Аннотация: ну в общем попытка реализовать идею множественных миров.
Позвольте представиться, Аргус. Так назвал меня мой основатель, исток. Ах да, вы же не знаете, кто я такой. Я Форумуляр. Название так же дано моим основателем. И не только мне, а всему нашему народу. Мы... как бы это попроще объяснить? Мы нечто среднее между призраками, духами, мечтами. Но в отличие от призраков и мечтаний мы реальны. Когда имеем исток. Наша история началась настолько давно, что даже я, проживший по вашим меркам с полтысячи лет, не знаю об этом ничего, кроме легенд. И мой корень( в вашем понимании это родитель), и корень моего корня, не знают ничего кроме легенд. Легенда наша проста и одновременно ужасна. Когда-то давно, на заре времен, мы были живыми существами, и жили в прекрасном мире. Да, не все у нас было ровно и гладко, но тем не менее. Однажды в мире, частью которого мы были, разгорелась война. Война бессмысленная, беспощадная. И мы приняли сторону некоторых магов. Наше вмешательство покачнуло равновесие, и эти маги, до того момента заметно уступавшие своим противникам, и терпящие поражение за поражением, стали побеждать. И тогда проигравшая сторона открыла двери в другой мир, и наш мир изменился. Волшебники исчезли. Растительность, вода, да и воздух тоже. И мы потеряли тела. Мы стали призраками. Первое поколение, еще помнящее мир прежним, как-то быстро зачахло и исчезло. Каждое последующее поколение становилось все более и более призрачным. Мы потеряли смысл жизни. Мы стали ничем. И вокруг нас был только холод и леденящий ужас. И когда казалось, что все, конец настал, в наш мир снова отрылась дверь. И к нам пришло существо из крови и плоти. Существо не было человеком, мы так и не поняли, чем или кем оно было. И умерло существо быстро. Но, перед смертью оно увидело нас. И это существо дало нам надежду. Оно сказало нам - однажды к вам придет исток. Он будет слаб, беспомощен, испуган, в нем не будет ни величия, ни гордости. Но в нем будет душа. И вы добровольно станете его собственностью, рабами, вещами. И те из вас, кто сможет понять его, кто сможет принять его, и стать его опорой, тот обретет не только тело, но и душу.
С тех пор сменилось много поколений. И наконец исток пришел.
Матвеевка, Запорожская область, Украина. 2015 год. сентябрь.
- Дрон, сука, ти че спишь, урод?
Голос сержанта Завадского был полон злобы. Помимо крайне тяжелой ситуации в Украине, сержант съел чего-то не то, и теперь срывал на бойцах зло.
- я не сплю, товариш сержант. я по сторонам дивлюся уважно, - отозвался рядовой Андрей Завацкий, всем своим видом демонстрируя активность и занятость.
- дивись, падла, москалi ось-ось на приступ пiти можуть. прогавиш, я тебе як козел козу осiменити найбiльш моторошним чином, - уже спокойней пробурчал сержант.
Сержант от души выматерился, почему-то нередко срываясь на чисто русский мат, и пошел дальше. А рядовой Завадский вытер выступивший пот, и огляделся по сторонам.
Этот конфликт шел уже второй год. и с каждым днем было все хуже и хуже. Когда русские забрали Крым, это было обидно, но понятно. Тем более, что Андрей был в Крыму накануне, и сам видел бесчинства "правого сектора". Да и бабка его была русской. А потом.... Потом новые украинские власти стали творить такое, что не то, что принять, а даже понять не получалось. В мае прошлого года его насильно забрали в армию. Верней в то, что называлось армией. Техники не было, оружия толком тоже не было. Кормили... время от времени командиры посылали их на добычу продуктов, а поскольку ходить на русскую территорию, да и вообще на расположенные к русским земли, без поддержки как минимум роты, было сродни русской рулетке, то обирали западный берег Днепра. А москалей, в смысле их войск, все не было. Зато были не пойми кто, половина из которых говорила по украински, а еще четверть на какой-то жуткой помеси русского, татарского, украинского, молдавского, немецкого и еще не пойми чего.
