настежь дверь слегка поскрипывала в петлях, внутрь уже намело сугробы.
   Максим обшарил глазами двор. Как назло, покойные Ипатьевы хорошо следил за хозяйством - снег был расчищен и отвален к забору. Широкие дорожки, покрытые образовавшейся за последние дни слякотью, вели к кирпичному амбару, клеткам с кроликами и стойлу, в котором нервно переступали с ноги на ногу две лошади. Кто-то из сердобольных солдат подкинул им в ясли сена. Еще одна дорожка протянулась к гаражу без ворот. Внутри стоял новенький трактор "путиловец".
   - Начнем с дома, - Матвеев подошел к поленнице, и ухватил с него увесистую березовую чурку. - И вам советую такой же вооружится. Вряд ли револьвером получится воспользоваться.
   Максим хмыкнул и последовал совету Матвеева.
   В доме царила тишина, лишь в общей комнате тикали старинные самозаводные ходики. Там же за покрытыми изморозью стеклами рамок семейных фотокарточек на стенах угадывались призрачные силуэты домочадцев. Лампада в красном углу давно прогорела, превратив домашний иконостас в еще одну вереницу призраков.
   Матвеев и Максим обошли по очереди все комнаты и чердак. Напоследок заглянули и в погреб. Там, накрытые цветастыми простынями, в ряд лежали смерзшиеся тела.
   Выбравшемуся обратно Максиму в стылом свете дня все в опустевшем жилище казалось каким-то нереальным, призрачным. Время словно остановилось со смертью хозяев, и стрелки чертовых ходиков, стук которых разносился по всем комнатам, так и застыли на одном месте, продолжая отсчитать то мгновение, в которое скончался последний из Ипатьевых.
   Как и надеялся Максим, больше в доме они с Матвеевым никого не обнаружили - ни живых, ни мертвых.
   На улице их уже встречал солдат.
   - Господин полковник, нашли, нашли Никитаева! - сообщил он.
   - Живой? - первым делом поинтересовался Матвеев
   - Мертвый, - выпалил солдат. - И, такое дело, ваше благородие... Вам самому надо взглянуть!
   Солдат повел Матвеева и Максима в другой двор, ворота которого тоже перечеркивал жирный крест. Там уже столпился патруль.
   - А ну разошлись! - рявкнул прапорщик, завидев Матвеева.
   Солдаты расступились, освобождая проход.
   У поленницы, свернувшись в позе эмбриона, лежало тело, облаченное в белые солдатские штаны и рубаху, измазанные кровью. Снег под покойником так же пропитывала свежая еще кровь.
   - Дела-а... - выдохнул Матвеев.
   Максим подошел к трупу, присел на корточки и бегло осмотрел его.
   - Под ребро пырнули, и профессионально, - выдал он спустя полминуты свое заключение.
   Несколько пятен крови Максим обнаружил довольно далеко от тела. Некоторые развезло по снегу там, где на них наступили.
   - Били, пока он был в защитном костюме, потом костюм стащили, - Максим поднялся с колен и ухватил за ткань своего костюма щепотью и несколько раз подергал. - А силушка-то нехилая нужна, чтобы ткань пробить и корсет, верно, Алексей Иванович?
   Матвеев ошарашено кивнул.
   - Кто ж такой идиот нашелся, что руку на мальчишку поднял? - спросил он, похоже у самого себя.
   - Не такой уж идиот, Алексей Иванович...
   Максим отошел на несколько шагов назад и еще раз внимательно оглядел место преступления. Тот, кто расправился с солдатом, спешил. Не мог не понимать, что с минуту на минуту того хватятся.
   - Ему нужен был костюм. И он торопился.
   От привычки думать вслух он не мог избавиться еще на старой работе. Тогда ему казалось, что со стороны это выглядит также круто, как в книжках про Шерлока Холмса или Пронина.
   - А если он торопился... - взгляд Максима уперся в торчащий из-под поленьев предмет.
   Поручик подошел к поленнице, опустился на колени и вытащил за рукоять узкий изогнутый кинжал. Тускло блеснула булатная сталь, украшенная замысловатым узором. Аккуратно держа кинжал за навершие, Максим поднял его, чтобы лучше рассмотреть ползущую по клинку вязь, хотя сомнений у него уже не было.
   - Эх, Варвара Ивановна, кто ж вас за язык-то вчера тянул? - пробормотал Максим. - Прям как по вашему заказу...
   - Что это? - спросил Матвеев, разглядывая кинжал.
   - Это, Алексей Иванович, сигил, виларский косторез, - ответил Максим. - Вещичка весьма приметная и ценная, ибо кое-кто из тощаков верит, что ихние благородные предки еще до появления первого человека такими штуками на дуэлях друг другу прямо через ребра сердца вырывали. Правда это, или нет - не знаю, но кому попало таким ножичком владеть не положено...
   Поручик огляделся по сторонам.
   - Пошлите-ка, Алексей Иванович, одного солдата до больницы, пусть у Варвары Ивановны прихватит ее фотокамеру. Карантин карантином, а следы преступления зафиксировать положено. И еще кого-нибудь в дом отправьте, пусть найдут чистое полотенце или наволочку - сигил завернуть, пока я не разживусь порошками для снятия отпечатков. - Максим повертел кинжал, наблюдая игру света на лезвии. - Теперь, для полного счастья, осталось только аквата из колодца выловить...
  
  
   Вечером того же дня в отведенной особистам палатке собрались Максим, Столбин и Варвара. Шенберг на встречу принципиально не явился, только закатил, по словам девушки, истерику. Урицкий, убедившись, что Третье отделение взяло ситуацию под свой контроль, отбыл обратно в Пудож, а злой и взбудораженный Матвеев откланялся поспать, сославшись на вымотанные за день нервы.
   Оно и не удивительно - по его указанию патрульные обшарили каждый дом, каждый погреб в селе, однако ни следа вилара не нашли. Зато окончательно испортили отношения со всеми местными.
   - После твоего ухода, Максим, у Горелова начался приступ лихорадки, - рассказывал Столбин. - Так что толком поговорить мне не удалось. Пришлось оставить его с Варварой Ивановной...
   - Ничего, жить будет, - хмыкнула Варвара и тактично добавила. - Скорее всего... К утру или оклемается или окончательно дубу даст.
   - Вы, Варвара Ивановна, этим нас сильно обнадежили, - усмехнулся Столбин. - Учитывая последствия сегодняшнего рейда молодчиков Матвеева, Горелов единственный вменяемый источник информации о ситуации в Грачевке. Будет весьма печально, если мы его лишимся.
   - Сильно солдаты шороху навели, да? - Максим потер пальцами ноющие виски.
   - Алексей Иванович у нас отреагировал на ситуацию по военному, - Столбин взял со стола карандаш и принялся задумчиво его вертеть. - Вот только здесь не оккупированная территория, а обычная деревня, набитая до смерти запуганными крестьянами. Впрочем, осуждать я бы его тоже не стал. Но вот нам с тобой работу он осложнил преизрядно. Надо завтра попытаться что-нибудь еще вытянуть из Горелова, если он в состоянии будет говорить. Ну а у тебя-то что?
   - Как только из уездной полиции по пневмопочте прислали дактилоскопический набор, снял отпечатки с сигила, - ответил Максим.
   Наличие в Грачевке пневмопровода оказалось фантастическим везением. Военные отсекли линию от почтовой станции в селе, но переоборудовали для отправки и приема контейнеров из Пудожа первую же станция подкачки.
   - На наше счастье фотокамера у Варвары Ивановны оказалась герметичной, - продолжил Максим - Так что место преступления, отпечатки и сам косторез я смог отснять, и вынести камеру за карантин через обеззараживатель. Два часа назад фотографии мы с Варварой Ивановной отпечатали и отправили в уездную полицейскую часть. Оттуда снимки пошлют в Петербург для проверки по картотекам. К утру, я думаю, первые ответы подойдут. Я вот что, Ерофей Алексеевич думаю, сигил - вещь редкая, не у каждого вилара найдется...
   - А почему у вилара? - перебила Максима Варвара. - Мало ли кто мог такой нож прикупить?
   Максим сделал вид, что не заметил, как его прервали, и пустился в объяснения.
   - Видите ли, Варвара Ивановна, в наше время виларские оружейники сигилы не делают. Ни для себя, ни, тем более, на продажу. Настоящий сигил - вещь весьма древняя. Изображения вооруженных ими виларов нашли в руинах греческого Миноса, а тем без малого пять тысяч лет. Это сейчас восходящая звезда, саннэ Мере из Дома Лаго-Маджоре услаждает своей партией Аиды слух искушенного столичного театрала... Поговаривают, даже Великий князь Владимир Михайлович зачастил по этому поводу с цветами в Александринский театр, - Максим хмыкнул. - А во времена виларского Исхода, согласно кое-каким сведениям, предки саннэ Мере мало походили на мирных переселенцев, о которых остроухие мамочки рассказывают своим очаровательным крошкам перед сном.
   - Ну, значит, не купили, а сперли, - хмыкнула Варвара. - Что-то я не слышала про тощака, который бы в драку с ножом полез.
   - То, что вилары не склонны к насилию, еще не значит, что они не могут постоять за себя. Другое дело, что тощаков в криминале единицы, да и то их сфера - это финансовые аферы да подделка произведений искусства. Так что тут слишком много неясного...
   - А ты, Максим, сам ножик-то где оставил? - спросил Столбин.
   - Сигил, Ерофей Алексеевич, полковник Матвеев с моей подачи припрятал в сейфе с морфием у Горелова. И приставил к сейфу пару человек... Так, на всякий случай, а то знаю я эту виларскую публику. Врут так знатно, что сами своим словам верят. А значит, если наш тощак и вправду убежден, что он один из наследников вождей Исхода, то за косторезом он вернется. К гадалке не ходи! Матвееву же как раз днем из соседних уездов еще пожарных костюмов подвезли, так что теперь на ночной дозор тоже хватит.
   Столбин кивнул.
   - Надо бы в Петербург депешу отправить, пусть сюда в помощь пришлют пару рот жандармов из петербургского полка. Какие соображения по поводу поисков ходока есть?
   - Завтра утром думаю наведаться в общаги к карлам. Пусть деревенские говорить с нами и не станут, а вот у карликов можно попробовать языки поразвязывать.
   - Я с вами пойду, - вмешалась Варвара. - Проверю их состояние.
   - Идите, - согласился Столбин. - И, кстати, вы-то сами что-нибудь выяснили про болезнь?
   - Ничего хорошего, - Варвара вытащила из кармана комбинезона пачку папирос. - При вскрытии картина жутковатая - в легких полно крови, бронхи тоже в крови и гное, по всему организму множество внутренних кровотечений... И при этом по записям Горелова у больных быстро развивались цианоз и аритмия, наблюдалась одышка. Он же говорит о невралгии, головных болях и изменении сознания. Ну, про пневмонию я вообще молчу. Такое ощущение, что у каждого заболевшего организм просто идет вразнос, и первичными пневмониями это не объясняется. Причиной смерти, в большинстве случаев, вообще стало именно поражение сердечно-сосудистой системы... Понять, что это пока ни я, ни Шенберг не можем.
   - Он снизошел до ознакомления с результатами вашего труда? - удивился Максим, которого демонстративное презрение профессора, пока он находился в их палатке, задело за живое.
   - Да он их из меня просто выпытал! - Варвара пустила струю табачного дыма. - Сидели бы мы оба на афедроне ровно и не дрыгались, согласно протоколу - для него все было бы путем. А раз уж вы нам разрешили в карантине работать, значит перед кафедрой и Противочумной комиссией отчитываться чем-то надо. Вот он и отчитается... Моими отчетами.
   После этих слов воспоследовавшая мощная затяжка, превратившая в пепел треть папиросы.
   - Да ладно, ерунда, - махнула рукой девушка. - Мне не привыкать, зато хоть пилить не будет, старый козел... Наградил же Боженька начальничком. Меня больше волнует, откуда болезнь здесь появилась. Нет же никаких предпосылок!
   Варвара стряхнула пепел с папиросы на пол.
   - Когда я еще училась в архангельской академии, преподаватель показывал нам английский журнал. А в журнале том был снимок надгробия некой Мэри Рэмси на кладбище при церкви Святого Олафа. И статейка о легенде, по которой именно Рэмси принесла в Лондон Великую чуму 1665 года... - Варвара вынула папиросу изо рта и уставилась на нее. - Кого же вы ищете в Грачевке, господа офицеры, а? Я боюсь показаться экзальтированной дурой, но на кафедре мы не единожды обсуждали, можно ли подобные вещи использовать в качестве оружия... Хотя, конечно, разве разумный человек пойдет на такой рискованный шаг?
