Город зацепился крышами своих домов и частоколами высоток за серый синтепон облака. Он не может выпутаться из него уже больше суток. Картина за окном, куда все жители постоянно кидают взгляды в порыве задумчивости или прокрастинации, перестала отбрасывать их с агрессией чего-то нового, непривычного и неправильного. Серое марево тумана перестало быть чужеродной субстанцией с законсервированными в ней уродцами неведомых страхов и опасностей. Теперь оно стало просто наполнителем плюшевой игрушки, в которой закоротили контакты из-за высокой влажности опустившегося на Город облака. Теперь он тысячеголосой записью детских голосов кричит "мама-ма-ма" и шумит помехами осторожно ползущих по мокрым проспектам машин.
С заходом солнца становится немного страшнее. Бары и рестораны, закрытые на время локдауна, слепо разевают свои ярко подсвеченные неоном пасти витрин, вокруг которых в неспешном хаотичном ритме бессильного разочарования снуют туда-сюда синеющие трупной бледностью алкоголики. Их пытаются поймать на гарпуны противотуманных фар проезжающие мимо патрульные автомобили, но плотность туманного синтепона столь высока, что он не пропускает ничего - ни грубых орудий фонарей и направленных лучей света, ни тонких удочек взглядов. Рассеивает их в себе цветными облачками пастельных оттенков, на которых если и пасутся единороги, то с радужной плотью, ошметками свисающей с хрустальных костей.
Такими же ошметками кажутся и редкие прохожие, почему-то не успевшие спрятаться в уютные квартиры до наступления темноты. Сейчас уже темнеет рано, за пару часов до момента окончания рабочего дня, ноябрь на дворе все-таки. И горе тем, у кого нет возможности работать на удаленке из дома, и приходится выходить на промозглую улицу. Словно мотыли залетать прямо в теплое влажное брюхо кошмарной прожорливой жабы, навевающей сны наяву. Приходится становиться порождением кошмара какого-то ребенка, который будет с криком "мама-ма-ма" просыпаться посреди ночи где-то там, в другом мире, трясясь от ужаса и не ведая о том, что его голос только что стал одним из сонма других, вопящих в Городе и не желающих оставаться в нем ни минутой дольше.
Но у них нет выбора. Из Города не уйти.
***
Я в очередной раз покосилась в прямоугольное слепое бельмо окна. Землисто-синяя, грязная взвесь висела за ним, за день став прозрачней слишком незначительно, чтобы давать хоть какую-то надежду на скорое выныривание хотя бы моего района из этого облака. В горах, где воздух чист до звона, и всегда можно подняться выше любых туч, такие явления мне всегда нравились. Поднимаешься выше какой-нибудь хмурой тучки, особенно, если пешком - и чувствуешь себя королевой этого мира, заставляя ее подобострастно облизывать тебе пятки, пока солнечные лучи коронуют тебя золотой диадемой, кованной из самого света. Совсем другое дело - утонувший в сонном непрозрачном мареве мегаполис, который словно топит кто-то большой и очень злой в его же собственных страхах, чтобы выведать секреты разумности и рациональности, так мешающие утянуть множество миллионов человеческих душ, принадлежащих горожанам, прямо в Бездну. Прямо в Город.
Я оторвала взгляд от грязной пустоты за окном и перевела его на пачку сигарет, небрежно брошенную на письменный стол. Курить по-прежнему не хочется. Уже месяц. Все страннее и страннее.