Я лежу в темной комнате с закрытыми глазами и каждые пять минут замираю в позе новой морской фигуры. То летящий Супермен, то эмбрион. Однако квалифицированный рабочий из транснациональной компании по сну и отдыху самого мистера Морфея не торопится почтить своим присутствием мои уставшие тело и разум. Ладно бы, место этой его ночной командировки располагалось где-нибудь в глуши, затерянной в тайге космического безумия. Нет же, я лежу на двенадцатом этаже дома почти в центре города-миллионника, где любых страшных хищников вроде шатунов-гризли чьей-то ненужности, тигров-людоедов чьей-то сломанной мечты или больных бешенством лис одиночества если и можно где-то найти и посмотреть, то разве что за решетками палат-вольеров психиатрических больниц. Или по телевизору в какой-нибудь программе об окружающей среде, сценарист которой смакует все кровавые сцены с неприкрытым гедонистическим наслаждением.
Моя же комната тиха, спокойна, чиста и уютна. Все необходимые для качественного сна условия. Но на поверку эти ее непревзойденные свойства не обеспечивают должного для командированного на ночь специалиста уровня комфорта.
... Море волнуется два.
Поэтому внутри черепной коробки сейчас работают неквалифицированные и ленивые мигранты мыслей, которые даже под руководством проверенных прорабов-снотворных продолжают творить всякую дичь. А она редко заканчивается чем-то если не хорошим, то хотя бы безвредным. Приставания к юным девицам новых мечтаний заканчиваются их похищением и продажей в рабство неуверенности в себе. Построение планов на грядущий уже через пять часов день терпит крушение при столкновении с хоть и не вечным, но куда более массивным и жестким айсбергом физической разбитости по причине недосыпа. Сладкий нектар потенциально хорошего настроения собирается не трудолюбивыми пчелами исполнительности, а комками мимо пролетающей пыли. Мигранты эти, чьи-то чужие мысли, исповедующие другую, непонятную и жестокую религию, ведут себя нагло и вызывающе. Чувствуют себя не гостями в моей голове, допущенными в ее чертоги ради культурного просвещения, а хозяевами, готовыми выгнать аборигенов - мои собственные суждения - прочь с их новой территории.
Если так пойдет и дальше, я тоже попаду в зоопарк диковинных психологических хищников в соответствующей лечебнице, чтобы меня там посадили на диету из круглых отбивных таблеток, продолговатых сосисок капсул и компота из смеси физраствора с веществами, попадающий сразу в кровоток посредством иглы и полой трубки.
... Море волнуется три.
Мигранты чужих суждений пляшут лезгинку верхом на бензобурах обрывочных фраз, услышанных в реальном мире в течение дня. Наездников таких сотни, и все они столпились внутри маленького пространства моей черепной коробки. Стоит заглохнуть одному, с утроенной силой виски начинают сверлить двое других. Бесконечно большие и микроскопически маленькие, предельно близкие и непостижимо далекие, эти звуки сливаются в нестройную какофонию фортепианных шагов. Подавленные этим засильем, мои родные мысли, аборигены моего "я", нет-нет, да начинают злиться. Теперь к рвущему барабанные перепонки шуму чужих выкриков и скандирований присоединяется еще и пожар моей собственной злобы. Вначале робко неуверенно он распаляется, обливая отдельных маленьких незваных крикунов бензином бескомпромиссного посылания на все четыре стороны и его поджигание искрой решительного отказа думать об этой ерунде. Потом все уверенней нападает на мыслительных мигрантов и громит их кривые постройки. Заливая эти трущобы праведным напалмом гнева.
Проходит еще час. Месяц назад в это время на улице уже рассвело бы. Но осень все настойчивей стучится в души и, лично в моем случае, мешает их телу-носителю нормально спать. Ежегодная потеря навыка нормально погружаться в сон. Рановато в этом году, но ожидаемо. Пожары все еще горят, и могут гореть до самого будильника. Слишком много мусора все еще может полыхать. Поэтому я в который раз иду к серванту, чтобы достать из него самый сильный свой седативный препарат, а потом на кухню, чтобы погреть себе молока с медом и что-нибудь съесть. Не потому, что я проголодалась на этой войне с бессонницей. Само по себе жевание, особенно чего-то вкусного, успокаивает и ласково говорит, что все будет хорошо.
... Морская фигура замри!
Я снова лежу в темной комнате с закрытыми глазами. Границы моего сознания снова становятся проницаемыми для незаконных мигрантов внушенных мыслительных паттернов. Седативного средства хватило только на то, чтобы не позволить огню собственной злобы разгореться вновь. Но этого мало. В бессилии я продолжаю ворочаться, когда, наконец, из соседней комнаты в спальню возвращается любимый человек. Стоило ему улечься мне за спину и положить одну руку на плечо, как любые мысли - и свои, и чужие - мигом испарились под жаром его любви. Осталось только спокойствие и умиротворение. В последние секунды бодрствования я замерла в позе уютного клубочка с улыбкой на губах. Такое рабочее место устроило квалифицированного сотрудника транснациональной компании по сну и отдыху самого мистера Морфия и он, наконец, почтил меня своим присутствием. Я заснула.