   - Я, Варвара Ивановна, на досуге увлекаюсь историей, - проговорил Столбин, глядя прямо на девушку. - И во вполне солидных изданиях, читал, что в средние века наши разумные и цивилизованные соседи по Европе не брезговали забрасывать осажденные замки трупами зараженных животных и людей.
   - Так вы допускаете, что это настоящая диверсия?! - глаза у Варвары как-то нехорошо загорелись.
   - Нет, - покачал головой Столбин. - Оснований полагать такое у меня на самом деле нет. Да и Орден бы ни за что не позволил такое у себя под носом провернуть.
   - Что возвращает нас к вопросу о том, кого вы надеетесь там найти.
   - Пришельца из другого мира, кого ж еще? - устало вздохнул Столбин.
   - Кого?! - на этот раз девушку действительно проняло.
   - Идите спать, Варвара Ивановна, - Столбин оперся на трость и встал из-за стола, давая понять, что разговор окончен. - Максим Валерьевич вас завтра по этому вопросу просветит.
   - Но я... - начала было Варвара.
   - Идите спать! - рявкнул Столбин.
   Варвара вспыхнула, но, в отличие от Шенберга, ума не пререкаться у нее хватило. Зло отшвырнув полог, она выскочила из палатки.
   - Ерофей Алексеевич, ну зачем вы так, - Максим, наконец, позволил себе расхохотаться. - Она ж до утра сгорит от любопытства! Ходоки в нашей ситуации - секрет полишинеля. Ну чтобы изменилось, если бы вы ей про них рассказали?
   - Вот завтра сам и расскажешь, - достав кисет, Столбин принялся набивать табак в трубку. - Только, Максим, я не на нее злюсь, а на нас с тобой. А что если она права? И Орден в самом деле прошляпил что-то? Тебе такая мысль в голову не приходила?
   - Да ну вы что, Ерофей Алексеевич! Да разве в самом деле такое возможно?!
   - А ты представь, что будет, если возбудителя болезни использовать как оружие? Раскидал, предположим, с высотного дирижабля, мешки, начиненные этакой заразой, над крупным городом... И через два дня не город, а кладбище.
   - Но Орден...
   - А что Орден? Или, ты думаешь, если над Лиссабоном, прямо над ставкой Ордена такой мешок уронить, армаферрит спасет тамошних "братьев" от вируса?
   Максим поежился. Перспектива рисовалась не из приятных.
   - Ладно, Максим, давай ложиться. Это я так, взбодрил нас чуток. Мысль со счетов сбрасывать не стоит, но и значения пока придавать ей большого не будем. Все, иди укладывайся, завтра тебе наша ученая дама всю кровь выпьет... Тебе, кстати, что от нее надо было?
   - Выторговал у нее второй защитный костюм. Как-то мне неуютно без оружия по Грачевке ходить, а тем более теперь.
   - Что-то я уже сомневаюсь, что если там ходок есть, то он жив...
   - Не знаю, Ерофей Алексеевич, как в селе с ходоками, а все же что-то в этой виларской истории кажется мне подозрительным.
  
  
   С утра стало известно о двух вещах. Ночью кто-то пытался вломиться в земскую больницу, где встретил неожиданный отпор оставленных Матвеевым солдат. Неизвестному удалось скрыться, скорее всего, целым и невредимым. Узнав об этом, Максим позволил себе довольно ухмыльнуться и мысленно поздравил с правильным решением. Жаль только, что вилара (а теперь сомнений не оставалось, что это был он) не подстрелили при попытке спереть сигил - это решило бы массу проблем. Потому что второй новостью пневмопочтой из картотеки Пятой экспедиции прибыла копия розыскного дела на Тайпена Митти, в криминальном мире больше известного как Пион. Красавец-вилар имел три ходки по воровским статьям, срок за разбой и сейчас разыскивался за убийство любовницы в Петербурге. И, что самое интересное, числился полукровкой.
   - Знавал я такого, - Максим позволил Варваре проверить крепления защитного костюма. - По слухам, году этак в восемьдесят пятом Митти выбросило на берег около Гельсингфорса, где его подобрали и отходили местные рыбаки. Позднее он перебрался в Петербург, где тут же обокрал запавшую на его виларскую мордашку купчиху. А дальше пошло-поехало...
   - А много у нас таких, ну... гибридов? - спросила Варвара, не отвлекаясь от дела.
   - Случается, но редко, - Максим усмехнулся. - За прошлый век официально зарегистрировано всего с десяток случаев. А вот в последнее время, по учетам Пятой экспедиции, уже сотни полторы полукровок только по России-матушке проходит. Трещит мораль-то виларская по швам от общения с нашим братом-человеком... Тощаки таких бастардов не признают, бросают вместе с человеческим родителем. Полукровки, обычно, заимствуют виларскую внешность, но вот что у них в голове творится - сам черт порой не разберет. В Британии один такой лет сто назад развлекался тем, что резал глотки и препарировал девиц легкого поведения. Собственно, учитывая наклонности самого Пиона, не было основания сомневаться, что он полукровка. Но раз у него есть сигил, значит на самом деле Митти наследник одного из Домов по отцовской линии. Знать бы только, какого и за что его отлучили.
   Разведя руки в стороны, Максим затем сделал несколько шагов на месте. Специальный защитный костюм совершенно не мешал движениям.
   - Надо полагать, Митти в голову пришла гениальная мысль сбежать из карантина, закосив под солдата, - продолжил поручик, берясь за кобуру с револьвером. - Но я уже предупредил Матвеева, чтобы людей в патруле пересчитывали по головам, и на выходе из обеззараживателя сразу снимали шлемы.
   Как и предполагал Максим, облегающая кисть перчатка не создавала никаких помех для стрельбы из револьвера.
   Поручик и Варвара вышли из кунга ученых. На этот раз девушка шла налегке, прихватив с собой лишь чемоданчик с обычным врачебным инструментарием.
   - Максим Валерьевич, вы мне, наконец, расскажите, что такого здесь происходит? - спросила Варвара, оказавшись на улице. - Дело ведь не в беглом виларе, так?
   - Увы, если б мы знали... Но чтобы вы сказали, если бы узнали, что наш мир не единственный, где живут люди?
   - Тоже мне новость, - хмыкнула девушка. - Во вселенной столько звезд, что где-нибудь наверняка есть жизнь. Про это сейчас только ленивый не пишет.
   - Значит, вам проще будет это принять, чем мне в первый раз, - Максим покосился на спутницу. - Такой мир действительно есть, но другие звезды здесь не причем. Он, как бы это поточнее выразиться... рядом с нами, за стенкой. Только эта стенка невидимая, да и мир за ним тоже. И он не то, чтобы другой - это наша Земля, только у них все пошло не так. Люди там такие же, а вот все остальное - не как у нас.
   - Это как?
   - Долго объяснять. Вам главное знать, что иногда в стене между нашими мирами появляются дыры, и иногда в них проходят люди. Разные люди, - Максим автоматически потянулся к отозвавшемуся сполохом тупой боли шраму на груди, но вспомнил, что идет в защитном костюме, и опустил руку. - Иногда это просто испуганные и сбитые с толку бедолаги, оказавшиеся не в том месте и не в то время. Иногда нет. Вторые опасны, потому что там, на той стороне, что-то пошло совсем не так, и мир они видят совсем по другому, не так, как мы с вами. В Особой экспедиции я оказался после встречи с одним из этой, второй категории. И отвалялся два месяца на больничной койке с дырой в легком от пули. Не склонный к разговорам ходок попался, сразу палить начал, а мои нынешние коллеги вовремя не подоспели.
   - Да уж, на записного враля вы не похожи, да и контора у вас больно серьезная, чтобы басни рассказывать, - Варвара продолжала идти, даже не поворачиваясь к Максиму. - Значит, господин подполковник полагает, что в Грачевке вот такой же, как вы говорите, ходок объявился?
   - Ну, скажем, мы не исключаем такой вариант.
   - И если он притащил из своего мира какую-то неизвестную у нас заразу, это, на ваш взгляд, объяснило бы все происходящее?
   - Возможно.
   - Версия не намного безумнее диверсии, если подумать, - неожиданно легко согласилась Варвара.
   Они подошли к шлагбауму. Заранее предупрежденные солдаты пропустили поручика и девушку без разговоров.
   За прошедшую ночь веселее в Грачевке не стало. На улице по-прежнему царила гнетущая тишина, лишь изредка нарушаемая мычанием недоенных и голодных коров. Дым из труб поднимался едва ли над половиной домов.
   Максим и Варвара вышли на площадь, где наткнулись на воровато озирающегося мужика в тулупе. Максим тихо ругнулся и ускорил шаг. Завидев приближающегося поручика, мужик швырнул наземь заспинный мешок и довольно шустро припустил прочь.
   - Мародер, - брезгливо процедил Максим, пнув мешок, под которым расплывалось мокрое пятно.
   Внутри раздался стеклянный звон, лужа мгновенно увеличилась вдвое, а из лопнувшего шва выкатились консервные банки.
   - Заметили, куда побежал?
   Максима нагнала Варвара.
   - Да зачем, кто им сейчас заниматься будет? Подумаешь, консервы из лабаза спер.
   - Вы идиот! - всплеснула руками девушка. - А если у него или иммунитет, или он из выздоровевших? У него же антитела!
   Но мужика уже и след простыл.
   Всю дорогу до общежития карликов Варвара обиженно промолчала.
   Пусть льнотрепальная фабрика и простаивала, карлы нашли, чем заняться. Облачившись в теплые стеганые халаты, шапки-ушанки и валенки, они яростно чистили снег перед жилыми зданиями и на дороге к фабрике. Судя по огромным отвалам, занимались они этим давно и с потрясающим энтузиазмом. Ничто так не тяготило среднестатистического карлика, как отсутствие работы.
   Целью Максима служила мастеровая контора на первом этаже ближней к фабрике общаге. Наметанным взглядом он выцепил в кучке точивших лясы на крыльце карликов самого карманистого.
   - Доброго вам дня, мастер, - поручик подошел к карликам вплотную, чтобы никто не усомнился, к кому тот обращается.
   Карличья болтовня разом смолкла.
   - И вам доброго дня, начальник, - кивнул карлик, на внимание которого Максим и рассчитывал.
   - Мастер, не вы ли здесь старший?
   Глаза карлика хитро блеснули.
   - Я - Ганба Угловой.
   - Поговорить надо. По государственному делу.
   - Ну, если надо, так поговорим, - пожал плечами Ганба, не двигаясь с места.
   - Мастер, - в голосе Максима прозвенел металл.
   Карлик тут же сообразил, что перегнул палку.
   - Извините, начальник, времена нынче неспокойные, - забормотал он. - А документик у вас при себе имеется, что вы представитель власти?
   Ах, ты ж скотина такая, подумал про себя Максим, совсем от рук отбился без людского начальства. Встречаются и такие, среди этого смирного, в общем-то, народца...
   - А вы, мастер, кого-нибудь еще, кроме военных, здесь в защитных костюмах разве видели? - не повышая голоса, спросил Максим.
   - Ну, может и видел... - пробормотал карлик.
   - Ах, видел, значит, - прошипел Максим. - А ну марш со мной!
   - Стоять! - Варвара схватил Ганбу за ворот халата и развернув к себе лицом. - Больные в общаге есть?
   - Есть, - ответил побледневший карлик.
   - Чем болеют?
   - Да ничем особенным, госпожа докторша, - карлик чуток посоображал и добавил: - Есть температура, есть кашель. Таблетки пьют. Грипп, наверное.
   - А ну быстро меня к ним проводили! - рявкнула Варвара, тряхнув Ганбу за грудки.
   - Алта, проводи госпожу... э-э, докторшу, - съежился тот.
   - Будет сделано, мастер, - промямлил карлик, нервно мнущий в руках ушанку.
   Не дожидаясь провожатого, Варвара скрылась в дверях. Алта бросился за ней, справедливо полагая, что за нерасторопность грозная "госпожа докторша" с него шкуру спустит.
   Максим и Ганба отошли обставленному самодельными метлами сараю.
   - Ну, вот что, мастер-ломастер, - там, где мастеровой авторитет не подвергался угрозе, церемонится с карлой Максим не собирался. - Базар твой гнилой, я так и быть тебе прощаю, но и цацкаться мне с тобой некогда. Быстро выкладывай, что про вилара знаешь!
