Не трогайте мои карандаши.
Неподалеку от нашего дома жило чудовище. Оно пряталось в лесу, начинающемся сразу за нашим полем, и я его никогда не видел, но всегда знал, что оно там есть. Часто украдкой от родителей я убегал на край поля, туда, где лишь небольшая прозрачная речушка - совсем не глубокая (по щиколоть) - отделяла меня от темного леса. Чудовище отчего-то боялось этого маленького ручейка с прозрачной ключевой водой и никогда не переходило его. Я это точно знал.
Прибежав к ручью, я вытаптывал небольшой пяточек травы и ложился слушать чудовище. Оно почти всегда ходило где-то поблизости, и мне были слышны хруст веток, подвывания и писки, которые оно издавало. Но как бы я ни старался я никогда не мог увидеть его. Может быть, оно тоже, как и я приходило слушать меня - пряталось и ждало. А я лежал тихо. И оттого чудовище сердилось и жалобно выло. Или может быть, оно выло из-за того, что я не мог долго лежать. Я знал - пока я вот так лежу и слушаю дома, складывают мои карандаши. Поэтому, послушав немного чудовище, я бежал домой, но в комнате как всегда никого не заставал, а карандаши лежали сложенные аккуратной горкой на краешке стола.
Мать спрашивала у меня: - Разве плохо когда все карандаши сложены в одном месте? Я молчал и удивлялся ей. А когда она уходила, начинал раскладывать свои карандаши. Красный на подоконник, синий на верхнюю полку, зеленый к цветам, и так пока все они не оказывались на своих местах. А потом я садился рисовать чудовище. Однажды я так засиделся, что услышал, как ветер поет за стеной, и колыбель луны восходит в небо. Я испугался, что свет моей лампы может кого-нибудь разбудить и, выключив, лег спать. И мать моя тоже уснула, где-то в дальней комнате, подумав: Хорошо, что он успокоился, его карандаши так ужасно скрипят.
Но по утрам мать мне об этом не говорила, а говорила о том, что в темном лесу нет чудовища, и что мои братья и сестры знают об этом, а я нет. А еще мать забирала все мои рисунки. Она не выкидывала их, а сидела по вечерам, когда её никто не видел, и разглядывала, но я-то видел, и негодовал, она знала о чудовище, но скрывала это.
Однажды в своей комнате я застал младших сестер. Они перекладывали мои карандаши, так словно хотели разозлить меня, и я сказал им: - Не трогайте мои карандаши. И больно дернул одну за косичку. Мать сильно разозлилась на меня за это и отобрала карандаши, спрятав их в печку.
Ночью, в темноте, я прокрадывался на кухню и искал в печи карандаши, но не находил. И в следующую ночь снова искал. И тогда утром мать мне сказала, что так невозможно, и что в печи карандашей нет, и не было, и не надо мне по ночам в печь за ними лазать, от меня потом все беле в саже. А карандаши лежат в её комнате на тумбочке. Я побежал туда и забрала свои карандаши, я уже два дня не рисовал чудовище, и оно могло обидеться.
А потом приехал мой отец, и чудовище ушло. Мать все рассказывала отцу. Он хмурился и спрашивал у меня про чудовище. А я смеялся ему, и говорил что чудовища нет. Оно испугалось тебя Папа и ушло! - говорил я, и отец смеялся вместе со мной.
- Правильно, - говорил он мне. - Чудовища нет.
А потом, спохватившись, спрашивал:
- А ты сложил свои карандаши?
- Да, - смеялся я в ответ.
- Как я тебе велел?
- Да, горочкой на краю стола.
- Молодец, теперь так всегда и поступай.
Я промолчал...
...Теперь, когда я стал взрослым и у меня свои дом. Я раскладываю свои карандаши. Красный на подоконник, синий на верхнюю полку, зеленый к цветам, и так пока все они не оказываются на своих местах. А по вечерам я бегаю к лесу слушать чудовище. Когда же ко мне приходят гости, я всем им говорю:
- Не трогайте мои карандаши...
|