В воскресенье проснуться можно было позже, чем в предыдущие дни, ведь игра уже закончилась, и единственное, что требовалось от сотрудников - вовремя собрать в две кучи себя и свои вещи , после чего без опоздания прибыть на точку отправления автобуса. Которая располагалась у ворот маленькой базы, а, значит, не требовала от похмельных организмов серьезных усилий по преодолению небольшого до нее расстояния. Собрать свои вещи тоже являлось простой задачей. В отличие от сборов на мероприятие дома, она не требовала размышлений о том, что брать с собой, а что нет, беготни по квартире в процессе комплектации чемодана (или рюкзака) и судорожного перечисления в мыслях всего списка вещей на предмет "а не забыла ли я чего". Но привести себя даже просто в вертикальное положение каждому из нас после игры было сложно, ведь большинство легло спать с первыми криками местного петуха, когда солнце уже закатилось на высокую точку дуги небосвода. Количество часов сна было столь малым, что никак не помогало своими немногочисленными хилыми ручонками сдвинуть с распластанного по кровати тела тяжелое одеяло опьянения, полученного в ходе завершающей вечеринки и разговоров после нее.
В моем случае под этим одеялом еще скрывались тяжелые цепи усталости от непрерывного плотного общения во время игры. С обреченностью приговоренного к казни узника я подергала свои кандалы, прочно вбитые в холодные каменные стены внутренней темницы. Шансов сбросить их и вспорхнуть в новый день легко и все еще немного пьяно и меня не осталось. Суровым прокуратором я лишила себя каких-либо преференций и призрачных возможностей амнистии для самой себя. Единственное, что я еще в состоянии была сделать - это подготовиться к выходу на эшафот максимально качественно, чтобы еще больше не потерять остатков достоинства в глазах толпы моих внутренних демонов. Впрочем, сейчас они носили имя "тараканов" под гнетом атмосферы тотального осуждения, созданной суровым внутренним прокуратором. Величественный царь выводка поразительно живучих внутренних насекомых, любое мое действие он (то есть я) оценит в лучшем случае снисходительно-пренебрежительно, мол, "все так могут" и "нечего гордиться обычными для остальных действиями".
Конечно, можно было бы пожалеть себя и отказаться от умывания, душа, разведения утреннего растворимого кофе и похода на завтрак, запихнуть вещи в сумку комом и, благодаря такой лени, начать ругать себя еще больше, но это только бы усугубило и без того мучительную казнь. Нужно было аккуратно сделать все перечисленное выше, красиво сложить вещи и вообще стараться вести себя, как "нормальный" человек. Ведь в автобусе мне предстояло вспоминать все события игры и те действия в их рамках, которые я сделала "неверно" или "недостаточно хорошо", глупых фразах, низкой скорости реакции на происходящее и прочие огрехи, которые может найти любой человек в своем поведении. Однако я заполняла водохранилище своего максимализма до краев, растворяя в его едкой жидкости все то, что было сделано хорошо, с тем, чтобы оставшись в одиночестве между галдящими коллегами, обрушить плотину игнорирования своих проблем и залить свое "я" кислотой непринятия себя и нелюбви к себе. Она выжжет все деревушки рациональности и уважения к себе до самого горизонта, а потом еще и вытечет из слезных каналов глаз скупыми ядовитыми слезами, отравляющими намерение обнять друга и пожаловаться ему на усталость и недовольство собой.
Отравленной и измученной девой в раздрае я снова буду смотреть в окно, сгорбившись на своем сиденье, путаться глупой беспомощной мухой в мягкой плесневой паутине первых цветов, позволяя колдунам и ведьмам леса собирать свои кости из болота разъеденной невралгией плоти, чтобы ими сыграть похоронный марш на гулких барабанах маленькой местечковой смерти.
Но это все - не впервой. Так сжигать себя в огне старости духа мне приходилось уже много раз, и я знала, что обязательно воскресну из собственного пепла, в который дома обязательно упадет кристально чистая слеза принятого небезразличия любимого человека. Недаром украдкой, про себя, я дала себе прозвище "Феникс". Потому что воскресаю каждый раз, сколько бы времени и сил это ни отняло.