Осень сухим листом ломает меня в моей хрупкости. Воздух пахнет кофейной горечью, плечи сутулятся усталостью сотен жизней. Ветер облизывает влажным языком моросящего дождя мою лысую голову в тщетных попытках найти локоны, которые можно спутать в рыболовную сеть. Блики закатного солнца в разгар сегодняшнего полудня серебрят лиловые ресницы.
Я обреченно иду по парку, надеясь, что с холодами сердце не начнет отставать от ритма ходьбы. Дальше ночь будет отгрызать все большие куски от светового дня, превращая ругань ворон из раздражающей в тоскливую.
Сердце обмирает и умирает в тугой неге ожидания пришествия морозной смерти. Холодный ветер системой вентиляции раздувает паруса юбки, готовые унести меня на чужие берега несбыточности. Мне хочется распахнуться нагой в поле золотой пшеницы и замерзнуть там до трупной синевы на губах. Чтобы ими целовать кого-то столь же остывшего, какой я стану через всего лишь на всего месяц.
Сигаретный дым лениво ползёт над пепелищем обгоревшего леса сознания. Он уносит терпкими воспоминаниями дни пьяного лета. Глинтвейн обдает глотку пряным жаром, и она готова надорваться в радостном крике ведьмы на костре. Мои кости проступают в окружающий мир легкими выпуклостями под молочно-белой кожей, и я хочу, чтобы они выглядывали еще резче.
Но этого нельзя допустить. Героиновая ломкая красота имеет свои синюшные прелести, но я не могу ее себе позволить больше. Ведь я должна быть здоровой и сильной, чтобы хватило воли и сил на исполнение своих мечтаний. Взмыленным, пыльным Сизифом я буду вкатывать их глыбы на вновь открытые вершины, чтобы они с грохотом неслись вниз на старые новые ступени. С них тоже придется подниматься и забираться еще выше, под самую пронзительную синь осеннего неба.
А ведь это только начало. Первые холодные недостаточно, чтобы замерзнуть насмерть, дни обещают предсмертную сладкую судорогу длинной в целый ноябрь. Когда озимые будущих свершений будут засеяны перед грядущей спячкой, останется всего-то на всего приложить все имеющиеся силы к тому, чтобы проснуться весной. К тому, чтобы не прекратиться в вечную ледяную скульптуру, изваянную по моему образу и подобию.
Пока же остается довольствоваться только обещаниями первых нежных холодов, перышком прощания щекочущих нервы. Эти легкие смычки неуловимой мимолетности играют на них партию кричащей чайкой скрипки. Духовые инструменты водосточных труб вторят этому ноктюрну, в точности повторяя мелодию всем известного стихотворения. Бубнами звенят капли частых отныне дождей, свирелью напевают пока еще зеленые листья, варганом гудят шины машин.
Остается только покорно жрать неизбежности, будучи опутанной веревками безвременья. За грудиной ворочаются угри вожделения, и я могу только мечтать о превращении листьев в гниль, а почвы - в грязь. О превращении души в трясину, сознания - в омут. Завести в нем чертей боли и демонов ужаса. Кормить их своим светом.
Главное не перекормить. Главное, чтобы он не погас.