Пальцы мануальщика запускают глубоко в мясо медленно вращающиеся буры боли. Выдавливают из его волокон сок признаний. Я готова сделать любые из них в ответ на даримые ими ощущения. Кожа в ужасе сокращается мурашками, будто пытаясь сползти по их крошечным ступенечкам на пол. Лишь бы уползти куда-нибудь подальше от почти невыносимой боли, например, под шкаф. А мне становится еще и холодно помимо всех оттенков неприятных ощущений, которые невозможно себе вообразить, услышав словосочетание "массажный стол".
А ведь именно с него, так призывно зазывающего прилечь ртом своего отверстия для лица, и началась эта невыносимая процедура. Я - человек доверчивый, поэтому любого рода зазывалам не стоит ни малейшего труда заставить меня завернуть именно в их заведение. Будь то ресторан, лавка на рынке или какой-нибудь мастер-класс. Но не всегда содержимое этих заведений соответствует заявленным зазывалой качествам. Вот и в этот раз искусная игра на хороших воспоминаниях о прошлых процедурах, на ожидании облегчения после сеанса и на женской психологии, такой падкой до красивых новых вещей (а стол этот был приобретен мануальщиком чуть менее двух недель назад), сыграла со мной злую шутку. И теперь это приветливое отверстие для лица со всей силы стиснуло свои овальные челюсти вокруг него, тоже начав причинять боль своими, как казалось ранее, скругленными, обитыми мягким материалом краями, а как кажется теперь - сделанными из гранита с острыми сколами.
Рот отверстия для лица грубо его жует, и лицо сминается в гримасы боли. Брови сходятся клином к переносице, скругленное складкой кожи острие которого давит сверху на губы. Повинуясь этому давлению, они выгибаются вверх в вымученной улыбке, и уголки губ тоже решают заняться оригами и складывают кожу вокруг себя в безысходные кожаные скобки. Весь этот макет по форме напоминает выражение радости и удовольствия, но его внутреннее содержание - до онемения челюстей стиснутые зубы и пропорции маленьких изгибов - придают смятому лицу горестное выражение тяжелых мучений. Не хватает только слез, капающих с покатых верхушек бледных щек на линолеум, но эту роль блистательно выполняют сопли, текущие из носа. "Не стоит делать массаж спины во время насморка", - заключу я много позже, когда приду в себя после этой процедуры спустя неправдоподобно огромное количество часов уныния и безысходности. В это состояние меня заботливо заталкивают пальцы мануальщика.
После процедуры, когда я буду сидеть, вся скрючившись от теперь уже душевной боли, на краешке кровати, отвернув к окну так и не расправившийся комок лица в попытках теперь уже подавить рвущиеся наружу рыдания, мануальщик будет что-то говорить о нормальности такой реакции. Он заставил мышцы расправиться и выйти из недоверчивого состояния спазма, разжать их сведенные судорогой пальцы волокон и отпустить нервные окончания. Теперь по ним снова вприпрыжку бегает электрический ток импульсов, Гермесами передавая разным участкам тела приказы мозга-Зевса. Только верховный бог гневается по придуманной им же причине и отправляет со своим крылатым на сандалии посланцем не благие вести, а полные ярости молнии. И целые нервные цепочки, которые суммарно в длину равняются длине моего тела, превращаются в них. Эти разряды тока выжигают мой внутренний мир жестоко, безразлично и полностью, без остатка.
Я буду приходить в себя после процедуры еще два дня. В первый из них я буду лежать в кровати на боку и с ослиным упорством заставлять себя смотреть сериал. Это попытка переключить внимание и не слышать того, о чем орут во все горло мои эмоции. Сейчас с ними бесполезно вести диалоги или пытаться подавить. Истерика, пусть и беззвучная, должна прогореть лесным пожаром сама. Только на ее исходе можно заливать остаточные очаги возгораний водой самоутешений, рефлексий и медитаций.
Второй же день уйдет на уборку хлама последствий экологической катастрофы во внутреннем мире. Для этого выработан многократно проверенный метод приведения природного баланса души в норму - многочасовой сон, чередующийся с медитациями и с тем же просмотром сериала, только уже вызывающего в этом новом состоянии неподдельный интерес.
Потом можно будет засеивать обновленную землю семенами выводов, путь к которым был найден в белой пустоте медитаций и черной пустоте сна. Можно будет что-то начинать делать - вот, поработать не помешало бы. И пообщаться с друзьями, сообщения от которых во время пожара полностью игнорировались. Выйти на пожарную лестницу, чтобы жмуриться от солнечных лучей и табачного дыма (потому что в пальцах будет зажата сигарета). Сварить ароматный кофе. Приготовить ужин.
Бытие феникса болезненно и мучительно. Но переживать прекрасную свежую весну после каждого сгорания заживо - это удивительный дар, который придает им смысл. И даже иногда возникает желание пережить сгорание до сажи заново, чтобы после него вновь проклюнуться юным ростком нежного подснежника. Даже если за окном метель. Даже если испепеляющая жара. Время года для феникса не важно.