Аннотация: На прогулке после нескольких тяжелых дней. Скоро будет сделана иллюстрация к тексту, а сам текст расширен.
Кто-то поднимает голову вверх, если, конечно, поднимает, и видит лазурь, расчерченную длинными лыжнями перистых облаков. Я поднимаю голову вверх, прижавшись длинным, как лыжня, шрамом на затылке, к загривку. И увижу, конечно, как добрый волшебник в лазоревой островерхой шляпе выдувает паром фигурки уток. Этот волшебник, вне всяких сомнений - тот самый Гендальф, проживший много эпох и курящий не деревянную трубку, а железную трубку-вейп. Выдыхает он не дым, а пар, который прилипает к полям шляпы. Кто-то назовет это перистыми облаками, если, конечно, поднимет голову вверх.
Я отдираю шрам от загривка и упираюсь взглядом в воду, бороздимую утками-каравеллами. Непонятно, то ли эти пернатые - слишком четкое отражение пернатых-облаков сверху, и тогда я чувствую себя волшебником-божеством, курящим вейп далеко наверху. То ли эти облака далеко наверху - очень размытое отражение того, что живет тут, внизу. Старое стекло, пыль старины, проступающая из его глубин и пятна на поверхности, выстраивающиеся в надпись
"я устало отражать, я устало отражать,
но я мне не дано перестать" .
Пальцы примерзают к экрану телефона, а под ногтевыми пластинами, под кожей, под костями - пальцев и всего тела - ничего нет, совсем ничего. Там безоценочное, безшкальное, беспространственное, безвременное, не большое и не маленькое, не далекое и не близкое, не физическое и не ментальное - там никакое. Кто-то называет это "пустотой", я не называю это.
Этим вечером я выпью пустой полный сосуд ничего всего, не почувствую, не улыбнусь и не заплачу, не захочу и не пожалею.
С широко закрытыми глазами буду задыхаться полной грудью, выкрикивая проклятья, полные благодарности, не открывая рта.