   - Есть такой, - зачастил Ганба. - Когда появился, не знаю, как зовут тоже. Да и не тощак он вроде, а бастард... У фабрикантши Митрофановой в хахалях ходил. А какая ж баба не западет на такого, а начальник? Но в селе она никому про него не говорила, только у нас на фабрике я да еще кое-кто про него знал. Тощак-то, он же в доме у Митрофановой редко появлялся, скрытный он, подлюка. Есть, видать, чего бояться. А здесь на фабрике у Митрофановой свой кабинет есть, со всеми удобствами. Вот она сюда к нему и бегала. А он любитель поохотиться страшный был, по два-три дня мог в лесу пропадать с самострелом. А на Масленицу, он...
   В халате карлика при этих словах словно хлопушка взорвалась. Во все стороны брызнули клочки ваты, и Ганба нелепо взмахнул руками.
   Максим нырнул за ближайший снежный отвал еще до того, как мертвый карлик, пускающий кровавые пузыри, рухнул на землю. Следующий выстрел расколол оконное стекло, звонко осыпавшееся из рамы. Только после этого карлики сообразили, что что-то происходит.
   На плохое зрение вилары никогда не жаловались. Стрелять этот поганец мог хоть с другого конца села, и отсутствие оптического прицела на "никоновке" ему не помеха.
   Прижимаясь спиной к отвалу, Максим скользнул к его краю. Вытащил револьвер из кобуры и положил палец на спусковой крючок.
   Первый же оказавшийся у тела Ганбы карлик заорал благим матом и ринулся прочь. Остальные, продемонстрировав завидную слаженность, составили ему компанию в бестолковой беготне по двору. На крыльце тут же показались любопытные обитатели общаги.
   Хоть бы девка не догадалась пойти посмотреть, в чем дело, подумалось Максиму.
   Он улегся на живот, прополз еще немного вперед и проколупал в снегу дыру, чтобы увидеть противника. Вилар засел на верхушке отвала в самом начале улицы и держал под прицелом всю дорогу до фабрики. Правда залечь, как Максим, он не скумекал, и фигура в пожарном костюме четко вырисовывалась на фоне стены стоящего сзади двухэтажного гостевого дома для сезонных рабочих.
   Максим выставил вперед руку с револьвером и прицелился. Шансов попасть в противника с такого расстояний у него практически не было, но этого и не требовалось.
   Пуля вышибла фонтан снега слева от вилара и соображаловка у того заработала на порядок быстрее. Тайпен Митти скатился с отвала вниз и исчез из поля зрения Максима. Тот, не медля, вскочил и кинулся через дорогу. Взлетая на отвал, он успел заметить выглядывающего вилара и наудачу еще раз нажал на спусковой крючок. Пуля вышибла стекло в окне, Митти мгновенно скрылся.
   Вскарабкавшись на гребень, Максим на мягком месте съехал вниз. Здесь наваленный трудолюбивыми карлами, снег громоздился целыми холмами. Проваливаясь в него по колено, поручик заковылял в сторону противника.
   Перебравшись через пару снежных завалов, Максим едва не выскочил на открытое место - расчищенный проход между домами. Одна пуля тут же зарылась снег рядом с поручиком, вторая вонзилась в стену дома.
   Максим выругался, выстрелил в ответ и нырнул за сугроб. Через несколько секунд он осторожно высунулся посмотреть, что происходит. Вилар не стрелял. Максим едва успел заметить, как тот скрылся за углом.
   Бежать даже в облегченном костюме с армаферритовым баллоном за спиной было тяжело. К тому же ежесекундно приходилось думать о том, чтобы не зацепиться за что-нибудь и не порвать ткань. Все-таки одно преимущество у толстых и неуклюжих пожарных костюмов было - прочность. Так что до лабаза, не смотря на небольшое расстояние, Максим добежал, хрипя как после стометровки на время.
   Выглянув из-за угла, он узрел спину вилара, уже успевшего добежать до площади. Как назло, ни одного солдата в этот момент там не оказалось.
   Вилар на мгновение остановился и обернулся. Максим, инстинктивно, нырнул за угол. Когда он снова выглянул оттуда, Митти сменил направление и побежал к церкви. Максим прицелился, выстрелил, и едва не взвыл от отчаяния - пуля промчалась мимо цели и громко дзенькнула о металлическую дверь притвора. Вилар словно налетел на стену, развернулся в сторону Максима и вскинул винтовку. Едва поручик успел укрыться за стеной, как пули замолотили в нее одна за другой.
   Стрельба прекратилась довольно быстро, но на этот раз Максим не спешил высовываться из укрытия. Поручик принялся за занимательную математику - он вспоминал, сколько пуль входит в винтовочный магазин и пытался подсчитать, сколько из них уже выпустил вилар. Увы, но получалось это не очень - в отличие от громогласного оружия ходоков, выстрел из обычной армейской винтовки звучал не громче потешного ружья для стрельбы по голубям.
   Тишина затянулась, и, не придя ни к каким определенным выводам, Максим пополз вперед. Как выяснилось, опасался он зря - вилар штурмовал невысокий забор, окружающий первый от площади двор.
   Вскочив на ноги, Максим бросился вдогонку. Он выстрелил еще два раза и попал в крашеные доски. Перезаряжаться на бегу было сущим безумием, поэтому Максим решил приберечь последнюю пулю в барабане.
   Вилар тем временем перевалился через забор, и Максим поднажал, совсем перестав глядеть под ноги. А зря, ибо тут же запнулся обо что-то тяжелое, отозвавшееся металлическим звоном, и едва не полетел носом вниз. Пытаясь удержать равновесие, Максим резко выставил вперед правую ногу, которая поехала вперед как по катку. Падать вперед Максим при этом, конечно, перестал, зато приобрел ускорение в противоположном направлении. Вид из шлема на забор со крывшимся виларом мгновенно сменился рыхлыми серыми тучами, и Максим со всей дури грохнулся на спину. Первым снежного наста, утоптанного за зиму до твердокаменного состояния, достиг крепившийся на спине армаферритовый баллон, который хоть и был поменьше пожарного, но справился с вышибанием воздуха из легких не менее успешно. А затем в соприкосновение с настом вошла задняя стенка шлема, передавшая энергию удара максимову затылку.
   Прежде чем отключиться, Максим еще успел мысленно пообещать чертовому магазинному воришке укантовать его в кутузку по полной.
  
  
   Возвращение в мир произошло рывком, словно свет включили.
   Мир нависал над Максимом потолком приемного покоя грачевской уездной больницы с отслаивающейся штукатуркой. Попытка привести тело в вертикальное положение серьезно поколебало устойчивость стен и потолка, заставив их поехать куда-то вбок.
   Из желудка тут поднялся обжигающий ком и попытался вырваться наружу. Сообразив, чем ему это грозит, Максим крепко сжал зубы и попытался задавить спазм.
   - Лежите, у вас же запросто сотрясение может быть!
   На печи Максиму требовательно опустились руки в защитных перчатках.
   - Отстаньте, - отмахнулся поручик от Варвары. - Я прекрасно знаю, что такое сотрясение. У меня их два было.
   Приемный покой в глазах Максима обрел устойчивость.
   - Как я сюда попал?
   - Варвара Ивановна притащила.
   Из-за шлема Максим сперва не узнал голоса. Мгновением позже до него дошло, что это Столбин.
   Начальник Максима сидел за столом вместе с Гореловым. Выглядел уездный врач чуть лучше, чем вчера - примерно как свежий покойник отличается от такого же недельной давности. На столе перед ними лежали исписанные листы бумаги.
   - Ладно, Ерофей Алексеевич, вы шутить изволите! - на осмысление слов Столбина у Максима ушло некоторое время.
   - Да какие уж тут шутки, - фыркнула Варвара. - Чуть руки себе не оборвала, пока волокла. В костюме-то и не сказать так сразу было - живы вы или нет.
   Максим обернулся на девушку и едва не вскрикнул. На защитный костюм Варвары был наброшен клеенчатый фартук, изгвазданный в крови.
   - Святый боже, ну и видок у вас! - пробормотал Максим.
   - Ну, не ждать же было, пока вы в себя придете, похлопывая по щечкам как кисейную барышню, - Варвара заметила багровый развод на рукаве и обтерла его о фартук. - Мертвецы сами себя не вскроют. Вы лучше скажите, куда вас нечистая понесла? Пять минут меня не было, вышла на улицу - а там уже труп и толпа карликов в истерике.
   В голове Максима что-то щелкнуло, и перед глазами всплыли последние события.
   - Митти! - Максим попытался вскочить, чем вызвал перед глазами преизрядную качку. - Этот гаденыш пришил карличьего мастера, едва не грохнул меня и скрылся!
   - Тихо, тихо, Максим! - на этот раз даже Столбин вскочил из-за стола, чтобы поддержать поручика, которого повело в сторону.
   Столбин и Варвара подхватили Максима под руки и усадили за стол рядом с трясущимся под тулупом Гореловым. Земского доктора все еще била лихорадка.
   - Митти здесь скрывался у фабрикантши Митрофановой, - затараторил Максим. - Охомутал бабу в возрасте, и вил из нее веревки. Пока все спокойно было, по словам карлика, Митти на фабрике жил, в личных кабинетах Митрофановой, да периодически в усадьбу наведывался...
   - Совпадает, а? Верно ведь, Дмитрий Валентинович, - Столбин забарабанил пальцами по столу.
   Только теперь Максим разглядел, что там была разложена схема села. Часть домов была обведена кружками с датами.
   - Мы тут с Дмитрием Валентиновичем попытались хронологию распространения заразы рассчитать, - объяснил Столбин, заметив интерес Максима к схемам.
   - Если подумать, Митрофанова и ее обслуга могли быть первыми, кто заболел, - хриплым голосом сообщил Горелов. - На Прощеное воскресенье фабрикантши на гуляниях не было, а она всегда на них приходила. Я еще думал наведаться к ней, но потом как все пошло-поехало... А среди первых больных ко мне попали Быковы и Семецкие. У Быковых дочка в служанках у Митрофановой была, а Семецкий истопником в усадьбе работал. Саму Митрофанову я, как эпидемия началась, не видел. Даже не знаю, жива ли до сих пор.
   - А беглый наш вилар, значит при фабрикантше в альфонсах ходил? - задумчиво произнес Столбин.
   - Церковь! - Максим снова вскочил, но на этот раз обошлось без последствий. - Когда я бежал за Митти, он сперва шпарил к церкви, и в другую сторону рванул только после того, как понял, что я его засек! Головой ручаюсь, что-то у него там есть!
   Максим отшвырнул табурет и рванул к двери. Недомогание разом отступило.
   Дверь распахнулась, и Максим едва не налетел на двоих солдат с носилками.
   - Вашбродь, кого несть-то? - спросил один из них.
   - Никого уже, бросай носилки и за мной! - скомандовал Максим.
   Солдаты расступились, пропуская поручика. Максим со всех ног припустил к площади.
   Добежав до церкви, Максим на мгновение оперся рукой о дверь, переводя дыхание. На зеленой краске тускло поблескивал след от пули.
   Максим потянул массивное дверное кольцо на себя и створка бесшумно отворилась. Без газовых ламп в церкви царил полумрак. Света из узких окон по самым сводом едва хватало чтобы разглядеть толпящиеся по углам лики святых да пышный иконостас - семейство Митрофановых, видать, не поскупилось на дом божий. Но без привычного запаха ладана и теплых огоньков свечей, от скорбно взирающих на Максима святомучеников по коже пробирал мороз. Ворвавшийся в открытую дверь сквозняк зашелестел страницами раскрытой на аналое Псалтири.
   Сзади послышался топот, и в притвор вломились двое солдат.
   - Осмотрите алтарь, - приказал им Максим, хотя уже на все сто был уверен, что никого и ничего там нет.
   Сам он направился к неприметной дверце, упрятанной в темный угол притвора. Приоткрыв ее, Максим уперся взглядом в железную спиральную лестницу. Втиснувшись в узкий проход, он забрался по ступенькам туда, куда и предполагал - на колокольню.
   Здесь намертво привязанными к козлам веревками от колоколов гудел ветер. Все село лежало как на ладони, и даже виден был караул у шлагбаума, бредущие между домами солдаты и парящий над ветрозащитной полосой аэростат. Неудивительно, что Митти устроил себе здесь наблюдательный пункт. И без необходимости не покидал его.
