Мои мечты отдыхают на берегах северных морей, босиком разгуливая по холодной и гладкой крупе серой гальки. В ней встречаются отдельные блекло-голубые камешки, хранящие в себе цвет морской волны. Ведь сами волны окрашены в темно-свинцовый цвет, жидкими токсичными пулями готовые убить всякого, кто осмелится нарушить границы их территорий в конце осени. Они и летом-то не отличаются радушием, гостеприимством и теплым приемом купальщиков. Что уж говорить о холодных временах года, которые на Севере длятся поболе теплых.
Мои мечты все больше отмораживают ноги будущей своей реализации, погруженные в стылую воду всего лишь по щиколотки. С каждым новым шагом болезненных фантазий стопы все больше теряют чувствительность. Вначале камни, мягко тычущие своими округлыми боками в кожу стоп, перестают вызывать дискомфорт в них при опоре всем весом на ногу. Спотыкания и подворачивание лодыжек больше не нарушают легкости, ровности и скорости ходьбы. Но эта красота является предвестницей скорой смерти. Если не мечты целиком, то точно ее обмороженных в ледяном свинце северного моря стоп. Еще чуть-чуть, и в них поселится нестерпимая боль сомнений, усиливающаяся с каждым новым шагом. Самое время русалочке мечты, обменявшей хвост комфортного пребывания в глубоком океане моей души на ноги претворения себя в жизнь, бежать прочь с побережья. Или вызывать службу спасения, если ступни замерзли настолько, что использовать их для перемещения больше нельзя, как нельзя использовать проржавевший насквозь механизм на производстве или затупившийся нож для нарезки мяса.
Вот только свинцовый северный океан уже достаточно долго нашептывает мечте звуками прибоя причины никуда не убегать и остаться с ним. Не навсегда, нет, еще ненадолго. Ведь мечта еще не рассмотрела всей прелести его унылой живописности с тончайшими оттенками серого цвета на небе, в воде и на крупе гальки. А мечта доверчива и легко уступает убедительным уговорам такого сурового и бесперспективного настоящего. Пройдет совсем немного времени, прежде чем обмороженные ноги потенциальной реализации тонкими льдинками сломаются под весом ее несбыточности, и она рухнет в холод набегающей волы всем своим идеально пропорциональным телом.
Океан настоящего, довольно урча и томно вздыхая, будет облизывать ее руки, груди, живот и бедра, потихоньку утаскивая прочь от суши и поверхности на самое дно, чтобы накормить ими вечно голодных спрутов комплексов, мурен проблем с самооценкой и удильщиков неверия в себя. Только чайки сожалений своими печальными, но безобразными и негармоничными криками, будут не то оплакивать кончину мечты профессиональными плакальщицами, не то высмеивать ее фатальную беспомощность циничными сатириками.
Пройдет время, и от мечты останутся только кости, покоящиеся на дне океана. Рано или поздно их вынесет прибоем на другой берег чьего-то чужого моря, или влюбленный ныряльщик достанет удивительной красоты мощи, прихватив заодно пару сундуков с золотыми кладами, россыпь ракушек поветвистей да жемчужин покрупнее. Дальше дело за малым - быть сданными в музей, или в морг, или в ювелирную мастерскую, или просто быть повешенными на стену в замке, чтобы там, под действием умелых рук, превратиться в интересный экспонат, важную улику, прекрасное ювелирное изделие или предмет гордости - трофей. В любом случае, мечта, пусть и в чужих руках, останется мечтой, радующей своим материальным воплощением в реальности своего владельца. А, значит, ее предназначение ее будет исполнено. Пусть и не мной.