Андрей огляделся по сторонам. Что-то давило. Внутри поселился страх. Верней страх был все то время, все полтора года с начала конфликта, хотя тогда страх был понятным. Все же его неслабо тренированное тело, рост за 190 и вес далеко за 130, да несколько побед в смешаных единоборствах, мало что могли противопоставить пущенной из-за угла пуле. Но сейчас этот страх стал ощутимым. Липким. С каждой минутой страх становился все сильней. В голове была одна мысль. Бежать, спрятаться, подальше от части, подальше от людей, забиться глубоко-глубоко, и сидеть там тихо тихо.
Завацкий глубоко вздохнул, огляделся, и двинулся в сторону Днепра. Почему-то это казалось правильным. Первые минут пять он полз, поминутно оглядываясь и прислушиваясь, шахараясь каждого звука, и тщательно обползая все, что могло выдать его побег. Висящий сбоку в кобуре АПС то и дело цеплялся за ветки и камни, а перекинутый через плече верный калаш бил по спине. Да и набитый едой, патронами и медикаментами рюкзак тоже не добавлял комфорта. Следующие минут двадцать, решив что удалился достаточно, он полз напрямик, словно видя перед собой цель или ориентир. Таким макаром, изодрав камуфляж, и испачкавшись, видимо не заметив, влез то ли в чью-то лепешку, то ли еще во что-то, он смог удалиться на добрых полкилометра. Тут начинались холмы, да постепенное снижение к реке, и Андрей припустил бегом. Он ощущал как бежит время, как приближается час икс, и следующие пару часов, загнанно дыша, пытаясь глотнуть пересохшим горлом, весь мокрый от какого-то мерзкого холодного и неприятно пахнущего пота, Андрей мчался бегом, не жалея сил. Страх перерос в панический ужас, который сильно увеличил его выносливость. Ноги сами переступали через препятствия, словно бы замечая малейшие кочки, камни, сучья, словно все, что могло замедлить движение. В себя Завацкий пришел лишь скатившись в какую-то яму, оказавшуюся хитрой формы углублением, метров пятнадцати, идущим под откос. Решив, что спрятался хорошо, Андрей свернулся клубком, и тихонько завыл. Ему казалось он, физически ощущает тиканье часов, отбивающих последние минуты.
Земля вздрогнула, и затряслась. Андрей обхватил руками голову, и начал кричать.
Сколько тряслась земля, он не знал. Но постепенно все кончилось. И страх ушел. Набравшись смелости, Андрей решил вылезти наружу. Яма местами обвалилась, и ему приходилось буквально прокапывать себе дорогу. Впрочем, выбрался он быстро. В воздухе пахло странно. Запах одновеременно кислый, и сладкий. Горелый и какой-то цветочный что ли. И в воздухе было много пыли. Пришлось возвращаться в яму, раздеваться, мокрой, и вонючей от пота майки делать некое подобие марлевой повязки, затем опять одеваться, и ждать, когда пыль осядет. До наступления ночи он успел выбраться наружу раз пять. А потом решил ночевать в яме. На голодный желудок усыпалось тяжело, хотелось есть, да было весьма прохладно.
Постепенно он провалился в какое-то полузабытье, в жуткую помесь сна, кошмаров, когда вроде бы еще соображаешь, и вроде бы не спишь, но в то же время незаметно для себя, выпадаешь из реальности. Именно в этом состоянии он и увидел ЭТО. Что-то было возле него. Незнакомое, и страшное, но не опасное. В детстве у его отца была собака. Кавказская сторожевая овчарка. Ему тогда было лет пять, и Альма, так звали собаку, казалась огромной, как гора. Страшной, невероятно сильной, но доброй и надежной. Альма могла укусить, когда ей мешали спать, и перекусала всех в доме не по одному разу, могла ударить лапой. Но ни один укус и ни один удар никогда не были опасны. От них не оставалось даже синяков.