   На скамье с воткнутым в нее ножом стояла открытая банка тушенки. У скамьи валялись усыпанная медными бляшками кожаная куртка на меху и бесформенная груда овчинного тулупа, высилась укрытая мешковиной пирамида консервов, рядом лежал самострел с обоймой болтов, и брезентовая сумка с угловатыми виларскими узорами. Максим схватил сумку и перевернул ее, вываливая под ноги содержимое - точильный набор, мастерски вырезанные костяные статуэтки, кожаный кошель, отмычки, моток дратвы, десяток толстенных пачек сторублевых ассигнаций. Последним из сумки вывалился предмет, при виде которого Максим испустил радостный вопль.
   Зажав находку в кулаке, поручик пулей слетел вниз по лестнице.
   - Эй, бойцы, отбой тревоги! - крикнул он, вваливаясь в притвор.
   Из-за катапетасмы выглянул один из солдат и, хотя латунные маски полностью скрывали лица, Максим ни на секунду не усомнился, что на него посмотрели как на полоумного. Стукнулся головой - ну что с такого взять?
   Но Максиму было все равно. Едва выйдя из притвора, он снова припустил полным ходом к земской больнице.
   В приемный покой Хромов влетел, сипя как паровоз. Воздух внутри его костюма кипел, пот катился по спине градом, и даже глаза начинало есть. К тому же дыхательный аппарат не предназначался для спринтерских забегов и, как и при погоне за виларом, Максим ощутил нехватку воздуха.
   Согнувшись пополам, он жадно хватал ртом горячий воздух, не в силах сказать ни слова.
   Столбин, Горелов и Варвара уставились на Максима, ожидая, пока тот придет в себя. Вообще, у Максима сложилось впечатление, что когда он вбежал в покой, Горелов и Варвара о чем-то спорили, и его появление этот спор перервало.
   - Вот! - Максим со всего размаху хлопнул ладонью с находкой об стол.
   Когда Максим убрал руку, на столе лежало нечто, сперва показавшееся Горелову и Варваре странным наручным украшением - плоским восьмиугольным медальоном на черных чуть поблескивающих ремешках. При внимательном рассмотрении, медальон оказался сделан из того материала, что и ремешки. Стеклянная пластинка на крошечных болтиках накрывала его сверху, снизу была привинчена металлическая бляшка. На стекле красовались непонятные надписи на латинице. В центре стекла в белом окошке виднелись прямые черные цифры.
   Варвара изучала их несколько мгновений, после чего перевела взгляд на настенные ходики.
   - Судя по цифрам на стекле я бы, конечно, сказала, что это часы, - задумчиво произнесла она. - Но только странные они какие-то.
   А все-таки башковитая девка, подумал Максим.
   - А это и есть часы, - Столбин взял находку Максима в руки. - И у нас таких делать не умеют.
   - Орденские? - спросил Горелов.
   - И Орден такую штуку тоже соорудить не может, - Столбин покачал часами в воздухе, держа их за ремешок. - Это пластик. Материала для его производства нет ни в Ордене, ни вообще в нашем мире. Не говоря уж о механизме...
   - А потому что нет там никакого механизма! - не выдержал Максим. - Ни колес, ни шестеренок, ничего!
   - Эти ваши ходоки, они что, волшебники? - спросила Варвара. - Как в романах для недорослей?
   - Да какой там! Я же вам говорил, что у них там все не так, на той стороне? Вот и наука у них совсем другая. Для чего нужны некоторые вещи, которые нам с той стороны попадают, даже наш орденский консул Минин не знает.
   - Или не говорит, - Столбин положил часы на стол. - Ладно, это уже неважно. Возвращаемся в лагерь, и я вызываю из Петербурга подмогу. Как прибудет - сразу начнем прочесывать деревню, дом за домом.
   - Мало нам было военных, теперь ваши все вверх дном перевернут, - вздохнул Горелов. - Ведь искали уже...
   - У Матвеева людей в защитных костюмах было слишком мало для нормального осмотра. Через такую гребенку только ленивый не ушел бы. Но от наших людей ни Митти, ни ходок не скроются. Как волков загоним.
   Столбин встал из-за стола.
   - Варвара Ивановна, вы идете с нами?
   - Пока останусь, - откликнулась девушка. - Надо еще кое-какие анализы сделать и вскрытие закончить.
   Максим и Столбин вышли на улицу. У ворот их дожидались все те же двое солдат.
   - Останетесь с доктором Кольцовой, - приказал им Столбин. - Как закончит - проводите за карантин. И глаз с нее спускать.
   С севера задуло ледяным ветром, который принес первые признаки надвигающегося ненастья. Не успел Максим дойти до ворот, как нависавшие над Грачевкой тучи прорвало и повалил тяжелый мокрый снег.
  
  
   Узкий откидной стол Варвары Ивановны у стенки кунга был завален стопками записей, книг с мудреными названиями вроде "Дифференциальная диагностика инфекционных болезней" или "Справочник по клинической эпидемиологии", запечатанными пробирками (на которые Максим сперва косился с опаской), металлическими коробками для шприцов, бутыльками темного стекла, бюретками, чашками Петри. С одной стороны этот хаос подпирал мирно побулькивающий автоклав, с другой - массивный привинченный к столешнице микроскоп. Внутренности кунга, заставленные лабораторным оборудованием, освещали две мирно шипящие лампы на потолке.
   - Это точно грипп, - объявила Варвара, облокотившись о стол и закуривая очередную папиросу.
   Уму было непостижимо, откуда у нее находилось их столько. По примерным подсчетам Максима, за два дня Варвара выкурила не меньше трех пачек, и, похоже, запасы ее к концу подходить и не думали. Папиросы же были не из дешевых - "Герцеговина Флор", по пятнадцать копеек за пачку.
   - Простите, Варвара Ивановна, но грипп, насколько я помню - это сопли и температура, - выразил свое удивление Максим, разместившийся на вращающемся табурете напротив девушки. - Ну, голова еще немного поболит...
   - В вашем случае это нехарактерный симптом - болеть, похоже, особенно нечему, - огрызнулась Варвара. - Ежегодно от гриппа умирают до полумиллиона человек. У меня и до этого подозрения были, а после того, как я осмотрела больных карлов, сомнений не осталось. Это грипп, карлики им болеют в обычном, так сказать, режиме. То есть, как вы выразились - с соплями и температурой.
   - А люди в каком режиме болеют?
   - В хреновом. То, что мы приняли за основные симптомы, на самом деле развивающиеся на базе гриппа осложнения. И причина - гиперреакция иммунной системы.
   - А можете теперь по-русски объяснить?
   - Про мутации вы слышали?
   - А у вас в предках иудеев не было? - не удержался Максим.
   - Что-о? - уставилась на него Варвара.
   - Да ничего, продолжайте. Знаю я, что такое мутации.
   До Варвары дошло, что ей отплатили ее же монетой, так что пришлось проглотить.
   - Говоря проще, в генах людей из поколения в поколение накапливаются изменения, - сказала она и затянулась. - Значительная часть из них безвредна, по крайней мере, большую часть времени. Эти изменения накапливаются и накапливаются, пока - бабах! - не случается то, что случилось в Грачевке.
   - Но я так и не понял, что здесь случилось.
   - Накопление высокочувствительных к вирусу генотипов.
   Вот язва-то девка, подумал про себя Максим, нормальных человеческих слов совсем использовать не хочет. Но вслух спросил:
   - Только в Грачевке?
   - Да если бы! Вы понимаете, господин поручик, эпидемии гриппа случаются ежегодно. Серьезной, прям массовой эпидемии в России не было с позапрошлого века. Сто с лишним лет изменения генотипа копились, пока в Грачевке не появился серовар, специфичный именно к этим изменениям. Если он вырвется за пределы Грачевки, полстраны превратится в кладбище, прежде чем мы успеем принять какие-то меры.
   Максим заерзал. От сидения на неудобном табурете затекали ноги.
   - Значит, чума никак не связана с появлением ходока? - спросил он.
   - О нет, теперь я твердо уверена, что этот ваш пришелец и послужил причиной всех местных бед. Слишком много факторов говорит за это. Собственно, его кровь была бы бесценным материалом для исследования.
   - Почти все первые заболевшие, если верить Горелову, уже умерли. Так что шансов найти ходока живым маловато.
   - Да вот я как раз так не думаю, - Варвара задумчиво стряхнула с папиросы пепел прямо на пол.
   - Что?!
   - Представьте, что там, за этой вашей невидимой стеной, пандемия была, и не одна. Все чувствительные генотипы были элиминированы... Ну, то бишь, за стеной все, у кого вирус мог такие осложнения вызвать, погибли, и больше там люди с таким генотипом не появлялись. Таким образом, если организм вашего среднестатистического ходока заражается гриппом, то он переносит заболевание в относительно легкой форме. Просто потому, что у него отсутствуют чувствительные к господствующим серотипам гриппа гены. А теперь напрягите извилины и скажите мне, что происходит, если зараженный тамошней формой гриппа попадает к нам?
   Максим мрачно хмыкнул. Если в словах девушки была хоть доля истины, ответ на вопрос находился прямо тут, за ветрозащитной полосой и ограждением из колючей проволоки.
   - Вот и я о том же, - согласилась Варвара. - Те карлики, которых я осмотрела, болеют гриппом. Самым обычным, без осложнений. Значит, у них просто отсутствует чувствительный генотип. Ваш беглый вилар тоже, судя по всему, слишком резв, чтобы быть больным. Хотя за него я без вскрытия судить не берусь.
   - А разве мы не можем тогда просто вылечить грипп? - Максим решил не развивать тему отношения доктора Кольцовой к виларам. - Когда я в том году свалился, мне доктор выписал какие-то микстуры и порошки...
   - Я сейчас вам открою страшную тайну, от которой зубы сводит у всех владельцев фармацевтических компаний с их хваленым антигриппозными препаратами, - Варвара затушила наполовину скуренную папиросу и тут же потянулась за новой. - Все эти чудо-пилюли - полное фуфло. Они сбивают вам температуру, лечат кашель и насморк, и так далее. Но ни одна, мать его, таблетка или микстура не борется напрямую с вирусом. Только с симптомами - что, на самом деле, не так уж и неэффективно. Но в случае с гиперреакцией проку от таких лекарств как от козла молока.
   Варвара вскочила со стула, подошла к двери и открыла ее. В кунг вместе с холодным воздухом полетели хлопья мгновенно тающего снега. Не обращая внимания на непогоду, девушка продолжала курить, стряхивая пепел за порог.
   - Но это еще не самое страшное, - наконец снова заговорила она. - Я подозреваю, что высокая вирулентность - результат отсутствия у людей нашего мира каких-то генетически обусловленных иммунных механизмов, которыми из-за разницы условий обитания обладают люди в том мире. Это специфика заразы с той стороны, как вы выражаетесь. Но вирус в Грачевке локализован, и, скорее всего, нам даже удастся создать вакцину. Только вот нет никакой гарантии, что от нее в следующий раз будет какой-нибудь толк.
   В груди у Максима нехорошо екнуло. Он встал из-за стола и подошел к двери. Ему требовался свежий воздух.
   - У гриппа, по последним наблюдениям, такая высокая мутационная изменчивость, что у нас от местных-то серотипов вакцина на следующий год уже зачастую не действует, - Варвара продолжала вещать, несмотря на летящий в лицо снег. - Но, что самое страшное, если такой серотип возник в том мире, то он может появиться и у нас. Это вообще чудовищное везение, что нынешний носитель объявился в Грачевке, а не, скажем, в Петербурге. В следующий раз может так не повезти - крупные города, исключительно в силу действия эволюционных механизмов, гораздо более благоприятная среда для мутаций...
   Снаружи мело так, что в десяти шагах видно ничего не было. Из-за этого лагерь почти полностью опустел - Матвеев усилил оцепление всеми стоящими на ногах солдатами.
   - Тот, кто рискнет использовать такие вещи как оружие должен быть на самом деле сумасшедшим, - Варвара покосилась на подошедшего Максима. - Это все равно, что играть в русскую рулетку. Моя вера в человека, господин поручик, конечно слаба, но, видимо, не настолько, насколько у вашего начальника.
   - Он слишком долго имел дело с ходоками, - пожал плечами Максим, всматриваясь в снежную пелену. - Не то, чтобы он их ненавидит, скорее в каждом видит угрозу.
   - Вы с ним не согласны?
   - Зачастую они просто люди, оказавшиеся не в том месте и не в то время.
