По рёбрам бегут мурашки, спотыкаясь о шрамы, падая и кувыркаясь, но продолжая свой марафон ознобной легкости. Когда они допрыгают до головы, то на ней зашевелятся волосы, потому что эти морозные мушки будут оттанцовывать легчайшую джигу на ссадинах, которые есть даже на коже головы. Скрытые прядями, растрёпанными в прическу. Мои эмоции так же растрёпанны и взъерошены, но именно своей спутанностью и хаотичностью создают иллюзию пугающе продуманной прически. Моя духовная стрижка обрастает и с каждой секундой пытается потемнеть, но никогда не обретёт цвета вороного крыла, как у отца, или серой, хоть и закрашенной, седины, как у матери.
Много волосков, тонких, покрашенных и неестественных - словно из пальца высосанных, ведь анализ крови из пальца - что может быть неестественней, и тем не менее в этом вся я. "Много волосков", судари и сударыни, читайте как "много слов". Потому что внутри морские узлы невысказанного и невыразимого. Нежности, способной убить своей мягкостью. Благодарностью, готовый переломать все ваши рёбра в обхвате моих рук. Принятием, готовым задушить саму меня своей безотказностью. Любовью, могущей порвать каждый миллиметр моего мраморного мяса на тончайший хамон в лучших иберийских традициях. Я не могу все это выразить и подарить , да и не знаю нужно ли оно - представьте себе взгляд, в котором можно прочесть такое - и не свихнуться.
Я заканчиваю свой словесный танец, ваше дело лишь увидеть. А что вы увидите - дело ваше: пятиминутку хвастовства, стремление самоутвердиться, неровный пульс, ухмылку на правой щеке и сто тысяч слез на левой. Смотрите между строк, поперёк предложений, в завитки букв. Мне не все равно, но сейчас сердечко бьется на другой частоте, и мне остаётся лишь надеяться и желать не оказаться единственным одиноким кашалотом, чьи частоты не совпадают с частотами других представителей вида.
Вы прекрасны. Вы ужасны. Удивительны. Омерзительны. Я люблю вас и восхищаюсь вами. Задохнусь в сон с этим ощущением.