Сигнал звонящего в беззвучном режиме телефона вибродрелью вспарывает поверхность моего сна. Палец дергается в привычной двойной судороге сброса вызова. Я знаю, что проснуться придется, но этого так отчаянно не хочется делать, что я с упорством нефтебурильной машины бросаюсь разрабатывать еще неосвоенные месторождения сновидений раз за разом. Солнце, бьющее своими настырными лучами в оконный проем спальни, не улыбается мне, а с крикливостью нелюбимой мачехи только напоминает, что я должна. А мягкость подушки напоминает, что причин открывать глаза и радоваться новому дню, у меня нет. Зарытая в перины своего одиночества, я боюсь из них откопаться, как будто дружеские объятия только раздавят меня до состояния бесформенной каши, но никак не согреют и не ободрят. Я знаю, что это - неправда, но ничего не могу поделать с ежедневным утренним параличом, своей тяжелой тушей устраивающимся на моей груди и душащий меня корявыми лапами самоуничижения.
Каждое новое утро начинается с многократного повторения этой замкнутой трассы, а каждый вечер я мучаюсь бессонницей, подслащенной молитвами о скорейшем засыпании и надеждой на то, что в новом дне все изменится. Что я легко проснусь, с удовольствием умоюсь, заварю себе крепкий кофе и выпью его вприкуску с сигаретой, что после с удовольствием займусь работой, а вечер проведу в компании близких людей. Но предсонные надежды так и остаются надеждами-оборотнями, каждое новое утро перекидывающиеся в образ голодного загнанного зверя, который сам на себе ведет изнуряющую охоту.
Я не знаю, какое из звеньев этой цепи нужно сломать, чтобы вырваться из своего замкнутого круга, или к чьей помощи стоит прибегнуть для осуществления этого плана. Я не вижу выхода, не чувствую воздуха надежды, не ощущаю вкуса своих дел. Я устала, и оттого много сплю, но этот сон не восстанавливает силы.