   Максиму показалось, что с неба сквозь снег пробивается свет.
   - А дыра в вашем легком, значит, не дает основания согласиться с начальством? - саркастически заметила Варвара.
   - Тому, кто в меня стрелял, без разницы было, в каком мире это делать.
   Максим уже понял, что не ошибся - через снежную пелену ползли два огненных столпа. Спустя несколько мгновений с небес раздался трубный глас, от которого завибрировали внутренности.
   Максим и Варвара вышли наружу под обстрел валящего только что не комками снега. Из палаток потянулись солдаты, оставленные в лагере, а в распахнувшемся проеме штабной палатки обрисовались словно вырезанные из черной бумаги силуэты Столбина и Матвеева.
   Максим задрал голову, моргая от летящего в глаза снега. На него опускалась исполинская туша небесного кашалота, обшаривающая слепящими прожекторами.
   Прибыл "Северодвинец" с жандармами из Петербурга.
  
  
   Строй жандармов в защитных костюмах являл собой гротескное зрелище - словно в Грачевке решили провести чемпионат страны среди пожарных. Выбрав, как это всегда на Руси бывает, самую неподходящую погоду и время. И выдав каждому по новенькой винтовке.
   К шлагбауму подогнали гусеничные кунги с компрессорами и баллонами. Войсковые механики занимались проверкой оборудования и накачивали дыхательной смесью дополнительные баллоны.
   - Равняйсь! Смирно! - гаркнул комроты, завидев подходящего к строю Столбина. В свете прожекторов парящего в снегообильных воздусях "Северодвинца" тускло отблескивали полковничьи звезды на погонах шинели.
   - Вольно, - устало отмахнулся Столбин. - Командиры подразделений - ко мне.
   Со Столбиным находились Матвеев, Максим и прибывший на борту "Северодвинца" Урицкий, имеющий на руках судебный приказ на арест Тайпена Митти. Вокруг них собрались жандармский ротный Кимчев и командиры взводов. Невдалеке околачивалась вездесущая Варвара Ивановна, разумно рассудившая, что пока господа офицеры решают важные вопросы, путаться под ногами не стоит.
   - Итак, коллеги, - начал Столбин. - Время зря не тратим, по два раза повторять не буду. Задача перед вами простая - выловить скрывающегося в селе вилара, и, возможно, ходока. Никаких особых примет не диктую, вилар там один на всю деревню, ни с кем не перепутаете. А вот о ходоке у нас никаких сведений нет, так что действуйте по обстановке. Особенность ситуации всем ясна? Меры безопасности никому разъяснять не надо?
   - Обижаете, господин подполковник, - отозвался Кимчев. - Все строжайше проинструктированы.
   - Деревня оцеплена силами Петрозаводского 103-го полка. Ваши подразделения входят через оцепление по центральной дороге, после чего разворачиваются и повзводно начинают прочесывать каждый дом, все погреба и пристройки. Направление движения от шлагбаума к усадьбе Митрофановой. Карты все выданы?
   - Так точно, - откликнулся слаженный хор.
   - Наличие больных в доме во внимание не принимать, но и палку не перегибать. Попытки оказать сопротивление пресекать быстро и жестко, но без стрельбы. При осмотре дома у каждого выставлять часовых, чтобы следили даже за задворками и контролировали проходы между дворами. Мышь не должна проскользнуть, не то что взрослый вилар. Как дойдете до площади, разделиться на две группы. Основная продолжает двигаться к усадьбе с осмотром людских дворов, в дополнительную выделить два взвода на карловские общаги и пустующие дома напротив них. Как закончат там, переходят к фабрике.
   Столбин достал из кармана шинели брегет и отщелкнул серебряную крышку.
   - Поддержку будет осуществлять "Северодвинец", на борту остаются наблюдатели из команды, так что не забудьте выделить человека с переносным семафором для приема и передачи сообщений. В два часа ночи "Северодвинец" выдвигается на позицию над Грачевкой. После того, как он даст освещение, сразу приступаем к операции. Через десять минут разделить подразделения по направлениям поиска и доложить о готовности.
   Унтера разошлись доводить указания Столбина до подчиненных.
   - Может, все-таки группу СОМ надо было вызвать из Питера? - Максим критически осмотрел строй "пожарных".
   - Сомы, Максим, нам точно не понадобятся, - Столбин убрал в карман брегет. - Не их профиль. Рота жандармов лучше здесь справится. Загонят этого Пиона как волка. А найдем вилара - выясним, что с нашей ходячей чумой случилось.
   - Пусть запишут дома, где здоровых встретят! - улучив момент, подошла к Столбину и Максиму Варвара. - Если даже не ваш пришелец окажется, так нам потом пригодится для исследований.
   - Ну-ка поясните, - заинтересовался Столбин.
   Варвара коротко изложила ему свою теорию возникновения заболевания.
   - Так что, вполне возможно, что если в селе есть пришелец, то он либо болеет в легкой форме, либо уже вообще реконвалесцент, - закончила она.
   Столбин некоторое время обдумывал слова Варвары, после чего крикнул:
   - Кимчев!
   - Я, ваше высокоблагородие, - отозвался капитан.
   - Дома, где встретите здоровых или выздоравливающих, пусть записывают и оставляют по паре человек присмотреть. И сразу выясняйте, знают ли их живущие в доме. Потом специалисты подойдут с ними разбираться.
   - Будет сделано!
   Закончив инструктаж, унтера вернулись к Столбину и доложили о готовности.
   - Алексей Иванович, - повернулся Столбин к Матвееву. - Пусть семафорщики передадут на "Северодвинец" сигнал к выступлению.
   Обменявшись серией вспышек со стационарным армейским семафором, бесшумно зависший над лагерем "Северодвинец" запустил заиндевевшие винты. Следом с бортов гондолы в землю вонзились слепящие лучи поисковых прожекторов. "Северодвинец" начал набирать высоту, и когда его стало почти не видно из-за снега, с носа гондолы врубили батарею мощнейших зеркальных осветителей, вспыхнувших словно маленькое солнце.
   Максим охнул и прикрыл глаза рукой. Его примеру последовали остальные.
   Пока жандармы надевали шлемы и проверяли защитные костюмы, дирижабль двинулся на деревню, в которой мгновенно наступил солнечный полдень, накрывший первые от въезда дома.
   - Ну, Максим, пора, - Столбин направился к кунгу, где его уже ждал со шлемом в руках старый знакомец Кучма. - Варвара Ивановна, куда опять подевался ваш научный руководитель?
   - Роется в моем столе, - ответила девушка, разглядывая залитую светом Грачевку. - Ищет записи о болезни, результаты вскрытий и проб. Надо ж ему будет как-то отбрехиваться перед Противочумной комиссией и кафедрой. Старый козел, - с чувством добавила она. - Господи, вы что, надеялись, что он с вами пойдет?!
   Столбин взял у Кучмы шлем и посмотрел на Варвару.
   - А знаете что, Варвара Ивановна, давайте-ка вы с нами, - предложил он. - Мы с Максимом Валерьевичем двинем в арьергарде, так что вашему драгоценному здоровью ничего не грозит... В селе сейчас будет столько жандармов, что и царя-батюшку нашего Александра не страшно запустить было бы. А в свете ваших последних измышлений, вы нам можете там крепко пригодиться.
   Уговаривать девушку долго было не надо. Шлем она натянула задолго до того, как Столбин и Максим сделали первые глотки дыхательной смеси.
   Они с присоединившимся по дороге Матвеевым, вошли в село вслед за последним взводом жандармов. Повинуясь не столько необходимости, сколько рефлексу, молодой солдат на посту опустил за ними шлагбаум.
   Жандармы свое дело знали и, не смотря не необычные условия, действовали ловко и слажено. На двор у одной группы уходило минут по пятнадцать-двадцать, после чего она двигалась дальше. Судя по всему, ослабевшим от болезни жители Грачевки и не приходила в голову мысль оказывать жандармам сопротивление. Даже до этих мест дошли дурные страшилки о Третьем отделении, которые плодила людская молва. На этот раз от них была хоть какая-то польза.
   Когда жандармы добрались до площади, Максим с горечью отметил, что под охраной из осмотренных домов остался не больше полдесятка. В одном из них обнаружился давешний увешанный соплями мародер, но и это не подняло настроения Максиму. Прогнозы Варвары о повышенной заразности болезни для людей оправдывался в самом худшем варианте.
   На площади жандармы разделились. Два взвода, обвешавшись фонарями, отправились в сторону фабрики и карличьих общежитий, остальные, сопровождаемые потоками света с "Северодвинца", в которых снег на лету превращался в дождь, двинули дальше по людской части села.
   Столбин сотоварищи присоединились ко второй поисковой партии.
   Когда впереди сквозь скрюченные скелеты яблоневого сада замаячили колонны двухэтажной усадьбы Митрофановой, начала заниматься заря. Небо на востоке прочистилось, "Северодвинец" погасил прожектора и теперь бесшумно парил над селом.
   Жандармы взяли в кольцо здание, из труб которого не поднималось ни единой струйки дыма. Несколько человек отправились осматривать флигеля.
   Столбин, Максим, Матвеев и что-то строчащая в записной книжке Варвара остались стоять у подтаявшей ледяного ската, украшенного резными ледяными же фигурами. Судя по рассказам Горелова, фабрикантша каждую зиму устраивала потешные горки и каток из своего пруда для местной детворы. Об этом же говорили и кривобокие снеговики, торчащие из снега то здесь, то там.
   Оцепив усадьбу, жандармы втянулись в центральный ход. В мертвых окнах замелькали огни фонарей.
   Словно духи буйствуют, почему-то подумалось Максиму.
   - А это кого нечистая несет? - раздался голос Матвеева.
   Максим и Столбин обернулись. Варвара даже не оторвала голову от своей писанины. К усадьбе ковылял кто-то из местных жителей, укутанный в тулуп. Наперерез ему двинулись двое жандармов.
   - Отставить, - крикнул им Столбин. - Дмитрий Валентинович, ну куда вас в вашем состоянии несет?
   Горелов, закутанный в шарф поверх тулупа, из которого торчал ворот толстого верблюжьего свитера, в валенках, но с непокрытой головой, едва переставлял ноги, однако упрямо топал в направлении усадьбы.
   У горки он остановился, чтобы перевести дух.
   - Уф, дошел таки! - выдохнул земский врач и тяжело закашлялся.
   Когда приступ кашля прошел, Горелов торопливо заговорил.
   - Сегодня понял, что ходить сам могу. Вот, решил сразу до Марии Николаевны дойти. Надо хоть узнать, жива ли... Совестно, знаете ли, господа. Она с мужем для Грачевки сделали столько, сколько уезд за четверть века не сподобился, а я при нужде и помочь ничем не смог.
   - А смогли бы? - скептически хмыкнул Столбин.
   - Не смог, - угрюмо согласился Горелов.
   - Ждите, Дмитрий Валентинович, - Столбин воткнул трость в снег и оперся на нее. - Усадьбу сейчас обыскивают. Закончат - пойдете. Если будет зачем...
   Впятером они дождались окончания обыска. Из дверей усадьбы выбежал капитан Кимчев, покрутился на месте, выискивая начальство, и направился к Столбину.
   - Разрешите доложить, ваше высокоблагородие: осмотр закончен. Вилара не нашли.
   - Выжившие есть? - спросил Столбин.
   - Никак нет, все мертвы.
   - Черт! - выругался Столбин. - И здесь мимо... Дмитрий Валентинович, пойдете в дом?
   - Что? - вскинулся Горелов. - А, да, конечно!
   - Тогда через две минуты с нами будьте готовы отправиться, - Столбин повернулся к Максиму. - Будь добр, дойди до семафорщика, пусть через "Северодвинца" спросит, как дела на фабрике.
   Максим огляделся. Семафорщик обнаружился без труда. Жандарм устало развалился на скамейке между двумя голыми яблонями, сбросив газовый баллон и прожектор на землю. Быстрым шагом Максим направился к нему
   - Горючка еще есть?
   - Так точно, вашблародь, - отозвался жандарм. - Что передавать будем?
   Покряхтывая, жандарм поднялся со скамьи и повернул вентиль, пуская газ. За створками прожектора вспыхнуло пламя.
   - Пусть запросят группу с фабрики о результатах поисков.
   Семафорщик задрал прожектор в сторону "Северодвинца", и защелкал створками. Об гондолу дирижабля замолотил яркий голубой луч, хорошо заметный на фоне громоздившихся на западе мрачных туч. Пульсация света напомнила Максиму иллюстрацию к "Войне миров" Уэллса - зачитанную до дыр в отрочестве первую книгу на английском языке, которую ему привез дядя-дипломат.
