Чуть почерневшей серебряной ложечкой принцесса ела черную икру. Ей было неинтересно, сколько служанки потратили на нее золотых червонцев. Ей было интересно только само вкушение изысканного блюда, которое не стоило портить маслом или хлебом. Принцесса никогда не совмещала продукты питания и ела все по отдельности. По понедельникам - траву, по вторникам - фрукты, по средам - орехи, по четвергам - рыбу, по пятницам мясо, в субботу питалась воздухом, и по воскресеньям - икрой.
Стекая черным жиром по пищеводу, она попадала в мешок желудка, где под действием кислоты превращалась в питательные вещества. В ночь на новую неделю принцесса обращалась в лосося, чтобы плыть против течения на нерест. Какое бы сильное оно ни было, принцесса всегда достигала своей цели. Только если мрачный медведь сильными челюстями под хмурыми бровями не хватал ее в прыжке на пороге.
Принцесса любила ходить по анфиладам дворца. Некоторые комнаты в ее доме были богато обставлены, и в золотых клетках там сидели павлины. В некоторых книжные черви расползались теплом и уютом, а древоеды точили свой путь в потолочных балках. Другие же были так плотно затянуты паутиной, что они ловили только пыль, в которой задыхались от голода пауки.
Их было очень много в этих заброшенных помещениях. Каждая временная трещинка в полу из драгоценных пород дерева была забита личинками пауков, и каждое новолуние они вылуплялись большими черными облачками, состоящими из таких маленьких капелек-паучат. В этих комнатах не было падали, поэтому ни коршуны, ни мухи там не жили. Паучки начинали питаться друг другом, пока не оставался самый сильный и большой паук. Ему будет суждено также задыхаться от голода, не имея сил доползти и напасть на других взрослых пауков.
Принцесса всегда приплывала на нерест в эти заброшенные комнаты, чтобы там разметать свою черную икру. Сомнения испытывают сильнейший голод и готовы съесть все до единой икринки, но те слишком тяжелы для их истощенных восьми ножек. И пока икра росла в течение предстоящих семи дней, становилась все тяжелее и тяжелее, заброшенная комната сама собой очищалась и от паутины, и от пыли, и от личинок с их трещинами. Линялые портьеры заново наливались румянцем, протертые ковры отращивали себе роскошные бороды, а свечи по мановению вдохновения зажигались теплыми огнями.
Тогда принцесса приходила в эту комнату и обживала ее. Неважно, какую роль она отводила той или иной новой комнате - спальни ли, обеденной ли, библиотеки или кабинетом - она всегда грела на груди змею жизни. Поэтому во дворце совсем не было свободно летающих птиц, только павлины в клетках. Ведь змеи съедали все их яйца, из которых потом не родятся новые лососи. На это способна только принцесса.
Так повторяется из недели в неделю, из месяца в месяц, из года в год и из вечности в вечность столько, сколько жила принцесса, а она жила никогда, потому что в вечности время теряет все стрелки всех часов и способно ориентироваться только на неравномерное тканье своих шагов со всех сторон сразу.
Но принцесса никогда не задумывалась об этом, она просто жила в своем хрустальном замке, и имя ей было Мирд, а имя второе - Лоаг. Ведь неважно, откуда течет река, если завтра она потечет в обратном направлении.