Когда ему было шесть лет, он гулял по улице. И на улицу вырвался соседский ротвейлер. С чего он взбесился, так никто и не узнал, но он начал кидаться на людей. Люди разбегались, а маленький Андрюша стоял и смотрел. Он знал, собаки не опасны. И когда до него оставалось метров десять, огромной мохнатой тенью мелькнула Альма. И ротвейлер кинулся на нее. А может от нее, кто же разберет. Главное, что Альма перекусила ему шею. С одного раза. А через месяц ее отравили.
Вот и сейчас было такое же ощущение, что Альма снова рядом. Такая же огромная, жуткая, и надежная. Только теперь у нее не было тела. Но было что-то еще. Словно бы это не Альма, а кто-то еще более могучий. Потому что Андрей уже вырос, и ни ротвейлеры, ни даже кавказцы не казались огромными как горы. Да, кавказцы были крупными. Выше чем по пояс. Но это... это пожалуй было бы больше похоже на гигантского пещерного медведя, Андрей читал о таких, который чуть не в два раза крупней белого полярного мишки. И раза в три-четыре крупней бурых, черных и иных гризли.
- Я буду звать тебя Аргус, - в полубреду проговорил Андрей, - в память об Альме, и в память о древнегреческом великане.
Казалось, нечто вокруг него обрадовалось, и стало превращаться то в огромного кавказца, то в похожего на киношного кинг-конга, великана.
Постепенно Андрей провалился в сон. И в этом сне вокруг него бегали огромный кавказец, очень похожий на Альму, и огромная горилла, с очень добрым лицом.
Проснулся Завацкий от голода. В желудке сосало и урчало, а во рту было мерзко. Все-таки великая штука - гигиена, один раз перед сном не почистил зубы, и ощущение во рту, будто бы кошки нагадили. Андрей огляделся по сторонам, и вдалеке увидел намек на свет. Вздохнув, повесил калаш на спину, и двинулся к выходу, надеясь что хоть сейчас пыль улеглась.
Снаружи царил не то, чтобы цвет, а какой-то полумрак. Словно бы перед серьезной грозой все небо затягивает тяжелыми густыми тучами, которые висят так низко, что кажется можно из достать рукой. Андрей глянул на часы на левой руке - дешевый китайский роллекс. Удивительно, но часы все еще шли. И показывали 9:30 утра. Андрей огляделся по сторонам, прикинул где ближайший поселок, вздохнул по поводу что до ближайшего поселка по этому берегу Днепра идти добрых полчаса, и двинул туда.
Постепенно сон на пустой желудок начал давать о себе знать. Идти становилось не то, чтобы трудно, но тяжелей чем обычно. В желудке сосало, и чего-то урчало в животе. Андрей осматривался по сторонам, и внутри начинал тихонько зарождаться страх. Ему начинало казаться, что по берегам Днепра нет такой растительности. Не то, чтобы он был большим спецом по ботанике, но вот что цветов зеленого цвета на берегах Днепра нет , это он знал точно. Как и цветов с синими листьями. Пару раз он видел мелькавших в траве ящериц. В них было что-то неправильное. Но что именно, он смог разглядеть лишь когда одна из них промелькнула прямо перед ним. У нее было восемь ног. Или шесть. В общем, ног было больше, чем четыре. Да и пахло несколько иначе, чем он привык. Не, запах разнотравья присутствовал, но в нем было что-то еще. Незнакомое. И не шибко приятное. Хотя иногда и приятное проскакивало. В общем, было непривычно.
Через полчаса ходу Андрей понял, что заблудился. Не, примерное расположение окрестных деревень он знал, как и примерное течение Днепра, но тут все было другим. Вот там, за холмом река должна уходить вправо, к востоку, а тут идет прямо, и ни намека на поворот. А вот за тем холмом, судя по карте, в реку должен впадать то ли мега-ручей, то ли мини-речка, у которой даже названия не было.