   На "Северодвинце" тоже не дремали, и с борта ударил новый луч, очередью вспышек переправивший запрос Максима группе на фабрике.
   Ее ответа Максим не различил, но через пару минут семафор на дирижабле просигналил новое сообщение.
   - Передают, что поиск закончили и никого не обнаружили, - почти сразу же перевел жандарм световой код на русский.
   Максим чертыхнулся, и побежал обратно к Столбину.
   Выслушав Максима, тот повернулся к Матвееву.
   - Алексей Иванович...
   - Я за своих людей ручаюсь головой, - не дал договорить Столбину полковник. - Не могли они его упустить, у меня сейчас в три раза больше солдат в оцеплении стоит!
   - Ерофей Алексеевич, если рассуждать логично, то Митти может только в двух местах быть - или здесь, или на фабрике, - сам Максим был твердо уверен в первом. - В селе ни у людей, ни у карликов его нет. Фабрику надо прочесать еще раз, послать туда дополнительную группу. И самим осмотреть усадьбу. Здание старое - надо каждую подозрительную доску отодрать, каждый шаткий кирпич проверить.
   - Дмитрий Валентинович? - Столбин осторожно тронул за рукав врача, вновь ушедшего в себя.
   - Да? - откликнулся тот.
   - Вы часто бывали в усадьбе?
   - Нередко, - лаконично ответил Горелов.
   - А не приходилась ли вам слышать про какую-нибудь потайную комнату?
   - Была одна, Мария Николаевна как-то рассказывала смеху ради. Дом, до того как его покойный Митрофанов купил, правнукам каких-то ссыльных дворян принадлежал, и веке этак в семнадцатом-восемнадцатом тут места неспокойные были, два или три бунта крепостных случилось. Вот и сделали предыдущие хозяева себе схрон. Обнаружился, когда отопление на газовое переделывали.
   - Ага! А я что говорил! - обрадовался Максим.
   - А где тайник находится, показать можете?
   - Сам не видел, а вот Мария Николаевна говорила, что вход был из гостиной на первом этаже. Только, вроде, после ремонта его замуровали...
   - Пойдемте, глянем, - Столбин врывал трость из снега и зашагал к дому. - Кимчев - со мной, и людей собери.
   - Я тоже с вами! - на этот раз Варвара бросила свою писанину.
   - Да идите, чего уж, - махнул рукой Столбин. - Под ногами только не путайтесь!
   Изнутри усадьба выстыла напрочь. Газ в рожках прогорел, похоже, давно, а печи не топили еще дольше. В полутемной передней взгляд Максима наткнулся на скукожившиеся фикусы в кадках, по углам образовалась наледь. Ясеневый паркет покрывали грязные следы жандармских сапог.
   - Гостиная налево, - хрипло прокаркал Горелов.
   - А если там подземный ход? - вдруг осенило Максима.
   - Ерунда, был бы ход, Митти давно бы уже через него сбежал, - Столбин посторонился, пропуская Горелова.
   Сопровождаемые жандармами, они прошли рояль с откинутой крышкой и тремя почерневшими розами в вазе. За музыкальным инструментом на полу лежал труп. Что-то в его позе показалось Максиму подозрительным.
   - Ерофей Алексеевич, погодите!
   Он подошел к мертвецу и присел на корточки.
   - Знаете его? - спросил Максим у Горелова.
   - Глеб Федотыч, управляющий, - Горелов выглянул из-за рояля, но подходить не стал. - Суровый дед был, из бывших военных. Вот уж не думал, что и его болезнь доконает...
   - А его болезнь и не доконала, - Максим ухватил покойника за каменное плечо и перевернул. - Не мне судить, насколько он плох был, но помер точно от того, что получил перо в бок.
   Максим зажег фонарь и осветил тело. На теплом халате покойника, надетом поверх фуфайки, расплылось темное пятно. В центре пятна зияла прореха. Кровь намертво приморозила одежду к телу.
   - Эта тощакская гнусь здесь точно побывала, - Максим поднялся на ноги. - Я, Ерофей Алексеевич, голову даю на отсечение, что он сейчас в схроне сидит. Служивые, за мной!
   Максим устремился в распахнутые двери гостиной.
   - Ковры, столы - все к едрене фене из комнаты вытащить, шкафы тоже! - распорядился он, едва оказавшись в гостиной. - Простучать каждую паркетину, каждый сантиметр в стенах!
   Жандармы кинулись исполнять указание, подняв невообразимый грохот. Горелов скривился, глядя на то, с каким рвением в двери летят прочь недешевые, в общем-то, стулья. Из горки, которую поволокли двое жандармов, на пол ссыпалась и разлетелась вдребезги фарфоровая посуда.
   Впрочем, рассудил земский врач, проводив взглядом последнюю тарелку, покойнице это все ни к чему. Он прекрасно понимал, что случится с селом по окончании карантина.
   За несколько минут помещение было полностью очищено от мебели. Первые лучи солнца осветили совершенно пустую комнату.
   Жандармы принялись выстукивать прикладами винтовок паркетины и стены.
   - Есть, кажись, вашблародь! - выкрикнул, наконец, жандарм, проверявший пол около массивной изразцовой печи.
   Максим подошел к нему и опустился на колени. Точно повторяя рисунок паркетин, по полу бежала едва заметная щель. Просунуть в нее можно было разве что лезвие ножа.
   - Соврала ваша фабрикантша, Дмитрий Валентинович. Видать знала, кто ее хахаль на самом деле.
   Максим принялся ощупывать все находящиеся внутри контура люка дощечки. Одна из них едва слышно скрипнула и повернулась вокруг своей оси, открывая небольшую полость.
   Сделав жандармам предостерегающий знак рукой, Максим осторожно ухватился за выемку и потянул за нее. Первые несколько сантиметров люк шел довольно туго, а затем вырвался из рук поручика и откинулся к стене. В открывшемся провале стояла темень, и Максим едва различил спускающиеся в укрытие деревянные ступени.
   - Эй, Митти, выходи! - крикнул Максим, отходя от люка назад и вынимая из кобуры револьвер. - Я ведь не поленюсь из огнемета пальнуть!
   Не было у жандармов, конечно, никакого огнемета, но вилару-то откуда это знать?
   - Не кипешись, начальник! - донеслось из схрона. - Выхожу уже, только барбосов своих успокой!
   - Держи карман шире, - Максим направил револьвер на дыру в полу. - Условия здесь я ставлю! Выметайся, да поживей!
   Лестница заскрипела под тяжестью поднимавшегося вилара, но первым из люка показался отнюдь не Тайпен Митти по кличке Пион.
   - Ну, екарный бабай! - разочарованно выдохнул Максим и, не опуская оружия, тихо спросил у Горелова. - Это еще кто такая?
   - Первый раз ее вижу, - дрожащим голосом ответил Горелов.
   Митти выбрался из люка. Он прижимал к себе чумазую девчонку. Возраст ее Максиму мешали определить признаки чудовищного истощения - серая грязная кожа лица, глубоко запавшие глаза, слипшиеся в сосульки волосы. Из разодранного и изгвазданного сарафана неясной окраски торчали тонкие как лучины ручки. Ребенок стоял на ледяном полу босиком.
   Его колотило так, что приставленный к горлу нож, точная копия найденного Максимом у тела убитого солдата, казалось, танцевал макабрический танец на полупрозрачной детской коже. Тусклое лезвие сигила покрывали бурые пятна подсохшей крови.
   - Тайпен, отпусти ребенка по-хорошему, - угрожающе произнес Максим. - Куда ты с ней здесь денешься?
   Теперь он мог хорошо рассмотреть вилара. Даже после стольких дней пребывания в карантине, тот все еще сохранил броскую виларскую привлекательность, сводившую с ума недалеких дам бальзаковского возраста. Особенно Максима взбесили аккуратная прядка колечком, спадавшая на борзый зеленый глаз и бриллиантовая серьга в остроконечно ухе.
   - Да вот хрен вам, господа жандармы! - вилар сильней вдавил нож в горло девчонке. - Сами стойте смирно, а то прирежу сучку!
   Митти, нагло ухмыляясь, обвел взглядом нацеливших на него винтовки жандармов.
   - Ну, чего встали? - вилар сделал шаг вперед, толкнув жалобно пискнувшую девчонку. - Как знал, что эта шмара мне еще пригодится, когда в лесу подобрал...
   Максим открыл было рот, но тут на плечо ему легла рука Столбина.
   - Где-где ты ее подобрал?
   Что-то в тоне подполковника заставило Митти на мгновение забыть блатные замашки.
   - В лесу подобрал, едва живую, - ухмылка вилара малость поувяла. - Отдал Машке, она любила сердобольничать. Думал не переживет соплячка заразу, как и местные, ан вишь, выжила...
   Движение Столбина было столь молниеносным для человека его комплекции, что никто не успел даже понять, что происходит. Лишь звонкий удар о пол заставил Максима покоситься на начальника.
   Столбин твердо сжимал в ладони набалдашник, а из лишившегося съемной части шафта торчали два армаферритовых ствола. И нацелены они были точно в лоб беглому вилару.
   - А ты идиот, Пион! - Столбин большим пальцем потянул за волчье ухо, оказавшееся потайным рычажком. - Единственный, наверное, в жизни раз проявил милосердие, да там, где уж точно лучше б мимо прошел!
   - Ерофей Алексеевич, вы чего? - уставился на начальника Максим.
   - Соображалку включи, Максим. Он посреди зимы притащил из леса девчонку, которую здесь никто не знает. Эй, Тайпен, что значит - она едва живая была?
   - Хреново ей было, - огрызнулся Митти, но из его тона куда-то улетучилась вся уверенность, он сообразил, что что-то пошло не так. - Горела как в огне, дохала что твой сапожник...
   - Не может быть! - одновременно выдохнула Варвара.
   - Лучше сдайся так, - Столбин уверенно держал вилара на прицеле. - За жизнь твоей заложницы гроша ломанного никто не даст. Все, что здесь случилось - случилось из-за нее. Не веришь?
   Митти помотал головой.
   - Ну, давай тогда, спроси-ка ее, кто сейчас император в России? - Столбин повысил голос. - Давай, спроси! Или пусть "Отче наш" прочтет, а? Хоть первые строки?
   - Да вы что, не видите, что девочка в состоянии шока?! - заволновался Горелов. - Какой ей император? Какой "Отче наш"? Вы совсем сдурели?! Она сейчас, небось, и как ее саму зовут, не вспомнит!
   - Стойте, Ерофей Алексеевич, ну нельзя же так! - поддержал врача Максим. - Она же просто ребенок!
   Он сунул в кобуру револьвер, протянул руку за спину и вытащил из-за пояса виларский нож.
   - Тайпен, видишь что это? - Максим вытянул нож перед собой. - Хочешь его обратно?
   При виде сигила вилар аж зашипел на своем наречье.
   - Максим! - рявкнул Столбин, сразу догадавшийся, что у поручика на уме. - Ты с ума сошел? Думаешь, я позволю тебе разменять жизнь за эту соплячку? Он никуда отсюда не уйдет, и он сам это прекрасно понимает, верно, Тайпен?
   В ответе вилар зашипел и еще глубже вдавил нож в шею тихо застонавшей девочки. Горящий взгляд вилара не отрывался от костореза в руке Максима.
   - Нет, Ерофей Алексеевич, - Максим расстегнул ремень и портупея грохнулась об пол. - Посмотрите внимательно - это же крыса, которую в угол загнали. Я его насквозь вижу. Что бы мы сейчас не делали, он девчонку убьет. Он ненормальный, иначе его б из Дома не вышвырнули. Эй, Тайпен, ты чего натворил, а? Свою, виларскую девку снасильничать пытался?
   Судя по сверкнувшему бешеному огню в глазах вилара, Максим понял, что попал в точку. Обитатели Высоких Домов терпимо относились к любым самым странным увлечениям своих соплеменников, но только не к сексуальному насилию. И так как вилары испытывали необоримое отвращение к смертоубийству, то за подобные проступки наказывали отлучением. Перед провинившимся закрывались двери всех Домов, он становился для виларского сообщества парией, прокаженным. А уж если преступником становился полукровка...
   - Гляньте, как на косторез-то пялится, - Максим крепче сжал рукоять сигила. - Нет, Ерофей Алексеевич, или я разберусь с ним по понятиям, или девчонке кранты. А с той она стороны, с этой - какая разница? Не виновата же она в том, что к нам больной свалилась.
   Он сделал шаг вперед, перегораживая Столбину линию огня.
   - Дурак ты, Максим, - беззлобно вздохнул Столбин. - Это тебя когда-нибудь и погубит, запомни мои слова. Всем опустить оружие!
   Сам он опустил трость первым.
   - Ну, чего ждешь? - обратился Максим к Митти, перекинул нож из руки в руку. - Так и будешь за девчачью спину прятаться? Всю жизнь бабскими слабостями пользовался, и сейчас даже за свой сигил не выйдешь драться? Так в селе свиней еще достаточно осталось, чтобы в их навоз твой косторез утопить. Давай, сможешь у меня свою зубочистку отобрать, честь по чести в домне спалим. Не можешь - будут ржаветь в говне.
   Вилар зыркнул на стоящих с опущенными винтовками жандармов.
   - Вот-вот, проткнешь девчонку - они тебя прямо здесь железом нафаршируют, - подначил его Максим. - Уговор будет, только если со мной один на один выйдешь.
   - Слышь, каплюжник, - Митти медленно отвел нож от шеи девочки. - Я же тебя, суку, на полоски нарежу!
   - Утю-тю, как мы заговорили! - ухмыльнулся Максим. - На словах ты крут. А на деле?
   Он перехватил нож и встал в стойку. Своего Максим добился - вилар вскипел. Оскорбления перевесили все доводы разума.
   Митти оказался быстрым. Он отшвырнул жалобно пискнувшую девочку и бросился на Максима. От первого выпада Тайпена, обычного для уличной драки удара под ребра, Хромов увернулся, пропуская руку с сигилом. Перехватить ее он не успел, вилар крутанулся на месте, уходя из захвата, и попытался полоснуть противника по горлу. Максим заблокировал удар, и тут же съездил по смазливой физиономии вилара кулаком левой руки, оставив на скуле багровый след
   Вилар, получив жесткий отпор, сделал пружинящий шаг назад. Двигался подлец легко и уверенно, к тому же ему не мешал защитный костюм.
   Максим тоже сделал выводы о своем противнике - тот оказался ловок и силен. В драке с обычной уличной шпаной Максим бы может на него и поставил - вилар дрался умело. Но и поручик не только в спортзале под грозные выкрики тренеров отрабатывал стандартные удары, которые многие его коллеги зазубривали до автоматизма только чтобы пройти квалификационную коллегию. Еще когда Максим был помощником простого питерского околоточного, он начал раз в месяц, а то и чаще, наведываться по ночам в Осиновую Рощу. Тамошние тренеры кричали мало, за постановкой удара не следили, зато школа боя у них была высший класс - трое, а то и четверо на одного. В первый раз Максим вернулся из Осиновой Рощи с рваной раной на руке, во второй с трещиной в ребре. После третьего визита в Осиновую Рощу, его противники расползались кто куда, опираясь на стены. После того, как занятия затянулись за год, местные старожилы старались обходить стороной весело насвистывающего Максима, дефилирующего посреди улицы.
   Иронию судьбы, направившую его в оперативный отдел Пятой экспедиции, ведающей делами утонченных и возвышенных виларов, он оценил несколько позже.
   Митти затанцевал вокруг Максима, не боясь повернуться спиной к жандармам. Видимо, убедился, что приказа те не нарушат. Сбежать у него шансов уже не оставалось, но, как и большинство виларов, Митти изрядно страдал грехом гордыни, а потому вырвать из рук Максима сигил в данный момент было для него важнее всего.
   Последовала серия быстрых ударов, скорее проверочных, чем направленных на то, чтобы достать Максима. Вилар изучал защиту поручика, пробуя ее на предмет слабых мест, которые Максим и не скрывал. Надо быть полным идиотом, чтобы не понять, что самое слабое место - это защитный костюм.
   А идиотом Митти все же не был. И его следующие удары оказались нацелены на то, чтобы порвать костюм Максима. Это позволило ему вести бой на дальней дистанции, а Максиму жизненно необходимо было навязать ближний бой.
   И он это сделал вполне успешно - поднырнув под вытянутую руку Тайпена, Хромов от души врезал латунной верхушкой шлема по подбородку. Вилар отшатнулся, но нож не выронил, да и контроль над ситуацией не потерял, на время уйдя в глухую оборону. Зато Максим с глубоким удовлетворением отметил, что прокушенной губы вилара брызнула кровь, украсившая ткань косоворотки алыми разводами. Митти сплюнул густой темный сгусток, звонко стукнувший об пол свежевыбитым зубом.
   После этого вилар словно озверел. Он набросился на Максима как ураган, сносящий все на своем пути без разбору. Удар, другой, третий... Максим парировал их сигилом, одновременно высчитывая, куда бы еще приложить Митти, чтобы отрубить. Убивать он его не собирался... И едва не прозевал появление в левой руке противника заточки, просвистевшей в опасной близости от брюшины.
   Уйдя с линии поражения, Максим поставил левой рукой блок на удар сверху, и мгновенно, действуя совершенно автоматически, со всей силы двинул рукоятью сигила Митти в висок. Тот выронил заточку и отшатнулся, замотав головой. Максим ринулся в нападение, нанося удары кулаками в потерявшее привлекательность лицо вилара. Митти оказался крепким орешком - его так и не удалось свалить с ног, и спустя какое-то время он даже начал закрываться от атак поручика.
   Этак все опять затянется, решил Максим, и, улучив момент, набросился на вилара. Боднув его головой в грудь, Максим вцепился в атласную жилетку и попер, толкая перед собой Митти, на стену. Он опасался, что вилар сможет достать его ножом, но тот сделал то, чего Максим действительно не ожидал - рухнул на колени. Максим выпустил из рук жилетку, вилар обхватил его за ноги и дернул на себя. Максим, естественно, полетел спиной в пол. Едва зажившие синяки от прошлого падения напомнили о себе адской болью, ребра отозвались жалобным хрустом, и Максим едва не потерял сознание.
   Тайпен уселся сверху на беспомощного Максима, у которого перед глазами плавали кровавые круги, и занес над головой нож. В этот момент для вилара во всем мире не существовало никого, кроме его противника.
   Но вот только мир этот никуда на самом деле не делся.
   Сухо щелкнул выстрел, из левого бока Митти выплеснулся фонтанчик крови. Вилар дернулся, выронил косторез и завалился набок.
   - Ерофей Алексеевич, я же обещал!!! - крикнул Максим.
   - Да плевать мне на твои глупые обещания, - Столбин опустил трость. - Игры в благородство закончились - он едва тебя не прирезал!
   Максим спихнул с себя тело вилара, отшвырнул сигил и с трудом поднялся на ноги. От боли в спине его мутило.
   - Я хотел его живым взять, - обиженно произнес поручик.
   Столбин не удостоил его ответом, но Максим не сомневался, что к этому разговору они еще вернутся. До него постепенно стало доходить, что в этой ситуации, возможно, он отличился не в лучшую сторону.
   И все же первым делом он направился к привалившейся к стене девчонке.
   Пока Максим и вилар дрались, никто не рискнул подойти к пришелице, теперь же к ней одновременно бросились Варвара и Горелов.
   Максим встал за спинами врачей.
   - Как она?
   Девочка глядела в никуда невидящим взглядом. Ее колотило, словно каждая мышца в детском теле решила вибрировать сам по себе.
   Варвара деловито ухватила ребенка за подбородок, посветила в рот, нос, ощупала горло.
   - Похоже, гриппа у нее уже нет. Это все результат шока и общего истощения.
   В этот момент, словно девочка отреагировала на слова Варвары, ее взгляд приобрел осмысленность.
   Она с ужасом оглядела окружающих. Максим готов был поспорить, что для нее мир превратился в босховский кошмар - ее окружали чудовища в латунных масках с выпученными глазами.
   - Бедный ребенок, - Варвара положила руку на лоб девочки. - Не представляю, что ей пришлось здесь пережить...
   И тут взгляд девочки упал на распростертое на полу тело вилара.
   Она судорожно всхлипнула, глаза ее закрылись и она мягко сползла по стене на пол.
   - Готова, - невозмутимо констатировала Варвара. - Да не дрыгайтесь вы, господин поручик, это просто синкопа, обморок. Нагрузка на психику для нее оказалась непомерной... Ах ты ж мать твою! - глаза Варвары при взгляде на Максима широко раскрылись. - Ваше плечо... Левое...
   Максим скосил взгляд налево. Через матово-серую ткань костюма тянулся ровный разрез, который оставила остро заточенная виларская сталь. Края разреза набухли кровью, тонкой струйкой стекающей по груди...
  
  
   Лихо разбрызгивая майские лужи, таксомотор мчал Максима по гранитному ущелью Суворовского проспекта. Мимо проносились распахнутые окна, которые рачительные домохозяйки надраивали по причине окончательно установившейся весны, массивные деревянные двери парадных да истошно звонящие трамваи.
   Поездка на такси дешевым удовольствием не была даже на оклад Максима, да и вообще он предпочитал по городу передвигаться на своем девяностолошадном "бимере". Изрядно позерствуя, он с ленцой опирался одной ногой на мостовую, придерживая стального двухколесного зверя, чем производил неизгладимое впечатление на шествующих по переходу дам. В такой ситуации Максим редко мог удержаться от того, чтобы, едва регулировщик взмахнет жезлом, не выкрутить газ до упора и унестись с места, обдав провожающих его завистливым взглядом пешеходов облаком пара из хромированных труб.
   Но там, куда он сейчас направлялся, визит франта на пароцикле был явным излишеством.
   А потому ничего не оставалось, как откинуться на кожаную спинку пассажирского сиденья разболтанного "Руссо-Балта" и, наслаждаясь видами цветущего Петербурга, обратиться мыслями к прошлому.
   С момента событий в злосчастной Грачевке минул уже год с лишним.
   Самого села больше не существовало. После эвакуации выживших, там еще два месяца работала специальная комиссия. Все это время вокруг Грачевки спешно возводили четырехметровую стену, по верху которой пустили колючую проволоку. Когда стена была закончена, территорию внутри залили напалмом с двух прибывших из Петрозаводска дирижаблей. Карантин передали под военную охрану.
   Немногих уцелевших крестьян, после многочисленных проверок и тестов, отпустили по родственникам. Тех, кому не хватило ума сразу согласиться молчать о печальных событиях в Грачевке, выслали за Урал вместе с фабричными карликами.
   Начальник пудожской полиции Урицкий отказался от повышения и, по слухам, в ходе раздачи слонов за беспримерный героизм, проявленный в грачевских событиях, в сердцах что-то наговорил нелестного начальству губернского УВД, которое на месте происшествия и носу-то ни разу не показало. За этот необдуманный поступок Урицкий едва не лишился должности, но самые горячие головы вовремя остудила прибывшая из Третьего отделения депеша. Михаил Петрович триумфально возвратился в свой служебный кабинет, из которого первым же делом приказал выбросить напольные часы фирмы "Павел Буре", чем преизрядно изумил подчиненных.
   Полковник Матвеев также не остался без наград, пусть даже, по причине данной Третьему отделению подписки о неразглашении, он и собственной жене не мог рассказать, за что на его мундире красуется новехонький Святой Георгий. Хлопот у него на службе прибавилось - возведенную вокруг бывшей Грачевки стену поручили охранять именно 103-му полку.
   Варвара Кольцова составила подробные отчеты о поразившем Грачевку заболевании, которые, вместе с соответствующими выводами, представила Противочумной комиссии. Результатом их рассмотрения стало создания секретной группы на кафедре эпидемиологии Архангельской медицинской академии, отданной под начало Варвары Ивановны. Помимо изучения вывезенных из Грачевки многочисленных препаратов и образцов, там начались работы по созданию противовирусных препаратов. Исследования Кольцовой курировала Особая экспедиция Третьего отделения собственной Е.И.В. Канцелярии, благодаря чему штат группы подчиненных пополнился несколькими ходоками и, как ни странно, уездным доктором Гореловым, проявившим немалый интерес к новым веяниям в эпидемиологии.
   Ну, а Лев Сергеевич Шенберг был отправлен в почетную отставку с сохранением служебного жилья и профессорской пенсией. На проводах этого маститого академика было сказано немало полагающихся по такому поводу напутствий и пожеланий... Торжественность момента подпортило лишь выступление не вполне трезвой доцента Кольцовой, весьма кратко и емко выразившейся по поводу адреса, к которому незамедлительно следовало направить свои стопы Льву Сергеевичу по выходу из здания на Троицком проспекте.