Завадцкий сел прямо на траву, и достал карту. Память памятью, а проверить не помешает, мало ли что. Трава скрыла его по самые плечи, и вокруг навалился одуряющий аромат разнотравья. Поерзав на земле, сперва неудачно сел то ли на камушек, то ли кочку, то ли еще что, сунул руку за пазуху, во внутренний карман, и зло выругался. Карты не было. А ведь вчера еще ложил. Перед тем, как сержант отправил его в дозор. Хорошая карта, цветная, американская. Может, выронил, пока несся сломя голову, может выложил где. Андрей помнил примерное направление, в котором находилась их часть. В саму часть возвращаться не хотелось, но по окрестностям полно сел и хуторов, может где удастся едой разжиться.
Внутри нарастал страх, что это совсем не Украина, но Завацкий гнал его от себя, отказывался даже думать об этом, надеясь, что вот перевалит через холм, завернет в ложбинку, и там все окажется привычным. Но уже через полчаса стало ясно. С Украиной это не имеет ничего общего. Как похоже и с землей. Но он не унывал. Кровь предков, наводивших когда-то ужас на всю Европу, и служивших еще Екатерине великой, запорожских и донских казаков, не позволяла предаваться унынию. Андрей успокоился, и быстрым шагом двинулся в сторону, в общем, примерно в ту сторону, где раньше находилась часть. Почему-то ему казалось, что это правильно.
Солнце палило, но слабей чем в Запорожье. Несмотря на быстрый шаг, и солидное расстояние, он вспотел не сильно. А может сказалось отсутствие питьевой воды. Пить из реки он не рискнул, кто знает, что в ней водится, и чего в нее кидают или выливают.
Когда силы уже были на исходе, андрей уловил запах свежего хлеба. Взобравшись на очередной холм, он увидел впереди небольшой хутор, на семь изб. А может изб было меньше, а часть была летними кухнями. В общем, хутор небольшой, вряд ли в нем больше полусотни человек живет. Но это хутор. А значит в нем можно разжиться водой и едой. Хоть какой-нибудь. Что и как он будет говорить жителям хутора, Завацкого не заботило. Что-нибудь да скажет. Сначала нужно определиться где он вообще.
А еще в хуторе не было техники. Совсем. Ни мотоблоков, ни дырчиков, ни машин или тракторов. Средневековье какое-то, покачал головой Андрей. Кони, мотыги, заморенные крестьяне. Хотя избы в хуторе были добротными. Без изысков, но добротные. Пятистенки. И над каждой торчала труба дымохода. Значит не такие уж и средневековые они тут. Он вспомнил, что в России еще Петр первый пытался внедрить отопление с дымоходами, чтобы изжить топку по черному. Да и то получалось не очень. А ведь во время Петра было уже и огнестрельное оружие, и пусть и недоразвитые, но паровые двигатели. Да и аэростаты вроде бы уже были.
Хутор встретил его лаем собак. Собаки были обычными. Только через чур широкими. Ростом с ротвейлера, а шириной с кавказца. И с какими-то слишком уж мощными челюстями. Андрею почему-то вдруг вспомнились земные мастифы. Такие же коренастые, широченные для своего роста. И с такими же излишне мощными челюстями. Впрочем, мастифы ему нравились. Такие честные трудяги. Не шибко хитрые, но упертые до невозможности.
Из хаток стали вылазить люди. Андрей про себя облегченно вздохнул. Люди как люди, две руки, две ноги, у женщин грудь, у мужиков борода. В общем, нормальные.
- Мне бы воды испить, - проговорил он, подойдя к ближайшей избе, - и узнать, где я нахожусь.
Реакция жителей удивила. Немолодая бабка, выглянувшая первой, метнулась в дом, и вынесла ковшик. А в ковшике настоящий холодный квас. От холода заломило зубы, но живительная влага понеслась вниз по пищеводу, охлаждая и увлажняя утомленное и обезвоженное тело, наполняя его жизнью и надеждой.
- Вашродие, пройдите, пообедайте с нами, - достаточно мелодичным, несмотря на годы,голосом, проговорила бабка, - не богаты, но чем Бог послал.
- Спасибо, - Андрей кивнул, и положил руку на калитку, - ближйший город где?