   Об этих событиях Максим был наслышан из первых уст, а именно, от самой Варвары Ивановны, нередко бывающей в Петербурге по различным делам.
   Столбина, спустя полгода после возвращения из Грачевки, повысили до действительного статского советника, и поставили руководить канцелярией Особой экспедиции. Ну, а в кругах, приближенных к шефу Третьего отделения Леонтию Васильевичу Дубельту, поговаривали, что скоро Столбин и вовсе сменит на посту начальника Особой экспедиции Жихарева.
   Такси обошло очередной громогласный трамвай, слегка подпрыгнуло на путях. Справа показалась колоннада Леонтьевской аллеи. Впереди, за деревьями, облака подпирал золоченый купол стосорокаметровой колокольни Смольного собора. Максим вернулся в настоящее и спешно принялся застегивать мундир на все пуговицы.
   Ничто не производило такого благоприятного впечатления на суровых воспитательниц Александровского женского института, как выглаженная и обвешанная регалиями форма. Эти, по мнению Максима, мегеры, нагрудной бляхи Третьего отделения откровенно побаивались, и своими недобрыми взглядами осмеливались осыпать поручика лишь со спины. Нет, ну в самом деле - слыханное ли это дело, такой молодой опекун, неродной, да еще и недурен собой! Тут хочешь, не хочешь, а начнешь подозревать всякое за удалым офицером, даром, что подопечной едва минуло двенадцать лет!
   Впрочем, за прошедшее время Максим выработал успешный иммунитет к косым взглядам.
   К тому моменту, когда машина свернула с Екатерининской площади на Пальменбахскую улицу, мундир был приведен в порядок, а непослушные вихры прикрыты фуражкой.
   "Руссо-Балт" остановилось напротив чугунной ограды института. По случаю родительского дня, ворота в сквер были распахнуты. Скамейки под сенью вязов занимали чиновничьи семьи, приехавшие навестить воспитанниц.
   - Сделай милость, подожди-ка пять минут, сейчас дальше поедем, - бросил Максим водителю, немолодому уже грузину в лихо заломленном картузе.
   - Вах, дорогой, как скажешь! - откликнулся тот и вытащил из-под сиденья свежий номер "Российского спорта".
   Максим взял с сиденья букет роз, который наверняка доведет до кондрашки очередную институтскую мегеру... Но, что поделаешь - Маша обожала розы, один из призраков ее канувшего в небытие прошлого. И Максим не видел большого нарушения приличий в том, чтобы раз в месяц потакнуть капризам своей подопечной.
   Тем более, что он был обязан ей жизнью. Ей и Варваре Кольцовой.
   Год назад в Грачевке, когда Максим увидел распоротый сигилом защитный костюм, он даже не сразу понял, чего так испугалась Варвара. Серьезность ситуации дошла до него лишь потом, когда доктор Кольцова загнала прямо во двор уездной больницы, куда жандармы отвели Максима, свой гусеничный кунг. За рулем сидела Варвара, взбешенный Шенберг остался в лагере, и, как позднее узнал Максим, машину Варвара гнала так, что от шлагбаума на въезде в Грачевку остались только щепки. О том, что его охраняли вооруженные солдаты, доктор Кольцова в тот момент даже не думала.
   С ошалевшими от столь стремительных действий жандармами Варвара общалась исключительно матерно, но доходчиво. Под ее руководством они с помощью специального оборудования перевели кунг в режим изолятора, разместив внутри Максима и все еще пребывающую без сознания девочку.
   После чего Варвара, наконец, снизошла до общения с Максимом. В кунг она не входила, оставаясь снаружи, и переговаривалась со своим новым пациентом через окно. Варвара объяснила поручику, как взять образцы крови у него самого и девочки, проверить их на группу крови и совместимость.
   Свою группу крови Максим знал и так - четвертая, черт бы ее побрал, редкая. У девочки оказалась первая. Лишь после того как выяснилось, что они совместимы, Варвара позволила себе расслабиться.
   - Значит так, поручик, - сказала она, привалившись к стенке кунга. - Жить ты, судя по всему, будешь. Но для этого тебе сперва надо выходить твою пришелицу. Потому что если ты заразился, то тебя спасет только ее кровь. Переливание делать умеешь?
   И вот тут-то Максима и накрыло по полной.
   Девочка пришла в себя через несколько часов, когда Максим тупо сидел и пялился в стену напротив. Первое время она жалась по углам и откровенно шарахалась от Максима, который тоже плохо понимал, как ему с ней держаться. Но деваться в тесном кунге было особо некуда, так что через некоторое время они заговорили друг с другом. Вот только выяснилось, что вести беседы особенно не о чем - от всего пережитого в голове девочки что-то заклинило, и о своем прошлом она почти ничего не помнит. Мир с той стороны стерся из ее памяти, а об этом, новом, она ничего не знала. Девочка знала лишь то, что ее зовут Маша Сенцова, ей одиннадцать лет и она ходила в школу в Пудоже. Том, конечно же, Пудоже. Иногда всплывали обрывочные воспоминания о родителях, друзьях или увлечениях, но цельная картина из них не складывалась.
   Максим не ворошил призраки прошлого, рассказывая Маше об окружающем мире так, как если бы та жила здесь и раньше, но все позабыла. Он словно записывал информацию на чистый лист, но Столбин посчитал, что так будет лучше для ребенка. Так что Максим нисколько не удивился тому, что спустя какое-то время девочка привязалась к нему, как к родному брату.
   А на четвертый день Максим свалился. Это произошло так внезапно, что он ничего не успел предпринять. Небольшая головная боль и заложенность носа, мучавшие его с утра, внезапно перешли в горячку, рвоту и дезориентацию. Вирус подкосил поручика так быстро, что он кулем рухнул на пол, где и остался лежать, не имея сил подняться - мышцы словно превратились в студень.
   Как и подозревала Варвара, крови на ноже вилара хватило, чтобы внести заразу в организм Максима.
   Корчась от боли в луже рвоты, он через стучащие в ушах паровые молоты, с трудом слышал, как Варвара пытается объяснить одиннадцатилетнему ребенку, что надо делать, благо аппарат для переливания крови Максим, действуя по ее указаниям, подготовил к работе заранее.
   После чего, второй раз за последнее время, мир превратился для него в сплошной черный провал.
   По словам Варвары, Максим прокантовался на пороге смерти часов шесть, после чего литр перелитой чужой крови с антителами сделал свое дело.
   Окончательно в себя Максим пришел лишь через сутки. Он по-прежнему лежал на полу, но теперь правая рука у него была неумело перемотана покрытым засохшей кровью бинтом. Голова гудела, словно церковный колокол опосля благовеста, однако сознание прояснилось. Состояние это было хорошо знакомо Максиму - то же самое он чувствовал, очнувшись после операции, по извлечению из легкого ходоковской пули.
   На откидной кровати рядом с Максимом, подобрав под себя ноги, с воткнутым в тощую ручонку катетером сидела пришелица Маша. Бутыль с физраствором болталась на вделанном в стену крюке. Огромные серые глаза девочки неотрывно следили за каждым движением Хромова.
   - Дядя Максим, ты как? - спросила она.
   Голос звучал не громче мышиного писка.
   - Жить буду, - пересохшие губы Максима треснули, когда он попытался растянуть их в улыбке. - Варвара Ивановна обещала...
   В общей сложности Максим и Маша провели в запертом кунге две недели - немыслимое по меркам общественной морали событие, тем более что состояние Максима и размеры узилища едва позволяли соблюдать хоть какую-то видимость приличия при отправлении естественных надобностей. И все же привязанность Маши к Максиму после этого не уменьшилась ни на йоту.
   А Максиму с детства врезались в память слова Лиса из "Маленького принца" - ты навсегда в ответе за тех, кого приручил.
   Воспитанница Сенцова под присмотром очередной институтской мегеры, Норы Викторовны Герцен, ошивалась перед входом в главный корпус. Надзирательницы была недурна собой, держала спину прямо, словно балерина на сцене, однако все портило несходящее выражение вселенской скорби на ухоженном лице.
   Сама Маша с расчесанными белокурыми кудрями и в скромном бежевом платьице, ничуть не напоминала ту обморочную замарашку, что Тайпен Митти вытащил из подвала усадьбы Митрофановой. Максим не сомневался, что к совершеннолетию из пришелицы получится знатная сердцеедка. Но он не завидовал тому, кто купится на ангельскую внешность, ибо за ней скрывался истинный дьяволенок, регулярно доводивший до белого каления преподавателей и воспитательниц Александровского института. Последние склонны были списывать это на дурное влияние второго машиного опекуна - Варвару Ивановну Кольцову, каждый визит которой повергал их в священный ужас, каковой не способна была вызвать даже максимова принадлежность к Третьему отделению.
   Там, в Грачевке, Варвара также сильно привязалась к девочке, как и Максим. В шутку привязанность она свою объясняла тем, что знает о ней больше, чем какой-либо другой человек на белом свете, учитывая всю выкачанную ей из ребенка кровь для анализов. Максим же был просто уверен, что даже у прожженной феминистки Кольцовой, при виде потерявшего целую жизнь ребенка, дал трещину панцирь из цинизма и нигилизма. Впрочем, черта с два она когда-нибудь в этом признается. Как бы то ни было, Варвара упросила Столбина записать ее вторым опекуном Маши, которой выхлопотали место в Александровском женском институте. В порядке эксперимента - ибо отправлять девочку в орденское поселение для ходоков даже начальство Третьего отделения посчитало избыточно жестоким.
   - Дядя Максим! - завидев приближающегося поручика, Маша с радостным визгом бросилась ему навстречу.
   Не обращая внимания на яростные гримасы воспитательницы, девочка вцепилась в рукав максимова кителя и потащила прочь от желтых институтских стен, не забыв ухватить из рук опекуна букет.
   - Куда мы сегодня? - девочка вертелась вокруг поручика как щенок, преданно заглядывая в глаза.
   Максим едва не расхохотался.
   - Мороженное у Бекетова есть, - улыбнулся он.
   - А в "Колизей" пойдем?
   - В прошлый раз тебя туда пустили только после того, как я запугал билетера служебной бляхой. Кинематограф, между прочим, развлечение не для детей.
   - Ой, да ладно тебе! - Маша скорчила милую гримаску. - Такая скучища оказалась эта ваша "Анна Каренина". Вот послушай лучше, что мне приснилось - девчонки просто ахнули, когда я им рассказала...
   И Маша пустилась в путанные объяснения о сложных любовных перипетиях каких-то подростков, деток богатых родителей. Англичан, судя по именам, что становилось модно в последнее время, хотя и считалось дурновкусием.
   У такси Маша вдруг запнулась.
   - Дядя Максим, - она остановилась перед галантно распахнутой опекуном дверцей. - А почему такие сны только мне снятся?
   - Да ты просто фантазерка, вот и все, - хмыкнул Максим.
   Маша шмыгнула на сиденье и прижала к себе букет.
   - А если нет? Знаешь, я ведь во сне иногда такие странные вещи вижу. Петербург, например. Вот дома в нем те же, улицы... Только люди по улицам ходят так необычно одетые ... Женщины в коротких юбках, выше колен! Представляешь, какой стыд?! И машины, совсем не такие, как у нас здесь, и их так много! А, еще, знаешь, один раз мне приснилось, как будто с другими детьми привели в какой-то музей... И там было много фотографий. Страшных, дядя Максим, очень страшных. Здесь я такого никогда не видела - разрушенный город зимой, измученные голодные люди, замерзшие мертвецы на улицах, и солдаты, солдаты, солдаты... У них были такие ужасные лица, как будто они уже даже не люди! По-моему это была какая-то война, и я потом проснулась и до утра проплакала от страха! Как ты думаешь, дядя Максим, это может быть по-настоящему?
   - Ну что ты, - Максим сел рядом с Машей и потрепал ее по кудрям. - Это всего лишь сны, обычные сны.
   - Честно-честно? - несмело улыбнулась Маша.
   - Честно-честно, - заверил ее Максим. - А теперь - по мороженному!
   - А в кино возьмешь?
   - Ну, вот уж дудки, - Максим дал водителю знак трогаться. - Меня твоя Герцен опять по возвращении пилить будет, так что в кино пусть тебя Варвара Ивановна водит. А то потом мне уже всю ночь кошмары сниться будут.
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
   2
  
  
  
  

 Ваша оценка:

Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"