- Город? - бабка удивленно уставилась на него, - город, это где барон живет?
- Ну да, - кивнул Андрей, - где барон. Как город называется?
- Так Любец. И барон там Иваша Любец.
- Далеко?
- Так три дня добираться на телеге. Конному за полдня добраться можно. А пешим дней пять. Ты проходи, вашбродь, не стой за тыном. Проходи в дом.
Андрей глубоко вдохнул, втянув воздух носом, стараясь максимально вобрать в себя запахи, и закрыл глаза. И снова его посетило ощущение чужого присутствия. Казалось что его незримый друг разлегся посреди двора, и раскинул лапы. Так иногда лежала Альма. Он подмигнул своему привидению, и спокойно пошел в дом, который встретил его запахами дерева, сена, пота, и вареной курицы. От этого одуряющего запаха у Завадского потекли слюни, а кишки устроили целый концерт.
- Давно не ел, вашбродь? - спросила бабка.
- Со вчерашнего утра.
- Эх, покидало тебя изрядно, вашбродь, но жив остался, и то хорошо. Ты ешь, ешь, - бабка подвинула к нему чугунок полный какого-то варева, от которого и шел тот самый одуряющий аромат вареной курицы. Рядом бабка положила чистую деревянную ложку, и здоровенный ломоть хлеба, а так же солидный пучок луковых листьев.
Андрей не стал кичиться, и накинулся на еду. Вкус был непривычным, но не уступал запаху. Почти литровый чугунок Завацкий умял меньше чем за пять минут. По всему телу разлилось ощущение сытости, и покоя.
- Ты поспи, вашбродь, - бабка помогла ему подняться и отвела к широкой лавке, на которую накинула какие-то шкуры, - ложись, ложись. Отдохни.
Андрей закрыл глаза, и проваливаясь в забытье, где-то за краем глаза увидел призрачного медведя, очень похожего на Альму, только громадного. Аргус лежал на спине, посреди хутора, и извивался и размахивал лапами. Так делала Альма, когда ей было весело и радостно. А рядом с ним вертелся кто-то помельче. Андрей протянул руку, и погладил обоих.
- А тебя я буду звать Клык, - прошептал он уже во сне, и невнятное существо вдруг приняло форму поджарого волка, огромного, лохматого, седого, с лобастой головой, и очень умными глазами. Ну прям Белый Клык в расцвете сил.
Разбудил его какой-то гомон. Причем гомон был не добрым. Андрей скатился с лавки, ударился о стоящий неподалеку калаш, выпутался из шкуры, служившей одеялом, нацепил пояс со "стечкиным", быстро вытащил из рюкзака пяток запасных обойм, и рассовав их по карманам, двинулся к двери.
Снаружи был вечер. Значит спал он часа три от силы. Посреди хутора, как раз там, где в его сне валялись и дурачились Клык и Аргус, стоял десяток спешенных всадников. Крепкие мужики. Не такие здоровые как он, но крепкие. Сухие, жилистые, с массивными предплечьями, что выдавало в них мастеров холодного оружия, кое торчало из-за спин, да с поясов. А вокруг стояли деревенские. И шел спор на повышенных тонах.
Стоило ему появиться, как спор прекратился, и все уставились на него.
- Рассуди нас, вашбродь, - обратился к нему кряжистый, какой-то узловатый, дед с седой бородой, проплешинами на голове, полным ртом отменных зубов, и удивительно ясным взглядом.
- Что случилось-то? - спросил Завацкий, - что за шум.
- Да вот, - дед кивнул, - дружинники барона Риголя решили на нас дань наложить.
- Вашего же барона вроде бы иначе зовут, - с сомнением огляделся Андрей.
- Ну да, - дед кивнул, и пожал широкими плечами, - наш-то, Иваша Любец, а этот соседний.
- Вы своему платите барону?
- Конечно, два раза в год, как положено.
- Ну так и гоните этих куда подальше. Пусть бароны между собой разбираются.
-Ты не торопись, охотник, - процедил один из всадников.